< 139 >

ебя в грудь - думал на удивление бабахнет, а получилось: «Пук». Еще раз ударил - вообще ничего не получилось.

Грозит избытком
жизнь земная,
и жажда знаний -
русло для предтеч...
Как твари размножаются,
я знаю!
В ком океаны Духа
ищут встреч?
***************

Я отпустил любовь летать...
Хранил бы впредь,
но ты надорвалась
от легкомыслий!



Когда все будет познано,
наступит сон уму.
Когда все будет воздано -
сон будет ни к чему.


Россию наводнили миссионеры и проповедники из Дании, Франции, Германии, Австралии, Бразилии, Северной Америки... - наоткрывали здесь своих представительств, обещают новообращенным поездки за рубеж. Так и вертится у многих мысль: а не запродать ли душу.. Богу?!
Что ж, надо рисковать быть понятым неверно,
иначе не сказать несказанного, нет;
заветов наших рать стерильна, как консервы,
центральная печать:
завет, закон, запрет!

Что ж, надо начинать ошибочней ошибки,
иначе ночи жать
не месяцем-серпом...,
иначе можно ждать фортуновой улыбки
не годик-часик, чать,
а кончить - сапогом!

Опутан и ведом,
ты прост до удивленья!
Гуляет с естеством витийствующий бред,
и подано «родством» проклятье поколенья:
вот «ксива» на убийство - военный твой билет!

Унижен человек:
в его «работной книжке»
отмечен каждый шаг,
тем более, шажок!
Равнение на флаг!
Ферзями ходят фишки!
Свистает всех наверх заманчивый рожок!

Что ж, надо рисковать быть понятым неверно,
иначе не сковать нескованного, нет!
Заветов наших рать -
с «бамбашкою» консервы...
С чего посметь начать?
Итак: да будет свет!!!

Людям снятся крылья не от того, что когда-то они у них были. Можно объяснить проще: взаимосвязанность всего живого вполне допускает подключение универсального человеческого сознания к видению мира птицами. Кто знает, какие человеческие образы наполняют сны животных?..

Наш юбилей: из всех щелей течет елей.

Наиболее прочные в модели мира константы - плюс,минус, «бесконечность» и «ноль». Познающему выгоднее всего, сопоставив разнополярные «бесконечности», попытаться удержаться на «нуле». Парадоксально, но именно с этой «низинки» открываются любые горизонты.
Всенощно и вседенно
она была сильна;
я победил Измену,
гордись, жена!

Как языком по бритве -
жена молчит, в долгу...
Не помешаю битве:
гордыню жгу.

Удачливый ремесленник может имитировать профессионала: одну и ту же работу они выполняют: один - в кропотливом тщании, другой - по привычке.
Профессионал способен имитировать талант: но - первый идет по жизни, как старатель, второй - как шут.

В обыденности варвара узнаешь. А не узнаешь - мертв и ты.

Почему-то Великий Хаос Природы человек понимает, как причину своей деятельности. А если Великий Хаос Природы - только следствие?.. Тогда нет причин для деятельности, зато есть причина для с л у ж е н и я. Очень просто: эволюцию нельзя «построить», ей можно только служить.


Ты просто - будь!
Для исповеди
этого довольно.
Я сам себя
сумею обмануть:
наговоримся,
и - не больно...

Ты хочешь «средств».
Я б воровал,
да в робости взрастили.
Любовь явилась к дружбе под арест: молчанье...
Ну, поговорили!

Наш мир - подросток.
А ваш? Как знать!
Взять - это просто!
Труднее - дать...

Я оттолкнулся
от любви к тебе.
И полюбил твой Образ.
Что ж не уходишь ты!?


Что спасают во время Большой Беды? Страх спасает деньги и документы. Материнство спасает детей. Жизнь спасается в зеpне.

Плохие соратники появляются после плохих соперников...

По тропинке гулял
шалопай и мудрец,
напевал «тру-ля-ля»
без царя в голове,
без гроша за душой,
привидениям брат:
будет день - хорошо,
ночь проходит - ура...

На тропинке другой,
всем и вся поперек,
язычок - о-го-го! -
и шустра, как зверек:
нецелованный свет,
незакрытый капкан -
там, где бродят не все,
появилась Она...

Счастье врозь покрестил
мещанин быт-ворчун;
ты сказала: «Прости»,
я «спасибо» шепчу.

В России Комиссар занял «экологическую нишу» религиозного проповедника. Проповедь не получилась. Не потому, что Комиссар плох - потому, что прервалась нить исповеди.

Приснилось:
сечи муж был,
на бой вел мужей рать...
Встаю, иду на службу:
зевать, зевать, зевать.

Фокусы магов, по сути, бессмысленны, коль не сказать: «Человек?.. Это - ТЫ!»

Когда я уйду за предел,
вы скажете сами о том,
что жизнь - это то,
что хотел,
а песня - все то,
что потом...

Одиночество удобно для страданья. Для состраданья одиночество: пш-ш-шик!

Вся жизнь, как сутки... Что тут городить? Попозже лечь, пораньше разбудить.


Рассказать я хочу,
как затеяли
в нашем звонком аду чехарду:
будто мелкую дрянь,
зло посеяли,
а пожали - большую беду.

Будто - тень на плетень! - день не выдался:
повели молодца
в монастырь...,
сам лукавый хихикал
и лыбился,
да мизинчиком тыкал
в псалтырь:

«Ах, зачем же ты,
Ванечка, Ванечка,
заступался
за глупых людей,
то потел в поэтапном предбанничке,
то Жар-птицей горел
на суде?»

Ведь у черта - вот, черт! - родословная,
и заслуги, и пост, и деньга;
проросли сорнячки уголовные,
налетела пожрать мелюзга.

В непоказных котлах
варят варево
и скрипят на ветру флюгера...
Ты наяривай, Ваня, наяривай,
пусть попляшут гопак
опера.

Вон присела Косая
с картишками,
поиграла и в мир побрела,
а в миру, хоть и скучно
с людишками,
все играет: была-не была!

Шапку оземь:
«А ну-ка попробую!»
Эх, была-не была, все одно:
плата только за песни особая,
а за Ванькину жизнь -
все равно.



Да и тут
закавыка-задоринка:
не пускает Сибирь-попадья;
в белом карцере,
тихом, как горенка,
зашептала она: «Ты, да я...»

Сапогом и копытами мечены,
по баракам дрожит вшивота;
протокольчик жует человечину,
человечинки ждет мелкота!

Попривыкли в аду, пообтерлися,
Ванька Битый пошел
в сторожа,
и гордился,
что Чкалов на Полюсе,
(Хоть и плакал,
что нету ножа.)

Обнесли фонарями холуйскими,
усыпили сердечное зло,
ты науськивай, Ваня, науськивай:
заступаться за свет - западло.

Поле мести
огромней огромного,
урожаи дурней дурноты:
кости белые,
черные вороны,
все - запретная зона, щиты.

Приоделся лукавый, подкрасился,
поменял и писанье свое:
- Заходи, дорогой!
- Выкусь на-ко-ся!
Больно сладко поет кумовье...

Подросли молодые осиннички,
не жалей ремесла
для кола...

Ах, у Ванечки
добрые сыночки...
Помер Ваня.
Была-не была!
********************************

Мне нравится
людской переполох,
когда предвиденья
судьбу рапирой бьют;
так надо жить, как будто вечней века вдох,
и мертвые о вечности поют!
**********************

В этой комнате
дышат на ладан,
дранью шаркают...
Мри веселей!
Бабка божия,
пенсия на дом, -
28 бесценных рублей!
В этой комнате
дышат на ладан,
дранью шаркают...
- Э-э-эй!
**********************

Любовь, любовь!
Голодная хвастунья!
Звезда ночей,
дневной упырь...
Жена ушла.
Наивно протестуя,
бpенчала телефонная цифирь.

Что думалось в безмыслии, но складно!?
Молчали дни и так, и сяк,
катилась жизнь
легко и бесталанно,
похожая на маленький пустяк.

В огромной стране быть ничтожным - ноpма.

Благоденствия
сень не напрасная,
но в России,
капризы глуша,
с ног на голову
в йоговы асаны
убегает от жизни душа.

Мне шепчет дьявол, знаток разлада, слова-словечки с улыбкой кислой... И повторяю я, божье чадо: «Не вижу смысла! Не вижу смысла!»



В себе самом
любил ли я потерю,
или себя терял в других?
Любовь, любовь,
безвыходные двери;
любовь бредет
через потери,
эпистолярный выбросивши «жмых».

************************

Завистники
не скажут ничего:
их «скромность»
не воинственна, но подла,
знакомый шапочный заявит: «Я его
знавал неплохо...»
Ложь затянет соло...

Сестра в миру,
веселая жена,
украсит интервью слезами, к месту,
доступным слухом вдруг толпа поражена,
замесит разговоров злое тесто.

Девчоночка,
из тех, что лезли в сны,
насупится, оставшись
без игрушки,
друзья напьются и взглянут со стороны:
породисты ли ушки
на макушке?

Портреты бывшего рисуют кто во что...,
смешно сказать:
хулители - горазды!
Снесли в музей
носки, трусы, пальто,
из гипса слепок переда
и зада...

А ведь не страшны страшные суды,
коль умирал при жизни многократно,
ведь не корысть же светит душам с высоты,
и не корысть уйдет обратно!

Мой друг, я сам
приду с косою за тобой.
Ты поспешил. Иди домой.

*******************
«На сытое брюхо
мечтать веселей!» -
изрек токарь Вася,
едок «Общепита»,
любимчик деньги
и газетных соплей
пахал и питался:
до пота, досыта.

Он шел на завод,
будто утренний бог,
и коврик асфальта
стелила держава:
«Давай веселее,
давай, Василек!» -
за годиком годик
все жала и жала.

Ее аппетиты
весьма будь здоров;
мечтает Василий
о пиве и мясе.
Питок из горла,
завсегдатай дворов
не хочет работать -
не пашется Васе!

А в брюхе урчанье.
И ручками - хвать! -
герой пятилеток
хватает поболе:
«Кормилица-родина,
мать-перемать,
доколе мечтами кормиться, доколе!?»

Эй, Вася-Василий,
сигай в магазин,
верти головой,
как сова на тычине:
«Эх, столько-то лет и, эх, столько-то зим
кормили державу
почин на почине!»

И вот, вышел Вася отчаянный фрукт,
сыночка привел
до завода-махины:
«Вот тут кушал я,
меня кушали тут -
машины, машины,
машины, машины!..»

Взорвался рассвет,
как небесный фугас;
под тяжестью сердца упал, крикнул: «Амба!» -
знаток перекуров,
не худший из нас,
до смерти - Василий. Поплакали бабы.
*******************


Основательный хозяин оберегает свою любовь, как экзотическую зверушку: кормит, заботится, ласкает. Эта ручная любовь спешит ответить слепой преданностью.

.: 140 :.