Юрий ГЛАДЫШ

ПРЕДЧУВСТВИЕ МЕЧТЫ

Знаменитая пьеса Леонида Зорина «Покровские ворота» (знакомая многим не только по фильму, но и по легендарному уже спектаклю театра на Малой Бронной) начинается, как известно, грустными словами о пятидесятых годах, которые «скрылись за поворотом».

С некоторых пор автор этих строк, сумевший, кстати, «ухватить» краешек пятидесятых, начал с печалью осознавать, что за поворотом истории скрылись уже и семидесятые годы. И все труднее сегодня объяснить молодым, насколько это было легкое и радостное время.

А, может, все дело в том, что мы были молоды? Возможно. Но вот мне лично годы, названные позднее «годами застоя», представляются неким заповедником творческого кипения, фонтанирующих идей, мучительных поисков и радостных находок.

Столичные жители (во всяком случае, из моего окружения) жили тогда фактически на несколько городов, благо цены на билеты это позволяли. Ночь с пятницы на субботу мы проводили в спорах и пирушках на боковушках плацкарта, а утро встречали уже на Невском или Крещатике, а то и на берегах Даугавы или Немана. Практически везде нас ждали, везде была своя компания, свой круг общения. В этих компаниях прекрасно знали, что спустя неделю можно всей оравой завалиться уже к нам - на Арбат или Сретенку. Как, между прочим, чаще всего и происходило.

Среди своих московско-ленинградских друзей я бы выделил нескольких, с кем по ряду обстоятельств мне приходилось встречаться несколько чаще, чем с остальными.

Среди них был и молодой ленинградский литератор Сережа Янсон (в дальнейшем – Писатель). Уже тогда он поражал в своих произведениях необычайной точностью наблюдений, нежностью сочного языка и океаном хлещущей через край доброты.

Актер московского театра мимики и жеста Володя Раков (в дальнейшем – Актер) также успел по-хорошему «засветиться» на профессиональной сцене. В том, что его ждет успешная творческая карьера, никто из нас не сомневался.

Ну, а автор этих строк делал первые шаги в мире большой прессы. Поэтому естественно будет называть его для краткости просто – Журналист. У Журналиста была «сердечная привязанность». Он увлекался творчеством Александра Грина. На основе произведений великого романтика он подготовил курсовую и дипломную работы, и даже собирался посвятить любимому автору будущую диссертацию.

Однажды Актер (исполнявший в тот период обязанности заведующего литературной частью театра), знавший об увлечении Журналиста, предложил друзьям написать пьесу навстречу предстоящему в 1980 году празднованию столетнего юбилея со дня рождения Александра Грина. Естественно, право первой постановки, как предполагалось, при этом должно было быть отдано театру мимики и жеста.

В те времена подобные «датские» проекты были в порядке вещей. Обычно «прохождение» таких пьес шло легче, да и к начинающим авторам, написавшим подобную работу, высокое министерское начальство относилось более снисходительно.

Писатель и Журналист загорелись новой идеей. Журналисту очень хотелось пофантазировать на хорошо знакомые ему темы произведений любимого писателя. А Писателю было интересно попробовать себя в новом жанре, близком, но все же отличном от привычной ему прозы.

Сразу договорились, что это будет детская пьеса-игра. Последнее означало, что действие будет строиться по законам детской логики. То есть - в основном, без всяких законов (с «взрослой» точки зрения). Сюжет должен был развиваться на основе цепочки переходящих из одного в другое головокружительных приключений, связанных между собой лишь ассоциациями, предчувствиями и интуицией. Такими, какие любят выдумывать ребятишки в своих играх.

Честно говоря, нам это было совсем несложно сделать. Ведь мы сами совсем недавно вышли из подросткового возраста.

В сюжете пьесы принципиально не использовались конкретные произведения Александра Грина. Только «мотивы», атмосфера, фантазии. Так сказать, поппури «на тему». Нам хотелось перенести на сцену не букву, но задорный и непредсказуемый дух произведений писателя.

Писать решили так. Оговорили состав действующих лиц и общую канву развития сюжета. После чего разъехались по своим городам. В течение недели Журналист и Писатель работали каждый над своим вариантом. А на выходные вновь съезжались. Поочередно – сперва Журналист отправлялся в Питер. А на следующей неделе в гости к нему приезжал Писатель. Обычно на таких встречах устраивали читки двух вариантов. Потом отбирали, на наш взгляд лучшее, и договаривались, кто и какие изменения будет вносить в свой текст. Желали друг другу успеха и прощались до будущей недели.

Забегая вперед, скажу, что во время подготовки новой редакции пьесы, коллеги настоятельно советовали внести серьезные изменения в сюжет. В частности, убрать наиболее одиозных, с их точки зрения, героев, таких, как Чекист, Красноармеец, Матрос. Да и романтическую революционную риторику столь же настоятельно предлагалось «приглушить».

Журналист не стал этого делать. По его мнению, пьеса писалась не о каком-либо конкретном историческом событии, а о предчувствии – предчувствии скорых перемен, лучшей жизни и лучшей доли. Предчувствии мечты, если хотите. А такое предчувствие возможно в любое время и в любую эпоху. В том числе, и в наши дни. И никто не виноват в том, что очень часто оно остается всего лишь предчувствием, а надежды – обманутыми.

То же самое относится и к образу Чекиста. Конечно, это определенный символ. Но не только. Не нужно забывать, что во многом именно таким и было наше представление о далеком революционном времени. Утверждать сейчас иное, и представлять себя и своих ровесников какими-то убежденными противниками действующей власти, было бы лукавством. Мягко говоря.

Тем же, кто забыл, каким он был в двадцать лет и какие зачеты сдавал в «советские» студенческие годы, хотелось бы порекомендовать вспомнить «пламенного Булата» и его «комиссаров в пыльных шлемах». Эти, безусловно искренние сроки, ничуть не потеряли своей художественной и социальной значимости в наши дни.

В результате предлагаемый вариант пьесы в итоге подвергся лишь редакционной и стилистической правке.

Но это сейчас. А тогда, в 1979 году, пьеса была написана, прочитана друзьям и родственникам, передана в театр. Актер сообщил, что начались репетиции. Другой экземпляр пьесы, также с согласия Актера, был отправлен в Мурманск, в театр Северного Флота. По некоторым сведениям репетиции начались и там.

А затем наступили будни. Журналист уехал из Москвы, сперва в Ижевск, а потом и на Крайний Север, в Норильск. Писатель поступил в Литературный институт. В театре наступили трудные времена и на Актера навалились новые заботы. В итоге о пьесе забыли сами авторы. Надолго.

Тем более, что вскоре трудные времена наступили по всей стране. И сама страна стала другой.

В 1996 году не стало Писателя. Принято в таких случаях говорить, что остались его книги. Но выскажу кощунственную мысль – как бы ни были хороши эти книги (а они, безусловно, хороши), живого человека они не заменят. Лучше бы их не было. А Серега - был.

Нет уже в Москве и театра мимики и жеста. Вообще, мои друзья-кинематографисты говорят, что в столице сейчас проще организовать съемку исторического фильма, действие которого происходит в ХУ111 или Х1Х веке. Зато найти кусочек натуры, выглядящей так же, как в шестидесятых или семидесятых годах, уже невозможно.

Вот оно и свершилось – семидесятые годы скрылись за поворотом.

Осталась память. Остались приметы времени. Среди них – и эта странная пьеса со странной судьбой. Даже не мечта. Так, предчувствие мечты.

Между тем, Александру Грину в этом году исполняется 125 лет.

На планете минуло еще четверть века.

Юрий ГЛАДЫШ