О.Т. Завгородний
Сколько требуется поколений на время одной эпохи? Десять? Сто? Тысяча? А может ли случиться наоборот, чтобы за время жизни одного поколения перед ним прошли, как в кино, целых три эпохи? Веруя в себя, люди добиваются небывалых результатов. Веруя во временные фетиши, люди, чаще всего, показывают, что они верят. Где-то высоко-высоко, в неформальной области бытия, ритуалом может подмениться суть. Именно по этой склонности к показухе действий можно легко отличить любое настоящее от его имитации. Двухвековой давности показные формы — потёмкинские деревни — населяли вполне приличные люди, и не помышлявшие быть частью декорации, даже находясь в этой декорации. Социализм поднял показуху значительно выше. Показным стало поведение и даже мысли людей, но оставалось неизменным главное: приоритет человека. Сегодняшнее время устранило этот «недостаток». Имитация получила право доступа к рычагам власти, образованию и воспитанию. Демонизм стал стремиться управлять нашей жизнью. В этих условиях апофеозом показухи стал… сам человек. Быть свободным, независимо мыслящим и духовно чистым в условиях тотальной имитации очень трудно. Человека сегодня часто «изображают»: и его доброту, и его ум, и его образованность, и его веру, и даже поведение. Эта «голограмма» с молчаливого согласия общества и принимается за удобный оригинал, который легко, слишком легко, трансформировать как угодно, в соответствии с запросами вечно переворчивающегося русского времени. Ненастоящее очень стремится к максимальной похожести на правду. Единственное, что ещё невозможно имитировать, — это реальное производство. Производство машин, чертежей, продуктивных мыслей и воспитание реального исполнителя. Ненастоящий инженер не сможет создать настоящей машины. По понятным причинам весь показушный мир эти люди дразнят и злят, но как бы то ни было, сама показуха опирается не на пустоту. Реалисты нужны ей как фундамент. Институт имитаторов становится всё больше, а фундамент — тает.
Эта небольшая философская преамбула-экскурс нужна для того, чтобы понять подвиг заводчан, живущих сегодня именно производством, а не торговлей или притворством. Сильные и успешные практики в России сегодня — редкость. Тысячи людей в цехах удивляют приезжих высоких гостей и всевозможные комиссии. Эту, чётко организованную, высокотехнологичную силу, сохранившуюся в крепкой промышленной «глубинке», гостям показывают с гордостью. И гости — гордятся. Увы, гордых мест у нации осталось намного меньше, чем мест бойких. Иная эпоха вбирает в себя жизнь десятков, а то и сотен поколений, и становится эпохой, на которую человечество оглядывается с благодарностью. Но время перемен — перекрёсток нескольких эпох, — в водоворот которых может попасть единственная чья-то жизнь. Эпоха социализма, эпоха перестройки и новейшие времена: кто погиб и кто остался? Почему? И благодаря чему? Ветераны сегодня имеют возможность, не стыдясь, оглянуться на своё заводское прошлое. Завод уцелел и многое повторяется, к счастью. Первые впечатления молодого специалиста, первые друзья, первая проба собственных сил. Личная жизнь, ценная самым главным — личным участием в полезном деле.
О.Т. Завгородний: «Приехал я в Ижевск по распределению 5 февраля 1966 года, после окончания Пермского политехнического института, где проучился пять с половиной лет по хрущевской «системе», а именно: те, кто пришёл в институт без трудового стажа, первые два года работали. Так было положено: днём — производство, вечером — парта. Мне повезло. Я учился и начал работать в тот период, когда послевоенная наука и промышленность кипели, а застойные времена ещё не наступили. Это был расцвет, пик для трудового человека: и для ученого, и для рабочего, и для общественного деятеля. В городе Березники, где я родился и вырос, в Пермской области, мальчишки, как и везде по стране, интересовались электричеством, удивительным миром работающих схем. И я закончил институт по специальности «инженер-электрик». На Ижевском радиозаводе я оказался единственным инженером-электриком. Такой службы ещё не было и её создали заново».
Оглянемся. Труд при социализме нельзя было имитировать. За это можно было поплатиться вплоть до уголовной ответственности. В людях существовала романтика труда, которая сближала и поднимала возбуждённые души ввысь. Именно через труд люди находили свою любовь и друзей. Реальностью было и то, что, воспитанный в труде человек мог работать просто за идею. Сегодня это осмеяно. Выгода человеческой жизни понимается слишком просто и коротко: только материальное. Выгода человеческого сердца и выгода души — понятия слишком абстрактные, возможно, даже близкие к религиозным чувствам. Пусть так, но разве полон живущий человек без них? Разве может он состояться на одних деньгах и вещах, на одном поверхностном любопытстве, вне красоты самоотдачи? Признак богатого человека — избыточность. Бедные в зарплате были неистощимо щедры друг для друга душой и сердцем.. Вот что удалось сохранить до сегодняшнего дня в уникальном островке человечности, на Ижевском радиозаводе. Это не формальные вещи, не так просто выразить их в словах, но они есть, есть и люди, которые хотели бы уберечь своё неформальное богатство, от которого, пожалуй, зависит здоровье и целостность всего остального.
...Часовой перелёт из Перми до Ижевска долгим не показался. Ночной рейс перебросил молодого специалиста из Перми, из огромного, сверкающего огнями города, в иной мир, в иную судьбу, которая начиналась настороженно. Новый город впечатления не произвел. Деревянный Ижевск встретил гостя ночной тишиной деревянного старого аэропорта. Была зима. Свободных номеров в гостинице не оказалось, а по поводу таблички «Мест нет», администраторша не то пошутила, не то сказала правду: «С войны ещё висит»... Молодой инженер переночевал в случайном частном доме. Вот и первое утро. Пора являться к месту назначения. Где радиозавод? Никто не знает. Наконец кто-то подсказал: автобус № 19 довезёт. По булыжной мостовой автобус действительно дотрясся до проходной. «Ходит только до 30-й столовой», — пояснили местные знатоки. Ну, что ж. Молодого человека встретила деревянная проходная на «курьих ножках». Хотя в это время здесь уже изготовляли сложнейшую электронику для орбитальных космических станций и военной промышленности Советского Союза, но о внешнем благообразии заботились мало. Цеха давали продукцию высочайшего качества, такую же безотказную, как и сами люди, работающие здесь. Директором завода в это время был весьма неординарный руководитель Алексей Иванович Урбан.
Весьма активного, серьёзного и грамотного молодого человека практически сразу же избрали секретарём комсомольской организации службы. Молодой человек оказался очень разносторонним и пришёлся впору не только к рабочему месту, но и к душе коллектива. Еще учась в школе, Олег получил первый разряд по баскетболу и успел поиграть за сборную страны. Позднее играл за сборную института, был председателем спортивного комитета. Не заметить отличный послужной список специалиста и спортсмена было невозможно. Вскоре Олег Завгородний стал тренировать сборную радиозавода по баскетболу, имея к этому времени уже звание мастера спорта. «Мастерство», естественно, не афишировалось, просто тренировал своих ребят.
Это случилось в первый же год работы. Так была поставлена планка личной активности и сделана заявка о серьёзности того, что любое дело можно довести до отличных результатов. Управление наукой — весьма сложное занятие. Однако верное направление в работе с людьми, организация их внешнего движения, забота о внутренней комфортности людей, — это дело, пожалуй, посложнее микросхем. В 1969-м, Олег Завгородний возглавил комитет комсомола Ижевского радиозавода. К деятельности комсомола скептически относились многие и в те годы, но радиозавод опять случай особенный. Умные и энергичные люди молодого и среднего возраста, они слушали и понимали друг друга. Более того, они считались друг с другом. Высшая дисциплинированность в электронных цехах находила своё отражение и в человеческих отношениях. Можно ли было сравнивать пермских друзей и ижевских? Удивительное дело, но сравнивать было нечего. Техническая интеллигенция, каста увлечённых людей, всюду в стране была примерно одинаковой, с той лишь разницей, что Ижевский радиозавод вобрал в себя лучших выпускников технических вузов со всей страны. Они привозили сюда новую культуру, новые традиции и все это причудливым образом перемешивалось в золотой сплав рабочей дружбы и жизни. Наукоёмкое производство концетрировало на заводе людей с высшим образованием. Действительно лучших. Этим, наверное, и объясняется очень высокий уровень самосознания и гражданской активности людей в этом месте и в этом времени. А, забегая вперёд, можно указать: и в другом времени тоже. Было очень интересно. Выпускников на завод распределяло Министерство общего машиностроения, МОМ, — безликая серая вывеска, под которой скрывалась интеллектуальная и техническая мощь страны. Различные научные и культурные школы пересеклись в космической кузнице по имени «Ижевский радиозавод».
Вот эпизод, показывающий авторитет секретаря комитета комсомола завода. Если молодёжный «шеф» приходил в цех, на пороге его встречали начальник цеха и секретарь цеховой комсомольской организации. Зачем, скажите, вспоминать то, что уже минуло? А неужели прошлое нужно безжалостно отбрасывать целиком? Неужели оно не имеет уроков? Неужели оно в нашей жизни не является фундаментом, а лишь, «переваренное», безжалостно и с отвращением забывается? Кто мы? Строители времени или его «проедатели»? Откуда возникала чёткость действий? Спасибо отличной вузовской школе, спасибо абсолютной непоказушности военного производства. Именно «технари» не склонны верить результатам и не склонны никого убеждать в этих результатах. Они знают и поэтому делают. Практики чуют друг друга на расстоянии, какое бы время на дворе ни стояло: социализм или капитализм. Практики не умеют притворяться. Завод — альма-матер для характера тех, кто к нему «припаялся», прикипел, приварился.
О.Т. Завгородний: «Каждый год к нам на завод приходило до 400 молодых специалистов, съезжавшихся со всего Союза. География полная: Сибирь, Юг, Свердловск, Таганрог, Архангельск, Москва, Рига. Я застал ещё то время, когда комсомол был на подъёме. Когда я начинал, комсомольская организация радиозавода насчитывала 1500 членов, а когда уходил, через три года, численность комсомольцев была иная — 3600 человек. И это не насильный показатель, не показуха. Комсомол на заводе обладал реальной силой, к нему обращались, в него шли осознанно. Комсомольцев всегда поддерживал Алексей Иванович Урбан, директор завода. Звучит фантастически, но комсомол на заводе решал все вопросы: и жилья, и быта, всё, чего бы это ни касалось.
Помогала молодость. Начальники всех основных цехов имели возраст до тридцати лет: они — понимали. Комсомол мог заявить парткому: «Рекомендацию товарищу такому-то не дадим!» И не давали, портили планы и показатели парткома. Нас, комсомол, не могли заставить нарушить свои принципы или врать. Мы реально были независимы и эту независимость весьма ценили.
Я ведь не думал, не гадал связывать свою судьбу с карьерой чиновника. В молодёжных организациях работать тяжело, именно тяжело. Большое напряжение. Многие ошибочно думают, что работа с молодежью, — это организация только гулянок.
А вопросы жилья? С жильем всегда было трудно, молодые специалисты ждали своей очереди. Завод построил дом на Кооперативной, 1, малосемейку. Я пришел к Алексею Ивановичу Урбану и обрисовал обстановку: огромное количество молодых специалистов живёт в деревянном секторе, снимают квартиры. От имени комитета комсомола попросил выделить для них жилье. Нам отдали распределять не одну, не пять квартир, — полдома! Это жильё комитет комсомола распределял самостоятельно. Разумеется, вес молодежной организации после таких действий только прибавился. Мы, молодые специалисты, никогда не лебезили перед старшими. Председатель Совета молодых специалистов Толя Драпико, умный парень из Казахстана, однажды пришёл ко мне и говорит: «Вот тут неправильно изделие осваивают, надо бы технологию изменить. Я подготовил предложение и сделал чертёж. Можно вывесить для обозрения?» Я отвечаю: «Можно, но только сделай три экземпляра». «А для чего три?» «Потому что первые два сорвут». Так и случилось. Вы представляете, что такое вмешаться в военное производство, изменить технологическую цепочку? Шум, чрезвычайная ситуация. Начальство старается избежать непредвиденных конфликтов. Валерий Александрович Шутов в то время был главным инженером завода. На шум ему пришлось реагировать. Он послал в цех специалистов, выяснить суть технического заявления. Выглядело это как стенгазета, ватман, прикрепленный к стене. После того, как сорвали вторую газету, я сам явился к Шутову и заявил: «Соберите специалистов, вы же обязаны это делать. Объясните, если не согласны с предложением, и почему? Поймите, это же молодые специалисты, и они ничего от вас не требуют. Они за производство болеют, предлагают улучшение, работают, со временем своим не считаются». Шутов понял, учёный совет собрал. Люди стали доверять друг другу еще больше».
Ах, энтузиазм, какое замечательное, чудесное время! Спроси любого из старичков: «Хочешь, чтобы оно повторилось?» Не задумываясь, ответит: «Да!» Помимо основной работы задерживались подолгу вечерами, создавали своё собственное общественное конструкторское бюро, пробовали силы, конструировали. Кто-то конструировал медицину, кто-то приёмники, кто-то тестовую аппаратуру. Жажда новых дел безошибочно вела людей к закаленности характеров, устоявшейся профессиональной хватке, к почти невербальному чувству и чутью и профессиональной дружбе. Энтузиазм нужен для того, чтобы научить людей особой светимости душ — светить сообща. Никто никого не заставлял, всё бесплатно. Возможно, такая комсомольская организация в Ижевске была единственная, которая осознавала себя и потому никогда не прогибалась, как сказали бы нынешние. Очевидно, существует критическое число, критический процент состоявшихся личностей в коллективе, умных, инициативных людей, которые в принципе не могут быть пассивными исполнителями — ни поодиночке, ни все вместе. Гимн энтузиазму, — это не плач о прошлом, это, скорее, колоссальный резерв нашего будущего, национальное достояние, которое пошатнулось, но не исчезло. Энтузиазм личности не позволяет превратиться в показуху не только делам, но и слову, то есть личным принципам и незаёмной принципиальности.
Единственным портретом секретаря заводской комсомольской организации на Доске почета в обкоме, был портрет Олега Завгороднего. Комсомольское начальство было не принято «прославлять» таким образом. Многие гнались за показателями, этот — рапортовал делами. Время тотальной показухи началось в середине 70-х. Именно тогда многие поняли: показуха — первый признак близкого разрушения.
О.Т. Завгородний: «Мне сильно повезло. Моя молодость пришлась на период наивысшего расцвета человеческих отношений в стране. Мы часто жили в режиме «походов»: за техническими знаниями, за шефской помощью, за политическими знаниями, за культурными инициативами, за спортивными результатами. И ничего, кроме доброты, эти походы, выполненные от всей души, не приносили. В результате люди находили самих себя. Рейды нашего «Комсомольского прожектора» по цехам были тоже небезрезультатными. Вместе с руководством просчитывали технический эффект от внедрения новшества в исправлении недостатков и настоятельно требовали от администрации: перечислите на счет комитета комсомола сэкономленные средства. То есть, не просто кричали «агитки», а были реальной технологической и экономической силой. Получается, что свою перестройку мы начали еще в 60-х, перестройку с плюсом, во имя всех, никого не уронили и никого не потеряли».
«Партийный рост подразумевал послушание. Мне предложили: либо ты идешь заведуюшим отделом агитации и пропаганды горкома партии, либо возвращаешься на радиозавод. Я немедленно выбрал второе».
Активного и успешного молодого человека «забрали» с завода в горком комсомола: «Как я не хотел уходить, но в то же время понимал: в комсомоле нельзя оставаться до пенсии. Надо двигаться».
Увы и ах, в любой эпохе есть силы, которые располагают судьбой человека, претендуют на неё, единственное сокровище человеческой жизни, собственную судьбу. Сколько же зависит от одного-единственного человека, от «моторчика»? Если есть один «пускач» и есть у него связь с остальным мотором, коллективом, заведутся и остальные. И успеют совершить много прекрасных дел, успеют вырасти и научить своих детей тому, о чём ни один учебник не скажет. Успеют и поплакать и посмеяться, и оставят время на воспоминания: «Говорят, я был жёсткий в своем стиле руководства. И многим это не нравилось».
Всякий руководитель, пришедший к этой профессии от своего технического начала, знает, что внятность действий и успех зависят не от лирики, а от ясности взгляда и мыслей руководителя, от практических устремлений и технической способности структурно мыслить. Общество — это та же схема. Показная, она не будет работать никогда. Самодисциплина может полностью заменить дисциплину только в одном случае, если работа по душе. Жизнь складывается из уроков и далеко не всё в ней бывает гладко. Закон жизни очень прост: человек может состояться как человек только в одном случае, если он не приносит никому сознательного вреда.
Завод — это крепость, построенная твоими руками, и потому хранящая тебя самого. Внутри крепости люди никогда не проверяли друг друга на надёжность — надеялись и выручали друг друга. Функционер, бывший радиозаводец Олег Павлович Найдин, секретарь парткома в 60-х, реально советовал Олегу Завгороднему: «Иди на завод, иди!» Сам Найдин в это время заведовал транспортным отделом обкома партии. «Иди, здесь же невозможно работать!» Завод — это реальность, которая никогда не подведёт, на эту реальность можно опереться, как на землю. А всё, что «свыше», от этой реальности кормится, да её же ещё и понукает…
Ах, эпоха, эпоха! Ах, завод, завод! Встретит, бывало, директор на улице своего «комсомольца» и полушутя спрашивает: «Когда на завод вернешься?» А «комсомолец» так же полушутя отвечает: «Я ведь для вас неудобный, а вы меня на завод зовёте». «А мне такие нужны!»
В 1975-м году Олег Тимофеевич Завгородний вернулся на завод в роли заместителя секретаря парткома завода. А чуть позже, 27 лет пробыл в должности заместителя директора завода по кадрам, — это прямая работа с людьми. Директором завода стал Валерий Александрович Шутов. Замов он себе назначил очень молодых. В 33 года Завгородний — зам, Заровняев — зам, в 34 года Туртыгин — зам. Многие волновались: не слишком ли молодые? Все замы до сорока лет, — это необычный показатель команды. Шутов рискнул.
О.Т. Завгородний: «17 сентября 1976 года меня утвердили на коллегии в Москве заместителем директора Ижевского радиозавода». Назначение проходило в стиле эпохи. Начальника специализированного поезда по уборке урожая Олега Завгороднего срочно отозвали на завод для выезда на ту самую коллегию. А.И. Урбан был прям: «Ты хочешь со мной работать?» «Алексей Иванович, так я с вами и так работаю!» «Будешь замом моим. Завтра надо выезжать в Москву».
Что значит «отпустить» начальника уборочного поезда, кто примет на себя ответственность? Дошли до первого секретаря обкома, только он дал «добро». Секретарь тогдашнего горкома партии очень обиделся на то, что заводчане «увели» человека, которого он сам «выращивал» для партийной работы. На завод зачастили комиссии, одна за другой, с проверками, с ревизиями, с контролем. Комиссии заранее настраивали: мол, сходите сначала на мотозавод, посмотрите, как надо работать, а потом сходите на радиозавод и посмотрите, как работать не надо.
О.Т. Завгородний: «Ну, думаю, посмотрим, кто кого!» Через три года в области кадровой политики радиозавод был лучшей организацией. Сюда приезжали изучать опыт. Что такое работа с людьми, что должно получиться в результате этой работы? Наверное, человек, но какой человек?!
Чувство общности, — это была наша уникальная сила в стране, национальное достояние. Сколько вреда принесло ему подражание, сколько замечательных голов поплатились за повторение болгарского опыта в России — руководителей предприятий избирали на общем собрании. Возбужденная, озлобленная толпа не бывает умной. Под очередными лозунгами «Долой!» рушили нажитое.
Всего-то лишь нужно придумать, как дать людям почувствовать, что они не за бортом, не какие-то придатки огромного механизма, что они нужны, нужны в коллективе, что о них заботятся, что их слышат и могут полноценно разделить их беды и радости. Работа с людьми… Она может быть организована очень по-разному. В 1990-м году в Москве я впервые побывал в «Макдональдсе». Именно тогда создали в Москве эту систему. И было весьма наглядно заметно, чем «мы» отличаемся от «них». У нас культивировался дух коллективизма, он всячески поощрялся и развивался, делая людей коллективом. Американская же система усматривала в этом дополнительные трудности и поэтому от духа коллективизма сознательно избавлялась. В этой системе человека принимают на работу простым исполнителем. Человеком ты можешь быть где угодно, только не на работе. И чтобы избежать возникновения коллективного сознания (а это значит собственного голоса и забастовок, например), людей постоянно перемещают с места на место. Работа есть, дружбы — нет, коллективное сознание уничтожается. Это первое, чему я поразился при встрече с новой системой. Нас специально возили изучать зарубежный опыт «работы с людьми». Мы много ездили в то время, учились руководству в новых условиях, и то же самое видели в других странах. Работника могут уволить и за него никто не будет заступаться, и сам он это примет в порядке вещей. Так приучили людей, так там принято. Нам это казалось диким. Правда, бесчеловечность на производстве компенсируется тем, что на страже интересов человека стоит закон. Увольняя работника, работодатель обязан ему дать всё, что положено. И этот закон не обойти. Добровольно возникающие традиции, воспитание духа коллективизма, не в чести. Капитализм! Ты — маленький человек. И я невольно сравнивал: в комитет комсомола ко мне толпой шли ребята: «У меня рацпредложение не приняли!», «Меня обидели, путёвку в детский сад не дают!» Это исправлялось и пресекалось, и мы необычайно выигрывали в командной силе. Мы и сегодня не мыслим свою жизнь без корпоративных вечеров, корпоративных выездов, коллективных учёб и спартакиад».
Одна жизнь была до Ельцина, после него стала другая. Во время перестройки одна жизнь разделилась на множество жизней. Произошло расслоение общества, исчезла сама сила, которая делала это общество единым. Деньги разделили людей надёжнее, чем границы и таможни. Доброта и товарищество уже не возникали в результате трудового процесса. Время перемен переменило и людей. Вот характерный эпизод. Анатолий Иванович Кузнецов, любимец рабочих, обаятельный руководитель, как всегда подошел к одной из давних, хорошо знакомых работниц: «Ну, как дела, Катя?» Ответ ошеломил: «Что это вы со мной фамильярничаете? Кто это вам дал такое право?» «Катя, ты что?» «А я вам не давала права интересоваться моей жизнью!» Это был тяжёлый урок. Как всегда открытый человек открыто подошёл, поинтересовался открытой жизнью другого. Как всегда…
Что-то треснуло, дрогнуло в русской соборности, стало не как всегда. Некоторые люди озлобились. Не было работы, не было зарплаты, прошлые заслуги перестали цениться, а будущее стало неопределённым. Расслоилось всё: и сердца и мысли, и разговоры. Энергичные, расторопные люди, классные специалисты, в годы свободного шатания и хаоса в большинстве своём покинули завод. Каждый придумывал в одиночку как заработать. Предприятие оказалось в очень сложной кадровой ситуации. Средний, очень активный и продуктивный, возраст перестройка «вымыла» с завода. Остались, с одной стороны, слишком молодые, с другой, слишком опытные, если не сказать старые. Между поколениями образовалась опасная пустота, в которую могли кануть и традиции, и столь ценимая на предприятии гордость, и заявленные «космической высоты» дела. Потом, конечно, многие из коммерсантов приходили обратно, возвращались на завод, но это были уже другие люди. Частный бизнес развращает чувство коллективной души. Забота о личном кармане частично победила заботу о здоровье всеобщей атмосферы. Любовь к людям невозможно «выучить», её можно только воспитать.
О.Т. Завгородний: «Вступив в фазу капитализма, мы потеряли главное своё национальное богатство — практику и пропаганду известного тезиса: «Человек человеку — друг, товарищ и брат».
Махнуло своим бритвенным лезвием это новомодное действо и над Ижевским радиозаводом, но ничего, не опьянели от бунтов, уцелели, не упали целиком. Каждый в это смутное время показывал себя, как мог. И только практики никому ничего не показывали, они по-прежнему были патриотами своего ремесла, а значит и всего остального: завода, города, родины. Не в первый раз русское государство преподносило сюрпризы, немыслимые скачки из одного в другое. Из родной истории, увы, хорошо известно: очередное государство предавало родину, а люди её спасали. В какой-то мере сегодня предатель тот, кто утратил русское общественное сознание. И впрямь. Если каждый сам по себе, то о какой Родине можно говорить? Расслоились времена, расслоились идеи, в очередной раз расслоилась сама русская история. В конце двадцатого века наступил праздник горлопанов, бузотёров и пиар-технологий. Поджечь и без того воспаленные русские умы легко, куда труднее научить их последовательному созиданию.
Многое пережили заводчане, во многом помогло им умение верить своим руководителям и друг другу. Без зарплаты, без внешней поддержки, без определённых заказов, люди по полгода работали бесплатно, верили: победа придёт. Что ж, коллективное упорство никогда не бывает бесплодным. Сегодня Ижевский радиозавод — образцовое предприятие в постперестроечный период. Всякое смутное время испытывает человека на крайний предел, тайное становится явным. До видимого контраста проявляются в людях и тёмные и светлые стороны. Ах, радиозавод! Тёмное отпало, светлое сплотилось ещё больше. Изменение обстоятельств жизни неизбежно, но если всякий раз люди, не имеющие внутреннего стержня, не имеющие стратегической цели в жизни, будут менять свои мысли и поступки в соответствии с ветрами меняющихся эпох, то нацией такой народ называться не может. Это страна флюгеров. Радиозавод никогда не вилял в угоду кому-либо, или чему-либо.
Русской страны, на этой маленькой территории, огороженной охраняемым периметром, намного больше, чем снаружи, потому что внутри завода живут и действуют человеческие принципы, — выгода, непостижимая для тех, кто мыслит только карманом. Нужно было научиться уцелевать. Ещё дергали за остатки вожжей и нитей старые хозяева системы, но уже пришло время быть собой и владеть собой в условиях свободного хаоса. Русская показуха благополучно пробралась и в третью эпоху, в наше изменённое время. Перед высокими московскими делегациями порой изображают работу, специально наводят порядок, нанимают статистов. Это общеизвестно, и это удовлетворяет всех тех, для кого показать и сделать — одно и то же. Радиозавод — предприятие-исключение. В любой день и в любое время можно зайти в цеха и убедиться в военной чёткости организации производства, в безукоснительно действующих внутренних правилах, воочию изумиться чистоте производства, количеству заказов и насыщенности людей на рабочих местах. Люди любят своё предприятие, потому что здесь производят не впечатление для высоких гостей, здесь производят по-прежнему отличную продукцию, которая конкурирует на рынке.
Энтузиазм — великая национальная особенность, всенародное духовное единение в ремесле, в профессии. По силе энтузиазма можно судить о силе нации. Это безошибочный индикатор коллективной души народа. Энтузиазм сегодня тоже может быть показной, платный. Участие в праздничных колоннах оплачивается — нонсенс для русских.
О. Т. Завгородний: «Моё мнение: сегодня за идею работать почти никто не способен.
Но пока на заводе есть «старая школа» руководящих кадров, приоритет трудового человека, имеющего коллективное самосознание, сохраняется. Что будет дальше? Никто не знает. Тенденция, к сожалению, тает.
С молодыми надо работать по категориям. Отцы и дети никогда не поймут друг друга. Должна быть организация, говорящая на языке тех, с кем она работает: семейные с семейными, молодые специалисты с молодыми специалистами, спортсмены со спортсменами. Полномасштабной общественно-воспитательной работы завод сегодня не ведёт, сил хватает только на спорт и культурно-массовую работу. Да и то не раз приходилось слышать, как люди реагируют на предложение поучаствовать в конкурсе художественной самодеятельности: «А кто нам за это платить будет?» Горько».
Да, работа есть, общенациональной идеи — нет. Значит, и смысл существования стал частным. История внутри предприятия и история внутри страны — сегодня не одно и то же. Радиозавод — государство в государстве, маленькое, но независимое, независимое от фальшивой показухи. Ижевский радиозавод — лакомый кусочек для тех, кто машет флагами: «Смотрите! Смотрите!» Здесь ничего не расслоилось; и головы и руки, и сердца — всё слаженно, все вместе. Об успехах в русском времени говорить опасно. Успехи ближнего будят зависть. В хищной стране принято не отдавать, а отдаваться или просить. Независимые духом с этим не согласны. Природа энтузиазма подобна природе огня, и этот процесс непрерывный. Расслоённые человеческие сердца означают социальную самоизоляцию людей. Для чего тогда жить? Неужели только для того, чтобы работать? Может быть, человек приходит на планету за значительно большей выгодой, — за самим собой, за тем своим огромным «Я», которое складывается только в жизни с другими. Сегодняшняя производственная мода подталкивает людей к области чистого функционализма. На заводе от тебя требуется только исполнительность и ничего больше. По сути, брошен вызов главной национальной ценности России — глубоким, исторически необходимым человеческим связям и отношениям в обществе. Гражданская война за полноценного человека стала невидимой, но она есть, она продолжается день и ночь. Всюду: и на заводе, и дома, и на улицах, и на экранах телевизоров. Более того, передний край этой борьбы внутри самих людей, поскольку внутренняя нецелостность расслаивает и нашу национальную сущность. Человеку живому противопоставлен человек-исполнитель. Социальные тесты показывают: часть молодежи не в состоянии объяснить понятие «романтика». В конце концов, нас может ждать очень странное будущее, где мечта, вера, надежда, любовь, — всё может быть оцифровано, всё будет иметь конкретный параметр, размер и свое место в механо-социальной иерархии. Да, люди делают роботов, но никогда роботам не следует доверять делать людей, не следует людям вести себя так же, как роботы, не следует подчиняться их логике и психологии. Борьба за выживание, это не только борьба за полный кошелек. Эта борьба восходит до небес. Живой человек существо неопределенное и патетичное. Не правда ли странно, если он будет стыдиться своих эмоций и чувств, а гордиться своим машинным подражанием? Машина машину делает, а человек человека воспитывает. И если для первого достаточно оснащённого цеха, то воспитание — вещь, куда более тонкая и уязвимая. В воспитании есть своя экология, и если её нарушить, а природой воспитания пренебречь или пользоваться неумело, то среда обитания людей рискует стать механистично-односторонней.
Патриотизм имеет свой масштаб, от патриотизма личного до космополитического. Неужели в 21-м веке юное поколение утратило чувство патриотизма, а то, что им предлагается сегодня, не более чем ритуал? Без единой, добровольной, поджигающей сердца идеи, патриотизм может быть только показным. Возразить сегодня на эти обидные слова, к сожалению, зачастую бывает нечем. Коммерциализация России стала нашей национальной трагедией, если не трагикомедией.
Две неотделимые человеческие половинки сосуществуют, поддерживая и поднимая друг друга, — образование и воспитанность. Образование позволяет сделать жизнь более содержательной и восходящей в своём развитии, а воспитанность удерживает этот поход в безопасных формах. В прежние времена воспитание даже превалировало над образованностью, это делало людей красивыми и гармоничными, а их общежитие достаточно безопасным. Вывод? Логика убийственна: если человек не способен работать за идею, значит, он не способен и жить за идею. Для чего тогда он живёт?! Идея, получается, вообще ни при чём.
Падение русской соборности означает в дальнейшем лишь её имитацию. Будущее с прошлым тоже расслоились. Это проблема не только нашей страны, потому что живой человек механистичному миру вообще не нужен. Это проблема сегодняшней жизни вообще.
Ах, история! Это ведь так понятно: не может быть верхнего этажа жизни без всех этажей предыдущих, без надёжного фундамента, задела из прошлого. Жизнь человека — это не дискретный ряд дат и имён, это, прежде всего, непрерывность, как непрерывен ствол дерева, как непрерывна связь его зеленеющей кроны с корнями. Аллегория точна и уместна: мощному технологическому и человеческому древу по имени Ижевский радиозавод — 50 лет. Это состоявшийся житель Земли, с крепкими корнями и удивительными плодами. Древо технологического и человеческого бытия здесь не засохло и не дало себя срубить, и оно продолжает свой рост. Это не саженец и не мелкая поросль, возникшая на спилах гигантов. Радиозаводцы знают: спешка и девальвация человеческих ценностей в угоду ценностям лишь материальным, означает духовную гибель. От новой жизни не уйти. Но неправильно начинать новую жизнь, «до основания разрушив» старую.
О.Т. Завгородний: «Некая гарантированность жизни её окрыляет. Когда-то молодой специалист знал, что в течение 5-7 лет он получит квартиру, поживёт в общежитии или «малосемейке», и — получит. Талантливый инженер знал наперед: он не засидится в рядовых инженерах. Семейные не волновались: путевка в садик будет. Жизнь ступенчато подвигалась и мы все радовались. Система, разрушенная «до основания», всё изменила. Помните дом на Кооперативной, 1? Молодые въехали туда двадцать с лишним лет назад, в эти комнатки по 11, по 16 квадратных метров, у многих дети, трое-четверо. Так и живут. Ступенчатое движение прекратилось. Как на это смотреть? Как это пережить? Это ведь не чужие люди».
Сегодняшнее время имеет одну характерную особенность. Оно не создает реальных инициатив, которые служили бы действительно воспитанию человека. Оно создает пиар-инициативы, вывеску ради вывески, а реальному дело часто отводится роль «подтанцовки». Все сегодняшние партии — это коммерческие структуры. Люди заняты изображением чего-то серьёзного. Для подкрепления впечатления требуются реальные атрибуты, например, буклет, значок, который можно потрогать и приколоть к пиджаку. Либо успешный завод, который можно показать зарубежным гостям на правах того же значка, но уже на кителе державы…
Что же хорошего есть в этом, новом времени? Ведь другого не будет и сегодняшнее время тоже станет фундаментом завтрашних этажей. Сменилась скорость жизни, сменились ценности, пошатнулись и упали святыни. Жизнь играет в людей не по сценарию. Сравнивать прошлое и настоящее почти бессмысленно, потому что прошлое всегда… выигрывает. Оно мудрее, оно чище, оно благоразумнее, оно человечнее. Так кажется только сегодня или так казалось всегда? Солнце сияет по-прежнему. По-прежнему молодые приятные лица, наполняют проходную завода утром и вечером. Это, конечно, другие люди, другие хозяева другого времени. Возможно, каждый из них построит в своём внутреннем мире не общий, а свой персональный коммунизм, и все вместе они будут свободны и счастливы? Может быть, может быть. Прошлое не имеет права брюзжать на болезни обновления, иначе оно разочарует молодых ещё больше. И пропасть между отцами и детьми станет непреодолимой в принципе.
Ветераны отмечают, что в 1992-м году было разрушено всё: политика, нравственные устои и самое главное — чувство коллективной гордости. Нравы стали катастрофически падать. Нравственность сегодня стала маленькой, очень маленькой: на один день, на один раз, на одного человека, на одну жизнь.
И ещё одна аллегория. Во всех странах есть бомжи, но не в таком же виде! Без определенного места жительства у людей нашей страны осталась душа. Перестройка отменила коллективную душу, она сделала её почти нищенкой, она разобщила духовные оплоты. Кто остался? Это ещё одно удивительное «за» в пользу радиозавода. Коллективный дух — это невидимый дом для тысяч отдельных душ. Все стремятся сюда не только на работу, но вполне понимают и ценят свою уцелевшую духовную крепость.
О.Т. Завгородний: «Все с этим сталкивались, и мы с этим столкнулись. Не может быть в одной деревне построен социализм, когда вокруг бушует капитализм. Заводской дух у нас был. Есть он и сейчас. И… Сколько он продержится? Мы все понимаем отчаянную трудность той задачи, которую перед собой поставили: сохранив работу, сохранить и Человека. По поводу работы пессимизма нет, но никуда не деться от пессимизма по поводу воспитания. Всё начинается с детства. Увы, детством сегодня управляем не мы».
Молодые живут, развиваются, это хорошо, они берут экономические кредиты, потому что денег не хватает, трудно. Не будет преувеличением сказать, что не помешал бы и нравственный «кредит», пока ещё есть где его взять и у кого.
В чём сила опыта? Мы знаем лишь, что слабость опыта в том, что он живёт, сравнивая времена. Молодость не оглядывается и в этом ее бойкая сила, и в этом её упрёк. Может быть, жить только в настоящем, — это другой способ жизни, другое счастье. Кто знает? Каждый борется не только за своё место под солнцем, но и за своё место во времени. В собственном времени! В частной эпохе. Имитаторы и реалисты. Творцы и их тени. Трудная, великая игра — Жизнь! Играем на самих себя, на деньги, на детей, на душу, на страну. Какой счёт, господа? Кто ведёт? Окончание матча трудно ещё предсказать, игра идет с переменным успехом.