Л.Н. Степанов

 

         Умение сосредоточиться является одним из важнейших человеческих талантов. Искать себя, как говорится, можно и вглубь и вдаль. Просторы велики, но умение сосредотачиваться означает совсем другое, это значит сосредоточить себя в одном месте и в одном направлении. Так возникает глубина жизни и глубина профессионального владения. И эти глубины задаёт себе человек сам. Итоговую сумму впечатлений такого человека подпирает не любопытство, а твёрдый опыт.

 

 

         Л.Н. Степанов: «Судьба моя связана с Ижевским радиозаводом с 1964 года. Фактически, вся жизнь предприятия — у меня перед глазами».

 

         Словно и впрямь прав был класссик: жизнь — театр, и тот, кто участвовал в нём глубоко, уже и сам не разбереет, где он: то ли главный герой, то ли зритель в партере, то ли режиссёр, то ли сценарист — все едино в жизни глубокого человека. Рос завод, росли вместе с ним и люди. За этой банальной фразой скрывается один из самых удивительных законов человеческой природы: рост живой системы всегда связан с жаждой наполнения вновь образовавшихся ресурсов. Природа не терпит пустоты, природа человека — тем более. Рост людей был, несомненно, первичен. Горожане шестидесятых по отношению к заводу ещё употребляли в разговорах и в просторечии обидное слово «деревяшка», намекая на недавний деревообрабатывающий профиль предприятия, но внутри цехов уже действовали засекреченные электронные технологии, уже поднимались в космос безотказные аппараты, собранные руками радиозаводцев. Голосом диктора Левитана радио сообщало всей стране об очередной победе в околоземном пространстве. В ясные ночи люди видели над головой полет рукотворных своих «звездочек». Пустота космоса уже не была пустотой, туда проникла овеществленная мысль людей, и радиозаводцы уже знали: когда в очередной раз звучал гимн страны, в немалой степени он звучал и в их честь. Реальная высота уже была, но была еще и покосившаяся деревянная проходная, автобус еще трясся по булыжной мостовой, а пейзаж вокруг напоминал окраину. Милые сердцу воспоминания, потому что, спустя несколько десятков лет, завод стал напоминать монументальный пъедестал могучего хозяина жизни, окружившего себя современной городской инфраструктурой. Многое было символичным в том далеком 64-м.

 

         Л.Н. Степанов: «Была зима, февраль. Я прошел деревянную проходную, поскользнулся на двух ступенечках снаружи, так и въехал на завод».

 

         В космосе и в заводских цехах боролись за первенство в гонке воружений, за первенство в мире технической, технологической новизны, а на грешной земле эту гонку подкрепляли борьбой за чистоту морального облика строителя коммунизма. Справа от тех злополучных ступенек находилась фанерная будочка, разрисованная изображеними, которые могли бы изумить и смутить любого, кто видел это впервые. Роспись изображала сцены из жизни мужского пьянства. В определенные дни у этого ларька можно было увидеть хмурую очередь — здесь получали зарплату те, кто был задержан в проходной в нетрезвом состоянии или умудрился попасть в вытрезвитель. За характер и здоровье людей здесь, на заводе, боролись как могли, как умели. Кому-то это казалось произволом, кто-то потом «спасибо» сказал. Вот вам и мера воспитания, точнее, одна из многочисленнейших мер. Все этим занимались: заводы, институты, учреждения, суды, тюрьмы, армия и кремлёвские долгожители, даже детские сады — все «искали недостатки» и «принимали меры». Меры, лишенные меры! Но как бы то ни было, это приносило свои результаты. Тому, кто не мог содержать себя в собственных рамках, государство и общество оказывали услугу.

         Болид цивлизации разгоняется всё быстрее и мы все находимся внутри этой небывалой машины. Научно-технический прогресс и стремление к выгоде давят на педаль ускорения всё сильнее, до отказа. Нравственность — это педаль тормоза, которая не позволяет разбиться на крутых поворотах, помогает сохранить и водителей, и пассажиров, и не создавать аварийной ситуации на дорогах Истории. Кто сядет в машину без тормозов?..

         Часть цехов Ижевского радиозавода выпускала товары народного потребления, а все остальное называлось одним коротким словом: «специзделие». Безымянные гении создавали безымянную продукцию, чтобы Левитан в очередной раз произнес: «Мы!» Двойная мораль, двойная продукция… И — единственная, единая и любимая жизнь!

         Невидимая часть производственного «айсберга» — это инструментальное производство. Не всегда о нём вспоминают, когда звонко рапортуют о конечном результате, а много ли сделаешь без оснастки, невооружёнными руками? Неспециалистам даже отдалённо не представить сложность инструментальной задачи. В принципе, всё в мире науки является инструментом. Даже сам результат исследования — это тоже инструмент будущих исследований. А в основе технологической пирамиды лежит оснастка. Мы привычно говорим о том, что сделано за минувшие годы — для того, чтобы совершить работу ещё более трудную: сказать, что понято. Философия труднее металла. Воспоминания — это не удовлетворение ностальгии и не назидание. Мощные воспоминания предыдущих поколений похожи на взлётную полосу, и чья-то нынешняя память, несомненно, воспользуется этим подарком, освоит прежний разгон, добавит к нему свой собственный импульс и выйдет на свою собственную орбиту.

         Параллельно интрументальному на заводе развивалось и конструкторское направление работы.

 

         Л.Н. Степанов: «Когда я был начальником инструментального производства, наш отдел конструирования оснастки считался самым сильным и в городе и в республике».

 

         Возможно, на радиозаводе образовалась особенная школа отношения к сложностям. Здесь любили их так же, как любознательный ученик обожает трудные задачки. На месте трудноразрешимых вопросов оставались простые и элегантные технико-математичесие решения. Чтобы из сложного сделать ещё более сложное, достаточно возвести эту сложность в степень. Простоту и надёжность отличает талант. Скромность никогда не позволяла радиозаводцам говорить о себе самих так, однако именно почерком таланта отмечен весь перечень изготавливаемых здесь изделий. Обдумывается каждая деталь, каждый узел. Высшим знаком качества на Руси отмечается то, что имеет марку: «Делалось для себя». Моральной ответственности за качество своей продукции радиозаводцы не снимают с себя и после того, как продукция продана. Что ж, если стоит марка «Ижевский радиозавод», значит, гарантия пожизненна. Когда производство в стране пошло к развалу, инструментальщики оказались в одном из самых невыгодных положений: зачем инструменты, если никто ничего не делает? И, тем не менее, проектировщики оснастки, и те, что ушли, и те, что остались на заводе, оказались востребованными даже в это «развальное» время. Для серьёзного завода инструментальное хозяйство больше всего соответствует девизу: «Мой дом — моя крепость». Специфическое изделие, специфический инструмент, изготовление его как в натуральном хозяйстве: всё — своё. Так было заведено практически на всех крупных заводах: каждый промышленный гигант имел своих инструментальщиков, своих ремонтников, своих строителей. Даже хвалились друг перед другом: кто построил больше и лучше, кто придумал инструмент потолковее.

 

         Л.Н. Степанов: «На мой взгляд, расцвет деятельности Ижевского радиозавода пришёлся как раз на годы советского застоя, как их назвали позже. Возможно, для кого-то они и были застоем, но для нас это было лучшее время. Мы работали, как говорится, с песней. Завод строился, рос, хорошел, вверх пошла зарплата, оперативно и успешно решались социальные вопросы. Появились стабильные кадры, свои, доморощенные».

 

         Когда же и как произошло превращение «деревяшки» в весомое и звучное название «Ижевский радиозавод — флагман электронной космической индустрии?» Когда вдруг вспыхнула молния коллективного самосознания, осветившая масштабность и значимость того, чем были заняты головы и руки, дни и годы? Разнородность человеческих сил в единое Нечто может превратить и суровый приказ, и неожиданное горе, и красивый, зрелый во всех отношениях, патриотизм. Радиозаводу повезло, чувство патриотизма никто не насаждал, оно возникло как бы само по себе. Возникло и организовало души работающих людей в единый строй. Увы, многие красивые и высокие слова сегодня девальвировали, их затрепали и затаскали, в них больше не верят, но в них не верят только те, кто никогда не испытывал высшего коллективного чувства.

 

         Л.Н. Степанов: «В 70-е годы часто проводились отраслевые советы инструментальщиков. Для обмена опытом мы ездили в Киев, Златоуст, другие города. Мне запомнились слова коллег, которые однажды сказали: «У нас у всех то же, что и у тебя: модели, металл, приспособления, хорошие специалисты. Но, ты знаешь, нас просто удивило, и даже удивило до зависти, вот что: у ваших людей есть необычайное чувство гордости за то, что они работают именно на Ижевском радиозаводе. Вот этого нельзя достичь никакими приказами. Мы удивлены и рады за тебя и за твоих ребят, и знаешь, вам, как руководителям, работать-то легче». Какой застой! Мы работали напряженно, интересно, нас стимулировали, 25 процентов к зарплате ввели, уральские, плюс 10 процентов — космические. Зарплата и у начальства, и у рабочих была достойная».

 

         Жизнь развивается даже тогда, когда рушит старое, она не развивается лишь тогда, когда лжёт. Но для практиков радиозавода этот тотальный порок был неопасен. Каждый квартал делались запуски космических кораблей, люди ликовали. Интонация всенародного торжества по этому поводу технарям, вложившим в космические корабли свой труд, обманчивой не казалась. Многого знать было «не положено» в условиях особой военной секретности, но люди есть люди: все всё знали и тайным гордились явно. В какой-то мере это был даже способ самоуважения. Радиозаводцам посчастливилось быть в числе первых, в числе тех, кто вписывал в космическую историю первые русские имена. Это сегодня мы не знаем имён космонавтов, а тогда… Да, со временем всякий подвиг становится обыденностью, и это тоже верный признак того, что жизнь развивается, что она идёт в гору, что вчерашнее «Ах!» становится сегодняшним «Ну и что?» Драма и красота человеческих отношений никогда не прекратятся.

 

         Л.Н. Степанов: «Про себя я могу сказать, что самые лучшие мои годы — с 1979-го по 1985-й. Я был начальником инструментального цеха в эти годы и мне нравилось быть начальником цеха, и мне нравилось работать с людьми, и нравились сами люди. Уходил в отпуск и почти сразу же начинал скучать по работе, не думаю, что это смешно или глупо для тех, кого тянет к своей работе, к своим друзьям. Такого сильного, одержимого чувства работы и дружбы у меня никогда больше не было, только там, в том времени и с теми людьми, и в той атмосфере».

 

         Возможно, чувство ответственности — чувство перекрёстное, почти мистическое. Это даже не воспитание и, уж тем более, не страх. Чувствовать связь с другим человеком и охранять эту связь как зеницу ока, и именно это называть ответственностью. Физику железного производства всегда поддерживала метафизика понятийного чутья и интуитивного опыта. У людей была трудная радость, а трудную радость забыть нелегко. В общем-то все просто: перед людьми ставится задача, каждый человек старается её выполнить, от этого происходит чувство личного удовлетворения. Слитые воедино, эти чувства и образуют: и гордость, и патриотизм. Конечный результат был видимым и ощутимым. Возможно, это то самое, чего не хватает сегодняшней жизни: видимый конечный результат одного человека, одного предприятия, одной страны. Погоня за мелким расстроила организованный поход миллионов. Многие не побоятся сказать высокие слова вслух и сегодня. Да, было чувство любви и к Родине, и к заводу, и эта любовь была единой. Были несомненные плюсы в том, что жизнь измерялась плановостью: ведешь себя достойно, отработал столько-то лет на заводе — получи квартиру; набрал квалификацию, дотянул до хорошей зарплаты — имей машину; и так далее.

         Не будем сожалеть о том, что минуло, но не будем и плевать в него. Прошлое — наш родитель, оно старалось, как умело.

         Работать на завод сегодня люди не идут, потому что понятия «работать» и «зарабатывать» разделились. Более того, «зарабатывать» победило «работать», а на смену целеустремленности и упрямству пришли ловкость и расторопность. Многие производственники жалуются: люди разучились работать, утрачены традиции и квалификационная школа, планка мастерства во многих отраслях безнадежно пала. Что это значит? Это означает лишь то, что придут те, кто научится работать по-новому, возможно, на деньги инвестиций, возможно, это будут иноязычные люди. Мир меняется, и процесс погибания одного и возникновения другого неостановим. В какой-то мере каждый выживает в одиночку. Ижевский радиозавод в период перестройки — это завод-одиночка, тот уникальный случай, когда один идёт в ногу, а все — нет. Завод не сбился с шага, не сбился с ритма, не потерял строй. Чем отличаются организованные люди от неорганизованных? Они умеют ходить строем.

         Сегодняшняя тенденция, почерпнутая у индустриально развитых обществ, направлена на то, чтобы человеческий фактор в материальном производстве свести к минимуму. Всё должны делать станки-автоматы, человеку отводится роль наблюдателя. Это — общемировая тенденция, которая в русской транскрипции вряд ли будет служить самому человеку. Внедрение передовых технологий и автоматизации — это вопрос кадровый; не стоит лишь забывать о том, для чего люди изобретали станки. Для того, чтобы им самим жить было полегче, а не для безработицы. Какая простая мысль, не правда ли?

 

         Л.Н. Степанов: «Завод у нас хороший, если сказать по-простому. Образцы продукции полноценно представлены и в собственном музее и на выставках. А вот как показать хороших людей? Они же умницы, умельцы, скромные все. Фотокарточку? Биографический текст? Мало! Но хотя бы это. Сколько чудесных людей внесли свою лепту в развитие и укрепление нашего завода! Яков Израилевч Теплицкий, например, заместитель директора завода по строительству в конце 20-го века. Сколько же строилось тогда! Построили базу отдыха «Уральские зори», на Камском водохранилище, — договаривались с подрядчиком, «ВоткинскГЭСстроем». Заметитель директора по производству Альберт Владимирович Ислентьев, оригинальный был человек, уважали его и даже боялись. Заместитель директора, ветеран войны, Арвид Иванович Репин, он был заместителем по коммерческим делам… Очень странно применять по отношению к радиозаводцам это слово — «был». Даже те, кто уже ушёл из жизни, незримым образом участвуют в поддержании высокого и дружеского духа предприятия. Может, это только кажется, а может так оно и есть. Было, есть, будет… Есть премия имени Евгения Петровича Буянова, главного технолога радиозавода. Премию знают, а самого Буянова нет. Великий вопрос: о чём должна рассказывать эта Книга? О людях, о том, как они жили, или о жизни, — чтобы новые люди не боялись жить дальше?

         Точная механика, одарённые инструментальщики, знаете ли вы, что это такое? Зачастую в одном человеке и рай и ад. Руки золотые, а горло — лужёное. Лекальщик Лёня Арефьев делал сложнейшие калибры. Не рука у человека, а лапа, а чутье в этой лапе — микронное. Уже почти не осталось на заводах мастеров-лекальщиков, извелась профессия, не нужна стала. А Лёня чудеса творил, на спор мог работать, играючи. Подошёл как-то мастер. — «Сколько снять с калибра?» — спрашивает Лёня. — «Сними пять микрон». Без приборов, без замеров, прошёлся по плиточке, притёр, отдает: «Меряй». Померили: точнёхонько, ни больше, ни меньше, пять микрон снял. Вот этими вот ручищами! Рабочая жилка — это чутьё, но выпить любил...

         За профессию инструментальщики болели. Однажды в инструментальном цехе произошел анекдотический, но весьма показательный случай. Представьте себе товарищеский суд, на котором рабочие обсуждают своего коллегу, совершившего дисциплинарный поступок. Парень хотел пронести на завод бутылку вина «Солнцедар», но совершил неловкое движение , и бутылка прямо в проходной выпала и разбилась. Конфуз и запах были неописуемые! Тот, кто пробовал вкус «Солнцедара», знает, что такое не уважать себя до последней стадии. Это-то и возмутило рабочих больше всего. Первым на товарищеском суде встал тот самый лекальщик и произнес речь: «Я понимаю, мы все пьём, но мы знаем, что пить и где пить. Но ты же опозорил всех лекальщиков Ижевского радиозвода!  Я бы понял, если бы ты нёс бутылку коньяка, но ты нёс «Солнцедар», позор! Почему ты не нёс коньяк, хотя бы «три звездочки»? Если бы ты разбил в проходной коньяк, ты бы сделал инструментальщикам рекламу: «Вот ведь что пьют, черти!» Как ты мог тащить сюда «Солнцедар»? Таким нет места в нашем коллективе, предлагаю уволить!» Сначала все смеялись, потом задумались. Притчи в нашей жизни случаются непрерывно. Такая гордость была за работу свою, за «фирму», за настоящих ребят рядом!»

 

         Один из последних закрытых приказов партии и правительства в конце 80-х, — это приказ по Министерству общего машиностроения о создании линии для производства одноразовых шприцев. Вот оно, шараханье наше! Кому поручить? Конечно тем, кто тонкое дело не испортит. Так стали космические инженеры и рабочие на Ижевском радиозаводе заниматься медициной, как, впрочем, и их коллеги на мотозаводе. За новое дело головой перед партией отвечало Министерство оборонной промышленности. Станки было поручено разработать конструкторскому бюро автоматических линий (КБАЛ), которое возглавлял знаменитый «патронный» академик Лев Кошкин, и который в гражданской жизни был известен тем, что занимался проектированием линий для изготовления сосисок, — а в основном же он делал линии для изготовления патронов.

         Очевидно партия так и рассудила: «А что, где патроны там и сосиски, где сосиски, там и поточные линии по производству игл!» Сказано — сделано, разработали, а предприятиям Министерства общего машиностроения (куда входил и Ижевский радиозавод) поручили создать, по имеющимся возможностям, уже реальное производство. Задача была неожиданная, новая и непонятная. Электронщики никогда не занимались производством медицинских игл, многого не знали, не знали, что такое «биологическая чистота», то есть абсолютная стерильность. При производстве микросхем привыкли к другому: столько-то допустимых пылинок в кубометре воздуха, такие-то средства защиты от электростатики и так далее. Тем не менее справились, отрапортовали в числе первых, кому было поручено новое задание. Производство пошло.

 

         Л.Н. Степанов: «В это время я уже был заместителем главного инженера завода. После игл нам вдруг предложили заняться производством препаратов человеческой крови. Актуальность задачи была по-человечески понятна:  число диабетиков в стране растёт, гаммаглобулин мы покупаем за границей, делаем препараты из некондиционного заграничного сырья… Мы взялись за решение и этой проблемы.Встречались с многими видными учеными страны, постигали задачу. На важное государственное дело были выделены миллиарды рублей, а до производства ничего не дошло — растащили. Почему эти деньги не дошли до технического адресата?  Ответ понятен: уже наступили новые, «отвязанные», времена и государственный гаммаглобулин подорвал бы бизнес в этой области на чёрном рынке, где  объёмы «инсулиновых денег» сравнимы с объёмами капиталовращений в наркоторговле. Люди болеют и хотят жить, и готовы платить за продление жизни на любых условиях. В отличие от наркоманов, на диабетиках можно зарабатывать более легально и, с точки зрения получения доходов, гарантированно».

 

         Мир становится всё менее экологичен. Вирусы атакуют, страдают и люди, и животные, и деревья. На стадии лабораторных исследований учёные Ижевского радиозавода, совместно с учёными Удмуртского государственного университета, занимались проблемой вакцинации и лечения сельскохозяйственных животных. На базе завода была создана совместная лаборатория, космический потенциал опять нашёл применение себе на земле. Ездили по Татарстану, по Удмуртии, загототавливали кровь животных для переработки. Делали лечебные препараты для зверохозяйств, разводящих норок, песцов. Девяностые годы…

 

         Заводчане готовы были перерабатывать и человеческую кровь, которой в нашем неэкологичном и опасном мире катастрофически не хватает, но, когда коснулись этой проблемы вплотную, поняли, что это нереально. Система заготовки крови в стране нарушена, а то, что осталось, годится лишь на повседневные нужды, только для оперативной медицины. Кровь — это стратегическая цель государства, в Российской Федерации даже существует специальный закон, оговаривающий, что всё, что связано с человеческой кровью и продуктами из неё, является национальным достоянием. Увы, и в этой области долговременная стратегия сузилась до задач сиюминутной тактики.

         Тем не менее, на заводе такой участок был и он работал. Много больших и важных людей приходило на завод посмотреть, как электроники занимаются медициной.

 

         Л.Н. Степанов: «Интересно было. Интересно было посмотреть на свои возможности, оказывается, и это мы можем делать. Но дальше мы не пошли. Посчитали: требовались вложения порядка 10 миллионов долларов. Конец 90-х годов, откуда такие деньги? Завод жил по принципу выживания, от расширения производства пришлось отказаться».

 

         Завод оказался крепким орешком, трудноделимым, как атом, по орбитам которого вращались многие люди и предприятия, порожденные перестройкой. Само же заводское ядро составляли «сделанные» люди, состоявшиеся, те, которые в результате испытаний и трудового процесса достигли наивысшей человеческой качественности и не утратили взаимной притягательности. Завод «сделал» своих защитников, обученных и недвуличных; подобная обучаемость передаётся только тогда, когда есть обучающая среда, секрет в этом. «Сделанный» человек сделает что угодно, но «сделанность» самого человека — первична. В советское время большое значение придавалось системе воспитания кадров, развивались школы обучения.

 

         Л.Н. Степанов: «Я, например, как заместитель главного инженера, один раз в три года обязан был пройти обучение на целевых курсах в Москве. Что это такое? Это месяц очень активной учёбы. Две недели нам читали лекции лучшие технические умы России, а две недели мы ездили по преприятиям коллег. Например, едем в Киев, смотрим, как там поставлено дело, похожее на наше. Если встречали толковое решение, «заводились», старались внедрить новинку и у себя. Понятие конкуренции понималось в тех условиях как борьба за повышение качества изделий. Учёба, конечно, была профессиональной, но ведь это далеко не всё. Друзья образовались по всей стране! Дружбе и сплоченности инструментальщиков многие завидовали. В порядке вещей могли быть и такие случаи. Нет дефицитной «червячной» фрезы для нарезки зубьев. Коллега, инженер с радиозавода, мог позвонить своему коллеге на электромеханический или мотозавод: «У тебя есть?» — «Есть!» — Коллеги могли отдать последнее. Нам отдавали и мы отдавали. Жизнь — это ведь не только работа, жизнь опирается не только на труд, жизнь основана на личной дружбе, значит, и работа во многом основана на том же. Если в нашем коллективе появлялся шкурный человек, он долго не задерживался — его естественным образом «отжимало» из коллетива. Помогали друг другу не только деталями, помогали целыми производствнными заданиями. Директор завода не будет спрашивать, почему нет партии нужных деталей, он спросит иначе: «Где детали?» И инструментальщики договаривались, заказывали друг другу, на договорных условиях, изготовление того или иного «горящеего» изделия. Перестройка в этом слое производства началась задолго до её официального начала. Все делалось законно, с печатью и перечислением средств. Но без личного фактора, без обаяния, без дружбы хорошую работу хорошо не сделать. Профессиональная щедрость вылилась в школу передового опыта. Обычная картина на заводе: к опытному токарю, например, приводят человек двадцать добровольцев, набранных по различным цехам. И стоят, ребятки, смотрят, как мастер работает, расспрашивают о его хитростях и хитрых приспособлениях в токарном деле, мотают на ус, делают так же приспособы, или изобретают своё. Помощь другому не была «засекречена».

 

         Знаете, чем богатый человек отличается от того, который мечтает о богатстве? Богатый безоговорочно щедр.  Эта мысль касается не только денег.