Петр ПЛЕТНЕВ (Ижевск)
З н а
к о м ы ч у т ь - ч у т ь
Неправильное это было знакомство, с самого начала
неправильное. Марина не боялась знакомиться с молодыми людьми, она свободно
контролировала развитие таких отношений
и, если ее что-то не устраивало, легко
разрывала их. Этот влез в ее жизнь без
спроса. Марине не нравилось, что он позволяет себе приходить, когда ему
вздумается, исчезнуть надолго, внезапно позвонить, да еще не ей, а ее отцу или
маме, походя передав девушке привет. А больше всего раздражало собственное
поведение. В его присутствии она не могла сдержать какой-то глупой улыбки,
выполняла любую его просьбу, не успев подумать, зачем она это делает (просьбы,
правда, всегда корректные), и эта собственная послушность выводила ее из себя.
Марина класса с восьмого
ходила в центральную библиотеку на литературные вечера. Юнна Мориц, Окуджава,
Евтушенко стали такой же частью ее внутреннего мира, какими для тела были
пальцы, глаза, уши… Какая-то глубокая правда
таилась в их творчестве – а у нее чувство правды, справедливости было,
пожалуй, врожденным. Родители, например, беседуя с ребенком, научились
взвешивать каждое слово. Парень, сидевший в тот день сзади, протянул, вроде,
записку : это вам. На тетрадном листе была изображена… Ужасно курносая, с вытянутыми
в трубочку от внимания губами и щенячьим восторгом в глазах (молодая поэтесса
читала свои стихи, удивительно созвучные с ее, Марининым миросозерцанием) – но,
узнаваемо, она. И вот тут это началось. Девушка уже твердо решила вернуть приставале его мазню, даже
состроила высокомерную, слегка брезгливую физиономию – но не сдержалась,
фыркнула от смеха. Этот шарж так точно
передавал ее настроение и, главное, на столько не был обидным, что захотелось
сохранить его, показать маме.
В конце апреля на город
обрушилась непогода: похолодало, выпал обильный снег, весенняя тематика исчезла
из разговоров. Полуснег, полуслякоть- самая гадкая погода. По дороге к
троллейбусной остановке Марину опять разобрал смех.
-
Ты перчатки – то
потерял, что ли?
-
Я без перчаток
хожу.
-
Купить не на что?
-
Нет. Я
альпинизмом занимаюсь. Мне руки закалять надо.
Парень джентльменским жестом отвоевал ей место на
задней площадке троллейбуса. Уселась, и ладно. Ехать – то минут двадцать. Она в
одно ухо слушала, как парень глаголет о влиянии древней Греции на славянскую
культуру, и почему появление Одессы было предопределено еще до рождества
Христова… Вдруг – крик в салоне, а потом
какая – то нехорошая тишина. И:
«Ну, что встали? Ну, упал я!
Ну, придавил его! И что? Вы морду мне
набьете? Нате, бейте, я инвалид!»
Остолоп, едва за сорок, под два метра ростом,
размахивал на весь салон руками, на которых пальцы были ампутированы то по
уровню ладони, то по первую фалангу .
Парень (она уже знала, его зовут Дима, что он учится
на пятом курсе мединститута) прищурился, попросил подождать его и явно двинулся
в эту клоаку. Марина машинально (он со мной, а я в эти дела не лезу) попыталась
удержать его, но он уверенно произнес:
« Минуту!»
Вокруг инвалида в тесном
троллейбусе сформировалась «мертвая зона» - никто не хотел приближаться к
пьяному, сквернословящему истерику. Дима
легко прошел сквозь это препятствие, склонился над ухом пьянчужки…
« Ну!»-, грубо скомандовал он, выпрямившись.
- Нет, доктор, я в полном порядке! – Он снова поднял
руки, но уже словно бы защищаясь.
- Дамочка, извините, если нарушил ваш покой! А вы Алле
Семеновне не говорите! ( Это явно Димке) Не говорите, я ее уважаю! Я к ней
послезавтра на прием!
Марина такого оборота дела не ожидала, и не стремилась
скрыть, что удивлена.
- Ты кто? Мафиози?
-Не знаю. Наверно, в некотором смысле.
-В каком?
-Ну вот, к примеру, дядька. Все, что было надо -
напомнить, что ампутировали ему пальцы в ожоговом центре. Алла Семеновна, настоящая мама этого
отделения, курирует всех своих больных и они ее на руках носить готовы. Ведь
выкраивает каждый миллиметр жизнеспособной ткани, ведь день и ночь над ними колдует. Он скорее повесится, чем
дискредитирует своего доктора. А я… Я просто делал ему перевязки.
-
Перевязки?
-
Давай о чем-нибудь эстетичном. Ты знаешь, как
написалась сказка «Три толстяка?»
-
Как?
- А интересно тебе, кто такой
Петров в авторском конгломерате « Ильф и Петров»?
- Ну, интересно!
- Так вот, это родной брат Валентина Катаева,
Петя Катаев. Бывший сотрудник Одесского отдела по борьбе с бандитизмом, он приехал в Москву к своему брату. А
Валентин со своим приятелем Юрой Олешей жили там на окраине и чудили. Кукла у них была здоровенная, под
размер годовалого ребенка. Они
устроили, что она падает с подоконника, когда по улице идут симпатичные
девушки. Те бросались спасать, помогать…Это было поводом для знакомства. Ну,
познакомились они с юными особами.
Вдохновленный Олеша пообещал чудненькой пятнадцатилетней мещаночке, что
напишет великолепную сказку, именно ей посвященную. Девушка была очарована
энергичными ухаживаниями, но идиллию нарушило появление Петра Катаева. Этот
повел себя иначе: пригласил ее в цирк, потом – в ресторан, а потом - в ЗАГС.
Сказки он ей не рассказывал, а просто
взял замуж. И погиб – самолет, в котором он летел, подбили немцы. А Олеша не солгал: сказку
написал - «Три толстяка».
Так доехали до
Марининой остановки. Нет, он не разрешил ей одной добраться до квартиры на
лифте: настойчивый, он доехал с
ней до ее этажа, потребовал познакомить
с мамой (зачем?), и сообщил ей, что не намерен это знакомство считать
какой-то случайной встречей. А мама не растерялась:
- Я не
удивлена. Это нормально: у дочери появился
друг, который к ней относится серьезно.
Марина не пускала к себе едва знакомых парней. А этот как-то естественно, легко вошел в ее
квартиру (она даже не успела оглянуться, а он уже о чем- то беседовал с ее
папой), потребовал чашку кофе (да, не попросил, а как- то ненавязчиво
истребовал) – и она, как дура, принесла, и опять улыбалась, услышав
комплимент: « А по поводу такой
леди хочется писать стихи». Улыбалась, мысленно браня себя и за эту улыбку, и
за вовсе не характерное для нее
послушание.
Напоив нежданного гостя кофе, она хотела тихонько
спровадить его восвояси. Не тут- то было. В прихожей оказались родители. Этот
шустряк, одеваясь, успевал толковать с
папой что-то о марках титана, с мамой – как провести тетю Веру к доценту
Сергеевой, а Марина молча хлопала глазами: такими своих чопорных родителей она
не видела. Когда через пару дней мама, а
на следующий день отец ненавязчиво стали интересоваться, звонил ли Дима,
девушка просто испугалась. Выяснилось, что тетю Веру, действительно,
проконсультировал какой-то важный доктор, попасть к которому она пыталась вот
уже третий месяц, а папа нашел титановую
ленту той марки, которую искал Димка. Но обиднее всего было то, что этот
разгильдяй не напоминал о себе. Марина придумала уже штук шесть вариантов
разговора с ним, совершенно исключающих всякое продолжение отношений. Но все
эти варианты вдруг забылись, когда он позвонил. Какие там варианты! Девушка
вынуждена была звать отца к телефону, к разговору подключилась мама. Марина
стояла и смотрела на родителей, оживленно обсуждающих что-то с ее (ЕЕ?) парнем.
Потом папа положил трубку и с каким-то победным видом произнес:
-
Он о тебе не забывает ни на минуту.
-
Воспитанный
человек мог бы напомнить о себе иначе,- (она уже натурально сердилась - ни один
из ее сценариев не прошел). – И пораньше!
-
Но ведь эти скалы…
А потом операция…
-
Какая операция?
Отец
с мамой как-то странно переглянулись.
-
Он ей ничего не
сказал! – как заклинание, проговорила мама.
-
Стесняется…боится…нашей
Маринки боится!
-
Коля! ( Марина
года три не слышала, чтобы мама так
звала отца) .
-
Коля! А ведь он
ее любит! И боится. Помнишь, как ты?
Оказалось, этот парень был на каких-то скалах,
заболел, ему сделали операцию и домой он
вернулся совсем недавно.
Они разговаривали, словно ее не было рядом .
Осталось только пожать плечами.
У Марины он появился только в пятницу, накануне
экзамена. Потолковав о сессионных заботах, он вдруг позвал ее родителей и вынул
из дипломата две путевки в конный поход.
Девушка, все еще подозревая блеф, демонстративно приняла приглашение,
ожидая родительского запрета. И просчиталась. Мама стала расспрашивать о датах похода, отец
интересовался особенностями экипировки и она поняла, что поход для них – дело
решенное. Ах, так? Ну, так я пойду, и пусть вам будет хуже!
Димка вызвался проводить ее на экзамен. В вестибюле Университета, когда они
уже прощались ( парень спешил на какое-то дежурство) к ним подошел доцент
Васичкин. Вежливо кивнув студентке, он неожиданно протянул руку Димке, как старому знакомому. Тот ответил на
рукопожатие буднично, даже ( или это Марине показалось) капельку свысока.
-
Вы ее смотрите,
не обижайте,- сказал он, уходя. Доцент почему-то кивнул.
-
Этот молодой
человек, кажется, хирург? – спросил Васичкин.
-
Наверно, будущий,
- ответила Марина.
-
И ваш хороший
приятель?
-
Да так… Знакомы
чуть-чуть.