НА ГЛАВНУЮ................на страничку КНИГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ

Русская Книга Перемен

Лев

Роднов

КНИГА

случайносте

УДК ББК

Лев Роднов. Книга случайностей.

Русская книга перемен. Санкт-Петербург, ИД «Петрополис», 2013 г. - 240 стр.

Идея, текст, дизайн,

стилизация рисунков – Лев Роднов

Рисунки – Михаил Вахрин

Художник-консультант – Александр Балтин

Книга случайностей – четвёртая книга совместного проекта писателя Льва Роднова и научного издатель- ства «Петрополис» (Санкт-Петербург). Субъектив- ные заметки, лирико-философский дневник, мысли.

ISBN

Лев Роднов, 2013

ИД «Петрополис», 2013

Если

доброта кричит, значит, она прощается.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Необходимое предисловие. Эти случайные заметки напи- саны в 1984-1989 гг. – в иной эпохе и иной стране. Осмыс- ленные когда-то банальности и кое-какое субъективное мнение. Время прошло. Перечитываю. Хм?! Банальности не исчезли... Ах, человек! Песчинка! Миллионы песчинок! Характерность яви как документ. И во времени, и в про- странстве. Где же и в чём крупиночкам жизни быть моно- литом? В общей истории? В деле и в мысли? В искренней вере и родном языке? Песчинки, песчинки...

Взрослый разум и сердце под- скажут ответ: пустыня и ветер
– враги.
Сравнивая живого дилетанта с учёным профаном, я при- хожу к выводу: лучше чувс- твовать, не зная, чем знать, не чувствуя.
Подобно тому, как скелет со- ответствует прихотям плоти, так и земная мораль постро- ена в абсолютном соответс- твии и с полной «сиамской» близостью для всего земного. Мораль никогда не превыша- ет известного. Выход за пре- делы известного аморален в принципе.
Художник сказал: «Я одинок всегда дважды: рядом с женой я одинок в жизни, а без неё я одинок в мире».
Обыкновенность природы есть её главное чудо.
Искусство творца только вы- играет от встречи с искусст- вом судьи.
Время собирать камни… Ве- лик ли урожай? Мой товарищ стареет. Он, сломя голову, то- ропится к заболевшей жене, которую любил, ругал и пре- зирал в молодости, но стер- пел, свыкся, не развёлся. И вот, оказывается, ничего, кро- ме этой стервы, у него в мире не нажито. Это и есть теперь главное оберегаемое «сокро- вище», которое всё лучше, чем пустота.
«Довольный собой» обычно имеет для этого повод, – на- бранную «массу» и скорость жизни. Его движение лише- но ускорений м это «рантье» инерции.
Изобилие и нищета могут одинаково портить душу.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Мамаши! Посмотрите, как действует самая первая из вас
– Природа. Она идёт по, ка- залось бы, парадоксальному пути – по пути ослабления ма- теринского внимания и опеки. Чем старше её дети, чем опас- нее их игры, тем больше она к ним безразлична. Мудрая, она не мешает детям подхо- дить к гибели и искусу – это единственная их возможность выжить самостоятельно.
Не желающий раздавать свою жизнь, жаден и в меньшем.
Себялюбие универсально: оно способно превратить в удовольствие всё! – и свет- лое, и тёмное, и сладкое, и горькое; подруга каждое утро смакует разговор о том, как у неё плохо с обувью, как мало у неё денег, как много у неё забот, как она недовольна сексом, ребёнком, коллегами, погодой, атмосферой, полити- кой и т. д. Недовольство днём, недовольство вечером, недо- вольство в постели… Зачем же так много?! Странное удо- вольствие! Себялюбие умеет наслаждаться бедностью. Та- кое «удовольствие» насытить невозможно. Можно лишь на- деяться, что когда-нибудь оно подавится.
Если родительское предло- жение опережает спрос, то в
результате получается хилое существо с ядовито-бледной душой-недотрогой.
В умении отказать иногда за- ключено искусство настоящей помощи.
Правы вообще все! Как это понимать? Так и понимать, буквально: все, вся и всё. Каждая тварь, вещь, дух или явление – все! Возможно, правота количественна: при столкновении одно «право» может поглотить другое, но и этот процесс – право некоего третьего права, недоступного для понимания встретивших- ся…
Поглощение меньшего права большим цивилизация имену- ет «здравым смыслом». Здравый смысл безусловен, он заставляет нервничать даже самых отъявленных кон- серваторов и самых упрямых невежд, так как его «право» есть «третья» (общая для всех взаимодействий) сторона. Над-логичность плюс вне- чувственность.
Сила здравого смысла в том, что даже когда он не принят, он всё равно воспринят, а, воспринятый «внутрь» по- мимо воли сердца и цензуры мозга, он действует подобно неутомимому микробу: раз- множается в пределах имею- щегося миропонимания…

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Именно поэтому «короткоза- мкнутые» себялюбцы и мел- кие души выработали свой
«инстинкт самосохранения»
– они отлично чуют силу здравого смысла, боятся его и стараются не приближаться к опасному «микробу», ко- торый в миру ещё называют
«правдой».
Сначала задай себе простой вопрос: «Что мне нравится?» Или: «Что мне не нравится?». Теперь задай вопрос: «Поче- му?» Если ты самостоятель- но преодолел обе ступени, то смело воображай третье: душа, ответившая на вопрос
«Почему?» – становится зря- чей!
«Я люблю тебя!» – Прислу- шайся… Возможно, обнима- ющая женщина говорит эти слова только для себя одной.
Проигравший уничтожает идолов. Переросший своих идолов, становится к ним снисходителен.
Когда я вижу, как «гуляет» домашнее вино в стеклянной бутыли, на ум невольно при- ходят мысли о «брожении» цивилизации. Этапы: медлен- ное начало, бурный процесс, оседание мути, готовность. Итак, Создатель может раз- ливать напиток, но прежде
ему необходимо попробовать
«вино»: не уксус ли получил- ся? Ведь если бадья бродила не в той «атмосфере», не в том «духе», то вместо вина получится никуда не годная кислятина.
Разум – он. Душа – она. Серд- це – оно. Сердце – посредник по призванию.
– Я никому! ничего! не дол- жен!!!
– Знаешь, почему ты так гово- ришь?
– ?..
– Потому что у тебя… ничего нет.
Круг слов рассечён лезви- ем тишины: по одну сторону от разреза – слова, живущие мгновение, по другую – сло- ва, живущие вечность.
Для неподвижного слуха мол- чание – демон.
Принцип «ныряющего кита» использован авторами в плот- ных текстах. На поверхнос- ти – на бумаге – появляются отдельные слова-маячки, по которым можно угадать тра- екторию движения разума и лишь косвенно почувствовать мощь его движений, неви- димую глубину… Поэтому и читатель здесь не может быть просто поверхностным

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

наблюдателем, он сам – «ны- ряющий кит», «глубокий» чи- татель; в текстах работа по их составлению и работа по их прочтению сходна и сопоста- вима в силу одной и той же игры с океаном жизни.
Но бойся, Ныряющий Кит, своего врага! – На поверхнос- ти тебя поджидает зевака-ин- теллектуал, в его руках гарпун академических догм.
Чего ты хочешь, моя милая? Обиду? Сравнений? Прошло- го?.. Всего! Кроме одного: ты не хочешь меня.
Почему я хочу любить одну, жить с другой, а детей иметь
– от третьей?! Почему я не могу найти этого в единс- твенной женщине? Почему каждая из попутчиц надёжна лишь в чём-то одном? Поче- му женщина надёжна только в том, в чём сама себя видит единственной?
Чем мягче кресло, тем жёстче характер.
Добрый совет, данный жен- щине, возвращается обвине- нием.
Клячей жизни всегда была ложь. А так называемая «прав- да» – это то и тот, что на теле- ге, – повседневность. Но вот парадокс: чем тяжелее телега,
тем легче работает ложь.
Проверь чистоту своего оди- ночества: льстецы и мучители не беспокоят?
Вы можете, а я – знаю. Но не заставляйте мочь меня, – себя не узнаете!
Лужица однажды сказала:
«Разве можно меня не лю- бить?! Посмотрите! Во мне отражается целое небо!» Небо услышало и весёлым урага- ном наклонилось так низко, как только могло: «Где ты? Я ничего не вижу!»
Нужен «экстрасенс для экс- трасенсов». Несчастным надо помочь вернуть утраченное
– стать обыкновенными.
Сомневающийся – говорит. Специалист – вещает. Сомне- вающийся трудно «заводится» на разговор и легко «глохнет», специалист – наоборот.
Прощение долгов – это усу- губляющее наказание: грязь совести становится радост- ной.
Человечество никогда не имело собственных принци- пов, оно только и делало, что интерпретировало подслу- шанные наития, заставляло пророков соревноваться и

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

устраивало в тени «победите- лей» заповедники нравов.
Ничто не привлекает женщи- ну так, как мужская неустро- енность.
Слабый дважды слаб: в себе и в том, кого он соблазнил сво- ей убогостью.
«Энергия смерти», – так мог- ла бы называться книга о пос- тижении жизни…
Отражение формирует ориги- нал только в случае прямого зеркала и зрячего оригинала, способного поправлять перед зеркалом свою жизнь.
…На развороте «молодёжки» публиковалась масса писем, содержание которых не блис- тало глубиной: о певцах, о пер- вой разлуке, о тоске, о… Уже через неделю-другую зара- ботала зеркальная «обратная связь». «Какой кошмар! Не- ужели мы такие пустые, такие глупые?!» — прочитав свои собственные письма, воскли- цали те же самые мальчишки и девчонки. Письменное отра- жение раздразнило оригинал: он перестал себе нравиться. Неприятно увидеть прыщ на носу, и невыносимо узнать в общей некрасивости себя.
Этот проверочный принцип можно назвать «принципом
холодного хирурга». Пред- ставьте, что вам предстоит пережить операцию, исход которой не гарантирован. У вас есть выбор: пойти к очень опытному хирургу, о котором ходят легенды как о профес- сионале, как о специалисте экстракласса, правда, говорят, он холоден к живым людям и ему безразлично, останетесь ли вы жить или нет, прос- то он добросовестно делает своё дело... или пойти к хи- рургу куда менее опытному, но очень переживающему за вашу жизнь. Кого выбрать? Прислушайтесь к себе: робот выберет робота, живой – жи- вое. Ну?!
Гипотеза. Не надо «усваи- вать», не надо «всасывать» и «впитывать» книгу. Лучше всего отдаться на «самотёк». Для этого следует, прежде всего, рассредоточиться, то есть буквально: не задержи- ваться на «пятнышках» букв, слов, отдельных смыслов, об- разов и т. д. Чтение в состоя- нии болвана. «Болван» здесь тот, кто не мешает самому себе при встрече с предметом информации и чувства. От ис- точника – книги – информа- ция поступает тогда в некую субстанцию индивидуальной памяти сразу по трем кана- лам. Первый – безусловный, прямой, обеспеченный со-

Сильное слово — тихое.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

стоянием «болвана», второй путь – через образную поло- вину мозга, третий – через разумную, логическую. Но поскольку все-таки наиболее удобный и лёгкий путь – это путь «болвана», где между ис- точником и памятью нет ни- каких промежуточных образ- но-логических посредников, путь «самотёка», то отделы жизни заведующие чувством и разумом оказываются как бы «безработными» в разгар работы. Что им делать? Не обременённые ничем, кроме тишины и свободы, они авто- матически начинают отраба- тывать самостоятельный ток, как бы возбужденный исход- ной информацией на входе. В результате в память поступает тройная информация: истин- ная и «просуфлированная»
– справа и слева.
Ищущий, изобретающий, ис- следующий – все они рыба- ки в океане Истины. Рыбаки изобретают всё новые, всё бо- лее страшные снасти, да ищут новые места, да ещё надеются на удачу.
Так и дневник мыслей – он бесконечен. Нельзя поймать всю «рыбу».
Боюсь всего, кроме смерти. Люди найдут свой конец в ци-
вилизации, дельфины – на бе-
регу, фантом – в реальности. Апокалипсис.
Ищите здесь: геометрия вре- мени.
Искусство не в том, чтобы су- меть дать ответ. А в том, что- бы играть вопросами. Чтобы каждый, услышавший их, на- шел свой ответ.
При встрече с настоящим Учителем ты всегда видишь однообразного Учителя и
– разного себя.
Слабый, но честный писатель всегда боится духовного ре- зонанса: слишком зависима мелодия его души от иной мелодии ближнего. Ведь ме- лодия соседа может оказаться лучше, и тогда сила подража- ния заставит звучать так же. Ай-ай-ай! Лучше уж ничего не читать, ни с кем не встре- чаться, – только бы жить по своему… Похоже на стрел- ка в тире, который во время выстрела зажмуривается… Авось! Бывает, что и в «десят- ку» попадают такие.
И даже одиночество – не зри- тель… Бог поровну связал рождение и смерть, при этом сам не умер, а – исчез!
Любой человеческий абсолют состоит из условностей.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Диктует прихоть. Умоляет норма. Стенает косность. Поз- навшим безразлично знание.
Вошедший в царствие Твоё, из своего — выходит.
Часто и охотно люди задают друг другу вопрос: «Поче- му?», – но, получив ответ, который не соответствует их ожиданиям, обычно отвеча- ют яростью. Хочешь угодить
«правдоискателю»? – Назы- вай полпричины.
Гуляю по кладбищу… Тихо, умиротворенно до самых пер- вооснов. Материализованный покой. Вот бы где – в самом центре! – творческую дачку поставить!
Многое в мире мужчин и женщин следует понимать буквально. В течение тысяче- летий оттачивались эти пре- дельно откровенные доклады:
«Я без ума от него! Я без ума от горя! Без ума от радости!» Точно так. Если людям кто-то очень нравится, или они силь- но расстроены – разум поки- дает бедняжек.
Для чего ты думаешь, гово- ришь и пишешь? Может, ты заботишься о людях? А, мо- жет, ты заботишься об авто- рстве? Или ты хочешь соеди- нить и то, и другое, и – чтобы
«всем хорошо»? Тогда ты никому не нужен: ни себе, ни людям.
Я – это дом, в котором в раз- ное время жили и работали всевозможные личности: ро- дители, друзья, любимые, учителя, люди из прошлого и мечты из будущего, наставни- ки в настоящем. Все они куда- то исчезли к сроку моей зре- лости, оставив в доме лишь пыль с подошв своего сущес- твования…
«За что боролись, на то и на- поролись», – очень хорошо замечено! Боролись за ра- венство – получили нищету и зависть. Теперь боремся за обездушенное техническое изобилие – значит, душе пора готовиться к смерти от безра- ботицы.
Пора бороться с благосостоя- нием!
Не описывай события, опи- сывай мысли и чувства, кото- рые эти события вызывают. И скоро твоя наблюдательность будет сдержанна в своих про- явлениях – подобна мастеру среди подмастерий. Ты бу- дешь шутить и говорить при- тчами. Творчество, которое на языке, живее творчества, которое на бумаге… Заведённый волчок – детская

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

игрушка – останавливаясь, начинает совершать двой- ное вращение: кроме своего собственного вращения вол- чка вокруг оси, добавляется этакое качающееся вращение самой оси вокруг какого-то невидимого центра.
Один мой знакомый пьяница похож на такой же останавли- вающийся волчок – соседи по подъезду с искренним инте- ресом и сочувствием относят- ся к его сложным финальным движениям судьбы. Вращение
«вокруг себя» – это работа и домашние заботы. «Враще- ние оси» – это пьянство. Пока большая ось делает свой боль- шой оборот, малая успевает обернуться «вокруг себя» раз пятнадцать – от аванса до по- лучки…
В вестибюль нашей конторы продавцы-корсары завезли три тонны яблок. В тот же день в том же вестибюле уста- новили гроб с телом умершего сотрудника. Образовались две толпы. Продавцы обиделись на ситуацию и увезли яблоки прочь. И толпа обиделась на то, что продавцы обиделись. И покойника в тот же день по- хоронили. И вроде всё утряс- лось, а как-то не так… То ли яблок купить не успел, то ли на покойника сердит? Одно слово – осень!
Коммунизм возможен только
в отдельно построенной лич- ности.
Имидж – это всегда одна и та же, с блеском выученная роль. Чем тут восхищаться дважды?!
Странная штука – внутренний смысл. Странно и учит: «За- крой глаза и смотри, заткни уши и слушай!»
Тропинок тысячи, вершина
– одна.
От себя не убежишь. Можно только подняться.
Мужчина теряет себя «от го- ловы», женщина – «от серд- ца».
Естественность? Где она? Выйдя из естественности, так трудно возвратиться обратно! Сколько заплутавших, сколь- ко канувших! Самые упорные находят дорогу к дому – к са- мому себе… «Дай мне меня!»
– это, (а не три пресловутых желания) прежде всего, нуж- но просить у сказочных вол- шебников.
Естественность безотчётна и неподсудна.
Ты видишь правильно, если отличаешь «пробу сил» от
«демонстрации силы».

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

С одной стороны, чаша чело- веческой жизни становится всё мельче, с другой стороны, поток цивилизации всё боль- ше напоминает тропический ливень. Кто как умеет, при- крывает свою переполненную
«чашу»: водкой, аскетизмом, агрессией, тупостью, специ- ализацией, хобби… – потому что слишком ненадёжен за- пас прочности чаши, любая случайная капля может стать последней. И вполне понят- на неадекватность реакции современного человека на многие, казалось бы, пустяки и мелочи – в каждом из них он видит эту самую «послед- нюю», смертельную каплю, и от того так дико охраняет свою неприкосновенность. Но капли всё равно попадают… Суицид. Явление-рекорд- смен для здешних мест. Са- моубийство. Лучше разбитая чаша, чем переполненная. Всё или ничего. Снова разговор о том же: «всё» — в пятнадцать лет, «ничего» — в старости. Три процента покончивших с собой – дети, восемьдесят процентов – старики: «всё» в десятки раз менее опасно, чем «ничего». Юность пред- чувствует и поэтому терпит, старость знает и поэтому не желает больше чувствовать. Для «переполненной чаши» не спасение – «наращивать высоту краев» или держать
над собой «зонтик»; куда удобнее насверлить в ней от- верстий.
Хорошо там, где нас нет. Что- бы ощутить границу меж тем и тем, достаточно длины рук.
Бывшая жена сказала о бу- дущей: «Ты же ей в отцы го- дишься!» Спасибо. Родилась дочь.
Каждый носит свой ад внут- ри.
С женщиной давняя сделка: докладывать друг другу, не- зависимо от обстоятельств и настроения, о своём внутрен- нем состоянии. Способ хо- рош тем, что «вывернувшись наизнанку», ты доверяешь оценить себя «внутреннего» с внешней позиции и даже го- тов к тому, что ткнут пальцем в тёмное место… Сколько встречного мужества потребо- валось моей любимой, чтобы слышать «меняющуюся прав- ду» о чувствах! Любимая му- чалась, но становилась силь- нее, росла в своём терпении и проницательности. Испове- дальность, не имеющая сце- нариев, тренирует диапазон мировоззрения и терпимости. Вчерашние раздражители, ко- торые выводили женщину из равновесия, перестали вдруг действовать. Но что-то про-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

изошло… Теперь любимая
требует «правду» сама, тре- бует постоянно, – в качестве раздражителя, напоминаю- щего ей теперь о том, какая она стала сильная, терпимая, выросшая!.. Женщина изме- нилась, но она нашла новый эгоизм.
Ум, обаяние, загадочный блеск в глазах, чутьё интуи- ции, интерес, открытое сер- дце, природный такт и милая наивность – этим ты, женщи- на, соблазняешь меня. Но ты стала расходовать этот запас соблазнов где-то на стороне. Чем же ты хочешь соблазнить меня дома?!
На земном шаре три милли- арда женщин. Ты – не единс- твенная.
Честный блуд не губит, пос- кольку ты сам исследуешь глубину своей подлости.
Женщина всегда «подклады- вает» то, что именует любо- вью, а мужчина – «подгреба- ет».
Две машины любили друг друга. Днём ими поврозь владели разные меняющиеся водители. Зато ночь машины всегда проводили рядом, в од- ном гараже. Это они и называ- ли своей любовью.
Мужское всегда испытывает безусловное желание «со- ваться в каждую дырочку», а женское – «заткнуть каждую дырку». Этот принцип уни- версален, его удобно приме- нять и при детском воспита- нии, и в семье, и в науке, и в глупости, и в исповеди. Со- здатель придумал удивитель- но простую уловку, которая соблазняет нас действовать. Это – любопытство. Из лю- бопытства происходит жизнь, из любопытства происходит и смерть.
Снобизм «истинных» – «Ах! Так тяжело находиться среди вас. Потому что никто из вас не понимает: бесплодно, но не бессмысленно наше терпе- ние!»
Она, уезжая: «Не знаю, как ты тут без меня будешь?!» Он, оставаясь: «Как без тебя – по- нятно. Вот как с тобой быть не знаю!»
Тот, кто пришёл посадить са- женцы, рискует остаться ни с чем.
Тот, кто придёт собирать пло- ды, рискует найти их слиш- ком много.
Но несчастнее этих двоих тот, кто, посадив саженцы, ждёт немедленного изобилия.

Не пойман – не вор,

не узнан – не раб.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Говорят: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Но по сути про- исходит большее: смеясь над своим прошлым, человечес- тво неизбежно смеётся и над своим будущим. Осмеянное прошлое – изменённое буду- щее. Однако при не полной искренности прошлое деваль- вируется, поэтому будущее
– не изменится.
Смех – душа и плоть мгнове- ния.
Это же так элементарно: если случился неумеренный вос- торг, значит, вскорости следует ожидать большого неудоволь- ствия. Маятник! Жаль только, что восторг у жены случается, как правило, на работе, а не- удовольствие – дома.
Не трогайте слабых! Они ви- новаты в том, что слабы, но больше, чем сами себя, никто уже их не накажет.
Муж – это механический ис- полнитель высокодуховных заказов жены.
Не горюй! Симпатии приходят и уходят, а муж – остается.
«Дайте мне точку опоры, я переверну мир!» – похвалялся мудрец. Ай-ай-ай! Слава Богу, что мир на том и держится
– не имеет «точки опоры»: всё подвижно, всё относительно, свобода мира сбалансирована, а не укреплена. А что сказать о внутреннем мире? Уж не то же ли самое?! Упаси Бог тебя иметь внутри что-нибудь, что может послужить «точкой опоры» всему остальному… Это – катастрофа, катаклизм. Перевернёшься. И не раз. Точка опоры – это не более чем посох; сносившийся нуж- но отбрасывать прочь без со- жаления. Вечность опирается на миг. Точку опоры полезно иметь при толчке, но она не нужна при свободном полёте.
Думать о смерти в пятнадцать лет – это нормально! Жизнь
– шкала; не бывает линейки без «нулевого» деления, от- носительного начала отсчё- та. Относительно чего? Что взять за «нулевое» деление? Ценности морали? Ценнос- ти идеологии? Сектантские догматы? Правила желаний? Нет! Самое точное осмысле- ние истинной ценности ве- щественной жизни возможно только относительно самого стабильного «нуля» – смерти. Отсюда берёт начало юно- шеский максимализм, отсю- да естественное стремление знать суть вещей, а не их ус- ловность.
Самые близкие и самые пер- вые ценности на «шкале»

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

жизни: любовь, смысл, прав- да, дружба. По большому мак- сималистскому счету ни одна из этих ценностей не терпит даже мизерной лжи, потому что измерение происходит по абсолюту: всё или ничего! И это хорошо! Природа сама даёт нам шанс: вот тебе «всё», вот тебе «ничего» – работай! Было бы гораздо хуже, если бы мы никогда вообще не думали о второй половинке проявления жизни – смерти. Бредя по вечному неразвива- ющемуся кругу, мы обрекли бы себя на вечный идиотизм. Именно смерть заставляет нас совершать главную свою работу, пока открыты очи,
– жить. Даже самоубийство – это всего лишь крайняя форма эгоизма, не нашедшего комп- ромисса с миром. Природа за- ботится об эволюции духа. Индусы говорят: смерть – пре- красный советчик. Ещё бы! Она всегда предельно точна и бескомпромиссна. Впрочем, с острым инструментом может работать только трезвый мас- тер… Уж не пьян ли ты от тех
«ценностей», что по ошибке научился называть «жизнью»? Прислушайся! Знание о небы- тии заставляет нас быть.
Временные идеалы обманы- вают. Смерть – никогда!
Потомки благодарят за то, на
что современники обижают- ся.
Пишущему хочется увидеть свои произведения напеча- танными. Вроде бы аксиома. Многие потеряли на этой
«аксиоме» и покой, и себя, и меру в тщеславии, и радость естественного действия. Что за беда?! Пишущий – это всегда испове- дальность, искренность (хотя бы и тщеславная, и конъюн- ктурная, но – искренность!), то есть, любое воспроизве- дение внутренних движений души во внешнем материале
– металле, звуке, камне, сло- ве, холсте – это не что иное, как попытка выхода за преде- лы «Я». Но с одной особен- ностью: каждый такой «выход за пределы» консервируется в
«произведении». Значит, про- изведение это лишь некое со- путствующее явление, связан- ное с выходом за пределы «Я» и обусловленное основным феноменом человека — рос- том личности.
Шиворот-навыворот — это когда ты не живёшь, а «стара- ешься жить».
Как ты терпелив к озорующим детям, так и Бог к тебе!
В России человеческое «до- стоинство» очень любят за-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

щищать имитаторы и спеку- лянты: чужое – с трибуны, своё – в суде.
Шум леса понимает лес сосед- ний. Ручья стремление понят- но и реке. И месяц зимний по- нимает месяц летний, и жизнь цыган читает по руке…
Нет нужды стараться «выра- зить», сколь мудра и прекрас- на Природа. Она давно и с ус- пехом это сделала сама.
При поступательном разви- тии количество, как известно, переходит в качество, а при по ступательно-возвратном всякое качество неизбежно переходит в количество… В общем, чиновников в новой русской жизни – не счесть!
Друг друга мы искали на зем- ле, слепые души, освинцо- ванные бытом. Что ж, время минуло, и зрелое свершилось: душа в душе успокоение на- шла. Ах, сколько б мы с тобой не изменялись, находкой про- шлое, увы, не назовёшь! Об- нялись. Встретились. То, что нашли, покоем не явилось.
Буду адвокатом для ваших грехов, чтобы вы, наконец, стали себе судьями.
Многие семьи держатся на дурной привычке. Муж
– «наркотик» для жены: она бы и рада избавиться от зави- симости, да жить без него не может…
Человек хочет чувствовать. Это потребность. Как всякая человеческая потребность, она развивается, эволюцио- нирует. Смею предположить, что эволюция людского чувс- тва идёт как бы в две про- тивоположные стороны од- новременно: в то время, как одному контингенту для пол- ноценного «срабатывания» чувственного аппарата нужен всё меньший и меньший «тол- чок» – интонация, луч света, лепесток, пылинка, внутрен- нее дуновение интуиции и т. д., другим в то же время тре- буется для «срабатывания» всё более грубый «толчок»
– крик, уродство, извращение, эпатаж, сверхвызов. Собс- твенно, результат схож в ито- ге: первый путь учит слушать тишину мира, второй – собс- твенную пустоту.
Россия девяностых годов… Новоявленные купцы и биз- несмены настолько заняты делами, что если они дого- вариваются с вами о встрече
– это их ещё ни к чему не обя- зывает.
Гармония – это когда чувства ровно столько, что оно удер-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

живает знание от болтовни, а знания ровно столько, что оно удерживает чувство от безу- мия и хаоса.
Размышляя о своих бывших жёнах, он с гордостью отме- чал: «В своём выборе я не ошибся ни разу!»
Ах, женщины!.. Двадцать лет жила она с буйным пьяницей. И мебель он ломал, и её саму бил до полусмерти, и детей не жалел. Только умер как-то в одночасье, освободил. Вышла она замуж во второй раз. Суп- руг попался тихий, мастерови- тый, покладистый, вежливый, не пьёт, не курит. Через год её терпение лопнуло: «Ну что ты за мужик?! Что ни сделай
– всё терпит. Тьфу! То ли дело прежний-то был: чуть что не по нему – ка-а-ак даст!.» – и она с удовольствием вспомни- ла прошлую жизнь, богатую шумом и страхом, и обиделась на сегодняшнюю – бедную, в покое…
В зоопарке «заключённые» звери ходят по клеткам точно так же, как психобольные по больничному коридору: туда- сюда, туда-сюда. И так – весь день. Не хватает движения. Удивительно, выражение глаз у животных и госпитализиро- ванных в «дурдом» – одина- ковое: в этом взгляде пустота.
Инстинкт самосохранения, вывернутый наизнанку.
Десятидневный отъезд жены за границу приносит хлопот значительно больше, чем, ска- жем, организация трёхднев- ных похорон.
«Как ты ворчлив!» – вздохну- ла она. «Возможность ворча- ния – это единственное, что удерживает меня рядом с то- бой», – подтвердил он.
«Как ты думаешь, мне подой- дёт это платье?» — спросила она. Он ответил: «По этому поводу у меня нет мыслей, которые бы тебя удовлетворя- ли».
– Пообедаешь?
– В целях экономии я не хочу.
И дьяволу путь к Богу не за- казан.
Встретились как-то две смер- ти – Свет и Тьма —–и стали любить друг друга. Появилось у них великое множество де- тей, смертенят. Стали смерте- нята своих родителей поедать, косточки их растаскивать на всякие мелкие нужды. Пост- роили смертенята цивилиза- цию. И сказала Жизнь: «Двум смертям – не бывать!»
Один двух слов связать не мог,

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

другой двух слов услышать не хотел. Не трудно догадаться, что итог предельно прост: пыл – охладел.
Самоедство – это частный случай людоедства.
Мечта должна жить вдали от ремёсел. Иначе ремёсла разо- рвут её на части!
Творчество должно иметь такой конечный продукт, ко- торый бы – принципиально!
– нельзя было продать или ку- пить. Искусство – это только этап творчества. Любой этап творчества уязвим и видим в своей искусственности, по- этому легко превращается в товар. Истоки творчества не- уловимы для цены. Неулови- мыми должны быть для неё и результаты. Продажное – это творчество, не доведённое до конца.
В один и тот же миг память может смеяться или оплаки- вать, тело наслаждаться ра- ботой, а душа летать в гости к Духу… Ты – мир! Пусть живут эти сущности в тебе, не соперничая.
Для того, чтобы утешить тело путешествиями, его необхо- димо возить по поверхности планеты. Для того, чтобы уте- шить душу полётами фанта-
зии, достаточно покоя.
Встретил человека, обладаю- щего эгоистичной… душой (казалось бы, душа и эгоизм несовместимы?!), причём, трусость этой души приме- чательна: стоит лишь телу оказаться в опасной ситуации
– душа тут же выпрыгивает вон и наблюдает за события- ми со стороны, предоставив тело на волю случая… Обла- датель «заячьей души» уверен в личной уникальности, его всерьёз занимает астральный опыт своей «дезертирки».
Сон. Земля – это материали- зованный ад. Мы живём на самой поверхности ада. Так называемые «грехи» разогре- вают Землю, в то время как любовь разогревает Солнце.
Всё, что «уловлено», – есть черновик: каракули истории, ошибки… Твой черновик
– твои исканья, забудь их след и цену не проси. Итог слива- ется с началом. Что скажешь о банальной простоте?!
На эти мысли меня навело упрямство одного местного автора, непременно желав- шего опубликовать свои тек- сты, причём, сразу в столич- ной прессе: он хотел, чтобы о нём узнали все и сразу. А мысли такие. Хочешь отпус-

Слово –

это семя судьбы.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

тить рукопись-птицу? Тогда какая тебе разница, где дать ей волю? Птице нужна, дейс- твительно, воля, а тщеславию
– жест.
Я – это то, что обнимает ад и рай, не мера глубины, не вы- сота, не миг начала и не край конца: я – пустота.
До тех пор, пока человек бу- дет заботиться о «пользе», он будет вредить.
Мы любим все. В любви – на- званий клин; ревнив магоме- танин, ревнив христианин.
Спрашиваю у бригадира:
– Где Вася?
– На похоронах.
– Когда будет?
– Не знаю.
– Как не знаете, вы же брига- дир?!
– Не знаю. Повесился Вася.
Всегда два голоса зовут тебя: громкий – голос суетной жиз- ни и тихий – тот, что звучит выше суеты. Всегда два голо- са звучат в тебе: громкий – это голос твоей непоседливой жадности, и тихий – это голос её усталости.
Став «невидимкой», ты смо- жешь находиться среди лю- дей, не возмущая их своим присутствием, не мешая мыс-
лить и чувствовать им так, как они обычно привыкли это де- лать; только «невидимка» ви- дит то, как люди живут, а не то, как они играют.
Добрый человек сначала дела- ет дело и только потом, если второе не мешает первому,
– делает деньги.
Время – слишком непрочный материал для мастера жизни.
Интересная находка: мёртвого в природе не существует.
Опытный пожилой лётчик пояснял: «Жить не страш- но; страшно начинать жить и страшно доживать».
Кто-то живёт как бы опере- жая свое государство, кто-то, наоборот, отстаёт, кому-то оно в самый раз. И отдельная личность, и организованный, развивающийся социум пере- живают на своём пути одни и те же фазы: беспомощность, силу, деловую организацию, духовный взлёт. Одна власть доросла до силы, другая уже до рациональности, но ни одна еще не стала духовной. Поэтому на земле духовному человеку в любом государстве тесно.
Общение – это вид движения. Подобно тому, как магнитная

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

головка считывает с движу-
щейся магнитной ленты ин- формацию, «считывает» один человек с другого его «запись»
– жизнь. Информации не со- держат только «замершие».
Очень многое в характере народа может выявить всего одна-единственная фраза. Вот она: «А пошёл ты!.». В смыс- ле – подальше. Присмотрим- ся. «А пошли вы все подаль- ше!.» – говорит человек и… уходит сам. «А пошли вы!.»
– говорит другой и добива- ется такого результата, что
«посланные» действительно уходят, а он остаётся на мес- те. В России – особый случай! Распространён загадочный
«свой путь». «А пошёл ты!.»
– говорит один. «А пошел ты сам!.» – говорят в ответ. И всё остается по-старому.
Чем удобно «тёмное про- шлое»? Тем, конечно, что на его тёмном фоне прекрасно видно всё самое светлое. А чем замечательно «светлое будущее»? Уж не тем ли, что там отчётливее просматри- ваются наши самые грязные мечтания?!
Хороший человек получает- ся только в том случае, если удаётся в нём одном соеди- нить и пессимиста, и идеа- листа.
Если двое действительно лю- бят, то каждый из них чувству- ет за собой что-то вроде вины. Горе, когда «комплекс вины» в паре имеет кто-то один, тогда другой невольно наполняется
«правотой».
Двадцать лет спустя. При виде жены хочется лечь и ни о чем больше не думать.
Если ругают твоего ребёнка
– ругай себя. Если ты хоро- шо и с пользой поругал себя, то ребёнка ругать больше не будут.
От сотворения мира – это зна- чит: от сотворения себя.
Сколько бы ты ни рос, всегда можно обнаружить над голо- вой ещё больших родителей, которых ты, дурачок, просто потерял из виду, так как загля- делся в зрелости своей вдаль или заигрался в старости снисходительностью… Эй! Подними голову, ты – ребё- нок.
Мы учимся, не внимая, а под- ражая. Изречения сами по себе пусты: значима лишь собственная попытка изречь- ся.
Сравни, как по-разному рас- тут деревья-одиночки в сво-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

бодном поле и их собратья в тесном лесу. Там, где много света и простора, хорошо со- храняются и растут нижние ветви, а ведь это – побеги детства и юности… В тес- ном лесу всё прошлое отпало
– лишь голый, высокий ствол, до настоящей жизни дотяну- лась лишь теснимая со всех сторон крона… В одном слу- чае ростки юности становят- ся самыми мощными ветвями дерева, в другом – они давно умерли, стали мусором, сгни- ли. В тесноте настоящее не уживается с прошлым.
Крестьянская душа отлична от городской – в корне!
Работать с деньгами опасно, так как они могут прилипнуть к рукам и погубить. Работать с духовными ценностями не менее опасно, так как они прилипают к душе. За одно преступление – суд людской, за другое – суд Божий.
– Меня тошнит от одного тво- его вида.
– Боже! Ты опять беременна!
Прозрение – игрушка запоз- далая… Вслепую, что ни со- вершу! Тебя вчера любимой называл я, сегодня – лишь произношу.
У моих друзей должна была
состояться встреча с прави- тельственным чиновником, но она всё откладывалась по при- чине беспробудного пьянства товарищей: проходил и дру- гой день, и третий… Друзей начало заедать беспокойство, и фамилия чиновника всё чаще мелькала в тяжелею- щих от груза мирской суе- ты беседах. Фамилия у него была такая: Новогородский. Фамилию выговаривать было трудно и (видимо, по дальней ассоциации-аллитерации с фамилией известного акаде- мика) Новогородского пере- крестили в более удобный для похмельного произношения вариант – Китайгородский. А вскоре стало совсем удобно: когда речь заходила о чинов- нике, его называли просто Китаец. Друзья-то протрез- вели, а вот кличка прилипла к человеку намертво. Почему Китаец? Поймет лишь тот, кто знает, как невероятно смешна и прихотлива логика пьяных ассоциаций и параллелей. О! Новая здешняя жизнь начина- ется с новых названий.
Несвобода свободной души обусловлена памятью. Люди
– «едоки» духовного, поэто- му, стремясь к известности,
«натягивая мир на себя» или, наоборот, «намазывая себя са- мого на мир», ты надолго ста- новишься рабом тех, кто пом-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

нит тебя и нуждается в твоей работающей душе. Общество цепко ловит неосторожную птицу чьей-то одной боль- шой, красивой души, стоит лишь ей заявить о себе… Не надо бы такой душе чирикать вслух, пока не поднялась на крыло. Так мальчишки-сор- ванцы губят недозрелые ябло- ки в чужом саду… О, сколько великих духом ушли досроч- но, погубленные ненасытным аппетитом толпы!
У меня есть друг, умный, доб- рый, честный, но… неиспра- вимый матерщинник. А ведь общаться ему приходится всё время с людьми приличными. Вот он и придумал: говорить вместо мата только окончания бранных слов. Замечание о погоде может, например, вы- глядеть так: «Ать! Ука! Бнулся в окно – ни я, как в опе: снег ячит! Дец наступил. Зима, лядство!» Вскоре все прилич- ные люди вокруг стали гово- рить так же.
Если ты откажешься от суеты жизни и изменишь миропо- нимание, друг увидит в тебе предателя. Но ведь и ты на него смотришь так, словно поминки в доме уже давно со- стоялись, а покойник всё еще не закопан.
Любое словесное построение
с упоминанием Имени Божь- его полностью реверсивно. Например. Говорят: «Дай Бог тебе здоровья!» И реверс: если ты, действительно, здо- ров всюду – и в духе, и в теле
– здоровье обязательно даст тебе Бога.
Человек «количественен» в своем стремлении познать
«качественность» Бога.
У моего товарища очень мно- го энергии: замыслов, начина- ний, всевозможных органи- заторских реальных шумов, но, едва начав дело в одном месте, он покидает только что организованный свой де- ловой уголок, чтобы с новым приливом энергичности на- чать его уже в другом краю, с другими людьми – это стиль жизни. «Ко-ко-ко!!!» – кричит петушок: его задача – искать зерно и сообщать об этом на весь белый свет; клевать бу- дут другие; петух может от- правляться на новые поиски: долг – выполнен!
«Совместны, но независимы»
– этой науке учатся. Свобода жизни – это когда душа и па- мять раздельны!
Талант надо развивать не столько в голове, сколько в том месте, на котором сидят: усидчивость, знаете ли…

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Было бы яйцо, а уж высижи- вается оно без осечек. Терпе- ние, только терпение! Глупая голова – просто не высижен- ное яйцо, знаете ли.
Мы ненадолго и не на много отличаемся друг от друга, по- падая в настоящее; в прошлом и будущем мы все равны.
Спокойствие не знает ни стра- ха, ни смелости. Страх и сме- лость – лица отчаяния.
Даже совершенно здоровый организм содержит в себе массу всевозможной заразы: вирусы, бациллы, палочки- возбудители, но болезни не возникают, может, именно потому, что ни одна из зараз не присваивает себе исклю- чительного права «быть аван- гардом» в деле организации антижизненных процессов; здоровый организм тем и здоров, что может приютить любой враждебный элемент, позволяя ему не умирать, но и не позволяя развиваться. Какая-либо чрезмерно рас- плодившаяся «зараза» внутри общественного организма,
– религия, тоталитаризм, ком- мунизм, фашизм, урбанизм,
– оборачивается неизбежной исторической болезнью стра- ны, планеты.
Наличие множества мелких, не развившихся до разме-
ров монстра «зараз», гораздо удобнее: каждая отдельная личность может переболеть искомым недугом самосто- ятельно – как от прививки. Организм общества в целом будет устойчивее. Ведь и в нашем человеческом теле с болезнью борется, в конце концов, не кто-то общий, а каждая отдельная клеточка
– за свою собственную жизнь: сохранив себя, сохраняешь всех. Банально? А ведь поди ж ты!..
Любимая утомилась от «веч- ной растерянности». Расте- рянность – это пассивная го- товность ко всему. Точно так же можно устать от «вечной собранности» – активной го- товности ко всему.
Убогий убогого губит. Два блаженных – всего лишь двух- головый дурак.
Не сожалей о бывшем! Не пожалеет будущее о тебе са- мом. Живи не для письма, не для прожекта, – для трудной простоты. Вот лист... вот па- мять... вот сомненья… Пишу заглавие: «Прости, что не пи- сал…»
Гражданский и служебный долг отличны друг от друга не меньше, чем гений от дебила.

Желание и Убеждение

– пропойцы: утром

их жажду утоляет роса, вечером – кровь!

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Не учебник, а среда формиру- ет личность. Многие стремят- ся к продолжению учёбы не по мотивам жажды знаний, а в поисках формирующей сре- ды. Важно не то, сколько ты съел хлеба и оттого вырос, а с кем и где ты это делал.
Формулы жизни сконцентри- рованы в банальностях.
Интуиция – это инструмент здравого смысла.
Женщины охотнее всего под- чиняются импульсам чувств, теряя при этом свой ум. Что служит «пусковым механиз- мом» для их безумия? Всё! – Блестящие бусы, новый муж- чина, непослушный ребёнок, прыщ на носу… Даже встреча со здравым смыслом – повод для взрыва имульсивности!
Была возможность долго на- блюдать за жизнью двух алко- голиков, мужа и жены: когда действовали женские чары
– не действовали кулаки, ког- да действовали кулаки – не действовали чары. Утончён- ное находило свою тишину в грубом. И наоборот.
Если дураку дать умное дело, то дело остановится. Но если при этом дураку сказать, что он умён, то на лице дурака поселится маска ума.

Курить в помещении – всё равно что совершать «неес- тественные отправления» в общественном месте.
Почему портится свободное течение жизни, парализует- ся естественность ситуации, когда в неё вмешиваются с благими намерениями хоро- шие люди? Например. Сын занят учебником, что-то учит, сосредоточен. Мать озабочен- но-доброжелательно интере- суется: «А остальные уроки сделал? А что ещё задали? Не горбись! Дай я тебя поцелую, зайчик мой…» Итог педаго- гического слабоумия: сосре- доточенности как не бывало. Мать включается в ситуацию, нисколько не заботясь о прак- тике. Она фактически занята насильным внедрением «сво- ей добродетели» в иную ситу- ацию.
Ведёт ситуацию тот, кто не мешает ей идти за собой.
Души ломаной за грошом не имеет!
Примета быта: кровать-скоро- спалка.
Чем слабее иммунитет, тем страшнее плата за спокойс- твие.
Человечество давным-давно пришло к всеобщему и полно-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

му изобилию. Это – изобилие желаний.
Бесталанный, но старатель- ный ученик – всего лишь вы- могатель учительского терпе- ния: он быстро и одинаково безуспешно осваивает одну схему жизни за другой.
Мой товарищ доносил де- фицитные чёрные носки до окончательно нереставрируе- мых дыр: низ носков, подошва перестала существовать. Зато верх, связанный «резиноч- кой», был ещё очень даже цел. Товарищ поступил остроум- но: туфли он надевал на босу ногу, а «резиночку» – декора- тивную деталь – натягивал на ногу и заправлял в обувь спе- циально подобранной гладкой плоской палочкой. Выглядело новшество вполне прилично, к тому же было «вечным».
Мечтающий о прошлом вре- мени, доставляет в настоящее трупный яд.
«Всё равно!» – так говорят либо от недостатка силы, либо от её избытка.
Поэт писал, машинкою тре- щал, в бумагу страсть вгонял, хоть тело в силе. Прочла не та, которой посвящал, а те, что жизнь «прочтенью» пос- вятили.
Самоубийство – аборт души.
Хочется единения? Как это сделать? Перед чем или перед кем чувствовать единение? Обязательно – «перед». «Пе- ред лицом своих товарищей»,
«перед Богом», «перед людь- ми», «перед самим собой»,
«перед жизнь и смертью»… В общем, смотреть следует в зеркало: идол – там!
Отражение посмотрело из зеркала на оригинал и помор- щилось.
Вряд ли ты увидишь мир ши- роко, если приучишься смот- реть на него
только через щель «целесооб- разности».
Приспосабливайся к среде сам и не делай наоборот, приспо- сабливая среду к себе; толь- ко в этом случае у тебя будет шанс дожить до четверга.
Известно, что человеческий организм легко развращает- ся всякими подачками извне: лекарствами, сахаром, «дар- мовыми» калориями, нарко- тиками всех мастей и про- чим, и прочим. В результате, организм перестаёт (за не- надобностью) вырабатывать самостоятельно различные вещества, гормоны, навыки… В конце концов, он перестает

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

«вырабатывать» себя самого. Голод убивает снаружи, сы- тость – изнутри.
Природа сказала: «Человек
– это скоропортящийся про- дукт».
Лектор-гастролер произнёс, а я записал за ним дословно:
«Товарищи! Хочу вам сегод- ня показать сексуальное лицо нашего времени…»
«Молитесь и воздастся вам»,
– сказал пастор, но мало кто последовал этому призыву. Ах, если бы он сказал: «Мо- литесь и воздастся им»! Опыт всей жизни показывает: при- зывать кару не на свою голову
– молитва куда более истовая, чем призыв милости к себе. Ломать – не строить. Для рус- ской истерики сладость от разрушения есть вера в сози- дание.
Что вы сделаете, если найдете в лесу беспомощного одино- кого ребёнка? Естественно, начнете заботиться. В том-то и дело, что инстинкт – забо- титься о беззащитном – силен чрезвычайно. Эту «отмычку» усвоила одна моя знакомая: она стала вымогателем заботы о себе. Ведь достаточно жен- щине прекратить управлять своей жизнью и перестать за- ботиться о ней, чтобы всякий
встречный мужчина почувс- твовал вдруг непреодолимый соблазн: легко позаботиться о ближнем в этом лесу жизни… Именно – легко! Расплата ужасна: союз с беспомощнос- тью изводит силу.
Спешит дурак бесповорот- ный, мудрец зашоренный спе- шит, и бедных жадная порода над кошельками ворожит:
«Давай!» Подсказкой и указ- кой живущий сбит и оглушён: то хитрость выглядит, как сказка, то ложь кошмарнее, чем сон. Мрак в запечатан- ных вагонах без счета грузят и везут; куда? к кому? в какие зоны суды судьбу уволокут? От молчунов она смеялась, на болтунах носила крест, и по России мчалась, мчалась... и в небеса втыкала перст.
Писатель может работать с материалом жизни подобно линзам: 1:1, 10:1, 1:10 и т. д.
На клетку плоти «налипает» тело, на имя «налипает» лич- ность.
При встрече светоносной материи с твердой материей возникает «кипящий слой»
– жизнь.
Ни «вчера», ни «завтра» не существуют для червя. Для него есть только «сейчас».

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

«Вчера» и «сейчас» известны собаке, но она лишь предчувс- твует «завтра». Люди знают:
«вчера», «сейчас», «завтра». А что же они тогда предчувс- твуют?!
Страдание – управляемо! Счастье добывается двумя
способами: можно за ним бе-
гать, но можно и высидеть.
Не лапайте меня своими мыс- лями!
Если окружающим понравит- ся вдруг ваш экспромт, спич или удачно поданная реплика, и они скажут в восхищении:
«Краткость – сестра талан- та!» – не забудьте скромно заметить: что, мол, правда то правда, у вас вообще много хороших родственников…
Если сотрудник вашей кон- торы нашёл какую-то иную работу и собирается рассчи- тываться, ни в коем случае не возмущайтесь и не опечали- вайтесь; сотрудник никуда не уйдет, если вы тут же начне- те непомерно и совершенно искренне радоваться за него, давать дельные советы и от- кровенничать. Так устроен искатель «лучшей доли», что стоит лишь порадоваться за его поиски больше, чем он сам может это сделать, как
привлекательность поиска почему-то меркнет и блек- нет. Почему? Может, потому, что искателя, так или иначе, мучают сомнения и неопре- деленность, а вас не мучает ничего. И бедняжка чувствует себя примерно так же, как тот, кого с наилучшими напутс- твиями провожают из тёплого знакомого дома под холодный проливной дождь. «Счастли- вого пути!» – говорите вы и распахиваете дверь.
То, что люди называют «здра- вым смыслом», взято из всей суммы опытов предшеству- ющей жизни, а потому такой здравый смысл консервати- вен, как сторож при музее. Здравый смысл, доставлен- ный в настоящее время из будущего – это безумие. А существует ли здравый смысл вне времени? Возможно, что эту свою игрушку природа
«запечатала» в мгновение.
Загадка природы целиком со- стоит из намёков и отгадок.
В битве с развратом вообра- жение падает первым.
Бойся! Ты нравишься мне. Если ещё и я тебе нравлюсь
– спасайся!
Многие творцы приходили к выводу, что наиболее полно

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

отразить мир можно лишь в точке, в краткости, в пре- дельной сжатости. В поэзии, например: сонет, четверости- шие, трех-двух-одностишие. Можно, пожалуй, написать стихотворение, состоящее всего из одного слова и даже
– из одной буквы!
Вера людей поселяется вок- руг несчастий и болезней. При этом люди говорят: «Вера
– это быть здоровым».
Нашли друг друга слухи, и в речах натужились, всю лесть соединив. Но непонятно царь им отвечал: «Нет, вы не люби- те – вы цените меня!» Народ умолк, насупился, зачах, в царя стрельнули, эру изменив. Но непонятно падший отве- чал: «Нет, вы не любите – вы цените меня!»
Я люблю тебя и потому сме- юсь над тобой. Если бы я жа- лел тебя, то любил бы иное – лишь свое покровительство.
Кто-то невидимый купается в моих жадных мыслях, как в роскоши. Кто-то невидимый умирает в моих сдержанных чувствах, как в бедности.
Жизнь и Смерть. Если скор- мить их друг другу, то голод души утолится.
Есть писатели «живородя- щие», а есть такие, что «вы- сиживают яйца» – свои или чужие.
Разве от работы устают? Уста- ют без работы!
Если тебя жалеют – виноват в этом ты сам.
Притянуть-оттолкнуть, удер- жать-отпустить, взять-дать и т. д. Люди земли мыслят «гра- витационно».
Долго помнить о покойниках
– подло. Эгоисты! Не держите чужие души на привязях ва- шей памяти!
Директора школы звали Зоя Павловна. Ученики ее назы- вали между собой в сокраще- нии, нежно и ласково: Зопа.
Обезболивая настоящее (роды в воду, щадящая медицина, экстрасенсорная доброде- тель), не обкрадываем ли мы будущее, не заставим ли сво- их праправнуков корчиться от двойного мучения? Возмож- но, жизнь следует понимать как работу по преодолению боли, именуемую «судьбой». Уклонившись от работы, вряд ли можно считать работу сде- ланной…
Сон – это форма притчи.

Ложь –

сила мгновенная.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Притча для одного – это при- тча для всех.
Сказочная классика: «Полю- била ты меня, девица, в об- разе чудища безобразного, полюби теперь в образе че- ловеческом». И – счастливый финал. А в жизни всё наобо- рот: «Полюбила ты меня в образе человеческом, полюби теперь в образе чудища безоб- разного».
Любовь – тепло. Зерна про- будятся: и сорняки, и злаки. Сорняки победят.
Если бог любит чудище – по- является человек, если бог любит человека – появляется чудище.
Современники – в принципе!
– не способны узнать нового Учителя, и он заявит о себе осмеянным способом: будет свидетельствовать о себе сам. Иное не ждут, ибо не знают.
Если йог «вламывается силой» к богу, то христианин замани- вает сердобольного «шефа» пустотой и слабостью. И то, и другое – служение идее, а не свободная жизнь. А что же, всё-таки, жизнь? Никто не знает! Возможно, жизнь – это когда сила твоего ума и сила твоего сердца настолько уто- мились от соперничества, что
ты готов сказать в озорстве и веселии: «Я – сам!»
Ложь – величайшая сила. По- этому она всегда притягивает тех, кто любит силу.
Лгут, даже любя: в результате, ложь остается, а любовь ухо- дит.
Есть люди-телеги, есть люди- всадники, есть люди-конюхи, есть люди-лошади, но больше всего – «телег»; судьба их оди- накова, они могут лишь разва- ливаться потихоньку в пути, ржаветь за ненадобностью, либо, предоставленные сами себе, катиться по наклонной плоскости.
Когда в мире становится всё больше безмотивных поступ- ков, то можно предвидеть: скоро свалка.
Нужно, наверное, дорасти до того, чтобы спокойно жить и работать на одном месте. Многие же лишь носятся по свету, подобно вольным семе- нам, гонимые ветром случай- ностей и желаний, но нигде не успевают дать ни всходов, ни плодов. Сам бессмысленный бег называется у них «надеж- дой». Опасно, опасно непре- рывно «пересаживаться» в поисках счастья: ни крепких корней, ни крепкого тела, ни

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

кроны. Принцип дерева жизни прост: выбрать единожды. В поговорке: «Где родился, там и пригодился», – заключен чрезвычайный шанс сбыться.
Художник сказал: «Подход к делу должен быть творчес- ким. И отход – тоже».
К небесам мы бредём, спо- тыкаясь, грешной тверди кричим: «Отпусти!» Я уйду, но уйду, не спасаясь, под не- слышное слово: «Спаси!».
Я уйду, чтоб холодным мол- чаньем не губить этой жиз- ни тепло. Милый друг! Мы к молчанью причалим: наше громкое дело прошло.
Я уйду, потому что ушедший слабым душам не бросит вре- да, я уйду, ни живой, ни умер- ший, странным пешим к исто- ку стыда.
Небеса пьёт поверивший де- мон. Искус грешника – плаха его… Накажи! Но приветливо нем Он для других и меня од- ного.
Я уйду. Потому что быть ближним не могу, не хочу: погублю! Ухожу! Это значит
– я выжил. Ухожу! Это значит
– люблю!
Без проклятия, зряшно не ка- ясь, без креста в затаённой горсти я уйду, но уйду, не спа- саясь – я уйду, чтоб себя об- рести.
Я не против Бога, но я против того, чтобы от встречи с ним люди теряли себя.
Улыбка всегда живёт над ми- ром, в этом – её непостижи- мая сила.
Женщина! Ты никогда не смо- жешь быть по-настоящему одинокой, потому что на этом свете вас всегда двое – ты и твоя правота.
Обидчивый подобен беспо- мощному младенцу: он громко призывает к своей «кроватке», чтобы за ним ухаживали… Обида – инстинкт беспомощ- ности. Умеющий обижаться гадит под свою душу.
Хотеть разнообразия – вос- питывать в себе хищника. Дракон разнообразия не вечен лишь потому, что вечность
– однообразна.
Художник сказал: «На повер- хности земли нет ни одного повода для настоящего рас- стройства!»
…Свинья, лопух, амёба, гусь, любитель мрака или божьих голубят… – кем пожелаешь, тем и назовусь: возможно, так узнаешь ты себя?!
Всесильный одинок так же глубоко, как одинокий – не всесилен.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Не в битве, в келье силу ис- пытуя, смеясь, смиренье доб- лесть превзошло, но, выпорх- нув в надоблачность пустую, убийцу лишь смирение на- шло…
Когда не поймут ни жена, ни любовница, то и случайная связь может стать самой луч- шей психотерапией.
Правильнее было бы называть
«товарищей» – гомосоциалис- тами.
Всё, данное свыше, вот так и поймешь: скажут – услы- шишь, услышишь – вернёшь.
Земная профессия: человек. Условия работы – одиночес- тво.
Женщина утром говорит: «Ах! Я допоздна вязала, мне так тя- жело просыпаться, у меня по- ниженное давление…» – это ещё одна форма легенды о собственной исключитель- ности.
Люди на земле никогда не бы- вают «зрелыми»: «незрелые» говорят больше, чем знают, а
«перезревшие» – наоборот.
Хорошо, когда свою земную жизнь ты украшаешь незем- ными чудачествами. Если на- оборот – душа умирает.
Люди в длительном летар- гическом сне не стареют, но, проснувшись, и узнав о сроке своего существования, они начинают стремительно на- вёрстывать обманутое время
– тело дрябнет, лицо морщи- нится: за полгода старятся так же, как за все «сэкономлен- ные» годы. Проснувшийся – это «форма», не заполненная опытом. А время – это забот- ливый робот: оно «доработа- ет» вас, даже если вы не успе- ли пожить не по своей вине. Россия, усыплённая больше- виками почти на век, просы- пается… Надо быть готовым к стремительной внешней старости и внутренней пус- тоте.
Холодный, хитрый Уж при- творился мудрым Змеем. Вот только ядовитого жала у него не было! А мудрость, лишён- ная жала, бесплодна.
Не зови – не запутаешься. Мои грехи – свидетельство
исканья. Изрёк яснее б, да ме-
шает заиканье.
Доверчивый последствий не предвидит: то обладать спе- шит, то молится: «Изыди!»
Смысл жизни в том, чтобы почаще говорить: «Не знаю».

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Стать идолом – финал перво- проходца. Чтоб слава хитрая не жала урожай: не оскорбляй признаньем превосходство, вниманием – слепых не уни- жай!
Кому природа подражает? Не- ведомо. Известен лишь черёд: пришедший первым, – по- ражает, вторым пришедший,
– поведёт.
Любовь к шикарным жестам
– почерк слабости.
Невидимое осматривают «от- сутствующим» взглядом.
Друг поменял несколько жён.
«Знаешь, мне кажется, что я всё время женюсь на одной и той же, только имена меня- ются!» – он был в отчаянии,
– «Почему?!»
– Человек обычно ищет то, что ему подходит… Так? Пред- ставь себе автомат, который сам бы подбирал для себя пат- роны, под свой калибр. Всег- да будет выбираться только то, что подходит, ни больше, ни меньше. Знаешь, надо из- менить свой «калибр», чтобы рассчитывать на другое...
– Я не автомат! – сказал друг.
– Всё, что не изменяется и са- модостаточно – автомат.
– Тогда я буду искать такой
«патрон», который изменит мой «калибр»!
– А заодно и оторвёт твою глупую голову.
Природа – великое зеркало: этому отражению доверяешь больше, чем себе.
До тех пор, пока ты смеешь чувствовать в друге преда- теля, ты не разочаруешься в нем.
Современность смешна, ис- тория смешна, мир смешон… Не делайте серьёзных физио- номий: для этого на земле нет ни одной причины!
Вы замечали, как комфортно становится на душе, стоит лишь запереться в клозете? Интимно. Спокойно. Благо- стно. Точно так же многие себя чувствуют под куполом ритуального здания.
Вежливость грубияна – инс- трумент недоверия.
Если не удается стать лучше всех, не отчаивайтесь: пос- тарайтесь сделать хуже себя всех остальных – это с лихвой заменит первую неудачу.
Читая «Евангелие» ощуща- ешь себя то партнером по спаррингу, то грушей для би- тья.
Надежда обессиливает чело- века.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Закон соответствия – это ба- ланс соблазнов. Форма соблаз- няет содержание, содержание соблазняет форму. Обнажён- ное тело самки соблазняет носителя генной информации
– самца; обнажённая душа самца привлекательна для самки. Горе, если форме не понравится вдруг соблазнён- ное ею содержание!
Она произнесла: «Милый, мне хочется сказать тебе что- нибудь умное…» Он ответил:
«Скажи. Мне очень нравится тембр твоего голоса».
Вера в Бога – это работа на торможение или на ускоре- ние? Что-то от неё уменьша- ется, что-то увеличивается. Простор для организаторов! А ведь и деньги работают так же.
Художник заметил: больше всего на свете люди боятся своей свободы! Они боятся её панически, безотчётно, они всё время ищут что-нибудь, к чему можно прислониться, примкнуть: ищут – смысла, учителя, бунта, храма, пре- ступления, тверди. От свобо- ды бегут прочь по одиночке и коллективно. Смертные не- свободны, потому что свобода
– это отсутствие опоры.
Опасайся желать: сбудется!
Если говоришь о деле в при- сутствии бездельника, он мо- жет обидеться. Это очень хо- рошо: обидчивый бездельник
– не безнадёжен.
Бог – это равенство богов. Земная кожа в струпьях горо- дов. Скажи, какого равенства хотели люди?
Женщина! Неужели ты спасла меня от моего прошлого, что- бы я спас твоё будущее?!
Цивилизация – «серое вещес- тво» огромного мозга по име- ни Земля.
Воспитанный в умении про- щать, рассчитывает на адек- ватность, а не дождавшись – терпит или ненавидит жизнь; школа прощения – школа ми- лостыни.
Мир – это пропорция. Разделение труда в обществе
освободило от механических
усилий интеллектуалов и па- разитов. Интеллектуалы и паразиты, как известно, лю- бят немного поработать фи- зически – с удовольствием и в охотку...
А не произойдёт ли вскорости разделение разделённого тру- да? Придёт пора отказаться от написания книг, картин, от философских поисков, так как

Известное – наша тюрь-

ма, неизвестное –

наш тюремщик.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

и эта область жизни станет общедоступной. Искусство перестанет быть особой про- фессией, им сможет заняться любой (вроде вскапывания зе- мельного участка на огороде)
– с удовольствием и в охотку. Для себя, как говорится.
А дальше? Цивилизация, воз- можно, выведет «трутней»,
«богов», так сказать, – с удо- вольствием и в охотку.
В г. Свердловске на «Свиде- тельство о смерти», кроме штампа похоронной конторы, ставится и штамп «Гастроно- ма»: «Продано 20 бут. водки».
Россия – страна крайностей. Если раньше из зарубежных фильмов тщательно выреза- лись все эротические сцены, а из остатков ленты склеива- лось «нечто» для широкого показа, то теперь всё наобо-
Судьёй
и палачом и адвока-
рот: вырезается весь с
жет,
том в одном лице может быть только совесть.
Счастье и беда могут быть одинаково голосистыми: им нравится, когда на них смот- рят.
Сидит она, качается, сутулая, в углу: помочь не получается и бросить не могу. От мужа убежавшая, обидчива и зла, кому нужна – не спрашивай, что было – прожила. За локо- ток потрогаю и взгляды при- землю. Сегодня сердце стро- гое: жалею – не люблю!
Любовь и ненависть близки, поэтому и пороки у них об- щие.
В бою и в постели не спутать бы осторожность с трусос- тью!
Труднее всего пробиться к ис- тине сквозь дебри знаний.

а для массового показа пред- лагается другая «склейка»
– непрерывный половой акт, серия актов, сто, тысяча, мил- лион актов! Россия никогда не умела обращаться с интим- ным: либо её заносило в пури- танство, граничащее с маниа- кальностью, либо начиналась вакханалия.
Тупицы, мерзавцы и олухи всегда бывают двух типов: либо отпетые «двоечники», либо «твёрдые пятерошники»; пространство жизни, доступ- ное для некоторого «шевеле- ния», принадлежит, пожалуй, одним лишь «троешникам», да «четверошникам», их не держат ни кандалы своей глу- пости, ни слепота исключи- тельности.
Честный говорит: «Я», нечес- тный: «Мы».

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

– Плодовит! – сказали Худож- нику его друзья.
– Увы, я пишу не много, прос- то делаю это постоянно…
И друзья засмеялись. Потому что скромность не оскорбляет даже тайных завистников.
«Я убеждён!» – это не аргу- мент, а заклинание.
Власть над людьми имеет не тот, кто говорит: «Надо!», – а тот, кто отвечает на вопрос:
«Почему?»
Человек без надежды действу- ет мгновенно и безошибочно.
Жизнь без надежды – это ещё одна форма свободы.
Молодая надежда всегда уби- вает старую.
Если твоя надежда конечна и определённа – это заблужде- ние: конечна и определённа только цель.
Настоящая надежда неулови- ма, подобно истине или аб- солюту. Отсутствие надежды
– это самый надёжный пово- дырь при переходе через Ру- бикон. Надежда представляет будущее, используя опыт про- шлого. Этого мало. Не зря же на вратах начертано: «Забудь надежду, всяк сюда входя- щий» – это условие поступка,
именуемого Смерть. Смерть без надежды более качествен- ная.
До конца искренне произ- нести фразу: «Надеяться не на кого и не на что», – может только самый старый бобыль на свете. Это – Бог.
Стиль мышления подростков
– «телеграфные обрывки». Отпечаток этого стиля но- сит на себе вся подростковая культура: переживать прими- тив как многозначительность.
Обида слишком расточитель- на для психической энергети- ки. Гораздо удобнее не оби- жаться, а просто выключать
«замкнувший» участок жиз- ни – обидную ситуацию – из общей сети существования. Виновник «короткого замы- кания» сам поставит себя в жёсткие условия: либо он так и будет жить «отключённым» от вас со своим «замыкани- ем», либо он будет вынужден самостоятельно разобраться в причинах «аварии» и устра- нить их.
Юмор эгоиста-неудачника всегда циничен.
Сильные чувства часто при- водят к их бездарному выра- жению.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Возможно, мы разъедемся на- долго, заноет прошлое, я крик- ну: «Прощевай!» Не пропаду. Я – не в стогу иголка! – махну рукой и сяду на трамвай.
Тонкие наблюдения не пе- реносят никакой дрожи: ни внутренней, ни внешней.
Любовь есть данность, не мечта. Живи легко и верно: убийца злобы – доброта. Но доброта и зло – бессмертны!
Подростково-юношеский воз- раст – 13–17 лет – я называю
«кипящим слоем». Интенсив- ность жизненного обмена, скорость всех реакций, их полнота – максимальны. Пер- воначальное осмысление жиз- ни происходит здесь. Секрет тех, кто находится в кипящем слое до глубокой физической старости – инфантильность.
Всё, что вызывает в организ- ме удовольствие, эйфорию, наслаждение или хотя бы ощущение пользы – всё это… наркотик. Разве мог перво- бытный человек, ощутив сладость речи и понимания, услышав однажды небесный глас, отказаться от приятного чуда?! Цивилизацию удобно рассматривать как порожде- ние наркотического влечения
– овеществление, в конце кон- цов, этого влечения, существо-
вание внутри этой самоиллю- зии, называемой «знанием»,
«культурой», «религией» и т. д. По сути, природа вправе расценивать любое наше же- лание как симптом наркоти- ческой зависимости.
Союз женщины и мужчины
– это союз воды и огня: огонь разрушает, вода успокаивает. Как далеки нынешние союзы от идеала! – Вода разрушает, огонь успокаивает…
Есть только два неба – твердь под ногами и бесконечность над головой: всё остальное
– ветер иллюзий! Мыслимо ли представить хотя бы тра- винку, отказывающуюся рас- ти из-за того, что она одна- одинёшенька на белом свете?! Ей вполне достаточно самой себя, чтобы между твердью и светом произошёл акт посред- ничества – жизнь. Травинка и в одиночестве будет радостно зеленеть, пускать корни и тя- нуться к солнцу – точно так же, как делала бы она это на лесном лугу, в густом соседс- тве. Чтобы расти, травинке достаточно иметь себя, быть собой. Прекрасный пример, не правда ли? «Эгоизм!»
– скажет брюзжащий бирюк. Что ж, эгоизм, но не более, чем эгоистична сама природа, сама жизнь.
Формула «жить для себя»

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

известна всем. А что такое
«умереть для себя»? Навер- ное, жить для себя – быть бо- гатым или стремиться к это- му. А жить для других – это и есть умереть для себя. «Жить для других» удобно лишь в рекламном провозглашении. Какая благородная ширма, которой пользуются лентяи, мерзавцы и печальные иска- тели своего креста!
Мыслимо ли представить одинокую травинку, отка- зывающуюся расти просто так?! Гимн бытия сотворяется прихотью случая. Для жизни нужны лишь две вещи: клочок суши под ногами и бесконеч- ное небо над головой. Только они – твоя Родина.
Суета – это то, что происхо- дит в ядерном реакторе. Суе- та – это взрыв, растянутый во времени. Суета сует – это ми- риады отдельных, «личных» микровзрывов вместо одного большого.
Жить для себя, но – во имя других. Этой философией во- оружены и те, кто нападает, и те, кто защищается.
Возможно, каждая людская жизнь – всего лишь символ, а не факт. Вот несколько корот- ких примеров.
Девушка-наркоманка сказа- ла: «Ты ничем не поможешь
мне. Чтобы помочь, надо либо жить рядом, либо не мешать мне колоться…» Полусумасшедшая, неод- нократно судимая старуха много лет подряд внимала из глубины своей нищеты, как правительство повторяло на разные лады одно и то же: «У населения скопилось слишком много денег». В итоге жизни старуха сама стала зловеща- тельницей: «Много мести на- копилось у народа!» – говори- ла она всюду. Люди пожимали плечами, потому что ничего нового сказано не было. Старик-татарин всю жизнь страдал от своей любви к ра- боте. Зависть других всегда наказывала его за чрезмер- ное усердие и удачу. Старик называл себя странно: «Я
– наследник демона!» – это связывалось с какими-то ре- лигиозными ассоциациями и убеждениями. Когда поя- вились в стране организации демократов, старик примкнул к ним, видимо, по близкому созвучию: «демократия – де- монизм». Цепь жизненных страданий старика наконец-то закончилась большим и «спра- ведливым» воодушевлением:
«Мне бы автомат! Я бы всех расстреливал безошибочно!»
Архисвинью можно получить, если «живущего для себя» со- держать среди «живущих для других».

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

С назойливыми нужно тер- пеливо соглашаться до тех пор, пока им окончательно не надоест ваше неистощимое соглашательство – это единс- твенный способ расстаться по-доброму.
Друг решил изготовить нун- чаки – холодное оружие, ка- ким традиционно владеют на Востоке: отвинтил от стояще- го телевизора две увесистые плотные деревянные ножки, связал их между собой корот- кой прочной веревкой и стал размахивать, как бы трени- руясь и осваиваясь. Один из неудачных взмахов закончил- ся сильным ударом по голо- ве, экспериментатор рухнул, словно подкошенный. Когда же он вновь пришёл в себя, на лице его читалось восхище- ние: «Действует!»
Удивительно! Деньги по- добны совести: их наличие проявляет человека. Правда, деньги проявляют тёмную сторону личности, а совесть
– светлую. Или поэтически: совесть проявляет день чело- века, деньги – его ночь.
Формула жизни: да или нет. Да – потому что есть то, что мы называем действием. Нет
– потому что ничто не повто- ряется.
Конструктор мира – послед- ний в очереди страждущих. В гуманном походе сильнейший не лидер, сильнейший – за- мыкает. Поэтому у слабого всегда есть соблазн свалить свой груз на того, кто шагает, напевая. Не бог выдумал про- щение, а прощение выдумало бога! Чтобы оправдать свою слабость.
Ожившая точка пространство наполнила телом. Дозревшее тело наполнило время душою. Что будет, когда через край перельётся рождение?
Постой! Видишь глину ты эту? В любом ремесле есть ей место. Стихи ловко лепят поэ- ты, порхая от текста до текста. И, точно кирпичная кладка, фундаментом тексты ложат- ся, чтоб знак надсловесного знака восстал вдруг над пла- менем адским. Взывает небес помещенье: «Меси свою гли- ну! Крути!» – и ищут поэты прощенья, и жаждут пророки пути. То с прошлым, то с бу- дущим бьёмся: как в глине – в словах остаёмся...
Учитель хвастал: «Смотрите! Я нахожусь в грязи, а она ко мне – не прилипает!» Ученики восхитились и, чтобы испы- тать себя в подобии, попрыга- ли в грязь, и она к ним при-

Грубый может рассчитывать только на грубую победу.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

липла. Потому что победило не учение, а хвастовство.
Жалость должна уметь быть разящей. Скольких возвысила смерть и скольких погубила пощада!
Прочнее плоти дух, прочнее духа прах: то с неба оземь
– «Ух!», то вовсе в землю –
«Ах!» Зачем хотеть твердынь, зачем вообще «хотеть»?! Из- под земли, брат, вынь жела- ние лететь! Живой хохочет страх: «Куда, куда ты, эй?!». Прочнее праха – ах! – круго- ворот смертей.
О, Боже! Что нас только не прельщает! Затмило исти- ну нахальство просвещенья. Лишь одного природа не про- щает – усердья в ожидании… прощенья.
Мечтать коллективно нельзя! Мечта – это самый опасный из экспериментов; проводите его лишь на себе и при закры- тых дверях. Коллективные мечтания неизбежно превра- щаются в чуму: чуму фашиз- ма, большевизма, ислама, христианства, человека-по- бедителя и т. д. Лучше сойти с ума в одиночку, чем всем племенем. Потому что здоро- вое племя вас и прокормит, и вылечит. И наоборот: даже са- мый здравый одиночка будет
смят и поглощен очумевшими от коллективной мечты сопле- менниками.
Агрессивность рядится в одежды благородства.
Идея демократии – это оли- цетворение свободобоязни.
Художник сказал:
– Ты когда-нибудь видел лы- сого священника? Духовные люди не лысеют!
Я сказал:
– Виной всему мысль, логи- ческая мысль! Слишком жёс- ткая эфирная конструкция, её действие на организм подоб- но действию жёсткого рентге- новского излучения…
– Не полысей! — посочувс- твовал Художник.
Попробуй отличить голос Лу- кавого от голоса Жизни. Под- скажу: один всегда серьёзен и угрожает, другой – шутит.
Она читает гороскопы. Она слушает астрологов. У неё зодиакально-маниакальный синдром. Бедность научила её не верить обыкновенной жизни.
Я спросил у одного из по- томков российских декабрис- тов: «Почему ты не заведёшь дома собаку?» Он ответил, стесняясь как бы несерьёз-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ности аргумента: «Знаешь, не могу представить, что я буду питаться со стола, а она – с пола…»
Ночные мысли пролетели как-то скользом. Желанье действовать вконец сломил покой. Крепчайший чай для бодрствующей пользы! Да, крепок чай… Жаль, пользы
– никакой. Не дышит страсть, бумага не горит, всё хорошо: судьба – не говорит.
Не беда, когда барин гуляет по-простому. Беда, когда пле- бей барствует.
Если смотришь сверху вниз
– тебя подстерегает надмен- ность, если снизу вверх – не- нависть.
Нимб, аура, свечение святого
– это видимое «нагревание» космического проводника, человека. Эффект вызывают малое «внутреннее сопротив- ление» и сила приложенного напряжения. Остальные «изо- ляторы» ничего не проводят и поэтому не светятся.
Дарить себя людям? Что ж, благородно. Главное – чтобы это не вошло в привычку, а то иссякнешь и будешь дарить людям обман.
Ложь, сумевшая уверить себя
саму в своей правоте, назы- вается убеждением. Там, где царит «убеждение», царит и ложь.
Может быть, ты была. Может быть, ты ещё будешь. Я не знаю. Потому что ты – есть.
Идеология – чума совести. Когда видят в целом – смеют-
ся, когда только часть – насме-
хаются.
Конец — это когда живое подчиняется законам «вещи». Это обречено так же, как по- пытка удивить мир обратным: ртом испражняться, а задом кушать.
Избавиться от своих завоева- ний куда труднее, чем их при- обрести.
Русский характер погружает- ся в пучину. И уже наступает
«глубинное опьянение», какое случается с рискованными ак- валангистами: с какой-то глу- бинной отметки вдруг насту- пает эйфория, уже не хочется наверх, уже всё всё равно, человек на глубине начинает петь песни… Возможно, для психики существует свой ру- беж «глубинного опьянения», после которого забываешь себя и без посторонней помо- щи уже не подняться? Не до

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

этого ли веселящегося скотс- тва погрузились многие мои земляки, у которых теперь нет желания подниматься.
Дежурный милиционер в здании обкома партии ночью сильно напился, утром пар- тийная номенклатура, явив- шаяся на работу, застала та- кую картину: голый человек с портупеей на боку расхажи- вал по святая святых серьёз- ного учреждения и пел пья- ные песни. За спиной у этого милиционера были 24 года безупречной службы, впереди
– испорченное будущее, бес- славный конец и маленькая пенсия.
Не в меру добрый разум бес- помощен.
Каждый мыслящий человек
– это точка природы, в кото- рой сосредоточены мириа- ды закрытых, бессловесных
«замочков», многочисленных тайн и законов мира. А из- речённое слово – это «клю- чик», которым открывается тайное. Со временем ключики становятся универсальными: любое слово открывает лю- бые «замки».
Художник сказал: «Любовь к себе бесплодна – это мастур- бация».
Священная корова и чиновник в чём-то схожи.
Художник сказал фразу: «До последней капли духа я буду бороться с кровью!»
Что за чертовщина! Харак- тер и качество людских бе- сед, оказывается, сильно зависят от положения тела в пространстве. Тема может быть одна и та же. Но как от- лично содержание бесед, в зависимости от положения! Ну, например, попробуйте поговорить о богатстве или о верности в положении лёжа и в положении на четверень- ках: вы почувствуете разницу. Возможно, что так можно уп- равлять огромными массами людей, стоит лишь их поста- вить в одинаковое положение
– на голову, на колени, плаш- мя… В одинаковом положе- нии легче внушаются речи и мысли. А единомышленники
– это уже слепая сила, управ- ляемый контингент.
Скотина не участвует в вы- борах пастуха, его назначает председатель.
Люди копируют всё: прибо- ры, геометрию… Один мой знакомый поэт – это человек- реле: он не знает полутонов в действии и суждениях, до самозабвения любит или до

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

самозабвения ненавидит. В общении с ним следует по- заботиться о качестве пер- вого «включения», а дальше
– лишь поддерживать «реле»
в нужном состоянии.
Другой мой знакомый – это человек-конус, вращающийся
«волчок»: в новом для него деле он всегда набирает беше- ные обороты, гудит и шумит, но стоит лишь делу раскру- титься, человек-конус пере- стает ухаживать за процессом и – переворачивается.
Вне битвы живущий слабеет. Спасенный – нигде не герой. Убийца убийцей владеет: и зло, и добро молодеют, когда совершается бой.
Сумасшедший всё в мире называл словом «значёчки». Он сошёл с ума от того, что в мире не оказалось ни од- ной настоящей вещи – толь- ко символы. Весь мир – это вещь, целиком составленная из символов, но и это сим- вол. Значёчки в комнате, зна- чёчки на улице, значёчки в памяти и в мечтах, значёчки над головой – всё что-то зна- чат… Сумасшедший устал от своей «коллекции», он хотел бы передать её кому-нибудь в дар на хранение. «Как мне умереть?» – спрашивал он со- вета. «Сунь голову в духовку и включи газ», – советовали
беспощадные друзья. «У меня электроплита», – совершенно серьёзно отвечал он.
Наклонная плоскость пред- полагает несколько видов де- ятельности: скатывание, вос- хождение, врастание, взлёт. Или комбинированные виды: скатывание с последующим взлётом, взлёт в сочетании с врастанием, восхождение с последующим скатыванием и т. д. Вариант «скатывание с последующим взлётом» хоро- шо известен представителям богемы: пока они несутся в пропасть, инстинкт творчес- кого самосохранения – душа
– расправляет крылья.
Остановиться труднее всего в употреблении алкоголя и в на- писании плохих стихов.
Художник размышлял: «Жен- щина! Почему во время твое- го отсутствия я думаю о тебе значительно лучше, чем во всех остальных случаях?»
В природе у каждой пылинки есть «своя голова на плечах», которой вполне хватает для личной жизни каждой такой пылинки. Если чья-то иная голова додумается сделать из пылинок кирпич, то получит- ся насилие, именуемое Циви- лизацией.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Весенняя оттепель и литера- турная «оттепель» в чём-то подобны: первыми оживают всякая безынерционная ме- лочь – жучки, клопы, букаш- ки; если оттепель достаточно долгая, то просыпаются и медведи, но, увы, они про- сыпаются всегда или к концу потепления, или даже вовсе с опозданием – к новой зиме. Это демоны оттепелей, шату- ны от литературы.
Художник сказал: «Слова о любви, произнесённые вслух, снижают потенцию на 100 процентов».
Возможно, скромность вре- дит делу куда сильнее, чем наглость.
Логика – это Прокрустово ложе для фантазии.
– Хотите ещё вина? – спро- сила хозяйка у засидевшихся гостей.
– Нет, – сказали скромные гости.
До утра сидели в тоске.
Мамаша – это биологическое приспособление для подачи
«звонков»: запретительных, разрешительных, предупре- дительных, поощрительных, напоминающих, устрашаю- щих, умоляющих и т. д. Ма- маша – это автомат с чрезвы-

чайно жёсткой программой:
«По образу и подобию». Ах, как не хватает всегда настоя- щей Мамы! Мамы! Обыкно- венной, любящей, которая не учит тебя жить, а просто не мешает стать самим собой. Мама отлична от Мамаши так же, как живое от мёртвого!
Время жизни чувств часто оказывается короче времени жизни тела.
Нет, он не пел, он говорил слова ума, звук неба и метал- ла, а музыка – девчонка, что любил, – средь тяжких слов беспечно танцевала. И так, в союзе двух стихий, рождалась изречённость воспаренья: он
– уязвлённый музыкой Ахилл, она – обманщица, вращающая время.
Он пел, она вокруг вилась: в мгновении – одухотворенье! И не сильна иная в мире власть, когда свет Божий властвует над тенью. Чугунный звук его: «Прощай!» Она, немая, символ ожиданья. В объятьях тьмы, у вечности в клещах ос- талась песня – неба подаянье. Он ведал, зрячий, что творил, он жизнь дразнил, тянул за покрывало. А музыка – де- вчонка, что любил, – непри- ручённою убийцей танцева- ла.
Что смог изречь? Зачем на лебеду детей роняет яблоня в саду?..

У скромности и наглости

общая мать – лень.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Недоверие к сородичу силь- нее, чем недоверие к инозем- цу. Однажды, в гостях у дис- сидентов, ко мне на голову сел декоративный попугайчик и шипящим голосом произнес:
«Вы слушаете «Голос Аме- рики» из Вашингтона». Когда рассказываю об этом случае
– не верят. А я вот птичке сра- зу поверил!
«Пойду, поищу для себя луч- шей доли», – говорит человек, а найдет, что искал. И опять скажет: «Пойду, лиха для себя поищу».
Изготовители сверхнадёжной военной продукции ориенти- руются на эксплуатационные крайности: «тропический ва- риант»-«северный вариант».
…Очень много вокруг семей, живущих в тесноте, без люб- ви, без доверия и надежды, в бедности, в холоде, в подва- ле. Почему они не распада- ются? Потому что один или оба супруга сразу, а так же их дети «выполнены» в тро- пическо-северном вариантах. Потому что терпение – это единственное оружие в войне с жизнью.
Злой и глупый – вполне гар- моничное сочетание качеств, а вот добрый, но глупый – со- четание отвратительное.

Чувство благодарности и взятка действуют одинаково
– обязывают: одно – внутрен- не, другая – внешне.
Мадам История знает: кровь плохо отстирывается, особен- но – засохшая кровь.
Индивидуальность высшего
«Я» состоит в том, что она... отсутствует. Не веришь? Сам попробуй!
Можно ли человека сделать счастливым? Да, если ты смо- жешь накормить птицу на- сильно.
Картину надо уметь видеть, а лубок понятен всем. Однако сильный, талантливый мастер силён и в лубке. У филосо- фии тоже есть свой «лубок»
– народная мудрость, золотая здравость ума и чувств; имен- но это свойство «знающих неучей» удивляло и удивляет прожжённых мудрецов.
Если на поэта наваливается тяжёлая жизнь, то он начинает интенсивно выделять особое вещество, материализован- ные эманации – стихи. Стихи
– это «творческое вещество», с помощью которого поэт от- пугивает тяжесть жизни.
Идеи умирают подобно цве- там: руками человек опусто- шает землю, разумом – небо.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: «Счастли- вая! Ты по-прежнему умеешь смеяться и плакать. Я теперь умею только смеяться…»
Все кинулись месить астрал, как глину! Жаль, мало оказа- лось гончаров.
Прошлое – дитя прогресса, будущее – дитя терпения.
Звучат все реквиемы мира с усмешкой доброю: «Смелее умирай!» Гнездом осиным в космосе повисла гудящая, сердитая Земля; она тебя лю- била… Свобода воли волю отравила!
Радость и горе – разнополяр- ные формы одного и того же энерго-явления, невидимо- го вампиризма, называемого
«общением». Это – не абсо- лютное утверждение. Это
– игрушка, в которую можно играть до первой поломки или которую можно разобрать из любопытства. Получится польза.
О простом нужно говорить ясно, а уж о сложном – тем более. Нехорошо, когда слож- ность восприятия опирается на сложность изложения.
Ах, мне меня не надо! Я, как зима, застыл: была бы ты, была бы, авось, и я бы – был.
Была бы ты артистка, сыграла б для вранья, мол, рядом, да не близко, а близко – не моя. Зачем же так бывает: душа подружку ждёт? Опять зима растает, опять любовь умрет.
Художник сказал: «Мы ни- когда не выясним, кто из нас нормален, потому что нормой является каждый, и это – без- умие».
Бессловесный младенец и безмолвный старик молчат одинаково: им обоим не о чем говорить.
«Фу, как просто!» — сказал завистник. — «Я тоже так смогу!» Смог. Но – сложнее.
Много есть людей замеча- тельных, прекрасных, но чрезвычайно ленивых на са- мый первый свой шаг в деле. Эти «спящие красавицы»
– почти калеки: они не име- ют собственного внутренне- го импульса; нужен внешний толчок, вдохновение извне.
«Спящие красавицы» могут составлять огромные сооб- щества, которые в своей од- нородной нереализованной потенции будут подобны крупицам пороха, собранным воедино; небольшое воздейс- твие, искра и… Вдохновение взорвёт толпу! Лучше гоните себя сами! Просите, чтобы

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

толкнул друг! Просите, чтобы ударила любовь! Лень – это боязнь первого шага.
Есть «хорошие» богатые и
«плохие» богатые, есть «хо- рошие» нищие и «плохие» нищие. Но хорошего богатого испортить труднее, чем хоро- шего нищего.
Смиряя плоть, развратничаю в духе; смиряя дух, разврат- ничаю в боге; смиривши бога, обывателем живу.
Внутренних событий меньше, чем внешних – это ребёнок. Внутренних событий больше, чем внешних – это подросток. Внутренние и внешние собы- тия уравнялись – это свобода.
Истина одна. Как свет. Но до чего же легко она расклады- вается на спектр: на красную истину, на жёлтую, белую, зелёную, коричневую!.. – сто- ит лишь чуть искривить её от- ражатель, разум.
Вера не может быть единс- твенной; сколько на свете «ве- щей», столько и «вер».
У каждого явления два крест- ника – тот, кто обнаружил яв- ление первым и тот, кто под- вёл итог.
Художник сказал: «Единс-
твенное, чем действительно можно восхищаться в женщи- нах, так это – их ненадёжнос- тью!»
Философ – детище изгоя: не искушают ни шиша ни тело женщины нагое, ни обнажён- ная душа!
Ещё раз: в пятнадцать лет мне грезилось голое девичье тело, в двадцать пять – голое тело и обнажённая душа, после тридцати «для любви» потре- бовались сразу три условия: нагое тело, обнажённая душа и голая правда.
Тысячелетия существует простое и эффективное про- филактическое средство для поддержания высокого тону- са в теле – иглоукалывание. Слово, литература, искусство, поэзия терапевтичны в ещё большей степени: их цель
– «душеукалывание». Всё за- висит от желания «уколоться» и умения исполнителя.
Удивительное явление – эпис- толярные… заговоры! Со- ветская медицина всегда предупреждала: самолече- нием заниматься опасно, на деле оказалось всё наобо- рот – только самолечением и спасёшься; кому-то помогают химические препараты, кому- то гомеопатические средс-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

тва, кто-то рассчитывает на волшебство колдунов: в об- щем, каждому хочется быть веселым и жизнерадостным, то есть, иметь силу на это. А как? Удивительный способ массового «самоизлечения», если можно так сказать, вы- думал российский народ, сме- калистый от бедности, часто доверяющийся природному, какому-то почти звериному безошибочному своему чу- тью, народ, который свыше семидесяти лет находился под игом одноцветного, красноло- бого духовного насилия. Спо- соб примитивен: люди пишут друг другу «святые письма»,
«письма-счастье», «радост- ные вести» и т. д., в которых светлую надежду подгоняет… кара, угроза, мол, если ты, получив «святое» послание, не размножишь его, не разо- шлёшь по свету, то –— бере- гись! И ведь пишут! Избавля- ясь от собственной слабости
– от затаённого суеверного страха перед жизнью, меха- нически желая блага другим и надеясь на ответное благо.
«Святые письма» востребова- ны голодным скудочувствием. Это удивительно так же, как удивляет зелёная былинка на голой скале: и торжественно на душе за всесилие жизни, и пронзительно жаль…
Друг, уехавший в деревню из города, через два года сказал:
«Суета во внешнем мире со- здает суету в мире внутрен- нем». Еще через два года он добавил: «В городе так: на ра- боте — мысли о работе, дома
— мысли о доме. В деревне так: мысли — всегда о доме. Потому что в деревне домаш- нюю работу нельзя отложить на завтра, потому что здесь всё живое — дети, старики, скотина, растения…» Еще через два года он сказал: «Я постоянно ощущаю здоровье вокруг себя. А ты?.».
Любовь – источник. Время –
русло. Смерть – океан любви.
Неодухотворённая жизнь кру- тит колёса смерти.
Художник сказал: «Мой иде- ал женщины? Пусть заходит любая!»
Земля – это космический эмбрион, развивающийся в
«околоплодном», утробном времени: при полном разви- тии плода время исчезнет в момент рождения. Я это в Пи- сании вычитал.
Время – источник объёмов. Встречи в духе времени не
знают.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: «Устаёшь от людей? Значит, ты их не любишь».
Художник сказал: «Если на- завтра ты просыпаешься та- ким же, каким был вчера, знай: результат жизни равен нулю».
Художник сказал: «Весной ты, женщина, никого не лю- бишь. Весной тебе хочется, чтобы тебя любили! Поэтому я цвету осенью».
Гуляла Жизнь по свету, да и на- шла как-то Тело. Постучалась
– никого, так и поселилась. А тут бежала мимо Душа: «Кто, кто в теле живёт?» – «Это я, Жизнь!» Поселились вдвоём. Не успели разместиться – Ум третьим просится. Впустили, стали втроём хозяйничать. А потом и Счастье с Горем здесь поселились. Тесно уже стало в Теле, ну да ничего: в тесноте
– не в обиде… Вдруг ещё кто- то в компанию просится – ба! сам Господь Бог с Чёртом по- жаловали! Впустили. А Тело не выдержало – рассыпалось, умерло от тяжести; жители из окон повыскакивали, да и наутёк поскорее – новое Тело искать.
Есть прозрение доброволь- ное, но есть и принудитель- ное. Смерть, например, – акт
высшего откровения, насиль- ственное прозрение.
Художник сказал: «Любимая! Если я умру первым, мне тебя будет очень не хватать!»
Провинциальная сорокалет- няя поэтесса страдала от того, что всё больше превращалась в обыкновенную тётку; и что- бы возбудить в себе самой удивляющую, взбалмошную, как прежде, девчонку, «тётку» надо было как следует усы- пить – напоить водкой.
Один утверждал: «Нужно упорно продвигаться вперёд, лезть, стремиться, цепляться, закрепляться и вновь стре- миться вперед, вверх!» Дру- гой говорил так: «Не надо никуда стремиться, надо спо- койно сидеть в своём гнезде до тех пор, пока оно не станет мало, а потом – выпрыгнуть и полететь!» Третий сказал:
«Упорный труд и удачливый риск – непримиримые враги, они никогда не договорятся».
После столетних убийств, развратов, лжи – восстаёт из пепла старый дух, русский Феникс – косноязычный, гру- бый, перепачканный гарью и засохшей кровью, но – вос- стаёт! Потому что опять при- шло время прозрения. Душа летит далеко впереди языка,

Страшное сочетание: голодные уши и болтливый рот.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

понимания и знаний, душа уже ясно видит, а язык еще неповоротлив после пыток… В живом ли слове, в книгах ли сегодняшнего времени – это чувствуется: на душе уже ясно, а на языке ещё косно. Мучительная, угнетающе-не- высказанная, нетерпеливая сумбурность.
Самопознание – это познание веры.
Внутренняя логика, ясная и до конца в пределах языково- го аппарата изречённая, – есть право на полную внешнюю свободу выражения. Это вы- сокий, но очень коварный дар: изречённость может касаться и ада, и рая; язык – инстру- мент запределья.
Кому «дано» не поймет того, кто «ищет».
«Я чувствую» или «я знаю»? Для назидания поводов – два!
У каждого времени своя «ви- зитка». Вот любопытная ха- рактерность современников. У писателя Б. имелась дав- няя приятельница, поэтесса В., встречаясь, они говорили всегда об одном и том же – о творчестве писателя Б.: умни- чали, спорили, сравнивали, искали примеры и паралле- ли в истории, в литературе,
в духовных слоях. Однажды поэтесса В. призналась: «А, знаете, у меня есть страшная тайна: я не читала ни одной вещи писателя Б.!.»
Как-то учительница на уроке, сняв с ноги туфлю с тонким острым каблучком, ударила в нервном припадке непос- лушного ученика и – шпилька пробила «родничок» на теме- ни мальчика до самого мозга. Смерть наступила мгновенно. К чему это я вспомнил вдруг? А так, жестокость детей, не- вменяемость взрослых… За страну боюсь. Об эмиграции иногда думаю.
Художник сказал: «Человек! Чтобы защитить свою честь, ты не останавливаешься даже перед самоубийством. А ког- да понимаешь, что нет у тебя никакой чести, – защищаешь честь мундира и готов убить ради этого кого угодно».
Он демократ: воспитан спор- том, арена споров – служба, дом, и со своим лихим шо- фёром, пока есть водка, дру- жит он.
Однажды Снаряд полюбил Пушку. «Я готов тебя разо- рвать!» – сказал Снаряд. «Хо- рошо, милый, я выдержу»,
– сказала Пушка. Раздалось:
«Ба-бах!!!» – Снаряд улетел и

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

умер, а Пушка сказала: «Сле- дующий!»
Старообрядцы, эндемики духа. Подобно тому, как кровь циркулирует в замкнутой кро- веносной системе, циркулиру- ет в старообрядческом клане неизменяемая вера, неизменя- емое знание. Так относитель- ная «истина», изолированная от внешних проникновений, становится внутри себя Аб- солютной Истиной. Эндеми- ки духа! Любое чужеродное проникновение внутрь ста- рообрядческой общины, «ор- ганизма веры», может стать причиной краха; поэтому старообрядцы стерильны в своей вере: абсолютно глухи и абсолютно слепы ко всему внешнему.
Впрочем, все мы беззащит- ны перед днём завтрашним, все мы – эндемики прошлого своего духа, пугливы и кон- сервативны: будущего мы боимся ничуть не меньше, чем свободы. Обывательщина
– та же старообрядчина, хоть и не в вере, а в миру. Сказать, что мы готовы к завтрашнему дню – это значит сказать, что мы готовы себя порушить.
Один христианин сказал мне:
«Если не получается жить по правде, то хотя бы подражай ей: подражание правде – это уже правда. Молись!»
Я стал подражать: «Пусть мо- литва моя никогда не будет: о мести, о желчи, о крови, о плоти, о выси, о себе или боге,
— пусть она будет подобна шуму листвы на ветру…»
Если ты сказал: «Итог!» – Не- известно, кто помог.
Художник сказал: «Людская похвала мне безразлична, а твою, Господи, я принять не могу: даже малая твоя похвала слишком велика для меня».
Художник сказал: «Если ты меня, Господи, оправдаешь, я буду судить себя сам!»
Обида, как Солнце: вблизи жжёт, а издалека – ласкает.
Ищешь обиду – найдешь бо- лезнь.
Творческое горение – много- дневная марафонская меди- тация в режиме свободного
«приёма», где в качестве «на- страивающего элемента» вы- ступают события жизни, а в качестве «шкалы диапазонов»
– ремесло исполнителя.
Обретённое в неподвижности
– сектантство; завоёванное в движении – полёт.
Лысеет череп от ума. Матери- ки лысеют от людей.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Любимая работа – наркотик; она доставляет наслаждение, и чем больше доза, тем восхи- тительнее!
Как вы отнесётесь к мчаще- муся экипажу, где водитель занял странную позицию
– спиной к движению?.. То- то! У каждого движения есть свой начальник, руководи- тель, смотрящий не на нас, грешных пассажиров, а впе- рёд, поэтому мы всегда долж- ны видеть лишь его затылок и спокойно каждый заниматься своим делом. Когда же грудь начальника проломят брошен- ные в экипаж камни, а сам он будет от засохших плевков по- ходить на сталагмит – придёт пора сменить водителя жизни. У нас так, а как у вас?!
Мир – перевёртыш. Годы кру- гом мчатся: начала не най- дешь у колеса. Дивится мир двадцатилетним старцам, седые дети удивляют небеса. А провидение – мальчонка с полустанка! – играя, катит обруч в колее… Надменна сверстников столичная осан- ка, нашедших «жизнь» в эрза- цах и белье. Мир — перевёр- тыш. Всё перевернётся, но не снаружи, изнутри, и обожжет тысячелетним солнцем соста- рившихся отроков: «Гори!» Живёт, не ведая, что «важно», что «полезно», босой маль- чонка с дальнего разъезда.

«Сказать по поводу» – зна- чит, уничтожить повод. Если повод остаётся, значит – не сказано.
Слово поддерживает порядок внутри меня, а Цифра забо- тится о порядке вещей вок- руг.
Истина в глаголах: не спеши
– не успеешь; не открывай
– не откроешь; не гонись – не догонишь и т. д.
Заставить посмотреть на себя со стороны тех, кто не умеет этого делать сам, очень прос- то: надо говорить о них кри- тически в присутствии сви- детелей. Свидетелям – смех, говорящему – ненависть.
Земная жизнь людей – вот
«домашнее задание», сочине- ние на заданную тему: «Ка- ким я себе представляю Чело- века?»
Художник сказал: «Чем ближе к прилавку, тем меньше в лю- дях справедливости».
Было время сказать: «ЛЮБ- ЛЮ ОДИНАКОВО КАЖ- ДУЮ ТВАРЬ». Пришло время говорить: «ЛЮБЛЮ ОДИНА- КОВО КАЖДОЕ УЧЕНИЕ».
С тех пор, как все научились говорить, никто не хочет слу-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

шать. Второе пришествие
– это подвиг внимающего. Из- речение исцеляло тела, вни- мание исцелит души.
Не путешествуй с надеждой
– вернешься в разочаровании.
Изречение исцеляет единицы, внимание – множество.
Мы правоты своей не знаем, лишь это спорщиков ведёт. И в оппонента мы вонзаем пос- ледний довод: «И-ди-от!!!» Увы, двух истин не бывает, владелец истины – один… Но жрец жреца перебивает, и судит сам, и сам судим. Злой люди мучаются жаждой, их поединок спорный лют. Вдруг правоту докажет каждый, и
– осрамится Абсолют!
Художник сказал: «Я не могу судить там, где судит закон, потому что закон для меня
– тюрьма».
Святой – это точно такой же человек, как и все, только не умеющий обижаться.
Точка – общие, универсаль- ные «воротца» между всеми измерениями. Точка, ничто
– это единственное место, где, не споря, сходятся миры.
Должна оставаться загадка, улыбка, терновый венец. Нет
промысла в строгом порядке, в разгадке – печальный конец. Разгадка – закрытая тема, но, коль, дурачок, угадал, прими за изменой измену и с време- нем будь не в ладах. Безум- на вопросов погоня, любой из живущих – беглец. Никто здесь, наверно, не понял раз- гадку погони: конец! Но всё еще тешит надежда. (Надеж- да! – вот то, чего нет…) От- ветов раздельные межи – меж тем, что едино, как свет. На сон от усталостей падки, ху- лим и жнеца, и жреца, и лю- бим загадку загадки: что ста- нется после конца? Пока ещё жизнь озорная и названы мно- жество цен, в загадке блудни- цу познаю, в ответе – распла- ту и тлен.
Всё, что получено, – принято, а всё, что найдено, – взято.
Врач пациенту: «Я люблю вас!», – и болезнь отступит.
Никто не примет исповедь святого, она проста, чиста и тяжела. Не сможет внять блуждающее слово той исти- не, что молча век жила.
Во всей стране жили сплош- ные Зеркала, но сколько они не смотрели друг на друга, ничего не видели, а ведь так хотелось получить ну хоть какое-нибудь изображение.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Правда, имелся в стране один Истукан, но к нему за изобра- жением могли приблизиться только самые важные, самые избранные Зеркала. Они по- лучали от Истукана его образ и несли его, счастливые, дру- гим, менее важным Зеркалам, а те, в свою очередь, другим, ещё менее важным Зеркалам
– и так далее. Вся страна Зер- кал носила в себе единствен- ное изображение – незабывае- мый образ Истукана. В книгах этой страны было написано:
«Совсем не обязательно иметь счастье – достаточно его пока- зывать». А что Истукан? Он, кстати, куда бы ни посмотрел, в какую бы сторону ни на- правил взгляд – всюду видел одного лишь себя. И это тоже было его счастьем. Здесь все считали себя счастливыми. А когда Истукан подгнил и упал
– горе в Зеркалах тоже было общим и одинаковым. Неко- торые Зеркала даже разбились от горя. И это всё повторялось много-много раз. И стало ис- торией страны, которой Зер- кала гордились.
Если точка является универ- сальной «таможней», иде- альным пунктом для обмена между: пространствами, вре- менем, между ведомым и не- ведомым, – то я, несомненно, буду затягиваем искушением отбрасывать и отбрасывать
всё лишнее, чтобы, в конце концов, стать такой же точкой, лишённой всего, но имеющей выход ко всему. Максимум сконцентрирован в бесконеч- ном минимуме.
Астрологи построили свою науку, прислушиваясь к эху вселенной.
Порочная бедность – порок. Было стыдно, когда для кор-
респондента «Нью-Йорк
Таймс» у нас не нашлось на полчаса во всем Доме печа- ти ни одной машины, и мы проводили гостя до троллей- бусной остановки, вручив напоследок талон на проезд в городском транспорте. Стран- но… Когда мы сами едем на работу в полуразвалившемся, тряском и холодном трол- лейбусе, стыдно не бывает
– просто всегда жалко ком- постировать талон.
Мужское и женское одино- чество не одинаковы. Может быть, даже противоположны: женское «хотение» всегда на- целено на то, что под руками, находится в пределах быстрой досягаемости; мужская жад- ность жизни чаще всего ша- рит взглядом по чему-то неяс- ному, отдаленному. Женщине соблазнительно конкретное, мужчине – неясное.

Изыск мимолётен,

безыскусное вечно.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

…Женщина страдала от того, что конкретная её одинокая жизнь зашла в тупик.
– Роди! – посоветовали ей.
– А где взять-то?!
И впрямь. Без любви, без же- лания, без оглядки, без… В этой реплике – весь ужас ба- бьего одиночества: оно всегда очень здешнее, очень земное.
Художник сказал: «Хочешь, чтобы к тебе обращались на ты? Этого нельзя разрешить,
– это нужно заслужить!»
Можно «достичь» любви. Но для этого придется подняться или опуститься.
Будущее и прошлое все- го лишь «склады» бытия, а действующий «цех» жизни
– здесь.
Фантастика – более или менее удачное заимствование «не нашего», чужого опыта жиз- ни, который приблизительно выражен в «наших», людских символах.
Легче взять откровение, чем дать его.
Посмотрите: духовный голод люди утоляют своими же ду- ховными детищами… Это
– каннибалы духа!
Моё сердце может разорвать- ся от того, что любит всех, но

оно не готово разорваться, по- тому что каждый хочет, чтобы любили только его.
Кандалы ореола держат и пос- ле смерти.
Трясите, и всё утрясется само.
Бог – самый нестрогий Учи- тель.
«Спасти мир», «заплатить за всех» – чем вам не нравится мания величия? Если бы каж- дый так считал, – величие бы осталось, мания бы исчезла.
Человек неуязвим в пределах своей добровольности.
Здоровое тело не знает врачей, здоровая душа – кудесников.
Мужское пьянство и безумие модниц – суть одного и того же людского «алкоголизма»: одни заняты фальшью свое- го внутреннего содержания, другие – фальшивой вне- шностью. Гармония покидает ненасытных.
Кто стал, счастливый, для страданий непотребен, кто от страданий стал, наоборот, навеселе… Тем не страшны экзамены на небе, кто тишине учился на земле!

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Как подготовиться к голоду? Логично предположить: го- лодными тренировками. Но многие предпочитают наихуд- ший вариант: предчувствуя голод, встретить его в послед- нем обжорстве.
Милость и природа одинако- вы: неиссякаемо терпеливы и неуязвимо беззащитны.
Художник спросил у зеркала:
«Кто он?» Зеркало сказало:
«Вас двое: один здесь, другой
– дома».
Я видел, как богатые люди со- ревнуются в щедрости и ста- новятся от этого соревнования веселы, когда они все вместе, и печальны поодиночке.
Сектанты. Они так долго – ве- ками! – в абсолютной неиз- менности хранили свои дог- маты, что научились всю силу своей веры расходовать лишь на это, – на сохранение неиз- менности учения; для мира, для современников даже зо- лотые зёрна их учения беспо- мощны и безъязыки. Нужен
«сеятель», который смог бы эти зёрна взять и бросить их на почву иного времени, ино- го «сезона» цивилизации. Тог- да вера получит второе рож- дение и, даст Бог, доживёт до нового урожая. А там – снова в закрома.
Мать постоянно заставляла смотреть свою беременную дочь на фотографии красивых артистов. Опытная женщи- на была уверена: благодаря такой предусмотрительнос- ти, ребёнок должен родиться очень красивым.
Людям нравится «красивая жизнь» на экране именно по- тому, что они сознают, какого уродца в себе носят.
Художник сказал: «Телевизор и извращенцы вызывают у меня одинаковое чувство: не изнасиловали бы!»
Боль тела заставляет спасать шкуру. Боль души заставляет спасать душу.
Различными религиями мож- но пользоваться так же, как хороший плотник пользуется в работе набором различных инструментов. Бог от этого только выиграет.
О своём постоянно-тревож- ном внутреннем состоянии верный товарищ сообщает:
«Внутри меня всегда идет гражданская война…» Мой друг любит Родину и ненави- дит государство.
Художник переживал твор- ческий кризис: «Произведе- ние, в котором сошлись ум и пошлость – неупотребимо».

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Сегодня нужны не книги-рас- сказчики и даже не книги- собеседники, а… книги-слу- шатели, чтобы у читающего возникало то ощущение, ка- кое бывает после исповеди.
Лишить свободы можно по- разному. Можно укатать за решётку. Можно отобрать веру и душу. Можно просто дать человеку много вещей. В ближайшем будущем гражда- нам России предстоит неимо- верное: вырваться из плена вещей, не имея души. Кто в это поверит?!
Художник сказал: «Женщина! Если дать тебе всё, что ты хо- чешь, то что от тебя останет- ся?!»
Айсберг был женщиной. Ви- димая часть: нарисованные глаза, нарисованные губы, на- рисованные щёки… Невиди- мая: нарисованные чувства, нарисованный ум, нарисован- ная жизнь… В нарисованном море Айсберг чувствовал себя прекрасно, а вот в настоящем
– таял.
Присутствие записывающей аппаратуры смущает «зави- симых» судей не меньше, чем присутствие Всевышнего; ведь любое зависимое слово
– опровержимо.
Куда идти? О, как ответ блуж- дает! Ответов тьма, и всякий
– бог; на поле брани ратью по- беждают, в пустыне духа воин одинок.
Блажен, кто осенён руковож- деньем, иное – слепота и блуд. То смерти миг нерасторжим с рожденьем, то путаются праз- днества и труд.
Кто поведёт? Куда? Без объяс- нений. Поскольку безъязычен ход. Воюет дилетантствую- щий гений. Пустыню духа за- селил народ.
Вот всё, что поняли: понятия превратны, часы стоят, а мы идем – обратно.
Художник сказал: «Несчас- тная! Изобилие и здравый смысл никогда не встреча- лись!»
Художник сказал: «Я пользу- юсь земными материалами, но не хочу иметь дело с зем- ным заказчиком».
11 часов 45 минут, Воткинское шоссе, сплошной поток ма- шин, солнечный день. Попе- рёк шоссе лежит лицом вверх приличного вида человек, лицо безжизненно-спокойное, одна рука неестественно отки- нута на сторону. Сбит? Пьян? Сердечный приступ? Жив? Мёртв? – Каждый проезжаю- щий водитель резко сбавляет

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

скорость и аккуратно, сочувс-
твенно объезжает лежащего. Каждый водитель торопится и надеется на участие тех, кто спешит следом. Поток машин не прерывается.
– Сколько вы мне дадите за концерт? – спросил артист.
– А сколько вы мне дадите за то, что я вас слушаю? – спро- сил зритель.
Кто-то из них прав.
Художник сказал: «Моя месть расчёту называется Любовь!»
Художник сказал: «Мат, про- изнесённый неестественно, отвратителен!»
Законы природы действуют автоматически, а о своих, че- ловеческих законах, люди вы- нуждены помнить; и ни один из них не действует за преде- лами человеческой вотчины.
Дети в России сообразитель- ны. Мальчик-нищий добывал деньги тем, что собирал вдоль дорог, на обочинах автома- гистралей пустые бутылки и сдавал их на приёмном пун- кте стеклопосуды. Мальчик садился в троллейбус и ехал
«зайцем», зорко наблюдая за обочиной. Если замечал «то- вар», выскакивал из транс- порта и возвращался, потом снова ехал.
Постулат: литература только тогда литература, когда она не является товаром. Потребитель – читатель – пот- ребляет только то, что входит в «зону видимости» его опы- та жизни и интеллекта. Если попытаться изобразить эту зону видимости графически, то получится некое подобие кометного образования: дейс- твительность сегодняшнего дня, современность, акту- альность – ядро; кометный шлейф – прошлое; туманная, относительно небольшая го- лова кометы – зона видимости будущего.
Потребитель – читатель
– может смотреть узко, целе- направленно или, наоборот, предпочитать панорамное зрение. Как бы то ни было, он способен купить только ту литературу, которая входит в его личную зону видимости. Кто видит не дальше своего носа, читает комиксы, рекла- му, газеты, дешёвые детекти- вы – он покупает материал
«ядра», таких большинство; более мощное читательское зрение захватит и «ядро», и то, что отстоит от него далеко
– философские труды, фан- тастику, гипотезы, историчес- кое писание, архивные мате- риалы. Если в первом случае литературный бизнес почти беспроигрышен, то во вто-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ром покупателей значительно меньше, и они значительно разборчивее. Философские труды просто не входят в зону видимости читающего обыва- теля.
Уже почти в свободной пус- тоте, почти лишенные гра- витации «ядра», существуют тексты, выраженные на грани возможности языка и слов. Новации.
А «комета» слов летит во вре- мени дальше и дальше… Что дальше-то? Дальше и есть литература, которую нельзя продать! Вне времени. Вне пространства. Вне привязи. Здесь начинается игра, риск, рулетка торговцев от искусст- ва – они играют вслепую, они скупают то, что находится за пределами обжитой «зоны», за пределами того, что может быть продано сегодня, за пре- делами того, что не потребует- ся и завтра… Но если повезёт, однажды ядро обывательщи- ны долетит до застолблённого места, и тогда о цене говорят:
«Бесценно!».
Настоящий творец ищет там, где ещё никогда нико- го не было. Каждый творец
– единственный в своем роде. А много ли покупателей ищут в пустоте, на ощупь, наугад, наудачу, гипотетический свет в гипотетической тьме? Такой покупатель тоже единственен, ибо за свой риск он платит не деньгами, а собой.

Стандарты в стране измени- лись. На этикетках написано что-то вроде: «Бочка меда. Допустимая концентрация дёгтя 99 процентов».
Человечек – это сосуд, кото- рый в течение жизни время от времени наполняется новым содержанием, и выплескивает безжалостно старое. Тот про- межуток, когда кувшин пуст, называют безвременьем, без- духовностью.
Художник сказал: «Женщина! В своих желаниях ты – кошка, которая гуляет сама по себе, а в возможностях ты – коза, которую следует водить на верёвке».
Художник сказал: «Все муж- чины индюки, а все женщины курицы. Поэтому настоящая любовь между ними – ред- кость!»
Вот тебе минута. Назови три своих главных богатства. А теперь назови три свои глав- ные нищеты. Догадался ли ты, что три твоих главных бо- гатства – это три твои главные нищеты?!
Прошлое истинно и одно- значно, будущее – наоборот. В фальшивой стране встреча- ются варианты.

Настоящая помощь

всегда невидима.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Смерть часто выступает как высшее проявление роман- тизма. Мой друг живёт в цен- тре огромного материка и уже много лет строит на берегу не- большого городского водоёма морскую яхту. Другу снится один и тот же сон: на своей яхте он идет Северным морс- ким путём в сторону Аляски. Дойти не удается – где-то в середине пути он погибает во льдах. Такой сладкий сон… Он наполняет жизнь провин- циального мещанина надеж- дой на последний праздник: не удалось красиво пожить
– так хоть умереть красиво!
Художник сказал: «Я есмь не- разменный рубль, всё осталь- ное — «лодяга».
В России всё условно: рефлек- сы, интеллект, образование, власть, жизнь, смерть…
Желание быть оригинальным портит естественность.
Не злоупотребляйте продук- тами культуры!
Художник сказал: «Женщина! В превосходной степени ты научилась лишь одному делу
– делать просьбы».
Гипотеза-игрушка. Думая о делах подручных, астроло- ги смотрят на звёзды и ищут
ответов в вечности. Земля
– дитя пяти влияний. Земля
– пента, огромное количество её структур пятиконечны. Но есть и шести, и семи, и вось- миконечные существа, и те, у кого конечностей меньше пяти… Мы все – эхо Вселен- ной, поэтому паук отличает- ся от собаки так же, как одна галактика от другой. Плане- тарная жизнь определяется сочетаниями небесных «хозя- ев». Межвидовая ненависть, борьба заложены в самой разности сочетаний, поэтому общий мир можно обнару- жить только в универсальной гармонии, которая включает в себя одновременно и «пенту», и «гекту», и «гексу». Жизнь на земле – это многократно вложенное «эхо в эхо».
1968 год. Кухня родителей старшеклассника М.: «Ириш- ка! Хочешь, из окна выпрыг- ну? А хочешь, отдам китай- скую авторучку? Ты только предкам ничего не говори, мы с тобой после школы сразу поженимся!»
1974 год. Кухня родителей студента М.: «Нет, Валенти- на, ты у меня не первая. Что значит не простишь? При чем тут простишь или нет? Ну, как знаешь, бывай!»
1983 год. Кухня молодого специалиста М.: «Марина… Я должен тебе сказать, что

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

встречаюсь тут с одной… Ко- нечно, сын наш ни при чем… Почему обязательно развод? Да нет, вроде не разлюбил на- совсем…»
1991 год. Кухня специалиста М.: «Наталья Борисовна! Ты когда с другими встречаешь- ся, хоть оргазм-то испытыва- ешь? Нет?! Ну и дура у меня жена! Как я живу? А чего это ты вдруг спросила? Впрочем, ладно, значит, так: я – это не- обитаемый остров. И ты ост- ров? Хорошо. Дочь завтра не буди, я отгул взял, в парке по- гуляем, пивка попьем…»
Жизнь – этюды. Мне на рабо- ту повадилась звонить стран- ная девушка, с который мы не были знакомы и никогда не виделись.
– Работаешь? – спрашивала она всегда одно и то же.
– Работаю, – отвечал я.
– Ну, работай, работай! – Всё, связь на этом прерывалась. И так два-три раза на дню, еже- дневно, в течение где-то полу- года.
Однажды она не позвонила. Работалось очень плохо, день пропал. И другой день про- пал, и третий… Мне явно не хватало этого дурацкого «Ра- ботаешь? Ну, работай, рабо- тай!» Приучила! Как крысу в лаборатории!
Через неделю – наконец-то:
– Работаешь?
– Ты где была, почему не зво- нишь? – залопотал я, счастли- вый.
– Ну, работай, работай!
Обучение происходит не тог- да, когда учитель говорит, а тогда, когда он тебя слушает.
Воображение могуществен- ней слова: готово всё! – в тебе не всё готово…
Мир, с количеством коорди- нат более 3-х, люди воспри- нимают, как свет; с количест- вом координат менее 3-х – как тьму.
Наблюдатель был обескура- жен: на станции Агрыз не- сколько людей в военной фор- ме несли на спине рюкзаки из… металла! Продолговатые металлические оружейные ящики, с приделанными к ним заплечными лямками, с висячими замками на петлях
– что это?! Почему унылые, потные люди сгибаются под угловатой, неудобной ношей? Куда они идут? Странный, непостижимый символ силы, дошедшей до абсурда формы. Бежать, бежать, прочь бежать с этой безнадёжной планеты!
Окрашенные разноцветными чувствами, поднимались над землей миазмы человеческих мыслей…

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Вселенная внутри меня и вселенная вокруг говорят на одном языке. Но я его не по- нимаю…
Иллюзии – вот начало и конец всего материального!
Личный ум – это собака на пороге дома, она сторожит мысли: либо никого чужо- го не впускает вообще, либо впускает, но не выпускает об- ратно.
Благородная, но слабая душа всегда ищет: кому бы себя вручить? Мужчина-алкоголик не в силах был справиться с собственным безволием, поэ- тому отдал себя на «растерза- ние» властной женщине. Пить перестал. В этой семье все до- вольны, но говорить о счастье как-то не принято. Счастье, в отличие от довольства, расчё- та не терпит.
Художник сказал: «Ты хочешь весь принадлежать себе? И кому ты такой нужен?»
Писателю совсем не обяза- тельно ждать официальной критики; самый придирчивый критик – машинистка!
Воспитанная свобода – это умение находиться в покое при полном отсутствии каких бы то ни было ограничений.
Не жалей украденного. Твои деньги пошли на уплату за погибель воровской души.
Самоубийством кончают либо от невозможности стать чело- веком, либо от невыносимос- ти быть им.
Художник сказал: «Женщина! Ты – моя награда, я – твое на- казание».
Впереди тебя – пустыня, со- зданная из твоего прошлого.
Говорящего принимают за своего только единоверцы; внимающего примет за своего любая вера.
По поводу любой болезни Ху- дожник замечал: «Все болез- ни – от воздержания».
Обманут не тот, кто обманут, а тот, кто жалеет себя, обма- нутого.
К плечу прижимаясь щекою, баюкала полночь теплом: прощался с единственной тою совсем не единственный он. Пока ещё встреча взаим- на, но тайное сердце – старик, и вдохом последнего гимна свободный исполнился миг. Ах, память, короткая нотка! Плечо затекло и болит… Чья верность без имени, кротко, прощаясь, улыбчиво спит?

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Спираль прогрессивного развития почему-то всегда представляют так: из точки
– в бесконечность. Диалек- тичный процесс жизни поз- воляет скользить по виткам спирали, но почему должна быть лишена диалектичности вся спираль, в целом?! Поче- му обязательно «от малого к большому», может, всё наобо- рот? Возможно, из бесконеч- ного ничто мы, люди, дойдем, наконец, в своём развитии
«до точки». По крайней мере, наблюдать подтверждение се- годня не составит труда: чем ближе к «точке», тем выше скорость витков, тем короче циклы повторения истории. Идея конца света объединя- ет не только богословов, она приемлема и для технологов, и для моралистов, и всякий здравый ум в состоянии пред- положить неизбежный конец
«цикла циклов». А ведь не хо- чется ставить точку! Что если с равной силой стремиться и из ниоткуда в никуда, и из никуда в ниоткуда? Тогда тео- ретически «география» чело- веческих возможностей будет поистине без ограничений: от начала и до конца, и обратно.
Прагматик слеп перед сутью, как часто бывает слеп перед формой и целью видящий суть.
В мужчине живёт приручён- ный дьявол. В женщине живёт
– дикий.
Чья-то немая судьба про- шлась, как смычок, по натяну- тым жилам времён. Безымян- ной проснулась история...
Коллективные усилия умни- ков порождают коллективные глупости.
Казалось бы, что общего может быть между подрос- тками-самоубийцами, бого- словами-староверами, гомо- сексуалистами и контактёрами с НЛО? Тем не менее… «По- говорите с нами!» – просят они попутчиков в поезде жиз- ни. «Поговори!» сегодня озна- чает: выслушай. Мол, скажи нам то, что мы и сами знаем, но сказать почему-то не полу- чается… Людей спокон веку мучил «собачий синдром»: всё понимаем – сказать не можем! «Поговори с нами!»
– это флаг сдающегося оди- ночества. Люди, как числа: их можно складывать, вычитать, возводить в степень, заклю- чать в скобки… «Поговори с нами!» – это унылый резуль- тат от единственного дейс- твия, применяемого в России слишком долго: деления.
Художник гусарствовал: «Ма- дам, не обращайте внимания

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

на мою грубость – это у меня от избытка культуры. Пресы- щенность, знаете ли!»
Если ты хочешь от мира про- стоты, – отдайся ему, если же- лаешь сложности, – обладай им.
Мирок всегда готов стать от- равителем мира.
В солнечный день пламя кос- тра отбросило тень. Значит, и свет затмевает свет.
Нет нового сказанного, есть сказанное по-новому.
Двенадцатилетний мальчик произнёс: «Не трогайте мерт- вецов, не мешайте им жить!»
Педагогика – это не постанов- ка задачи, а согласие с ситуа- цией: дети еще слабоумны, а взрослые уже малодушны.
Любовь крылата, поэтому она селится где угодно. Но если вы хотите, чтобы она посели- лась рядом с вами, чтобы она пела и умножалась птенцами,
– сделайте для неё сквореч- ник. Всего-то и потребуется, что сколотить домик без ще- лей, да поднять его на шесте в небо – от земных врагов по- дальше. Всякий деревенский дед – гениальный птичий по- литик. Наши, людские поли- тики, куда глупее.

Художник сказал: «Женщина! Не говори: «Мало!» Не гово- ри: «Много!» Скажи: «Хо- рошо». Молчишь? Значит, я опять прав».
Знание не содержит внутрен- них противоречий, а познание
– взаимоуничтожимо.
Художник сказал: «Хочется сделать что-то такое, что не- льзя присвоить».
Телом ты заплатишь за слово, душой – за молчание.
Мы представляем бога алгеб- раически, только как абсо- лютную величину. Практика шире.
Порядок в обществе и его культура, несомненно, связа- ны очень глубоко. Например, с тех пор, как порядок в Рос- сии стал обеспечиваться с по- мощью мата и насилия, куль- тура «нахваталась» того же.
Если о самых обыденных и невыразительных вещах ты умеешь говорить, как о вели- ком и божественном, значит, действительно, Бог есть. Но если о невидимом говорить, как о чем-то сверхнеобычай- ном и возвышенном, то все видят лишь омерзительного зануду.

Судьба не любит, когда

перед ней выламываются.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Человеческий бог состоит из простой «двухходовки»: ска- зано – сделано.
Высшее недостижимо, поэ- тому всегда кажется, что оно одинаково и неподвижно. На самом деле это, наверное, не так. Просто мы, люди, слиш- ком «коротки» для всего и вся. Поэтому целесообразно начи- нать поиск не в вечности, а в более доступном материале
– в мгновении.
Религия – это пристань, а жизнь – пароходик. Они иног- да встречаются.
Я никогда не буду готов к бу- дущему полностью, поэтому лгу авансом: готов!
Будущее всегда заложник про- шлого и жертва настоящего.
Воображение – наиболее лов- кое средство в руках самооб- мана: оно воодушевляется яр- кими картинами прекрасного будущего, оно утешается пас- торальными иллюзиями про- шлого, и поэтому так страш- но настоящее, более всего лишённое воображения.
Бог тела называется Здоровье, а здоровье души называется Бог.
С возрастом женская глупость становится непривлекатель- ной.
Наличие Абсолюта делает понятие «поиски смысла» аб- сурдным. Однако поиски не прекращаются. Неужели Аб- солют проиграл?!
У знакомой Т. многосложная боязнь замкнутого пространс- тва. Т. не просто боится оста- ваться одна в тесном помеще- нии, ездить в лифтах, в купе и т. д., её сверхчувствительная фобия утонченнее: «клетка», в которую попадает её, Т., су- щество, мерещится всюду: в друзьях, в любви, в разгово- ре, в работе, в книгах… Всё именно так! Всё земное – тес- ная, крикливая коммуналка, бесцеремонная, насилующая свободу личности и вторгаю- щаяся в её бесценный покой.
Невыносимо – это когда дру- гой мешает вам чувствовать свою правоту.
Бесталанность любит прикры- ваться ореолом мученичества. Правда, и для ореола следу- ет потрудиться. Но какой это труд? Мученик играет один и тот же спектакль, причём, ис- пользует в качестве сменных декораций – судьбы друзей, любимых, занавесы мод и увлечений… Талант менять

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

декорации, не меняя ничего в себе, – этот спектакль для са- мых слепых зрителей!
Что является надеждой для вечноживущего? Надеждой для вечноживущего является смерть.
«Надо бы сделать…», – го- ворит женщина и сразу же начинает вести себя так, слов- но дело уже в самом разгаре, хотя до его реального начала ещё далековато.
Моя бедная мать и мой бед- ный отец – вот и всё, чем богат, чем богат буду впредь. От начала начал есть единый конец: моя бедная жизнь, моя бедная смерть.
Сделать мир человека нена- дёжным – значит внушить че- ловеку опасение перед всеми иными мирами. «Золушка»
– это драгоценная доброта в оправе страха.
На крыше железной, в грохо- чущей зыби, в ночи под пятою металл хохотал, а прямо над крышей, вселенную вздыбив, неведомый кто-то – велик и бесстыден – за голое сердце молчащих хватал.
И сердце запело. И слух ужас- нулся бессилию звука пред властью немой. Не будь немо- ты, не один не проснулся б!
О клятвы железные б тотчас споткнулся блудник или пут- ник, спешащий домой.
Бьёт градом и гневом в желез- ную крышу, она так грохочет,
– я неба не слышу! Ах, кро- вельщик звёздный, сгорело жильё: жестянщики сердце одели моё.
Художник сказал: «Женонена- вистничество – это изобрете- ние женщин».
Банальность – наиболее ёмкая формула жизни: от тебя лишь зависит, насколько глубоко и сложно ты сможешь её рас- шифровать при необходимос- ти.
Когда умирают родители, дети занимают их место. Люди се- годня говорят: «Старый Бог умер!» Значит, пора стано- виться взрослыми.
Двадцатилетние сегодняшние графоманы часто описыва- ют – в мельчайших деталях!
– обстановку подвалов, грязь. Весь мусор жизни они знают на ощупь и на вкус; они ро- дились и получали свой опыт во тьме, подобно кротам, по- этому божественность при- писывается не свету, высоте и солнечной устремлённости, а «ощупи» и «вкусу»; в этом направлении совершенствует- ся чувственность жизни; крот

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

разве что заметит косвенную связь: чем больше светит и греет над подвалами, тем ин- тенсивнее и интереснее идёт процесс жизни в темноте. Об этом-то и речь.
Талант подобен сильной ра- диации: всё, с чем ни сопри- коснется, начинает после него
«светиться».
Кого покличем на подмогу?
– прыщи не лечит херувим… Коль не спасает имя Бога – спасайся именем Своим!
Бардак – это когда дисципли- на снаружи главнее, чем дис- циплина изнутри.
Земные войны случаются не каждый день, а небесная бит- ва непрерывна. Так что, грех жаловаться на имеющееся
«заземление»!
Художник сказал: «Мадам, не вешайтесь мне на шею! Я сообщил, что люблю вас, но, увы, никак не хочу. Вы что, не отличаете «люблю» от
«хочу»?!»
Духовные дальтоники не ве- дают, что хотят.
Мысли и чувства – перевод- чики между людьми. Когда люди договорятся между со- бой, не потребуется ни произ-
ведений искусства, ни языка, ни слов.
Страха, как и счастья, на всех не хватает.
Настоящему певцу толпа под- певает, ненастоящий – подпе- вает толпе.
Художник сказал: «Самое тяжкое испытание – это от- сутствие испытаний».
Всё в человеке начинает про- израстать от его собственного Рождества.
Сюжет русской жизни: одно- образно случайна.
Художник сказал: «С одной стороны, это не так уж и пло- хо, а с другой стороны, это ещё лучше!»
Художник сказал: «Я знаю свою силу, а вы хотите знать только её свидетельства».
Если «Я» прошлое и «Я» се- годняшнее не шумят и не спо- рят, то можно отчетливо ус- лышать их будущее «Мы».
Сила капризной личности опирается на её слабости.
Подружка, всё будет взаим- ным: забвенье забвенью род- ня. Я грешным пожизненно

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

признан, ты сразу узнала меня. Мы здесь, в лихорад- ках и спешках, боимся, не знаем чего, гонимые чувства- ми пешки, где час прогорает, как год. Судьба, всё похожее вспомнив, наклонится тенью: судить! И мысли, как в засуху корни, потянутся – прошлое пить.
Рабство – это сила вещей, превосходящая силу вообра- жения
Богатство обязывает рабо- тать, а бедность принуждает воровать.
Долгая бедность порождает удивительные формы жи- тейской мудрости. Однажды К. во время обеда в одной из городских столовых поразил сослуживцев оброненным признанием:
– Хорошо, когда концы совпа- дают!
– Как это? – не поняли колле- ги.
– Это когда конец бутерброда совпадает с концом чая.
Девизы демократии постепен- но снижаются: «Да здравству- ет свобода совести и секса!»
Художник сказал: «Я не при- надлежу никому, поэтому лю- бить всех – не трудно».
Мне от любви не уйти даже мёртвому. Зачем я тебе изме- нил, не пойму.
Одна деревенская девка хоте- ла, чтобы груди у нее выросли побольше. Старуха, считавша- яся колдуньей, посоветовала: потрись об угол бани. Девка так и сделала, но посадила в один из сосков занозу, грудь воспалилась, да так и оста- лась совершенно неразвитой. Зато вторая грудь трудилась всю жизнь за двоих – бывшая девка выкормила одной гру- дью девятерых своих детей!
Как-то принято оперировать в области психической жиз- ни лишь её персонажами, да их взаимодействием, а ведь очень важен еще и психичес- кий «пейзаж», на фоне ко- торого разворачиваются все невидимые события челове- ческой жизни; ведь именно он, «пейзаж», определяет внутренний психологический статус каждого: кто ты есть сам для себя? На одном пси- хическом фоне ты можешь устремиться вверх, на другом
– только вниз. В живой душе заложен автомат мимикрии.
Ошибка тела в том, что оно старается среду приспособить к себе, а не наоборот. Ошибка духа в том же. Мы – дети эво- люции, а не эволюция – наше достижение.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

На мужчин не угодить: от ум- ной жены они бегут, а глупую гонят.
Вы хотите всемирной извес- тности? Нет ничего проще! Нужно только очень долго за- ниматься чем-нибудь одним. Ну, например, прожить лет
900…
К словам можно применить метод, похожий на известное математическое действие, извлечение производной,
– преобразуя старый порядок символов таким образом, что- бы открылся их новый, более глубинный смысл. Допустим, к понятию «душа» применим действие понятий «рыбак»,
«турист», «пьяница», «везде- ход»… Извлекается интерес- ный смысловой мир: душа- вездеход, душа-пьяница и т. д. Где «вездеход» – это высокие адаптационные свойства лич- ности в мире духа, «пьяница»
– призвание, увлечение, вдох- новение, фанатизм и проч. Наверняка есть для мира слов и вторая, и третья, и ещё бо- лее непривычная производная смыслов. Потому что само по- нятие «смысл» – разнообраз- но до бесконечности. Жаль, что человек почему-то всег- да ищет только один смысл. Впрочем, многие ведь закан- чивают курс средней школы и не испытывают в дальнейшем
никакого для себя ущерба от полного отсутствия интереса к хитросплетениям высшей математики…
Счастье – это когда человек никогда не пробовал писать стихов.
Великодушие предполагает обеспеченную избыточность дающего.
Есть время ожидания судьбы, когда отсутствуют события и вести, велики страхи и пред- чувствия слабы, и символ снят – нательный крестик. Ус- талость сзади, пропасть впе- реди. О, как через преграду перемчаться?! Рутины хочет- ся. И хватит парадигм. Велик не срок – устали домочадцы.
Бездаря убивает критик, ре- месленника лесть, а талант убивает себя сам.
Прямой принцип зерна: где родился, там и пригодился. Обратный принцип зерна: где бы пригодился, там бы и ро- дился.
Сейчас в России второе: сна- чала оговаривают причины и условия жизни, и только после этого – дело. Худо. В русском характере так было: делал и не оглядывался. А теперь ог- лядываться – главнее. Чужое это. И мы чужими станем.

Надежды

лучше всего растут

на полях безнадёжности.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Кто кому принадлежит? Взрослые дети хотят прина- длежать жизни. Родители ду- мают, что жизнь принадлежит им вместе с детьми. Жизнь ничего не думает, она смеёт- ся. Когда детям исполнится восемнадцать лет, родителям следует изготовить куклу
– точную копию любимого чада, чтобы в дальнейшем ис- пользовать излишний опекун- ский потенциал без ущерба для кого бы то ни было. Куклу можно укладывать спать по заранее указанному расписа- нию, можно контролировать каждый её шаг, досконально ревизовать её мысли и чувс- тва и т. д. Только так каждый получит своё.
Впадают в детство единожды, а потом лишь выпадают из него, – кто как…
В деле воспитания мужчина предпочитает пользоваться
«направлением», а женщина
«рамками».
«Представь себе!..» – он ей сказал. Она тотчас: во-об-ра- зила! Он ей как будто навя- зал несуществующее диво:
«Представь себе, что много лет ты мне жена от бога, что нам судьба дала билет до рай- ского порога, что в нашем доме детский смех звучит, не умолкая, и, несомненно, луч-
ше всех моя ты, дорогая, и не скудеет от гостей прекрасное сердечко, и вовсе нет плохих вестей, из золота – колечко».
«Представь себе!» – твердил болван для куража и вида… И на продавленный диван ры- дать легла обида.
Художник сказал: «Человек
– это ствол, корни у кото- рого растут с двух сторон: тело тянет земные соки, а душа небесные. Глупее всего руки: они всё время тянутся к пиле…»
Нужен партнёр: телу – враг, уму – задача, душе – крах.
Круг Зодиака – тот же замкну- тый круг, а знак Зодиака – все- го лишь персональный номер
«стартовой дорожки» в забеге судьбы.
...Сделай так, чтобы я смог узнать брата своего в каждом из шевелящихся и во всяком неподвижном, чтобы не пре- небрёг малым и не испугался бы большого, чтобы, глядя под ноги, я говорил: «Брат!», чтобы и насущному дню го- ворил: «Брат!», чтобы глядя в бездну, говорил то же: «Брат!» Увы, я не узнаю своих брать- ев, потому что не успел узнать ничего. Скрыто родство от- чуждением. Как беспомощен взор! Я едва узнаю подобных

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

мне даже вблизи, что уж воп- рошать о неподобных?! Разум мой, как булавка, воткнут в чёрное платье ночи.
Словарь говорящего – словарь его любви. Такой любовью можно оправдать и преступ- ление, и подвиг.
Совесть не просыпается сама и она не принимает собствен- ных жертв. За «включение» своей совести ты обязательно заплатишь чужой жизнью.
Отдаться – талант высочай- ший! Чтоб так о себе: будто нет. Чтоб так: нескудеющей чашей поил бы всех солнеч- ный свет, – и тех, что сочат благодарность, и жадность в одеждах любви, и тихую, злобную старость, и тех, кто судьбой даровит.
И, чтоб ни случилось, го- товность звездой осеняет тот путь, и мудрости тихая скромность готова в объятьях уснуть… А утром? А утром напрасен ночной высочайший завод: вновь каждый дающий
– опасный чудак, искуситель и мот.
Творец, наигравшись коло- дой, смахнет наглеца в мрак и темь. Изжога похмельная… Сода… Обязанность. Правед- ность. Лень.
Какой она была? Она была прекрасна! Потом была бес- печна, потом ждала напрас- но, потом спешила встречно, потом была в обиде, потом отмщала ложе, потом уснула, сидя, потом кричала, леёжа, потом всё обломилось, потом взошло с трудом… Такой она приснилась, но это всё – «по- том».
Посмотрел фильм ужасов. Воображение получило кон- тузию.
Голова подобна улью, где роль пчёл выполняют мысли; если их потревожить, они на- чинают активно защищаться, жалить. Могут насмерть заку- сать!
Специализация в искусстве
– процесс, подобный поиску и выплавлению чистого метал- ла из многосложной земной массы. Творческая личность работает подобно обогати- тельной фабрике – она уве- личивает энтропию мира и стремится навязать ему свою
«чистую», разделённую до арифметической безоговороч- ности, систематизацию.
Мой друг йог. На разных участках своего познания он доказывал разное. Не он со- здал свой собственный путь, а чей-то готовый путь создал его самого.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

…90-летний старик-казах представился, кивнув на ор- денские планки, приколо- тые к пиджаку: «Полковник в отставке, контрразведчик, личный друг Сталина, верю в Бога, почитаю Коран. Бог един для всех! Надо, чтобы люди любили друг друга, а кто не хочет – того расстре- лять!»
Зачем ты идёшь к храму? Что- бы отдать от себя, или чтобы просить? Во имя чего ты сот- воряешь свои молитвы? Хотя бы раз посмотри на себя гла- зами иконы. Ты доверяешь только потому, что просишь. Ты боишься не Бога, а себя самого. «Дай!» – вот единс- твенное, с чем ты согласен. И чтобы доказать всесилие веры, ты просишь последнее:
«Дай успокоение». Имен- но эта просьба, как правило, удовлетворяется.
Мудрость – это красивые за- платки на одежде, которую уже много-много раз носили.
Красота привлекает самца, обаяние – друга.
Богоискатели постепенно пре- вращаются в «богоносцев».
Художник воскликнул: «Я есмь сперматозоид духа. И я оплодотворяю тьму!»
Народная мудрость безуко- ризненна. «Не трогай – вонять не будет», – так говорят в лю- дях о неприятном человеке. Полезно слегка развернуть, дифференцировать эту крат- кую словесную формулу для того, чтобы более наглядно изучить её действие. Как, на- пример, узнать: «воняет» че- ловек или нет? Конечно, надо
«потрогать»! Вот здесь-то и разворачивается весь диапа- зон человеческих качеств: от любви, от великого терпения и духовной крепости до полно- го недержания. Сколько ты ни
«трогай» настоящего святого,
«вонять» он не станет, нет у него слабых мест. И наоборот, есть поразительные персоны, которые не терпят даже лас- ковых прикосновений – тут же всё вокруг обделывают, за- щищая, свою беззащитность. Кстати, можно проверять и себя самого, постепенно на- щупывая уязвимые места. Со времен Ахилла его знамени- тая пята разрослась в потом- ках до размеров гангрены.
Закон жизни «по образу и подобию» – удобный вектор, упорядочивающий движение хаоса в эволюцию.
На редкость одарённого маль- чика спросили:
– Что ты хочешь сделать в бу- дущем?

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

– Я создам искусственный ин- теллект!
Чрезмерная одаренность всег- да ищет убийцу в собствен- ном детище.
Учёный конечен: он перепол- няется предметом, перестаёт учиться и неизбежно начина- ет – учить.
В жизни и дьявол может яв- ляться в образе бога, и бог может являться в образе дья- вола. Если что-то одно: жизнь
– не в порядке.
Разумен и свят – не одно и тоже.
Вдохновение и управляемая отрешённость соотносятся так же, как неуправляемый плот и прекрасно оснащённый корабль; имея корабль, можно не задумываться о капризах океана, а целиком отдаться искусству вождения.
Бесславный конец: погибнуть в битве с нянькой.
Держи антиподов! – увидишь целое.
Сила развивается в преодо- лении. В начале пути – об- стоятельств, в середине пути
– неизбежности, в конце пути
– разочарования.
Йоги любят упражнения, при- водящие к временному «вы- давливанию» души в иной мир. А как бы вы отнеслись к матери, чей недоношенный плод то вылезал бы наружу, то уходил обратно?!
В аутотренинге очень важным является приобретение навы- ка: сознанием ощущать своё тело. Это даёт возможность корректировать ток крови, напряжение мышц, нервные реакции и т. д. А можно ли скорректировать… форму, объём живого вещества по своему усмотрению? Можно! Особым образом, мысленно осмотрев и реально ощутив форму своего тела, нужно, не теряя стопроцентной ре- альности в ощущениях, «на- рисовать» новый, желаемый контур своей фигуры или отдельного её органа. Упраж- нение повторять до тех пор, пока новый контур не обретёт полную естественность в своём само-чувствии. Физи- ческое тело вынуждено будет постепенно «подстроиться» под изменённые очертания. Не верите? Жаль, значит у вас ни чего не получится.
Как отличить «интересного человека» от «обыкновенных людей»? Люди в духовном своём пространстве, как пра- вило, неподвижны, а интерес-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ный человек к иллюзиям не привязан.
«Дано» и «взято» одною ме- рой. Торг идёт посередине.
Всё, что случилось, то и хоро- шо; строитель жизни прихо- тей не знает.
Провокационный сон. Жизнь бес-цельна и бес-смыслен- на. Разум, опровергающий это, противопоставляет себя жизни. Жизнь и Разум несов- местимы. «Раковые опухоли» и даже отдельные «раковые клетки» разума во вселенной легко распознать: их всегда выдают «цель» и «смысл». Разум, как всякий паразит, целиком существует за счёт чужой жизни.
Дано вам будет мёртвых вы- зывать, и дан соблазн разде- латься с живыми, воров судь- ба благословит, как мать, и испытает муками иными. Дано вам будет стойких обольщать, даны жестокость, умство, милосердье, дано освобождать, порабощать, и
– переобесценивать столетья. Сместятся все законы естес- тва и духов плоть постигнет послушанье, и силу стали обретут слова, и преступле- ньем назовется подражанье, опорою не будут величины… Суд – это срок, не знающий причины.

Уроки сердца – не теорема; эти доказательства неповто- римы.
Пропасть между богатыми и бедными – это всего лишь диапазон общих возможнос- тей.
Характерность чего-либо или кого-либо легко проверить па- родированием. Не характер- ное – не пародируется.
Художник сказал: «Я – проек- ция Бога».
Часто в мире путают талант ухаживания за чужой жизнью с призванием собственной судьбы. Экзотика – это чужие семена. И твои семена на чу- жой почве – тоже экзотика. Пальма, выращенная на се- вере, привлекает внимание, но не растёт сама по себе, без ухаживания. Мой приятель, посконный русич, полюбил восточные мировоззрения и стал говорить на их языке; ум- рёт он, умрёт и его «ухажива- ние»… А вдруг будут после- дователи? Что ж, им придется стать «обслуживающим пер- соналом» при выпестованной живой экзотике.
Возможно, души человечьи участвуют в «вертикальных бегах» так же наглядно, как и их хозяева во плоти: лёг-

Огонь обжигает горшки,

нужда обжигает горшечника.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

кие души – вверх, тяжёлые
– вниз… Не выгодно брать душе в эту гонку лишнюю тя- жесть.
Энциклопедию человеческого духа не удастся написать це- лостной картиной – это всегда будет мозаика, подобная мо- заике ночного неба.
Ветер времени непрерывно вздымает кипящий гребень бегущей волны жизни – здесь купается молодость.
Гениально то, что легко и просто повторить практичес- ки, но невозможно до конца точно «вычислить». Таково, например, колесо.
Бесконечность, сфера, круг
– это всё разновидности одно и того же: точки. Мир взялся из «надувшейся» вдруг точки.
Жизнь становится «всё хуже» потому, что хочется «ещё луч- ше».
Ложь зарождается в мыс- лях: всё остальное – услуги чувств.
Чистота души – залог здоро- вья.
Зачем люди хотят быть одина- ковыми на этой земле? Зачем ищут разнообразия в повто-

рении подобного? Зачем им чуждо всё неповторяющееся? Свобода людей не имеет нача- ла, но имеет конец.
Чем больше свободен Бог, тем меньше его жилище.
Художник сказал: «Женщи- на! Я так люблю тебя, что могу отречься от твоего тела
– выбрось его или отдай за- муж…»
Увеличить количество кра- соты можно путём простого увеличения способов воспри- ятия.
Пауки в банке едят друг друга по очень простой причине: им плохо и тесно.
Перепроизводство духовной продукции на земле неизбеж- но приведёт к поискам новых
«рынков сбыта» – за предела- ми земного.
Сознательно делиться ра- достью – значит, давать её взаймы. Радостью нельзя «де- литься» – это неумышленная корысть. Радость есть безот- четное пребывание в ней. Как у детей.
Силу духовного зрения легко проверить, попросив собесед- ника расшифровать попод- робнее какую-либо из баналь- ностей.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Душа – это мир, в котором жи- вут свои обитатели. Если мир не велик и не долог, обитатели его тоже мелки и примитивны, подобные тем, что появляют- ся в летних бочажинах. Если мир велик и прочен, то богата и «фауна». Малый душевный мир умирает и возрождается с каждым новым сезоном; боль- шой мир наследуем, – так, как наследуема душа народа, пос- ледовательно накопленная во многих поколениях.
Сначала мы охотнее говорим
«Да» – себе и «Нет» – другим, но со временем и опытом кар- тина меняется на обратную.
Хорошо, когда цена молчания в обиходе становится равной цене молчания в мыслях.
Не кормите, жалея, голодных и злых, и убогих, а дайте им смерть да мотыгу – появится прок.
Мрачные мысли – лучший фундамент для светлых на- чал.
Кротость – вот самая глав- ная сила женщины. Можно отобрать у неё красоту, дом, надежду, достаток, даже ра- зум… Но сломив однажды в женщине её сокровище – кро- тость, – ты навсегда убьешь в ней Человека. Кротость, в от-
личие от надежды, относится к миру реалий, а не иллюзий. Феи из фурий не воскресают.
Люди не уверены в завтраш- нем дне потому, что не при- выкли заглядывать вперёд на тысячелетия.
Подражание – оборотень вдохновения.
Хула и молитва делают жен- щину слепой.
Самое трудное – это изготов- ление «вечных» мыслей из
«местных» материалов.
Художник спросил: «О чём думать правильнее: как луч- ше жить, или как лучше уме- реть?»
Людской эталон порядочнос- ти не является строгим абсо- лютом: он может отклоняться от своего идеального состо- яния на некий безопасный угол, но не более критичес- кой величины, после которой возвращение к исходной по- рядочности уже невозможно. Просто я наблюдал, как хоро- шие люди, не стесняясь, вору- ют по мелочи…
По-настоящему судить о сво- их собственных достоинствах или недостатках люди не мо- гут в силу наглухо замкнутого

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

существования: само-разви- вающегося, само-реализую- щегося, само-воспроизводя- щегося и т. д. Люди – внутри этого «само».
Вообще-то всех нормальных людей тошнит через рот. Я, знаете ли, встречался сегодня с советским миллионером. Ну, представьте молодого «куче- рявчика», которого постоян- но, куда бы он ни посмотрел, тошнит через… глаза.
Во что играем, тому и учимся.
«Менеджер» – деловая игра для подростков, азбука но- вого мира. В правилах игры неоднократно повторяется указание: «Нельзя помогать партнёрам». Нарушитель вы- бывает из игры.
…Стоял с утра в очереди за сахаром. Вдруг женщина, стоящая впереди, всполоши- лась, запричитала: «Ой, де- ньги дома забыла!» А очередь уже подходит, позади полтора часа упорного стояния. «Возь- мите у меня, – предлагаю ей,
– потом занес`те, я тут, рядом живу», – и называю адрес. Женщина посмотрела с таким недоверием и ужасом, словно увидела перед собой невесть что. Она ведь не постесня- лась, а испугалась принять помощь; вдруг придется «вы- быть» из игры?
Деление на богатых и бедных начинается с расторопности.
Коллеги на работе всерьёз го- ворили о том, что на Украине у цыган можно купить «ле- чебную вошь» – 25 рублей за штуку. Якобы кардинальное средство от желтухи и болез- ней печени; необходимо не- заметно скормить больному двух живых насекомых.
Стоит увеличиться темпу об- щественной жизни, как те, кто работал хорошо, начина- ют работать ещё лучше, но их становится меньше, а лени- вые ещё безнадёжнее опуска- ют руки, и их становится всё больше.
На земле человека нет, есть только люди, человекообраз- ные.
Мой друг сказал: «Я всегда возвращаюсь, чтобы испра- вить свои ошибки. Это и есть моя главная ошибка!»
Или ты видишь больше, чем говоришь, или ты говоришь больше, чем видишь.
Не сталкивай неравных со- перников – силу чувств и силу их выражения. Чувства оста- нутся, поэты погибнут.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Память о будущем и память о прошлом – разлучённые близ- нецы.
Там, где не выживет один ду- рак, выживает сборище дура- ков.
Люби испытания и – усто- ишь.
Художник сказал: «Хочешь, чтобы светло было? Све- тись!!!»
Художник сказал: «Не любите принцессу, её все любят. Это противно».
Художник сказал: «Я не за- щищаю свои принципы, их слишком много. Пусть они сами защищаются!»
Джентльмен знает, что пос- тупать нужно всегда так, как хочет женщина. Разнополые встречи в деловом мире – не- желательное явление. Впро- чем, практики нашли выход
– исключили из джентльменс- кого обращения половой при- знак.
Художник рассуждал: «Вто- рая жена вызывала во мне физическое омерзение, третья вызывает омерзение духов- ное. У всех близких женщин я сам вызывал оба предыдущих омерзения. Совместная жизнь
– штука препротивная!»
Сына осудили. Мать мечта- ла о том, чтобы его поскорее выпустили из тюрьмы. Когда через восемь лет сын вернул- ся, мать стала мечтать о том, чтобы его вновь посадили. Я случайно оказался невольным свидетелем телефонного раз- говора:
– Алло! Милиция! Пришлите машину! Он всё перебил дома, всё растащил и распродал, но- чью веселится с дружками,
– я боюсь! Он меня грозится убить… Убивал уже!
В течение одного вечера она звонила ещё несколько раз. Наконец, обратилась ко мне, как бы оправдываясь:
– Не едут… Они сами его бо- ятся! Мафия! Говорят, надо, чтобы он на меня с ножом бросился и чтобы обязательно при свидетелях. Господи, не- ужели никакой закон под него не подходит?! Пять месяцев такой кошмар продолжается
– что делать, что делать?.. И она позвонила ещё раз.
– Милиция! Почему-то нико- го нет от вас…
Тогда я понял, что все мои фантазии, вместе взятые, не стоят одной-единственной
«мечты» это несчастной ма- тери.
Такая категория, как челове- ческая уверенность, – житель времени. Соответственно и люди делятся на: а) уверенных

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

в завтрашнем дне; б) уверен- ных в дне сегодняшнем и в) уверенных во вчерашнем дне. Всё общество людей живёт сразу, одновременно и в де- тстве, и в зрелости, и в старо- сти. Зато каждый, независимо от своего отдельного, личного возраста, может выбирать: какой именно «уверенности» он будет служить. Поэтому встречаются и молодые ста- рики, и старые юноши.
Профессионал сравнивает чудо бытия со своей схемой. Схема оживает.
Оживлённые души встре- чаются не там, где обитают оживлённые тела.
Если вы сумеете взглянуть на мир глазами жены, то вам обязательно захочется подру- житься со всеми ее любовни- ками.
Вы замечали, что перед тем, как погаснуть окончательно, свечи напоследок вспыхива- ют ярче? Умирающие листья, тела издают перед концом последний неслышный крик
– выплеск энергии, некробио- тическое излучение. То же и с поэтической душой человека, которая, прощаясь, светится особенно сильно. Поэтому так притягательно «прощание» в творчестве – некропоэтичес-
кое излучение. Творческий свет вызывается умиранием. И горе тому художнику, чья душа догорела раньше, чем тело.
Как это грустно: одноразовая жизнь.
Проверь, до какой степени ты свободен: а) сам себе хозяин; б) сам себе царь; в) сам себе бог. Неужели ничего не вы- брал?!
Борьба с соперником не так хороша, как бой с тенью.
Грубую нашу жизнь творцы обычно изображают через какое-либо изящество. А вот попробовали бы они выра- зить изящество жизни через грубость, жестокость, грязь и слепую стихию! Ведь именно с этого начинала природа, у которой будто бы есть учени- ки…
Любовь и ненависть – лоша- ди: одна вывозит за пределы ада, другая – за пределы рая.
Художник сказал: «Женщина! Я – автор твоей любви ко мне. Не всё получается с первого раза, приходится переделы- вать».
Возможно, ум – это нечто, что может распределяться по при-

Поклонение недостижи-

мому создает скуку.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

нципу сообщающихся сосу- дов. Совместная жизнь боль- ших и малых приводит к тому, что дети становятся умнее, а взрослые неизбежно глупеют. Так, через неделю жизни с де- творой в лесном палаточном таборе я, ни о чём не размыш- ляя, со стопроцентным иссле- довательским интересом су- нул палец в раскалённые угли догорающего костра: горячо или нет?
Материя непрерывно преоб- разуется в дух, так же, как дух, в свою очередь, постоян- но превращается в материю.
Развитие мира катилось коле- сом, Россия жила скачками. Когда людей насильно гнали к общему «светлому будуще- му», они чувствовали себя од- ной огромной роднёй. Теперь
– свобода. Каждый бежит в одиночку к своему персональ- ному светлому будущему. В этом новом соревновании мы становимся чужими, как ни- когда.
«Я недостоин!» – скажешь ты, но это признание не увеличит твоего достоинства.
Умер один мой молодой друг, навязчиво-хороший и фа- тально нелепый восемнадца- тилетний человек. Если он старался в каком-либо деле,
то старался очень, чересчур, с поспешным рвением и, как правило, с нелепым, жалким результатом своих усилий. Всем было неловко обижать его бесплодное усердие, поэ- тому, кривя душой, хвалили, а он – рад был стараться ещё более. Был…
Я был с ним вечно не согла- сен, он жил не так и умер зря: криклив, болтлив и не опасен
– царь с головою без царя. Получилось, что можно сов- мещать эпиграмму и… эпи- тафию.
Если о человеке при его жиз- ни и после его смерти вы го- ворите одинаково, то можно надеяться, что и покойный от- платит вам той же монетой.
Память не знает различий между живыми и мёртвыми.
Гений не страдает от непри- знанности.
Серьёзность – дорога слабых. Художник ворчал: «Изо-всех
сил стараешься снять ню так,
чтобы в каждой линии прочи- тывалось эхо внеземных гар- моний, а получается – лишь голая баба… То же и с камнем, и с деревом, и с металлом – с любым материалом, который мастера раздевают по-разно- му: одни – до тиражируемой

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

порнографии, другие – до не- повторимого шедевра».
Говорящее трепло менее ос- корбительно, чем трепло слу- шающее.
Художник сказал: «Женщина! Ты видишь во мне карикатур- ность мужа. Я вижу в тебе карикатурность рода челове- ческого!»
Лучше всех о нравственности может поведать только раска- явшийся преступник.
Где быт, там и быТло.
Говорят, что человечество, смеясь, расстаётся со своим прошлым. Ах, если бы оно так же научилось расставать- ся со своим будущим!
Ещё раз убедился, что в наш суетный век только в постели открывается самое сокровен- ное. Итак, мы поужинали и легли. Сначала она захотела купить акции, чтобы иметь тринадцать процентов го- довых, потом она захотела купить два новых японских телевизора и продать один старый, потом она захотела украсть со службы полведра толчёного мела, потом она за- хотела… меня. Так мы поссо- рились.
В присутствии посторонних поведение родственников ста- новится лучше. Потому что в «поведении» участвуют не они, собственно, сами, а тот желаемый хороший образ, что осознанно изображается. Зна- чит, один из самых простых рецептов, успокаивающий се- мейные ссоры – это относить- ся друг к другу, как чужие, как в первый день знакомства, как к обидчивому, но полезному соседу. То есть, уважительно. Так можно попытаться обма- нуть извечную российскую традицию – в поисках уваже- ния к себе бить своих же.
Россия. 1917-й год – начало политически-безнравственно- го варварства. 1991-й год – на- чало экономически-безнравс- твенного варварства.
Ночь меж устами разлив- ная, скрипит диван, как ка- нифоль… Будильник – мина часовая – убьёт счастливых в
6.00.
Если тело перестало стре- миться к путешествиям, зна- чит, душа потеряла земной интерес.
Художник сказал: «Женщина! Я постоянно помню о том, что обязан тебе своим счастьем. Но не дай Бог, если ты ста- нешь об этом напоминать!»

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Безглазый при движении пользуется палочкой, матери- алист – проектированием.
У очень сытого и у очень го- лодного есть в мире общий родственник – это одиночес- тво.
Уточнение предыдущих на- блюдений: культура раздели- лась на несколько «автоном- ных» слоев, причём слои эти не примыкают друг к другу, не переходят плавно из одного в другой, как представлялось накануне, а имеют такое раз- деление, что между – провал, пустота, непреодолимый поч- ти вакуум; потребитель или творец «нижних» уровней не в состоянии понять ценности
«верхних» – и наоборот.
Мой друг, человек с весьма утончённым вкусом и, вместе с тем, с вполне демократичес- кой терпимостью к проявле- ниям любого творчества, был ошеломлён, испытывая стыд за тех, на чьём творческом ве- чере он побывал; выступали с емнадцати-во с емнадцати- летние сочинители: «Я был поражен крайне низким уров- нем, на котором расходуются эти талантливые, в общем-то, ребята!» Слово «расходуют- ся» он выделил особо. Так отзывчивая, но плохая хозяй- ка и продукты израсходует, и время потеряет, и накормить
никого толком не сможет… И хозяйку жаль, и продуктов уж не вернуть.
Настоящая вера независима и подчиняется только свободе.
На лице у женщин отражается внешняя порочность их жиз- ни, у мужчин – внутренняя.
Любовник был особой масти: как суд, – к себе приговорил! Невольный срок имело счас- тье, как будто он и впрямь любил. На ложь любовью отвечая, любовь лишь ночь брала взамен. Он был хорош. Хотел, скучая, без обещаний, без измен. Но срок закончил- ся однажды, от счастья вор освобождён, и воровской лю- бовной жаждой он к возвра- щенью пригвождён.
Мужчины выпили пива.
– Это что? – спросил ребё- нок.
– Кака! – сказал отец. Мужчины выпили водки.
– Это что? – спросил ребё- нок.
– Бяка! – сказал отец.
– Хочу каку-бяку! – закричал ребёнок.
Молодые эгоисты любят со- бираться в стаи. И если из этой стаи жизнь беспощадно выбивает одного, другого, третьего... то это мало отвле-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

кает оставшихся от наслаж- дения жизнью. Знаете, как бьют тетеревов на охоте? Из укрытия, из шалаша! Во вре- мя весеннего токовища эти самовлюбленные фанфароны могут сидеть на дереве до тех пор, пока охотник не пере- щелкает их по одному; живые лишь удивленно-равнодуш- ными взглядами провожают падающих товарищей до зем- ли… И – вновь токуют! Не в этом ли, зачастую, кроется бессильная ненависть стари- ков к молодежи? Ведь стари- ки уже давно «оттоковали» своё, попадали в быт, но зато теперь они хорошо слышат все подозрительные шорохи жизни. И рады бы поделиться с молодой ордой своими пре- дупреждениями, да не могут. В юности весна круглогодич- на.
Художник сказал: «Бойтесь безобидных! Они заставят вас чувствовать себя мерзавцами и подлецами».
Попытка собрать воедино всех счастливых заканчива- ется, как правило, всеобщей трагедией.
Телевидение, компьютерная связь – все-таки наркотик. Информационный алкого- лизм. Знакомые стадии: при- выкание, пик толерантности,
развал. Экран – полностью готовое к употреблению, син- тезированное «духовное ве- щество», поэтому увлекаться им опасно. Естественный ба- ланс жизни и здоровья подо- бен палке: не перегибай, сло- маешь!
Координаты мира – это не то, что люди называют словами
«длина», «ширина», «высота» и «время», а то, что они назы- вают словом «боюсь».
Философично восхищаюсь: в травинке каждой – жизни стяг! Участок… Лето… Чер- тыхаюсь: пора пропалывать сорняк.
Начинающих поэтов нужно убивать такой фразой: «От- сутствие опыта и самостоя- тельных мыслей не компен- сируется, голубчик, никаким вдохновением».
Глупый хочет, чтобы весь мир узнал о нём, умному же хоро- шо и от того, что он сам знает о мире.
Российский обыватель очень своеобразно реагирует на не- удачи различных всенарод- ных подлецов – премьеров, правителей, маршалов, гене- ральных секретарей. Когда, например, у высоких мерзав- цев не получается правитель-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ственный заговор, обыватель не столько радуется вслух победе добра, сколько с жи- вейшим интересом рассужда- ет: как, на его взгляд, нужно было этот заговор делать, что- бы не сорвалось… Парадокс? Нет, просто в России все раз- бойники: симпатия к разбою, к авантюре – в крови, в глу- бочайшей традиции, в генах, чёрт побери!
Человек напоминает перевер- нутый айсберг: видимая его часть присутствует на земле, невидимая – в небе.
Играть можно с жизнью, но не с детьми!
Какая странная подмена: сло- ва менялись на слова! Как раб, всенощно и вседенно я помнил ту, что знал едва. Её лицо, ее дыханье, её бессвяз- ные уста, да глупых мыслей трепыханье, – и обаяние при- знаний, и недомолвок пустота. Лишь в одиноком откровеньи, с самим собой наедине, я раз- говариваю с тенью, что бьётся птицею во мне.
Существует некая крити- ческая черта насыщенности текста, за которой автор не в состоянии расставить… знаки препинания – запятые, двое- точия, тире. Линейный смысл выходит из-под контроля,
«правила движения» для кон- текста – иные. Здесь указате- ли, знаки препинания стано- вятся чуть ли не хозяевами положения! Посадить, одна- ко, такого «хозяина» в строку, точно на его единственное место, не так-то просто. Пос- тавишь сюда – один смысл, туда – другой… Европейские авторы с удовольствием за- имствуют восточную тради- цию: тексты оставляют вооб- ще без каких-либо указателей препинания – мол, читатель, авось, окажется умнее авто- ра и сам расставит всё, как надо... И только живая речь запросто перешагивает через свою бумажную сестру.
Ах, что вершины выше? То рушу, то вершу… Душа со- знаньем дышит, и я – вослед!
– дышу.
Экономя на любви, вы риску- ете заработать язву духа.
Свежая власть означает ам- нистию. Свобода имеет преступные мысли. Новая женщина думать об этом не хочет.
На городском вещевом рынке
– барахолке – стоял мужик, торгующий зимней шапкой из… амбарных крыс. Цена шапки – 800 рублей. Радио го- ворит о победе демократии.

Умирать боится лишь тот,

кто боялся жить.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Книга – ещё далеко не вер- шина возможностей Слова; в лучшем случае, это всего лишь «законсервированная» проповедь.
Возраст и старость – не одно и то же: старость подразумевает качественность возраста.
В каждом человеке, пока он действует, работает некий не- устанный внутренний меха- низм сравнений. Сравниваем сегодняшнее с сегодняшним
– просто живём; сравниваем настоящее с прошлым – улы- баемся; и только сравнивая сегодняшнюю данность с будущим иллюзорным пред- ставлением – грустим. Пото- му что можно отмахнуться от всего, кроме будущего – это единственная неизбежность жизни.
Идея. Психологические тесты предлагают жеёсткий выбор:
«да» или «нет»; однако боль- шинство людей, за редкими исключениями, живут совер- шенно иначе: как раз именно неопределённость, расплыв- чатые толкования, рассужде- ния на тему – вот что точно отражает внутреннее состоя- ние. Поэтому «да» или «нет»
– приблизительный продукт
«кустарного» самоанализа. Идея состоит в том, чтобы заменить трудные для отве-
та «да-нет» на гораздо более привычные «нравится-не нра- вится». Как организовать на практике? Ну, дать, например, прочитать книгу и попросить испытуемого выбрать из неё отдельные места по принципу
«нравится-не нравится»; на основе знания законов данно- го текста (а не теста!) психо- аналитик легко «прочитает» особенности личности.
Жизнь – лавина. Но от дикого камнепада жизнь людей отли- чается тем, что мы валимся не по правилам: и наверх, и вниз, и набок, поближе к дивану…
Старая дева. Ведьма. Тёмная непорочность.
Чем отличается тест от тек- ста? Человек, «протягиваю- щий» себя по тексту книги, вызывает в своём внутреннем эфире особое звучание, сим- фонию переживаний, музыку эмоций. А возможности теста подобны возможностям шар- манки: мило, но очень уж од- нообразно.
Пустая голова поймала как- то парочку мыслей. Но сразу выпускать их на волю не за- хотела, а решила подождать: пусть-ка парочка размножит- ся… Не получилось. Мысли в неволе не размножаются.

100

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Горизонтальные морщины на лбу людей свидетельствуют о наличии земных тяжестей; вертикальные – следы от тя- жестей небесных.
Художник сказал: «Эй! Ког- да я на тебя смотрю, то вижу человека разного, а когда ты говоришь – всегда одинако- вый… Поменяйся!»
Одни ищут правду снаружи, другие носят её в себе.
Ни одно из качеств человека не должно руководить други- ми качествами в нём.
Художник сокрушался: «Лю- бимая! Ты научилась дышать моим дыханием. Теперь я рис- кую стать заложником твоей беспомощности».
Художник сказал: «Не бой- тесь испортить мне настрое- ние, оно всегда плохое».
Ребёнок не поверит в огонь до тех пор, пока сам не обож- жётся. Человек не понимает смерти до той поры, пока не умрёт.
…Дома хозяйка застала такой беспорядок, что расстроилась и легла на диван без сил, и ус- нула в обиде и оплакивании тщеты своей. Вот же он, гнус- ный козырь «женской слабо-
сти»! Ведь у нормального ра- ботника трудности вызывают желание действовать, а у того, кому внушали, что слабость
– это достоинство, наступает желание ухаживать за своей несчастностью.
Преждевременное и непомер- ное современники согласны принять лишь в обличии па- яца.
Знакомая поэтесса призна- лась: «Не могу больше! Давит провинция. Уезжаем с мужем в Питер, там я, возможно, смогу раскрыться полно- стью». Дай-то Бог! Хотя тай- ный внутренний насмешник тут же шепнул, что настоящая провинция находится в тебе самой, голубушка, а не вок- руг, что мир полон примеров, когда иные деревенские за- творники открывали в своём сердце не Питер, а столицу Вселенной. И тогда затворник произносил, должно быть:
«Не могу больше!..» – и бе- жал от земных столиц куда подальше. Потому что сто- лица в тебе и столица в миру
– враги. Я очень хочу верить в то, что поэтесса доживёт до своего второго бегства.
Мир – это огромное состоя- ние по имени Мечта. Если это состояние разбить на акции, то получится удивительная

101

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

картина: с детства каждому выдаётся полностью весь па- кет акций: владей! весь мир
– твой! Но за многое в жизни приходится платить, причём, не деньгами или временем, как часто кажется, а единс- твенно – мечтой. Состояние тает. Счастлив тот, кто до ста- рости сохранил свой «конт- рольный пакет».
Зачастую, предмет разгово- ра нужен не для того, чтобы услышать, а для того лишь, чтобы посильнее распалить воинствующий дух вечно не- довольного обывателя-борца за своё счастье, за свои права, за свою точку зрения.
Художник сказал: «Видишь эту великую картину? Ты лю- буешься ею и только ею, ты сам весь принадлежишь этой картине. Знаешь, почему? По- тому что у неё нет автора! А если бы ты знал его имя, ты стал бы еще любоваться и са- мим собой, точнее, тем, что ты знаешь больше других… Кол- лега! Оставь после себя дела, но сотри с них «строительные леса» – память о себе. Согла- сен?.. Нет?! Тогда берегись, после тебя семена твоего име- ни взойдут, как сорняк, и они закроют плоды дел бесполез- ной тенью».
Художник сказал: «Не пони- маю, почему смертные так любят равенство?!»
Вот так заповедали боги, во- век непреложен завет: есть равенство в прошлой дороге, а в будущей равенства – нет! Бытийства дрожащая жилка стремится усвоить предел; то страшно, то хладно, то пылко явление духов и тел. Геройская злоба бессильна, тиран объявляет набег. И жал- кой становится пылью ревни- тель чудес – человек.
Лишь тихое обыкновенье по силе сравнимо с мечтой. Уста- лого духа смиренье парит над могильной плитой.
Секрет мудрости очень прост: любого считай умнее и лучше себя.
Художник сказал: «Женщина! Если ты будешь меня только любить, я умру. Извольте и ненавидеть!»
Всяк, глядя в гроб, любуется собою. Слепых не жаль. Ос- лепших жаль до воя!
Что мирянину радость, то свя- тому печаль.
Если на вопрос: «Что вас восхищает в жизни?», – рес- пондент начнёт перечислять предметы своего восхищения

102

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

– это неполноценный человек. Он не смог сказать: «Всё!»
Есть люди, которых ни в коем случае нельзя согревать пох- валой – протухают мгновен- но!
Сегодня ночью видел стран- ный сон. С милой мы ехали куда-то на телеге, запряжён- ной тощей лошадёнкой. И надо было ехать через лес. Но с условием: все наши чувства покинут нас. Я очень испу- гался, что когда мы выедем из леса, то не сможем вспом- нить своих чувств, они поте- ряются, заблудятся навсегда. Поэтому пришлось срочно и очень много потрудиться: буквально законспектиро- вать каждое чувство, каждый нюанс чувств на бумаге, на- грузить этими записями пол- ную телегу, и только тогда, в каком-то страшном, жутком животном паническом бес- памятстве, дико нахлеёсты- вая скачущую клячу кнутом,
– прорываться через лес. А на той стороне – ослепительный свет, много воздуха, радость, возвращение сознания, памя- ти и – огромное, невероятное обновление и очищение всех проснувшихся наших пере- живаний. И я среди ночи про- снулся. Милая спит на моём плече. Хорошо и сладковато- страшно. Лежу и думаю: надо
бы конспекты сжечь…
Писал сказку для детей. Уди- вительно сложно, интересно и выматывающе! Во взрос- лой игре со словесной вя- зью можно позволить себе роскошь – быть сложным. Для детей нужна лишь суть, непрерывная простота! Да ещё в иносказательной пода- че. Труден не сам материал, а именно – непрерывность простого. Настоящие детские сказки таят в своей «прими- тивности» чудовищную силу воздействия! Поэтому трудно. Зато до какой замечательной, банальнейшей вещи удалось докопаться, выбираясь на яс- ную поверхность жизни из своих индивидуальных, так сказать, глубин; весь чело- веческий мир, любая вещь в нём, духовная или материаль- ная, – всё было когда-то при- думано в своём начале. Я был потрясен: главное занятие людей на земле – придумы- вать! Всё остальное – мель- че, второстепеннее; фантазия
– это и есть тот пресловутый
«смысл», который ищет вечно подслеповатая наша мечта.
Человек – столп: от неба до земли.
Слова «люди» и «добыча» не- разделимы; «добыча» и «че- ловек» – несовместимы.

103

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: «Я счаст- ливый человек, я никогда не хотел быть первым».
Если ты согласишься со мной, мы порадуемся вместе. Если ты не согласен, я порадуюсь вдвойне.
Искусство не содержит ре- шения. Задача искусства
– подвести, задача ценителя
– взять.
Есть люди, которые подобны в жизни рабочим лошадкам, правда, с некоторой страннос- тью: пока есть гружёный воз
– лошадь старается, нет воза
– ложится помирать.
Жила-была голова. Медная. Сто лет назад этой головой мел в ступке толкли. И всё было по правилам, все нахо- дились на своих местах: голо- ва толкла, мел – толокся.
А потом Медная Голова ре- шила своей жизнью зажить. И зажила: не слышит, не ви- дит, не говорит, а шатается, ушибает по чему попало. Все её ругают, а ей хоть бы что! И вот однажды ударилась Мед- ная Голова о колокол… Какая музыка получилась! Все вок- руг восхищаются, все музыку хвалят. Медная Голова раду- ется: её работа!
А потом у медноголовой глаз- ки появились: видеть стала.
Думали, на пользу это, одна- ко куда там! Теперь как уви- дит Медная Голова чужой чей-нибудь колокол, который живёт себе тихо да скромно, так сразу с разбегу головой в него – ба-бах! И кричит Голо- ва на весь свет: «Это я музыку сделала! Это – я!» Но никто почему-то не хвалит… Вот ведь какой век на дворе: рань- ше сослепу били – звучало, теперь зрячие ударяют – не радует…
А вообще-то это притча о моло- дых ворах чужого «звучания»
– нетерпеливых творческих недоносков, целенаправлен- но, увы, зряче потрошащих живой чей-то колокол. Теперь таких много. Подхватит писа- телишка чужую интонацию, чужой мотив, идею, да и вы- носит в себе до полноценного произведения. Все ахают: ах! Оригинал! А он уж и сам не помнит, от кого «оплодотво- рился». Уверенно так: «Моё!»
– говорит. Похоже на рожаю- щую проститутку.
У меня есть один (извините за мягкое выражение) г...ённый приятель. Вечно он подвизал- ся на каких-то третьестепен- ных, малоответственных и, разумеется, малооплачивае- мых должностях. На выпивку хватало. Неожиданно фортуна дала финансовый шанс – оклад вдесятеро больше прежнего!

104

Преступления соверша-

ются от одиночества.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Уж как он сразу заважничал! Пришлось объяснить: «Доро- гой, люди меняются только с той стороны, с какой способ- ны себя видеть. Ты теперь ви- дишь себя только с денежной грани, а я, как видел тебя с г... ённой стороны, так с неё же и дальше наблюдаю. Ничего не изменилось. Уж извини!»
Хорошая жена понимает и душу, и сердце, и тело мужчи- ны. Но в чём-то может не хва- тить понимания – эту брешь заполняет любовница.
Художник размышлял: «Вот ведь как получается! До свадь- бы я хотел её, а она медлила. Теперь наоборот: она хочет, а я медлю…»
Дух и душа: эхо вложено в эхо.
Кого считать «нормальным»? Абсолютное большинство
– те, кто пользуются извест- ным источником и получают известный результат.
Зато ненормальные многова- риантны: те, кто пользуют- ся известным источником и получают неизвестный ре- зультат; те, кто пользуются неизвестным источником и получают известный резуль- тат; и особенно хороши те, кто пользуются неизвестным источником и получают неиз-
вестный результат. Например, поэты.
Начать новое дело – это пра- вильно ухватить конец того клубка, который ты хочешь размотать.
Творческий человек напо- минает ныряльщика, ловца жемчуга. Ныряет он в бездну небесную: выдохнет жизнь, а вдохнет – вдохновение. Иных глубина насовсем забирает.
Когда ваш оппонент говорит о деле, а вы в это время чувс- твуете личную обиду, – то вы лично для этого дела не под- ходите.
«Бог присутствует в каждом из вас!» – говорят пастыри. Правда, они забывают доба- вить, что присутствует он по расписанию дьявола.
Наверное, это открытие: буква
«О» стоит точно на середине русского алфавита – 16 зна- ков перед ней и 16 после. Это
– самая старшая среди букв, большинство слов начинается именно с неё, наиболее часто она встречается и внутри, в составе слов. «О» – это точка буквенного взрыва, начало аз- бучной «вселенной». Методологическая рекомен- дация для изучения азбуки может выглядеть так: если

106

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

хочешь отыскать действи- тельное начало – ищи сере- дину. Золотую середину! С этого места и учись. Прямо- линейное восприятие людей приучено к ошибке: за начало принимать… край. «А» – это край, и «Я» – это край. Истин- ное Начало всегда единствен- но, безальтернативно!
А вот и кабалистическое при- ложение: буквам азбуки при- сваивается порядковый раз- нополюсный номер; сумма буквенных номеров любого слова состоит из двух частей- слагаемых, которые можно сравнить и даже определить к какой энергетике – «светлой» (сумма до «о») или «тёмной» (сумма букв, стоящих после
«о») – относится данное сло- во. Здесь полная свобода для творчества – всякий люби- тель волен организовать свои правила счёта! Частотный анализ, плюс-минус... Инте- ресная игрушка! Фонетика языческих групп и этносов, к примеру, «смещена» изрядно. Наиболее часто повторяемая гласная у удмуртов, напри- мер, – буква «Ы».
Художник сказал: «Я никог- да не жалуюсь. Зато как вор- чу!!!»
Мало – плохо, много – смер- тельно.
– Отчего вы расстались?
– Она утверждала, что ценит меня больше собственной жизни.
– ?!.
– Не люблю излишеств!
Разнообразие дают лишь трудности, победы одинаковы в принципе.
Во внутреннем мире свобода и дисциплина – одно и то же.
Ошибки хранят от чужих славословий, от собственной лести – стаканчик спасёт. Войди в меня, Бог, заночуй в этом крове, а утром мы вместе уйдем на восход!
Недобитый дракон притворя- ется побитой собакой.
Цитатам следует обращаться с людьми так же осторожно, как с сильным ядом: в неболь- ших дозах люди полезны для цитат, при неограниченном употреблении – цитаты гиб- нут.
Знакомый архангел пригласил меня к себе поболтать. Мы сидели на облаке и кощунс- твенно хохотали. На матери- ках бушевал эпилептический припадок. Возвращаться не хотелось. От визита на Зем- лю архангел отказался. Никто не видел, как я, возвращаясь, плакал.

107

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Экономисты-энергетики на- вязали свой режим: весной и осенью время разом, по еди- ной команде, смещается ров- но на один час, весной – туда, осенью – обратно. С некото- рого момента все часовые уст- ройства в моём жилище стали производить эту коррекцию… сами, без внешнего вмеша- тельства. Ничего странного. Вещи обретают обыкновение автоматически подстраивать- ся под жизнь хозяев.
Россия – «серединная» какая- то страна, люди, точнее, в ней какие-то «серединные»: ни то, ни сё, ни рыба ни мясо, не живы и не мертвы… Вот и тянутся новые россы с одина- ковой завистью во взгляде за кордоны. А побывают за гра- ницей – домой тянет, как птиц перелётных. К снегу, к зиме. К птенцам своим закалённым.
Сам пишу стихи, поэтому по простому закону подобий пос- тоянно общаюсь с несчастны- ми существами — поэтами. Они, как известно, разные. Кто-то их подразделяет по те- матической направленности интересов, кто-то по уровню профессионального, что ли, мастерства, кто-то по вирту- озности в мире образов, по за- мысловатой оригинальности, по новациям в области форм, по эквилибристике логичес-
ких парадоксов, по… – в об- щем, чёрт ногу сломит, если перечислять; каких только цветочков и ягод не сыщется на могучем древе творящего познания! Чтобы не уподоб- ляться спорщикам, выясняю- щим «чей нос лучше?», я раз- делил для себя всех, склонных говорить рифмами и ритмами, по несколько иному принци- пу: по масштабу мышления. Этот формальный приём кое- что упростил. Теперь полу- чилось так: одни оперируют лишь своим внутренним мир- ком, другие мирком внутри, бытом и сегодняшним вре- менем, третьи замахиваются на всё предыдущее плюс вся история человечьего бытия, четвертым подавай самого Вседержителя. И всё связы- вает один небольшой значок
– «плюс». Потому что без него не сойдутся воедино ни тайны растущей личности, ни задачи труда и ремесла, ни сопричастность с великим.
«Плюс» – это и есть поэзия, а мы – буквы.
Никак не могу понять, о чём речь, когда говорят: талант подражания.
Если ты учишься, если ты продвигаешься в своём разви- тии, то обязательно «приме- ряешь на себя» и чужое гото- вое платье, и чужие вершины.

108

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Для пишущих это – и стиль, и степень насыщенности пись- ма, и сюжеты, и чарующая музыкальная вязь особого слога… Не надо лишь путать, и примерять фрак в грудном возрасте, а в зрелом бояться расстаться с ползунками.
На мой взгляд, душа – это опытная служанка при дворе сегодняшнего времени, кото- рая хорошо знает своё дело: искусство копирования ис- кусства.
Однажды автора спросили, что он чувствует, когда са- дится за написание каких- либо текстов? Автор ответил, насмешив тем слушателей, что чувствует себя при этом, как… недоеная корова. Может быть и смешно, но, сравнение точно отражает суть процес- са. У коровы нет выбора: с од- ной стороны, она непрерывно питается, с другой, её навсег- да «раздоили». Творчество
– процесс необратимый.
Так уж устроена эта свистуль- ка бога – человек: он начи- нает «звучать» и тогда, когда внешний мир вливается в его внутренний и тогда, когда на- оборот.
Письменное послание к лю- дям от сердца начиналось бы со слова: «Братья!» Пись-
менное послание к людям от разума начиналось бы: «Кол- леги!»
То, что с мужской стороны выглядит, как доказательство любви, с женской выглядит, как аксиома.
Культурное семя, лишённое искусственного ухода, бро- шенное на произвол случая, превращается в кислый дичок. Дичок устойчив в природе, культурное семя – нет. Напра- шивается предположение, что культура – это искусственное опережение эволюционного хода природы. Поэтому воз- можно досрочное превраще- ние: из дичка в наливное яб- лочко.
Очень простая мысль: мо- лодые хотят знать своё буду- щее, старики своего будущего знать не хотят – старики вспо- минают молодость. Знание стариков эквивалентно их опыту. Ничего такого страш- ного в смерти нет, – работает нисходящая ветвь естествен- ности: один из участников мироздания дом построил, а другие этот дом так же пос- ледовательно и аккуратно, не портя ни одной детали, раз- бирают. Чтобы снова можно было строить.

109

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Выяснение отношений между реальностью и абстракцией заставляет подражать недося- гаемому.
Самый великий поэт – при- рода и, как всякий поэт, она заговаривает свою судьбу на- перёд. А в этой её судьбе: и судьба человека, и судьба че- ловечества. Заговорить себя
«по образу и подобию» того, чего ещё нет, – вот высший об- разец самосотворения. Но не опасно ли призывать великие силы безгрешного будущего на хилые плечи порочного настоящего? Опасно, ещё как опасно! Поэтому природа вы- нуждена заранее готовиться к будущим испытаниям, к буду- щему греху, она вынуждена увеличивать «запас прочнос- ти» своего терпения и уповать на крепость неистощимого покоя.
После каждого предложения можно молчать секунд 10-15. Должна появиться «объём- ность».
Царица тишины – отчужден- ность. Подражая любви, ты рискуешь сгореть. Чем доль- ше я живу, тем больше теряю себя самого.
Говоря слово «сегодня», я имею в виду несколько сегод- няшних тысячелетий.
Узнать будущее легче всего через порчу: гнилое зреет до- срочно.
Рабы учений охотно выпол- няют команды: нельзя! голос! рядом! взять!
Подражать могучим идеям опасно: вместо одного полно- ценного источника могут по- лучиться миллионы его «не- доношенных» копий. Ты ведь не знаешь, откуда ты вышел и куда придёшь. И придёшь ли, и вышел ли? Береги, дорогой, себя, и ты сбережёшь многое!
Бумеранг? Это то, что броса- ется в глаза из зеркал.
Интерес гаснет при встрече с тёмной ненасытностью.
Чужая мысль соблазняет не хуже женщины иной!
Художник сказал: «Познай себя. Сегодня же!»
Есть люди, у которых неук- ротимая жажда работать про- является именно тогда, когда все отдыхают.
Художник сказал: «Любовь
– это когда женщина находит- ся рядом, но никакого вреда не делает».

110

Читающий суету пере-

стаёт читать книги.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

112

Каждый прав по-своему: одни с успехом доказывают, что произошли от Бога, другие, с не меньшим успехом, что от обезьяны.
Есть совершенно особая раз- новидность говорящих: они всегда говорят правду, но в голом виде правда кажется им слишком скучной и поэтому речь украшается дополни- тельной ложью.
...Совершенно не помню, как и почему я попал на эту плане- ту. Знаю только, что был рож- дён в северной стране. Жизнь здесь устроена так же, как в тюрьме. Сначала мной распо- ряжались родители. Они меня любили, и я их любил. Но их любовь не знала ничего, кро- ме команд и безоговорочно- го подчинения – так жить их научили правила огромной казармы. Потом мной стали распоряжаться грустные дяди и тёти, которые мучили детей казённым счётом и тюремной грамотой. Я сопротивлялся. Но все, кто имел право коман- довать, обязательно говори- ли: «Ты принадлежишь…» И каждый называл своё: семью, школу, организацию… Когда я настаивал: «Нет!», – в ответ получал: «Ты обязан!» В этой стране у меня отобрали собс- твенные мысли. Здесь мне вложили в руки оружие. Моё
существо приучили зависеть от некрасивых желаний. Это, вероятно, самая лицемерная страна на планете. Её приня- то благодарить за испытания. Жизнь перестаёт человеку принадлежать здесь с момен- та рождения, а душа до конца дней своих играет со смер- тью.
Смеющаяся бедность – бо- гатство, смеющийся богач
– сокровище.
Дураки в мире распределяют- ся так же, как мухи: либо они при помоях, либо при сладком пироге.
Председатель всегда хотел быть только Председателем и никем больше. Где бы он ни появлялся – на улице, на собрании, на тожественном ужине, в компании с женщи- ной – обязательно давал по- нять: что это не кто-нибудь, а Он Сам. Доказательством, что Председатель действительно Председатель, занимались все люди: друзья, родственни- ки, случайные гости города, доброжелатели, насмешники, барыги – вся активная публи- ка. Теперь мы, горожане, на него пальцами показываем и хохочем. Он видит – радует- ся. И шляпу приподнимает. Узнаёте? Ещё бы не узнать! Мы его сами выбрали. И ещё выберем.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Блаженство с разумом не дру- жит.
Художник сказал: «Ищешь границу между тьмой и све- том? Она – в тебе!»
Полюс – ты, компас – я. Толь- ко поэтому не боюсь уходить.
Художник сказал: «Женщина, что сюрприз: без «упаковки» теряется главное – неожидан- ность».
Стремление к лучшей доле делает доли жизни разными.
Художник сказал: «Во всяком увлечении мужчину ведет авантюризм, а женщину – вы- года».
Опять ничей, вновь в никуда; я снова чистая страница. От- вет в ответ не угадав, ответ от- вета сторонится. Эпистоляр- ное нытье, ах, унизительное право: твердить в прощании:
«Моё!», и смаковать обиду:
«Браво!» В начале только и в конце легко встречаются от- веты. Да знак вопроса на лице
– на промежуточные лета.
– Хочу к тебе! (Как она не- посредственна, её нельзя не любить!)
– Хорошо, приходи. (Фальшь мою опыт скрывает.)
Какая досада, что забыл от- ключить телефон!
Вот случай. У меня есть зна- комый, прозаик-шизофреник. Настоящий, с диагнозом. Так вот, к нему ночью пришла другая моя знакомая, поэтесса
– у неё эпилепсия. Представь- те, он стал её душить! Теперь думаю: я-то кто?! Ведь это я их познакомил!
Дурак «к себе тянет», умный
«в себя вбирает».
Мой друг гордился тем, что, путешествуя по жизни, всю- ду вырабатывал «антиидею»:
«Это гораздо труднее, чем вы- работать саму идею», – мно- гозначительно пояснял он сомневающимся. А как про- веришь? Впрочем, один спо- соб, возможно, и подошёл бы: если после встречи «идеи» и «антиидеи» не останется даже праха, значит, обе они были хороши.
Наиболее изощрённый способ самоубийства – жизнь.
Мой друг защищает только те принципы, которые считает своими. В нашей дружбе есть всё, кроме надёжности.
Ад на поверхность всплыл, как материк. Гиганта держит совесть, мелюзгу – гигант.
Жизнь – точка встречи ма- терии и духа. В этой точке,

113

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

опускаясь, кристаллизуется колония веществ, а, подни- маясь, группируется колония космических волн. Волна жизни, как волна же и гаснет. Следов жизнь не оставляет.
«Инопланетянин» – это тот, кто не любит свою планету.
Личное горе или счастье ка- жутся очень большими; что- бы не заблуждаться, – отойди от них подальше!
«Не актуально!» – говорят о фактах, которые устаревают вместе с газетой-одноднев- кой. Архангел-журналист мог бы провести аналогию: «Мир людей – это однодневка веч- ности. Не актуально!»
Возражающий – не слышит! Любой, даже самый скрытый,
самый неявный и неразвив-
шийся порок начинает расти от простого соседства с теп- лом и светом. Как сорное семя на солнечной грядке.
Любовь для отшельника – бо- лезнь.
Сквозь тучи – синева, смотрю туда, как пленник.
Тишина неповторима, а голо- са тиражируемы.
Идеал не знает компромис- сов.
Вера, Надежда, Любовь… Расставшись с первой женой, он научился жить без Люб- ви, расставшись со второй, научился обходиться без На- дежды, теряя третью – осво- бодился и от Веры. Теперь ничто не мешает ему женить- ся по-настоящему.
Хороший палач помогает до- прашивать самих себя.
Женщины обладают двойной энергетикой. Допустим, днём, на работе женщина «донор», а вечером, дома – «вампир»; днём она с радостью отдаёт себя другим, а вечером пое- дом ест окружающих родс- твенников, восполняя днев- ные траты… Если и мужчина поступает похожим образом
– это баба.
Дети – стопроцентные вампи- ры, поэтому среди педагогов так много людей с истощён- ной нервной системой и шат- ким физическим здоровьем.
Художник сказал: «Ты не мо- жешь понравиться другим, потому что ты непрерывно нравишься себе».
Художник сказал: «Женщина! Не спрашивай меня о люб-

114

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ви – это может быть началом моего разочарования в тебе. Потрудись сама ответить на свой вопрос: «Ты меня лю- бишь?»
Художник сказал: «Мужчина учится владеть собой, а жен- щина – владеть мужчиной».
Шёл дождь. Писатель Х. про- пивал гонорар в узком кругу друзей. Выпивки не хватило, так как писатель Х. в щедрости был более чем умерен. Пили на работе. Допивать пошли в дом к писателю Х. По дороге к дому инициатор протрезвел. Друзья долго бродили меж каменных домов: «Ты что?!»
– возмутились они. «Не могу вспомнить, где живу» – невоз- мутимо парировал владелец гонорара. Шёл дождь.
Друг живёт мучительно: за- горится – погаснет, поверит – разочаруется, даже веселится всегда под маской печали… И работа интересная, и не пьёт, и не курит, и жену поменял удачно, и сам умница, а всё равно что-то не так, словно чудятся неведомые и неви- димые кандалы большому и свободному сердцу, словно смущается их тайным звоном работающий ум. Всё дело – в цене: платят, увы, не за то, за что сам себя сам ценишь.
Вокруг словно что-то умень- шилось, во мне равновесие холода; спасаясь, лисою ты вешалась на шею спасителя подлого. Найдя наслажденье в неправильном, недожитом понимании, в отчаянном про- гибе сабельном нагое явилось желание! И взгляд тот же всё, извиняющий, и то же лица очертание, и знание жизни не знающей: и – тишины нази- дание. Но всё же встречаешь, неузнанной, погибель свою не погибшую, и, фотопортретом запуганый, целуешь видение нищее.
Будут люди двух видов: дья- вол с сердцем бога и бог с сердцем дьявола.
Ложь точна и конкретна, а правда – неуловима.
«Черта бедности» – это ры- чаг весов жизни, один конец которого держит чашу с де- ньгами, а другой чашу души: если в одном месте «черта бедности» опускается, то в другом происходит неизбеж- ный подъём. Русский вариант особый: черта бедности пере- ломлена пополам.
Художник сказал: «Спи! Сон
– это прикосновение к буду- щему».

115

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: «Терпеть не могу! Душе гадить хочется!»
Картина. Ладони хозяина лежат на глазах у преданно- го пса. Картина называется:
«Счастье».
Художник сказал: «Ты не мо- жешь больше того, что ты мо- жешь. Для настоящего чуда этого слишком мало».
Тайного лентяя легко вычис- лить: физические нагрузки уменьшают его интеллект.
Единственный непобедимый конкурент на земле – зависть.
Много в человеке парного: глаз видит форму и видит об- раз, ухо слышит звук земной и звук небесный, и только язык один. Он – соединитель все- го.
Вот любовники, что слились в горячем ночном экстазе, а над ними – два невидимых существа, их души, в ужасе и омерзении отталкивающие друг друга.
Новое в сексе – это не раз- нообразие его форм, а смена принципа: так рождаются черви любви – сердцееды.
Создать по образу и подобию
– это не означает создать такое
же. Можно создать уменьшен- ную действующую копию, су- венир: действующую модель винтовки, локомотива, стату- этку… Люди, созданные «по образу и подобию божьему»,
– всего лишь «сувенирный»
его вариант.
Если уж бумага стерпела, то читатель и подавно стерпит.
Свобода. В провинции поя- вилась, запретная до недав- него времени, множительная и копирующая техника. Пер- вое, что сделали тучи ново- явленных средних, мелких и мельчайших дельцов, барыг, жуликов, это – визитные кар- точки. Причём, в абсолютном своём большинстве, эти ви- зитки сообщают не столько о профессии владельца, сколь о его нетерпеливой и кичли- вой глупости: «Генеральный директор киоска», «Генераль- ный распорядитель бригады»,
«Генеральный координатор домоуправления» и т. д. Есть даже академики и генералис- симусы. Свобода в России начинается с самопоименова- ния. И чем смешнее свобода, тем серьёзнее глупость.
Тела имеют общее начало
– единый генный код. Эволю- ция разделила нас на виды. Поэтому нельзя стало судить о любви, жизни и продолже-

116

Юмор – самая безопасная

форма исповеди.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

нии рода по закону начала: человек не может лечь в одну постель с крокодилом. И дух жизни когда-то имел общее начало. Но и это разделилось. Поэтому не ложись с чуждым по духу в одну постель, ибо не соединится несоединимое: человек не может лечь в одну постель с крокодилом.
Революция – чирей эволю- ции.
Лучшая модель бесконеч- ности – точка: здесь нет ни пространства, ни времени. Мы все возвращаемся в точ- ку. Не надейся на загробное продолжение жизни. Опыты спиритов, откровения духов, так называемые «чудеса», воскресшие, вернувшиеся из реанимаций – всё это просто сведения или явления, по тем или иным причинам «выта- щенные» из точки. А жизнь самой точки – всегда здесь, сейчас, сию секунду! В точке нет ни прошлого, ни будуще- го – всё одно в одном. И нет ничего удивительного в том, что при отсутствии времени и пространства (вспомним каноническое: у бога нет вре- мени, а времени нет – в нуле) удаётся проделывать яснови- дение или телекинез. С тем же успехом можно было по- казывать действие электро- тока пещерному человеку…
Науке удаётся реализовать иллюзии потому, что всё уже есть. Ошибка идеи загробно- го царства проста: оно, мол, наступит потом. Увы, оно уже здесь. Потом – не существует.
Художник сказал: «Смерть! Без этого понятия поэзия мер- тва».
Живу, как время: невозвратно. Прощай, любимая, прощай! Обиды отзвук многократный за всё, что было, завещай! Чтоб ностальгия, как колода, пригнула спину над столом, и память воем дымоходным оповестила б зимний сон. Сердечный ком в кандаль- ной хватке: великолепна мука
– жить! Душа болеет лихорад- кой, чтоб, исцелившись, – ис- целить.
Любовь прощает всё. Этим слишком легко и просто вос- пользоваться. Любовь сама в себе таит соблазн порока. Лю- бимая научилась обижаться, и я загадываю наперёд нашу тихую катастрофу. Жалкая защита: пугать словами забо- левшую судьбу! Милый мой человек, я совсем не приук- рашиваю тебя, не выдумываю того, чего нет, не создаю ил- люзий. У тебя обыкновенное лицо, обыкновенное, удобное для жизни, тело, умеренная смелость провинциальной

118

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

души и вполне терпимые кап- ризы. Я люблю тебя. Невы- сказанная ссора хуже тайно- го недуга. Говори! Обиден и труден путь жизни. Чтобы не помнить лишнего, достаточно опомниться.
Мой Друг решил сам сшить туристическую палатку. Пока шил, всё считал: сколько тка- ни ушло, сколько ниток, на ка- кую сумму фурнитуры и про- чей мелочи? По завершению дела не без гордости объявил:
«Получилось почти в два раза дешевле, чем в магазине!» За этим эпизодом, мне кажется, прочитывается важнейшая черта в российском понима- нии экономики и экономии: труд для себя – ничего не сто- ит!
Художник сказал: «Люблю ли я свою жену? Противоречи- вый ответ даёт мне право не спрашивать её о том же».
Ворчание – обессилевшая мудрость.
Люди ищут, сходятся и расхо- дятся. Лучше, конечно, участ- вовать в различных житейских перипетиях, помня о чести, порядочности, благородстве и достоинстве; так можно избе- жать крупных катастроф в че- ловеческом облике. Сегодня позвонила жена моего двад-
цатитрёхлетнего друга:
– Он уходит! Я не знаю, что делать. Он хочет, чтобы я поз- накомилась с той женщиной… Не понимаю, зачем?!
Мой друг из тех, кто любу- ется своим благородством. Поэтому, выступая над лю- бовным треугольником в роли миротворца, мужчина делает главным виновником проис- ходящего не себя – судьбу. И если всё удастся, то и «бла- городство» не пострадает, и
«благородный» вздохнет, на- конец, облегченно: «Я сделал, что мог. И я – не сволочь».
…Однажды был вечер, тихий и одинокий, как полное зна- ние. За окном плыла безраз- личная городская ночь, уже спали в квартирах люди. Не- ожиданно для себя я включил проигрыватель и поставил на вращающийся диск пластин- ку, которую до этого никогда не слушал. Это была симфо- ническая музыка. Ещё более неожиданным было и следую- щее действие: я, словно загип- нотизированный, увлечённый безъязыкой силой звучащей гармонии, вдохнул глубо- ко и… стал читать… стихи, вплетаясь, как вьюн в это по- ющее нечто. Мне показалось, мы нашли, наконец-то, друг друга! Музыка. Слова дого- варивали недочувствованное, музыка – дочувствовала недо-

119

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

говоренное. Мы встретились. Но наша любовь существова- ла лишь в этом невидимом пе- реплетении звуков и чувств. Произнесённая, она исчезала навсегда и уже не могла пов- ториться. Она была слишком мгновенна. И этого не было мало!
Во время исповеди полезно предохраняться от пропове- ди.
В нашей конторе был день выдачи зарплаты. Один му- жик подошёл к другому и иг- риво так, с намёком говорит:
«Возьмём сегодня?» А тот помедлил секунду и ответил с юмором, но честно: «Нет, я один люблю пить, чтоб уж не делиться. Я – бытовой!» Остальные мужики, кто при- сутствовал в очереди у око- шечка кассы, неожиданно, наперебой искренне и весело подхватили:
– А я транспортник!
– Я заугольный.
– Я кабинетчик. На работе пью.
– Я подъездник… Удивительная получилась картина жизни.
твоё тело, да и начинаешься ты иначе…»
Покоем женщина награждает мужчину, а суетой наказыва- ет.
Художник сказал: «Милая! Ты самая, как всегда, лучшая, самая терпеливая, самая сим- патичная и добрая… Неужели тебе самой не совестно слу- шать такое?!»
Вещество – это берега в океа- не пустоты.
Кормите душу только вечным, тогда и временного будет вдо- воль.
Бог кормит нас мечтами, мы же его – только обещаниями и просьбами. И он мстит – на- деждой на веру.
Художник сказал: «Однажды я впервые прилично зара- ботал. И впервые испугался по-настоящему: а вдруг жена обрадуется деньгам?»
Ум выглядит уместным толь- ко в окружении искусственно- го мира.

120

Зрители в смятении: на доро- ге в будущее царит гонка без правил.
Художник сказал: «Ты не кон- чаешься там, где кончается
Авторство и исполнительство постепенно сливаются. Ско- ро к этой парочке примкнет и зритель. Удобно: сам себе на троих.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Доверие – это когда я откры- ваюсь перед собеседником до такой степени, что он наводит в моем внутреннем мире свой порядок; я даю себя править!
В каждой личной биографии время «законсервировано» до точности мига.
Душа гурман, а плоть аскет. Иного сочетанья для счастли- вых нет!
Люди гораздо более богопо- добны статистически: не сами по себе, не по отдельности, а во всей своей исторической совокупности.
Пусть видят все: живу как от- дыхаю!
Кто вам сказал, что эгоизм обязательно шумен и крик- лив?! «Я так хочу!» – единс- твенный мотив жизни очень милой моей приятельницы: всего, что хочет, она добива- ется… молчанием.
Процесс жизни бесконечно увеличивает качество мгно- вения.
Культура воспитывается ис- ключительно правилами во- ображения; в поведении и поступках она лишь проявля- ется.
Условно говоря, познание – это некое физическое «полза- ние» по поверхности знания.
Сознание и Мудрость спят в человеке по очереди.
Художник был сильно пох- мелен, но заставил себя под- няться с утра и отправиться на работу. Однако внизу, у подъезда, он с неожиданной радостью встретил знакомых сантехников, шедших «поп- равляться» в подвал дома, где было оборудовано некое по- добие мастерской. На работе Художника потеряли и не мог- ли найти в течение несколь- ких дней, а когда он, наконец, объявился, то выяснилось вот что: собутыльники-сантехни- ки нечаянно закрыли задре- мавшего в лабиринтах подва- ла случайного дружка. Трое суток провел Художник в под- вале собственного дома в оди- ночестве души и в компании с крысами; спал он так: садился на корточки, а сверху опускал на себя пустую перевернутую железную бочку, которая, к счастью, отыскалась тут же. Выйдя на свет божий, Худож- ник истово объявил: «Не пью больше!» И, действительно, не пил недели три, если не четыре.
Священное Писание предуп- реждало: времени придёт ко-

121

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

нец. Может, уже началось? В
кассах «Аэрофлота» очереди
– все толкаются, сдают биле- ты. Нет керосина, самолеты не летают, конец времени. В России всегда так: если хо- тят свободы – всё рушат, если кричат о правах и порядке
– перестают работать.
Почему слово «ненавижу» люди произносят легко и ес- тественно, а слово «люблю»
– произносить стыдятся? От любви до ненависти один шаг, от ненависти до любви – до- рога не близкая.
Знаю женщину, для которой хронический насморк – сви- детельство её не понятой, беззащитной аристократич- ности…
Религиозный теоретик разъяс- нял тёмным: «Я не живу «для себя», не живу «для семьи»,
«для народа», «для идеи»,
«для борьбы» и т. д. Это всё от лукавого. Зато я живу для Бога. А уж он позволяет мне жить и для себя, и для семьи, и для народа, и…»
Художник сказал: «Женщина! Знаешь, почему ты живёшь со мной? Потому что «ходячее недоразумение» всё же лучше
«светлого воспоминания».
Не знаю, верю ли я в Бога, но я сделаю всё, чтобы Он пове- рил в меня!
Позвонила давняя приятель- ница, увлекающаяся некоей интегральной полусамоде- льной философией. Погово- рили. Собственно, я лишь слу- шал.
– Скажи… э… что такое «жен- щина»? Жизнь мужчины от- личается от жизни женщины так же, как направление вра- щения заведенного волчка: то ли справа налево, то ли слева направо. Я так думаю. Пони- маешь, мы все тут вертим- ся. Я в хорошей сексуальной форме, всё отлично работает, но… мне больше ничего не надо! Я напрочь перестала об этом думать! Может, что-то не так? Я теперь вроде как и не женщина уже, а кто тогда?.. Страшное дело – философия. Собеседница изливалась в том же духе больше часа.
Забывание – такой же чу- десный дар природы, как и смерть. Трудно представить, какой невообразимой живой кашей покрылась бы планета, не умертви она своего физи- ческого прошлого. Воистину, лишь благодаря забыванию и смерти мы имеем шанс обрес- ти и почувствовать свободу и радость мига.

122

Трудности – это

дорожные указатели на пути к успеху.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Людская природа слышит двух учителей: тело учится у зверя, душа – у дерева.
Любовь представляется людь- ми, как диаспора, как прекрас- ная золотая пыль, рассеянная по всему миру: по вещам, ду- хам и тварям. Собрать рассе- янное воедино – всё равно что объять невозможное. Частное и целое в любви сопоставимы точно так же, как сакральный пример с океаном и каплей.
Почему одному проповеднику веришь, а другому не очень? Потому что веришь только тому, кто слова веры произно- сит от себя лично, а не от име- ни какого-то гипотетического
«шефа».
Искусство сравнений не явля- ется «жизнью».
Всё культурное уязвимо. Мас- са культурного гибнет на пу- тях прогресса. Отчего? То ли прогресс виноват, то ли куль- тура слишком уж массовая?
– Ты не так мне говоришь!
– сказала она.
И он перестал ей говорить.
– Ты не так меня слушаешь!
– сказала она.
И он перестал её слушать.
– Ты не так на меня смотришь!
– сказала она.
И он перестал на неё смот- реть.
– Ты не так меня любишь!..
Шестилетний мальчик рас- сказал маме сказку, которую сочинил сам.
– Однажды с неба на двор упа- ла звёздочка. И родился маль- чик. А потом с неба на двор упала ещё одна звёздочка. И родилась девочка. Когда маль- чик и девочка выросли, они полюбили друг друга и поже- нились. «Не забывай обо мне ни на секундочку! – попроси- ла девочка мальчика. – Если забудешь, я стану уменьшать- ся и могу стать снова совсем маленькой…» Сначала он за- был её совсем на чуть-чуть, и девочка чуть-чуть умень- шилась, потом он забыл её на подольше, и девочка умень- шилась ещё, потом он стал забывать её так часто, что всё для девочки стало слишком велико – она всё уменьшалась и уменьшалась, и исчезла, на- конец, совсем.
– А дальше что? – спросила мама.
– Всё. На этом конец, – твёрдо ответил малыш.
У мамы возник мистический страх.
– Эта сказка – про меня!!!
Просила ты не много: «Не вспоминай меня!» Винов- ник взгляд полого отвёл и не

124

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

поднял. Ушёл легко с виною, холодный, как кристалл: «С другим будь, как со мною!» И
– помнить перестал.
Главное препятствие для люб- ви – разум.
Чем чрезмернее страдает ли- цедей на сцене, тем больше здравых улыбок в зрительном зале.
Мой друг мучается от того, что его замечательные твор- ческие планы никак не могут дождаться своего практичес- кого воплощения – слишком велико давление внешних обстоятельств. А внутреннее творческое давление – мень- ше. «Теория» состоит в том, что надо просто освободить- ся от внешнего гнёта, и тогда внутренний котёл разума и сердца автоматически «за- кессонит», вскипит бурным творчеством, зафонтанирует идеями, сам распорядится временем и даст волю рукам. Короче, он решил развестись с женой.
Бумага приглашала к пости- женью, мир на перо опёрся, как на ось, и голый текст, без права продолженья, венчала точка, как забитый гвоздь! И автор протрезвел досроч- но, отдал стакан и выпустил мамзель, и многоточием, как
жизнь, продолжил точку, и
– снова завертелась карусель. Перо скрипит: мол, вечное до- роже. (Нам часто чудится кон- ца финальный гул!) Да... Вы- шел месяц из тумана, вынул ножик, нарезал сыр. И сельдь в бумагу завернул.
Обслуживающий персонал для ухода за вашим настрое- нием не предоставляется. Са- мообслуживание.
История всей жизни передви- гается так же, как дюны в пус- тыне: пересыпая отдельные наши личные истории-пес- чинки. Был бы ветер.
…В стране бардак: экономи- ческое озверение, замешан- ное на духовном обнищании. Перемены безввременья. Алкоголикам выдают вино только в обмен на пустую стеклотару. Пустую бутылку можно продать в пять-десять раз дороже её залоговой но- минальной стоимости. Бизнес абсурда или абсурд бизнеса? Как угодно. Оригинальный старик построил некогда из бросовой, дешёвой стеклота- ры ограждение для грядок в огороде. Теперь с сыном вы- капывают стекло, моют, про- дают… Урожай поспел!
…После развода «бывшие» дети интересуются «быв- шим» папой. Впрочем, «быв- шие» – это, конечно, из об-

125

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

126

ласти чёрного юмора, когда от напирающего, циничного внешнего мира нет никакой другой защиты, кроме скор- лупы, построенной из того же материала – цинизма.
…К нам, в глубинку, в про- винцию приехал богатый старичок, европейский мил- лионер, собиратель произ- ведений искусства. Сколько всего сразу появилось! Без- дарности наперебой полезли знакомиться и предлагать свой дурной товар, министерские чиновники подобострастно ударили хвостами в надеж- де на бесплатное приглаше- ние посетить чужую страну, музейные дамочки потеряли чувство меры от соревнова- тельного зуда – понравиться; а поселили обаятельного ста- ричка в пятикомнатной част- ной квартире, хозяев которой уговорили на время выехать к родственникам. Нет, герои Гоголя никогда не умрут на этой земле! У одного из мес- тных художников миллионер, заинтересовавшись работами, спросил: «Сколько вы хотите за них?» Бедный художник так растерялся, так испугал- ся продешевить, что ничего не смог ответить, он не знал конъюнктуры «хотения»; хорошо это или плохо, но в провинциальной российской глубинке всё ещё не умеют подбирать своему таланту
денежный эквивалент. Не в этом ли наше непутеёвое бо- гатство?
Художник сказал: «По-насто- ящему бесконечны в мире только две вещи – женское терпение и мужская самоуве- ренность».
Юмор в России перевёрнут с ног на голову: шуток не пони- мают, над серьёзным – смеют- ся.
Бывает, что вверх поднима- ется такое, что раньше и уто- нуть-то не могло!
Причины болезней должен называть не врач, а священ- ник.
Когда кончается погоня за свободой, начинается погоня за благом, когда заканчивает- ся погоня за благом, начина- ется погоня за удовольствием, удивлением, экзотикой – за чем-то таким, чтобы обяза- тельно было для тебя «впер- вые», как в детстве.
Художник сказал: «Ещё есть в мире два неодолимых собе- седника – говорящий дурак и молчаливое согласие».
Если смотреть вперёд, а не по сторонам, то настоящее предстаёт, как поучительное прошлое.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Сначала он с большим нетер- пением ждал её прихода, а, дождавшись, сразу испытал иное нетерпение: когда же она, наконец, уйдет? Мужчи- ны часто живут по принципу:
«Если да, то – нет, если нет, то
– да».
Новаторство никогда не бы- вает явлено с блеском; совер- шенство – стихия исполните- лей.
Для того, чтобы испробовать крылья, надо выпасть из гнез- да. Именно эта банальность приходит на ум, когда наблю- даешь процесс болезненного перетекания: сначала крес- тьян в город, потом наоборот. Что это? Массовое бегство горожан к земле, к овладению ею? Естественная природа по- могает невозможному: думать о себе лучше, чем ты есть на самом деле. Даже сны в де- ревенском доме снятся иные какие-то, с намёком. Напри- мер, змея, надкусившая яйцо и выпившая его… К чему бы? Вообще, деревенский дом живой: трещит, снаружи да- вит холод, а дом запахнулся на двойные рамы, сомкнулся проконопаченными брёвна- ми – тепло держит. Уедешь, оставишь хлеб на высокой печке, вернёшься – нет хлеба. Крысам не добраться. Домо- вой, значит? Всюду жизнь. У
деревьев от жизни остают- ся годовые кольца, у людей
– приметы: теперь не говорят, кто сколько скотины в сараях держит, – воров опасаются; и сами люди из гнёзд повы- падывали, и жадность их, и бесстыдство – всё теперь с крыльями. Нам ведь долго внушали, что жить для себя
– это стыдно, и мы жили для государства, для колхоза, для завода, для общей пользы; а паводок нового времени смыл плотину ветхих запретов, как деревенский прудик; нако- пившееся хлынуло неуправ- ляемо и чересчур уж весело, без оглядки на ум и чувство, как настоящая стихия: теперь каждый живёт только «для себя» – некрасиво начинается свободный полёт запоздавших одиночек. В падении. Вот и трясётся на казённой маши- не мешок благословенной картошечки. Вот и радость. Странствующий по дорогам жизни, неизбежно становит- ся странником и в духе. Так уж устроена эта капризная прихоть бога – человек: пока сидит сиднем, всё мечтает о дальней дороге, а как только тронется в путь, глядишь, уже скучает о покое. Хотя и там, и там ему есть блаженство – ко- лесо судьбы, у которого нет ни начала, ни конца. Не надо де- лать из этого колеса квадрат, не надо мять и плющить его

127

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

на ухабах – жить будет тряско и гадко. Впрочем, наверное, поздно об этом печалиться и некого обвинять. От обви- нений ничего кроме злобы и зависти не прибавится. Надо просто любить. Даже змею, которая надкусила чужую надежду. Количество вещей в мире умножает не злоба, а любовь. Или так: у плохой любви – одни вещи на земле, у хорошей – другие. Добро и Зло. Их соревнование начина- ется не здесь, а гораздо выше. Кажется, что по-настоящему плакать и сожалеть можно только стоя у гроба жадно- го человека: не прибавил он к жизни ни самого себя, ни своей работы, ни тепла… Как жаль его! Мифический Антей терял силу в отрыве от мате- ри-земли. Возможно, утверж- дение спорно, но почему бы не предположить, что в отры- ве от земли теряет свою силу и чистоту крестьянский парень. А городской его сверстник, оторванный от водопроводно- го крана с горячей водой, бе- тонных удобств и фейервер- коподобной будничной суеты
– что он теряет? Интеллек- туальную иллюзию?! Глупо ополчаться на язвы городов. Но как бы то ни было, а отды- хать мы едем всё же к речке, а не к городскому фонтану. Родиться, покинуть гнездо и умереть по-человечески – вот
три главных блаженства. Такие мысли пришли в голо- ву в сельской командировке, куда я поехал не столько для дела, сколько всё для того же: вползти в чужую жизнь и над- кусить её, и испытать через это хоть что-нибудь.
Знакомый врач-патологоана- том умягчал обувь, сделан- ную из кожи свиньи, куском сала. Тёр и приговаривал, об- ращаясь к ботинкам: «Сейчас вам хорошо будет, сейчас вы свою маму вспомните!».
Искусство – это действие, вы- веденное при помощи симво- лов за пределы настоящего.
Поэзия, искусство, красота
– профилактические, оздоро- вительные средства, призван- ные прочищать при запорах
«верхнепроходное» отверстие в людях.
В лучах зависти можно греть- ся не хуже, чем на солнцепеке. Модницы этим пользуются.
«В чём смысл жизни?» – спра- шивают люди. «В ком смысл жизни?» – поправляет жизнь.
Сколько ума было израсхо- довано на земле! А сколько было израсходовано чувства? Плата велика, а плоды поче- му-то трагичны. Ум и чувство

128

Лжецы обожают

рассуждать о правде.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ищут смысл жизни поодиноч- ке. И находят. Но при условии: один из соискателей должен быть мёртв.
В начале и в конце постиже- ния ты делаешь то, что людям не нужно.
От великого «тока» жизни можно отвести часть энергии, пустить её по бесконечному кругу «учения», завихрить навсегда в сверхпроводящей среде адептов-единомышлен- ников, предаться бесплод- ному онанистическому на- слаждению в перекачивании замкнутого «тока» в замкну- той цепи посвящённых. Это
– сектанты. Сектанты идеи, территории, традиции, расы, пола, вида и т. д.
Ток природной жизни лине- ен, ток людской жизни всег- да замкнут. Смысл прогресса
– в постепенном, поэтапном преодолении собственной за- мкнутости.
Упрямство – единственная форма протеста для послуш- ного.
Когда рассказывают – инте- ресно, дают то же самое чи- тать – скучно. С «ложечки» вкуснее.
Неожиданно позвонила быв- шая одноклассница, сходу на-
чала выпаливать:
– Я сижу в обсерватории, во- семнадцать последних лет занимаюсь исключительно Солнцем. Я человек абсолют- но не верующий, никогда не увлекалась никакой «этакой» философией. Знаешь, к чему я пришла в результате науч- ных наблюдений, анализа и накопления материала? К… язычеству!!! К тому, с чего люди вообще начали. Слушай: Солнце – это биологический объект; всё, что происходит на его поверхности – это то же самое, что обменные про- цессы на поверхности нашей кожи. Солнце – ближайший к нам и поэтому самый могу- щественный для нас Бог. Сте- пень достоверности моей ин- формации на сегодня – 65-70 процентов. Этой цифры мало, чтобы без осечки сделать за- явление в научном мире. Не- обходимо набрать процентов
90-95. Представляешь, сколь- ко ошибочных основ может рухнуть в мировоззренческой практике?!
– Уже рухнули, – охотно и с радостью согласился я. Но бывшая одноклассница-от- личница, занятая поисками
«достоверности» Бога, поче- му-то чуть-чуть опечалилась, как если бы лишилась вдруг части собственности, напри- мер.

130

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: «Святым быть ужасно: с одной сто- роны, он до конца понимает каждого, а с другой – его са- мого до конца не понимает никто».
Средняя цена за обед в сто- ловой – четыре-пять рублей. Взял еды по своим запросам на 25 копеек. Кассир пренеб- режительно отказалась разме- нять рубль. Весьма примеча- тельно: в русском государстве любую работу ведут не «от дела», а «от характера».
Стихи – «посредник» между музыкой и словом; вес сти- хотворных построений колеб- лется: от тяжеёлой речи до словесного левитирования.
Есть два «самых последних» дела – жаловаться и командо- вать.
Наш человек… Он всегда на- ходился и ещё долго, вероят- но, будет находиться в плену трех ожиданий: квартиры, пенсии, смерти.
Трудно обсуждать то, что подразумевается под словом
«стратегия» – её горизонты не очень-то видны из котло- вана «углубляющейся» жиз- ни. Поэтому стратегическое обсуждение лучше начать не с «логики», а с того, что вооб-
ще не связано законами схем и способно воспарять – с «ли- рики».
Целостный мир доступен тому, кто сам целиком от- крылся для него.
Как быстро справиться с ра- ботой? Надо позволить ей ов- ладеть «противником».
Личная выгода отличается от коллективной выгоды так же, как плоскость отличается от многомерного пространс- тва. Вот пример: непьющий, не курящий и ненавидящий рестораны молодой чело- век встретился в гостинице с женщиной, которая без всего этого жизни себе не представ- ляла. Поступили шкодно, по обоюдному согласию: жен- щина весь вечер развлекалась в баре в компании огнеокого осетина, а молодой человек в номере читал книгу, спокойно поджидая насыщающуюся за чужой счёт прелестями поро- ков гостиничную свою под- ругу. Всю ночь в абсолютно пустой и безответный номер женщины стучал и ломился озверевший от вина и обману- той страсти одинокий осетин.
Вода весенняя не помнит родства с дождями октября. О, сколько б люди ни рожда- лись, сравненья черпают, взи- рая на сезон!

131

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

В России – нео-купцы кон- ца XX века; в официальной обстановке они говорят ис- ключительно о делах, а еду- чи в машинах или потягивая дорогой коньяк, ведут бесе- ды в духе самого дешёвого гусарства: о бабах и выпив- ке; русское лицемерие – это пропасть между поведением в деловой реальности и настоя- щей интеллигентностью.
Художник поведал миру тай- ну: «Дурак и дура – это мол- чащий мужчина и говорящая женщина».
Для исправления будущего есть только одна возможность
– сейчас.
Болезненная «притирка» суп- ругов в совместной жизни происходит тем дольше, чем больше они в начале свое- го знакомства притворялись
«безболезненными».
Всё хорошо – это когда стари- ки перед смертью улыбаются!
Разочарование превращает вампира в донора. И наобо- рот.

132

Единственная настоящая проповедь, годная для дока- зательства веры, – это твоя жизнь, всё остальное – пред- посылки.
Цивилизация – стая рыб, иду- щая на нерест вверх по тече- нию времени; когда нерест закончится, мальки будут пи- таться трупами родителей.
Все открытия приводят, в кон- це концов, к разочарованию и печали.
Символ унылости – карто- фельные очистки.
Жалующихся не насытишь. Художник сказал: «Прочь,
прочь с этой земли! Хочу к
своим!!!»
Мать, слепо оберегающая дитя от испытаний, воспитает в нем слепой страх.
Старенький мой отец неожи- данно рассказал две сказки- притчи, услышанные им не- когда в деревенском детстве от своего отца, крестьяни- на-середняка из Поволжья. Мужики собирались в доме и рассказывали, а дети, затаив- шись, слушали с полатей… Притчи не просто врезались в память, а определили – впрок
– самые главные жизненные установки; отец, будучи до- статочно крупным чиновни- ком городской власти, всегда пренебрегал формальной вы- сотой положения, не гонялся за деньгами, любил людей и правду в людях, всегда сохра-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

нял деревенскую простоту, если даже не простоватость, в отношениях с женщинами руководствовался законами дружбы. Притчи словно бы дали самый главный ключ в понимании непоколебимой ясности родительского серд- ца. Вполне возможно, что поу- чительные рассказы, вынесен- ные из бог весть какого века, где-то уже осели, проявились в печатном литературном из- ложении. Ничего страшного. Я приведу их такими, какими услышал сам.
ТРИ ГРЕХА
Заманили как-то черти мужи- ка в болото. Нашёл он кое-как кочку, забрался на неё, круг очертил, молится и крестит- ся. День так сидит, другой, третий… А черти всё достать пытаются: «Соверши, – гово- рят, – один из трех грехов, на выбор, отпустим».
– А какие грехи-то? – спраши- вает мужик.
– Убить человека, снасильни- чать над женщиной или на- питься – выбирай.
«Убить человека?» – думает мужик, — «Не могу!», «Жен- щину испортить?» – «Тоже не смогу».
– Ладно, напьюсь! – говорит. Тут же его черти домой доста- вили.
А время идёт, мужик всё тя- нет, не напивается. Черти его
поторапливают, страшным наказанием пугают. Делать нечего – напился, как обещал. А тут в дом попадья по-сосед- ски за солью зашла. Мужик пьяный на неё накинулся и давай насильничать. Поп ус- лышал, прибежал спасать, а мужик взял да и ударил попа тяжёлым – насмерть убил… Вот и думай теперь: какой из трёх грехов самый тяжкий?
ПРО НУЖДУ
Жили в одной деревне два брата – богатый и бедный. Ре- шил как-то бедный у своего богатого брата кружку браги попросить, да не напрямую, а с маленькой хитростью. Как раз праздник был, гуляла де- ревня.
– Что-то во рту пересохло,
– говорит бедный богатому,
– горло бы чем-нибудь промо- чить.
Только вместо браги дали просящему ковш воды коло- дезной. Обиделся брат, пошёл домой, горюя.
Вдруг кто-то говорит ему:
– И я с тобой! Огляделся – никого.
– Ты кто? – спрашивает.
– Нужда твоя!
– А зачем ты со мной?
– А я всегда с тобой!
– А если я в гроб?
– И я туда же!
Сделал он гроб для себя, примерил – в самый раз гроб

133

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

134

получился. А для Нужды от- дельный гроб сделал, из двух половинок грецкого ореха:
– Я свой примерил, – говорит,
– теперь ты свой гроб приме- ряй. Чем так жить, лучше уж помереть.
Нужда залезла в грецкий орех.
– Ты там? – спрашивает бед- ный брат.
– Там!
Тут он закрыл быстро две по- ловинки и воском щель зама- зал.
– Ну вот и будь там!
Орех в гроб положил, а гроб в землю в лесу зарыл. И пошли его дела в гору: дом большой построил, жену красивую за- вёл, хозяйство большое за- имел, всякой браги в доме
– хоть залейся. Другой брат недоумевает, завидует, всё вы- спрашивает, что, мол, с тобой, неумехой и неудачником, слу- чилось такое, что меня жить богаче стал?
– Нужду похоронил! – отвеча- ет один другому.
Лишила зависть покоя. Вы- знал первый брат, где второй свою нужду закопал – пришёл с лопатой, выпустил её снова на белый свет:
– Иди скорее, Нужда, к тому, кто тебя похоронил! Смотри, как он без тебя зажил – отомс- ти поскорее!
– Зачем к нему? – говорит Нужда. – Я теперь с тобой ос- танусь!
Не много времени прошло: и дом у завистливого брата сго- рел, и сам поувечился, и лю- бовь потерял, и даже врагов у него не осталось – никому не нужен кроме своей Нужды.
На фронте отец служил в ави- ации, где полагались «бое- вые» – выпивка, спирт. Свою долю отец всегда отдавал то- варищам. Однажды командир полка подловил его на этой
«благотворительности» и бук- вально приказал: «Пей!»
– Вот так первый раз в жизни я и выпил. Через силу. Возможно, хорошая сказка, жадно услышанная в детстве, становится тем самым анге- лом-хранителем, на которого мы бессознательно уповаем в минуты дрожания и нестой- кости. Сказки, воспринятые в детстве, – спасители на всю жизнь. А «сказки», восприня- тые во взрослости, – не насто- ящие, а, значит, погубители.
Тому, кто видит «суть», оста- ется лишь подобрать слова, чтобы её выразить. Но много и тех, кто подбирает и под- бирает слова в надежде хоть что-нибудь увидеть!
Истину нельзя узреть «оста- новленную», она не сущест- вует в неподвижности.

Лучшая одежда та,

что переживает моду.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Для вечного всё точное – об- ман. Считай, что слово разо- рвало цифру.
Юмор, идущий от людей к людям, людей же и смешит. Духов смешит и умиляет, ско- рее всего, сам факт нашего существования на земле. Бло- шиный цирк!
Художник сказал: «Из пошло- го. У женщин есть три «осо- бых» места: два мягких и одно слабое – голова. Всё их необъяснимое очарование – в этом».
Варианты судьбы подглядев наперёд, по свершению дел
– удивлений не знаю.
Последний шанс выжить
– Страшный Суд.
Многословный приказ не действует.
Каждый индивидуальный опыт имеет свой, присущий только ему одному, личный
«рекорд» ощущений, некий фиксированный критерий для текущих и последующих сравнений, который звучит до банального просто: «лучше всего мне было тогда-то…» Было! – в этом особенность ориентации в мире удоволь- ствий: людские удовольс- твия, как правило, живут в
прошлом, причём, они пора- зительно непритязательны. Моя подруга, например, лю- бит «запускать» при помощи ностальгии такие вот «самые лучшие» положительные впе- чатления семнадцатилетней юности: шоколад, шампанс- кое и много кавалеров.
На мой взгляд, особенно не- лепо «шоколад, шампанское и много кавалеров» выглядят именно в будущем. «Лучше всего мне было…» – это тех- нический приём для опреде- ления нелепостей.
Художник сказал: «У меня не было ни одной нелюбимой женщины. Я – непорочен!»
Секс, как лампочка: с возрас- том удобство неприхотливых параллельных «включателей» тока жизни превращается в уязвимую комбинацию после- довательного соединения.
Случайно остались открыты- ми баночки с масляной крас- кой, которую ночью поело всеядное племя жилищ – та- раканы. Хозяин расшиб на- глецов в разноцветные кляк- сы! М-да... Художники редко кончают своею кончиной.
Людская вера в Бога – это прятки наоборот: «Кто не нашел меня – я не виноват!»
– приговаривает Бог, играя.

136

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: «Поэты смотрят либо отсюда-туда, либо оттуда... Все остальные
– не поэты».
Одному спокойнее спится, когда он знает, что не сболт- нул ничего лишнего; другой спит спокойно лишь после того, как «выскажет всё».
Вы сможете сосредоточиться, если рядом с вами будет на- ходиться скромно молчащий, ничего вслух не требующий, тихий, но всегда голодный ребёнок? Не сможете: голод излучает флюиды. Так вот, у нас на службе есть тихая, симпатичная секретарша. Когда она подходит близко – не работается почему-то. «Не обращай внимания! – говорит она. – Мне ничего не надо, я только рядом посижу…» Не работается! Голодное естест- во парализует суету искусст- венности.
Дураки встречаются, чтобы указывать на недостатки друг друга, умные – чтобы увидеть собственные.
Интерес к жизни избавляет от внутреннего однообразия.
Отношения с Богом у людей с детства могут выстраивать- ся на принципах взаимного запугивания. Своими ушами слышал, как восьмилетний смышлёный мальчик произ- нёс молитву о… неработаю- щем телевизоре: «Если ты, Бог, не сможешь ничего по- чинить, то я буду считать тебя последним вонючкой!»
И ведь помогло, как ни стран- но! Бог не обижается, когда его называют «вонючкой».
Никакие земные события не в силах сдвинуть внутреннего однообразия, но если его всё- таки преодолеть – всё земное преобразится.
Настоящий командир лишь ставит задачу и показывает, как её можно решить – а при- каз взять крепость настоящий солдат отдаст себе сам.
Взрослого не переделаешь; с точки зрения детства, взрос- лый – безнадеёжен!
Пошлость – уже не хамство; пошлость, в отличие от хамс- тва, умеет быть талантливой.
Печаль ассистирует при родах радости.
Здесь все мечтают: о прошлом, о будущем, о достойном на- стоящем… Тихие мечтатели в России реализуют свои пла- ны при помощи разговоров и водки, буйные пользуются подлостью и убийством. Вот и весь выбор.

137

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

138

Не поспоришь – это когда со- беседник или глуп нездешне, или умён так же.
– На Бога положиться надо, на Бога! – так, в напористом диалектном варианте произ- ношения, с сильным ударе- нием на гласную в предлоге, тридцатилетняя староверка объясняла полное материнс- кое безразличие к своим обор- ванным, грязным, вечно боль- ным и голодным четырем детям. – На Бога положись, и всё тебе будет!
– Лентяйка она! – говорили о ней деревенские соседи, братья по вере. – Она из Бога няньку сделала!
Возможно, для этой несчас- тной женщины вера во Все- вышнего чересчур уж персо- нифицировалась; она поняла буквально: Бог – личность. Причём, мужчина. Этакий всемогущий волшебник-муж для полагающейся на него многодетной Золушки.
Любить себя – это значит лю- бить свою душу. Не ниже.
Я не так богат и не так ленив, чтобы милосердствовать че- рез посредника.
Думай без слов – решишь многое.
В жизни встречаются и такие
Принцессы: один принц – для
прогулок, другой – для прият- ной беседы, третий – для ком- плиментов, четвертый – для постели, пятый – для… Сказ- ка, а не жизнь!
Попытка понять судьбу – всег- да лишь попытка помешать ей; впрочем, можно судьбу видеть, чувствовать, заговари- вать, знать… Понять нельзя!
Наверное, существует в мате- риальной жизни некий «порог насыщения», до него – гребут к себе, после – раздаривают; и чем ниже «порог», тем скорее наступает инверсия.
Девушка принесла показать стихи:
– Вы их будет публиковать?
– Возможно…
– И всё?!! И никакого не будет продолжения?
– То есть?
– Но ведь я же их принесла вам! Вы их прочитали! Мне совсем не с кем общаться! Ведь если вы их опубликуете, они уже не будут принадле- жать мне, не будут моими…
– Какого вы хотите продолже- ния? – спрашиваю.
– Общаться!!!
Что ж, нельзя смеяться при встрече с непосредственнос- тью. Показать свои стихи дру- гому – акт на самом деле куда более интимный, чем теле- сное раздевание. И то: пред-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ставьте состояние девчонки, которая решилась... И вдруг в ответ: «Ваша интимность за- регистрирована. Ждите».
– Совсем никакого продолже- ния не будет?!! – в глазах её стояли ужас, мольба и зарож- дающееся раскаянье.
– Будет, – соврал я.
И ужас, и мольба, и зарожда- ющееся раскаянье тотчас пе- решли ко мне.
Каждому непременно хочется сделать в жизни «что-нибудь хорошее». Для себя, в первую очередь. В этом ошибочка! Очередь, в которой все хотят быть первыми, называется давка.
Слова – полигон бытия. Исчезнуть – это сделаться «не
чувствуемым».
Самая необидная очередь – по кругу.
Вечером пьяный директор школы подрался с пьяным дружком-учителем.
Наутро директор вызвал под- чинённого к себе в кабинет:
– Можешь дать мне по мор- де…
Дружок дал. С сильно рас- сечённой верхней губой ди- ректор ушёл на больничный. Сей случай произошел в не- большой сельской школе. В
городе дела с благородством обстоят значительно хуже.
Обыкновенное пьянство мо- жет оказаться увлекательней- шим видом творчества. Надо лишь, чтобы ни одна из пья- нок не была похожа на дру- гую.
По точности расчёт превосхо- дит чутье, по безошибочности
– никогда.
«Меня всю трясёт!» – охотно докладывает женщина о со- стоянии её главного жизнен- ного инструмента: разума.
Эпоха «великих открытий» закончится, возможно, эпо- хой не менее великих «закры- тий».
Роскошь всеобщей любви до- ступна лишь по краям жизни: когда ещё не знаешь, чего хо- чешь и когда знаешь точно, что не хочешь уже ничего.
Шахматы – игра для ума. Если в шахматы научатся играть чувства, ум сдастся.
Попробуйте пообедать пе- ред… зеркалом. Сытость наступит раньше обычного. Люди «едят» глазами.
Когда человек прозревает в чём-либо, у него немедленно

139

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

появляется «синдром отлич- ника» – потребность навязчи- во оповестить всех и вся о вы- ученном уроке жизни. Только вот удивления от этого ни у кого почему-то нет. Отлични- ки – не удивляют.
«Я» всегда «здесь». Если это не так, тебя не существует.
Счастлив тот, кто «видит» мысли. Ему незачем их ло- вить.
Ловкач возводит мельницы абсурда. Люблю равнину. Сил своих не знаю. Что есть, что было – спора между ними нет.
Если переполненной душе не дать выхода, она обратится к орудию мести – к перу и бу- маге.
Нет ничего более призрачно- го, чем созданные вещи. Рано или поздно всё обернется прахом. Созданное не вечно. Ищите данное!
Стать независимым от рели- гии можно просто перешаг- нув через неё на пути к Вере.
Стремиться к неконтролиру- емой свободе хорошо будучи пятнадцатилетним подрост- ком – пока кормят родители.
Мой друг пробовал читать Библию. «Мура какая-то, чушь! Борхес пишет лучше». Что ж, малыш любит только те книжки, которые ему по- нятны. Малышу – 24 годика.
Художник сказал: «Женщина, лишившаяся непобедимого умения – быть слабой, – ли- шается всего».
Представьте себе невероят- ный музыкальный инстру- мент – орган, у которого де- сятки тысяч клавиш… Вот где простор для исполните- лей! Нет такого инструмента? Есть! Это – слова. Каждое, отдельно взятое слово, имеет свой, фиксированный, лишь ему одному данный «на- строй». И каждый «органист»
– пишущий, звучащий или слушающий – способен вы- звать или услышать свою не- подражаемую «музыку слов». Человеческая речь подобна игре на клавишных.
«Я всегда такой, каким ты меня…» – освоивший это, не знает преград в совращении.
Действительный выбор есть у того, кто научился жить в покое. Для всех остальных,
«идущих по избранному пути», – выбора не сущест- вует. А если им всё-таки за- хочется его совершить – нет

140

Начать можно когда угод-

но, остановиться нужно вовремя.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

иного способа, кроме возвра- щения к «нулю». Всё достиг- нутое приходится оставлять. Жертвенник не будет пуст до тех пор, пока людям не надо- ест «искать свой путь».
У послушника голова научает руки – быстро и безошибочно: невидимое руководит види- мым. У неслуха руки учат го- лову – этот урок затягивается на века и даже тысячелетия.
Торопись просвещаться, а не просвещать.
Не так виноваты те, кто «пло- хо слушают», как виноват тот, кто плохо говорит.
– Я хочу, чтобы у нас был ре- бенок, – сказала она.
– Зачем? Людей на планете уже вполне достаточно, – от- ветил он.
Вылавливание мыслей из безмолвия напоминает обык- новенную рыбалку: клюнуло
– ещё не поймал, подсёк – ещё не вытащил… В последний момент рыба сопротивляется особенно отчаянно! «Поклёв- ки» мыслей знакомы многим, однако регулярная добыча до- стается только опытным «ры- бакам». Вспомните, как легко почувствовать придуманное и сколь сложно его занести на бумагу.

142

Роковое испытание для анге- лов – полеёты над пропастью жизни.
Настоящими женскими чара- ми обладают всего лишь две женщины – Жизнь и Смерть; всё прочее – не чары, а ужим- ки.
Зачем тебе искать власти над людьми? Чтобы стать их «бо- гом»? Фу! Властвуй над собой и будешь богом для себя – это куда лучше: второй бог силь- нее первого.
Проблем на Земле нет. Только задачи.
Признак рождения Школы: новое мировоззренческое полностью соответствует но- вому житейскому.
Художник сказал: «Мужчина развращает себя сам, женщи- ну необходимо подтолкнуть. Мужчин развращают вино и власть, женщин – комплимен- ты».
Дело заканчивается там, где начинается дружба слона с муравьем.
Талант уравновешивается скромностью, поэтому врож- дённую скромность можно компенсировать воспитанием таланта.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Художник сказал: « Любовь
– это текст, в котором нет воп- росительных знаков».
Что любишь больше: загляды- вать в задачник, или загляды- вать в ответ?
Не говори выдающимся об- разом, а то тебе потребуется выдающийся слушатель.
Надеюсь на то, что, разглядев нелепицу во мне, ты обнару- жишь в себе такую же.
Бог раздвинул пространство на тысячу лет, море тьмы рас- плескалось, как лужа, – слов- но чей-то сапог наступил!
Как душа найдет дорогу до- мой, если смерть не прово- дит?!
Матери неймется, когда её ребенок слишком долго не бо- леет. Она его сама «програм- мирует».
– Ты заболел, мой зайчик?
– Нет…
– Дай лобик потрогаю – какой горячий! Надо выпить лекарс- тво.
– Нет…
Устами младенца глаголет именно это: «Нет!»
По выходу книги автор сжёг рукопись. Редактор книги очень переживал – сгорели
все его «исторические» прав- ки: теперь потомки не смогут по достоинству оценить та- лант редактора.
До понимания легче «подтя- гиваться», чем «снисходить».
Апокалипсис – такое же ря- довое явление в сезонах духа, как весна, зима или осень в земной природе. Остаётся лишь уточнить: какой именно
«сезон» на дворе?
Художник сказал: «Девочка! Ты повзрослеешь и время опять унесёт тебя прочь от моей любви».
Люди каждого приходящего времени занимаются одним и тем же – обновлением баналь- ностей.
Верующие не принимают «на веру» ничего, кроме того, во что им «указано верить».
Доказующий и верующий смотрят друг на друга снис- ходительно. Иногда они меня- ются местами.
Каждый в одиночку взирает на остальных, используя са- мую свою выгодную и силь- ную грань своей личности. При этом взор падает, как правило, на самое слабое мес- то другого. Поэтому слабость

143

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

объединяет людей намного лучше, чем сила.
Против лома нет приема. Ум- ные головы в России неиз- менно утверждают: «Есть!» И – подставляют эти самые головы…
Человек поднимается (восхо- дит, растёт) до тех пор, пока есть у него силы держать глаза открытыми. Главная энергия расходуется на под- держание век в рабочем со- стоянии. Нет ничего тяжелее
– видеть всё как есть. Закрыл внутренний взор – закрылся и взор внешний, остановился приток новых образов. Малое в малом большого не видит
– так и насыщается одним лишь малым. И всё другое ос- тановилось в человеке. Пока держал очи отверстыми – рос
«стебель восхождения», при- крыл – стала расти в ширину
«персональная реальность». Отдохнешь – ещё один «сте- бель» пустишь. Может, вверх, а может, и вниз… Твоя воля. Настоящая новизна никогда не бывает приятной. Новиз- на – смертельно мучительна. Поэтому в поисках приятного пользуются обычно лишь тем, что уже набрано в кузовок жизни: «С меня хватит!»
И дети растут – глазами. Низ- кое качество информации, лёгкий к ней доступ и изоби-
лие чёрно-серых сочетаний
– реальная опасность. Плоды очевидны: ум большинства четырнадцатилетних пробуж- дается полуслепым, без внут- реннего нравственного ока. Говорю с сыном:
– Во что ум вложишь?
– В дело.
– А душу?
– Какую еще «душу»?!
...Жизнь выбросила над зем- лёй короткий стебель, на нем вырос огромный лопух ума. Потом пройдет невзрачное цветение, появятся репьи. Постараются к кому-нибудь прицепиться.
– А девушку полюбишь? Что ты отдашь ей?
– А зачем ей что-то отдавать?
Результаты земного творчест- ва – это далеко не сами плоды духа, а всего лишь их жалкие останки. Черепки. Небесное ископаемое.
Опять говорили о Человеке. Эта тема, похоже, начинает превышать все прочие: вой- ну, деньги, обиженность, удо- вольствия, забытьё. Неожи- данно по-новому открылась фраза: «Человек есть мера всех вещей». В который раз банальность демонстрирует свое главное свойство – не- иссякаемость: потрёшь, сни- мешь слой патины, а под ней
– золотой свет!

144

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Предполагается, «облик че-
ловеческий» – величина пос- тоянная, константа, которую невозможно изменить, укруп- няя или разделяя, перемещая внутри себя или из мира в мир, меняя масштабы бытия. «Об- лик человеческий» – именно облик: универсальный «ска- фандр» для игр в мире вечно- го и бесконечного. Он удобен тем, что не изменяется ни при каких «путешествиях». Комплексным видом своим
– «обликом мыслей», «обли- ком чувств», «обликом фор- мы» – стараемся дотянуться до идеала. Много веков пыта- лись усилить это стремление при помощи религии, строгих традиций, этики, обществен- ных и государственных норм. Всё равно получается плохо. Эффективность почти что ноль. Поглядишь с земли на небо – ангелы летают, светят- ся. Чудо! А поглядишь с неба вниз – страшилища ползают, друг друга едят. Ужас! А вот был бы человеческий облик, выглядели бы все жители, как есть: при взгляде «оттуда
– сюда» и при взгляде «отсю- да – туда» – человеки! Худож- ник Босх рыжую девочку Еву так изображал. Вокруг гады ползают, крючки да пики не- земные, или цветы, или свет нестерпимый. А она стоит себе, голенькая такая, мирная, одинаковая обликом всюду: и в аду, и в раю.
Л. сказала: «На земле выве- лись не «гомо сапиенсы», а особая каста «притворяю- щихся». Люди очень ловко притворяются, что… живут. На самом деле, притворство
– и есть их жизнь. Они, ко- нечно, узнают иллюзорность. Но опять притворяются, что ничего не замечают. Весь мир вокруг движется настоящий, а люди – иноходцы!»
Начальство можно любить только то, которое не мешает тебе самому быть умным. Вах.
– начальник. Классический. Он – «абсолютная единица». Ближайший друг – 0,6 ваха, жена – 0,72 ваха, сослуживцы
– 0,1-0,01 вахов. Есть отрица- тельные и мнимые величины. Когда Вах. встречается с яв- лением величиной, скажем,
1000 вах, он абсолютно спо- коен: «Этого не может быть!»
Художник сказал; «Женский ум соглашается уснуть го- раздо быстрее, чем мужской. Поэтому в церковь тянутся преимущественно женщины: вера – дело неумное».
Настоятеля храма, отца Вик- тора, пригласили в Пи-ур
– военный городок среди при- уральского захолустья. Мол, благослови, батюшка, мол, ракеты автогеном на части ре-

145

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

жем. Мир! Разоружение! Кон- версия!
Батюшка в часть приехал, но благословлять наотрез отка- зался:
– Я против того, чтобы рос- сийскую армию разоружили!
Когда ты придешь к своду своих собственных законов, не забудь сверить их с божес- кими; если совпадёт хотя бы один – спасёшься!
Смысл посвящения прост: это
– психотехнология, присяга духовной родине. Внутренние духовные обязательства чело- века выманиваются наружу и там закрепляются искусством ритуала. Эта нехитрая про- цедура позволяет манипуля- торам удерживать духовные войска в послушании. Слу- чаются и изменники. Для них
– трибунал и военно-полевой суд. В духе, конечно.
Саша Ч., человек-талант, по- селковая притча. Перечислю в телеграфном стиле то, чем он неутомимо занимался в течение нескольких лет: про- изводство червей, резка дере- вянных расписных панелей (с лебедями) для УАЗов началь- ства, заклинание трактора, эксперименты со свиномат- ками на морозе в трех стогах, экстрасенс (пульсирующие глазные яблоки у пациентки),
норматив кандидата в мас- тера спорта, бег, вело, лыжи, каратэ; дал побить себя ком- паньонам пьяным на ферме, надеясь, что лодырей предсе- датель прогонит – прогнали его; солист хора (согласился петь, потому что председатель пообещал автомобиль «Жигу- ли» дать, но не дал), слесарь- мастер участка, начальник ПРБ (председатель опять по- обещал выделить «Жигули», не выделил), столяр; жена са- жает – семена не всходят, он палку воткнёт – растёт; рос в семье алкоголика, били; ку- пил краски – нарисовал свой портрет всем на удивление; в церкви – особенность нату- ры: «Не могу перекреститься, понимаешь! Перекрестился
– затрясло всего, думал про- валюсь». За что ни возьмётся
– всё получается с блеском, с талантом. Одна беда: за всё сразу и хватается. Энергии в человеке – пруд пруди. Кипит, во все стороны хлещет, как из дырявого котла. Почти не пьёт. Курит. Любит дружбу, надеется в людях на лучшее, доверяет и горит на этом. Од- нолюб. Такой же избыток та- лантов в дочери, переболела менингитом, сейчас – в ин- тернате для особо одаренных детей. «Десятку бежит в моем темпе!» И напоследок скоро- говоркой: «Чувствую, что всё равно пробьюсь, буду мил-

146

Был бы огонь, а хворост

найдётся.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

лионером!» Хлопает дверь. Саша уходит. Неугомонный, низкорослый, сухой.
Человеку в течение двух лет снились «обучающие» сны. Шизофрения в форме зани- мательного диалога. «Что это за точка такая светящаяся?»
– «Это – я. Всё живое в мире имеет такую точку. Это как бы зерно. Если его разбудить, оно начинает размножаться при помощи форм» – «То есть?»
– «Ну, как кристалл: наращи- вает сам себя» – «А как зер- но знает свою форму?» – «Не знаю. Но разбудить его можно
«сюда» или «туда» – в зави- симости от того, кто будит»
– «Антимир, что ли?» – «Ну, вроде того, хотя не совсем. Всякая светящаяся точка в мире, зерно – это просто мес- то встречи путешествующих из ниоткуда в никуда. Вот и всё. В не разбуженной точке- семени соблюдается полный баланс, и поэтому она не нуж- дается в форме и не зависит от времени. Баланс, однако, можно нарушить. Представ- ляешь, если, скажем, семеч- ко обыкновенной огородной репы разбудить «туда»? Чёр- ная дыра на грядке: всё изнич- тожит и не подавится! А тварь такую сделать? А если чело- века?» «Что – человека? «Не туда», то есть, как раз «туда» разбудить?» – «Да. Для мира
земли это будет абсолютный дьявол сам по себе, независи- мо от его внутренних качеств»
– «Такое возможно?» – «Да. И очень легко. Достаточно дога- даться, как разбудить, осталь- ное произойдет само собой: форма начнёт образовываться
«там». Наш мир двояко ста- билен; дано только своему будить своего» – «А может ли свой разбудить чужого?»
– «…».
Итак, куда же ты причалил?! Скорбь оседлавши, словно трон, вдруг с наслаждением печальным глядишь на мер- зость и урон. Вон там, под об- лачным покровом, сам сози- дается конец: восторжен, зол и очарован кровавый разума самец. И лезет хам в заказник райский. Ах, небо, небо, слад- кий дом! Не жить без окриков хозяйских тому, кто праведно рождён. Испил глаза заслон небесный. И хам ослепший храм сломал… Услады нет в печали тесной. Смерть вели- ка. Умерший мал.
Нет имени во мне! Бессиль- ны страсть и слава. Наруж- ный ход вещей – мой твёрдый призрак, сон. И многолика мудрость. И пустота кровава. Колеблет воздух рта бесстыд- ный саксофон!
Ты просто есть причина ис- пытать переполненье. Зачем

148

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

шучу? Официант так при- стально молчит. Ещё не встре- тились, а уж в прощальном исступлении летают мысли. И рука в кармане мнёт клю- чи. На скатерти – как паучок умерший! – клякса. Легчай- шей лапкой чувств ты тянешь нить… Ужасно. Жизни нет в немом пространстве часа! Таксисту всё равно, что нечем мне платить.
– Жить – скучно!
Такое неожиданное заявление сделал один из рабочих заво- да, где проводился психологи- ческий тренинг.
– Почему?! – изумились пси- хологи.
– Потому что я раньше знал, что с начальством надо бо- роться, а теперь знаю, что обо всём можно договориться.
Мой друг – профессиональ- ный сыщик, юрист. Оказав- шись одним из звеньев пра- воохранительной системы, которая должна бороться с подонками, профессионал обнаружил: система сама насквозь прогнила. Он всту- пил в бой, где на его стороне выступил тогда и выступает сегодня единственный, но непобедимый союзник – не спящая человеческая совесть. В него стреляли «свои», его пытались задушить по зада- нию «верхов», его сбивали
машиной. Он не сдался. Его собственные пояснения к ситуациям звучат буднично:
«Меня можно убить, угово- рить нельзя». Какая-то нез- дешняя преданность светлым идеалам. Мечтатель открыт для ударов. Не просто мечта- тель – боец, рядом с которым свою собственную ровно те- кущую жизнь можно рассмат- ривать, как капитуляцию. Он чрезвычайно неудобен для компромиссов с подлостью. Если и не видит насквозь, то чует безошибочно. Настоя- щий профессионализм – это и есть совесть. Совесть, ру- ководящая поступками, а не наоборот.
«А что нужно сделать, что- бы почувствовать другого?»
– «Прикоснуться» – «И всё?!»
– «Ну, в общем, да. Только са- мого себя при этом придётся забыть. А то будешь ощущать всё равно себя самого лишь, но – на фоне прикосновения к чему-либо или кому-либо. Не понятно?» – «Понятно. Голос собственной жизни должен быть тихим, тогда будет це- ликом понятен голос жизни соседа» – «Правильно. Мо- лодец» – «Религия какая-то получается!» – «Да нет, не религия. Просто жизнь. Мож- но даже без слов…» – «А ты меня слышишь? Ну, без слов
– слышишь?» – «Слышу»

149

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

– «А я тебя?» – «И ты меня слышишь. Прислушайся к тишине, что она тебе шеп- чет, подсказывает?» – «Что ты сильная, что борешься с чем-то тяжеёлым. С печалью какой-то?» – «Спасибо за
«сильную» – «Это лесть?»
– «Глупый! Это – прикосно- вение».
Покрыв главу, как шляпой, нимбом, привычкам следуя точь-в-точь, готов, чтоб стать незаменимым, достигший цели, рваться прочь!
Художник сказал: «Ста- реющий опыт мутирует в спасительный цинизм. Ну, например, в такой вот форму- лировке: вид раздевающейся женщины вызывает радост- ные чувства, а вид одеваю- щейся – радостные мысли».
«Гербалайф», «Дианетика»,
«Наука разума», «Сбаланси- рованное питание» и т. д. и т. п. – это всё следствия и ре- зультаты ментальной интер- венции, которая развернулась в интеллектуальном и духов- ном пространстве России. Здесь не умеют пользоваться, не веря. Буквально: поверить
– считай, проверить. Собс- твенные внутренние россий- ские верования (в том числе: идеологические, экономичес- кие, технические, психологи-
ческие и проч.) носили весь- ма отвлечённый, абстрактный характер, всегда стремясь в своем самовыражении к при- поднятости и обобщению. Нынешняя ментальная ин- тервенция сыграла на том, что рекомбинирует исходную, природно-отвлеченную мен- тальность русского челове- ка на свой лад и научает его практической вере. Как если бы вдруг стратега переучили на тактика. Уменьшили в себе самом.
Любовь в людях становится видимой и обнаруживается не по тому, как они встречаются, а по тому, как они расстают- ся. Самолюбие носит одежды любви. Расставание обнажает правду.
Способ. Живое от мёртвого тошнит, и мёртвое от живого тошнит: так они и определя- ют друг друга.
Если всю энергию жизни пот- ратить лишь на её разгон, то может случиться необрати- мое: сил остановиться уже не будет!
Подростки: сильные чувства выражаются через громкие звуки. Взрослые: сильные чувства опираются на силу мысли. Старики: сильные чувства – цветы сожаления.

150

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Одни заняты изготовлением
«мыслей по поводу», другие изготавливают поводы для мыслей.
Хорошо и правильно, когда легенда о человеке пережи- вает его самого. Триумф! А если наоборот: человек, пе- реживший свою собственную легенду? Трагедия.
Настоящий волшебник вооб- ще невидим. Полуволшебника замечают только после смер- ти: «Боже! Как мы его раньше не разглядели!» А в реальнос- ти обожают лишь фокусников
– имитаторов волшебства.
«Чувства дифференцирова- ны. По-отдельности, каждое из них абсолютно правдиво в своей области. Совокупная информация всех чувств со- здаёт индивидуальную кар- тину познания» – «О! Ложь
– это разница между познани- ем и знанием?» – «Знание не чувствует и не персонифици- рует».
«Время собирать камни» – это собирать те из них, которые люди держат за пазухой, на сердце. Пусть бросят: надо принять, не ответив! И что тогда у бросившего останет- ся? Дырка! Через это отверс- тие в сердце может войти но- вая душа.
Люди стремятся сделать вок- руг себя «качественное ко- личество». Лучше бы они позаботились о «количестве качеств».
У землян принято выражать сильные чувства при помощи: громкого звука, крепких на- питков и грубого слова.
Ломать скорлупу представ- лений можно с двух сторон сразу.
Удобнее всего пригласить инопланетянина в дом своего мировоззрения.
В одной компании мало куль- туры, зато много жизни, в другой – наоборот. Очень ред- ко бывает, чтобы культура и жизнь били одним фонтаном.
У Любви нет имени.
Логика – построение разума
– паутина, в которой запуты- вается душа, и где из неё вы- пивают кровь.
С очень вежливым, порядоч- ным или очень культурным человеком сходиться близко небезопасно: нечаянно можно разглядеть свою собственную безобразность, которая, став видимой, немедленно напада- ет. С этого начинается само- едство.

151

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Зерно, «взорванное» ростом, жизнью, творит свою увели- чивающуюся Вселенную – строит иное бытие, в котором после смерти стебля придётся жить; так что прямой смысл
– стараться. А человек?! Глав- ный строитель «домика для души» – твоё прижизненное воображение. Не связывай ему руки и не держи на голо- дном пайке правил, не рисуй ему границ. Только тогда оно успеет построить достаточно просторную бесконечность.
Меняюсь изнутри и позволяю миру вокруг изменяться тоже.
Ты ищешь братьев, эхо бы- тия? Смешно стараешься: мы
– не одна семья.
Гармония, потерявшая перво- начальный блеск, превраща- ется в рабочую банальность.
Вы боретесь за светлое буду- щее? Лучше бы вы боролись за светлое настоящее! А то темновато у вас тут…
Развивающееся «Я» перехо- дит в суммирующее «И», но когда «И» устаёт, оно нанима- ет «пограничников» – всевоз- можные: «если», «но», «одна- ко», «потому что»…
Пьяный сын кинулся на отца с ножом, ранил. Мать в ужасе
бросается к сыну: «Ты пред- ставляешь, что ты натворил? Тебя же посадят!» Вот бы психологам поинтересоваться у мужа, что он пережил в тот момент, когда ему требова- лось оказать первую помощь.
Вопросы – инструмент пыток. Пытают ближнего, себя, при- роду, душу. Для «усиления» вопроса можно применить калёное железо или электри- ческий ток, или психологи- ческие отмычки, или ещё что- нибудь.
Можно ли научиться жить вне вопроса? Возможно, первый краеугольный камень, зало- женный в основу всей циви- лизации – именно этот знак. Пытка. Жизнь как проблема. А как научиться решать про- блему, не прибегая к вопро- сам? К пыткам.
Применение вопросов делает проблему бесконечной.
Как стать новым? Действи- тельно другим. Как сделать процесс самообновления не- прерывным и созидательным? Задача более чем насущна: тот, кто не умеет и не успевает са- мообновляться – безнадёжно отстает в жизни и проигры- вает. Мир стремительно ста- новится прозрачным и объём- ным, при этом сам постоянно меняется, «играет», как ма- гический кристалл. Сегодня

152

Примитив – это когда

простое выражено сложно.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

мало быть в этом мире просто хорошим специалистом или человеком, знающим нужные правила поведения – нужно самому научиться «играть». Как играет с судьбой всякий, идущий по канату, натянуто- му над великим Ничто.
Ученые, доктора наук, препо- даватели-инноваторы и даже академики – собралась вы- сокообразованная публика, объединённая общим пони- манием проблемы: то, какими вырастают сегодняшние люди
– плохая и некачественная
«продукция» нашей, местной, российской цивилизации. Не- удовлетворителен профессио- нализм личности, и, что осо- бенно огорчительно – слабы качественные «параметры»: отсутствует интеллигент- ность, умение пользоваться свободой, о духовности уж и говорить, зачастую, не прихо- дится. А жизнь – идёт. Хотим мы того, или не хотим, она предъявляет к своим участ- никам всё возрастающие «по уровню» требования: опоз- давшие, ленивые, слепые и гордые самолюбцы – эти мо- гут остаться за бортом неоста- новимого корабля эволюции. Как помочь ближнему, как сделать так, чтобы он (бук- вально!) не спал на ходу? Раз- будить активность, включить жизненный интерес человека
– вот задача. К тому же, вся- кий «спящий» реагирует на побудку одинаково: «Отстань- те! Мне и без вас хорошо!» Могут и в лоб дать.
Эффект дельфина – это его врождённая безусловная при- вычка выталкивать на повер- хность всё живое, что нуж- дается в помощи. Точно так же родители-люди стараются
«вытолкнуть» своих чад в иной, более высокий уровень жизни. Но вопрос в ином: как оказаться в принципиально иной жизни? Как «вытолк- нуть» самих себя в другие горизонты? Ни бог, ни царь и не герой здесь не помогут. Действительная движущая сила любой новизны как бы невероятна с точки зрения традиционной реальности: она – внутри человека, в его воображении, если говорить точнее. Поэтому так важна слегка подзабытая исходная банальность: продуктивное воображение – источник и причина создавшейся цивили- зации. Каждый носит внутри себя своего «дельфина». Вос- требованного или, увы, нет.
Нынешние люди начинают осознавать, что они не эколо- гичны, прежде всего, в самих себе. Поэтому идея «проры- ва» (сквозь самих себя, по- лучается) всё настойчивее

154

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

стучится в дубовые двери сегодняшнего неподвижного сознания. Новое – это в ка- ком-то смысле всегда «непо- рочное зачатие»: на старый тип мышления накладывается табу, он становится «пороч- ным» – способным породить лишь то, что уже известно или комбинации известно- го; именно таким образом во все века организовывалась технология прорыва; великие предшественники сотворяли небывалое в одиночку, совре- менники умеют концентриро- вать энергию многих жизней в единый направленный луч
– туннель в неведомое. Дра- матизм ситуации в том, что оказавшись реально в этом самом вожделенном новом, приходится реально хоронить всё старое. Как в жизни.
Умный – слушает. Кого? Как? Зачем? Других? Себя? Ти- шину? Почему же, всё-таки, умные люди спорят? Может быть, они интуитивно стара- ются «до конца выговорить- ся» – избавиться от своего
«содержания», чтобы элемен- тарно освободить место для размещения нового?! Так ухо- дит ввысь ракета – безопорное существо – движущаяся имен- но потому, что умеет отбрасы- вать «часть себя». Странный и немного печальный образ, если его применить к людям.
Кто-то взрывается на старте, кто-то чадит и грохочет, кто- то просто отсырел, а тот, кто действительно взлетел – уже не возвращается.
Единственный шанс изменить ход жизни – это изменить ее причину. Причина жизни – сам человек, его внутренний мир. Оглянитесь: всё вокруг
– лишь следствие какой-то предшествующей выдумки, чертежа, слова… Следствие следствий! Реальная причи- на собственной цивилизации
– человеческое воображение. Вот в него-то и следует вкла- дывать силы, деньги и время. Неужели непонятно, неужели ещё кто-то надеется изменить причину, подретушировав следствия? Развитие всегда драматично. Во многом это одинокий путь. Впрочем, как всякое движение на высоте.
«Ам-ский образ жизни» живёт и побеждает – россы (всех на- циональностей) сами сегодня переживают блицкриг особо- го рода, интервенцию мента- литета западного типа. Есть многочисленные жертвы. Главный сокрушающий удар
– по детям. Ментальность
– хищное существо.
Историческая афиша: «Хит тысячелетия! Русский театр:
«Наши против наших». (На

155

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

постоянную работу требуют- ся зарубежные сценаристы и режиссеры.)»
Ум человека может «забо- леть» чем угодно. Например,
«чувством гордости», «чувс- твом ответственности» или того хуже – «чувством спра- ведливости». Ну и что? А то, что управление жизнью в уме,
«болеющим» таким образом, больше не принадлежит само- му интеллекту – всем управ- ляют эмоции. Взрослая жизнь начинает напоминать детский сад. Скажем, чувство спра- ведливости превращается в излюбленное арифметическое действие русских – в деление. Делится всё: кресло, время, средства, друзья. Созидать больные россы любят начи- нать с… размежевания.
Период первоначального на- копления капитала искажает человеческое лицо до звери- ного облика. Мы никогда не вырвемся из частного чувства частной собственности. Внут- ренний «зверь» всегда будет прорастать наружу. Будь ты с портфелем, будь ты с сохой.
Люди согласны на любую ста- бильность.
Вот – дерево. Если его тело распилить на доски, то можно поставить забор. А вот – зем-
ля. Из неё получаются кирпи- чи, из кирпичей – дом. Вокруг дома – забор. А вот и снег. Холодно. Но войдет человек в своё жилище, затопит печь и зажжёт свет. И будет тепло. Потому что только человек умеет делать тепло вокруг себя, когда вокруг – стужа…
Люди слушают друг друга, потому что хотят, наверное, понять себя.
Время безнадёжных много- точий в России постепенно превращается в поистине зо- лотые двоеточия, за которыми потихоньку начинает прогля- дываться перечень дел и же- ланий.
Земля – кормилица. Эту ба- нальность желательно про- чувствовать каждому лично: не только хлеба, но и сами люди, и их вещи, их окруже- ние; всё, абсолютно всё сра- ботано из материнского ис- ходного материала – Земли. А она начала скудеть и болеть. Есть кой-какой должок у нас, людей, перед этой первопри- чиной; люди жизнь «делают», а земля её производит иначе
– рождает. Есть разница?!
В совхозе «Восточный» – на открытых площадках и в па- вильонах – собрано колос- сальное количество техники

156

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

со всего света. Обидно, что участников конференции (а ведь это, как правило, глу- бокие специалисты экстра- класса) чиновники прогнали за полчаса-час мимо интерес- нейших экспонатов, около ко- торых стояли такие же специ- алисты-экстра, конструкторы и директора, притащившие свои технические детища за тысячи километров и смон- тировавшие их здесь. Вечно торопимся. Куда? Торопим- ся… показать! Чтобы что? Чтобы – показать всё. С раз- махом. Здорово, конечно, но специалистов жалко. Я видел их возбуждённые, но несколь- ко растерянные лица. Нельзя травить практиков мимолет- ным показом.
Сядь и задумайся. А потом встань и делай. Земля тебе от- дала свою жизнь. И ты теперь ей отдай свою.
Воображение – единственная реальность. Оглянись: мир людей целиком был вообра- жен ими самими – плоть лишь
«наросла» во времени на чер- тежи, схемы и слова. Осталь- ной мир воображён не нами. Цивилизация – плод фанта- зии, развившийся в материн- ском чреве и за счёт него. Воображение – единственный обоюдоострый инструмент, практически приравнявший
человека и к Дьяволу, и к Богу. Выбор – внутри нас и он всегда свободен. Внешний мир заходит в экологические тупики, потому что не эко- логично развивалась «внут- ренняя среда» человеческого обитания, внутренний мир. Главная причина проблем
– одухотворение сознания
– кажется такой отвлеченной, такой малосущественной… Человек «вытянул» в мир бы- тия колоссальное количество вещей, которые вступили в завораживающее взаимодейс- твие: осталось лишь «выду- мать» для всего этого самое главное – саму жизнь. В мире эту «технологию», когда жи- вое рождается только от живо- го, называют одухотворением. Весь внешний мир одухот- ворен, так сказать, Творцом; одухотворение внутреннего личного мира – работа каж- дого. Понятно, что энергию эмоций, силу знания, деньги и время следовало бы вклады- вать именно в причину фено- мена человеческого бытия – в пробуждение его внутреннего само-содержания. Через это может произойти одухотво- рение всей деятельности че- ловека на Земле и не только. Необходимость уже осознана. Но как «дотянуть» труднофор- мализуемые духовные компо- ненты человеческого бытия до сугубых технологий? Воз-

157

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

можно, в одиночку получится
«дотянуть» себя, чтобы потом следы ремесла автоматически
«жили», а не просто «работа- ли».
Будьте бдительны: следствия любят рядиться в одежды причины! Образ порождает подобие, подобие порождает вещь.
Не напиться чистой воды из замутнённого источника… Земля – источник всей прак- тической жизни людей. Он сегодня даже не замутнён
– загажен и испорчен. Бес- плодие – расплата за эгоизм. Рациональная наша цивили- зация обрекла невидимые че- ловеческие души на голодную смерть. Следом за невидимым голодом замаячил голод види- мый: бесплодной становит- ся сама Земля. Труд тех, кто пытается вернуть земле пло- дородие, похож на подвиж- ничество, а речь их об этом зачастую поднимается до фи- лософского звучания. Потому что задача действий проста, как на войне: выжить.
Человек – очень «задумчивое» существо. Ближе к смертному одру число «задумчивых» за- метно увеличивается.
Червяк изначально находится в условиях патогенной мик- рофлоры и микрофауны. То
есть, в этой среде изначально содержится громадное чис- ло болезнетворных существ. После того, как червь пора- ботал, – продукт получается чистейший! Действительно, хоть в рот не клади. Патоген- ность исчезает. При этом сам червь не болеет. Сравните: творческие личнос- ти, «червячки» культурного слоя жизни очень любят «про- пускать через себя» духовную грязь и превращать её в про- изведение искусства.
Фрагмент интервью с извес- тным московским бардом Ю. К.
– Вижу печальную метафизи- ческую картину над Россией: колонизация её интеллек- туального и духовного про- странства. О ребёнке в моём паспорте записано: сын. Когда я с ним общаюсь, мои чувства доносят другое: я имею дело с одиннадцатилетним «чужест- ранцем»…
– Всё, всё понял! Я, наконец, понял, что вас беспокоит. Это беспокоит и меня. Но я смот- рю на вещи чуточку иначе. Это «иначе» объясняется раз- ницей между краткостью че- ловеческой жизни и длитель- ностью общих, исторических процессов. Выражаясь проще, можно утверждать, что ду- шевное развитие людей нахо- дится ещё в самом зародыше.

158

Русская земля.

Несчастная собственность.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Меня поразило наблюдение
– уж не помню кого, – что че- ловеческий «душевный воз- раст» не превышает уровень пятилетнего. Передо мной даже образовалась странная картинка, рисующая то, что происходит за гробом; вдруг я представил, что ТАМ челове- ческая душа вдруг становится равна самой себе, и ТАМ все наши души становятся строго
«пятилетними», «трехлетни- ми»… Точного уровня на се- годняшний день я не знаю. Но миллион лет назад она навер- няка была меньшего возраста, величиной, скажем, в «год»,
«два». Мне представился та- кой загробный «детский са- дик», где бегают пятилетний Гитлер, пятилетний Сталин… Они – играют, забавляются, обижаются, льют слёзы и со- вершенно не озабочены тем, чтобы сообщить СЮДА о том, как ТАМ живется. Им это просто в голову не приходит!
Отменить времена года не получится. Поэтому сеять и жать всё равно придётся.
Нынешний человек слишком
«короток», чтобы вобрать в себя весь мир. Поэтому он поступает обратным образом: измеряет собой. Человечес- кая способность сравнивать оборачивается причудливыми искусствами или нелепостью.
Потому что «уметь сравни- вать» – это одно, а «хотеть сравнивать» – совсем другое. Так и кончилось: умеем хо- теть! Так и растащили Образ на разно-образие.
Поднимаюсь по трупам дру- зей, спотыкаясь о трупы лю- бимых… И глядит с облаков старый бог-ротозей на борьбу пилигрима с вершиной! Не виновен, что выбор мой скуп: я друзьям предлагаю поги- бель; если ляжем не порознь, а трупом на труп – будет бо- гова ближе обитель. Подходи, и дурак, и мудрец – легче вы- быть из времени хором, но ве- ликий рыбак, наш небесный отец, браконьерит с небесным замором. «Никому… – его шёпот! – не верь…» Никому! Песня дней отравилась. Ни- кому! Никому! Все сомнения
– червь. И с вершины судьба покатилась! Не для черни не- бес Колизей! На три буквы послав пилигримов, возвра- щаюсь обратно по трупам дру- зей, спотыкаясь о трупы лю- бимых! Мертвецы поднимают стакан, им падение кажется взлётом… Мертвецы обраща- ются к мёртвым богам, и друг друга пугаются: «Кто там?!» Глянь! Душа – божий труп… Боже мой! Эй, кто мёртвый тут есть, аль живой?..

160

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Жизнь часто веселится, испу- гавшись Смерти. Это – полез- ная истерика.
Художник сказал: «Женское самодурство во многом обяза- но мужскому терпению».
Радость «новой жизни» пар- тия каких-нибудь «новых» разделит со всем народом. Но
– не поровну.
Алкоголики, преступники, хамы, мерзавцы… В каждом из них есть «спящая красави- ца» – Человек. И его иногда удаётся разбудить снаружи странным образом: алкоголем, преступлением, хамством…
Пока есть протянутая рука
– есть благодетель. Пока есть благодетель – есть протянутая рука… Надо оставить что-то одно!
Так в жизни случается. Шла по улице Принцесса, и вдруг стал на неё наезжать трамвай. Увидел это Нищий – успел толкнуть бедняжку прочь из- под колёс. Принцесса упала, расшибла коленку, испугалась очень. А когда трамвай отъ- ехал, встала и надавала Ни- щему по щекам, да ещё при- говаривала: «Как смеешь со мной так обращаться!» Потом они поженились и жили долго и несчастливо.
Было у отца два сына. Стар- ший умный, младший – дурак. Женились сыновья. Родилось у них у каждого тоже по два сына. Всего – четверо. Все ду- раки! Тут и сказке конец.
Жили-были старик со стару- хой. А для чего жили – не ве- дали. Так и померли: ни вре- да, ни пользы.
Всё будет проще и страшнее: устанет маг, уйдет спирит, и голос властный всё мощнее примкнёт к тебе. И – усыпит! Стерильна тьма. Сон панацея! Оракул мёртв. Перед толпой
– вожди, обманутые целью, и храм со сбитой головой… Ведомый вехами обмана, ты погубил своих детей! И мимо алчного кармана пронёс прагматик злато дней. Трясут глупейшие мощами старины. Беглец во времени обманыва- ет сны.
– Хочешь, Ваня, в белокамен- ной пожить? – спрашивает Царь.
– Хочу! – говорит Иван.
– Молодец! – говорит Царь. И
больше ничего не говорит.
Однажды Змей-Горыныч летал-летал и заблудился. Видит: в лесу гнездо чьё-то пустое, а в гнезде яйца лежат. Сложил Змей-Горыныч кры- лья, присел в гнездо отдох- нуть. Да и задремал нечаянно.

161

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

А как проснулся – слышит, из яиц птенцы вылупились…
«Папа! Папа!» – кричат. Боль- ше уж ничего он в жизни не услышал.
На высоком дубе в лесу дре- мучем чёрный Ворон триста лет сидел. Сидел и не разго- варивал. Никто от него слова не слыхивал! Но сказывали старые люди, что тому, кто Ворона разговорит, он дорогу к счастью покажет. Пробирался как-то через лес богатырь из народа. Увидел Ворона, удивился, спраши- вает: « А не знаешь ли, пле- шивый, в какой стороне моё счастье?» Обиделся Ворон на «плешивого», каркнул: « А пошел ты!..» Так богатырь русское счастье и нашёл.
Два небольших «диапазона» осмелился ты жизнью назы- вать: то слух играет в громкие резоны, то зрение спешит по- щеголять. Куда идёшь, то раз- рушая, то верша?! Шпаргалка умникам – беспечная душа!
За лесами, за высокими гора- ми, за бескрайними долами, за морем синим есть чудесная страна: еды вдоволь, питья вдоволь, иди куда хочешь, де- лай что умеешь… Кто найдёт ту страну – не возвращается!
Заспорили как-то соловей из
королевского сада и соловей из ближней рощи: чья песня лучше? Целую ночь спори- ли-пели на все лады! А утром пришёл в кузню деревенский кузнец, да как начал молотом по наковальне стучать – серп ковать! Громче всех получи- лось!
Одной страной правил глупый маркиз. До того глупый, что сам ни в какие дела не вмеши- вался и подчинённым своим вмешиваться не давал. И всё в той стране хорошо было.
Отобрал барин гусли-самогу- ды, а они у него – не играют… Отобрал барин скатерть-са- мобранку, а она его – не кор- мит… Отобрал ковёр-самолет, а он – не летает… Догадался барин: привёл Ивана-дурака, посадил его на ковёр-самолет, расстелил перед ним скатерть- самобранку, гусли преподнёс.
«Поклонись! – говорит, – за дары-то». Иван поклонил- ся. Тут барин и вскочил ему на шею! «Играй! – говорит.
– Корми меня! Вези, куда при- кажу!» Иван хотел было от- казаться, да не получается… Какое теперь чудо барин ни пожелает – всё сбывается! А Ивану и невдомек: что чудеса от его, иванова имени, как бы делаются… Иван-то – дурак!
– тоже вроде и при еде, и при музыке… Хитрый барин его

162

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

так и зовет: «Хозяин ты мой, Ванюша!» Ох, как Ивану та- кая честь по сердцу!
Что ж, чувствую присутствие умерших, когда пишу, когда живу один… Они – диктуют. Но, как зверь в манеже, не понимаю: зритель или госпо- дин?!
Он и Она бродили по летне- му Крыму. Вдруг Она уви- дела такое, что ни жить, ни быть – надо! А именно: пред- приимчивый уличный фото- граф предлагал отдыхающим сняться с самым настоящим медведем, который равно- душно позволял себя обнять очередному клиенту и только сопел через намордник. Пос- ле съёмки нужно было по- дойти к отдельно сидящей в тени женщине, заплатить три рубля и назвать свой адрес для высылки фото. Он и Она жили так, что всегда экономи- ли на мелочах. Она подошла к экзотическому зверю и стала принимать позы. Фотограф работал. Но в это же время из- за спины штатного фотографа интенсивно «работал» собс- твенным фотоаппаратом Он. Выписывать квитанцию они не пошли.
Редакционные мужчины тра- диционно «набирались», когда надо было кого-то пе- ревозить на новую квартиру.
Поэтому команда «грузчи- ков» собиралась весело и с большой охотой. На одном из новоселий-переездов мы начали «веселье» задолго до окончания процесса… Кое- как вынесли и закидали в грузовой фургон вещи из ста- рого дома. А перед дверью новой квартиры… Хозяин оказался суеверным! – «Надо кошку вперёд пустить!» Для счастья, значит. Ушли ловить кошку. Долго ловили. А один остался, да и уснул от пере- утомления прямо на лестнич- ной площадке… А вот как в квартиру заполз – не помнит! Помнит смутно лишь, как хо- зяин орал, да как опоздавший кот мяучил. В общем, не было счастья в этом доме ни тогда, ни после.
Нож хирурга – варвар от ми- лосердия. Куда вернее ману- альный пасс! Так и в любом искусстве: крик слабее шёпо- та.
Работа похожа на любовницу: если она зовет тебя к себе и говорит лишь: «Надо!» – ты скоро возненавидишь её, а если она зовет, желая сама от- даться, если нашёптывает без устали: «Хочу!» – рад будешь ответить ей тем же.
Где начинается Человек? Там, где кончается рабство. Лю-

163

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

бовь, Свобода, Человек – эти понятия подобны неуловимой Истине, поэтому их невоз- можно «определить» окон- чательно, у них нет «массы покоя».
Пришел директор, говорит:
«Напиши статью об Ижевске в годы Великой Отечествен- ной войны». Объём внуши- тельный. Партком завода, дескать, тебе за это пятьде- сят рублей заплатит, а подпи- шется под статьей секретарь горкома партии тов. З-ов. В Москве напечатают! Так всё и вышло. Редактор бежит с жур- налом, поздравляет меня. А я всё думаю до сих пор: кто из нас троих дурак? Я ведь еще и
«спасибо» говорил.
Хочу дать один совет поэтам- самоубийцам: перед тем как уничтожить (для доказатель- ства своей значительности, конечно же!) своё тело – поп- робуйте сжечь свои бумаги. Духовное самоуничтожение ничуть не хуже! А потом
– молчите! Год, два, семь, девять… Не будьте ловцами ненадёжного вдохновения, не уподобляйтесь ловцам слов и форм. Молчание выдрессиру- ет ваши способности так, что и образ, и форму, и вдохнове- ние вы будете брать во время работы не по способностям, а просто по потребности. Твор-
ческий коммунизм наступит!
…Если творец не желает ста- вить дату, значит, он претен- дует на всеобъемлющую бе- зымянность.
Коммунизм может быть пос- троен в: а) обществе… (кон- цепция XIX века); б) отдельно взятой стране… (концепция XX века); в) отдельно взятой общине… (концепция XXI века); г) отдельной личнос- ти… (концепция XXII века).
Нэлли! Это чудовище?! Нэл- ли! Ах, Нэлли! Это… Вы говорите странные глупос- ти! Нэлли очень приличная девушка. Лично я ни разу не видел, чтобы она отдавалась за деньги. Да! В её кошельке никогда не бывает мелкой мо- неты. В её голове никогда не бывает неправильных мыс- лей. Лично я ни разу не слы- шал, чтобы она утверждала, что власть и богатство – это гораздо хуже, чем просто бо- лезнь. Это чудовище?! Лично я никогда не видел, чтобы она воровала вещи. Или курила гашиш, а может, делала тайно аборт за абортом. Нет! Нэлли очень приличная девушка. Вы говорите странные глупости. Странные глупости. Стран- ные глупости. Да! Она под- ходит. Ко мне подходит. Она подходит. Ко мне подходит.

164

В прошлом хоронят грехи

совести, в будущем –

отходы производства.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

166

Она подходит: что, говорит, надо? Ах, Нэлли!!! У неё – грудь, у меня – час, у неё дети, но нет авто. У неё нет ничего, но есть я, который скоро уй- дет, но оставит взамен пре- жнего мужа, прежних детей, и не даст ей авто, как бы она не просила… Нэлли! Ночью она спит на спине. Ночью она сильно храпит. Как же её, как же её, как же её любить?! Фа- рами светит милиция в окна, Луна в окне, как жёлтые мыс- ли о жёлтом доме, в котором всем всё равно. Но лично я ни за что не поверю, чтобы такая девчонка в возрасте ма- тери спятила. Ей хорошо? Ей
– хорошо! Это чудовище… Вы говорите странные глу- пости. Нэлли – живой показа- тель труда и заботы. Лично я никогда не видел, чтобы она жила, как скотина: утром – подъём, днём – обед, вечером
– сон. Утром – подъём, днём
– обед, вечером – сон. Утром
– подъём, днём – обед, вече- ром – сон. Разум и чувство не порождают чудовищ.
Перпетум мобиле… Останови, попробуй! То мрак пустой, то божий день… На колесо, кру- тимое природой, накинут был замысленный ремень! Как вал заржавленный, от бега свежих мыслей, скрипя, раскачивался быт… Крамольный плод сла- щавокислый – поспел, гремуч и знаменит. И рад бы сбро-
сить ты тот привод дерзно- венный, давно уставший от высот, умом больной, на токи сердца бедный… Застопорить бы весь природы ход! Чтоб внукам мог рассказывать ты сказки: мол, был Олимп, да… сглазили салазки!
Вспомните! Вам наверняка приходилось встречать этих мерзких старух – абсолютно одиноких и абсолютно злых: они «победили» всё, кроме собственной правоты.
Учись всему, что ищешь, – у детей! Они «барометр» кос- ности твоей. Они то жертвы мстительных затей, то пут- ники средь умерших путей… Они – зерно. А ты?! Не бог и не учитель, для дней сво- их погонщик и влачитель, ты им не дождь… Ты – суховей. Дитю ты преподашь, как надо драться, тебя дитя научит улыбаться!
Художник сказал: «Идеоло- гия – это болезнь мозга». Ху- дожник сказал: «Добро и зло
– это болезнь мозга». Худож- ник сказал: «Человек – это болезнь мозга». Художник сказал: «Мозг – это рак мате- рии».
1. Говорю тебе, что ты урод, и ты убиваешь меня. Беспоща- ден эгоизм «избранных», уве-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ренных в своём совершенстве и уникальности. 2. Говорю тебе, что ты урод, и ты гово- ришь мне, что я тоже урод. Мы равны, как животные. 3. Говорю тебе, что ты урод, и ты жалеешь меня. Если не убью тебя за это, – мы подру- жимся.
Наутро, после праздника, один говорит другому: «С от- ступающим тебя!» Если вы знаете, что такое настоящее похмелье, вы оцените юмор по-достоинству.
В Читинской области в посел- ке П-гунск стоит погранич- ный отряд. Рядом со штабом
– здание госпиталя. На входе в госпиталь – военный де- журный в… пижаме. Выздо- равливать здесь опасно, сразу пошлют в наряд, потому что в штабе знают: лучший лекарь
– дисциплина.
…Мечтаю о той степени все- общей талантливости и взаи- мопонимания, когда актёры, прочитав мельком короткую фабулу, смогут разыграть пе- ред зрителем неповторимый спектакль настоящей жизни.
Одной и той же шутке боги посмеются: «Эй, человек, быть равным – подожди!» Мечтатели, поэты револю- ций, по крови поднимаются в
вожди… Толпы пристрастие, как масса смоляная, хватает избегающих толпы; над новой кровью вождь провозглашает:
«Убей врага и будешь счаст- лив ты!» И ты откликнешь- ся, исполнен сил премного, и женщину поставишь под ружьё, и взгляд детей, (всегда курьеров Бога!) ты обратишь в безверие своё! В награду
– кровь! Хотите ль, не хоти- те ль: вершина человеческая
– гибель.
Художник сказал: «Путник! Если у тебя больше нет денег на распутность – женись».
Почтовый ящик перед празд- ником был пуст, и в праздник пуст, и после праздника – пус- той, как всё пустое… Вот так приходит старость.
Ложь может быть прекрасна, вдохновенна! А фальшь душе, как органам – циан. Ложь это воинство, а фальшь – дитя об- мена: обмана всех – за свой самообман. Следи! Как гос- тю дверь отворишь: зачем смеёшься громче ты и громче говоришь?!
Тяжкий вздох облегчения! Знакомо?
Сказав невежливо: «Иди, я не держу!» – Прочней, чем цепь,
– остудой привяжу…

167

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Надо было кормить семью, а он занимался чёрт знает чем: марал бумагу, спать по ночам не давал, на машинке
«тюкал». Жена действовала в такой последовательнос- ти: гордилась, надеялась, не замечала, терпела, скандали- ла, презирала. Когда слова кончились, она произнесла:
«Пис-с-сатель!» – её чуть не стошнило. Они развелись. Он стал писателем. Итак. Упря- мый мужчина ходит по пря- мой, упрямая женщина ходит по кругу. Если круг слишком тесен, прямая пересекает его дважды.
Растёт, как говорится, как привыкли мы слышать, благо- состояние… Много уж веков
«растёт»! Каждый век – зано- во, как трава. А вот до деревь- ев, до настоящего живого леса
– не дотянуть. Политический сенокос не позволит.
1989 год. Художнику в нашей конторе вручили по случаю дня рождения (тридцать один год исполнился человеку) ку- сок мыла и талон на приобре- тение бутылки вина. Ничего в ответ не сказал Художник...
Как старец, не умеющий до- стойно покинуть мир, так жа- лок строй вандалов и тиранов, сменявших юность мира – на позор!
ОБЫВАТЕЛЬ видит лишь волнение собственной жизни и такие же волны жизней бли- жайших соседей, зрение его не может распространиться дальше высоты волны собс- твенной жизни, горизонт его обзора недалёк и одномерен, но на пределе своей зоркости глаз его дотягивается до сле- дующей, куда более высокой волны, и это –
ЛЕТОПИСЕЦ, он способен отстраниться от своей лишь жизни и видеть время деся- тилетиями, то есть обобщать движение волн жизни обы- вателей, а феномен зрения тянется выше, где есть очень большая волна жизни, и это – ГЕНИЙ, чувства и аналити- ческий ум, и талант которого охватываются уже веками, он, гений, видит и понимает все предыдущие слагаемые, использует их, но видит и не- досягаемое для себя, видит великую высоту бытия, духа, веры, учений; и это – ПАСТОР, который плоть от плоти сам порождение от все- го предыдущего, но ощуще- ние мира он способен понять через груз тысячелетий; на грани чутья и жертвенности дотягивается он до послед- ней возможной человеческой высоты, до чуда, именуемого ЧЕЛОВЕК.

168

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Искать культуру в законах дисциплины так же безнадёж- но, как веру – в ритуальнос- ти.
Сюжет подачи и восприятия жизни – вещь чрезвычайно подвижная. Не здесь ли не- приятие и вечное недоразу- мение между «старым» чита- телем и «новым» писателем?!
– ведь всё меняется: то, что вчера было утончённой пси- хологией, сегодня – баналь- ное действие… Лишь «непод- вижные» молитвы спокойны; в замкнутой и охраняемой неподвижной жизни они пре- ображений не знают.
Нельзя долго подниматься вверх по лестнице познания, опираясь всё время лишь на одну и ту же, хотя и высокую, ступень – на какую-нибудь единственную «истину». Так старик, не умерший вовремя, может озлобить сердца детей до бесчеловечности.
Когда я смотрю на моих соб- ратьев, то всё больше про- никаюсь мыслью о том, что, конечно, не труд, который распространён в природе чрезвычайно широко, сотво- рил из обезьяны человека, а
– страсть к подражанию. Воз- можно, первой обрела разум не та обезьяна, которая много и хорошо работала, а та, кото-
рая лучше других научилась притворяться и корчить рожи.
Художник сказал: «Женщина, сделавшая шаг в интимных отношениях первой, не про- щает никогда!»
Что подводит любящую маму больше всего? Фальшивая бодрость!
Принцип недостаточности: если вы откажетесь от соблаз- на выражать свою любовь к ребёнку через обслуживание, то контролируемая «недодан- ность» заботы обернётся для него возможностью самостоя- тельно реализовать свои спо- собности. Скупая и мудрая сдержанность старшего – это свобода младшего. Осторож- нее! Сильному слишком легко заполнить собой чьё-то пус- тое существование!
Один мой знакомый неожи- данно увлекся учением Агни- йоги. Прекратил пить, курить, занялся спортом, стал писать стихи, дух и тело его рас- прямились. Сам он объяснял быстрые метаморфозы так:
«Я научился аккумулировать энергию, беря её из того, что вокруг». В том же году у «ак- кумулятора» неожиданно на- чала чахнуть и умерла моло- дая, буйно-сварливая жена.

169

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Нет, дьявол дьяволу не вы- клюет глаза… Спасители гры- зутся ради паствы! То лесть случится, то угрозы залп, то голод, то обещанные яства. Где мелководие, там лоцма- ны в цене, и ценятся в без- верии фанаты: «Спасение!»
– кричат. Ан, нет: слепым не страшен выход за фарватер... Спасители вели тебя из рода в род. И вырос ты, спасённый. Но – урод! О, сколько раз ты сам себя вонзал: в глаза Спа- сителю и дьяволу – в глаза!
Логика интеллигента: «В гос- ти зайти? Чаю попить? Мож- но! Носки чистые».
А нельзя ли путешествовать по лучам света? Вселенная ведь буквально забита све- том! Миллиарды световых лет затратила жёлтая крапин- ка в небе, чтобы дотянуться до нас. Пользуйся! – Вот она, дорога, обманувшая время.
Пришёл добрый молодец в царство тёмной силы и стал подвиги совершать, себя не жалея: и дракона зарубил, и жену его не пощадил, и де- точкам драконовым головки отсёк и на мелкие части пок- рошил. Реки в тёмном царс- тве высушил, поля вытоптал, дома пожёг. Вот какой моло- дец, не гляди, что добрый!
Вы замечали за собой стран- ное состояние задумчивости, когда вы подолгу рассеяны, но краешком сознания удер- живаете ещё внимание на каком-то предмете. И вдруг в голове, как цыпленок из-под скорлупы, неожиданно вдруг проклёвывается невесть отку- да пришедшее…
Знал одну женщину, которая с юности украсила свои се- рые будни рабочей лошадки заводского социализма пе- рипетиями алкогольного са- мотворчества. В «налитом» состоянии она обычно мирно посапывала на диване перед включенным телевизором, и, случись землетрясение или потоп, она вряд ли бы проре- агировала на угрозы стихии. Но – не дай бог! – если кто- то посягал выдернуть из сети шнур телевизора. Реакция её была мгновенной: она кри- чала, нападала и защищалась так, как если бы совершалось покушение на её жизнь. А что, собственно?! Возмож- но, так оно и было: пустота в душе, в мыслях, в прошлом и в будущем – весь этот вакуум требовал хоть какого-то запол- нения и телевизор давал эту единственную возможность, эту единственную иллюзию причастности и понимания. Так аппарат искусственного дыхания обеспечивает боль-

170

Самое сильное жизнен-

ное лекарство – смерть. Всё дело в дозировке.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

172

ному жизнь. Так иллюзия реального соседства с чужой экранной жизнью и была, по сути, её собственной. Она, действительно, защищалась от «покушений»… Балован- ный ребёнок не в силах рас- статься с соской-«пустыш- кой». Так душа-пустышка не в силах расстаться с «соской для глаз».
Домашний хроникёр велико- лепно пишет прозу в разме- ре… абзаца. Когда он состав- ляет из отдельных абзацев произведение – получается плохо. Почему? Автору по- нятна логика «картинки», но неприятна логика действия, скучна долгая последователь- ность изложения. Будто вя- жет человек из слов, мыслей и желаний чудесную пряжу, а нить, едва начавшись, рвётся. А можно ещё так сравнить: изготовил человек много-мно- го первоклассных деталей для сложной машины, а собрать их не может…
Редчайший человек может ис- пользовать свою свободу для самоограничения.
Женская энергия жизни – это константа, постоянная вели- чина, и если вы что-то там убавите или прибавите, ба- рышня восполнит нарушение своего равновесия непредска- зуемо.
Помните сказку «О рыбаке и Золотой Рыбке»? Не будьте наивны! Старуха никогда не скажет: «Хватит».
Равнодушие помогает про- фессионалу быть точным.
Предположим... Счёт – от дьявола, слово – от Бога. Счёт безусловен, слово произволь- но. Сочетание счёта и слова
– оружие психотерапевта: к цифре сознание «привязыва- ет» словесную «установку». Птичка поймана! А новое знание, сомнение, отрицание, дискредитация сказанного вновь «отвязывает» установку от цифры: птичка – вылетела!
Зарубежный опыт: 10 процен- тов аграриев обеспечивают всем необходимым желудок страны, чтобы 90 процентов остального организма обще- ства могли заниматься твор- ческим поиском путей жизни.
Лёха – человек из племени энтузиастов – пригласил в наш город поющего автора Б. из Москвы. Концерты сорва- лись. Лёха заплатил приезже- му артисту «неустойку», 500 рублей личных сбережений. (Леха – инвалид, получает пенсию 75 р., подрабатывает перепечатыванием текстов на машинке, иногда устраивает- ся работать сторожем). Поче-

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

му так поступил? Потому что
– обещал.
Был ураган. Над шиферным восстанием неслись немые ядра птиц, и бытия повест- вование звенело окнами раз- рушенных страниц… Не по- везло деревьям-инвалидам: взлететь хотели, а лишились рук. Пожар случился. И стало видно: соседи злые про бед- ность врут. Большие градины
– испуг и радость! (Соседи тащат восьмой ковер!) Гар- мошкой мармелада спуска- лись тучи в безмолвный взор сей жизни, простой и сытой… М, да-с! И в самом деле так?! С кривою огненною бритвой в небе не наигрался мрак! Всё грохотало озлоблённым обновлением. (Соседи вы- несли диван!) Собака взвыла. Наверное, и время глядит на каждого, как на… дрова. Ка- залось, что вся лень благопо- лучий звала огонь тех бритв! (Соседи застрахованы. Жаль. Скучно.) Уж тащит сучья му- сорщик в бачки помятые – от- ходов алтари.
Обязуюсь перевыполнить личную карму!
Да, я люблю тебя. Но ты не торопись свой разум бросить в чувств болото… Как кошку я люблю тебя! И – «Брысь!»
– произнесу, едва начну лю-
бить… работу. Ведь я живу в стране, где счастье – тяжкий грех! Поэтому не огорчаю тебя развратом дорогих утех. Средь тысяч разных нужд одну лишь различаю: я – пёс, я надрываюсь за хороший пай, бесценная, не для тебя ли?! Кошачий визг тот и соба- чий лай – вот память о стра- не, в которую влюбляли… Насильно мил, бежит пример со стороны: свободные здесь виноваты без вины.
Педагогические отмычки: мальчикам лучше подбрасы- вать задачки на преодоление, девочкам – задачки на соб- лазн.
Как заглянуть в будущее? Нет ничего проще! Если, конечно, вы освоили метод логической экстраполяции. Но учтите: бу- дущее не всегда светло и мо- жет испугать слабонервных.
«Какой кошмар!» – восклик- нут многие люди и опрометью бросятся назад, защищать своё прекрасное прошлое… А, мо- жет, всё-таки заглянуть туда, в завтрашний день? Ну, хоть одним глазком! Пожалуйста! Нужна только исходная точка отсчёта. Любая. Выберем для примера, э-э-э… увеличение в стране числа вспомогатель- ных школ. К чему бы это, спросите вы? И будете тыся- чу раз правы! Потому что это

173

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

оч-чень интересный симп- том. Вспомогательная жизнь. Очень выгодно увеличивать число её бастионов. А имен- но: программы ослабленные, ответственность пониженная, зарплата, соответственно, по- вышенная – это ли не путь в будущее, это ли не его прооб- раз?! О! Не надо останавли- ваться на достигнутом. Ещё выгоднее создавать высшие вспомогательные школы, го- товить по вспомогательным программам академиков… Чего уж там! Куда ни кинь,
«вспомогательная» жизнь су- лит выгоды и армии, и прави- тельству. Ух ты, куда занесло!
«Какой кошмар!» – восклик- нет наивный простачок. Не нравится – не смотри. Кому кошмар, а кому прямая выго- да. Это же наше будущее, что хотим, то и делаем.
Художник сказал: «В период хорошего настроения я невы- носим».
Секретарю партийной ор- ганизации, романтичной Иринке, было сорок, когда душа зашаталась… «Идеалов больше нет! Будь я мужчина, обязана была бы застрелить- ся, но у женщины всегда есть дополнительный шанс найти в жизни смысл. Рожу треть- его!» – сказала Ирина. Так и поступила.
Валя – технический секре- тарь. Даже в самые трудные моменты жизни она говори- ла: «Всё будет хорошо!» И от этих душевных слов каждый чувствовал прилив бодрости и сил. Логика предельно про- ста: ведь если десять, двад- цать, тридцать лет до этого было всё плохо, то не может же это продолжаться вечно! Вечного ничего не бывает! Значит, права Валюша: «Всё будет хорошо!»
Высокий, умелый, очень от- зывчивый. Будьте осторож- ны!
Был дивный край и в том краю рос дивный дикий лес. В лес человек мечту свою принёс и – лес исчез. Но в том краю взошли сады, в садах плодам простор, но не дал как-то бог воды, – садовник взял то- пор… И проклял разум землю ту, и уж любить не смел; из камня вырубил мечту, и – сам окаменел.
Дней испуг, как долгий звон, тянется и тянется. Мира суть
– она и он – тыщи лет проща- ются. И уходят, дверью: хлоп! сотрясают бывшее… Он хо- лоп, она холоп! Оба – неба нищие!
Стартовые условия у людей равны: все пользуются в нача-

174

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ле равным исходным алфави- том. Произнесённые же слова различны, сказанные с умом и чувством – противоречивы, помысленные «свыше» – не- примиримы. Сложное всегда чревато враждой.
Хрустальный шар повис во мгле, и осветилась мгла, и умер дьявол на Земле, и пре- кратил дела. Была в том шаре чистота, какой не знал никто
– гордыню выжгла высота над каменным плато… Угасли споры вещества в том равенс- тве огня, и отлетел всенощный вал от бывшего меня! Хрус- тальный шар, ничья мечта: присваивать? не лги! И, коль пугает высота, – беги! беги! беги! В норе, в бреду, в чужой дали не гаснет луч любви; нет Бога выше для Земли, чем по- мыслы твои! Рождая свет, в огне свечи, Вселенная, вопи! А ты... молчи! молчи! молчи! И, как ребёнок, спи. Сойти с орбиты бытия пустяшней пустяка. Но есть невидимый судья и – свет для дурака.
Ах, девочка моя! Динь-динь! Сломался ключик медный… Динь-динь! Ах, как же я те- пеpь пойду тебя любить? Ах, девочка моя! Динь-динь! Сто- ит под дверью бедный – динь- динь! – влюблённый человек: ты пожалей его. Ах, девочка моя! Динь-динь! Зачем ты от-
пустила – динь-динь! – моей любви слова: им тяжело ле- тать. Ах, девочка моя! Динь- динь! За дверью затворённой послушай и поплачь о том, что страшно жить. Динь- динь! Ах, девочка моя! Динь- динь! Ведь я пpиговорённый
– динь-динь! – всегда любить тебя – динь-динь! – но не пой- му: за что?! Динь-динь...
Я выбиваю «сто» из всех воз- можных ста, всё «золото» за мной, а вам – лишь пустота! Бегу, как заводной, по финиш- ной прямой, затем, чтоб пер- вым взять все первые места! Гульба, вино, табак – соблаз- ны бытия: выигрывает тот, кто бегает, как я. А тот, кто проиграл, уходит за черту, но пробует на вкус всё ту же су- ету…
Ах, мы с тобой не виделись чудовищно давно! Об-быти- лись, обиделись, упали, как на дно. Обида долбит в темя:
«Дурак, чему ты рад?!» Обида
– это время, ушедшее назад. Ах, мы с тобой не сладились, не знаю почему: привадили, привадили обиду, как чуму! Сквозь ночь перемогаем, с изменою – сквозь день! Оби- да – это наша цветущая бо- лезнь… В ладонях жизнь не взвешивай, добавки не проси, любовью полубешеной люби- мой не грози. Обида держит

175

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

цепко не встречные пути: ах, что же мы теряем, надеясь об- рести?!
(Грустные частушки) Нару- шила, прокушала, прожорли- во-активная, всё наше небо шушера – Гаонида реактив- ная. Летела, кувыркалася, упала, непутёвина: от лётчика осталася на трех ремнях х... вина. Ах, где ещё не лета- но, не топтано, не сажено? Винтами небо смотано, тур- бинами загажено! У деда со старухою по коже дрожь гу- синая… Заместо луга нюхают Гаониду керосинную! Зачем она летательна, зачем она шу- мительна? – Гоаонида не пи- тательна, Гаонида утомитель- на! Пожить бы нам у речечки, век землю ковырякая: не баре, не помещички, зато имея вся- кое! – Любовь там сеноваль- ная, хорошая, интимная, без обмана повального и средс- тва превентивного. Туманы земляничные, поляны, травы, россветы! Не надо загранич- ного – поят колодцы досыта! Железом небо каркало, и – вылупилась птичка… Пошла по свету брякая, пустым-пус- то яичко. Кругом сплошные роботы. (В себе не обознаться б!) Иванко, не ходил бы ты с Гаонидою тягаться! Летела, кувыркалася, упала, непутё- вина… От всех от нас остала- ся на трех ремнях х...вина!
Зачем вам царские места? Дитя свободы – голь. Пре- дельно логика проста: кто голый, тот – король! Зачем бежать через моря, хотеть иль не хотеть, и в голове пустой царя зачем зазря иметь?! Па- лач – заложник у шута, пока злословит шут… Предельно логика проста: лишь мёртвый счастлив тут!
Хорошо бы рано утром, улыб- нувшись, с песней встать, хорошо бы в жизни мудрой глупость делать перестать. Хорошо бы, хорошо бы об- новляться, что ни день! Хо- рошо-то хорошо бы, только
– лень. Хорошо бы жить рабо- той: строить, веровать, искать,
– как по азбуке по нотной, к музам тихим привыкать. Хо- рошо бы, хорошо бы обмануть тоску-болезнь… Хорошо-то хорошо бы, только – лень. Вот бы вееры фантазий отпустить, как стаю птиц! Вот бы с неба прямо наземь! Вот лицом бы в небо – ниц! Хорошо бы, хо- рошо бы быть полезным, как женьшень. Абы, кабы, если б, то бы… Только – лень!
Ты приходишь ко мне, голу- бые глаза. Это небо в окне
– наш прощальный вокзал… Ах, как манит туда, в синеву, в синеву… Не люби «навсег- да» – я недолго живу! Нам бы, взлёты верша, не изведать бы

176

Интересный собеседник

не тот, кто умеет говорить, а тот, кто умеет слушать.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

дна. Но подвижна душа лишь когда голодна. Голубые глаза
– небеса, небеса! – наш про- щальный вокзал, на ресницах роса. Ты приходишь уйти… Ноет тайна во мне: замерзают пути наяву и во сне. Веселее пляши! Наша жизнь – шансо- нье! Не летят две души, если свя-зан-ные… «До свиданья, моя!» – «Не забудь про меня!» Одинокий коньяк… И, как снег, простыня.
Без разницы с кем быть. Что?
– Безразлично слушать… Со- прикасались лбы и замыка- лись души! Когда? Не помню час. Зачем? Никто не ведал. Исходом лет стуча, соседка шла к соседу. И был галан- тный вальс, и дух струился винный, и старый унитаз жи- тью справлял помины. Ре- месленница снов – фантазия резвилась. Увы, давным-дав- но осилил опыт силу. Любим, но – одинок, влюблён – еще ужасней: не веселит вино, не огорчают басни. Соседка шла грустить в нору, в судьбу, в угар, шептала: «Отпусти!»
– пустая донага!.. Стоит слеза прошеньем, нужда гордыню застит. Что?.. Было б продол- женье – до преисподней счас- тья.
Конфеточки, бараночки, на- пёрсток для вина, – ах, у му- зейной дамочки культуры до
хрена! И на лице раздумия, и говорит умно: живет она, как мумия, в том смысле, что
– давно… Судьбе не стала парою, не начала с нуля, ах! – любит дева старая терьера-ко- беля. Ей на роду написано ка- чать в душе весы, да нарезать изысканно кружочки колбасы. За книгами, торшерами, не- брежна, но важна, страшнее, чем холерою, – собой зараже- на. Всегда смешно-печальная: кто ж поведёт сквозь мглу?! Лишь преданность нахальная в глазах терьера-блу.
Надо быть на «ты» и с собесед- ником, и с выбранным делом. Собственно, к письменному столу я пришёл совершенно добровольно. Но не без плута- ний. Астрологи утверждают, что покорного судьба ведёт, а непокорного тащит. Меня
– тащила. То есть: я учился и – писал, влюблялся и – пи- сал, работал на производстве и – писал, веселился напропа- лую и – писал, стал работать в «свободном пространстве» и – всё равно писал… Теперь я не учусь, не влюбляюсь, не стою за станком, не пью, не курю, но – пишу! Вот так и
«затащило» в профессию.
В нашем искусственном мире самым непосильным делом стала... естественность! Вы что-нибудь понимаете, что

178

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

происходит?! Для того, чтобы жить по здравому смыслу и нормам естественности, при- ходится бороться и с самим собой, и с окружением! Впро- чем, многие светлые умы и до нас называли этот, хотя и прекрасный, мир ненормаль- ным. Взаимоотношения – вот мерило естественности; если их приходится специально оговаривать, значит, что-то, наверняка, не так. Ведь слово
«Фас!» может сказать и толпа, а ты поддашься иллюзии, что
«общество просит» и будешь до конца дней своих зараба- тывать на хлеб всё тем же
– «Гав!».
Книги мне нравились с де- тства. Самая первая назы- валась «А-бу». Читать сам в этом возрасте я ещё не умел, но садиться на горшок без книжки отказывался катего- рически. Обязательно требо- вал: «А-бу!!!»
Время нельзя поместить в машину, оно – только для жи- вых.
Движение, движение! А лю- бимый маршрут?.. Не стоит его искать где-то отдельно на карте, в воспоминаниях или, наоборот, в будущем. Всё гораздо бесконечнее и про- ще: любимый маршрут – это жизнь!
О своей профессии скажу на манер сексологов: она меня вполне удовлетворяет. И ещё: репортаж о жизни можно вес- ти из ЛЮБОЙ точки жизни. Мне кажется, говорить о про- фессии, как о чём-то особом, неправильно. Все мы тут, на Земле, герои одного общего фельетона… Этот фельетон называется «История», «Ци- вилизация», «Светлое буду- щее» и т. д. Жаль, что у такого замечательного произведения природы всего один-единс- твенный читатель… (Аминь!) Так вот, я занимаюсь тем, что- бы читателей нашего фельето- на-жизни было чуть больше.
Все мы хорошо знаем, как проходят встречи на высшем уровне – встречи в верхах. Торжественные речи, приё- мы, обмен мнениями, обеды в честь высоких договарива- ющихся сторон и так далее. Эти встречи широко освеща- ются средствами массовой информации. Но ведь жизнь происходит не только там, на- верху, – она одинаково насущ- на во всём своём диапазоне. Поэтому, наверное, обидно тем, кто внизу, что их «не ос- вещают». Можно восполнить этот досадный пробел. Итак: после дождичка в четверг вы- пал снег, похолодало, в Д-ах застыла кочковатая грязь, а в деревню В-ни обещали за-

179

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

везти продукты – очередь у магазинчика жители пришли занимать в четыре утра… Чем хороши встречи в низах? А тем, что встречи в верхах случаются не каждый день, а встречи в низах – сплошь, да рядом! Итак. Нижайшие договаривающиеся стороны в кратких, но энергичных выражениях обсудили нераз- решимые задачи никуда не текущего момента. В резуль- тате краткой предварительной беседы была достигнута дого- воренность о вечернем «при- ёме» по ноль пять внутрь. Очередной приём состоялся за углом. Не так давно прак- тически все нижайшие дого- варивающиеся стороны, не сговариваясь, пришли к еди- ному консенсусу – послать всё подальше! Народно-рати- фицированный «посыл» ши- роко используется при лич- ных встречах, у прилавков и в транспорте, а так же – в обяза- тельном порядке – при чтении центральной печати, публи- кующей Указы верхов. Голая, бедная старость – отличитель- ная черта при встрече в низах. Число умерших от скромнос- ти не поддается исчислению. В столовой райцентра был дан очередной обыкновенный неторжественный обед ни в чью честь. Обед выдавался в порядке всё еще живой оче- реди по закупочным ценам.
Нижайшие массы целиком и полностью одобряют свои собственные законные же- лания. Об этом говорилось в специальных выражениях, адресованных верхам. Встре- чи в низах не прекращаются. По некоторым прогнозам го- рячая встреча низов и верхов в будущем – неизбежна.
Спать! Спать! Надо спать! Не открывайте, милые, гла- за… Самый страшный сон не внутри, а снаружи… Не дай вам Бог проснуться! Са- мая лучшая жизнь – во сне! Вот плывут по высокому небу золотистые облака, и ты бес- платно летишь, куда хочешь, и никто не проверяет твою анкету… Вот принимаешь ты в своём большом и красивом доме веселых гостей… Ах, как вы веселы, как счастливы! Сон великолепен! Сон заме- чателен! Сон – лучшая форма жизни, известная природе! Не надо торопиться, не надо бояться, не надо думать о дне вчерашнем и дне завтраш- нем, не надо думать о гроши- ках и кусочках… Ничего не надо! Потому что это лучшее из царств – сонное царство. Царь тоже спит и бормочет во сне всякие глупости, стража спит на своих постах, спят с открытыми глазами царёвы слуги – все спят. Спят уши, спят глаза, души и руки ре-

180

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

месленников… Ах! Лучшая из жизней – во сне! Не надо просыпаться, не делайте ошибки. Проснётесь – пожа- леете… Милые мои! Слыши- те, играют в небе звуки? Это поют наши летающие души. Не просыпайтесь, милые, до срока! Но открылись вдруг глазоньки сами! И увидели вдруг: плоха избушка, больна старушка, нету грошика, мал кусочек… Ах! Что же делать- то? Спать!!! Надо спать!
Из школьного курса чудесных химических наук всякому че- ловеку известно, что из себя представляет лакмусовая бу- мажка. Удобный такой инди- катор среды. Если эта среда имеет отклонение в сторону агрессивности, то бумажка всё немедленно зафиксирует и покажет: покраснеет или по- синеет. Ну, это в химических средах… Аллегория насчёт лакмусовой пробы – по дру- гому поводу. По поводу чело- веческой среды, той самой, в которой мы живём: дышим и не дышим, молчим и не мол- чим, видим и не замечаем… В этой нашей среде есть отде- льные чувствительные люди, обладающие естественным даром реагировать на «кис- лотность» или «щёлочность» окружения. А вот и «кон- центрированные» носители среды. Например, начальники
домоуправлений, прокуроры, судьи, народные депутаты, председатели горисполкома
– список велик. Приходит в кабинет к такому представи- телю «лакмус» и объявляет:
«Я обнаружил несправедли- вость, отклонение от чистых правил, примите, пожалуй- ста, меры». Тут представи- тель среды раздражается и начинает синеть от страха или краснеть от злости. Наоборот всё. Такая химия. В кислоте сидеть – кислому быть.
Простому человеку в России надеяться не на что, потому что он – вне закона. Никто его не спрашивает о законе, когда тот принимается и ник- то не помнит о законе, когда человек ссылается на него. Русский закон есть утопия. Чтобы существовать мирно, нужно существовать смирно.
Что происходит? Почему уто- пающий может до одурения кричать о помощи, а наблюда- тель стоит твёрдо, всё видит, но – ничего не чувствует? Мо- жет, наше общество, пережив фазы тотального энтузиазма, тотального уничтожения, то- тального патриотизма и та- кого же пьянства, вступило в свою венценосную стадию – тотального ступора? Видеть, но не чувствовать. Не чувс- твовать – значит, оставаться в

181

благополучии?!

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

«Надо, господа-товарищи, ра-
Существует, вероятно, «рус- ский феномен»: жизненную энергию людей можно не- вероятно, неправдоподобно долго поддерживать самым дешёвым и самым бесплат- ным образом – на одних лишь обещаниях, на вере. Напри- мер, обещаниями о скором изобилии и абстрактным обе- щанием света в конце тунне- ля – будущим. Эта погоня за несъедобным, но очень быст- роногим «резиновым зайцем» оказалась роковой для самых выносливых гончих из той ещё, самой первой стаи во- оруженных идеалистов. По- том выдохлись менее вынос- ливые. И вот – «кончились» участники массового забега, народ… Можно бы, конечно, и ещё побегать, но уж и ноги не держат, и захребетники (ко- торых по правилам «забега» положено везти на себе) стали такими большими, что сами не на шутку взволновались: не подломились бы ножки у
«опоры» и «оплота» – наро- да. Надо бы покаяться слегка, да подкормить чуток… обе- щаниями – авось, и дальше можно будет ехать. Главное
– держать резинового зайца перед самым носом. Так… Так… Вперёд! Быстрее, ещё быстрее! Ату его, ату! В пе- реводе на наш повседневный язык звучит до боли знакомо:
ботать ещё лучше, ещё добро- совестнее, и тогда всё будет в порядке».
Русский феномен – это удиви- тельная способность реагиро- вать на голое обещание точно так же, как реальный хозяин реагирует на реальные вещи. Вот тут и проявляется ори- гинальное устройство русс- кого духа; вместо того, что- бы просто стряхнуть с себя глупый морок, обманутый человек впадает в состояние, которое точнёхонько выража- ет наше же, доморощенное словечко: на-пле-вать! На того, кто с кнутом, на того, кто с пряником, на дальнего и на ближнего своего, на дела и безделье, на бога и черта, на себя самого, наконец, – сто, тысячу, миллион раз напле- вать! Ни лая, ни пыли, ни азартной погони под фанфа- ры и прожектора, ни публич- но-показательной кормёжки победителей… Наплевать! Феноменальный росс легко обманывается через энтузи- азм, обещания, подачки, со- весть и душу – через всё, что угодно голодной, но ленивой его фантазии. А потом – ти- шина, физическое омерзение к жизни и духовная кома. Россия держится на «вере» и обещания здесь – страшный сладкий яд! Он всегда дейс- твовал безотказно.

182

«...Начинающему кончать

от кончающего начинать!»

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Сами по себе люди – сущес- тва маленькие и слабые. Но если за ними стоит чудови- ще, которым можно запугать любого до беспамятства, то что тогда? Всякая малая ве- личина будет вести себя в соответствии с повадками чу- довища. Имя этому чудовищу
– государство. Человеческой
«козявочке» монстр-держава, по существу, безразлична в силу её неудобоваримой ве- личины. И наоборот, взаим- но. Какой-то замкнутый круг. Задача текста – не обличать и не призывать. Дело в другом. Нет веры – нет и тормозов. В нашей жизни реальных кну- тов было слишком много, а выдуманных пряников ещё больше, – создалась уникаль- ная атмосфера: живи, кто как умеет, ничего теперь не жал- ко! Вера пошатнулась? Ско- рее, её «выключили» подобно лучу кинопроектора. То есть, её и не было… Сначала в зале новейшей русской истории сильно свистели и возмуща- лись. Потом привыкли и даже полюбили жить «втёмную». Теперь свистят на того, кто пытается восстановить сеанс жизни. Уже за новые деньги, разумеется.
Вспомните-ка свое детство. Обязательно припомнится дворовый или уличный хули- ган-верзила, который влезал в мирную игру компании, но
оказывался не так ловок, как о себе мнил, и, раздосадован- ный, делал в игре попытку за попыткой, забыв об очерёд- ности… Увы, любая наша
«правящая сила» похожа на этого самовлюблённого ин- фантила. Как тут играть даль- ше? Постоишь, постоишь, да плюнешь – пойдешь искать другой двор, где никому не мешает этот выскочка… Не игра ведь на дворе – единс- твенная жизнь! Наплевательство – это удиви- тельный инстинкт русского самосохранения. Смеющийся пессимизм – самая оптимис- тичная нота здешнего бытия. Тьфу!
Как известно, жизнь состоит из множества отдельных сю- жетов. Если смотреть на них издалека, то ничего подробно- го не увидишь, если разгляды- вать что-то одно вблизи – не увидишь ничего общего… Как быть? И я отправился к Художнику. Почему именно к нему? Потому что инспектор смотрит на жизнь с подозре- нием, госработник взирает на жизнь с высокой ответствен- ностью, обыватель глядит с надеждой или страхом, и только Художник смотрит на неё просто с улыбкой!
Ах, пчёлы! Что скажете гос- тю? – «Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-изнь

184

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

у нас тут! Летучая и кусачая. Жужжим себе, мёд жуём и вам пожевать оставим. Ж-ж-ж-ж! У нас, у пчёл, – тут полный природный коммунизм: мат- ка новым потомством занята, рабочие пчёлы соты строят, на луг летают. Лето, в общем. У нас-то тут хорошо, всё дав- но налажено: ни прибавить, ни убавить, а вот вас, людей
– ж-ж-ж-алко! В вашем чело- веческом улье живой пчеле, извините, человеку, то есть, велено быть «винтиком», да ещё и гордиться этим: держа- ва, мол, не забудет. Ж-ж-ж- уть! Нас, пчёл, вон сколько в одной семье живёт: коллек- тивный разум! А вас, несчас- тных, чем больше, тем вы ссоритесь сильнее, всё делите что-то, каждому винтику от- дельную шестерёнку подавай, а то и всей машиной командо- вать захочется… Мы в своем улье отдельных каких-то «ко- мов» для наших трутней не строим. Трутни есть, конечно, но для пользы – оплодотворя- ют. А ваши кого оплодотворя- ют? Во-он наш хозяин идет! Сейчас окуривать будет, рабо- ту нашу проверять, ну да мы не в обиде – брак не делаем,
– нам окуривание не меша- ет… А вот ваши мозги когда окуривают, вы, извините, сов- сем жужжать перестаёте. Мы хоть роем отделиться можем, если перенаселение, а вас кто
отпустит целым народом? А? По одному-то еле-еле… Ж-ж- жалко!»
…Недавно случайно удалось обнаружить в джунглях горо- дов удивительное сообщество единомышленников, называ- ющих себя «Служителями на- рода». Время словно не власт- но над этими людьми! Многие сотни лет назад они покинули путь прогресса ради сохра- нения в неизменном виде так называемой «веры в светлое будущее».
Наркотик жизни – отдавать- ся, обладать… Зачем же слух и зренье трачу?! Кто видит больше, чем способен пере- дать, тот жизнью платит за искусство передачи!
Сашка занимался самосто- ятельными тренировками. Ему нравились перегрузки, длительный бег «на выносли- вость», нравилось постоянно ощущать напружиненное, здоровое тело. Сашка читал книги и жил с прибаутками. Во всем общежитии он был один такой чудик. Однажды решил сменить работу – пой- ти на шахту. Предстояло про- демонстрировать своё здоро- вье специальной отборочной медкомиссии: слабых и боль- ных на шахту не брали. Саш- ка был полностью уверен за

185

себя. И тут…

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ное богатство – не золото, не
– Вы нам не подойдете, – ска- зал врач, глядя на кардиограм- му.
– Почему?! – изумился Саш- ка.
– У вас, молодой человек, пульс какой-то, извините, ду- рацкий – сорок два удара в минуту… Такого, знаете ли, быть не должно.
– Может, самописец врёт?
– предположил Сашка.
– Может… – неопредёленно согласился врач.
Сашка пошёл на повторное обследование. Накануне вече- ром, перед снятием кардиог- раммы, он как следует напил- ся с ребятами в общежитии, утром «положил сверху» пять чашек крепчайшего кофе, пе- ред тем, как непосредствен- но лечь на кушетку, рядом с кардиографом раз пятьдесят интенсивно присел. Сняли показания. Врач на комиссии улыбнулся:
– Ну вот, теперь всё нормаль- но.
Сашку на шахту приняли, но поработал он там не долго. Уехал. Тренироваться пере- стал. По пятницам выпивает сильно, в остальные дни «по чуть-чуть». Здоровья ещё много.
Всё в мире обоюдно: убей и – сотвори! Ушедший отовсюду, восстанет изнутри. Бессроч-
сны, не бунтари, не паства, а... «вес» вины. Виновен, что дыханье и мускулы слабы, ви- новен за порханье диктующей судьбы. Душа любая – пекло. Мир удивлён до дна: не вос- стаёт из пепла людская новиз- на.
Итак, спектакль закончился, и зал уж освещён, а зрителям так хочется чего-нибудь ещё. Им, как в атаке, хочется кри- чать: «Ура!» Над залом звук клокочется: «Ав-то-ра!!!» Не всё в том зале запросто. Ап- лодисменты – взрыв! Одни живут для авторства, другие для игры. Ах, третьи – это зрители. Пришла пора узнать чудес родителя: «Ав-то-ра!!!» Идёт, ногами шаркая, смешон и неуклюж, не богом, а мака- кою – талантливый сей муж… Уйдёт со сцены, крадучись, игрок пера, и скажет, в небо глядючи: «Ав-то-ра!!!»
Ботиночки с «протектором», рифлёная ступня… Ах, был бы я директором, гулял бы под коньяк. Зелёным тош- ным вечером иду себе, иду: хотеть, представьте, нечего, или «иметь в виду». Такой вот неприкаянный, – нестраш- ные грехи! – душа, как шавка, взлаяла на дяденек плохих. А с высоты осанистой, с бал- конной высоты слетает мат

186

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

цианистый, чтоб отравился стыд. Иллюзион фонариков, от снега чистота… Ах, был бы просто Шариком – от жиз- ни б не устал!
У тебя жена, у меня жена, только не одна у меня жена. Да. У тебя беда, у меня беда, только не одна у тебя беда. Да. До свиданья, друг, или, здравствуй, друг! Может, не один ты на свете друг. Да. Хо- рошо, что жизнь, происходит жизнь, только не одна между нами жизнь. Да. У тебя тем- но, у меня темно: вот и ляжем спать – за окном темно… Да.
Партийный писатель Г. очень хотел иметь кожаную куртку, но не было ни денег, ни самого предмета вожделения в про- даже. Тёща писателя Г. жила в глухом горном ауле. Однажды зять гостил у неё и на черда- ке дома он обнаружил вдруг старый, околевший от време- ни до каменного состояния, чёрный кожаный эссесовский плащ. Историю плаща выяс- нить не удалось, да это и не важно. Воодушевленный на- ходкой, писатель Г. повез «ко- жан» к себе домой – на Урал. Вез, скрываясь и прячась от нескромных глаз. Мало ли что: плащ-то эссесовский, а писатель – партийный… Писатель забросил на два года своё ремесло. Весь пер-
вый год он попеременно то держал задубевшую шкуру плаща над паром, то мазал его рыбьим жиром, касторовым маслом, вазелином. В конце концов, кожаная колода слег- ка размякла. Весь второй год писатель вручную – адский труд! – каждый вечер, сте- жок за стежком, аккуратно шил замшевую куртку; пере- лицованный плащ и впрямь походил на замшу. Пальцы писателя приобрели хватку струбцины, руки огрубели до крестьянского вида. На сов- местных пьянках Г. появлялся среди братьев-мужиков редко, а когда появлялся, говорил всегда об одном и том же – о
«кожане», пошитом из анти- партийного материала. Пи- сатель просто изумлялся сам своей смелости и смекалке: надо же! – нечистым не поб- резговал, из натурального г… свою конфетку сшил!
И вот, однажды Г. явился-таки на работу в своей полукамен- ной самошитой шкуре. К ве- черу все шевелящиеся места в верхней части тела писателя были растёрты до крови. Ко- жан, воняющий всеми аптеч- ными жирами и маслами сра- зу, прожил на новом хозяине всего один день.
Через некоторое время писа- тель Г. выпустил небольшой поэтический сборничек, в котором было много стихов,

187

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

188

пронизанных непримиримой ненавистью к врагам комму- низма.
В государственный магазин ходят нынче по малой нужде, а в коммерческий – по боль- шой.
Входящий в литературу пи- сатель обычно дарит своё произведение тому, кто из литературы уже выходит, со- провождая сей щедрый дар проникновенной эпитафией. Мысль о преемственности поколений здесь выражается творчески. Например, жизне- радостным росчерком на фор- заце: «Начинающему кончать от кончающего начинать!»
Наверняка, каждому из нас встречались в жизни странно- ватые типы, которые, вместо того, чтобы сорвать свежий помидор с грядки и съесть его или угостить друга, торопли- во рвут этот самый разнесчас- тный помидор с одною лишь целью – законсервировать, заготовить впрок, уберечь лю- бым способом от немедленно- го исчезновения; пока свежее не станет упрятанным под крышку, такие типы не ус- покоятся. Это – намёк. Идём дальше.
Лучшим временем для сбора плодоносных мыслей и чувств по-праву считается осень человеческой жизни. Много
неожиданностей и невзгод могут погубить будущий уро- жай: засушливая тоска, зной- ные страдания, лучи чужой славы, болото быта – всё это стихийные бедствия, грозя- щие урожаю бедой. Но вот всё позади: осень! Подойдут простые и надёжные спосо- бы консервирования чувств и дум. Как то: просушивание на ветру времени, маринование в местной редакции, соление текстов матом, стерилизация текстов при помощи сенти- ментальных соплей, хороши также кипячение на огне кри- тики, сбраживание, снятие пенок и т. д. Изготовлять ду- ховные творческие «консер- вы» в домашних условиях на уровне их промышленного приготовления (Союзы писа- телей, композиторов, худож- ников, архитекторов), не так- то просто. Это – факт.
Ну чем ты восхищалась: что говорил умно, не гордо, не слащаво, не как в кино? Лю- бим дурак иль гений: весь мир – его семья. Беги от вос- хищений, хорошая моя! Зачем влюбилась, дева? Твоя вина: привязана ты крепко к вла- дельцу сна.
Ночь, как палач, рассудит; рассвет, как плаха, ждёт: она его не любит, а – просто с ним живёт. Она ему не верит: «Мир

Кончилась краска зелёная,

кончилась краска жёлтая, вот и зима – новый лист.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

в четырёх углах?!» – диагона- лью мерит ночь коммуналь- ный страх. Он зря покоем бредит, она – как тонкий лёд: захочется – уедет, расхочется
– уйдёт. Обидой пьяной вы- шит и сон его, и стыд. Она его не слышит: о чём он говорит? Она – палач убогий, желаний не сильней; он очень одино- кий, в особенности с ней.
В середине восьмидесятых под Казанью проходил шум- ный фестиваль самодеятель- ной песни, среди поющих агрессивных поэтов-хохма- чей звучало много такого, что официально называлось словом «диссидентство». Я тоже спел самопальное тво- рение: «Мы строим дом, в котором нам не жить...» Че- рез некоторое время ко мне подошла молодая, насквозь прокуренная и проспирто- ванная Баба-Яга из Киева и сказала: «У нас есть каналы на Запад. Вы нам подходи- те. Спойте ещё что-нибудь». И включила магнитофон. Я сбацал для неё индивидуаль- но что-то позабористей. Она опять многозначительно про- шипела: «Вы – наш!» Начали говорить. Бабу-Ягу интересо- вал некто Р. из Риги, которо- го сослали за антисоветскую деятельность в Ижевск. Так вот, не мог бы я, как коренной житель Ижевска, разыскать
его и вывести на связь с «на- шими»? Я, конечно, тут же согласился помочь, потому что вспомнил, как накануне к нам в редакционную контору приходил следователь МВД и сообщил, что у них в милиции есть ИЦ – «Информационный центр» – следотека, насчиты- вающая 150000 единиц учёта. Получалось, что отпечатки пальцев имеются в органах на каждого третьего жителя города, включая стариков и детей. Разумеется, ссыльный Р. из Риги там должен быть. Значит, от имени редакции можно разузнать координаты. Логично?
– Узнаю! – твёрдо пообещал я
Бабе-Яге.
– А где? – осторожно поинте- ресовалась она.
– В милиции, конечно! – рас- цвёл я в любезности. – У нас знаешь какая следотека! Поч- ти на каждого материал есть! Больше меня на этом слёте никто не называл заговорщи- чески
«нашим». Со всех сторон выли под гитары печаль и сатиру. Но время серьезной шпиономании уже кончалось.
Ты спешишь сделать так, чтоб я стал виноватым. Говорли- вый укор! – будешь клясть и жалеть: вместо белой фаты белый снег, белый фатум, огоньки сигарет – кухонь ры-

190

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

жая сеть. Даже смех не силён, захлебнусь укоризной, ты спасёшься, шепнёшь: «Пере- стань-ка дурить!» Чтоб тебя полюбить, мне не хватит и тысячи жизней, потому что хватило одной – разлюбить. Средь обидных ночей, может, вдруг успокоюсь: что отдать не сумел? Что, безумный, не взял? Щёлкнет цербер на та- лии – лаковый пояс. До сви- дания, друг: «Быть виновным
– нельзя!» Без вины я – один, без тебя я – виновен. Без меня ты есть ты, а со мной – боже мой! Всё фантазии... Я так смешон и условен: мимолёт- ная жизнь с мимолётной же- ной. Перед вечностью пятится скорбный любовник и спиной упирается в вечности крепь. Познаваем сей мир: время
– временный домик. Я любил не тебя – виноватого цепь.
Красные дети – лучшие дети, красное солнце – лучшее солнце, красные зомби, крас- ные песни, красные рожи в кровавом оконце, красные руки на красном столе: крас- ная зависть, красная зависть, красная зависть идёт по зем- ле! Поровну, поровну крас- ного неба! Поровну, поровну красной травы! Красные хле- бы, кровавые хлебы: поровну красной жратвы. Ужас пыла- ющий в красной золе: крас- ная зависть, красная зависть,
красная зависть идёт по зем- ле! Красная совесть лучшего цвета, красная правда навеки одна, красные зимы и красные лета, красного цвета любая вина, красные звёзды на крас- ном крыле... Красная зависть, красная зависть, красная за- висть на красной земле!
Ах, в прошлое кидаясь, ло- жишься, как под нож: всё то, что было – выдумка, для буду- щего ложь! Нет, не скучаю я... Ушедшее – уйдет. Любовь не поучает: то лжёт, то ждёт.
Где я есть я, и бодр и начеку? Зеваю днём... Во сне – к тебе бегу!
Идущему первым я дал бы совет: пока бьют в затылок
– шагаешь на свет! А драки любителю истинно чтоб: за- тылок был в целости – вдре- безги лоб!
Влюблённая женщина, тайная мука, как чёрная пропасть, безумье её: то водит по кру- гу опасная скука, то мысли кружат, как кружит вороньё. Влюблённая женщина, свет обаянья, – храни его, Боже, не зная стыда. Зачем она ищет в чужом расписании обманное бегство, свой рейс в никуда? Уступчива гордость. Вопро- сом – осанка. Об этом безу- мии не знает никто: она не

191

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

свободна, она – арестантка! С неё одиночество снимет паль- то... У хмурого зеркала нет отраженья, сама себе дарит колечки она: «Прости, мой любимый, к чему продолже- нье, когда, угасая, люблю я одна?!» Влюблённая женщи- на, песня прощанья, влюб- лённая мука, влюблённое зло. Услышь её, Боже, не дай об- нищанья! Любить – это, Боже, её ремесло.
И примитивное мычанье, и утончённой речи взлёт, и ду- хов тяжкое молчанье, и сна космического лёд – толчём, толчём, как воду в ступе: сло- ва и знаки, и мечты... Но суть мычанья не уступит тому, что сложно знаешь ты.
Бывает так, что утешает не добрый знак, а знак дурной. Природа весело вращает вол- чок свободы заводной!
Однажды она сказала: «А вдруг завтра я умру?» – Лю- бовникам смерть, что нянька!
Приходит новое в обличье дурачка: «Грядёт восход с квадратным солнцем!» День завтрашний – спасенье смель- чака, а прошлое – на почестях спасётся.
...Мы с Глафирой живём дол- го ль, коротко, а квартирку в
две комнаты нажили, и де- тей наплодили, как сору там: наше счастье, что кляча с пок- лажею. Свет зажгу – тараканы хоронятся. Я Глафиру не бью, только гаркаю, и соседи от нас не сторонятся – все такие же: кошка с собакою. Всё живём, а душа не светлеется, помереть бы, да как-то всё некогда: то долги мельтешат, как метели- ца, то расходы спешат, дальше некуда! Я смотрю на жену с удивлением – это ж баба моя, вроде мебели! Вот и прожили жизнь, как велели нам, не чи- тали мы с бабою Бебеля... Ну, а как подросли дети-сволочи, разменяли квартирку, растыр- кали: вся глафирина жизнь, как осколочки, всё мое бытие
– с закавыкою. Годы тащатся
– кляча проклятая! – жизнь лущит, как хозяйка подсол- нечник. Никому я не сделал приятного, даже младший и тот круглый двоечник. Мы с Глафирой живём долго ль, коротко, нынче терпим: мол, завтра всё кончится. Небо шмоном осенним распорото. Я Глафиру не бью, хоть и хо- чется.
...Он жить пришёл без суеты, пока курил она стелила. И за бумажные цветы она его благодарила. Он прожил так четыре дня, на пятый день засобирался. Он так сказал:
«Прости меня, пора и честь...

192

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Наугощался!» Монетку бро- сил и жене он позвонил из автомата. В подъезде дети на стене о нём охальничали ма- том. Он пожил дома день и два, потом опять сказал: «По- еду». А там – бумажная вдо- ва, а там расходов нету! Он постучал без суеты: она не из капризниц; ненастоящие цве- ты у настоящей жизни! А он совсем не потаскун, он просто жил богато: ах, он дарил од- ной тоску, другой дарил – за- рплату. Бывало так, что имена он путал с перепою. И знала каждая «она», что он хотел быть с «тою». На кухне встал он у окна, пока курил, она стелила... И вдруг – ушёл! И чья вина, что на тюльпаны не хватило?
...Вы все меня выше и лучше, вы добрые люди, а я: куря- щий, гулящий и пьющий, пос- ледняя дрянь и свинья! Куря- щий, гулящий и пьющий, на каждом углу кореша. Ах, кто из нас выше и лучше – язык и стаканы решат. Мне будет легко и спокойно, как будто в богатом гробу: по тысяче лет на пропой нам, копеечка- жизнь – на еду.
Святого нет. Есть сдержан- ность и сила. Спор антиподов
– праздник бытия. И кто б ни выиграл, мы ахаем: «Краси- во!» Слова преступны. Чувс- тво – не судья.
...Внемлю! Взойдешь ли, Яс- ное, с утра? Пусть тьма полей цветами прослезится, падёт роса, косарь шепнёт: «Пора!»
– и в такт ответит радостию птица. Срок двухтысячелет- него жнивья! Слепая сила алчет, прозревая: и тянутся к теплу, как сыновья, и тварь, и всякая былиночка живая. В зенит, в зенит, не зная непо- годы, кумир пустынь, языч- ников отрада! О, испари от- равленные воды, и соки дай поруганному саду! О, солнца круг! Сиянье неизбежно– всё иссуши: бесплодную божбу, жизнь демонов. И огненно, и нежно за словом «жду» пош- ли мне слово «жгу».
...Ну, о чём писать? Нет срав- нения, нет метафоры, вдохно- вения. На ночь спать ложусь, будто с Музою, просыпаюсь
– блядь косопузая! А она го- ворит матерком, не грусти, говорит, ни о ком, я на то и блядь, чтобы блядью слыть, поцелуй меня – расскажу, как быть. Помню, я целовал свою девочку, стрекозу свою голе- настую... Пожалеть о чём? Жалеть не о чем. Говорить о ком? Всё напраслина. «Как зовут тебя? – говорю, – Пох- мелиться бы, а не то сгорю». Рассмеялась блядь: «Я на то и блядь, чтобы, блядь, тебя похмелять!» Мы в постель полегли от сердечности,

193

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

блядь на радостях, я – для вечности. А матрац скрипит, а матрац поёт, небывалые в мире творения! Снятся злые сны: водка душу пьёт, а душа
– летит в озарении! Говорит мне душа матерком, не грус- ти, говорит, ни о ком: ты на то и блядь, чтобы блядью слыть, отпусти меня – расскажу, как быть. Ох, не пишется, не чи- тается, не скрипит матрац, не качается, вся душа теперь ко- сопузая, убежала блядь вмес- те с Музою. Говорила судьба матерком, не грусти, говорит, ни о ком: я на то и блядь, что- бы блядью слыть, ты умеешь, блядь, только блядь любить. А в ответ сказать просто не- чего: напишу, накрапаю, мол, сбудется, стрекозу свою, ах, кузнечика позабыл бы, да – не забудется. Не помогут теперь ни филологи, ни волшебники диспансерные, думы мают- ся, ночи долгие: ведь и блядь была с кем-то первою. Сам себе говорю матерком, не грусти, говорю, ни о ком, убе- жала блядь погулять, видать, так на то и блядь, чтобы всем давать. Чтобы всем давать, чтобы всяк строчил о любви своей, как Господь учил, он учил вязать скверну узами... Глянь-ка, блядь стоит рядом с Музою!
...Всё просил об одном: «Не люби!» – песня труса, опор-
ная нота. Ты согласна. Но плечи знобит, словно бьёт изнутри меня кто-то. От не- ясности страшно вдвойне: не любовник, шатун-одиночка! Как вампир, совесть рыщет во мне: непорочная трусость
– порочна!
...Что-то мутно душе, что-то муторно, не приляжет она ни к чему, неудобною мерой, по- луторной, отпустил Господь, как чуму – отпустил Господь дурню дурнево, поперёк души все дела: то вина лиш- ка, вдоволь курева, а то зуб выбитый, то скула... Дурню певчему не курлычется, под окном горит бузина, и судьба ему не добытчица – облени- лась, обрыдла она. Полтора литра, полторы деньги, пол- тора кобеля у вдовы, дурню хочется баю-баиньки, полто- ры не поднять головы! Бузина горит, да крапивою мать-сыра заросла у крыльца, отнялася душа некрасивая, записалась она к мертвецам. Бузина го- рит диво красная! Шибко вдо- вья наливка крепка! Полтора срока за всё разное, да ещё полтора – до гудка! Что-то мутно душе, что-то муторно, хоть бы кто-нибудь взял её. Пополам восход с дурью ут- ренней, пополам закат и вра- ньё. А вдова скулит, будто су- чечка, золотая фикса у вдовы, а вдова живёт через улочку, да

194

Свободы

боится ограниченность.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

196

душа не живёт там, увы. Что- то мутно душе, что-то мутор- но, куковать перестали часы. Поезжай, Господь, мимо ху- тора: ты не пахан мне, я – не сын...
...Не храни меня, подлого, в сердце, все замки поломавши, уйду. От бессилья солжешь:
«Наконец-то!» – и в любви до- горишь, как в аду. Я вернусь, я найду пепелище, губ каса- нье светло и мертво... Посели меня в сердце, я – нищий! Я не трону вокруг ничего.
Не смотри в зеркала, не смот- ри, не играй отраженьем в стекле. Ночь, как старость, и думушек ритм умножается в лунном нуле.
...Он с ней бывал гораздо бли- же прочих! Её терять – что руку отпилить! Фортуна кон- чилась. Она уже не хочет. Пора остановиться и налить! Плетётся он мрачнеть по рес- торанам, дурной хандре весе- лий не понять; что до души, с неё бы автокраном огромный камень выкатить и снять. От- крыт стал дом для скорбей и иллюзий. Туда-сюда снуют через порог: то друг спешит с могильною обузой, то враг летит, как глупый мотылек. Читает жизнь свой список поимённый; в надежде он: потерю – повторить: «Люблю тебя!» – твердит, приговорен-
ный... Молчи! Чтоб крепче боль приговорить.
...Зачем добился силою, зачем обидел так? Какая ты кра- сивая, какой же я дурак! Как песня недопетая, оборванный куплет... Стояла ты раздетая, всё говорила: «Нет!» Ах, за- играла музыка неведомый мо- тив – как будто бы два узника живут, часы скрестив.
...Не живите со святыми, то не жизнь, а сущий ад: душу высмотрят и вынут, а душа земная – гад. Ну, зачем тебе такое? Береги, глупец, по- кой! Ничего совсем не стоит для святого скарб земной. Он вздохнёт – ему и сыто, помол- чит – ему и в лад. Не спешит быть знаменитым, наплевать, что не богат. У святого не- дотёпы всё не как у всех лю- дей, у него особый опыт: мол, ты сам себе злодей. Эх! Гони существованье: смерть тоску окоротит. Жаль, душа земная вянет, если ей не заплатить! Со святыми жить страшенно, что ни чудик, то палач, и, при- чём, палач – душевный: век не пей и не табачь, не хватайся за соблазны, женщин мысленно не трожь... Мол, для Бога ты заразный, оттого, что любишь ложь. Что направо, что налево
– суета сует и прыть. А святой живёт, как древо, без вопроса:
«Как же быть?»

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Случай действительный, про- изошёл он с моей доброй зна- комой П., которая во время разделки продуктов на кухне умудрилась так садануть но- жом по пальцу, что отхватила его напрочь. Муж не расте- рялся: наложил жгут, чтобы остановить кровотечение, а палец завернул в салфетку и положил в морозильник. И вызвал «скорую». Те лишь ру- ками развели. П. говорит им вместе с мужем: «Пришивай- те!» Спорить не стали, при- шили, предупредив, что дело может кончиться заражением крови, гангреной... И день, и два после этого, и три кисть руки болела и чернела. А пос- ле – палец прирос! Секрет успеха, кажется, прост: и моя знакомая П., и её муж – люди очень весёлые, лёгкие, почти беспечные по отношению к своему телу, они не мешают ему быть здоровым... А вот это уже искусство, которое случается само, но само по себе не приходит – его надо воспитать жизнелюбием.
Художник Вова в Казани встретил знакомого студента- медика, решили попить пив- ка. Попили. А потом студент решил показать Вове, как делают операции. Прошли в операционную с группой сту- дентов, Вова оказался рядом с хирургом. Неожиданно ассис-
тент стал падать в обморок. А Вова как раз рядом оказался. Хирург как заорёт на Вову:
«Чего смотришь? Зажим де- ржи!» Вова схватил зажим и стал держать, а сам отвернул- ся, чтобы не стошнило... Пос- ле операции хирург подошёл к Вове и сказал персонально:
– Не быть тебе, парень, хирур- гом! Уходи, пока не поздно, на другую специальность.
– Не быть! – так радостно Вова ещё никогда в жизни ни с чем не соглашался.
Дойдя до дна, он в преиспод- ней светильник сердца воспа- лил. Кричали грешники: «Не- годник!» – за то, что ангел их любил. В том мире места нет для встречи, и стоны вмес- то аллилуй... Явился ангел! Вспыхнул вечер! Чёрт отдал жизнь за поцелуй!
В подвалах, поближе к твер- ди, где вдруг из стен прорас- тает зелень, находится мир, называемый «больше негде»,
– российская наша болезнь: а) искусства плоды огребая валом, храним, как картошку, их – по подвалам; б) добрый чудак «за так» (еще бы!) в спортивный приют превратил трущобу; в) распоряжение конгениальное: библиотекам
– помещенья подвальные! И так далее. Извините, не всех назвал: кому «больше негде»

197

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

– всегда подвал... Ах, кто это в доме высоком сидят? Те, что подвалами руководят! Кричим просто так, без вина – не поём, не знаем, где бляди, где леди. Вот так и живём, вот здесь и умрём. Больше – негде.
...И поделили они всё: и себя самих, и слова, и земли, и воды, и вещи, и прошлое, и будущее, и детей, и женщин, и вопросы, и ответы, и надежду, и ложь, и силу, и меру, и смех, и плач, и ещё много всего, что было в достижении их поня- тий. И нечего стало им боль- ше делить. И тогда взглянули они на небо. И захотели невоз- можного. И... потеряли они: и себя самих, и слова, и земли, и воды, и вещи, и прошлое, и будущее, и детей, и женщин. И упал тогда их взгляд под ноги. И совершилось возмож- ное!
С рациональной точки зре- ния написание стихов может показаться чистым абсурдом, тем более, что окружающая действительность всё более уклоняется в сторону сухого расчёта. Расчёт и выгода – по- эзия тех, кто лишён свойства
«витать в облаках». Действи- тельно, зачем? Ведь любую мысль и любое чувство мож- но выразить просто – ска- зать, как умеешь. В том-то и соблазн: сказать так, как сам
не умеешь, как никто ещё не говорил!
Сколько было споров по пово- ду концепции «искусство во имя искусства»! Теперь, мне кажется, чаще на авансцену выступает другое – новаторс- тво во имя новаторства. Твор- ческое новое пространство завоёвывается какими-то «ло- мовыми» приёмами, отмыч- ками, проектантством, психо- делическим и эзотерическим браконьерством... Поэтому мне всегда была милее та тщательная последовательная манера, которую серьёзный автор неизменно сохраняет в работе со своим Материалом.
Чудо стиха – это непрерыв- ность этакой двойной пряжи: непрерывность мысли и не- прерывность чувства. Плюс высота, на которой всё это ремесло сотворяется. Вечен полу-ироничный спор между
«мужской» и «женской» поэ- зией: кто лучше? Спорят две пряжи...
Поэт превращает мир в сим- волы, и мир благодарит его за это. Но иногда случается об- ратное – восторженный пиит безуспешно примеряет гото- вые идеалы на «неблагодар- ную» реальность. Происходит крах личных иллюзий.

198

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Ищущий любовь, найдет её и будет требовать: «Люби!»
Невоспитанный ребёнок грызёт ногти и поэтому паль- цы вырастают короткие, ис- порченные. Самоеды грызут свою душу и она у них тоже вся «обкусанная».
Мы судим других и судим себя. Один из «приговоров» всегда бывает неоправданно мягким, а другой неоправдан- но жесток.
Чем ужаснее век, чем холоднее и расчётливей нравы, чем бес- пощаднее спешка ненасытной людской жизни, тем неизбеж- нее вечная тяга чистой души к ясному чувству, к неиссяка- ющей романтической востор- женности, удивлённому чуду светоносного бытия. Ах, как трудно найти всё это «вели- кое» и «небесное» в грубом материале окружающей пов- седневности! Где, где искать? И взор души невольно ищет свой идеал где угодно, только не здесь, не в этом «ужасном» нашем сегодня. Да, телега дня пылит колёсами и гусеница- ми, чадит дыханием турбин, скрежещет железным телом
– смертью веет вокруг! Ла- зурная ясность есть только в ещё не осквернённом буду- щем, да умиротворенная чис- тота в далёком поруганном
прошлом... Душа парит над ужасной конструкцией яви, и душа устремляется прочь!
– Что плохого в этом?! Иллю- зии губили род человеческий, они же его и спасали. Спасали
– чуть-чуть чаще.
Когда меня просят рассказать о себе, я почему-то начинаю рассказывать о тех, кому я обязан в жизни.
Где наш человек чувствует себя уютнее и естественнее всего? Где он встречается со своими близкими и друзья- ми, где выясняют отношения, где предпочитают уединяться доморощенные и профессио- нальные творческие работни- ки, где?.. Конечно, это – кух- ня! Да, да, та самая, где всё знакомо и всё под рукой, где искусственная теснота сбли- жает нас, таких разобщённых ныне. На кухнях раньше мы спасались от нескромных глаз и политической цензуры, на кухнях, в сигаретном чаду, за стаканом дешёвого портвейна мы с упоением вдыхали ат- мосферу запретной свободы. Но вот изменился мир вокруг, и свободы стало, хоть отбав- ляй. Свобода!.. «Что я с ней делать буду?» – пел очень независимый человек Вла- димир Высоцкий. Парадокс? Кто знает... Мы покричали на митингах, поотрывали головы

199

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

каменным истуканам, испы- тали друзей и с удовольстви- ем убедились в наличии вра- гов, а потом, потом... Потом всё вернулось на круги своя
– вновь жаркие встречи и раз- говоры на кухнях, только уже не под вино, а под жиденький талонный чай, вновь ощуще- ние локтя, споров, пророчес- ких недовольств и встреч, и расставаний, и любви. Вновь, конечно, вновь! – На этом благословенном пятачке ком- мунального бытия – кухне! Потому что только вконец нищий или чересчур богатый не поймет, что у нашей самой обыкновенной свободы есть свой дом – там, где стоит пли- та, где подоконник завален ве- щами, а горячей воды нет как нет. Пусть! Зато здесь и толь- ко здесь наш человек чувству- ет себя самим собой. Это как раз то, что надо: можно и по- откровенничать, и пошутить, и спеть для души. Здесь всё можно!
Герой один – читатель. Чи- татель-заказчик, читатель- судья. Можно персонифи- цировать читателя, тогда он сможет вмешиваться в ткань беседы – каверзно нападать, советовать, зевать, требовать музыку, политики, брачных объявлений, телепрограмму. Очень заманчиво сделать эта- кий универсальный типаж с
вполне конкретным лицом, который хорош в своей до- тошной капризности, довер- чивости или, наоборот, в пол- ном отрицании. Кого взять на роль читателя? И хорошо бы однажды сделать арбитраж- ное «кресло читателя», даю- щее право на особо приверед- ливую точку зрения.
Печатное слово – особое сло- во, не похожее на другие его формы жизни. Однажды в
«молодёжке» крупно и непра- вильно напечатали вместо ад- реса клуба встреч и знакомств
– адрес частного деревянного дома... Был небольшой скан- дал. В редакцию прибежа- ла возмущённая женщина и сообщила, что к ней во двор лезут через забор люди, жела- ющие знакомиться. Устному слову хозяйки они не верят. Только печатному! – «Дайте опровержение!»
Алкоголь! С помощью этой штуки кто и как только не издевался над нами, обык- новенными людьми. От раз- личной пропаганды я привык слышать, мол, сам виноват, сам поддался, сам втянул- ся. Может, и виноват, но я
– не причина греха, я – его следствие! Пойдите в нашу дурацкую очередь у наших дурацких винных магазинов и спросите искренне у любо-

200

В чём состоит наша «нор-

мальность»? В том, что мы нетерпимы

к не подобным себе.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

го: «Кто виноват в том, что ты пропиваешь жизнь?» Ни один не назовет самого себя! В ви- новниках окажутся: плохие жены, плохие мужья, сволочи дети, бедность, личная расте- рянность и государственное вранье. От пьяной родины-яб- лоньки, так сказать, рождают- ся прокисшие детки. Откуда другому-то взяться?! Да, я слабоволен, труслив, но моя вина – последняя.
Там, где он родился, всегда было грязно, влажно и тем- но. Семья была многодетной, его братья и сёстры почти не общались и не играли друг с другом; и они, и он сам, и их огромная, жирная мать – все помещались в очень тесной квартире, которую когда-то, давным-давно, ещё их пред- кам предоставил Хозяин. Но о тесноте думали редко, потому что думать нужно было толь- ко о кормёжке. Хряк очень бо- ялся, что их огромная, почти безразличная к своим детям мать, может задавить кого-ни- будь ненароком. Но этого не случилось. Хряк начал дога- дываться, когда чуток подрос, что воняющий, полупрогнив- ший их деревянный дом – это ещё не весь мир. И он стал грустить, сам не зная, почему это делает. Однажды пришёл Хозяин и всех выпустил на волю. Ах, как много возмож-
ностей сразу открылось! Но, увы, за свою жизнь Хряк су- мел научиться только двум вещам: валяться в грязи и есть помои. Из всего открыв- шегося богатства мира Хряк без колебаний выбрал именно это. Однажды он захотел люб- ви и стал сильно беспокоить- ся. Опять пришёл Хозяин и сделал очень больно. Любить расхотелось навсегда. Потом куда-то по одному исчезали братья и сёстры, а одним яс- ным осенним днём на дво- ре жутко визжала мать... Но Хряк был безразличен к пос- торонним звукам, по крайней мере, к тем звукам, которые не означали начало кормёжки. Хряк раздобрел, он научился наслаждаться жизнью в лени и неподвижности. Очевидно, Хозяин заметил перемены и наградил Хряка новой квар- тирой. Такой же тесной, но отдельной. Хряк был счаст- лив, днём он думал, валяясь в собственной грязи, о том, что судьба складывается очень удачно. Хряк жил в полном пренебрежении к внешним обстоятельствам жизни: ни- кого не обижал, не носил зла за душой, не имел врагов и был непорочен. Прошло ещё время. Ясным осенним днём Хряка выпустили на двор и стали ловить. У Хряка в тоск- ливом предчувствии сжалось сердце, он кричал, как ни-

202

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

когда, громко, но ещё громче кричал Хозяин. Потом Хряка поймали, и он сразу перестал кричать. Он молча принял обиду, когда в горло воткнул- ся длинный нож, и фонтаном полилась кровь. Хряк умер. Хозяин улыбнулся.
Деньги нужно отменить пол- ностью и навсегда, как это и предлагали сделать романти- ки на заре нашего заката.
Чем выше завоевания челове- ческого разума, чем невероят- нее взлёт фантазии, чем оше- ломительнее практические возможности разогнавшейся жизни, тем реальнее стано- вятся шансы глобальных ка- тастроф – внутренних и вне- шних. Человек – это сосуд, в котором способны ужиться лёд и пламень, Бог и дьявол, свет мира и чудовище тьмы. История землян, увы, убеж- дает: первым к плодам позна- ния, прогресса и цивилизации спешит чудовище.
«Познай себя!» – знамя не только философии. Всё боль- ше человек внедряется в тай- ники самого могущественного клада на земле – в собствен- ное «Я». Наука становится всё больше похожа на ска- зочные чудеса, а вчерашние чудеса приобретают строгую научность. И над всем этим сегодняшним действием –
внутренним и внешним – как и в незапамятные времена, стоит Слово. Слово! – инстру- мент, предтеча, основа любых прозрений и завоеваний. Оно может быть подобно скальпе- лю в руках благородного це- лителя и может быть подобно смертельному ножу в руках варвара. Слово – это и вели- кий дар Божий, и Ахиллесова пята человеческого существа. В частности, его психики, ко- торая поддается «прочтению», элементарно открывается словесными «отмычками» и, наконец, программируется. И только свободный от слов ра- зум человека способен видеть вещи в мире не «как надо», а как они есть.
Самое интернациональное чувство – старость. Люди почему-то думают, что они бывают счастливы только тог- да, когда равны. Кому, чему равны? Богу? Дьяволу? Друг другу? Не стремление ли к равенству породило все ужа- сы соревнующейся жизни?! А равенства как не было, так нет и поныне. Только младенцы и глубокие старики не знают соперничества; одним делить ещё нечего, другим – уже незачем. И не властны здесь ни разница в языке, ни иные
«разделяющие» причины. Возможно, ближе всего мы находимся к природе именно

203

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

в двух лишь крайних случа- ях: когда сделан первый шаг в жизнь и – когда готовимся сделать последний. Испыта- ние жизнью – это испытание разобщённостью, поэтому, извините за горькую иронию, старость – интернациональ- ное чувство. Израсходованное время земного бытия – лучший примиритель. Уже не надо бо- яться опозданий, не надо за- видовать, не надо лгать, уходя от вопроса: «Зачем живу?» Не надо ничего. Ничего, кро- ме тишины и мира. Господи! Если ты не даёшь нам, людям, мудрости, – чтобы не убивать друг друга, чтобы не кричать о предательстве и обделён- ности, чтобы не платить веч- ной жертвой за недосягаемые идеалы, – то Ты, Господи, даёшь нам просто старость. Бессильную, одну на всех и потому безобидную. Мы ещё спешим во тьму иллюзий. Но мы уже пришли.
Семидесятые годы... Как мы пели! С кем мы только не си- дели! Где только не побывали! И смеялись, и любили, и пла- кали. Учились говорить, как на исповеди и слушать друг друга, как на допросе. Мы были неумеренно восторжен- ны, чисты и беззащитны. Че- рез тридцать или сто тридцать лет говорить о сегодняшних днях сегодняшние оболтусы
будут так же. Кораблик рус- ской жизни совершает свои
«круизы» по заколдованному кругу; участникам «туров» безразличны впечатления тех, кто плавал до или поплывёт после них.
Все мы стремимся в еди- ную даль, но каждый несёт свою веру. Не умеешь понять
– люби, не умеешь любить
– терпи, не умеешь терпеть
– уйди. Что из этого смо- жешь? Рассказать о «приоб- ретённой» вере невозможно
– надо «излучать» её самому. Молитва – это оружие веры. Молитвой сотворяют, молит- вой ограждают, молитвой го- нят. Страшный суд не надо ждать, он всегда с тобой – это твой выбор. Что ты выберешь в этом мире: подлость или пожертвование, тишину или шум, спешку или наоборот? Каждое мгновение твоей жиз- ни, человек, – это и есть твой самый Страшный суд, кото- рый ты вершишь сам. У Бога другие мгновения, имя им
– тысячелетия. Бог тоже со- вершает свой выбор, и жаль, если он опять ошибся...
Есть в мире места, где чувс- твуешь себя так, словно по- бывал в гостях... дома у себя самого. Будто носило путника по миру, да забросило случай- но на денёк-другой в родной

204

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

забытый дом: и лица тут все знакомые, и слова говорят как-то так, как только родня говорить умеет, и ещё что-то творится на душе – и укор, и пожелание добра, и не пой- мешь, то ли встреча это, то ли расставание... Путник снова умчится в свой мир, а родня останется ждать. И что ещё будет? Кто знает, какие ещё встречи, какие расставания уготованы? Знать человеку невозможно – можно только чувствовать.
Подражание правде – это ведь тоже путь к правде. Какая простая и прекрасная мысль, не правда ли? Прекрасная и опасная: только абсолютная правда неуязвима для лжи. Но никто из нас не может заявить о своей абсолютной правди- вости. Значит, вся наша зем- ная жизнь – это преодоление лжи.
Люди – это человекоподобные существа. Кто докажет иное? Очевидность говорит языком реальности: зависть, страх, жестокость, обжорство и го- лод, ложь во благо и ложь во зло, глупость и самодоволь- ство, безволие сломленных, тирания идиотов – вот мир го- ворящих зверей, называющих себя «люди».
Залитые мазутом реки, изуро- дованная земля, выжженная равнина обнищавшего духа, гибнущий генофонд. Напра- шивается очень простой, но ошеломляющий вывод: наша жизнь практически полно- стью лишена естественности
– люди вынуждены искусст- венно существовать в своём, искусственно созданном, мире. Уж не отсутствие ли естественности причиняет са- мые глубокие, самые непере- носимые муки?! Очень страш- но: жизнь в этом мире – не настоящая. Как же вернуться к собственной подлинности? В одиночку? С другом? С лю- бимой? Со всеми вместе? Со всеми пойдешь – сам пропа- дешь, один пойдешь – других потеряешь.
Без комментариев. Восьми- десятые. Письмо в редакцию:
«Мне всё надоело и опротиве- ло! Надоели разговоры, раз- ные встречи – всё! Никого не хочу видеть. Надоело сидеть дома, надоело читать, учить, писать – всё! Будничная и од- нообразная жизнь. Надоело ничегонеделанье. Как мне хо- чется, чтобы всех вас не было не слышно и не видно! Надо- ело реветь, надоело бояться и страдать: хочу, чтобы следу- ющее утро не наступило. Это счастье – не жить с вами! Да и вам всем глубоко пофиг, есть

205

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

я или нет. Газеты и журналы – надоели. Замуж не хочу. Гос- поди, что я не видела?! Стир- ка, уборка, ругань... Лучше одной, спокойнее. Господи, кругом обман. Кто вам сказал, что людям живётся по любви? Сказки о принцах надоели. В
20 лет всё так безразлично! Может, в другой жизни (а как хочется верить, что она будет ещё) я стану кошкой или соба- кой, или, на худой конец, ни- кем. Только бы не видеть вас всех вместе взятых: с пробле- мами и политикой, сплошным враньём и подкупленными улыбками. Ненавижу вас всех вместе взятых! Н.»
Страшно не от звериного облика, а от звериной сути. Люди становятся всё больши- ми хищниками, им требуется материал, который, хоть на время, заполнял бы пусто- ту души, ума, сердца. Ах!!! Пустоту ума заткнет болтов- ня включенного приёмника; а что делать с очерствевшими пустыми чувствами? Они уве- личивают «дозу» раздражи- телей – теперь это не вздох и взгляд любимой, а грубость, садизм и примитивный ужас; неразвитый творческий по- тенциал – тоже пустота, ко- торую удобно до краёв залить апатией, наркотиком, вином. Увы, природа, действительно, не терпит пустоты. Внутрен-
няя природа существ – тоже. Всё очень просто: если ты сам не позаботишься о качестве внутреннего своего «контен- та», то эту удобную пустоту автоматически заполнит рас- торопная гадость любого сор- та.
Встретившись, обвенчавшись однажды, души неизбежно приходили к земным объяти- ям, а теперь наоборот – бес- конечные объятия впопыхах почему-то не ведут к желан- ной встрече на божественной высоте бытия. Жизнь сейчас
– сплошной неразвязываемый узел, а после жизни – так, узелок на память для тех, кто считался «близкими». Пары даже в постели говорят об идиотах-друзьях и дороговиз- не. Значит, озверело в людях то, что казалось самым про- чным – их душа.
Неужели не ясно: жить в этом мире – нельзя! Инстинкт само- сохранения естества заявляет о себе всё громче. Слишком долго люди приспосабливали среду обитания «под себя», слишком сильно изменилась сама среда, слишком далеко она отклонилась от природ- ной гармонии – пришла не- приятная пора изменять себя
«под среду». Сознательно со- грешить и осознанно покаять- ся – удобное лицемерие. Озверение заразно. Оно мо- жет скопиться в опасных

206

Быть самим собой –

это когда ты думаешь не о себе.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

количествах в любой части людского существа, а ско- пившись, начнёт распростра- няться дальше, завоёвывать пространство жизни; зверь, поселившийся в зависти, обя- зательно доберётся и влезет в душу, отравит чистое сер- дце. Зверь, живущий в душе, представляет мир как одно большое преступление, и себя самого в нём – царствующим преступником.
А история случилась такая. Старая тихая женщина, из- расходовавшая запасы мо- лодого когда-то здоровья, энергии и веры во имя так и не наступившего «светлого будущего», коротала послед- ние свои дни в последнем ожидании – одинокая, всеми позабытая позаброшенная. От людских глаз старушка скрывалась в однокомнатном коммунальном убежище, а от всего прочего – как скроешь- ся? Глаза у стариков смотрят в прошлое, им хорошо там; из прошлого – навстречу! – яст- ребиным ясным оком глядит на стариков их собственная юность. Соколы! Но жизнь произошла и успокоилась. Старая женщина умерла. Кто теперь скажет, что она была
«неутомимым борцом за пра- вое дело», что возглавляла когда-то что-то, руководила, призывала? Отпризывалась.
Смерть собрала на делёжку вещей объявившихся вдруг родственников. Коммуналка осиротела. Только остались в углу среди кучи мусора бро- шенные «одноразовой» род- нёй ненужные вещи – узелок да фото. Больше жизни са- мой берегла старушка эти бу- мажки, в узелке с надписью:
«Письма от Миши», от погиб- шего на фронте любимого, да ещё коллективное фото – «Са- рапульская областная школа подготовки советских кадров. Выпуск 1937 года». А в бу- мажках – вся жизнь человека, вся его запротоколированная душа. Соседка по квартире не выдержала, подобрала душу, вынула из мусора: живи! А из прошлого, с маленьких овальных фотографий смот- рят на нас зрачки, холодные и пронзительные, как наведен- ное дуло. Пока ещё рядом на снимке и палачи, и жертвы. Палачи, не ведающие, что они палачи, и жертвы, не верящие в свою роковую судьбу. Они хотели построить всеобщее счастье.
Всё в жизни имеет своё нача- ло и свой конец. Если не под- талкивать жизнь в нетерпении и не замедлять её нарочно, то путь от начала до конца будет спокойным и плавным, как ход планет или как полный век растений – от семени до семе-

208

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ни. И если не нарушать зако- нов природы, то в конце пути ты обязательно вернёшься к его истоку. Потому что жизнь
– колесо, удобное, неуязвимое в своём бесконечном качении по тропинкам пространства и времени. Не мни его зря! Не делай из волшебного круга уг- ловатых фигур – движения не остановить всё равно, а тряс- ти будет изрядно.
Наконец-то вырвались в ко- мандировку! Едем! Смотрим, слушаем, запоминаем. Води- тель матерится: то дорога в
«гармошку», то «лысые» колё- са на обледеневших прикамс- ких горках не тянут. В рай- центре шлёпаем на бланках бесполезные для нас исполко- мовские печати. Бесполезные, потому что командировочный фонд редакции ещё летом иссяк. В исполкоме никто не спрашивает: кто мы, зачем, куда, с какой целью. Всем
– до... сами знаете до чего. В центре поселка – очередная недостроенная железобетон- ная раскоряка, призванная символизировать вечную па- мять или вечную славу чего- то... В честь кого столько бе- тону налили? Прохожие не знают.
В 1977 году в крест недейс- твующей церкви в селе Мос- товое шарахнула молния. Два
дня горело. Крест, огонь, раз- руха... – не хочется видеть во всём этом каких-то зловещих символов. Но не получается. В символах разрушения есть мистический магнетизм. А в самом разрушении? Ведь ло- мать можно, тоже радуясь. Я пробовал.
Под небом К-го района дове- лось услышать такую мысль: жизнь состоит из чередования питья (пьянства, в смысле) и работы, поэтому нет ника- кой принципиальной разни- цы между существованием в городе и существованием в деревне. А все проблемы происходят, якобы, лишь от одного – от нарушения ритма
«чередования»: нельзя пить- пить-пить-пить... или рабо- тать-работать-работать... надо всё-таки соблюдать правиль- ность: поработал-выпил, по- работал-выпил... Такая, знае- те ли, теория. Не для круглых отличников.
В деревне Шихостанка встре- тились с одинокой бабушкой, маленьким человеческим во- робушком, затерянным среди заснеженного пространства. Ночь. Тикают ходики на стене. Бабушку зовут чудно, в духе минувшей эпохи – Домна Фи- липповна. Отжила своё поч- ти, отгорбатилась. Что голос, что тело, да и душа, наверное,

209

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

– всё высохло, окуклилось от пустоты и ненастий. Но нет, начала оттаивать, сидит на кровати, гладит кошку, пока- чивает махонькими ножками в разноцветных носках, жа- луется, что коза «закупорос- ничала»; словно и впрямь, как засушенная холодом бабочка, какие случаются в натоплен- ных избах, почуяла тепло, за- шевелилась, стала оживать...
– И помирать не помираю, и жить не живу, – говорит. – А кошку с собой спать не кладу. Храпит больно!
Всем хочется отдохнуть от жизни. Что за напасть! Горо- жане едут к подзолам и суг- линку, а землеробы – поближе к асфальту. Вечный кругово- рот в поисках места, где бы отдохнуть от всего прежне- го. Мой товарищ за большие
«тыщи» купил дом в деревне, навязал себе на шею радость собственности, скормил коло- радскому жуку гору картофе- ля, лишился покоя по выход- ным, зато – счастлив: «Себя, конечно, не переделаешь, так хоть место поменять...»
Человек – это существо, кото- рое всюду ищет храм. А что, если «искомую величину» приземлить, сделать её со- вершенно обыденной, облечь в форму избы, домотканых штанов, белёной печи? Тогда
не придётся ничего искать, поскольку храм будет под бо- ком. Чтобы прийти к такому прямому концу, придётся, ви- димо, ба-а-альшой крюк дать на дороге судьбы.
В деревнях прощаются так:
– Оставайся с Богом!
– Поезжайте с Богом.
И всё. И разъехались, будто и не было этой встречи. И не будет, наверное, другой. Но остался навек между простив- шимися единый знаменатель, равняющий всех, живущих в числителе. Может, бог. Или природа. Или любовь. Как угодно. Слабое сверху дро- бится, числится, а «нулевая» сила снизу поддерживает, бес- конечный итог знаменует.
Естественность внешней жизни, построенной людьми, целиком зависит от того, что они считают естественным в своем невидимом, внутрен- нем мире. Проверьте себя: как просто всюду научились рождаться слова о ненавис- ти, мести, жадности, упрямс- тве, недоверии, обиде... Как уверенно и естественно они звучат в человеческих устах! И только о любви – о единс- твенной основе всей жизни!
– говорить словно бы стыд- но. Когда, на каком из пово- ротов обломился путеводный лучик? Слово – стрела! Что

210

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

произнесешь ты для себя, то и сотворишь вокруг. И пору- шенную церковь, и мёртвый плакат, и свою болезнь, и своё выздоровление, и свой новый дом.
Беседую с поэтом: Помнишь:
«Первым было Слово?» А ты сам – источник или «транс- лятор»? Или «трансформа- тор»? А тебе не приходилось сталкиваться с необычными состояниями жизни? Конеч- но, приходилось. Бред, напри- мер... Как же! Чем отличается просто сочинённая строка от напечатанной? В напечатан- ной есть магия. Какая магия? Магия исповеди. Было бы что исповедовать. Есть два, как минимум, типа читателя: один ищет в книге «норму», находит и получает от этого личное удовольствие, а дру- гой для удовлетворения ищет
«сумасшедшинку» в авторе... Ты какой? Я – с сумасшед- шинкой. Стараюсь таким быть. Искусственно ненор- мальный? Отчасти. Откуда ты ведёшь отсчет мира? От себя? Приходится... Ведь «Я»
– как раз самая середина этого мира. А от середины считать удобнее всего. Творческий человек всегда эгоист в сво- ем творчестве? Да, пожалуй. А как быть тогда с пропо- ведью бескорыстия? Никак. Гений и злодейство – вещи
совместные. Поэт, как извес- тно, живёт на самой границе между разумным и безумным.
«Нарушители» на границе имеются? Ха-ха! Даже мысли и те – перебежчики!
Свобода начинается с толкот- ни и суеты общего старта. В самом начале уже есть проиг- равшие, но ещё нет обману- тых.
Меньше всего романтизма до- стаётся настоящему, реально осязаемому моменту жизни. Больше всего «розового креп- кого» (был такой дешёвенький напиток при социализме, 1 р.
07 коп. за поллитру) в планах или воспоминаниях.
Пацаны играли «в выжива- ние» на необитаемой скале в северном море. Рядом с людь- ми жила курица. Курицу зва- ли «Мими». Первое время она жила рядом с людьми, при- вязанная за лапу. Мими - не просто третий участник ис- пытания одиночеством, Мими
– «стратегический» продук- товый запас. Вскоре курицу отвязали. Она не убежала. Наоборот, вела себя хуже не- воспитанной дворняжки. На- училась воровать. Однажды Мими вырвала сухарь изо рта хозяина и молча бросилась с добычей в глубь острова. Во- ровку догнали. Сухарь почти

211

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

не пострадал. Остров превра- тил домашнюю инкубаторс- кую клушу в настоящего дру- га и хищника. Мими достойно выдержала «Робинзонаду» вместе с людьми, съели её уже на материке.
Мы – путешественники. По- тому что всех нас несёт не- ведомо куда единое течение
– река времени. Кто-то чуть- чуть отстаёт, кто-то слегка обгоняет это течение. Сорев- нуемся! На то и путешествие. Иные ныряют в глубину, а иные мечтают «приподнять- ся». Ах, как утомительно бы- вает, порой, это странствие, от которого нельзя отказаться! Усилия жизни и лицо челове- ка обращены в будущее: какие опасности, какие подводные камни, коварные мели и ко- варные повороты ещё ждут? Неутомимый взгляд бежит впереди человека и времени. И мы уверены в себе и в своем пути. «Как живешь?» – спра- шиваем друг друга. И каждый отвечает: «Нормально». Пото- му что так оно и есть.
Но люди не могут путешес- твовать, «сплавляясь» по те- чению времени, без отдыха, без привалов. И называется любой из таких привалов – юбилей. Глаза «юбилейных» участников похода жизни об- ращены не к будущему и даже не к настоящему, а исключи-
тельно к прошлому. Впро- чем, можно вывернуть на сто восемьдесят и всю голову, но лучше этого не делать, а то дальше поплывёшь задом на- перёд, вслепую.
Далёкое будущее всегда ка- жется нам сказкой, но вот оно, наконец, настаёт и, увы, разо- чаровывает. Не беда! Далёкое прошлое предстаёт не менее сказочной картиной. Про- шлое! Не надо его бояться. Оно не сбудется, потому что уже сбылось: муть жизни осе- ла – былое кристально ясно, оно не подведёт, оно надёжно, как сама материя! Прошлое
– не разочаровывает.
Да здравствуют юбилеи! Юбилеи – это оазисы, где вре- мя прекращает свою вечную работу. Юбилеи – это самое невероятное из всех достиже- ний человеческой цивилиза- ции. Ибо никому ещё не уда- валось на земле обманывать время так, как это удается юбилярам. Секрет юбиляра прост: глаза его не на месте. На затылке.
Да, конечно, любая пылинка в мире единственна и неповто- рима. Но доказательство сво- ей исключительности ведёт к трагедии. Лучше просто быть, чем доказывать. Мне непоня- тен фашизм, партии, сбори- ща. Это так банально: хочешь что-то изменить, улучшить,

212

Как я себя чувствую?

Как тот, который насту- пил сам себе на мозоль и даже не извинился.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

спасти – начни с себя. Погля- ди для начала в зеркало. Ты себе нравишься? Что ж, тогда ты ничего не увидел.
У Иоанна Богослова в Апока- липсисе я вычитал: не ищите Бога в храме, Его там нет. Это
– о нашем времени. Бог, похо- же, переместился из «обще- жития» в менее просторную, но более удобную «квартиру»
– в личность человека. Я в это верю, я это чувствую! В наших деревнях неоднократ- но встречал: старушку-храм, девочку-церковь – сердца, не знающие выгоды, любовь, не оглядывающуюся на условия. Человек-храм тоже может быть разрушен, затоптан и ос- квернён, но Бог живёт именно там. Больше уже просто не- где.
Смех – надежда на выздоров- ление. Смех над собой – здо- ровье. Улыбка красит и чело- века, и нацию, и природу. Но не надо обольщаться. Кисло всё в мире, очень кисло. Мно- гие здоровяки перед смертью кисло улыбались.
Слово – очень опасное вещес- тво. Пожалуй, самое опасное из всех прочих человеческих
«игрушек». Ну да, чем опас- нее игрушки, тем сложнее мир. Или наоборот. Не разбе- решь. Железо, электричество,
радиация, психические фе- номены – на кой чёрт всё это было вызывать из небытия? Но лавина жизни пущена и её не остановить. Как выжить? Я знаю только один способ – это овеществлённое молчание.
В людях, на мой взгляд, есть одно самоубийственное ка- чество – ненасытность. Поче- му всякий раз, провозглашая равенство, участники не сле- дуют своим словам? Сам для себя я давно сделал печальное открытие: люди живут плохо оттого, что всё время хотят жить «ещё лучше».
Есть всего две подлости: ви- деть всё насквозь, но не гово- рить или наоборот – городить сослепу.
Возможно, люди на земле
– это ещё далеко не завершён- ная божья конструкция. Вари- ация, отклонившаяся от свое- го золотого идеала. Но идеал остался, осталась непрерыв- ная тяга к нему. Мы все хоте- ли бы жить чище, спокойнее, яснее. Каждый воюет за свой мир ужасными средствами: деньгами, пулями, ложью, лестью, назойливостью. Люди слишком тяжелы, чтобы взле- теть просто так, воспарить. Нужен солидный разбег. Если и летаем, то по принципу
«предметов тяжелее возду-

214

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ха». Мало ведь кто желает стать просто выше, чем он есть – хотят возвыситься. Я не политик, не генерал, не са- мовлюбленный мальчик в ко- жаном пиджачке. Я – плохой. Вижу свое «плохо» и говорю об этом. Может, от страха за себя завтрашнего. Почему же соседи-то сердятся?
На кривую жизнь есть лишь одна управа – прямое зеркало сатиры. И тогда кривая жизнь возмущенно кричит: «Меня исказили!»
Мы все хотим счастья. Я ду- маю, оно не должно быть ни лёгким, ни трудным. Оно должно быть таким, чтобы не замечать его вовсе – то есть, просто удобным, как всё здо- ровое. Иначе всегда будет по- вод смеяться сквозь слёзы или плакать сквозь смех.
Земля – не самое подходящее время для знакомств; охотнее здесь ссорятся. Но неуже- ли мы пришли на Землю для того, чтобы поглубже вырыть свой индивидуальный окоп- чик? Кого здесь искать? Идти на свет, а не на клич зазыва- лы!
1990 г. Вот и пришёл день спросить себя: а что же у меня есть дорогого? Самого дорогого! Такого, чтобы про-
дать, чтобы наверняка купи- ли. Вещи? Так одно старье по углам растолкано. Ум, со- весть? Так кому они нужны в этой сутолоке. Может, родину с молотка толкнуть? Ну, это и без меня уже... Надо, надо торговать по утрам и вечерам! Если о себе сам не подума- ешь, никто о тебе не подумает. Мысли о себе! Какой силы до- стиг человек в этом искусст- ве! Забудь о других – они чу- жие. Потому что тоже думают только о себе. Какая разница, кто там, по ту сторону прилав- ка? Главное – чужой! Хвали товар шибче, всучи подороже. Дураком прикинься – дура- ка поймаешь. Каждый тянет одеяло жизни в свою сторону. Богатая головушка богатой мошне прислуживает. Мозг, как грыжа, сердце, как чирей, душа, как покойник. Эй, купи что-нибудь – продётся!
Большие открытия всегда обо- рачивались большой бедой для людей. Страх за последс- твия должен предшествовать радости открытий.
Нет ничего омерзительнее и дурнее, чем пляска лику- ющих ратоборцев на трупе поверженного колосса. Я не принадлежу ни к числу пок- лонников бывшей КПСС, ни к когорте её непримиримых противников. Однако у всякой

215

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

революционной эйфории есть своё неизбежное похмелье. Иными словами, вбивание осинового кола в могилу ком- мунистической партии одной отдельно взятой страны никак не означает прощания с ком- мунистической идеей вооб- ще. Рано хороните!!! «Честь безумцу, который навеет че- ловечеству сон золотой...» Безумцы, мерзавцы, герои, уголовники дела и слова – вот кормчие; ах, как легко воспла- меняются иссохшие человечьи души огнём идеи всеобщего равенства – воплощением рая на земле! Горели, горят и бу- дут гореть чумной ненавис- тью глаза голодного подонка, ленивого раба, продажных филантропов и саблезубых мессий-однодневок. Великий овечий поход к всеобщему благоденствию продолжает- ся. С той лишь разницей, что барачно-распределительное равенство заменено соревно- вательным беспределом. Идея призрачного народного счас- тья запустила в России фан- тастическую мясорубку: каж- дая национальная, партийная, тусовочная или прочая «овца» полезла в рай в одиночку. За социалистическую револю- цию расплатились кровью, за демократические эксперимен- ты – расплатимся, видать, ду- шой. Кто ведь как ищет благо- денствия. Как в арифметике:
одни старательно складывают и умножают, другие – только делят, ну, вычитают, на худой конец. Вычитание и деление – вот и всё, что нужно знать лю- бому российскому царю-ба- тюшке. Аминь! Каков выход? На мой взгляд, он чрезвычай- но прост: коммунизм возмо- жен лишь в отдельно постро- енной личности. А до тех пор, пока равенство, братство и счастье будут искать сообща, думным и колхозно-базарным методом, будет и почва для мечтаний о дурном несбы- точном равенстве. Не верьте никому: надежда обречённых действует вернее яда – она не сбывается никогда.
А. В. судьба крутила, сжима- ла, растягивала и мяла, как упрямый образец на испыта- тельном стенде. Многое за де- сятилетия успело обломиться, выкрошиться, треснуть. Ос- талась голая уцелевшая серд- цевина – сам по себе человек, какой есть, такой и есть: поте- рял много, зато и лишнего не прилипло.
Прямота, идущая от безогляд- ного естества, обаятельна, в какой бы форме она ни была выражена.
Мученик – это не тот, кто просто терпит. Мученик – это человек, оказавшийся «не по

216

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

размеру» своему времени. То ли оно болтается на нём, как старый пиджак на ветру, то ли жмёт невпродых. Хоть с бу- тылкой, хоть без бутылки – не разберешься сразу. Разве что порассуждать. День сегод- няшний, допустим, принадле- жит политикам, завтрашний
– экономистам, послезавт- рашний – полублаженным мечтателям. Каждый живёт в своём «дне», как кулик в бо- лоте, и хвалит, и ругается, и спорит с соседями по другому времени.
Действия таланта, зачастую, безотчётны. Талант – это ведь не только картины, книги, пес- ни, чертежи или интриги. Это
– некая избыточность жизни в тебе самом. Собственно, та- лантливый человек становит- ся как бы рабом или заложни- ком этой своей избыточности. Откуда она? От случая или свыше? Поди разберись! По- вышенный уровень внутрен- ней человеческой энергии по- добен весеннему паводку: он неиссякаем, не всегда удобен и жаден до новых просторов.
В принципе, каждый человек изобретает свою собственную жизнь, как велосипед – повто- ряясь в неповторимом.
Из разговора с целителем. Женщины мыслят цветом:
«Это кажется маловероят- ным, но долговременное на- блюдение показало, что фон, цвет, окраска нашей комнаты, цвет нашей одежды – всё это притягивает определенный вид энергии. Мы и не подоз- реваем, что покупка той или иной цветной вещи может в корне изменить нашу жизнь. Попробуйте сами вспомнить примеры из собственной жиз- ни: меняются обои – меняется жизнь...»
Вопросы, вопросы... Как вы считаете, люди играют в го- сударство или государство иг- рает в человеческие судьбы? Что такое судьба? Её можно спланировать? А выиграть? Все знают, что проиграть свою судьбу легче, чем выиграть. Почему? Скажите, дети – это наши игрушки? Жить игра- ючи – серьезно ли это? Кому везёт больше, серьёзным лю- дям или легкомысленным? Что бы вы считали крупным выигрышем в своей жизни: а) в 5 лет, б) в 18 лет, в) в 40 лет и г) 100 лет? Сочетаются ли в жизни эти два понятия: игра и справедливость? Радуют ли вас чужие удачи? А случа- лось ли так, что вас радовали чужие неурядицы? Есть ли на планете существо, азартнее человека? Почему люди игра- ют даже в смертельные игры: гусарскую рулетку, опасные

217

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

путешествия? К чему приве- дут игры ученых? Кто с кем играет: мы с природой или она с нами? Вы хотели бы снова стать ребенком, чтобы жить играючи? Надежда – разновидность ставки; на что надеяться важнее: на деньги, на заслуги, на общественное положение, на детей, на дру- зей, на государство, на неча- янные обстоятельства, на бога или только на себя? Почему случай называют «слепым»? Вы верите, что случай дейс- твительно слеп? Вы верите в то, что в мире нет ничего слу- чайного? Вам не приходилось играть со своим собственным здоровьем? Говорят: «Игра воображения». Во что любит играть ваше воображение? Все настоящие дела делаются от избытка жизненной силы
– играючи; у вас есть такое дело? Молодёжь играет в бу- дущее, старики – в прошлое; попробуйте определить, к какой половине человечест- ва вы принадлежите? Где и в чём грань перехода от одной игры к другой? А что делать с настоящим? Кто вы для сво- их детей: охранник, мудрый вождь, друг или «играющий тренер»? Что вы чувствуете, когда массовик-затейник про- износит: «Играют все!» Вам хочется побыстрее присоеди- ниться? Или, наоборот, отой- ти в сторону? Почему?
Классик мировой литературы С. Моэм писал: «Если чело- века впереди не ждёт ничего, кроме горечи и разочарова- ний, то я могу лишь приветс- твовать его поступок: брошен вызов сильнейшему из инс- тинктов – инстинкту жизни...» Речь идёт о самоубийстве. Страшные слова, жестокие
– нечеловеческие в своей бе- зысходной наготе слова! Как больной заражается от боль- ного, как эпидемия собирает свой печальный «урожай»
– так человеческая душа реа- гирует на «эпидемию» казён- щины, на её беспощадную общую мерку, недостаточно чуткую, чтобы услышать чей- то одинокий голос.
Тело достаточно кормить, и оно будет жить само по себе. А душу? Душу надо любить, надо её понимать, надо учить её – глаза в глаза – быть силь- ной. Глаза в глаза! Только так. Педагогика – это ведь не толь- ко школа и семья. Это – вся окружающая жизнь. Окружа- ющая и сейчас, и в прошлом, и в будущем. Сумеет это «ок- ружение» убедить тебя в ра- дости и смысле бытия – хоро- шо. Не сумеет – ты найдешь пустоте замену.
Воспитание не может быть указом, назиданием, холод- ной рекомендацией. Воспи- тание – это сотрудничество жизней: сильной молодой и

218

Россия – это перевёрну-

тый мир, здесь практика мертва без теории.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

опытной уходящей. Подавляя личную волю, можно воспи- тать лишь абсолютного солда- та. В конечном итоге, любой методист боится своей бес- помощности. Именно беспо- мощность не может признать своих просчётов и – защища- ется. Беспомощность любит мундир больше собственной жизни. Больше чужой жизни
– тем более. Мундир – это всё, что у неё есть.
Что требуется для того, что- бы узнать человека? Съесть с ним на пару пуд соли. Но это- го явно недостаточно для поз- нания российского варианта дружбы
– здесь никак не обойтись без бочки вина. А познание – про- цесс бесконечный, и одной бочки оказывается слишком мало.
(По мотивам бесед с ижевс- ким историком И. К.) «Рос- сийскую интеллигенцию представить трезвой невоз- можно даже теоретически! Я неоднократно размышлял над неповторимым феноме- ном русской интеллигенции. Почему она ТАКАЯ? Почему богатый, образованный чело- век, у которого есть и дом, и семья, и обеспеченное буду- щее вдруг, как мальчишка, на- смерть задумывается о смысле жизни, и, так и не найдя отве-
та, рисует на белой рубашке слева кружочек и стреляет в него? В этой русской необъяс- нимости пытались разобрать- ся и странствующие купцы, и кабинетные философы, и по- эты. Ответа – нет. Но все от- мечали одну характернейшую особенность образованных русских (это относится и к прошлому времени, и к совет- скому периоду истории стра- ны) – это невероятное, почти патологическое стремление к добровольной жертвенности. Русская интеллигенция жерт- венна по самой своей сути. А для реализации этой програм- мы судьбы нужны, формаль- но говоря, точки приложения. Лев Толстой страстно вос- клицал, как о высшей мечте:
«Вот бы пострадать за кого!» Революционеры: Кибаль- чич, Перовская, – наплевали на блестящую карьеру, всё променяли на возможность
«пострадать за народ». Та же сила толкала добровольцев на штыки и доты впоследствии. Любая теория в России стано- вится верой! Именно поэтому стало возможно богоотступ- ничество. Теория – продукт мозга. Вера – епархия души. Не мозг, душа вина просит! Для нашей интеллигенции характерно обезьянничанье
– своего ничего не жаль, да и себя не жаль. Даже русский язык после революции готовы

220

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

были забыть: все учили ла- тынь и эсперанто, чтобы сво- бодно просвещать «мировой пролетариат». Каждый в этой стране знает: последнюю ру- башку с себя снять – высшая сласть.
На Западе пьяницу осуждают, здесь – жалеют. Здесь на тебя доброжелательное внимание обратят не тогда, когда ты вырвешься из общего потока, а когда упадёшь, споткнёшь- ся. Пьяного на Руси испокон веку жалели. Скажите, где, в какой ещё стране самый бога- тый храм возведен в честь... дурака – храм Блаженно- го?! Русские люди полярны вообще, интеллигенция – в особенности. Меры здесь не знают. Жизнь здесь привыкли чувствовать, а не просчиты- вать. Русские философы уже неоднократно высказывали мысль, что разгадка русской души проста: феномен возник на стыке двух культур – евро- пейской и восточной. Душа на стыке постоянно «кипит» и не улавливается ни в какие логические рамки. Как охла- дить вечно кипящую русскую душу? Работой. Бездельем. Путешествием. Романом. Ви- ном. Самоубийством. Взгляните, как выражается на Западе символика единения человека с Богом – это, как правило, одинокий шпиль. К Богу там идут в одиночку. У
нас же и в символике заложен смысл коллективизма: лу- ковка на куполе церкви – это некое «МЫ», которое затем лишь переходит в устремлён- ное в небо «Я». Такую форму веры без самопожертвования просто не пройти».
У каждого порядочного че- ловека существует своя собс- твенная теория, оправды- вающая его непорядочную практику.
Человек, по сути, представля- ет из себя некую универсаль- ную «трубу», через которую можно пропускать различные субстанции: физические, ду- ховные, химические. Прохож- дение этих или иных субстан- ций через «трубу» формирует устойчивый интерес к ним со стороны субъекта, который он называет «счастьем».
Ни один, ещё ни один из жи- вущих не ответил на вопрос: что же такое жизнь? Возмож- но, ответа не существует. Су- ществует только вопрос, перед которым разум становится во- инственным, а чувство – без- ошибочным. Каждый понима- ет мир по-своему. В одиночку. Жизнь подобна наркотику: к ней привыкаешь, и вновь хо- чется увеличить дозу... На ра- зучиться бы чувствовать, как замирает вселенная на конце

221

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

222

крыла бабочки, как кружится вечность в осенней листве, как приходит к тебе самое сильное, что есть на свете
– тишина. Тихое Слово. Тихая
Музыка.
Вы замечали: иногда нам не хватает своего опыта и своих слов, чтобы выразить чувства. И вдруг эти слова находятся!
– Их за тебя (заметьте, имен- но так!) уже написал кто-то. И тогда они по праву становятся и твоими тоже. Потому что так, не деля неба, мы дышим одним воздухом, – так можно жить и единым чувством. В порыве откровения и предель- ной искренности нет никакой разницы между автором и це- нителем – они одно.
Наверное, гармония – это понятие персонального поль- зования, сугубо индивиду- альное. Поэту мешает быт. Поющему поэту мешает гита- ра. Осмелюсь предположить, что музыканту мешает всё, кроме музыки! Но вот ведь парадокс: чем больше помех в творческой жизни, тем силь- нее, универсальнее эта самая жизнь. И тогда творец вырас- тает больши-и-им-преболь- шим.
Если человек умеет надеять- ся только на себя, то всем ос- тальным можно смело наде- яться на него.
На доверии одного человека к другому выстраивается об- щая наша свобода, открытая со всех сторон и всесильная в своей исповедальной вы- соте. Настоящее доверие не нуждается в документах, оно проникновенно по самой сво- ей сути: оно либо есть, либо его нет. На мой взгляд, дове- рять – это значит быть гото- вым принять любой результат жизни. Ни режиссированная надежда, ни сценарий необхо- димости – ничто такое не об- ладает полной открытостью. Весь вопрос – в силе твоего собственного вмещения: до- верие – это ты сам. В чём твое подобие? В подобии амбарно- му замку или в подобии небу? Арсенал компромиссов и ис- кусство людского выбора за- полнили бытие бытом. Стес- нённая душа ищет выхода в себе самой и в том, что вокруг
– в поисках себе подобных. По моему разумению, на Земле существуют два вида людской деятельности: видимая часть
– заработок, невидимая – ра- бота. Они не связаны между собой.
Сформулированная и выска- занная проблема перестаёт быть бесконечной, т. е. без- надёжной проблемой. Здесь место для ведущего, он берёт на себя посредническую роль
«помогающего сказать»: себе,

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

другим... Ведущий всегда чуть-чуть Незнайка – это даёт собеседнику возможность
«излиться», поделиться своим потенциалом. Ведущий – это тот, кто тебя понимает. Имен- но с этого места в России на- чинается абсурд и свистоп- ляска. Ведущий незаменим для того, кто поверил. Во что единственное?! В кого единс- твенного?! Белый халат или черный балахон? Ах! Куль- товые строения лезут из-под земли, как чертополох, коли- чество аптек на городских уг- лах не поддаётся исчислению. Никаких проблем!
А. В. собирает устное (быв- шее антинародное) творчест- во, сочиняет сам. Например, на одной из тетрадей – титул:
«Пословицы. Поговорки и изречения. Отклики на сов- ременную жизнь». Тетради
– тематические. Зачастую форма высказываний пре- дельно проста и по-детски наивна, но тем яснее просту- пает беззащитное содержание непутёвой российской жизни, никак не могущей обойтись без «великих» идей, «вели- ких» подвигов, наград и спец- распределителей. Цитирую запись: «К великому Ленину пришли ходоки. Стали жало- ваться, что живут очень плохо и едят только одну лебеду с клевером. Многие из колхоз-
ников уже мычат по-коровьи. Великий Ленин подумал, по- думал и говорит: «Вот я мёду ведро уже доедаю, а не жуж- жу. Ем яйца с хлебом вкрутую и всмятку, а не кукарекаю». Или другое: «При царе были орденоносцы, а теперь – ор- денопросцы. Чудодействен- ное растение растёт только на чудодейственной земле. Хмель – лекарство надёжное, комсомольско-молодёжное. Все сласти в руках у власти». А.В. радуется, как ребёнок:
«Читай! Читай! Это не я при- думал – жизнь сама нашепта- ла в уши».
До той поры, пока вы не по- няли себя самого, не стоит воображать, что понимаете другого. Мир полон непони- мания! В людском доме живу- щих землян сделалось тесно: густо населены удобные зем- ли, «забит» почти до предела радиоэфир, даже в мире идей и духовных сферах – тесно- та. Проблемой далекого пра- щура было – выжить, нашей
– договориться. В природе, в естественном мире и жизнь естественна; в искусствен- ном мире цивилизации жизнь
– искусство. Выигрывает тот, кто искусен в толчее.
Возможно, люди жестоко оши- баются насчёт многомерности своего, так сказать, «смысло-

223

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

вого пространства», оно все- го лишь двухмерно: быть-не быть, верх-низ, можно-нельзя, свет-тьма, бог-дьявол и т. д. Воображение мучительно, век за веком, пытается вырваться из этой двухмерности, в том числе при помощи кое-каких словесных ритмов, кодов, построений. Почему-то мы считаем дуальное сознание образцом мировосприятия, какой «дрессировщик» нас приучил так считать?
...Ползут по дорогам давилен горбы, в давильнях спешат на работу рабы. Качнись на уха- бе, автобус, качнись; водитель, постой, от работы очнись! Рули на просёлок. Поищем, мой друг, где падают звёзды, где берег и луг... Трясётся, гу- дит обездушенный конь, лишь тянется шлейфом бензинная вонь. Плотней, чем поленни- ца колотых дров, потеют рабы в государстве воров. Ползут по дорогам давилен горбы, рождается утро, морщинят- ся лбы: давильня, давильня!
– локтями под бок! – нарывы словесные брызжут, как сок; в казённых домах и рубли, и еда
– боятся рабы опозданий туда. Отдаться, принять, закрутить, передать... – нельзя, невоз- можно никак опоздать! Гос- подь-репродуктор им песенно врёт: «Без вас всё погаснет! И утро умрёт!» И каждый, кто
едет в давильне людской, –
«Скорее б погасло!» – желает с тоской. Качается горб, вер- тит сношенный скат, как бом- бы на взводе – терпенье и мат. Но раб пожилой наставляет семью: «Я честную жизнь отработал свою!» Давильня, давильня, крепка твоя власть! Здесь каждый спешит на си- денье упасть. Была бы дорога, работа была б! Водитель весё- лый – всех едущих раб.
Жизнь прекрасна, потому что она трудна! Если бы не это обстоятельство, то как бы скучно и неизобретательно мы жили: всё есть, всё готово, ничего не требуется сочинять, чертить, мастерить, пробо- вать, искать. Ах, спасибо веч- ным российским трудностям! Они держат наш бедный, но изворотливый разум в посто- янной боевой форме. Что ж, как справедливо говорят охот- ники: «Сытая гончая по следу не идёт».
Человеческий образ – дело исключительно равновес- ное. Изобразишь покрасивее
– обидишь неправдой, напус- тишь тени – опять обидишь... Так и живут большинство: между «да» и «нет» – не уго- дишь на них, как ни старайся. Редко кто стоит на земле без колебаний: только дети, толь- ко старики. Да ещё те, кто вы-

224

Наступила самая стран-

ная пора в истории людей, когда хочется не жить,

а отвлечься от жизни.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

дернул свою надежду из при- зрачного будущего и поселил её в настоящем, в сегодняш- нем трудном и непутёвом дне. Потому что иное невозможно. Надежде, как дереву, нужна живая земля. И тогда всё само собой приходит в равнове- сие: и дела, и слова, и вещи, и мечты. Видимая и невидимая суть бытия, всё собирается в единой точке, в едином чудес- ном миге – в тебе самом. Кон- чаются колебания. Остаётся работа, да горько-солёная ра- дость от неё.
Во всех умных книгах по дрессировке животных напи- сано главное правило обще- ния: не очеловечивай скотину. Кто знает, может, люди из-за того и сами оскотинились, что всё вокруг очеловечивать ра- зучились?
Природа – это космическая цыганка. Ей хорошо видны с высоты вечного покоя все зем- ные борозды, все её линии и трещины, ясные и чёткие, как въевшаяся чернота на ладонях у работяг. Не трудно гадать по морщинам Земли: «А было у тебя, милая, плохое прошлое. А впереди у тебя, милая, то большая беда, то большая радость...» Какая беда, какая радость? – ничего толком не скажет. «Мыла-ай! По глазам да по звёздам учись судьбу
свою читать, коль за время, за край поглядеть охота!»
Когда встречаются два дейс- твующих грешника, у них получается интересный раз- говор. Когда встречаются два бывших грешника – это пре- светлый праздник. Праздник и интерес на земле неизбеж- ны в принципе.
Люди, вышедшие из одного времени и одного пространс- тва, чем-то смахивают на близнецов: одного замеса, од- ного теста, одного поля ягоды
– ровесники. И в пять лет от роду ровесники, и в сорок. Па- мять, память... Наши деревян- ные дома стояли друг против друга, а между ними грохотал посередине улицы допотоп- ный послевоенный трамвай, под который так славно было подкладывать гвозди, спички, пятаки, патроны от «мелкаш- ки». Тихими ночами со сторо- ны металлургического завода ударяло по крышам и стёклам домов гавкающее эхо обезвре- живаемых перед переплавкой снарядов. Летали спутни- ки, радио заранее сообщало об этом великом событии, и люди выходили за ворота пог- лазеть на ползущую по небу желтиночку – чудо! Все были вместе, сосед улыбался сосе- ду, орали восторженные дети, манил к себе незыблемый

226

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

звёздный купол, и было так хорошо, как бывает, наверное, только в храме.
На всякий случай, договорим- ся: никто никому ничего не доказывает. Доказывать по- лезно лишь самому себе. Сом- нение – это проблема сомне- вающегося. «Да мы же тебя знаем! Тоже мне, святой!»
– могут подначивать изме- нившегося те, кто остались в смутной жизни. Да, не святой. Но другого фундамента, кро- ме того прошлого, какое есть, нет. На нём и растёт новое. Не верь тому, кто скажет: «Завтра я стану полностью другим!» Не станет. Верь тому, кто на- деется на реальное: «Завтра я стану чуть-чуть иным...» Так поступает вся последователь- ная жизнь.
Дурная, оглушённая и обма- нутая душа тоже может од- нажды проснуться. И тогда наступает её похмелье – осо- бое, невыносимое, не похо- жее на похмелье тела. В этом похмелье нет времени, поэто- му хочется бежать от самого себя. Водка? Самоубийство? Кающееся отшельничество? Годится, в принципе, всё. Го- дится и работа. Самая любая. Выбор принадлежит твоей смелости.
Судьба – твой лучший друг. С ней можно поссориться на- смерть, подраться до большой крови, потом – помириться. После побеждённой в себе обиды приходит счастье побе- дителя.
Лошадь никогда не будет ра- ботать столько же, сколько че- ловек. Ей это не интересно.
Специалист рассказывала:
– Знаешь, как съезжают трой- ку? Это очень сложно, тя- жело. Если все три понесли
– трактором не остановишь. Русская тройка! У лошадей ведь стадные рефлексы, они привыкли спасаться в случае страха не агрессией – бегс- твом. Общая паника: теряют разум, не реагируют даже на кнут. Я видела однажды ло- шадь, которая мчалась во весь опор, имея открытый перелом ноги – торчала кость наружу. Ничего в такие минуты трой- ка не понимает! Они смотрят друг на друга, ещё более заво- дятся и – несут, несут, несут... Себя убить может лошадь, тебя убить, ничего не понима- ет – спасается от страха.
– Бррр! Как русская толпа.
– Да.
Для чего рождаются деревья, трава, звери, рыбы, люди, птицы? Ни для чего!!! Жизнь не спрашивает и не отвечает.

227

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Она просто есть. И если ты сам «просто есть» в ней – это хорошо. Но люди придума- ли дела. И придумали слова, чтобы оправдывать свои дела и мысли. И придумали ис- кусство, чтобы оправдаться в чувствах. А жизнь – идёт... И продолжают рождаться де- ревья, звери, люди, а вместе с ними приходит новое время и новые дела – ни для чего!
Люди, по роду своей деятель- ности связанные с электро- никой (видеоэлектроникой, в частности), давно заметили, что в проводах и микросхе- мах может легко потеряться живая непосредственность. Мистика? Кто знает. Возмож- но, неживое в принципе не способно пропускать живое. Однако в миллионах домов светятся экраны, и люди часто привязываются к ним крепче, чем водолаз к кислородному шлангу. Неужели мы ищем в бесконечном мелькании чу- жой жизни – забвение своей собственной?
Однажды я провёл в газете единственный в своем роде эксперимент – опубликовал те истории, которые снятся лю- дям. Оказывается, современ- ники видят по ночам вполне поучительные вещи. Бывает, грустные, как притчи, быва- ет, лаконичные, как анекдо-
ты. Где же он, тот невидимый рассказчик, что навевает нам все эти истории? Рассказчик один, а слушателей много. Вывод: чужих снов не бывает. Сбываются ли сны? Прове- ряйте сами. Я специально со- хранял у каждого авторского сна дату «просмотра». Через несколько лет устроил «свер- ку». Картина получается пу- гающе-любопытная. Иногда мне кажется, что сны – это единственная безошибочная вещь в мире людей.
Ну, как же так?! Ведь то, что происходит днём, целиком и полностью находит своё отражение в средствах мас- совой информации и прочей печатной продукции. А ночь? Ночью мы разве не живём? Живём и ещё как! Половина всего жизненного срока, отпу- щенного человеку, считайте, проходит во сне, а отражения в печати – никакого. Обидно. Опросил большое количество участников сна. Как принято говорить в передовой статье, среди них были: рабочие и колхозники, ответственные работники и студенты, до- мохозяйки и работники умс- твенного труда. Очень скоро выяснилось, что наиболее запоминающиеся «сны со смыслом» – вовсе не сказоч- но-абсурдного содержания, а совершенно конкретные сю- жеты из нашей совершенно

228

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

неконкретной повседневнос- ти.
Один из рядовых отечествен- ных заспанцев высказал свою домашнюю, сугубо ненауч- ную гипотезу: сон – это некий компенсационный механизм, который вносит коррекцию в наше препротивное и непра- вильное существование на за- сознательном уровне, кое-что из этой коррекции сознание и чувства трансформируют в знакомые образы и слова, но это – лишь верхушка засозна- тельного «айсберга»; сны, давно известно, подсказы- вают и предупреждают, тол- кают к раскаянью или дают прозрение, удовлетворяют не- удовлетворенное и т. д.; лич- ный чей-то сон – это личный корректирующий «ключик» жизни, но можно предполо- жить, что любой такой ключ универсален, что засознатель- ная область – нечто общее для всех. Что это значит? А то, что если ваш сосед расскажет вам свой дурацкий сон, поразив- ший его, то и вы, возможно, поразитесь не меньше. Пото- му что засознательное – неви- димая часть «айсберга» – пла- вает у всех в едином океане, именуемом Жизнью. Так что, сон соседа, намотанный на ваш ус, – вещь полезная. Чу- жих снов не бывает! И сосед спасибо скажет: «Ваш бы сон, да в нашу руку!»
Итак, закрыли дружно глаза. Видите? Слышите? Но как от- личить настоящий сон от не- настоящего? Настоящий сон
– это всегда притча!
СОННОЕ ЦАРСТВО образца
1985-90 гг.
«Встретился я будто бы с Ле- ниным во сне, руку к нему протянул, а он мне в ладонь горсть золотых монет сыплет.
«Это тебе на зубы», – гово- рит. К чему бы это?» С. Г., 92 года.
«Надо было съездить, забрать свои документы из института. Накануне поездки присни- лось: подъезжаю я к вузу на
«мерседесе», говорю исклю- чительно по-английски, жена у меня мулатка, костюмчик
– блеск... Надо же!» Ю. В., инженер.
«Всю жизнь лечилась в 1-ой городской поликлинике, а хотела бы во 2-ой республи- канской, в «партлечебнице». Приснился сон: будто бы при- шла с этой просьбой на приём к Сталину, а он говорит: «Рэ- шить вопрос положитэльно». Не сбылось». Г. Г., идеолог.
«Видела себя: стою по коле- но в воде и читаю молитву». Вера, 17 лет.
«Когда умер дедушка, бабуш-

229

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

ке снился один и тот же сон. Будто бы она поставила рядом с могилой не то большой сун- дук, не то гроб. Днём из гроба вставала – шла на работу, а ве- чером в него умирать на ночь ложилась». Внук бабушки, 17 лет.
«Приснился идиотизм какой- то. Но запомнилось. Бегают по городу татары и кричат за- чем-то: «Один миллион вос- станий! Один миллион вос- станий!» Не к добру, что ли». Наташа.
«Этот сон я видела, когда мне было всего пять лет. По лест- ницам и коридорам какого-то общежития бегал Красный Медведь в красных очках и всех подряд пугал и ловил. Я знала: пока он бегает – выхо- дить нельзя...» Преподаватель марксистско-ленинской эсте- тики.
«...Вроде бы гостиница какая- то. Мы с подругой идём по длинному коридору. Над каж- дой дверью – красная лампоч- ка... Ба! Да это же публичный дом, догадываемся. А нам уж и предлагают, админист- рация, наверное: «Идёмте к нам работать. Заходите, по- жалуйста!» Мы возмущаемся с подругой, я кричу: «Что вы себе позволяете? Я вообще руководящий работник!» Ад-
министратор тогда показыва- ет на отдельную дверь: «Вот здесь у нас начальство обслу- живается». И я, неожиданно для себя, тут же согласилась. К чему бы такой сон?» Е., ра- ботник культуры.
«На глазах у людей какой-то тип хотел тупыми ножницами перерезать мне горло. Двад- цать минут резал – все смот- рели! Я ему вдруг говорю:
«Сделай перерыв, наточи». Он сходил, наточил, сам спра- шивает: «Можно теперь?» Я ему отвечаю: «Ты убийца, ты и решай...» А люди смотрят, не вмешиваются... К чему бы это?» Катя, 17 лет.
В условиях дикого рынка хорошо может быть только дикарю. Дикарю от бизнеса, например. Возможно, крас- ки сгущены, но... Наши се- годняшние доморощенные бизнесмены, нахватавшиеся денег, удовлетворившие свои материальные запросы, пос- тигшие премудрости эконо- мических наук, неожиданно столкнулись с новой про- блемой – они оказались не готовыми к цивилизованно- му человеческому общению. Почему семейные проблемы ещё более обострились, хотя внешне, казалось бы, полное благополучие? Почему удалая пьянка и разговоры об ин-

230

Лучший пропагандист

здоровой жизни –

это бывший грешник.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

232

тимном не воспринимаются иностранными партнёрами, как проявление доверия и дружбы? Почему психология того, кто говорит: «Я выигры- ваю тогда, когда выигрываешь и ты», – надёжна, привлека- тельна и легка? А психология
«нашенских» – «Всех задав- лю!» Почему лишь в порядоч- ном окружении выгодно быть порядочным? Почему доброе имя стоит всего дороже? По- чему?! Доморощенные наши бизнесмены с гонором и чван- ливой нахрапистостью вы- скочили было на свет божий: всё купим! – и растерялись... Любовь не купишь, дружба не продается, доверие не поку- пается. Оказывается, будучи современным миллионером, нельзя иметь психологию мелкого лавочника образца прошлого века. После интен- сивного курса экономики рос- сийские предприниматели, банкиры, владельцы фирм и директора жадно углубились в изучение законов челове- ческого общения – психоло- гию. Всё насущно и просто: деньги сделали деньги, этот этап пройден. Сделано! Пора теперь «сделать культуру».
Со словом «богатый» жизнь играет очень интересно: бо- гатый, но жестокий, богатый, но глупый, богатый и умный. Звучит ясно, образно, со зна-
комой нарицательностью. Словно и впрямь на полю- сах материального бытия – в богатстве, как и в бедности
– проявляются особенного ярко все качества человечес- кой натуры.
Мой товарищ, журналист, по- делился недавно открытием, которое его потрясло: наши обычные люди, работяги, средний класс, пенсионеры от избыточной новизны вокруг дожили до полного равноду- шия – самозащитного равно- душия к происходящему, да и к своей судьбе, пожалуй, тоже. Слишком сильны эмоции, слишком сильны оказались факты – лучше не думать, луч- ше не видеть и не слышать, не чувствовать. Шок! Инстинкт самосохранения – отключе- ние чувств и сознания в мо- мент сверхперегрузки. Он так и говорил: «Понаблюдай за лицами в трамвае: они же ни- че-го больше не чувствуют! Не могут больше чувствовать, чувствовалки не хватает!» Я понаблюдал, как мне было велено. Не так всё! Хорошие у старых людей лица! Как бы поточнее выразить? – Достой- ные! Зато появились в массе и карикатурные, брезгливо-над- менные физиономии. Эти-то откуда в таких количествах? Как грибки из-под земли. Не- ужто дождались своего золо- того дождичка?

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

Беседую с психологом Оль- гой К.: «У меня есть подруга, американка Кейси Соарис, тоже психолог. Она научи- ла меня очень простой игре, которую применяет для обу- чения безграмотных южно- американских фермеров. Это крестики-нолики. Двум парт- нёрам предлагается сражение на тридцати шести клетках (6х6), задание – набрать 15 очков (5 очков за каждые пос- тавленные в ряд или по диаго- нали одинаковые знаки). Как действуют партнёры? Первые два или три раза они заняты блокированием ходов друг друга – ноль очков результат. Потом догадываются: каждый спокойно ставит значки в сво- их колонках – поле игры по- делено. Но остаётся в центре одна не поделённая колонка... Как быть? И тут игроки дела- ют для себя феноменальное открытие: они переходят в единую знаковую систему! Оба партнёра в выигрыше. Просто и наглядно. Поле игры – наша жизнь; крести- ки и нолики – наши пробле- мы. Вот здоровая психология здорового рынка. Причём, эта схема работает не только для бизнеса – она работает и для личности. Попробуйте. Ос- новной смысл – не мешать. Природа огромна, в ней есть место каждому. Жить не ради того, чтобы кого-то задавить,
а чтобы просто самореализо- ваться».
Даже добродетель превраща- ется в кампанию; раз в год проходит объявленная Неде- ля милосердия – мизансцена, доброта по расписанию. Все- общая жадность, озлоблен- ность и суета захотели про- демонстрировать, что и им не чуждо кое-что человеческое. И назначили себе срок, недол- гий, как визг тормозов на кру- том вираже.
Не умеем отличить блажен- ного от безумного? А ведь это так просто! Блаженный ни- когда не скажет: «Мало!» Он любит, потому что он любит. Он страдает, потому что стра- дает. Живёт, потому что жив. Без расчёта, без расписания, без выгоды. Блаженна приро- да, блаженны и настоящие её дети. А принимающий пода- яние и дающий подаяние раз в году – безумны. Это спек- такль, в котором каждый тяго- тится своей ролью, фальшиво разыгрываемой перед единс- твенным и вечным зрителем.
1989 г. Из тюрьмы вышел че- ловек. Увидел «новую волю», и добровольно «сел по новой»
– за письменный стол. Вот не- большая часть из его сочине- ния.
«Образно говоря, на праздни- ке перестройки власть гонит и

233

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

гонит на гармони революции свой мотив, а пьяные гости за столом бранятся и плюют на пол, поскольку обоим не при- виты нравственные нормы. И те и другие вне закона приро- ды человека, вне истины бы- тия, нелюди антимира. Нам не привит патриотизм культуры, зато привит патриотизм сол- дата на поле боя, патриотизм борца, но такой победитель у природы никогда не получит ничего, поскольку патриотизм борьбы даже в самозащите не имеет правды добра. Доблесть несовместима с истинной нравственностью! – доказал Гегель. Победа зла над злом есть большее зло, чем было. Мы даже в коммунизм летели на паровозе и в руках у нас
– винтовка! Для кого? И для чего? Для расправы над «не- нашими»? В грядущем «ве- ликонравственном» обществе истины не нужны, их заменят мужики в куртках чекистов и с наганами и коммунарки в красных косынках эманси- пации. Кто ждёт их с распро- стертыми объятьями? Никто. Они привезут борьбу и войну, и их в лучшем случае потомки изолируют и закроют в резер- вации-зверинце, как низшую расу цивилизации.
Мы ехали воевать даже в свет- лое будущее и ненароком по пути растеряли подлинно че- ловеческие духовные ценнос-
ти: гуманизм, совесть, стыд, доброту, чистоту, искрен- ность, поэтическую влюблён- ность, верность, честность, достоинство, волю, смелость, благородство, рыцарство и честь просто человека, лич- ности! И попрали христианс- кие добродетели веры, надеж- ды и любви! В нас остались только граждане, политики. Даже государственные де- ятели у нас не имеют кодек- са чести и поэтому не умеют уходить в отставку. Именно страх народа перед насилием власти стимулировал беспре- дельность произвола и необя- зательность кодекса порядоч- ности, и экстремисты идут по тропе своего правительства: клин вышибают клином, дик- татуру диктатурой, зло злом! И круг заблуждения замыка- ется в безвыходном тупике. Если кто-то всё еще жаркой страстью пылает к бурям революции, холоду и голо- ду крови, гною и тифозным вшам – пусть воюют, но пусть оставят в покое меня, простой народ, русского зека, беспар- тийного труженика. Меня можно победить. Но победи- тель не получит ничего!»
Обращал ли кто-нибудь вни- мание на странность психи- ки сказочного Иванушки? И угол свой вроде есть, и еда, и перспективы кой-какие, ан

234

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

нет, не сидится: «Пойду-ка я, лиха себе поищу». Вот и вся причина – лиха поискать! А, может, лихо-то оно и лучше? В республиканском приёмни- ке-распределителе для несо- вершеннолетних таких Ива- нушек-дурачков каждый день
– хоть отбавляй. Этот «путе- шественник» из Кирово-Че- пецка, если не врёт, этот – из местных: вор, залез в квар- тиру, пожилой женщине ухо отрезал... Попрошайки, мало- летние стервецы, шакальчи- ки, волчата – дети, подростки. Как их все ненавидят! И они
– ненавидят. Пацанам ничего не страшно. Бывалые. Впере- ди – жизнь, не разменянный еще срок.
Присел было на корточки, спросил вежливо:
– Тебя, мальчик, как зовут?
– Домой хочу, дурак!
Вот и поговорили. У каждого
– своё «лихо». Конец света ну- жен, чтобы всех примирить. Или – конец тьмы.
Поэт Ходасевич сообщил миру: «Всему живущему идти путем зерна». А мысль – раз- ворачивается... Спрятавшись в зерне, цветок пережидает зиму. Это понятно. А люди? Они – тоже зерно?! И что, какую зиму они пережидают или уже переждали? Сила какого всхода дремлет в каж- дом? Зерно может лежать дол-
го, может быть, даже вечно. Но если уж оно проснулось
– не остановить. Можно лишь уничтожить.
Зверинец. Люди на фоне зве- рей. Приходите, на себя пос- мотрите.
Человеческий мир – мир следствий, опирающихся, в свою очередь, на мир пред- шествующих следствий. Всё запутано, всё слишком труд- но: почему? Не ищите при- чину уже содеянного – она слишком далеко от живущих. Но в нашей воле создавать самих себя сегодня, так, как это было в первый день Тво- рения. Какое семя бросим, такие всходы и получим. Под- прыгнув, не выберешься из грязи, побыв день честным, не убежишь от лжи. Немое наше сердце учится говорить
– стонет.
Последствия зла можно побе- дить, только пережив их, за- полнив освободившееся место трудом милосердия и всхода- ми культуры. Увы, культура
– капризнейшее из растений. Оно не растёт само по себе, как сорняк, за ним обязатель- но нужно ухаживать. Не всег- да это по силам.
Когда смотришь американс- кие видеофильмы, всегда за- мечаешь, как натурально, как

235

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

доподлинно точно ведут себя
актёры в заданном сюжете. Поразительный эффект! Вы- сокий класс! Когда разгова- риваешь с живыми американ- цами, всегда чувствуется, как естественно и умело каждый из них научен играть свою жизненную роль. Поразитель- ный эффект, высокий класс.
А мы? Чаще всего, переиг- рываем на экране и сильно
«не доигрываем» с друзьями, коллегами, любимыми, сами с собой. Нас сегодня актив- но обучают чужому опыту. Аукнется наука нежданно и горько. Круто «зафирмеет» последний Иванушка-дура- чок, сама, досрочно, закинет в огонь лягушачью шкурку Василиса. Во что мы играем? В авось! Чему учимся? Наби- вать синяки. А ведь мы – это только мы и никто другой. Не какие-то особенные, а такие же, как все, то есть, неповто- римые, сами с усами. На Руси слово «мы» говорят чаще, чем «я». Как самое главное заклинание. Мы совсем не
«крутые». Мы феноменально упрямы в своей непрактичной доброте. Боевик на таком ма- териале не снимешь. Живём, слава Богу, не кашляем. Иные нашей радости не поймут.
Есть отходы – есть, значит, жизнь, нет отходов – нет жиз- ни.
Слова блуждают... Отчего одни люди предпочитают изъ- ясняться стихами, а другие матом? Впрочем, сейчас и это перемешалось. Почему так прихотливо ищет «сказывае- мое» всё новые и новые фор- мы? И почему всякий говоря- щий должен сначала выиграть кастинг, и только после этого
– «сказывать».
Татьяна К., педагог, сфор- мулировала позицию: «Есть ли смысл в жизни? Ответа, наверное, не существует. Но если вы не устаёте задавать этот вопрос на любом из эта- пов своего бытия – жизнь не кончается».
Убегающий от смерти – дезер- тир духа, бегущий от жизни
– лентяй и трус. Лично я на- чал свое путешествие по вре- мени и пространству в теле земного «дезертира». Было лето. Июнь. Пора экзаменов. Любимая девушка грызла гранит науки и ни о чём та- ком не вспоминала. Я целыми днями лежал на диване, пил на родительские деньги пиво и наслаждался необозримым миром несчастий в собствен- ной судьбе. Экзамена по «тер- меху» мне было не сдать даже при желании. Это осознание рухнуло последней каплей в переполненную чашу восем-

236

У Бога хорошо развито

воображение, у дьявола – организаторские способности.

К н и г а с л у ч а й н о с т е й

надцатилетних страданий. Самоисход через повешение привлекал мало, потому что я видел однажды жмура с сизым лицом и безобразно вывалив- шимся языком. Не эстетично. Лучше, конечно, стреляться. Полный отцовский патронташ с заячьей дробью-«тройкой» и старенькая тульская двуст- волка меня удовлетворили до окрылённости. Момент был сладостный, чувства высоки- ми, как у ветерана перед Веч- ным огнём. Я собрал в рюкзак еды на неделю и пошёл в лес
– прочь от людей! Хотелось длить и длить этот незабыва- емый миг: в нём, как у бога, не было времени... Через двое суток я оказался весь переку- санный клещами. Пришлось срочно вернуться и поставить сыворотку гаммоглобулина. Прощания с землей не полу- чилось. Вот так всегда – ка- кая-нибудь мелочь да поме- шает! До сих пор так.
Человек всю жизнь что-ни- будь ловит: похвалу, первое место в очереди, удачу, деньги, мечту, удовольствие, слова, идеи, взгляды, дела, причи- ны, смысл, вечность или миг, праздники или тишину, рыбу или зверя, себя самого, нако- нец. Но рано или поздно эта великая охота заканчивает- ся, вспоминает об усталости тело, словно колодцы, нали-
ваются глубинным покоем человечьи глаза, и становится почти безразличным к хуле или к почестям слух. И толь- ко неугомонное воображение оглядывается, набрасывает на прошлое сеточку мыслей и всё тянет его к себе поближе, всё тоньше чувствует... Слов- но ещё и ещё раз проверяет: не проморгало ли свою Золо- тую Рыбку?
Память человеческая очень прихотлива, словно она живёт отдельно от событий, запоми- ная ярко почему-то не великие величины, а просто эпизоды, мелочи, пустяки, в сущности.
Человеческая память подобна спортсмену: она долго нахо- дится в хорошей форме, если её тренировать. Это – единс- твенное сокровище стариков, наверное. Кому-то деньги, кому-то жвачка, а этим – про- шлое. Вот и посмеивается одно время над другим.
Дед знает, что говорит. На своей шкуре испытал. Преда- тельством он называет всякое нарушение правил. Дедушка сегодня ещё сильнее, даже нетерпимее, пожалуй, верит в коммунизм. Настоящее счас- тье – это настоящий порядок. Железный порядок – желез- ное счастье.

238

А что, со времени сотворения мира в нём из- менилось количество банальностей? Истина банальна. Каждое поколение и каждый человек выражают это заново и по-своему. В своём собс- твенном времени и своим собственным языком. Вот и вся новизна.

Лев РОДНОВ

Лев Роднов

levrodnov@mail.ru
+7-912-460-78-85

КНИГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ

Русская книга перемен (4) Художник Михаил ВАХРИН