НА ГЛАВНУЮ ............ на страницу КНИГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ 

 

Лев

Роднов

 

 

 

 

Лев Роднов. Книга случайностей.

Русская книга перемен. Санкт-Петербург, ИД «Петрополис», 2013 г. - 212 стр.

 

Идея, текст, дизайн,

стилизация рисунков – Лев Роднов

Рисунки – Михаил Вахрин

Художник-консультант – Александр Балтин

 

 

 

Книга случайностей – седьмая книга совместного проекта писателя Льва Роднова и научного издатель- ства «Петрополис» (Санкт-Петербург). Идеи, эссе, субъективные заметки, лирико-философский днев- ник, мысли.

 

 

ISBN

 

 

Лев Роднов, 2013

ИД «Петрополис», 2013

 

И – ЭТО

ИМЯ

МОЁ

 

 

Философско-критические заметки по поводу премьеры любительского  спектакля.  В

числе прочих, я присутство- вал на показе. Субъективно замечу сразу же: для меня главный «спектакль» проис- ходил  в…  зрительном  зале

– «на фоне» сценического действия, и меня, как журна- листа и писателя, эффект «ис- кусством тестируемой» пуб- лики  весьма  заинтересовал:

 

на сцене «играли смыслами», а  зрители  по-старинке  хоте- ли уловить «главную идею». Одну, не больше. Они при- выкли получать удовлетворе- ние от определённости. Одна- ко времена и скорости жизни вокруг сильно изменились. Бытие – неутомимый жонглёр вечности – всегда предлагает живущим усложнить игру и усложниться самим. Ликую- щий хаос! Хаос вокруг озна- чает торжество степеней сво-

 

 

 

 

АБСУРД и ПРИНЦИП

 

 

 

Между богами, как между врагами, ссора возникнет вдруг. С полной душою, с пустыми руками прячет холоп испуг. Воды на воды, пламя на пламя! Лиха – по самый гроб. С полной душою, с пустыми руками ты за

кого, холоп? Жизнь умирает в мечети и в храме, вера,

как пуля, – в лоб! С полной душою, с пустыми руками

– стыдится детей холоп.

 

 

боды. Остаться собой в этой многозначности можно лишь в одном случае – твёрдо вла- дея собой. Такая банальность. Но, увы. Рабы по-прежнему мечтают «получить право», чтобы владеть другими! Рабы иллюзий,  рабы  косности, рабы страха. В этом смысле, различий между зрительным залом и сценой почти нет; плохой, знаете ли, признак, не слабее заколдованного круга. Русская школа «игры и жиз-

 

 

ни» вещественна в искусстве и искуственна в жини: играем правду, живём в роли… (Ду- маю,  читающий  поймёт:  не по своей воле приходится ста- вить слишком много кавычек, дабы взять «вторую производ- ную» от русского языка – его контекстную тишину). Я не театральный критик. Однако, избрав амплуа «наблюдателя над наблюдателями», автор нашёл немалую пищу для раз- мышлений. Об этом и пойдёт речь в предлагаемом эссе.

Содержательные вещи оди- наково трудны и в своём созда- нии и при своём прочтении. Зато   поверхностные   «труд-

ности» – легки и зрелищны. Так разделяются люди на тех, кто хотел бы видеть глубину, и тех, кто гонится за «картин- кой».

Философия – занятие, несом- ненно, демоническое. Как и игра на сцене. Борьба знаков в мире значимостей. Они се- годня гораздо охотнее находят общий язык друг с другом, нежели с людьми. Люди – по- рождения знаков и они ими не управляют. Возможно лишь продемонстрировать при- страстие к источникам оча- рования или разочарования. Демоны бесполы и в этом кроется их сила, превосходя- щая тяжести земного выбора. Искусство    позволяет    ими-

 

 

тировать демонические спо- собности. Поэтому искусство имеет совершенно ясный сти- мул развиваться. И в глубину. И на поверхности. С какого- то момента удержать эти две дороги в одной человеческой жизни становится невозмож- но. Мир, поднимаясь или опускаясь, делится на бога- тых и бедных, прежде всего, в мысли, или «в духе», если так кому-то привычнее слышать. Человеческая способность находиться в чём-либо тебя превосходящем или вмещать что-либо тебя превосходящее

– это практическое чудо твор- ческих процессов. Настоящий конфликт всегда закладывает- ся не между человеком и че- ловеком, не между правдой или неправдой, сценой или зрителем, нет, он куда неви- димее, – конфликт состоит в битве человеческого с нече- ловеческим в тебе самом. Кто поможет шагнуть в эту сечу? Побуждающая провокация искусства по сути своей не может быть приятной и рас- считанной на заведомое узна- вание.

Скорость поверхностной жизни часто имитирует энер- гию глубины. Быстро сыгра- ли. Быстро посмотрели. Быс-

тро прожили. Никто ни разу не спросил: «Зачем?!»

 

Замечательную проверку нации на устойчивую преемс- твенность её коллективной па- мяти и традиций могут дать…

обыкновенные виноделы. Присмотримся к хрестома- тийным примерам. Как тща- тельно мастера ухаживают за старым садом и закладываю новый? Какой давности конь- як они пьют сами, как им тор- гуют и как угощают друзей? Почему они закладывают се- годня бочки, вскрыть которые придётся   лишь   правнукам? Не правда ли, какая красивая картина  на  полотне  време- ни!  Человек  соотносит  себя с жизнью в масштабе столе- тий! Почему? Потому что он добровольно вкладывается в общую непрерывность, но ис- пытывает от этого абсолютное личное удовлетворение. Мас- тера не меряют время лишь собственным веком, их театр

– вечность. Это – высшая де- рзость! Богоподобие проверя- ется отсутствием времени. И, уж тем более, – временнос- ти… Ах, Русь! Кто твои вино- делы? Они варят брагу и пьют её недозревшей. Так же и с памятью, так же и с прочим

«варевом» нашим… Начало и конец в одном стакане!

Самозабвение – бегство от смысла. (Непрофессиональ- ные актёры на сцене, не зная,

 

 

что  делать  с  «паузами»,  то и дело хватались за стакан и бутылку, изображая «русскую брагу» – жизнь без памяти. Зал скептически ухмылялся, но отчётливо понимал, что это

– правда). Мне всегда каза- лось, что жизнь – занятие про- фессиональное. То есть, без сотворения принципиальной новизны в нём не обойтись. Дилетанты же «новизной» именуют бесконечное переби- рание ваиантов – всего того, что на земле уже есть. Искус- ство не даёт новизны, но под- водит к ней. Новизна же – это сам человек, она рождается из его изменённого внутреннего мира. Собственно, это – всего лишь новый взгляд на старые вещи,  который,  собственно, и позволяет адаптироваться к старому миру по-новому плюс совершать прежние поступки, но во имя новых знаков и зна- чимостей. Весь фокус в том, что символы сегодня меня- ются, как погода. Твердь бы- тия переместилась в область виртуальную – в мир пред- ставлений; ценность вещес- твенного многообразия пала пред ценностью разнообразия смыслового. Земная жизнь на наших глазах перестала быть

«плоской» – она теперь «мно- гоэтажная». Поэтому мизан- сцены будней – прекрасная возможность сходить в гости к новым «соседям по разуму».

 

 

Чтобы сравнить их игру в жизнь со своей и убедиться в главном: единой правды боль- ше нет. Нас окружает плотный живородящий   абсурд,   кото- рый упорядочивается любым принципом. Любым! Истина сделалась персональной. У киллера своя правда, у жерт- вы – своя. Все безоговорочно правы внутри себя! Абсурд позволяет.

Сколько потребуется вре- мени, чтобы дождаться окон- чательной спелости своего труда? Сто, двести, четыреста

лет? На такие сроки в России

«замахиваются» лишь непри- знанные гении.

В русской  транскрипции понятие «дом» – это семья, работа, проблемы жилья и на- бор привычек. В культурном

понимании дом – это… вре- мя! Человек, точнее сады его интеллекта и души, полноцен-

 

 

И

Только смерть

– это серьезно. Только жизнь

– это смешно. Жизнь и смерть

– это нормально.

 

 

но живут именно во времени, а не в пространстве. В России очень тесное время и слишком огромные пространства. Ду- раком здесь можно сделаться дважды.

Плоды   ремесла,   которые не боятся времени, новы веч- но. Людей бывших с людьми будущими связывают агенты

настоящего; каково их качес- тво, такова и связь.

Выгода перестала пони- маться в приложении к столе- тиям. Только здесь и сейчас! Коллапс   смыслов   в   одном

миге – то есть, фокус инфор- мационных потоков в одном человеке – одинаков и для просвещённого ума, и для ци- вилизационного дикаря. Что это означает? Только одно: окончательное    расхождение

«скользящего по поверхнос- ти» и «уходящего вглубь». Их не примирит даже смерть.

…Действие на нышних сценах напоминает одноак- тную жизнь… Что ж, для каждого  из  нас  раздвинулся

однажды  непостижимый  за- навес. И глаза увидели. И слух внял. И тогда разум воспылал желаниями.  Тем,  к  чему  он был готов. Не более. Искусство заставляет желать того, чего ещё нет и быть не

 

 

 

И

Мне нечего тебе сказать, потому что я знаю всё, что ты хочешь услышать.

 

 

 

может. Это – вера, соблазне- ние логики на поход в мир абсурда.

Так строится театр абсурда по имени Жизнь. Если, ко- нечно, исходить из того, что жизнь абсурдна сама по себе.

Повторюсь,    упорядочивают её лишь принципы – беско- нечное количество отдельно взятых истин. До недавнего времени было очень удобно: один человек – одна истина. Поэтому правители старались сделать «всех, как один». Но что-то вдруг изменилось: че- ловек вроде бы то же, да «ис- тин» в нём – много… Откуда б?! Большой абсурд породил своё отражение? И им хорошо вместе?

Игра в вещи и слова слишком примитивна по сравнению с игрой в принципы. Они, они, принципы! – набор компасов внутри каждого из нас. И каж- дый показывает в свою сторо- ну.

 

Своё мнение, похожее на завуалированный приговор, дала     женщина,     подошед- шая ко мне после спектакля:

«Было интересно. Но я ниче- го не поняла». Это очень хо- рошая оценка, на мой взгляд. Потому что – самооценка.

На ум так и напрашивается сочинить притчу о жонглёре, у которого часто спрашивали:

«Какой шарик самый глав- ный?» А грустный жонглёр отвечал: «Тот, что вы держи- те, не выпуская…»

Спектакль ослабил в зрите- лях привычный «хвататель- ный рефлекс» разума. И это его изумило.

Хаос – жонглёр. Он под- брасывает в никуда все при- нципы разом и не ловит ни одного. Ловят их люди. И уже

не выпускают. Так строится в океане  абсурда  «обитаемый остров» смыслов и значений. Абсурд   вечен,   как   истина! Поэтому   его   нельзя   узако- нить. Принцип же всегда от- носителен.  Чья-то  правда,  к примеру,  –  следовать  только фактам, чья-то – только лгать. Обе «правды» равноценны… Все, абсолютно все – святые и  преступники,  торговцы  и их жертвы, алкоголики и про-

 

 

фессура, студенты и сстарики,

– все правы!!! Каждый слу- жит лишь своему собствен- ному принципу. Этот балаган действующих значимостей окружает Абсурд – апофеоз демократии.

На полях следует обязаитель- но заметить, что слишком жёстко регламентированная внешняя жизнь, подчинённая тотальному контролю, драко- новским проверкам и соблю- дению подавляющих правил, нескончаемым  ревизиям  и т.п., вообще, происходящая в какой-либо стране Неусып- ного Ока, имеет прямо про- тивоположный результат в устройстве внутреннего мира человека – абсурд внутри, свободу, лишённую правил.

Диссиденты среди «незыб- лемости» неизбежны. Игра многими смыслами в чреве доминирующей,  данной  раз

и навсегда «истины», опасна:

«определившиеся» постара- ются уничтожить «неопре- делённых». В русской тради- ции определённость всегда неподвижна, статична, как за- стывший кусок льда. Жизнь, доведённая до конца, «замо- роженным» кажется наиболее понятной. Хаос внутри за- стывших короток и бессилен, поэтому он сверх разумного обожает «вечные» символы в своём реальном окружении –

 

 

памятники и насильственное зомбирование «на веру».

Русская познавательная школа воспитана на подража- нии. Этим она отличается от первоисточников так же, как

оригинал от оригинальнича- ния.

Ситуация перманентного аб- сурда вокруг не служит и не может служить гражданской социоплощадкой, универ- сальным субстантом, который бы примирил непримиримые внутренние принципы по- русски.   Гражданская   война не делает людей гражданами, она разделяет их на вражду- ющих патриотов. Многвеко- вая социальная и духовная гангрена в России воспитала изнаночную  гордость  людей

– кичливость от убогости. Что ж, подражающие всегда спо- рят друг с другом. В русском варианте – насмерть. Печальный  феномен  России именно в этом – дети её вне- гражданственны. (Истерия какого-либо внушённого пат- риотизма не в счёт).

Принципы жизни (а их ров- но столько, сколько сущест- вует людей на земле) могут существовать  бесконфликтно

лишь  внутри  Суперпринци- па – единого общественного самосознания.   Никакая   ко-

 

 

пия, никакой экспорт идей и принципов извне не смогут решить эту задачу. Они лишь добавят жару в горнило непре- кращающейся русской граж- данской войны – физической, духовной, интеллектуальной. Суперпринцип – это государс- тво. Его-то на Руси и нет. И не бывало никогда!

Пусто место замещает инк- визиция, надзиратель, чужая власть, спекулятивная доктри- на. Чуда не будет, надеяться не на что. Верить в Россию – это позитивное суеверие, послед- нее, что остаётся для вечно обманутых.

Плоскость уловленных смыслов – карта мещанских представлений. В любом слу- чае, она обширна, но не глу-

бока и даже низка. В России обожают натуральную силу. Пошлые шутки. Сальности. Чёрный юмор. Мёртвых ге- роев и овцеподобный народ.

 

 

И

Всякому хочется

побыть оскорблен- ной невинностью, но невинности на всех не хватает

– достаточно лишь оскорблений.

 

 

Просто  нет  ничего  другого

– душа питается падалью, либо промышляет канниба- лизмом. А чего у нас нет-то? Того, что презираемо: разум- ной жизни. Одинокие ин- теллектуалы-подвижники не представляются для нации ценностью. Ибо некому их оценить. Пустынь! Без раз- витой  промежуточной  среды

–  собственной  цивилизации

– невозможно, например, об- менять высшие человеческие ценности на ценности мате- риального мира. Культурная пропасть непреодолима. Этот страшный ров между небом и землёй в России неоднократ- но пытались завалить трупа- ми врагов, а за недостатком врагов – заваливали собствен- ными. Увы.

Что  делать  с  выскочками? До недавнего времени их тра- вили и расстреливали. Сегод- ня – покупают, предваритель-

но научив их продаваться. Абсурд на земле интенсивно иссякает. Регламент и мода сопрягают    ныне    живущих до техногенной точности. На кого надеяться? Кто внедрит новые принципы? Зреет ли апокалиптичное вторжение превосходящего космичес- кого Абсурда в хаос земных принципов?

 

Можно бесконечно живо- писать  Россию,  представляя её в картинках. Но неизбежно приходится повторяться, опи-

сывая её «по вертикали» – в действующих принципах. Вертикальный путь собствен- ного   развития   здесь   очень узок, он больше напоминает спелеологический  лаз  с  это- го света на тот…, отчаянные смельчаки   прорываются   из мира в мир дорогою ценой, а тело родины-матери слишком уж дородно и лениво – век за веком ему и плашмя хорошо. Вокруг и внутри русского аб- сурда есть что понимать. Беда состоит  в  том,  что  –  нечем. Жонглёры – без рук, зрители

– без голов…

 

 

Вы замечали, что сочини- тельство в России отстаёт от кувыркающейся реальности? Что бы ни сочинил разум пи-

сателя – действительность круче. Я имею в виду при- нципы. Две сотни миллионов принципов на одну страну! И

– ни одного повторяющегося. Представления о правилах жизни в России индивиду- альны, поэтому-то и воспета любая убогая соборность. Линые представления! Лич- ные правила! Неповторимый, как отпечатки рук, индивиду- альный узор ума и действий.

 

 

Индивидуальность, возведён- ная в практический абсолют. По эклектичному сочетанию принципов и желаний (я хочу, я знаю, я верю, я полагаю и т.д.) в одном человеке, его безошибочно можно иденти- фицировать: натура-коктейль из России!

О! Открывается   занавес жизни… И всюду рассыпаны, словно пазлы, кусочки общей картины русского бытия. Как

их собрать? И каков изначаль- ный образец? Каков замысел? Никто не знает… Общей кар- тины не существует. Однако сами по себе пазлы так устро- ены, что могут складываться и без замысла, хаотично, как придётся. Смысл – соедине- ние разрозненных частей, а не стремление к общей картине. Аллегория   понятна:   пазлы

– это отдельные судьбы, а об- щая картина – образ жизни нации. Вот этого-то у нас и

 

 

 

И Гремучая смесь дурного воспи- тания и плохого настроения.

 

 

нет. После разрушений-пот- рясений собираем всегда с чу- жого образца.

Лишь иногда отдельные эн- тузиасты на бесконечном просторе русской смысловой целины вроде бы и соберут нечто своё, и призовут внима- ние сограждан… Да тряхнёт в этот момент стол русских представлений, и рассыплет- ся всё опять на элементарное. И народятся новые дурачки, которые вновь будут собирать себя с себе подобными. И так

– до следующего «смыслотря- сения».

А   расторопные   управители быстро     найдут        очередной заёмный  образец  для  подра- жания: «Складываемся!» Так нас и мнут: то в картину ва- рягов и византийской веры, то в картину французской моды, то  стилизуют  под  немецкие идеи,   то   «затачивают»   под американский порядок. Своей собственной  картины  (наци- ональной идеи, собственного культурного  зерна)  ни  одна местная память не имеет. Личные  принципы  –  пазл  с вырезами.   Собрали-разобра- ли. Абсурд не нуждается в об- щем замысле.

Таков и театр в этих местах, он ничем не отличается от жизни. И если мир в России продолжается   долго,   то   на её огромном полотне бытия образуются    оазисы    перво-

 

 

культуры,   «пятна   подобий»

– общественные школы, тече- ния, явления. И это – предел возможного.  Ведь  все  равно

«тряхнёт». В России «одно- разовая» не только индивиду- альная  человеческая  жизнь, но и её смысл.

Всеобщая   жажда        потрясе- ний  –  процесс  самонараста- ющий.  Чтобы  можно  было вечно начинающим начинать с начала… Начинать с начала, начинать с начала… Да не со своего собственного. Радость неудачников-пазлостроителей прячется в надежде на новую попытку:  свою  собственную или даже потомков. А это и есть   разрушение   предшест- вующего, полное и безжалос- тное  смешение  уже  сущес- твующей  логики  и  успехов. Начинание с нуля кормит то- ропливое  воображение  щед- рее, чем повседневный труд. Надеяться, что однажды доб- рый дядя или святая сказоч- ная сила поставят-таки перед русскими   саморазрушителя- ми   окончательную   картину гармоничного   бытия,   глупо

– эти надежды никогда не сбу- дутся.

В индивидуальной  плас- тичности русских таится огромный потенциал совер- шенно другого рода: по-оди-

ночке русские «сложатся» с кем угодно и где угодно!

 

 

Мир становится универсален и относительно открыт для новых контактов. А «касса» русских пазлов – полна! И каждый хорошо знает блестя- щие примеры «самоподгонки» среди тех, кто «изменил себя, чтобы быть ТАМ». В ином примере. Была бы картина! А своё место в чужом полотне

«русский пазл» всегда найдёт. Ох, занавес, занавес! Надо- лго ли ты раздвинулся? И кто потянет за верёвочку в конце действия? Кто приведёт в дви- жение твои колосники, чтобы закрыть его навсегда? Смот- рит актёришка в непонима- нии: «Для меня этот занавес падает, или для всех сразу?!»

Сегодня – эпоха тотальных имитаций и помпезных копий того, что уже было.

Я бы  создал  для  «нашего человека» классификацию типов. Их всего четыре. 1. Те, кто думают, что они думают.

2. Те, кто верят, что они верят.

3. Те, кто верит, что думает.

4.  И  те,  кто  думает,  что  ве- рит. Этого набора достаточно, чтобы болваны чувствовали свою планетарную исключи- тельность.

 

 

 

 

И

Искусство редкое

– напиток жизни пробовать. Не всяк поймет: об- жора хочет есть!

 

 

 

 

Чужие праздники воисти- ну чужие, они для бедных

– родина печали. Восставших духом горе уложило лицом в тарелки, как суда в причалы. Ах, боже мой, храпят сыны вселенной, и пасынки её, и даже княже, и псы хозяйс- кие кладут главу в колена. И речь курильщиков – эфиров пьяных пряжа. Ах, боже мой, самонадеян всяк воззвавший:

«Вперёд, народ! Презренна хилость звука!» А за спиной

– стальная дверь, параша… Чужие празднуют «своих». И радуются жутко.

Ах, занавес, занавес! Кого от кого он отделяет? Где мни- мое, а где настоящее? Актёры играют  роль.  Зрители  ищут

идею.   Одну   идею,   которая бы с ними поиграла… Ни те, ни другие не видят, что идей много и они с удовольствием играют  между  собой.  Люди им не нужны.

 

 

Спектакль жизни, конечно, должен быть правдивым. Но на сцене он не должен копиро- вать правду. Этим отличается искусство людей от искусства абсурда – искусства природы и эволюции.

У правды и лжи один общий враг  –  это  фальшь.  Только она, фальшь, несовместима с принципами. Всё остальное друг с другом быть – может. Гармонию мира, скорее всего, не интересует, в какой цвет окрашены гирьки на её золо- тых весах. Чёрные или белые, добрые или злые… Лишь бы их вес соответствовал заяв- ленной величине. А то не получится красивого пред- ставления у Жонглёра; все шарики в его руках должны быть одной породы.

 

 

Цитата: «Христианская традиция считает демонов злыми слугами Сатаны, оби-

тающими в аду, но способ- ными бродить по свету, ра- зыскивая готовые к падению души».

Солнце даёт энергию. Прос- то энергию. Колоссальный по- ток, в котором все излучения смешаны. И те, которые губи-

тельны для земной жизни, и

 

те, которые её поддерживают. Факт изученный и известный. В смешанной энергии един бог и дьявол. Однако мы сущест- вуем благодаря атмосфере и магнитному полю земли. Бла- годаря уникальному явлению жизни – способности Земли отделять вредное от полезно- го, и отклонять смертельное. Я привожу этот пример для простой и понятной аналогии: разум, не имеющий собствен- ного гравитационного «ядра»

 

 

 

 

ДЕМОНЫ

 

Вы обращали внимание на то, сколько сегодня при- ходится применять кавы- чек, чтобы показать суть явления правильно? И вам, наверняка, каждый день приходится слышать, что мир «перевернулся». Вопрос неизбежен: что же происхо- дит на самом деле? Каждый из нас ищет какой-либо способ наполнения жизни: прямые ищут в прямом, перевернутые – в перевёрну- том... Каждый, разумеется, желает, чтобы тропка жизни вела его к счастью и здоровью. Но человек, быва- ет, спотыкается и теряет свой путь... Почему?

 

 

(высокомотивированного вос- питания, качественного обра- зования) и не сохраняющий над собой и вокруг себя собс- твенной атмосферы, мощных эманаций души – погибает от влияния тёмной составляю- щей. Того, что во всех практи- ческих и эзотерических опы- тах цивилизации именуется одинаково – Духом. Логично соотнести: энергия Духа точ- но так же равно благотворна и беспощадна для нас, что и

 

 

энергия Солнца. Именно поэ- тому нужна культура защиты. И чем выше развитие – тем защищеннее.

Богатый (духовно, истори- чески, физически, интеллек- туальной талантливостью, состоянием   высокой   граж-

данственности) человек – это лакомый кусочек для разру- шителя. Для демона, напри- мер. Поскольку под демоном однозначно подразумевается именно разрушитель. Раковая сущность. Некто умный, лов- кий, живучий, способный к гениальному творчеству зла, материального и нематери- ального, стремящийся про- никнуть всюду, где образована незащищенная потенция жиз- ни. Демону, чёрту-менеджеру, позарез нужна чужая жизнь. Он ею питается. Поскольку ничего не синтезирует сам: не выращивает хлеб, не создает новые  смыслы,  не  расходу- ет себя самого на какое-либо гуманитарное или техничес- кое подвижничество. Паразит интенсивно плодится и чрез- вычайно находчив. Результа- ты деструкции наглядны: рак тела, рак совести, рак полити- ки, рак идеалов, рак стратеги- ческой смысловой перспекти- вы. В принципе, силы жизни и силы смерти в колесе бытия изначально уравновешены. Но! Можно склонить это ко-

 

 

лесо в ту или иную сторону. Чем мы, собственно, и зани- мается здесь вот уже не пер- вую тысячу лет. Моя страсть

– жизнь. Поэтому я не люблю разрушителей.

В игре  бытия  на  кон  ста- вилось всё, что угодно: и на- житое  имущество,  и  деньги, и территории, и знамёна. Что

ж. Жизнь склоняет живущих к   последовательному   труду и удобному миру. А мастера лотерей и азарта склоняют людей к иному – к беспамятс- тву и сиюминутной вспышке удовольствий. Причём, знак удовольствия – плюс или ми- нус – зачастую вовсе не ва- жен. Было бы воздействие! Главное  –  пробрать!  А  это

– известная банальность, путь неконтролируемой «дозы». В деньгах, в желаниях, в гре- хах, в общем. Которые нын- че  провозглашены  демонами

«священными     ценностями»

 

 

 

И

Если бы у каждого

имелись только его собственные желания, то удов- летворения хвати- ло бы на всех.

 

 

всевозможных свобод. Увы. Люди, брошенные в хаос, либо погибают, «скармливая» себя и своих детей людоедам, либо сами становятся людое- дами. На кон жизненной игры поставлено сегодня последнее

– сам Человек. Быть ему, или не быть Человеком? Вот в чём вопрос!

Цитата: «Даймон (гений) приставлен к человеку от рождения    и    сопровожда- ет его до самой смерти (ср.

ангел).  Даймоны  четвёрто- го ранга состоят только из воздуха  и  эфира  и  потому

«как бы близко от нас они не находились, они остаются неразличимыми». В то же время они относятся к роду

«умеющему быстро учиться и обладающему хорошей па- мятью».

Безмерное  меры  не  знает. И в жизни. И в смерти. Сле- дует, пожалуй, решить, на- конец:  чего  хочется  больше

– жить, или умереть? И этот эстетический, по сути, выбор зависит от того, куда мы все идём и где находимся. Только в аду мысли о смерти прият- ны. Мысль крутится, обжига- ясь, вокруг одного и того же пламени   Божьей   свечи:   ну да, жажда демона – смерть. Именно к ней он и стремится.

 

 

Он её пропагандирует со всей страстью и умением, на какие способен. Он ею заражает. Демон счастлив, если к его собственной смерти присо- единяются миллионы востор- женных подражателей.

Демон-менеджер и впрямь напоминает раковую опухоль. Живёт за счёт чужой жизни. Плодится и размножается, за- хватывая всё новые и новые соседние органы-миры. Пока не погубит своего кормильца и не погибнет вместе с ним сам. Демоны опускают име- ющуюся жизнь до распада, причём делают это изящнее некуда – развивая малодушие, безвольное существование и непреодолимую тягу ослаб- ших к самозабвению! Демо- ны внушают больному чело- веку или обществу сказочные иллюзии, подлейшим образом приравнивая воображённое к реальному. Мастера! Мастера смертельного пиара! Гибель обретает ореол романтики. Паразиты свободно проходят сквозь атмосферу бездухов- ности и безмозглости, они буквально занимают внутрен- нее пространство человека, подселяются во внутренний его мир и начинают из этой полумертвой человекоподоб- ной «куклы» пытаться пра- вить всем остальным миром. Как?! Проникая в его моти- вы,  в  его  системы.  Причём,

 

 

сами «куклы» не осознают глобального масштаба своего распада – им вполне доста- точно короткого удовольствия от «личной выгоды». Будь то игла наркомана, бутылка ал- коголика, хамство базарного прощелыги или взятка чинов- ника. В распаде они равны. Это – рабы смерти. Её воины, её слуги и её певцы. Здесь не- справедливость и жадность воют в голос спевшимся дуэ- том. А подселившиеся в дом жизни демоны лишь виртуоз- но подливают масла в огонь

– вульгарно пользуются идеей равноправия и равенства лю- дей, тем самым озлобляя и разделяя их ещё больше. Знак равенства – оружие подмены. Настоящего виртуальным, красивого выгодным, жизнен- ного смертельным. Демоны этим оружием пользуются. Равенство! Энтропийный соб- лазн. Это – оружие массового поражения. Социальная и ду-

 

 

 

И

Когда б не рвать

нить пуповины, срок спустя,

и мать возненавидела б дитя!

 

 

ховная катастрофа. Последс- твия его применения ужасны: духовная и интеллектуальная слепота, сердечное окамене- ние, гражданский дебилизм, паралич личной воли, суи- цидальная паранойя на всех горизонтах человеческого бы- тия. Или я не прав?!

Цитата: «Согласно талму- дическому преданию, демоны были созданы Богом в сумерки после  первой  субботы.  Пре-

жде  чем  он  успел  доделать их, наступила ночь, и пото- му   демонам   не   досталось тел. Они занимают проме- жуточное положение между ангелами и людьми, обитая в воздухе между землёй и луной, предпочитая нечистые и пус- тынные места».

Сделайте, пожалуйста, не- хитрую ротацию в своём ми- росозерцании. На тему нека- чественных  лидеров.  Чтобы

такие «поводыри» могли су- ществовать безбедно, нужны слепые.  А  где  же  их  брать? Да где угодно! Достаточно подменить собственное не- собственным. Что и творится вокруг в режиме вакханалии. Кровь дешевле денег. Да и жизнь – не копейка. Дешев- ле. Демоны – первоклассные режиссёры – заманивают в свой спектакль детей. Дурное

 

 

преподносится как норма. И

– становится нормой. Пос- тоянно  снижаемой  нормой для «быдла» и относительно оберегаемой «планкой» для элиты. Два-три поколения, воспитанные в предлагаемой

«режиссуре», начинают гор- диться тем, что имеют. Тупая ритуальность почти полно- стью заменяет генерацию роста и новизны. Или я опять не прав?!

Состояние! Слово-то какое богатое! А уж то, что оно обоз- начает, и вовсе границ не име- ет. Состояние счастья, любви,

гармонии,  знания,  молитвы, здравости,         устремлённости. Очень хорошо! Но ведь есть и другие состояния: зависти, ревности, злобы, мести, оту- пелости,   слепого   доверия... Демоны,  наряженные  в  зо- лотые костюмы, рубища или фраки   неустанно   внушают: это – тоже богатство! И чело- век послушно копит свою зло- бу, или свою «виноватость». Как  же  быть?  Огонь  и  свет

– близнецы. И тот, и другой очищают. Поэтому к ним стремятся.     Огонь     очища- ет смертью, свет – жизнью. Только глупец способен за- блудиться меж двух столпов! Заложник тёмных страстей, духовно  неграмотный,  теря- ет последнюю бдительность; именем Света демоны творят

 

 

свою волю над ним.

Царем сего мира становится

Ложь.  И  сатрапы  помельче

– лукавые президенты, ли- цемерные статисты палат и парламентов, поддельные духовники и дельцы-беспре- дельщики – все присягают ей в верном служении. Кто-то прячет ненужную честную жизнь в перевёрнутом мире, кто-то просто кончает её.

Демоны заселяют видимые и  невидимые  этажи  жизни, как    инфицированные    кро- во-духососущие  клещи.  Они

опьяняют опасным разгулом единицы и толпы. Идет вой- на. Последняя Мировая вой- на. Человека и Не-Человека. Линия фронта перенесена с земли в её атмосферу, в ауру, в невидимую ипостась. Каж- дый из нас – боец. Герой. Или дезертир. Линия фронта про- легает через душу и разум каждого. Исключений нет. Чувство  невидимой  войны или оккупации знакомо се- годня практически каждому. Танки и ракеты – уже почти анахронизм. В этой войне за себя самого сопротивляться и победить можно и в одиночку. Поэтому я так заинтересован в силе и стойкости моих сосе- дей по невидимому «окопу». Продавят их – возможно, по- гибну и я.

 

 

 

 

И Объяснённое дважды – уже внушение. Дваж- ды выслушанное

– уже впустую.

 

 

 

Цитата: «Демон топнув но- гой может провалиться в под- земелье, где они очень любят бродить.   Таким   свойством

обладают все европейские и арабские демоны. Обожают есть человечину и пить ихор, а крылья непременно должны быть черными».

Захватив человека, тёмные захватывают и средства мас- сового управления. Разве бы мог  человек-депутат  подли-

чать, врать с экрана, брать взятки и вредить своей на- ции? Разве бы мог сын свое- го племени, учёный-человек предать свой талант? Разве бы мог человек-военный посту- питься честью? Человек-рабо- чий, человек-юрист, человек- творец, даже человек-палач... Разве бы – не Человек впере- ди  всего  прочего?!  Демоны

– смертельная болезнь, вирус разумной души. Посмотрите!

 

 

Публичность сегодня – это демонстрация ради демонс- трации. Демонизм в мыслях, в чувствах, в действиях. Демо- ничность легко определима. Это – нездоровый, хищный эгоизм без внутренних огра- ничителей, то есть полное разрушение. Самореализация в пепле. Посудите сами. На выходе процесса жизни – всег- да энергия синтеза, прибавка личных результатов к общей сумме феномена жизни. Здесь доминирует  идея  вклада.  А на выходе демонического су- ществования – только личная

«прибавка» неких социаль- ных метастаз и раковых ре- комбинаций    общественного и личного бытия. Причём, па- разит растет за счёт убывания общего культурного слоя. А чтобы накопленное опусто- шалось ещё легче, демоны пе- реворачивают мир ценностей, активно поглощая и переиме- новывая их «под себя». И что же «ценного» есть в смерти,

 

 

И

Ум, перелом- ленный болью, вынужден искать спасение в покое и мудрости.

 

 

предлагаемой взамен жизни? Бутылка, игла, страх, сама смерть становится разменной монетой... Брошен предель- ный вызов: земля заражена! Родимые наши оптимисты и пессимисты с душой напере- вес замерли в одинаковом по- ложении раненой твари: жить или не жить?!

 

 

Цитата: «Всех превзошли лютеранские богословы, на- звавшие фантастическую цифру - 2 665 866 746 664 де-

мона».

Что можно сделать? Пере- вернись! Посмотри на себя и на  мир  правильно.  Наверня- ка захочется дышать полнее,

смеяться звонче и действо- вать шире. Оздоровление про- изойдет как бы само собой. Я не сторонник волевых команд

– «завязывать», «кодировать- ся», «держаться». Это не то. Просто делаешь шаг в сторо- ну, в иное и – о, чудо! – вот уж и сам ты иной. Хотеть и пред- ставлять себя самого лучше, чем ты есть на самом деле – вот вся премудрость. Природа исполняет все наши желания. И те, которые с плюсом, и те, которые  с  минусом.  Приро- да находится в Равной Душе. Она – равнодушна. Уравнове- шена миллиардами лет свое-

 

 

го бытия. А человек – волна. Природа     чутко     реагирует на каждое наше волнение... Большая Мама – Земля – тоже хочет жить. Вздрагивает ма- териками, латает прожжённое ракетами и пожарами свое го- лубое платье феи – атмосферу. Несомненно, всё живое связа- но и взаимозависимо. Кто-то считает это мистикой, кто-то в этом нормально существует. Природа учит и меня: иметь силу отклонять смертельные потоки в сторону, иметь собс- твенную атмосферу-щит в мыслях, иметь плотную душу, пропускающую внутрь только живительную энергию. Демо- ны, как бы стремительны они ни были, должны сгорать в верхних слоях моей защиты. Я знаю, не думая: планета слышит мой зов и всегда по- может мне устоять, как надо. Да, идет война. Последняя война на Земле. За Человека. Линия фронта блуждает, как бич, между светом и тьмой. Живые! Я люблю вас! Береги себя, потому что вы – часть меня самого.

Лучшая проповедь – посту- пок. Он нагляден и, как пра- вило, молчалив. А метастазы обмана   и   самовосхваления

уже захватили горло, язык... Они трубят о себе, заглушая всё остальное. Рак совести! Но и он излечим. Конечно, не

 

 

таблетками и не болтовней са- новитых прохиндеев. Больная совесть не выдерживает на- тиска жажды жизни. Простой жажды. Простой жизни. Рак сдаётся только перед этим.

То, что сегодняшний разговор происходит в рамках образ- ного писательского языка, не отменяет его конкретности. К счастью, качественность че- ловека не «оцифровывается». Поэтому  здоровая  фантазия не «срубает» результаты жиз- ни, а заботливо их выращива- ет – от поколения к поколе- нию передавая то, что длится в культуре «непрерывной вет- вью».  Идея  жизни  –  Путь. От  низшего  к  высшему.  Где с каждым шагом всё более сложным и уязвимым стано- вится равновесие. И частное, и общее. И их взаимопрони- кающая связь. А демоны не спят! Тёмная энергия атакует постоянно. Поэтому, едва ос- лабеет атмосфера воспитания или станет «не собственным» разум, случается Армагеддон. В рассрочку, или сразу. Кому как повезет. Признаки при- ближающегося Армагеддона есть. На каждом этаже бытия, как опухоли, нарастают все- возможные его узурпаторы и захватчики, присваивающие себе  исключительное  право на земное командирство, пра- во на мысли или объявляю- щие  особый  высший  диктат

 

 

– монопольное право на веру. Это – окончательный захват людей демонами.

Демоны вооружаются тай- ной. Ангелы обезоруживают открытостью. Высшее рав- новесие  –  не  спящий  разум

и   одухотворенная   культура

– ценят того, кто идёт над пропастью   по   канату   мыс- ли и ремесла, а не того, кто целится в канатоходца из ружья... Только высшее «ды- шит» духовностью, пополняя её ответным дыханием и под- чиняясь ей. Равенство в паде- нии – не для дерзких. Любой внешний закон в высокой ат- мосфере становится вспомо- гательным, вторичным. Даже порок или пуля бессильны перед дерзостью канатоходца. Главный закон здоровья и ус- пеха – внутренний. Та самая национальная идея: семьи, общины, страны, которая и даёт переходящий смысловой вектор – быть собой, остава- ясь в строю.

Цитата: «Печальный Де- мон, дух изгнанья, Летал над грешною землей...»

Демоны любят страх! Они его обожают! Они на него молятся! Страх! Они посвя- щают в его трясину и детей,

и  запутавшихся  взрослых,  и

 

 

стариков. Они не гнушаются покрывать  страхом  прошлое и будущее. Они ведут к нему каждого. И живого, и мёрт- вого. Он – Генерал в царстве Лжи. Страх – валюта и смысл демонизма.  Страх  продается и страх покупается. Его за- кладывают в федеральный бюджет, в фундаменты отно- шений и конституций, в поря- док,  убивший  порядочность, в осанну беднягам-лжецам. Это делают бывшие люди. Я жалею их всеми силами несо- гласной  душонки  моей!  Это

– тоже почти демоны! Они жалость мою не способны заметить. Но они так растеря- ны, видя, что я не боюсь их. И весел. И счастлив. И делом доволен. И на зелья плюю. И Свет воспеваю.

Достаточно тезисов, чтобы в общих чертах набросать кар- тину создавшегося смыслово- го лабиринта. Впрочем, идея

 

 

 

И

 

С живым играла ты. Потом с огнём. Теперь сыграй-ка

с тенью!

 

 

земли и её обитателей стара и понятна – избавление от мракобесий. Однако больной, как говорится, продолжает заражать здорового. Даже во времени. Обманное прошлое

– сифилис для настоящего. То же и с призрачным будущим. По образу и подобию своему демоны творят разрушения. Безверие  породило  безумие. В котором демоны шумно внушают: «Ты – сам себе Бог! Взорви эту Землю! Убей себя весело!» Такое вот «богопо- добие»... Апофеоз воистину больного эгоизма. Не Высший суд – цивилизационный суи- цид. Самострел. Автоподрыв.

... Я приезжаю в свою деревеньку, топлю печь, колю дрова, остаюсь на ночь и слу- шаю, слушаю, слушаю пою-

щую тишину! Космос велик и бесконечен в моём восхищен- ном мгновении! А вот и двор, озорной ветерок, спины ближ- них полей и великое звёздное поле над головой изумленной. Деревья вокруг! И звёзды, цветы   светоносные   Божьи! И я в этом поле на срок свой отпущенный рад трепетать не чужим! Это – Дом мой люби- мый. Я спрошу у Земли: как помочь тебе, славная? Атмос- фера твоя наглоталась угарно- го газа, ослабела душа. Голый разум стоит, беззащитен, пе- ред «выгодой» голой. А демо-

 

 

ны бесятся, страхом посевы людские секут, как траву. Не сдавайся, Земля! Я тебе помо- гу тем, что и сам я не сдамся. Подвенечное платье твоё го- лубое, Земля, ещё пригодится на свадьбу и детям, и внукам моим. Жизнь – это то, что прекрасно! Изгнание демо- нов – вот она, цель. На пути к Человеку находятся люди. И путь этот вечен.

Зрение, слух – это ведь не только глаза и уши. Демоны ослепляют в человеке главное

– умение видеть суть. Красоту. Гармонию. Быть здоровым. Демоны делают «операцию» по удалению «лишнего» ярко и громко сверх всякой меры

– ослепляя и оглушая мозг. В результате, покалеченный ра- зум больше не слышит ничего утончённого, не способен его уловить и подчиниться в сво- ем развитии высшему знаку, наитию.   Так   демоны   игра- ют  свой  бесконечный  «бис» на опущенности и грубости желаний. А душа... Ну, что душа!? Демоны, конечно, зна- ют, что людская душа – это зёрнышко Бога. И они всеми силами стараются не допус- тить, чтобы оно проснулось, выросло, окрепло и уничто- жило тьму внутри Человека.

 

 

Цитата. «Основная доми- нанта отношения язычника к Природе – проблема выжива-

ния в ней. В отличие от сов- ременного человека, отгоро- женного от Природы миром цивилизации и собственным сознанием,   язычник   в неё непосредственно погружён, живёт собирательством её прямых   даров   или   охотой на диких животных и рыбо- ловством,   постоянно   адап-

 

тируясь к непосредственной изменчивости природы.  От- сутствие подобной адапта- ции для него смерти подобно, ибо кроме неё другой защиты от катаклизмов природы у язычника нет.

Поэтому, во-первых, он ценит и обожествляет Природу, на- ходя за каждым неизвестным для себя её проявлением духов- ный эквивалент. В отличие от монотеизма религий или от методологического моно-

 

 

 

 

ТОЧКА

 

Собрание мыслей, а также дружеских философических диалогов с поэтом, пуш- кинистом, переводчиком и культурологом Юрием Алек- сандровичем Гусевым при

его жизни на Земле и при его жизни после Земли.

 

 

 

 

логизма современной науки, язычество является полите- измом, то есть многобожи- ем.  Конечно, холистические методы изучения Природы и голографический взгляд на неё позволяют более эффективно пробиваться к её сути, но да- леко не на уровне подлинного многообразия  ликов  приро- ды. Кроме того, учёные не способны на неограниченную эмоциональную связь с приро- дой, как у язычников.

 

 

Во-вторых, язычник природу любит, ведь только она даёт ему энергию для  житейского существования. Эта любовь носит практический харак- тер, ибо в языческом сознании синтезированы практичес- кие способы взаимодействия с природой.

В третьих, он природу ис- пользует без вреда для неё, в отличие от цивилизованного человечества. Таким обра- зом, любая искусственность (цивилизация) во взаимоот- ношениях  с  природой  ведёт в конечном итоге к насилию над ней, терпимое природой только до поры до времени.

В четвертых, язычник при- роду по-своему изучает, наблюдает и фиксирует в определённых приметах, пос- ловицах  и  поговорках,  даже

– в  сказках, то есть, иссле- дует её в фольклорном твор- честве.

В пятых, он её боится, в час- тности боится непознанных и непонятных для себя аспек- тов природы, поэтому и оду- шевляет её, поскольку духи ближе и понятнее ему голоса таинственных проявлений природы.

В шестых, он её мифологи- зирует. Поэтому языческий тип сознания и называется у нас «мифологическим».

Юрий    Гусев    «Энергетика

Духа»

 

 

 

Идущий дома не знает.

 

 

 

1.

Время мешает размышлять о нём. Поэтому размышляю- щие часто стремятся туда, где время  останавливается,  или,

хотя бы, изменяет свои ли- нейные свойства. И впрямь! Скажите на милость, почему ось времени – линия? Про- стая, как детский рисунок. Из бесконечности  пришедшая  и в бесконечность уходящая? Почему именно линия, а не круг, не шар, не многоуголь- ник в неопределённой какой- нибудь мерности? Почему?! Воображение, однажды про- снувшись и ставшее зрячим, требует для себя неповтори- мой пищи – неповторяемых ответов. А это возможно толь- ко в пути. В весьма и весьма особенном пути – в движении мира смыслов, моделей и об- разов. Время, представленное примитивной линией, не уни-

 

 

версально. С этим «посохом» далеко не уйдёшь. А, может, лучше всего искать время там, где его... нет: в точке, в сухом зерне, в нуле? В том, из чего вырастает потом любая фи- гура бытия? Так, или не так? Точка – вот универсальное зерно мира! Так, или не так?

– Я тоже об этом часто ду- маю, – Юрий Александрович вставал очень рано, выходил, одинокий, из своего бунгало к морю, купался, после чего усаживался на какой-нибудь пустующий  пляжный  лежак и смотрел, смотрел, смотрел... Море и горы его заворажива- ли. Природа Адриатики! Воз- дух неведомой человеческой истории! Подобный взгляд я встречал лишь у людей влюб- лённых, очарованных своим избранником или избранни- цей до беспамятства. Момент был настолько трепетный и откровенно   интимный,   что в повседневном общении невольно хотелось снизить предельность этой молчали- вой патетики. Ах, ах, госпо- жа Природа! Сама собой на- прашивалась  незлая  ирония:

«Что, Юрий, с подружкой общаетесь?» А он отвечал со- вершенно серьёзно, тепло и светло, словно присоединяясь к работе восходящего из-за горы солнца. – «Да, подруж- ка. Даже жена, наверное. Веч- ная».

 

 

Про время-точку, время-миг, время-ноль сказано и напи- сано много. Однако эти «се- мена» невозможно получить путём лекции, или прочитав умную книгу. Поход к «то- чечному» итогу – достижение персональное. Как настоящая вера, которая не может быть настоящей, если она клониру- ется ритуалами и технология- ми стада.

– Может быть и так, – Гусев чертил палочкой на песке бес- смысленные фигурки. – Но мне в церковном «стаде» уют- но, меня оно не раздражает и не подавляет. Потому что это

– моё стадо и я его прини- маю. Как дом, доставшийся мне от родителей. Согласись, невидимые аспекты нашего бытия всегда спорны, потому что  выражаются  через  что- то конечное: слова, ритуалы, памятники, заветы... Однако мир бесконечен! И неповто- рим, между прочим. Поэтому лучше быть готовым к любой его неповторимости, а не пов- торяться в заранее гарантиро- ванном удовольствии. Я же понимаю это. Причём, не про- тиворечу сам себе нисколько: церковь внутри меня сильнее того веровспоможения, что преподносится снаружи. Всег- да так и было и это нормаль- но. Вера – это не предел, а как раз способность существо- вать, не разрушаясь, в беспре-

 

 

дельности. В Боге, если угод- но. Дух не в нас – мы в духе! Разумеется, в более широком понятии возникают и более труднопонимаемые задачи, конечно. Но туда мало кто за- ходит. Знаешь, вера – это ведь проблема экологическая.

– Экология духа?

– Да, экология духа. Грязь на- чинается не здесь.

– Хочешь сказать, что вне вре- мени грязи нет?

–  Нет.  Ни  страха,  ни  грязи, ни лжи. Кстати, и бессмертия во времени не может быть по определению. Это же так са- моочевидно: всё, рождённое во времени, временно. Пыта- ющийся «навечно» закрепить себя в нём, глупец. Ради это- го он становится тяжёлым и лжёт максимально.

 

2.

Кофе в шесть утра после бодрящего  морского  купа- ния и «разминочной» беседы на   околофилософские   темы

– это запоминается. Особен- но, когда перед человеком, спокойно держащим у рта горячую кофейную чашку, происходит нечто необычное. Пустое  блюдце,  покоящееся на массивном журнальном столике, вдруг неожиданно, само собой, без каких-либо внешних   причин,   поползло в мою сторону. Сантиметров

 

 

сорок. И – остановилось. Так же неожиданно и сразу. Юрий Александрович и бровью, что называется, не повёл в сторо- ну спонтанного явления. Он читал Пушкина. Вслух. Лю- бовную лирику русского по- эта,  которого  он  боготворил до такой степени, что отводил ему роль «задающего генера- тора» всех основных позиций в культуре дальнейшей, пос- ле Пушкина, России. Юрий самозабвенно читал, тихим ровным голосом, иногда за- хлебываясь от внутреннего своего восторга, приносимого пульсирующим поэтическим слогом и силой духовидения обожаемого гения.

– Юрий Александрович! Пе- ред тобой кофейное блюдце ползает: полтергейст!

– Да, я слышал о том, что по- добные явления иногда случа- ются.

И он продолжил читать. Свет не погас. Стены не тряслись.

 

 

 

И

Следи не за тем, кто хоpошо начал, а за тем, кто хоpошо кончил.

 

 

Стекла не лопнули. Посуда больше не двигалась. Было, или не было? Всё хорошо и это – главное. Наверное, Пуш- кин тоже жил в точке. В точке жизни. А точка эта никуда не исчезала и не собиралась ис- чезать. Значит, без преувели- чения  можно  было  говорить о   любом   её   обитателе,   не

«жил», а жив.

Точка любой встречи – это место «сцепки» разных судеб. Как на железной дороге. Есть люди-вагончики, наполнен- ные сокровищами опыта, а есть люди-локомотивы. И те, и другие страстно ищут друг друга, потому что существова- ние только во имя себя самого на пути ремесла и постиже- ний – бессмысленно. Никакой Пушкин  не  может  родиться из пустоты и существовать в пустоте.

– Хорошо читаешь. Даже не читаешь – проживаешь текст. Один в один с автором. Ка- жется, что тебе удается пре- доставить потенциал своей жизни для продолжения су- ществования потенциальных энергий классика.

– Да, нам хорошо вдвоём. За себя ручаюсь. Надеюсь, и ему тоже моё общество не против- но.

– А много стихов наизусть знаешь?

– Сейчас уже меньше... Двое- трое суток кряду могу читать

 

 

великих   без   перерыва.   Не только русских. Французская поэзия тоже со мной. Иногда каждый из нас впадает в  совершенно  особое  состо- яние – хранит свою внутрен- нюю точку равновесия. Урав- новешивается,  чтобы  шагать дальше. А люди, книги, оза- рения – непрерывные новые встречи  –  новые  «сцепки»: очередное испытание для те- кучих тех самых внутренних равновесий.  Каждый  в  этой игре   попеременно   оказыва- ется то в роли тянущего, то в роли  подтягиваемого.  Огля- нешься, а позади – веер путей и  связей,  ведущий  к  сегод- няшней точке. А вперед гля- нешь – ба! – веер новых дорог и возможностей. И так вечно. Из точки в точку, из точки в точку.  Никаких  линий!  Всё всегда только здесь и сейчас. Как в живой музыке.

– Знаешь, вечность, располо- женную на линии, я не могу представить.

– А в точке, Юрий Александ- рович, в точке?

– А в точке мне её нечем по- нять.

 

3.

Квартира в подмосковном Хотьково, где жил Юрий Александрович вместе со сво- ей  спутницей,  Галиной  Ива-

новной,   напоминала   экспе-

 

 

диционный корабль, вот уже много десятилетий плывущий по волнам океана, именуемо- го Культурой. Трюмы, палуба, рабочая рубка и даже «ма- шинное  отделение»  –  кухня

– всё здесь переполнено па- мятными сувенирами, книга- ми, открытками, фотографи- ями,  письмами,  рукописями и предметами фетиша. Ста- ренький компьютер с лило- вым оттенком на светящемся квадратном электронно-луче- вом лице. Эпоха личного бы- тия, уместившаяся в рамках разномастной      фотогалереи на одной из стен. Огромная фотография-постер любимой собаки. Живой уголок – бал- кон, доверху заваленный землёй, где каждый год вы- зревает сортовая земляника. Высокие   потолки.   Тишина. И, конечно, иконы. Вот в этот, насквозь уютный свой «ко- рабль», и возвращался Юрий после «вылазок» в Москву, в Сибирь, или из-за границы. Здесь его ждала, волнуясь, обожаемая Галина Ивановна. Здесь он читал ей из блок- нотика,  путаясь  в  помарках и исправлениях, новые свои стихи. О любви. О природе. О высшем экологическом до- стижении сознательного мира

–  о  власти  духа  и  Боге.  Он был поэт. Поэтому его вера не отличалась консерватизмом, поэтому  он  свободно  ходил

 

 

в своих размышлениях «за флажки», которыми косная религия всегда пугала нераз- мышляющую паству. Что ж, свободный человек свободен и в нравах своих, и в мыслях, и в чувстве – он действую- щий исследователь неведомо- го, он зряч в своей дерзости, чист в своих устремлениях и не нуждается в шаблонном существовании. О! Корабль- дом Юрия говорил о многом: о том, что принял он на свой борт и сугубо научные труды, и философию Востока, и эк- лектичные, задиристые идеи Запада, и русскую заоблачную неопределённость, и Библию, претендующую на «всемир- ный потоп» в духовной сфере, и вкрадчивый голос искусст- ва. Всё и все вдруг слились, не мешая друг другу, в атмосфе- ре хозяйских пристрастий. И

– стало вдруг тихо! Прозрач- но и тихо, как в далях, скреп- ляющих яркие звезды.

– Высшее достижение Бога –

это пустота! Мир разложен на

«спектры» и мы в этом при- вычно существуем: семь нот, семь цветов радуги, неизме- римое количество радиочас- тот, например, или атомарных спектров… Скажи, а что по- лучится, если вновь сложить всё в единое первоначалие? Правильно, ничего. Зерно сингулярности. Ничто, из ко- торого  снова  можно  извлечь

 

 

всё, что угодно.

– И ты знаешь, чем это всё из- влекается?

– Догадываюсь. Единствен- ной реальной силой – силой воображения! Именно поэто- му следует держать его вос- питанным, управляемым и в собственной узде.

– Чтобы бесконечно вообра- жать и прославлять чудо про- гресса?

– Глупости. Чтобы не «схлоп- нуться» обратно в пустоту!

 

4.

Лето. Жара страшная. Вок- руг  Москвы  горят  торфяни- ки.  Дым.  Люди  задыхаются. А на Волге, в славном городе

Козьмодемьянске, райское отдохновение. Ни облачка! Прохладная огромная река играет с солнцем в гляделки

– от восхода до заката ни один не мигнёт: друг на дружку любуются, глаз не отводят. И Луна,  как  ночная  любовни- ца, в той же глади купается в праве своём. Красота! Вишни столько в тот год уродилось, что всякая ветка – в покорной молитве склонилась до самой земле: берите! берите! И дру- зья за столом подают то, что много дороже подарков – воп- росы! Ах, спасибо, родные! Нынче слушатель – редкость, огромная редкость. Отворяй- ся, Сезам!

 

 

Вишню Юрий собирает в самодельную ёмкость, из- готовленную из обрезанной пластиковой бутыли. При- способление висит на шее и держится на цветном шнурке. На ногах старые галоши. Сад такой что можно и заблудить- ся. Ранним утром не жарко, не морок ещё.

– Ты хотел бы иметь издан- ным полное собрание своих сочинений?

– Не знаю. Я часто смотрю на то,  что  удалось  сделать,  как бы с того света… Обычно бы- вает стыдно.

– Да, точка отстранённости всегда помогает правильно оценить себя. Чем дальше от- странишься, тем правильнее увидишь. Настоящий «третий глаз» получается.

– Под таким присмотром мол- чать хочется. А мы зачем-то всё говорим, говорим, гово- рим… Однако есть ощущение, что не зря, что мы самих себя буквально «наговариваем» ещё при жизни. Это как рост тела – клеточка к клеточке; пока растущих больше, чем отмирающих, ты присутству- ешь в матрице юности. Важ- но лишь не сбиться с роста! Мечтами жить больше, чем памятью. Не лениться. Моду- лировать ток бытия жаждой неведомого. Горло модулиру- ет воздух – слова получаются, а глаза наши «промодулиро-

 

 

ваны» мыслью; думающего всегда по глазам определишь. Глаза у Юры хитрые, живые, спрятанные  в  картине  лица так же умело и незаметно, как прячется охотник, выслежива- ющий пугливую дичь. Иногда Юра «стреляет» ими из своего укрытия. Обычно влёт, мол- ниеносно реагируя на мель- кнувшую идею, мысль, образ. Прочая «дичь» его интересу- ет очень мало: еда, одежда, жалобы и сплетни, покупки, развлечения – всё не то. Ис- ключение – Волга! Она – воз- любленная!  Она  –  Природа! И она его принимает в свои ласковые объятия точно так же, всерьёз и полноправно, наравне со своими небесными партнерами. Юра счастлив! Вода    празднично    бликует. Он плавает подолгу, подолгу лежит  на  песке,  жмурится, как котёнок. И даже, рассла- бившись окончательно, готов рассказать  публике  какой-то

 

 

 

И

 

Стыд – это компас в море жадности. Потеряешь – заблу- дишься и утонешь.

 

 

совершенно несмешной анек- дот. Лето! Экстаз!

 

5.

Я со смехом поведал козь- модемьянским друзьям про самоходное кофейное блюдце. Тут же возникла коллективная

пауза, смысл которой я не мог до конца уловить. Потом жен- щины осторожно заговорили: мол, хозяйская посуда что-то слишком часто нынче падает и бъётся, что не далее чем вчера, бокал вылетел прямо из кар- тонной коробки и разбился… А на следующий день я и сам увидел: фарфоровая тарелка, лежащая на столе летней ве- ранды, скользнула по гори- зонтали со стола, мгновенно зависла и устремилась после этого нормальным образом вниз. Кусая воздух, брызнули белые, как молодые клыки, осколки. Помню, внутренний мой голос успешно применил для самоуспокоения что-то сильнодействующее из не- нормативной лексики. А дру- зья-хозяева лишь старательно улыбались: «Ничего страш- ного!» Юрий в это время был километра за полтора от мес- та происшествия.

– Юрий Александрович! Там опять тарелка разбилась… Скажи, за тобой ничего такого раньше не водилось?

– Глупости! – было заметно,

 

 

что он рассердился.

Вечером, на той же веранде Юрий Александрович давал концерт. Он читал Петрарку, Шекспира, Тютчева, Пастер- нака, Фета. И, конечно, Пуш- кина. Прочитал и сокровенное

– свой «нахальный» перевод с французского Пушкинских куплетов. Ждал одобрения и получил его от публики. Слог был тот самый: крылатый, лёг- кий,  озорной.  Пушкин,  судя по всему, тоже был доволен. На веранде присутствовали человек шестнадцать-сем- надцать. Иногда чрезмерно шумели дети, на них шикали. В пятидесяти метрах от нас внимала голосу Юрия вели- кая Волга. Прислушивались к декламации люди, гуляющие по набережной. Даже небо в тот вечер было особенным. Сошлись воедино восходящая луна и заходящее солнце. Га- лина Ивановна, супруга, при макияже и в красивом платье,

 

 

 

И

 

В небе происходит слияние, на земле

– спаривание.

 

 

после каждого исполнения ап- лодировала. Все находились в каком-то счастливом объеди- нении. Засиделись, слушая, допоздна. Комаров в тот год не было.

 

6.

Тёплой ранней осенью сно- ва был в Хотьково. Провинци- альное, пластилиновое время никуда не спешило. Разговор

возвращался на круги своя.

– Так как же всё-таки насчет полного собрания сочине- ний?

– Ба! Всё давно уж готово! Достаточно  одного  листочка и единственной точки посере- дине. Из неё, между прочим, я всё взял, и к ней же, между прочим, пришёл. Проделал, так сказать, путь из подлинни- ка в подлинник. Тираж – один экземпляр. Впрочем, на бума- ге можно и сэкономить. Пос- тавим точку прямо в воздухе! Нравится?

– Все шутишь. А я серьёзно. Меня это стало вдруг беспо- коить.

– О чем ты, Юрий Александ- рович? Славы поэту не хвати- ло?

– Да какая там слава! В сто- ле и в компьютере лежат бо- лее десятка тысяч страниц моих работ. Эссе, диссерта- ция, романы, экологические исследования,    духовные    и

 

 

экологические модели, духо- лингвистические матрицы, идеология экопоселений, рассказы, стихи, работы по искусствоведению, культу- рология… Я не знаю, что со всем этим делать. Оно меня мучает.

– Хочешь заработать на этом?

– Мечтал когда-то… Но вре- мя, когда содержание можно было продать, ушло. А новой потребности в этом пока не сформировано.

– Значит, нужно подумать, как наиболее эффективно и кор- ректно  «вложить  в  орбиту» то, что уже не твоё, но – от тебя. Так?

– Да. Старая задачка.

– Есть свежее решение: Ин- тернет! Правда, придется умерить традиционные авто- рские амбиции. Отдаёшься сразу всем. Не бойся! Когда богатство  отдано  всем  сразу

– воровать скучно. Щедрость обезоруживает.

– Хорошо, я подумаю.

Он   пошёл   провожать   меня на электричку, но выбрал для этого   не   удобный   асфальт, а дорогу извилистую, пута- ную, зелёную – лесную, од- ному ему ведомую тропинку, ведущую к платформе «Аб- рамцево». Это было высшим актом доверия с его стороны. Он разрешил мне войти в его Храм. Путь оказался доста- точно  долгим,  иногда  каза-

 

 

лось, что мы блуждаем, пото- му что тропинка под ногами превращалась в нетронутый лес. Но мы шли. Потрескива- ли под ногами сучья, шуршал ветер. День был тёплым и мы шли налегке, в одних рубаш- ках. А потом началась гроза

– с толстыми грохочущими шнурами молний и холодным затяжным ливнем. Тут же всё промокло. Я прикрывал на ходу свою дорожную сумку, чтобы не размок паспорт. А Юрий держал сорваный ло- пух над прикреплённым к ру- башке петличным микрофо- ном и диктофоном, которые фиксировали его бормота- ние-монолог на разные темы, интересные нам обоим. Про- мокли безумно. Электричку ждали очень долго. Юрий продолжал говорить, стуча зубами. Очень боялся про- стыть, заболеть, неожиданно умереть… Но возвращаться наотрез отказывался – обещал проводить: провожу! Так он и стоит у меня в глазах до сих пор: съежившийся, трясущий- ся мокрый ёжик, прикрываю- щий лопухом такую чужерод- ную в его жизни «петличку». На записи потом я повторно слушал звуки стихии и острее острого ощущал невероятную теплоту его дружбы.

Ниже – кое-что из расшифро- ванной той записи.

«...  Главный  наш  мегаполис

 

 

– город «зарубежный». Я хочу сказать, что он не самим со- бой живёт, как провинция, на- пример, собственным миром, а он живёт иначе – своими связями. Город структуриро- ван именно так. Не человечес- кими  нормальными  связями, а именно – социальными, в которых важен, в первую оче- редь, престиж, место в иерар- хии. От этого целиком зави- сит получение твоей личной

«толики  жизни».  Мегаполис

– выродок, место для «соци- альных скачек». Ипподром! Выживает лишь тот, кто ли- дирует. Где есть реальная, со- средоточенная в точке бытия, жизнь? Сегодня она сохраня- ется лишь на периферии. Но и провинция заражена «скач- ками», потому что не может существовать вне системы. Однако несмотря на огромное влияние и безумства метропо- лии, России всё-таки удастся выжить.   Условием   выжива-

 

 

 

И Одни, уходя, сжигают мосты, дpугие, уходя, их pемонтиpуют.

 

 

ния являются её огромные расстояния. Именно расстоя- ния выполняют роль социаль- ного «санитара» и адаптатора. Всё проще простого: Россию спасёт не какой-нибудь новый

«царь», а её Природа. К тому же, провинция имеет нацио- нальные и нравственные кор- ни. Значит, жизнь обязательно пробьётся!»

 

7.

 

Зиму мы провели за око- шечком  программы  «Skype»

–  готовили  содержание  для простого, но понятно структу- рированного сайта на скром- ном   бесплатном  хостинге. Благо,  тексты  компактны  в цифровом   выражении.   Эта рутинная  работа  называлась у  нас  «Электронное  завеща- ние». Чёрный юмор и смешил обоих, и придавал работе до- полнительную скорость. Именно   в   ту   зиму   Юрий Александрович упал с высо- кой  стремянки  –  доставал  с верхних  стеллажей  какие-то книги.   Закружилась   голова. Кончилось злосчастное паде- ние нейрохирургией и как-то разом   вдруг   включившейся старостью: еще большей су- тулостью,   мукой   в   глазах, палочкой-батожком,    шарка- ющей походкой, и что самое ужасное – невнятной речью: как   теперь   читать,   звучать

 

 

слогом, наслаждаться ритмом декламации и дрожью прожи- вания стиха?!

Странно,  что  имея  в  осно- ве техническое образование, Юрий Александрович путался в элементарном управлении компьютером.       Программы

«глючили»,  почта  приходила с вирусами, кнопки хозяин умудрялся нажимать таким образом, что система зависа- ла. К тому же творческие ма- териалы были разбросаны ха- отично и имели многократные дубли и варианты с исправле- ниями. Компьютерная связь, порой, надолго обрывалась. По сотовому телефону слу- чались тогда звонки из Под- московья, они были сверхэко- номными,  очень  короткими:

«Не волнуйся! Мне обещали помочь. Всё скоро исправят. Обнимаю, пока!» Небольшой размер пенсии накладывал трогательный печальный от- печаток на взаимодействие с миром платных услуг; сото- вый обычно находился в вы- ключенном  состоянии,  а  уж в условиях роуминга – содер- жался для пущей надёжности вообще разобранным: с выну- той симкой и отключенным аккумулятором.

Зима заканчивалась. Разгово- ры наши были скучны от сво- их повторений, и уже отдавали раздражением с обеих сторон. Однажды на экране за спиной

 

 

Юрия Александровича воз- никла загадочная картинка: веб-камера зафиксировала какого-то мальчишку лет две- надцати. Сначала он шустро промелькнул туда-сюда, а по- том без стеснения встал в кад- ре довольно чётким крупным вторым планом и принялся с любопытством рассматривать меня,   интернет-собеседни- ка. Минуты полторы я делал вид, что ничего не замечаю, и мы продолжали с Юрием Александровичем обсуждать деловые вопросы. Мальчиш- ка, тем временем, мне пока- залось, оперся на плечо Юрия и заглянул в глазок камеры поближе.

– Как зовут твоего юного при- ятеля? Это племянник? Хоро- ший мальчик!

– Какого приятеля? Со мной дома никого нет! Галина Ива- новна ушла в магазин, а меня закрыла   на   ключ   снаружи. Она боится что я сбегу, что уйду гулять без неё. Ха-ха! Она меня последнее время постоянно закрывает. И даже мой собственный ключ изъ- яла. Никого нет!

–  Оглянись!  Он  стоит  и  де- ржится за твоё левое плечо. После      нейрохирургической контузии,   неловко   огляды- ваясь,  Юрий  Александрович уронил   со   своего   компью- терного стола всё, что только можно было уронить. Экран

 

 

погас. Аудиоканал в моей гар- нитуре  продолжал  работать:

«Боже! Боже…» Пришлось срочно звонить по домашне- му телефону.

– Что случилось?

Юрий Александрович был раздражен чрезвычайно!

–  Нет  никакого  мальчика! Кого ты видел?

Я подробно, как мог, описал внешность и одежду маль- чишки.

– А… Знаю. Это и вправду мой помощник, ему двенад- цать лет, сосед с первого эта- жа.  Он  хорошо  разбирается в технике. Необычайно доб- рый парнишка, совсем не из нынешних.  Однако  сейчас его нет рядом… Никого нет. Повторяю: Галина Ивановна закрыла  меня  на  замок  и  я, к сожалению, не могу взаи- модействовать с моим спа- сителем, чтобы он вновь всё исправил. Представляешь! Сам приходит, помогает мне. Бесплатно.

 

 

И

 

Не стесняйся стес- няться и застен- чивость растает, как сосулька.

 

 

8.

Наконец, в самый разгар весны, всё было сформиро- вано для размещения «элек- тронного завещания» в Сети.

Думаю,  интересно  взглянуть на   широкий   «разлив»   тем, вышедших из-под пера Юрия Александровича.  Бегло  про- читать хотя бы просто назва- ния. Но и они дают немалое представление о силе и страс- ти творческой натуры автора. Перечень  велик.  Вот  адрес сайта, где можно «нырнуть» в глубины содержаний. Мате- риал трудный, специфичный. Но, возможно, кому-то очень необходимый.  Идеи,  тексты, вариации и гипотезы – зёрна, которые  возделыватели  поля времени  используют  так же, как земледелец пашню. http://ua-gusev.narod2.ru/

 

9.

И снова  лето.  Волга  сни- лась, манила к себе вол- шебством железнодорожных билетов,  подгоняла  в  спину

пожарами торфяников, вновь задымившими с приходом сухого сезона. Все разговоры

– только об этом! Козьмоде- мьянск! Никакой Адриатики! Сердце России. Друзья. Про- стота и естественность милых сердец и живого ума. Вожде-

 

 

ленное перекрестие желаний, наивных, как сон, ожиданий, славных открытий и встреч, ярость в незлобном труде, вдохновение в тихом быту. Здравствуйте, други, здравс- твуй, любимая Волга!

Я специально выкроил время и построил свой летний се- мейный автомаршрут таким образом, чтобы «пересечься» с   Юрием   Александровичем в эмоциональном вишневом раю. Встреча получилась скомканной, торопливой, бес- толковой. Юрия я обнаружил в  городке  как  бы  случайно, из окна машины. Он смирен- но сидел ранним утром на ступенях     провинциального

«Хозмага» и ждал открытия магазина.

– Зуб треснул. Хочу купить современный клей, чтобы устранить дефект. Вечером обещал  друзьям  почитать свои стихи. Ждут. Надо быть в форме.

Хотелось плакать. Я знал, что после падения со стремянки у него развивается неизлечи- мая болезнь. Выглядел Юрий Александрович неважно. От Галины Ивановны на сей раз он успешно сбежал в «само- волку». А я гремел оптимиз- мом и торопился в дальней- ший путь. Мы обнялись и договорились   повстречаться

«на потом».

Небо над городом, над свин-

 

 

цовой водой и мятым безлюд- ным пляжем было упаковано многослойной ватой мокрого циклона. Часы стояли. Ту- ристы с причаливающих кру- изных двух-трехпалубников вели себя, как разноцветные бабочки под дождём – выпар- хивали и сразу же прятались в ближайшей сувенирной лавке или в музее. Вспоминалось прошлогоднее солнце.

Через два дня погода в Козь- модемьянске исправилась. Жару словно с цепи спустили. Солнце сквозь ослепительно голубую, насквозь прозрач- ную увеличительную линзу небосвода наконец сфокуси- ровалось на земном ликова- нии. Ожил пляж. Вновь заиг- рала, как девочка, Волга.

А на третий день мне в Моск- ву позвонили друзья: «Юрий Александрович умер».

Он был упрям. На врачебные запреты лишь усмехался. В сияющий июльский день он вошёл по пояс в ласковую волжскую воду, глубоко и с наслаждением вдохнул, рас- кинул руки, широко улыбнул- ся и – умер.

Через пару часов после этого события с его (предусмот- рительно отключённого в роуминге и разобранного!) сотового телефона на мой сотовый пришло смс-сооб- щение. Один-единственный знак. Точка.

 

 

 

P.S. В течение последу- ющих четырех месяцев я по- лучил от него «с того света» этих смс-точек несколько со-

тен. Определитель исправно показывал на табло имя от- правителя: Гусев. Хотя физи- ческого телефона и знакомого номера уже не существовало, я специально выяснял детали и подробности у Галины Ива- новны. Причина отсутствова- ла. Тем не менее, сообщения шли регулярно. Одиночными и «залпом» штук по пять-семь сразу. В конце-концов я мыс- ленно взмолился куда-то в ни- куда: «Юра! Я всё понял. Что дальше?  Дальше-то  что?!» Как ни странно, но характер сообщений после этого моего мысленного «вопля» сразу же изменился: пришло… много- точие. Много многоточий! Да и я теперь был по-домашнему рад: «Юрий Александрович! Дорогой!    Понимаю!    Точка

– это ещё не конец. За точ- кой точка, за точкой точка… Жизнь продолжается!»

 

 

 

Миф — это несуществую- щая реальность. Для России она   традиционно   и   непро-

порционально велика в её не- предсказуемом и легко изме- няемом прошлом. Это – раз. А также ненормально велика роль управляемых надежд в гипотетическом будущем. Это

– два. Отчего в единственной реальности – в настоящем миге – бедновато по всем статьям реальной жизни. Это

– три.

 

Итак. Миф нужен, чтобы одухотворять и одухотво- ряться. Миф нужен, чтобы прирастать небывалым и пре- следовать главный ответ: во имя чего всё заведено? Да – во имя! Это главное. И чем выше

«сказка», тем серьёзнее от- ветственность. Ложь и прав- да – кому-то они одинаково нужны лишь для того, чтобы

«сбегать» по фантомной оси времён из настоящего. Имен- но  миф  противостоит  мигу!

 

 

 

 

РУССКИЕ МИФЫ

 

Именно так назывался международный фестиваль литераторов, проходивший в Черногории. Благодарное моё почтение всем, кто помог осуществить эту поездку.

 

Конечно, он нужен, как строи- тельные леса для бесконечной экспансии мыслящих и мечта- ющих. Миф! Именно он по- могает настоящему украшать- ся и богатеть накопленной выдумкой, памятью. Стоп… Собственной выдумкой, или нет? Памятью любви, или па- мятью ненависти? От этого за- висит: какими живём, какими умираем – собственными, или чьими-то? Вечные наши пово- дыри: «Авось!» – наперёд, да

 

 

«Ах!» – напоследок… Мифы в России зачастую реальнее тверди.  Так,  или  нет?  Весь- ма старый вопрос и весьма неразрешимый для здешних пространств и времён.

Не буду придерживаться фактологической манеры и репортажности в своём писа- нии.  Для  изложения  идей  и

мыслей, которыми наградила меня зарубежная поездка, бо- лее продуктивной будет «то- чечная» их аналитика. Почти мозаика. Чтобы каждый мог более свободно сложить из этого своё собственное пред- ставление о предмете и глу- бине разговора. Внутренний первоначальный посыл авто- ра – всего лишь обретённый, в очередной раз, повод для осмысления того, что любой художник  называет  словами

«я так вижу». Мифы и собы- тия – две взаимоперетекаю- щие формы, игрою которых одинаково легко чаруется и небольшая чья-то судьба, и тысячелетняя эпоха. Нет ни одного объективного мифа. Все мифы субъективны. С этим и начну.

Что есть столица? Управ- ляющий центр, от которого исходит всяческая законода- тельная инициатива и в кото-

ром  происходит  высшая  эк-

 

 

спертная оценка результатов деятельности.  Ну,  допустим. В административно-геогра- фическом прочтении всё по- нятно. А есть ли, например, Столица Жизни? Или Столи- ца Времени? География с ме- тафизикой совпадают крайне редко… Загородный домиш- ко тоже годится на звание Столицы Мира. То ли центр мироздания, то ли источник вселенской мирности… По- нимай, как можешь! В тра- диционном понимании это одно, в тематическом другое, в    метафизическом    смысле

– третье. Картина смыслов кардинально меняется от пе- ремены точки зрения и мас- штабности наблюдений. Кто же может отважиться на сей удивительный трюк? Только поэт! Поэт – столица себя са- мого. Независимый, в преде- ле, ни от кого и ни от чего. Со своим собственным гимном и законами внутреннего мира. Со своим, как правило, царём

 

 

И

 

Трудно тетереву без песни!

 

 

в голове. Это и отличает по- эта от не поэта (а не умение складывать рифмы, слова или краски). Поэтому собрание поэтов почти всегда – Вселен- ский собор. Апофеоз эгоизма внутри «царя» и демонстри- руемая свобода – вне его.

Информационная прозрач- ность интеллектуального поля планеты заставила девальви- роваться   многое:   авторские

так называемые «права», эксклюзивность  содержаний,

«намоленную» приоритет- ность того или иного места обитания. Вот! Творческая чья-то «столица себя самого» в сочетании с новыми инфор- мационными возможностями дают   фантастический   шанс

– стартовать в небо теперь можно из любой точки физи- ческого обитания. В вирту- альном же мире (а именно он сейчас правит балом!) поня- тие «провинция» исчезло. Но тем активнее зашевелилась планка творческой и граж- данской  непозволительности

– проклятого провинциализ- ма! Свобода (а в информаци- онном пространстве она ой как реальна!) чревата самым страшным выбором: опус- каться, или подниматься?

 

В связи  с  чем  я  и  сделал для себя вывод-напоминание.

 

 

Ничто не изменилось для пу- тешественника по водам жиз- ни со времён Сциллы и Хари- бды. С одной стороны тебя, игрока судьбы и ремесленни- ка воображений, поджидает кичливый самообман – «про- винциальная     столичность», а с другой, не менее кичли- вый, зачастую безнадёжно самовлюбленный талант и слепец, – «столичная про- винциальность». Эти духов- ные болезни и опасности не появляются просто так. Они охотно появляются в «русской стае». Которая почему-то кол- лективным своим разумом и вниманием на порядки усту- пает единичному герою. Тоже миф. Почему живой единице приходится   себя   защищать от полумёртвого множества? Кто кем питается? Кто кого питает? Кто кем прибывает? Почему новизна приходит на русскую землю почти всегда вопреки социальному заказу на будущее, а не благодаря ему? Почему?! В свободе пох- валоизъявлений этого не раз- глядеть.

 

Знаете, любовь и самолюбие – две великие силы, создавшие наш мир, – носят одни и те же одежды,  пользуются  одними и теми же словами… Апофеоз эгоизма – самоубийство. Веч- ная вершина любви – Путь. Два величайших мифа – Бог

 

 

и Дьявол – близнецы. Как их отличить? Трудно. Но всё- таки можно. Стоит присмот- реться: какие высшие ценнос- ти и идеалы поднимают они над собой? Не на словах, а на деле. В поступках.

Свободные спасаются от… свободы в своей замкнутости. Поскольку свобода – высший вид  индивидуальной  трудо-

вой деятельности. Как быть? Либо трепещи крылышками, пока мелок, либо пари, коли стал велик да тяжёл. Крылья не предназначены для объ- ятий.

Апофеоз   провинциализма

– зеваки. На какое-то (экскур-

сионное) время даже самые умные люди соглашаются стать зеваками. Отдохнуть от своих зорких глаз и чуткого ума. Пользуясь этим «выдо- хом» жизни, толпу туристов хозяева места гонят сквозь строй бутиков и поверхност- ных мимолётных «картинок» иной жизни, как сырьё по конвейеру. Удивительно! На недолгие часы «выдоха» ка- чественные вокруг меня люди соглашаются стать как бы не- качественными. Я тоже про- бовал... Праздное любопытс- тво – это как алкоголь. Если в небольших дозах и не часто, то безопасно.

 

Великий  Пушкин:  «Всё моё! – сказало Злато. Всё моё!

–  сказал  Булат.  Всё  куплю!

– сказало Злато. Всё возьму!

– сказал Булат». Кто же богат и силён? Булат и Злато делят мир вещей. Но откуда бы ему вдруг взяться, этому «цен- ному» миру компьютеров и дорог, картин и книг, памят- ников и памяти? Из какого такого пра-богатства соткано то, что уже во плоти? И есть ли небесная «цена» этому дару? Кажется, перевёрнутый мир переворачивается, к счас- тью… Не спугнуть бы! Воз- можно, мы живём не просто в эпоху перемен, а куда как кон- фликтнее – на стыке двух од- новременно действующих па- радигм: альтруизма и эгоизма. Рубикон между ними вполне нагляден. Понятие «экология» стало применимо от того, что умирает под ногами, до того, что парит в шагреневой на- шей вечности. Шаг, шаг, ещё шажок… Для чего мы при- шли? Дать или брать? Быть богатыми, или быть бедны- ми? Богатые – кто?! Источни- ки. Те, кто вкладывают себя, умеют это делать, находят пустое и «мостят» его собою. Они затем и пришли, чтобы дать! Богатые! Действитель- но Источники. Что выше бу- лата и злата. Именно оттуда, с  этой  отстранённой,  почти

 

 

 

И

 

 

Умные женщины живут трудно.

 

 

 

 

 

 

небытийной высоты озорник- Пушкин смеялся над детским рефлексом последних — хва- тать и глотать.

 

В моём  бунгало  снились сны.

… Будто бы вижу, что расту я цветком на поляне. А вок- руг много разных цветов. Ни один на другой ничем не по- хож. Ссорятся все. Каждый собственный цвет и свои ле- пестки лишь за «истину» де- ржит. Год за годом проходит, за веком другой уж бежит. Скучно  мне  стало.  Уснул  я во сне. Просыпаюсь – поляну узнать не могу. Все теперь на одно представленье: и рос- точком с нарядом, и статью.

«Кто такие?» – кричу. «На себя посмотри!» – отвечают. Посмотрел да и обмер: такой же! И не поляна вокруг меня

– поле. Стал я, как все.

… Будто бы плёночка я. Для старинного фото. Сижу в ко-

 

 

робульке из чёрной бумаги, волнуюсь за тайну свою: как бы дурень какой серебро моё

– плёночку, слой одноразовый

– понапрасну бы к свету не ки- нул. Жизнь на свету – только разик один. Как засветишься, так и проявишься. Страшно мне, чистому, в чёрном си- деть! Страшно мне, чуткому, чёрным вдруг стать на свету!

… Будто бы змеем я стал. Не семи  –  двухголовым  всего. С двух сторон по сердечку голов,  а  в  серёдочке  –  тело без ног. Та, что зуб ядовитый имеет, о мудрости мастерица твердить. Та, что уж, лаской всяческий яд усмиряет. Не познать в этом змее себя са- мого!

 

Имя Бога сегодня поми- нают  едва  ли  не  чаще,  чем

«cлава КПСС». Дурно это! Что ж, Бог – имя высшего мифа  землян  –  раздробился на множество «спектров». Каждый ранен осколочком собственным. Раненый с ра- неным бьются не насмерть. Мелкая вера на мелкое место пришла. Великодушия в жер- тве от жадного жадному – нет. Победители – судят, и любят судимыми быть. Нет, война между небом и небом, увы, не прошла; и погибших полно, и подранков, и «хор ветеранов» то в пепел уйдёт, то восстанет из пепла…

 

 

Слово Бога не выразишь зна- ком.

… Будто бы можно мне ви- деть разбитые части и, слов- но ребёнку, слагать воедино раздельность, учась. Это – ра- дуга красок, а это – созвучие ноток и слов, а это – слова и дела, и рожденье, и смерть, и созданья эфира… Всех сложу воедино! Боже, тихо-то как! Тишина – Твоё Слово, Отец.

 

 

– Эх, «взять» бы из той Тишины кое-что для себя... Да нужен тут большой супермен. Кто ж на это способен?

– Чтобы донести Слово Бога до земли, нужен лишь тот, кто способен вынести его пер- воначальное искажение и не погибнуть. Самую сильную ложь. Нарушение Тишины.

– И что? Есть на примете та- кой работничек?

– Есть. И не один. Дьявол и его воспитанник – человек. Именно  он  искушал  челове- ка смыслом и бессмыслицей, опием слов и воспарением муз, войною и миром, само- созиданием и саморазруше- нием. Для чего? Чтобы через ЭТО смог падший человек подняться и дойти до границ Тишины. И соединить в себе самом всё и вся. И коснуться, наконец,  Тишины, не владея больше ничем. И услышать в сей миг Слово Бога. Сердцем,

 

 

«моторчиком» малым своим в резонанс с Тишиною войти.

– Похоже на проповедь.

– Любая проповедь лжива. Но хорошая проповедь подвигает сделать шаг к неизвестному.

– А почему ты, не религиоз- ный человек, употребляешь религиозные термины?

– Это всего лишь «кирпичи- ки» мифа.

 

 

Слово «энергия» сегодня произносят весьма часто и в весьма различных контекстах. Вообще, разнообразие совре-

менных жизненных форм и скорость, с какой они взаимо- действуют – вовсю «показыва- ют» себя – настолько велика, что один и тот же «глубокий» текст, помещённый в пере- менную поверхностную «гус- тоту» сегодняшнего бытия, приносит феноменальную неистощимость подразумева- ний. Словно в святочный час поставлены друг перед дру- гом гадальные зеркала и коли- чество переотражений – неис- числимо в принципе. Гадай! Развлекайся! Однако феномен

«загаданной» и «сбывшейся»

подобным    образом    жизни

– это не совсем творчество. Это – жёсткое кодирование, менеджмент и сверхранняя профориентация будущего живого функционала. Поэты, шкурой чующие тревогу, льют

 

 

свои  персональные  колокола и пытаются бить в набат. А глуховатый от сверхспешки и подслеповатый читатель-пот- ребитель кивает, при случае: ах, как мило, какие славные колокольчики звучат где-то! По ком они бренчат? Все что- то проедают. Источник пони- мается как кормушка. Энер- гия распада очень удобна. Она сотворила детство и юность цивилизации. Не пора ли воз- вращать кредиты? И не только природе Земли. Но и природе Неба.

Каким образом? Очень прос- то. Энергия распада – это всего лишь «спичка», поджи- гающая главное – энергию синтеза. Любой технарь под- твердит эту наглядную анало- гию. Хотя я говорю, конечно, не о техническом синтезе, а о самом человеке. О «поджи- гании» его собственной «ге- нерации», ведущей, между прочим, к свободе. Приятно, что сегодня сам человек ста- новится универсальным и по- нимаемым центром не только известных  антропопрактик, но и топологической точкой, концентрационной вершиной и универсальным точечным пересечением многих науч- ных пирамид. Вершина мала по своему координатному обозначению, зато бесконеч- на по своей вместительности. Точь-в-точь, как фокус в лин-

 

 

 

И

Я бы памятник

бумаге поставил! Это, действитель- но, спасатель. Если не Спаситель.

 

 

 

зе. Был бы свет. Да не помут- нела бы прозрачная игрушка

– бытие.

Что позволяет синтез? Дать себя. Дать собой. Не быть тол- пой в толпе. Избыточность существования неизбежно по-

рождает поиск: где твоё место в жизни? Его нужно найди и

«уложиться» туда по полно- му праву, так же, как каждый кирпич «знает» своё место в кладке. Наступают времена самосложений. Как неиспра- вимый идеалист, я предвос- хищаю   это   золотое   время! А  если  всё-таки  нет  твоего

«места в жизни»? Так создай его! Построй из пустоты и ти- шины! Заплати собой. Застол- би новую невидимую столицу во Вселенной!

Действующее слово – пря- мая социотехнология. Причём, действующее слово – единс-

 

 

твенное слово. Имеющее в своем составе уникальный параметр – неповторимость. Только живое слово подража- ет живой жизни. И это всегда

– единственный экземпляр. Девальвация же копируемой информации налицо. Как быть? Что сегодня некопиру- емо? Собственность? Текст? Продукт технологии? Может, ты сам?! А кто в этом уверен? Спасение – в движении. Не- льзя сохраняться некопируе- мым, остановившись в поиске и развитии. Личная подвиж- ная философия и личное под- вижное мировоззрение – это

«глаза» сегодняшнего лич- ного пути в мире не личных символов. Куда глядят, туда и ноги пойдут.

Я люблю   людей.   Чужой жизни в любви не бывает. Меня не поймут лишь отчуж- дённые. Открытая вежливость

тестирует мои встречи. Толь- ко хаму этот способ кажется приглашением к хамству. Мои же   друзья   прекрасны!   Мы

«читаем» друг друга, попивая утренний кофе. Мы задумчи- во «читаем с листа» поэзию раннего утра, глядя в синюю морскую даль. Другой чело- век,  любимый  и  открытый,

– это, прежде всего, мой собс- твенный опыт. В нём есть ещё неоткрытая частичка меня са- мого. И наоборот. Мы читаем

 

 

друг друга в подлиннике! Да, так мы читаем себя. Это – прямое переливание ценнос- тей жизни. Бояться не стоит. Но важно, чтобы бесстрашие высоких не сочеталось с бес- шабашностью безумных.

Мы    выражаем    словами то,  что  больше  самих  слов. Мы  выражаем  музыкой  то, что  больше  самой  музыки.

Значит, и собранием людей должно выражаться то, что превышает меру и возмож- ности одного. Это – наши со- стояния! То самое богатство, которое невозможно засунуть в карман, или опутать конт- рактными обязательствами. Бесконечная щедрость сущес- твует лишь там, где времени, действительно, нет. Её не- возможно присвоить. Можно лишь «присвоиться» самому. Хотя бы на миг!

Процесс роста – картина радостная, но слишком уж медленная для того, чтобы по- ражать воображение того, кто

привык «поражаться» горем, печалью и страхом. Разруше- ние, как известно, обладает непреодолимым очарованием. Голодные души поэтов слета- ются к падшим. И что самое невероятное – к будущим падшим! Искусство способно прожить   трагедию   наперёд.

 

 

Переболеть будущим стра- хом, как прививкой от оспы. Трагедийную игру изощрён- ного ума бумага, как гово- рится, стерпит. И слава Богу. Спасибо поэтам «поющим боль» наперёд этой боли. Но бывает и совсем по-другому. Трагедия пишется не на бума- ге. Патетика гибели, патетика жертвы, – они могут захва- тить власть и пленить «царя» в голове. И тогда появятся и будут в фаворе «падальщики»

– поэты, поющие боль после боли…

Пока  ты,  грешный,  бега- ешь по земле, хочется учить- ся. Но только едва-едва начал подпрыгивать, – уже хочется

учить. С непререкаемой вы- соты своих подпрыгиваний. Ну-ну. Впрочем, есть хорошее правило: не смотреть вниз. Чтобы голова не кружилась зря. Альпинисты подтвердят: мир восходителей – в какой- то мере мир одиночек. Мак- симальная твоя самодостаточ- ность – гарант безопасности для такой же самодостаточ- ности твоего соседа. Это-то внятно? В природе я весьма склонен наблюдать за жиз- нью каких-нибудь зёрен, на- пример. За их всхожестью. За самодостаточной обособлен- ностью каждого зерна. Что же объединяет миллиарды этих безымянных  малышек?  Слу-

 

 

чайность природы в природе и правила – в квазиприроде людей. К чему это я? Ах, да! К тому, что и в духовном мире все движется «путём зерна».

Каждый не раз убеждался: никакие правила и распоряд- ки не ведут человека к по- рядочности.  В  то  время  как

воспитанная порядочность позволяет устойчиво сущест- вовать нравственности и вне- шнему порядку даже в усло- виях хаоса.

Знак    равенства,    оконча-

 

 

ное спасение, – хаос мыслей и чувств внутри легче всего по- гасить, отдавшись с потроха- ми в лоно чьих-либо правил. Ага! Вон уж и очередь из пас- торов выстроилась. Молодцы. За паствой, небось, стоят.

Какая, братцы, тема: прави- ла! Никого-то они не отпус- кают. Правила в России – это тюрьма   на   самообслужива-

нии. В относительно мирное время, конечно.

Простота – почерк зрелос-

жно о сложном плес-

 

тельно поставленный между понятиями  «образование»  и

«воспитание»  означает  одно

– приговор: смертная казнь живой порядочности через принудительное приучение к порядку. Даже мои младшие дети знают: русский царь внешнего мира – страх, а его внутренний советчик – недо- верие. Но мы пока не сдаёмся. Знак  глобального  равенства

– двойная шпага! – ещё не сровнял всё со всем и всех со всеми.

Ох уж этот хаос! Как муча- ет людей неопределённость! Особенно – хаос внутри че- ловеческого  существа.  Воль-

ноотпущенность неизбежно приводит к распущенности. Караул!  А  вот  и  долгождан-

 

ти. Сло

ти – не велика заслуга. Ты о сложном попроще попробуй сказать. Э-э-э! Вот где та- лантишко-то нужен. Объять необъятное да и сжать его в горсти, как морковку по осе- ни. Редко кому удается. Да и с текстом то же самое: пока- зать бы всё, чем сам богат, а потом – принять без оглядки всё иное, на что способен!

 

 

И Мужская судьба трудна лишь во время войны. А женская судьба трудна всегда.

 

Как думаете: мир правиль- но наш стоит, или он всё-таки перевернут? Мне ответ важно знать.  От  этого  зависит,  как

я со своим ларчиком поступ- лю. С жизнью, то есть. В нор- мальном мире, действуем, как положено: «Ларчик просто открывался». А в перевёрну- том надо на чеку быть, чуть- что: «Оп-ля! Ларчик просто закрывался!» Я и людей при встречах определяю так же: прямой-перевернутый, ещё перевернутый, опять пря- мой… Хороший образ. Я для своего какого-нибудь нового романа началом так и возьму:

«Минувшую зиму я провел в закрытом ларце…» И так да- лее.

Не ходи туда, где: один го- ворит – все слушают; один ви- дит – остальные верят; один верит – остальные спят.

 

Кризис. Разорение культур и интеллектуальных крепос- тей. Упадок. Ожиревшие Пе-

гасы при барских конюшнях. Повсеместное дробление и пе- репроизводство «кормовых» смыслов. Мир слов и образов плотен, как перенасыщенный солевой  раствор.  На  любую

«затравку» тут же нарастает плоть произведений. Только издавать успевай! Одно и то

 

 

же, одно и то же… И всё по- разному! Как в калейдоскопе!

Надеюсь дожить до того часа, когда безответствен- ность дающего будет посрам- лена  ответственностью  про-

сящего.

Психотехнологии делают человека зависимым. Невро- тизация личности не пресле- дуется по закону. А жаль. Как

«усыпляют» в ветеринарных лечебницах,   мы   знаем.   А как «усыпляют» нас самих?! Душу. Разум. И тело. Всех троих. Ах! Хотелось бы при- думать иное – духотехноло- гию! – одноразовый способ разбудить здоровье нации че- рез личную вменяемость.

 

Ну да. Добро никогда не спит.  А  разбудить  спящего

– это, считай, разбудить зло. Вот ведь какая закавыка!

 

 

 

И Хорошо видеть мир людей – это хорошо видеть себя самого.

 

Где? Куда? С кем? Сколько?

–  В  чересчур  твёрдом  мире

цель и мечта сливаются в одно целое. Мечта теперь конкрет- на, как мишень, а по достиже- нию её, ещё и нерушима, как памятник.

Честный человек неуспе- шен в том, что есть сейчас. Добро, порядочность и спра- ведливость    непривлекатель-

ны. И они не должны побеж- дать. Так мне сказали ученики второго класса гуманитарного лицея, милые дети.

Самоубийство и самопо- жертвование. Две эпохи вновь таки встретились у Рубикона. Две  великих  идеи  сошлись

внутри каждого из нас, лоб в лоб. До сих пор в этой схватке на земле побеждало самопо- жертвование.

Язык первым испытал на себе проблемы глобализма. Лингвистическая    оккупа- ция  –  самая  ранняя.  Поляна

разнообразных видов жизни постепенно превращалась в монокоультурное поле воз- делываемых стандартов. Не трудно заметить: впереди тех- нологий и войн всегда шёл язык-победитель, который беспощадно уничтожал до- верчивых  и  калечил  слабых.

 

 

Язык!  Национальная  «ось», на которой естественным и бесконфликтным образом де- ржится иерархия развиваю- щегося и крепнущего в своем самосознании рода. Любая идея       мультинациональной

«соборности» – это плохая идея. Коварная. В обезглав- ленной толпе языков обяза- тельно возникнет доминиру- ющая сила лидера – диктатура победителя и его «истинных» культурных ценностей. Де- ржатель контрольного пакета акций этих самых «истин» и будет ворочать, как ему вы- годно, общенародной «модой на душу» или «модой на мыс- ли». Как думаете, кто победил во Второй мировой войне с точки зрения культурно-язы- ковой экспансии? Правильно, англо-саксы. Все остальные победы этого (скорее всего, управляемого) мирового кон- фликта – гораздо мельче.

Что и как можно противо- поставить оккупационной по сути нивелировке способов для выражения высших цен-

ностей – песен души. Разве могут  быть  высшие  ценнос- ти одинаковыми для всех? Я хочу задать этот вопрос!

Могу даже напророчить время творческих подвигов. Отказ авторов от тщедушного

 

 

личного тщеславия и эгоизма. От общепринятой ныне страс- ти «продвигать себя» во имя известности    любой    ценой. А что взамен? Ну, например,

«продвигать собою» – пре- доставлять свою жизнь и ре- месло, пусть даже безымянно, овеществляемой пользе идей. Это не фанатизм. Это, скорее, самая замечательная в мире дорога – практикующий идеа- лизм! Где ценою собственной творческой жизни носитель языка-оккупанта готов со- хранять последний шанс на языческую не-глобальность жизни вообще; любить и удерживать над собой (имен- но: над собой!) цветущий жи- вой бриллиант, абсолютную некопируемость – культуру этноса. (Для этого, конечно, придётся признать превос- ходство произвольной жизни над схемой). Роль доминиру- ющего языка в условиях линг- вистической энтропии – стать драгоценной «оправой» для драгоценного содержания. Сильный и благородный ни- когда не идёт первым. Он за- мыкает поход. Поддерживает и пестует иных, расходуя себя самого. Да, время подвигов. Подвижников.

Смешно. Провинциал всег- да мечтает «вырваться из бо- лота». Ну, вырвался. В сто- лицу, например. Что дальше?

 

 

Дальше, как принято, – «стать лучшим в своем направле- нии» и «пробиться». Все эти стремления  замечательны. Но, лишённые гражданствен- ного  пафоса,  масштабности не личной лишь задачи, они бессмысленны. Личные до- стижения не могут быть толь- ко личными. Они должны быть куда-то вложены. Куда?! Горе нам! Некуда вкладывать. Государство  огромно  и  це- нит лишь людоедов, а Родина

– маленькая…

Источник. Хорошее слово, правда? Что может быть выше состоявшегося одиночества творческого  Источника!  Ему

непонятны ни «вырывающие- ся», ни «пробивающие».

 

Язык сам по себе – действу- ющий живой миф. Язычество

– важнейшая работа духовной эволюции! – самостоятель- ное одушевление мира вокруг себя и в себе. Собственного мира! Собственными усили- ями собственных поколений живущих!  Вымывание  же этой личной ответственности перед природой и обществом ведёт человека к существо- ванию  в  обездушенной  тол- пе и механическому зомбо- ритуалу  (чтобы  душа  могла

«справить потребности»). Покорённый  язык  перестаёт

 

 

быть хозяином в своём доме. Что уж говорить об осталь- ном?! Единый какой-нибудь бог-триумфатор, яро пресле- дующий язычников, –  всего лишь удачный мифо-опера- тор,  дающий  возможность для  объявления  всемирной (не меньше!) «частной собс- твенности» на веру. Где, так называемая, «твёрдая вера» сродни пресловутой «сильной руке». О! Тенденция «отдать- ся во власть» очень заразна. Она, как пандемия гриппа, не разбирает: какого цвета кожа, какой  континент,  какое  вре- мя и какой язык. Всех косит! Два моих земных глаза пов- сюду видят мир самолюбцев. Но если их зажмурить – вид- на  любовь…  Любовь  никог- да не создаёт стандартов, не

«распространяет права» и не присваивает себе, повсюду бессовестно декларируемого, мирового господства над «ра- бами божьими». Что ж. Когда

 

 

 

И

С особым удоволь- ствием разрушаю благие намерения.

Не люблю дорогу в ад.

 

 

одной и той же болезнью бо- леют практически все, то из- нутри кажется, что общество здорово.

Как опознать безбожников? Богопоминание ими употреб- ляется во всякой речи не в меру!

Кто запомнился? Хорошие люди. Те, с кем рядом никакое молчание не тяготит.

Спасаемся  всегда  за  чей- то счёт. А спасаем – за свой собственный. Вот тебе и вы- бор.  От  чего  спасемся?  Что

спасаем? Неужели предмет выбора – жизнь?!

Талантливые люди непре- рывно хвалят друг друга, глядя друг другу в глаза и с наслаж- дением критикуют – глядя в

затылок. В своем бунгало я вечером об этом размышлял. А утром проснулся отчего-то необычно рано. В пять утра. Проснулся от собственного хохота. С чего бы это? Слышу

–  из  пышной  и  сытой  зеле- ни сада доносится знакомый голос: кукушка! Только не простая, среднерусская, а вы- дающаяся: «Ку! Ку-ку! Ку-ку- к-ку-ку-ку! Ку-ку-кукукуку!» С тремя-четырьмя коленцами. Не кукушка – соловей! Ишь, распелась!  Что  значит  тёп-

 

 

лое местечко! Невозможно не рассмеяться.

Детство босоногое припом- нилось. Недалеко от нашей загородной дачи-избушки находилась  деревня,  куда  я

мальцом  бегал  за  молоком. На краю деревни стоял насто- ящий зерноток. Молотилки, веялки… В августе эти меха- низмы начинали грохотать, от- деляя зерно от шелухи. Сезон! А припомнилась мне эта кар- тина аж в старинной крепости на берегу Средиземного моря. Тоже  сезон!  Толпу  туристов

«молотят» и «провеивают» в узких каменных улочках, го- нят «крепостных» сквозь тор- говую сетёшку. Идёт процесс отделения чистых денег от блуждающей там и сям дву- ногой «шелухи». Фу! Опом- нились! Взялись под ручку с добрым человеком, нашли ук- ромный уголок у моря и – сбе- жали в иное пространство. В беседу. Как это принято у нас. Языком молотить.

– Что есть высший результат человеческой    деятельнос- ти? Встреча! Только живая встреча! Согласны? Тираж, авторский диск, автограф на лаковом  проспектике  –  всё это имеет смысл как напоми- нание о высоте внутреннего состояния в миг встречи. Не более того. Мы все, так или иначе, ищем себя. Согласны?

 

 

А встреча с собой бывает мак- симальной лишь в присутс- твии особого «катализатора»

– внимательного и понима- ющего другого человека. Но ему, другому, как и тебе, вечно ведь некогда. Вот и торопимся, тараторим. Так и ищем сами себя. И не находим. Почему? Потому что потому! Нашим живым встречам придумали замену: тираж, видео, науш- ники… Эрзац. Согласны? Как аукнется, так и откликнется. Разве такой я сам себе нужен? Поспешный, поклоняющийся бумаге или монтажному сто- лу. Человек или не человек? Творческих «консервов» уже слишком, слишком много… Вы согласны?

Хороший у меня был собесед- ник на лавочке у моря. Почти ничего не сказал в ответ. Как Золотая Рыбка. Только слу- шал очень внимательно.

 

 

 

 

 

И

Что такое «энер-

гия текста»? Кажется, у совре- менных это назы- вается «побеждаю- щее резюме».

 

Миф о величии – миф пос- тоянный. При таком подходе совершенно не важно: чем жить? кем жить? куда жить?

Опять-таки снится мне сон. На сей раз в форме полити- ческой сатиры. Вроде плаката что-то. Все неподвижные, но смотрят выразительно. Пред- ставьте, что вы шли, шли по дороге, а дорога вдруг возь- ми да и оборвись. Нет ничего впереди! Невольно тут огля- нешься… А позади – батю- ши-светы! – эшелонами, друг за дружкой разные истори- ческие персонажи, как кар- тонные тени стоят: и царские особы, и офицеры, и красно- армейцы, и вожди пролетари- ата, и поэты иных времён, и проповедники, и висельники, и казаки-разбойники… – все молча таблички какие-то в руках держат. Что там на них понаписано? Ба! У всех одно и то же, одно-единственное требование: «Возродимся!» Испугался я адской толпы привидений в этом сне и пос- корее очи к небу возвёл. А там от края и до края общий ло- зунг с двоеточием, как с заря- женной двухстволкой, навы- лет бьёт. «Россия: с надеждой на прошлое!»

Небесная русская литера- турная «твердь» значительно крепче  политической.  А  уж

 

 

про ещё более жидкие зем- ные «брызги» и говорить не- чего. Твёрже всего у нас там, где небытийно. В вымысле смысла. Для литературы – это благо.   Поскольку   литерату- ра – процесс. Но какой? Есть ли что-то новое? Или совер- шенствуемся в старом? Какой ценой даётся успех? Литера- турная «твердь» над нашей землёй плодороднее земли. Какие столпы на этом «гуму- се» поднимались! И сами в него уходили. Что ни тема, то человек! Что ни человек, то тема! Тематические столицы России неисчерпаемы! Даже один человек здесь может быть столицей! Даже один че- ловек, зачастую, содержит в себе Родины больше, чем вся госпропаганда вместе взятая. Невидимая «твердь» –  наше последнее богатство. Тоже ис- черпаемое, к сожалению. Но пока «удельные веса» распре- делены в нём всё ещё очень правильно. Золотая крупин- ка-душа перетягивает милли- оны мыльных пузырей… Так должно быть и так пока есть. Это – миф и урок русских для себя самих!

А       сколько    самодельных флюгеров по огородишкам да участочкам на великой Руси своими   вертушками-пропел-

лерами трещат? Неисчисли- мо!  Дунет  ветер,  развернёт

 

 

куда надо оперение, подставит лоб вертушки потоку – пош- ла работа: «Ф-рррр!» Трень- брень! Завертелся пропеллер! Не велика работа, а приятно, весело на двор выйти: шумит потешка на колу, навек в зем- лю воткнутая. Пускай трясёт- ся. Никуда не денется, не уле- тит. Флюгер – символ русской жизни. Лишь бы ветер из-за моря упал на равнину, а уж поймать-то сумеем. Не впер- вой! Да фанерное оперение от старости не сломалось бы, а то нос по ветру не удержать…

«Ф-рррр!!!»

 

…Вот и мне «прилете- ло»  от  нынешнего  времени

– неприятности. Надо бы оп- равдываться, но не буду. Это как   с   одеждой.   Запачкали

–  лучше  не  растирай  пятно. Не оправдывайся. От грязи спасения нет. Она сама кого хочешь найдет. Век такой. Грязь заказывают. Грязь тор-

 

 

И Чуден мир в своей

повторимости!

 

 

гуют. Грязь покупают. Грязью кормят. Грязь прославляют. Грязью казнят и грязью милу- ют. Всё загажено! И на небе, и на земле. И в голове, и в сер- дце. Что делать? Буду просто ждать. Отсохнет, авось. Или я, или она.

Молчаливое     это     дело

– вдох. А выдох? Ну, смотря

где! В одном месте – песня, а в иных краях – только стон…

Не хочется! Не хочется правды, пришедшей от хищ- ных могил. Не хочется сказок чужих. Не хочется очи ронять

пред Всевидящим – долу. Не хочется к свету внутри про- шагать через тьму, что пасет миллионы. Не хочется средс- твами прошлого горя о буду- щей радости помнить. Хочется! Мгновенной, единс- твенной  правды,  рождённой на миг и живущей в поступке. Хочется!

Невозможно увидеть и ра- зобрать проблему, находясь внутри неё. Следует отстра- ниться. Невозможно увидеть

проблемы жизни, находясь внутри жизни. Кто же зряч? Художник, поэт! Тот кто уме- ет «забыть о себе» ради новой картины; «третий глаз» видит быт – небытийно. Не с это- го  света.  Поэтому  «нижняя

 

 

ложь» для большого поэта смешна и наглядна, а жизнь среди призраков – в тягость. Художник рождается в смер- ти.

Небытийное зрение помо- гает связать путь ошибок сво- их – безошибочно.

 

Литература, текст, смысло- вые поля, знаки и значимость

– это особенный «клей» на- ции, позволяющий гражданс- кому самосознанию «сцепить- ся». Через что?! Увы, прямого способа создать коллективную личность  из  многих  людей я не знаю. Обязательно «че- рез» – через силу посредника: вина, религии, страха, или об- щей возвышенности в память, в фантазию. Где же взрослому читающему сегодня предлага- ется «быть, как один»? В яме! В традиционной историчес- кой «анатомичке», где учеб- ным образом разделывается труп очередной русской прав- ды. А если человек не желает знать способ сей? Очень уж трудно душам дышать через сменяемые пропагандистские

«фильтры». Удушливость на- чинается. Честное слово! Нет сил больше «дышать» кри- миналом, например. Мутит. Любви хочется. Общечелове- ческой, не меньше! Обществу нужны какие-то иные образ-

 

 

цы общезнаменующей «клее- вой» информации. Для этого писателям придётся показать пример. На себе.

Как много сегодня детских сочинителей! Это неспроста. Взрослые  для  завтрашнего дня безнадёжны. Они доволь-

ны собой, они спешат, они знают  искусство  оправданий и  компромиссов,  и  поэтому

– неисправимы. В мире взрос- лых царствуют ложь и пока- зуха. Взрослых уже слишком много на земле! Они очень опасны. И многие взрослые служат    всесильным    царям

– обману и самообману. Ко- нечно, они об этом знают, но до поры-до времени детям ничего  не  говорят.  Детство

– узкая полоска жизни, на ко- торой  слова  о  любви,  добре и красоте ещё имеют какое- то значение. Идет тотальная война начал – человеческого с нечеловеческим. Дети – пос-

 

 

И Русских завора- живает «поющая боль». Это – точ- ное определение сути русской лите- ратуры вообще.

 

 

ледняя надежда. На что? На продолжение вечно не взрос- лой банальности – живой жизни...

Взрослые обожают «каять- ся» или «искать недостатки». Так их научили. Однако ни то, ни другое не пригодится для

того, кто способен на реаль- ное движение от природного своего рождения в физическом теле к высококачественной смерти – рождению в «теле смысла».  Развитие  человека

– это уникальный эволюци- онный угол атаки. Феноме- нальное ускорение. Вниз, или вверх. Зависит от постановки крыла и «набегающего по- тока». (В отличие от «равно- душной» природы, которая предпочитает из всех кривых эволюции просто ровную ли- нию).

Жил-был «Институт пси- хологии». И жил-был Автор. Вдруг – звонок: «Здравствуй- те! Вот какая задачка. Русские

народные сказки прославляют воровство и хитрость, не учат труду. А все традиционные сказки Запада – очень жесто- кие и прославляют индиви- дуализм. Не на чем воспиты- вать самых ранних малышей! Нынешним детям не подходят устаревшие архетипы. Нуж- ны новые. О толерантности, о

 

 

мировом масштабе в личном мышлении, о престижности карьеры и здоровом образе жизни. Напишите, пожалуй- ста!»

Мир взрослых – предатель. Об этом хорошо знают стари- ки, дети и инвалиды.

Если  слушать  мелодию чьей-то жизни на манер му- зыкального   восприятия,   то не трудно заметить, что края

жизни  более  симфоничны  и

«высокочастотны».  Середи- на бытия –  самое продолжи- тельное время существования

– «опущена» в скучное, одно- тонное гудение. Как в транс- форматорной будке.

Худший    вид    усталости

–  испытание  бездельем.  От

прочтения произведений многих  современных  авто- ров «расслабухи» и «чтива» усталость та же самая, что и от долгого смотрения в экран телевизора. В клиповом мире энергия произведений – пара- метр новый. Кто кого читает? Книга тебя, или ты книгу? Современный Текст – весьма высокотехнологичное произ- ведение. Философия, рифма, форма, литературное мас- терство, духовные и психо- логические инновации, – всё это  лишь  теперь  отдельные

 

 

элементы, необходимые со- ставные части общего стро- ительства и инструменты. Воплощающий   симфоничен в замысле и политехничен в ремёслах. Итоговые удачные творения претендуют на роль смыслового «работодателя». На многоразовое прочтение одного и того же текста-теста с изменяющимся всякий раз рефлексивным пониманием. Да и сам автор-творец оказы- вается в неизбранном ряду и предназначен, как и все, прос- то «дозреть» до того, чтобы, не фальшивя ни ремеслом, ни восприятием, влиться в об- щую симфонию бытия. Жиз- ни и смерти, вдоха и выдоха.

Интонация тишины... Зна- ете, что это такое? Паузы пи- шут смысл. Создают то, что является высшим богатством

одухотворённой и осмыслен- ной жизни – состояние! Это богатство живёт лишь в мгно- вении! И воспользоваться им может только тот, кто жив там же. А всё остальное? Диски, тиражи, книги, письма, и про- чие «консервы» мига? Разве это не высший итог? О! Это

– всего лишь милые напоми- нания о высоте чувственной волны и необъятности тиши- ны. Тишина испытует крича- щих. Кто в миге высоком не был, тот сам высоты не име- ет.

 

Состояние духа! Разорить- ся здесь можно лишь одним способом – не состояться.

Трансляция образов жизни сыплется с неба на землю. Бо- жий Свет пробивает насквозь многослойный   околоземный

«гумус ноосферы» – образы цивилизаций   –   чтобы   гли- на земная могла говорить и собой умножаться сезон за сезоном.  «Исходники»  Духа

– главный технологический миф всего и вся. Уничтожая свою породу и собственный культ превращая в культуру, народ занимается самоубийс- твом. В ментальной войне образ жизни иной – это враг и убийца. Самобытность трудна там, где «бытность» диктует- ся модой и силой. Быть собой

– вот и вся-то идея. Но нельзя быть собой, копируя прочих. Приглашая кого-то собой уп- равлять. Стандарт начинается с духо-смешения.

Кругом символика и ряды соответствий! Русь – деревян- ная старость! Много ли лет в новом виде стоит деревянное

чудо – изба? Пять, или семь ей нарядных годочков отме- ряно. А потом – почернеет. Весь оставшийся век будет смолоду старой. Пятьдесят, али сто с лишним лет! Да и люди здесь так же сереют ду-

 

 

шой. В языке русском – те же текут времена и картины... То ли дело в горах! Камень тыся- чу лет молодой!

Если сложить все слова, все предметы и все времена вое- дино, то получится вновь Ти- шина.  Из  которой  возьмёшь

ты любое потом: и предметы, и время, и слово. По нужде, если будет она.

Русь. Практикующие идеа- листы. Подвижники. Энтузи- асты. Они надеются только на себя.  Больше  здесь  надеять-

ся не на кого. Воды русского времени болотисты. Идеалис- ты идут по ним с высоко под- нятым взглядом, неумело и неосторожно, конечно, боясь провалиться, но всё-таки не проваливаясь. Это ведь наши воды. И они нас держат вот уже который век!

Неоязычество возвращает- ся. Одушевление себя – удо- вольствие. Одушевление со- бой – необходимость.

Кто диссидент? За какую свободу он борется? Убивают сегодня, преследуют тех, кто находит  вершину  свободы  –

свободу энергий. Ах, куда же идём мы и как держим строй? Думаю, правильно так: стре- мящийся в новые дали, видит

 

 

затылок бегущего Бога. Пад- ший, смирившийся раб счаст- лив тем, что в затылок ему Бог глядит, как конвой. Лишь ли- цом к лицу с Богом не может никто: оба тут же сгорают!

Да, когда голова наверху, а ступни на земле, то искусство и впрямь проживает траге- дию, чтобы трагедия не стала

жизнью. Что «перевернутым» делать? Демоничность ца- рящего мифа – реальность в России. Демоны горло друг другу грызут у руля! Культу- ра в России посмертностью ценна.

 

...Девятилетняя дочь встречает меня на пороге.

– Ты где был?

– За мифами ездил...

– Знаю, знаю! Новый миф убивает прежний. Чтобы ста- рым вещам дать новые имена. Чтобы опять появился новый календарь! По телевизору сказали, что уже скоро!

– Что скоро?

– Миф!!! Новый миф будет!

И напоследок.   Оптимис- тичное. Девиз настоящего русского Мастера чрезвычай- но прост: «Было бы из чего, а

конфетку мы – сделаем!»

 

 

 

В течение последних двад- цати лет автору неоднократно приходилось участвовать в ра-

боте различных модных ныне

«погружений», психотренин- гов, «школ энергетики», «ме- тодик счастья», «способов коррекции ауры», «очищаю- щих семинаров» и проч. Не- вольно накопились кое-какие мысли и наблюдения, которы- ми хотелось бы поделиться с аудиторией,   склонной   мыс-

 

лить критически. Причём, внутри самого автора также сформировались несколько взаимоисключающих ми- ровоззренческих позиций, которые безуспешно спорят друг с другом. А среди всех этих «за» и «против» бродит беспощадный киллер – это Здравый Смысл. У него нет своей собственной позиции, он просто убивает слабых.

 

 

 

 

БЕДНЫЕ

 

ненаучная статья

 

 

«Бедный» – Неимущий. Имеющий недостаток в чем- нибудь, скудный. Несчаст- ный, жалкий. (С.И. Ожегов. Словарь русского языка).

 

 

 

 

ЗАПИСКИ ДИЛЕТАНТА

 

– Ты знаешь, я опять записал- ся на семинар. Приедет на- стоящий гуру…

– И ты опять будешь пла- тить за то, что сам ты и весь твой мир – не настоящие. И будешь учиться говорить на «пьтичьем языке» шарла- танов и артистов от науки, воображая себя просветлён- ным. И так – до следующего сектантского   сборища,   ко-

 

 

торого ты будешь ждать с почти религиозным нетерпе- нием. Ты – интеллектуальный плебс, которому ловкие рево- люционные «энергетические» подлецы внушили сладчайшую и развращающую ложь: что он – гегемон.

– Я плачу денги за реальную помощь!

– Ну, ну. Каждый сам в отве- те за то, что приручился.

 

Признак бедности – ненасыт- ность.

Признак бедности – самолю- бование.

Признак бедности – верова- ние.

Многовековой  спор  меж- ду формой и содержанием закончился,  наконец,  полной и    безоговорочной    победой

Формы. Повсеместная показ- ная жизнь диктует свои усло- вия жизни содержательной. Содержание сегодня – пока- зывают!  И  это  норма.  Мож- но без особого труда скачать реферат или диссертацию из Интернета, чтобы «показать» комиссии «результат» и полу- чить то, что можно будет за- конно показывать миру уже от своего собственного имени… Показуха! Апофеоз копирова- ний и репликаций. Показуха приравняла оригинальнича- ние к оригинальности.

Что   мы   вообще   способны

 

 

 

И

Когда содержание

внутри нас про- кисает, помогает выжить форма.

Этикет

и достоинство.

 

 

 

знать о настоящем, о котором твердят рекламы обманщи- ков  и  на  котором  клянутся все  публичные  лжецы?  Где это «настоящее»? Ясно, не в листовке-подкидыше, что яв- ляется незваной к почтовому ящику. Ах, настоящее! Безы- мянное нечто, здесь и сейчас, феноменальный миг, вмеща- ющий все: и круг физического бытия, и круги осмыслений. Прошлое и будущее – увы, всего лишь фантомы. Конеч- но, они могут быть вмещены мигом, отчего он, миг, стано- вится огромным и вечным, и независимым. Однако может случиться и так: сам миг от- дан фантомам… Вот где па- кость-то!

Настоящее слишком    легко

«перекосить», сведя жизнен- но важный баланс-равновесие восходящей в своём искусстве цивилизации к тому или ино- му «крену». Легко и приятно

«упасть к своим», избавляясь

 

 

от тяжелейшего труда, от без- сценарной   самостоятельнос- ти  в  мыслях  и  в  поступках: упасть в бутылку, в религию, в ненависть, в политику, в ка- кую-либо  иную  технологию самозабвений – в тот же пси- хо-семинар, будь он неладен. Возможно,  миг  бытия  –  на- стоящее – предельно истощён фантомами. Истощён так же губительно, как губит живо- родящее своё поле неумелый земледелец. В конце концов, такой   хозяин,   вынужденно борясь за своё нео-существо- вание,   научится   «рисовать» жизнь, и что самое непости- жимое – питаться нарисован- ным! То есть, при нынешней практике легче лёгкого само- му превратиться в… фантом- ное нечто.

 

– Да, мои учителя согласны: экологическая катастрофа пришла на землю после того, как разрушила экологию са- мого человека: чувство меры, нравственность, социальную ответственность. Катаст- рофа – это сам человек.

–  Браво!  И  что  же  приня- то делать в такие момен- ты?  Правильно,  хвататься за соломинку, бежать или мародёрствовать. Так что, именно в этих условиях ду- ховные мародёры обирают твой кошелёк и твою душу, указывая, в каком именно на-

 

 

правлении следует бежать. Догадываешься, в каком?

– В каком?

– Непосредственно к ним. Далее  для  «спасения»  мож- но руководствоваться прей- скурантом, дающим почти наркотический «кайф при- частности».  А вожделенная

«семинар-доза» выдаётся в зависимости от вложенной суммы и заказанной глубины самозомбирования.

– Гуру не такой!

– Ага. Он лишь безвинно со- вершает регулярные «объ- езды»  своих  угодий,  чтобы

«заблудшие» его постоянно хотели  видеть  и  слышать. Он сознательно стал «сиам- ским близнецом» для их душ и теперь эти несчастные готовы едва ли не умереть, лишь бы побыть рядом опять и опять… Тьфу!

–  А,  может,  ты  им  прос- то завидуешь? Их покою, их внутренней дружбе?

– Хорошо, что они не способ- ны завидовать мне.

– А то, что бы?

– А то б я себе не позавидо- вал!

Абсолюто    неповторимый и неопределённый «смысл жизни» (думаю,     уместно закавычивать   это   понятие)

очень  просто  овеществить  в

«технологиях смысла». При- меров – тьма: школы, тради-

 

 

ции, стереотипы и архетипы. В общем, весь этот цивили- зационный «полтергейст» неизвестно какой давности, обретший устойчивые формы и  играющий  ими.  А,  может,

«смысл жизни» – это просто смысл себя самого. Ух ты! Ка- кого? При ком или при чём? Ага, уже «горячо»! Пресло- вутые психо-духо «объездчи- ки» охотятся сегодня уже не только за людьми зрелыми, но и за племенем детей. Подобие

«клепает» подобных. И лишь только Человек по-прежнему способен творить Человека. Живой стремится передать неопределённость страсти, жажду внутреннего своего огня другому… Не свой огонь

– только его жажду! Каждый добывает себя самого в оди- ночку, в опаснейшем окруже- нии бессовестных хищников. Личность получается в ре- зультате само-образования. Поэтому окрепшая личность не улавливается никакими способами сделать её зависи- мой.

«Личность» и «ощущение личности» – к счастью, не одно и то же. Это – антиподы, отличающиеся друг от друга так же, как отличается любовь от самолюбия. И в поступках, и в возможностях. Одни мир

«выражают собою», пополняя его  за  счёт  своих  внутрен- них  ресурсов  плодотворной

 

 

 

И

Жизнь – непре-

рывная улыбка. На земле, вообще нет поводов для огорчений. Ни одного! Как

в детском саду.

 

 

 

новизной, другие лишь «вы- ражают себя» – для этого им требуется огромный внешний ресурс: вселенная, не меньше! Доноры и вампиры. А с виду и на слух – вроде б все одина- ковые… Кто тут с кем воюет? Кто тут богат, кто беден?

 

– Знаешь, как избежать в об- ществе «охоты на ведьм»?

– Надо заниматься просве- щением?

–  Нет.  Надо  всех  сделать

«ведьмами»!

 

Все секреты управления толпой примитивны. Главное

– загнать человека в толпу. В группу, на худой конец. Как это делается? Очень просто. Умение выбирать расценива- ется как умение жить. Идея постоянной и нахальной го- товность к жизни подменя- ется страхом – осознанием своей не-готовности. Сначала человеку  буквально  расщеп-

 

 

ляют  сознание,  предложив ему простейший выбор: бог или дьявол, с нами или без нас… И как только человек преодолел (не без помощи ус- лужливых ассистентов) пред- ложенный порог «или», он покинул мир внутренней сво- боды, ушёл из мира бесконеч- но двоящихся дорог; отныне дорога выбрана одна, отныне он – «односмысленный»! А далее уж совсем просто: ника- ких «или» на выбранном пути

– только комфортный и мир- ный оператор присоединения

– всемогущественное «И»: «И скажем мы тебе, и покажем, и достигнешь ты, и заплатишь, и станет хорошо». Можно не думать, теперь совершившим выбор «овцам» достаточно просто «верить», для того, чтобы достичь некоего осо- бенного состояния – кайфа избранности и «ощущения открывшихся знаний». Круг общения замкнут, здесь дру- жат «состояниями», – и в пря- мом, и в переносном смыслах. Правда,  жизненного  ремесла у адептов-семинаристов, как правило, хватает лишь «на приём» того, что они загадоч- но называют «потоком», на употребление кайфа, так ска- зать. Сами создать они ничего не могут. По бесплодию узна- ете их.

Есть ли альтернатива? Конеч- но!    Талантливый,    простой

 

 

человек живёт иначе: не пере- ступая никаких «или», он го- ворит и всему вокруг, и при- роде в себе самом: «И это, и это, и это… Быть может всё!»

 

– Примитивность вечна!

– В отличие от самой вечнос- ти, которая никак не прими- тивна.

Средство, занявшее в жизни место цели, – деньги – свих- нули со своих мест многое. Одна   мания   «спонсорства»

чего  стоит!  Вполне  серьёз- но по телевизору ежедневно объявляют: «Спонсор погоды фирма   такая-то».   И   резерв ещё практически не исчерпан: спонсор течения реки, спон- сор Солнца и Луны, спонсор истории с такого-то года по такой-то…, спонсор муравьев в лесу… – гуляй, не хочу!

И на лбу «семинаристов» хорошо бы тоже отметиться по-современному: «Спонсор извилин гуру такой-то».

Человек, осмелившийся встать перед публикой, чтобы раздавать ей «рецепты счас- тья», несомненный обманщик.

Это – паук. Он обязательно наплетёт кучу всевозможных схем и сетей, чтобы заморо- чить голову и себе, и другим. Чем крупнее размах сплетён- ной  им  сети  и  чем  мельче

 

 

 

 

 

 

Картина называет- ся Точка. Именно из этого ничто ветер воображения может «выдуть» какой угодно пузырь бытия.

 

 

 

ячея,  тем  больше  золотых  и изумрудных  мушек  прилип- нут к ловушке, трепетно жуж- жа и славя её создателя. Коллективный  экскурсион- ный  поход  в  святая  святых

– в тайные внутренние миры человека – обставляется с ша- манским размахом. Тут вам и

«подпорки», и «рамки моде- лей»,  и  «базовые  линии»,  и

«горизонты»,   и   «матрицы», и инфернальные перевороты всего  вышеперечисленно- го…   И «тайные вечери», и

«всенощные бдения», и «за- земляющая» гулянка под за- навес – фуршет. Слушателям внушают «погружение» – на самом деле их «опускают» в одну и ту же примитивную путаницу.        Оболванивание

– оружие очень сильное. Ра- зум многих, утративший в ат- мосфере коллективной эйфо- рии последнюю способность оценивать происходящее критически, открыт настежь!

 

 

Детский сад для промывания мозгов работает. А какой- нибудь  паук-проповедник рад-радёшенек возводить и дальше хитроумные наукооб- разные «строительные леса» для того, чтобы подороже и поартистичнее продать свои способы якобы вхождения в заветное Неведомое. В При- роду человека.   Скажите на милость: зачем городить сей запутаный «огород», когда можно просто прогуляться в человеческую Природу?! Как по берегу приятной реки в час рассвета. Зачем «понимать» так, как тебе это навязывают, когда можно всё просто при- нимать таким, какое оно есть. Зачем?! Дай ответ, Гуру! Не даёт ответа ни один… Даже те, кто ясно мыслит в приват- ной беседе, излагает с трибун мудрёно. Так надо. Бурлит и кипит на ближайших к земле небесах браконьерская «пу- тина» – ловля душ, косяками идущих на интеллектуальный и духовный нерест.

 

– Ты кто?

– Я царь.

– Какой ещё царь? Псих, что ли?

– Царь! Я царь своей внутрен- ней природы? К сожалению, не наследный… Поэтому мне пришлось самому биться за власть внутри себя. На это ушло много лет. Но я побе- дил.

 

 

– Кого?

– Воинов самолюбия, яд тщес- лавия и предательство чужих мыслей,     власть     желаний и пьяные орды хвалящихся слов… Много кого пришлось убить         или    посадить    под стражу. И теперь я богат и свободен. Во мне нет границ. Заходи!

– … Кто это?

– Это лес окаменевших иде- алов, его населяют окаме- невшие демоны, в голове у которых гремят, если их пот- рясти, твёрдые убеждения или твёрдая вера.

– А это?

– Это... Свет. Внутри меня он называется по-старому: Любовь.  Я  не  знаю,  откуда он берётся. Это – безуслов- ный источник энергии. Безу- словный! То есть, без единого условия. Исток! Это важно. А у тебя внутри есть что-ни- будь своё, безусловное, чтоб от него всё остальное и пи-

 

 

 

И Самовлюблённая маниакальность обычно граничит

с бесцельностью

существования.

 

 

талось, и росло? Не всё же, наверное, заёмное, не всё куп- ленное?! Условность – это тьма!

– Пусти! Я хочу вернуться обратно!!! Эй, я хочу выйти из тебя! Я хочу вернуться к привычному! Эй! Как это сде- лать?

– Не знаю. Я тебя не держу. Здесь нет границ между то- бою и мной. Поэтому ты не сможешь выйти в прошлое. Нам придётся сразиться и ты умрёшь. Такова моя цар- ская воля.

Кто-то спешит с земли на небо, кто-то наоборот – с неба на землю. В человеческом воображении путники встре-

чаются и спят на полпути. А когда просыпаются, то забы- вают кто куда шёл, и начина- ются ссоры.

Воображение вылечит тот, кто наведёт в нём порядок. И пут- ники помирятся. И создадут в человеке поровну и Землю, и Небо.

 

– Мне нечего терять, кроме себя самого!

– Весьма самокритичное за- явление для существа, про- шедшего процедуру интеллек- туального клонирования.

– Мы просто учимся управ- лять собой.

– Для того…

– Для того, чтобы управлять

 

 

событиями вокруг себя. И мы не секта.

– Секта! Знаешь, где деньги дружбу не портят, а лишь укрепляют её? Только в сек- те. Много ли вашей «друж- бы» останется, если оплату убрать? Лидер покинет обни- щавшую паству, а обманутые овцы будут «дружить воспо- минаниями». Такова убогость конца.

– И всё-таки это – реальная помощь…

– Реальная помощь не плодит зависимых.

Кто кого «достигает»? Че- ловек денег, или деньги чело- века? Человек, ставший про- должением  денег,  –  человек

ли?! А на семинарах-учениях декларируется откровенно и однозначно: деньги! деньги! деньги и только деньги! Это

– высшая цель и высшая ценность.  Действительно, они,  деньги,  универсальный

«общий знаменатель», через который удобно обменивать одно на другое. История раз- вития  убеждает:  в  мощном и непрерывном культурном слое нации через деньги и впрямь возможен обмен вы- сшего с низшим. Однако в иных условиях, когда собс- твенная культурная ветвь пре- рывна, а поле «собственных» смыслов воруется или имити- руется,  возможен  лишь  пря-

 

 

мой «натуральный обмен»: мысль на мысль, чувство на чувство, вещь на вещь. Мест- ная бедность разделяет нас не только в плоскости бытовой жизни, но гораздо сильнее и хуже – в её невидимой объём- ности. Поэтому в нравствен- ных и культурных пустынях деньги и «деньговладельцы» образуют для себя специ- фические «оазисы». Клубы. Внутри   которых   изначаль- но безнравственной природе денег приписывается некая высшая благодетель. И все с этим внутри клуба опять же согласны. Это ещё один вид бедности – коллективный са- мообман. Рождение секты.

 

– За сложность приходится расплачиваться кое-какой не- надёжностью… Психической, например. Ты же понимаешь. Элементарно требуется кор- рекция.

– Ага. Чтобы делать из слож- ного ещё более сложное! Твои мысли – коза на верёвке; когда коза выщиплет всю доступ- ную для неё травку, она забле- ет: «Пе-ере-евяжите!» Поэ- тому ты мечешься от одного семинара к другому. Дураки любят путаницу. Кто-нибудь из них наблюдал за тем, как, проснувшись, усложняется обыкновенное зерно? Цикл ус- ложнений завершается иде- альной  простотой  –  новым

 

 

зерном. Какие «зёрна» ты выращиваешь в себе, посещая лекции «продвинутых»? Что в итоге? Кроме затыкания вечно сосущей пустоты жиз- ни внутри чем придётся. Что скажешь?

– Ты жесток. Не у всех есть талант жить «от зерна и до зерна»: собою пробудиться, собою стать и собою уме- реть. На искусственной «под- питке» живёт большинство.

– Значит, не все при жизни живы.  Компиляция  «своего» из чужого материала, чу- жой энергии и чужих находок

– позорный, но единственный

«жизнезаменитель» бедных. За такое не только деньги – голову отдашь. Трупы обожа- ют притворяться живыми, и обожают демонстрировать это притворство друг перед другом!

– Я писал свою диссертацию сам!

–  Посмотри на количество цитат, которыми ты закры- ваешь свою беспомощную глу- пость.

С придыханием  и  закли- нательными нотками в голо- се лекторы и околонаучные шаманы  произносят  модное:

«Дети индиго!» Аудитория, трепеща фибрами, как один, на  том  же  дыхании  вторит:

«Индиго!» Что за зверь такой? И как на него смотреть прика-

 

 

 

И Ироничный тон разговора «узкие» специалисты спо- собны поддержи- вать с большим трудом.

 

 

 

жете: как в зоопарке или как на знамение? Дурная, мало- экологичная среда породила адаптивный эволюционный ответ – стали рождаться дети, способные жить в нашей ур- банистической и социальной гадости. Что ж в этом чудес- ного? Ну, да, у них одинаково хорошо работают оба полу- шария мозга. Вынуждены ра- ботать, чтобы выжить. Только и всего. А шаманы на семина- рах об этом сообщают с таким видом,  что  впору  подумать: о! о! – это он, шаман, лично договорился с Создателем насчёт рождения новых… На колени, господа!

 

– Ну, хорошо. Допустим, они рождаются.  Что  дальше? Ты можешь мне предста- вить конкретные результа- ты: поступки-индиго, филь- мы-индиго, книги-индиго, политику-индиго? Ну, чтобы всё по-честному было сдела-

 

 

но – на оба полушария. Есть такие результаты?

– Нет

– Тогда зачем воздух сотря- сать?

Каждый рассказывает себе сказку себя самого. Желатель- но вслух, желательно макси- мальным  тиражом.  Планета

завалена некачественным избытком информации. К со- жалению, этот избыток легко проникает и во внунтреннюю нашу природу; границы меж- ду мирами не охраняются, цензуры нет ни внутри, ни снаружи, а очередная госу- дарственная неоинквизиция ещё не вошла во вкус.

Спаситель на сей раз при- дёт с огромными ушами и с зашитым ртом.

 

Бедные обедняют мир до непоправимости.

…Гуру нарисовал на ват- мане треугольник и разделил его   поперечными   линиями на три части. Потом пояснил,

что в самом низу находимся мы, грешные, и что здесь мы

«выживаем»;  в  средней  час- ти – те, что уже решили про- блему выживания, и поэтому средняя    часть    называется

«комфорт»; а вершинка – это

«богатство».  От  слов  Бог.  И

 

 

все присутствующие благо- говейно представили себя во всех трёх ипостасях сразу. В законченной гармонии земно- го варианта «святой троицы» в себе самих.

Однако модель, коли уж её нарисовали, следовало бы развить и продолжить: а что дальше? Что должно про- изойти, если «поднимающий- ся» достиг высшей точки пи- рамиды? Куда дальше? Ведь это же – точка! Нирвана, зона тишины. Вечный покой триж- ды успешного земного Будды. Точка! – Универсальная «та- можня»  между  мирами!  Что ж, если её перейти, то ока- жешься в «треугольнике» уже иного мира. Соседа по лест- ничной площадке, например, или шестилапого инопланетя- нина. И будешь пробираться, отдавая накопленное, куда-то туда… Вот она, точка мира, из которой есть выход в любые миры! И эта точка – ты сам. А гуру тут как тут и уж шепчет:

«Дорога платная, золотой ты мой!»

Здесь,  на  платных  «курсах по натаске», всегда учат лишь тому, как «взять богатство». Здесь почему-то никто не по-

казывает, как его «дать». Фи- лантропические мотивы от- сутствуют за ненадобностью. Эгоизм – жизнь за счёт погло- щенной жизни – нечто расту-

 

 

щее непрерывно, практически не поддающееся лечению, как рак. Удивителен мир парази- тов: злокачественный эгоизм, доброкачественный… Расту- щий эгоизм образует в наших внутренних представлениях невыносимую   Торричелле- ву пустоту, которую каждый заполняет, как может. Кто-то наркотиками, кто-то молит- вами, кто-то тренингами, кто- то  просто  ломовой  работой. У бедных собой и у богатых собой – весьма разнообраз- ная противофазная практика. Кто-то страдает от того, что голоден, кто-то от того, что не доен…

Человек – это ёмкость. Очень удобный параметр, позволяющий определить сте- пень  «вмещения».  Большой

человек вмещает мир. Ма- ленький человек выбрасывает последнее – лишь бы вмес- тились «священные истины», полученные на семинаре из почти первых рук и из почти первых уст…

Здоровый человек – это его бесконечная «пропускная способность». Любой опыт- ный гуру сумеет сделать так,

чтобы «запор» мысли случил- ся навечно.

 

 

– Не стоило метать бисер…

– В каком смысле?

– Те, перед кем этот бисер метали, собрали его и теперь мечут друг перед другом…

– С какой целью?

– Чтобы показать свою щед- рость!

– Они растут над собой, как могут!

– Нет. Они только роются.

Беден всякий, кто не может дать. Глухие в разуме. Слепые в  вере.  «Короткие»  в  исто- рии. Не дерзкие в мечте. Без

языка. Пасынки наития. Не могущие «вдохнуть» новизну в запредельном «там», чтобы

«выдохнуть» её в полезном ремесле земного «здесь».

Не здравый смысл перевернут кавычки!

 

Сталкеры психотренингов ходят   в   зону   сокровенного

«Я», потрясая, как оберегами, книгами канонизированных великанов и их цитатами. То, что не поддаётся взламыва- нию отмычкообразной логи- кой и авторитетами, взламы- вается удачной метафорой. Тем большее сходство полу- чают подобные действия с кукольным балаганом. Увы, недолговечно счастье пона- рошку – лишь на время сов- местного сеанса.

 

«Грызите кость!» – коман- дует гуру. И послушная паства

«кается» – с упоением грызёт себя самоё, выворачивается и самопотрошится Удобнейшая технология, придуманная ещё за несколько тысяч лет до нас. Ничто не ново под Луной! В конце этого изощренного «лю- доедства» сектанты-новове- ры становятся одним целым, представляя из себя, казалось бы, веселый и ни к чему не обязывающий самодельный духовный «фарш», а над бес- сонным духовно-эксгибици- онистским общаком парит, покровительствуя, все это за- мечательное время демонопо- добный эгрегор шабаша – Дух группы. Готово дело! Группа может благополучно разъ- ехаться, однако рождённый демон отныне будет властно манить: «Ко мне! Ко мне!» И никуда не денешься.

 

 

 

 

И

Мы «набираем»

самих себя, как снежная баба, перекатываясь из одной компании

в другую.

 

Вы способны отличить тех, кто «усваивает тему» от тех, кто способен «быть в теме»? А вы встречали тех, кто сам по

себе является Темой? И очень интересно: почему последние не дружат с двумя первыми?

Дилетант, находящийся сре- ди профессионалов, иногда делает удивительные, паро- доксальные открытия. А про-

фессионал, проводящий свою жизнь среди дилетантов, увы, открытий не делает – он лишь

«открывает» самих дилетан- тов. Устраивая для «неголых королей»  «преображение»  и

«вознесение» за нескромные чаевые. Это чрезвычайно опасно: «открытые» готовы к

«прямому переливанию» как хорошего, так и плохого. Все зависит в этот момент от ка- честв медиумирующего «до- ктора». А кто поручится, что он чист, как ангел и бескорыс- тен?

 

И Научите детей духовной иронии! Это – их единс- твенная защита от интеллектуального дебилизма.

 

 

С потрясающей виртуознос- тью даже нормальному чело- веку  внушается  мысль,  что он,  бедняга,  со  всех  сторон

«голый»: и кокон-то ауры у него  «пробит»,  и  мысли-то у   него   неструктурированы, и нос-то не по ветру – не та, значит, навигация…

 

– Так погибает царь в собс- твенной голове?

– Да. Но не в битве за себя са- мого, а от заразы и голода.

Бомонд обожает психоло- гические тупики. Заметив эту особенность, дельцы от пси- хологии, оперативно обустро-

или страну личной и корпора- тивной «безвыходности» по высшему классу: заходи – не пожалеешь! Разумеется, люди, подверженные повышенным стрессам и нагрузкам, изна- шиваются в психическом пла- не интенсивнее, чем земле- коп. Это неоспоримый факт. Люди есть люди и они, несом- ненно, должны помогать друг другу. Но, скажите, почему однотипная помощь должна быть многоразовой? Разве это помощь?

Времена наступили… еван- гельские! Что ни гуру, то бла- гая весть: истина от Васи из Риги, истина от Маши из де-

ревни, истина от Додика, что

 

 

некогда завхозом был в Крем- ле… Каждый вещающий про- сит «отдаться» ему целиком. Некоторые отдаются сверх всякой меры, дабы и оплачен- ное удовольствие получить с каким-либо бонусом. Мере- щится людям разное в таких состояниях… Только, увы, никто из нео-апостолов не мо- жет создать заветный «третий глаз» – единое коллективное зрение, рождающееся в ат- мосфере беспристрастности. Для этого чуда атмосфера наслаждающихся эгоистов гарантированно  бесплодна. По Сеньке и шапка. Феномен недостижимого для «эго» кол- лективного зрения, духовиде- ния по сути, заменён эрзацем

– персональным шоу в стиле

«мастер-класс».

Проповедь любви молча- лива, проповедь самолюбцев словообильна.

Личная истина – это то, что человек смог сам себе сказать без посторонней помощи. Ска- зать и поступить в соответс- твии со сказанным. Поэтому

«сказанное за тебя» – худшее из зол. Сказанное за тебя уже никогда – никогда! – не будет сказано тобой. Собственную неизречённость следует, по- жалуй, оберегать сильнее, чем зеницу ока. Это – волшебные недра, из которых появляется внутренний мир человека, от

 

 

сотворения его: «И сказал Он себе. И стало так». Алгоритм прост. Исполнение подводит. Совет один: не прикасайся к тем, кто всё «знает» за тебя

– он и «жить» будет за тебя, тобой и за счёт тебя!

 

– Ты считаешь нашу компа- нию школой для дурачков? Да, мы не знаем предметов так же глубоко, как наши учите- ля. Да, нам именно внушают

«чувство  умности»  и  даже

«чувство исключительнос- ти». Но это оборачивается ощутимой продуктивностью в жизни и в работе. Разве плохо?

– Это религиозные техно- логии: обобрать человека за его  же  собственный  счёт, да ещё и внушить бред о ка- кой-нибудь особой «миссии». Не забыть произвести три обязательных    контрольных

«выстрела»: в душу, в мозг и в сердце. Чтоб не вякал. А успе- хи в работе только выгодны твоим пасторам и поводы- рям – отчисления в их адрес будут расти.

– Они такие же люди.

– Лучше сказать: живые мощи! У тебя не было искуше- ния отрубить у них какой-ни- будь орган, чтобы приникать к нему с поцелуями? Некото- рые конфессии практикуют. Тебе какой орган больше всего нравится?

 

 

– Кощунствуешь… Люди действительно    нуждаются в том, на что могли бы опе- реться их мысли и чувства!

– А кто их, дураков, застав- лял терять свою внутреннюю твердь? Посмотри, как ска- чет перед вами тот или иной лектор-виртуоз. На ученого похож вряд ли. Разыгрывает- ся психологический спектакль, цель которого – тривиальное у-до-вле-тво-ре-ни-е. Лучше всех будет тот, кто лучший артист и импровизатор. Вслух можно при этом нести полнейшую чушь. Яркая фор- ма низводит содержание до вспомогательной функции. Аудитория, зачарованная ин- теллектуальным фокусником, достигает апофеоза в своём театральном       восприятии

– «верит, что знает» теперь всё и вся. При этом и гуру убеждённо  знает,  что  сам он «верит в свою модель»… Чёрт-те что!

– Каждый идёт к свету своей дорогой.

– Сатанизм. Царство тьмы. Мотыльки валом летят на искусственный свет. Души среднего калибра, пардон, души среднеобеспеченного класса можно ловить про- мышленным тралом. А души китов-олигархов     поштучно

«гарпунят» личные психоте- рапевты.

– Это необходимость.

 

 

– Мода XXI века – не быть собой!

 

Не страшный суд только у законченного эгоизма.

Не надо ума! Можно «раз- вести» людей по рефлексам. Рождённый только единожды дальше   хватательного   реф-

лекса не пойдёт: и на земле, и на небе – всюду будет толь- ко лишь хватать. Рождённый дважды – и на земле, и в себе самом – превзойдёт погло- щение. В человеческом небе есть и те, и другие: и «чёрные дыры», и их антиподы – ис- точники. Так что непраздный вопрос «куда жить?» намно- го сильнее вопроса «зачем жить?»

Кстати, ещё кое-что о пси- хотренингах. Овцы в волчьей шкуре – волки в душе!

 

 

 

 

И

 

Касту одиноких объединяет высота и свобода.

 

От союза жизни с жизнью получается жизнь. В равном союзе ума и чувства – муд- рость.  Ахиллесова  пята  ны-

нешних «гуру» – их бесчувс- твенность; никого и ничего, кроме самих себя, они, в об- щем-то, не чувствуют. Спро- сите любого из них: «Сколько банальностей, любезный, вы отмыли от вчерашней пыли? Сколько высших истин вы смогли рассказать своими собственными словами?  Ка- кие из вечных ценностей смогли применить к себе лич- но? Имеют ли власть над вами ценности временные? И поче- му вы, любезный, поставили знак равенства между времен- ным и вечным?» Тут же са- моуверенный «божок», веду- щий, как правило, не совсем чистоплотный и здоровый об- раз жизни, померкнет и испа- рится. Свет здравого смысла в царстве тьмы означает смерть для некрасивых.

Восстановление не явля- ется шагом развития. Мысль понятна?          Всевозможные

«возрождения» – самообман движения,  подобный  тому, как пьяница «востанавли- вает» свой статус кво после вчерашнего… Вот он, до боли знакомый жизнезаменяющий бег  по  кругу  с  наступанием на одни и те же грабли, и с од-

 

 

ним и тем же подвигом типа

«согрешение-покаяние». Пья- ная наша идея: разрушиться, чтобы восстановиться. Дейс- твие есть, собственного раз- вития – нет. Такое запросто случается здесь и с одним- единственным  человеком,  и с целой страной. Господи, да как же тогда выйти из про- клятого круга?! Ломать – не строить! Ломаем! Развитие в таких случаях обычно ворует- ся у соседей. Чужой новизне сначала заискивающе подра- жают, потом вероломно на- зывают её «своей», нимало не смущаясь обилием заёмных приёмов и терминов. Можно даже выделить три стадии во- ровского «алкоголизма» среди новоявленных гуру… О! Опь- янённые собой проповедники, кстати,  очень  любят  на  сво- их выступлениях «для веса» ссылаться на какого-нибудь старшего брата. На Юнга, на- пример, или на Фрейда. При этом заметно, что говорящий испытывает чувство полно- ценной сопричастности, мол, да, Юнг, господа, и я – это одно и то же, мы, мол, вместе, и друг за друга, если что, мо- жем постоять горой. Грех не испугаться такой силищи!

А в сторонку, в зал жизни в этом месте спектакля можно шепнуть  ядовитую  репризу:

«Скрытый   вид   хвастовства

– цитирование!»

 

 

Единственный дальнейший путь последовательного раз- вития в слишком уж машин- ном мире сегодняшних «вы- год» и «оцифровок» – это… воспитание, пожалуй. Ме- ханизм внутреннего сдер- живания в мире тотального внешнего разгона. Семинары учат, опьяняют, но никого не воспитывают. В этом ракурсе они совершенно бесполезны как инструмент прогресса.

 

– Эй, царь! Как там у тебя с погодой в твоей внутренней природе? Не штормит ещё от смены настроений? Рыбка в духовных реках не дохнет? Атмосфера не воняет?

– Твоими молитвами!

– Нет никакого истощения интеллектуальных и духов- ных почв! Того, что нельзя по- казать, просто не существу- ет! Есть только реальность и я могу её купить, продать, и снова купить. Это я насто- ящий царь, а не ты!

– Будь по твоему. Интел- лектуальная наркомания, на которую тебя «подсадили» твои семинары, не лечится внешними методами. Я вы- нужден проявлять к тебе снисходительность.

– Меня от твоих слов тош- нит!

–  Мёртвых  всегда  тошнит от встречи с жизнью…

– Царь! Ты будешь казнён на площади!

 

Смыслов слишком много. Мир буквально кишит смыс- лами, он слишком «густ» и поэтому на любую форму, на

любую формальность сами собой нарастают причудли- вые  кристаллы  причудливо- го бытия: решения ни о чём, диссертации ни о чём, жизнь ни о чём. В позитивно настро- енном мире получается ней- тральный итог – «позитив ни о чём», а в противоположном направлении командует пре- зумпция виновности. Презум- пция бедных, иными словами,

– безоговорочная и всепрони- кающая  презумпция  формы. У одних – инструмент, пора- жающий воображение, у дру- гих – пожирающий его. Чуден мир!

Густо, слишком густо вок- руг! Внутренние ценности стремительно девальвируют- ся.  Внешняя  выдумка,  пос-

 

 

 

И Суеверия порож- дает мир человека, а не мир природы.

 

 

тавленная на индустриальные рельсы, превзошла кустарную свою прародительницу – вы- думку, скорость и силу фанта- зии внутри самого человека. У большинства внутреннее разорилось, не выдержав бе- шеного натиска соблазнов и машинной конкуренции. Ра- зорилось без сожалений, не охнув и не пикнув. Незави- симый внутренний мир пал. Война миров – внешнего и внутреннего – завершилась полной победой внешнего. Абсурд в зените: зеркало дик- тует оригиналу как следует жить. Побеждённый мир не в состоянии посчитать потери, не в состоянии вызволить сво- их порабощённых внутренних жителей – независимые мыс- ли, независимые желания, не- зависимые образы… В несги- баемом «ополчении» состоят лишь отдельные несдавшиеся крепости – Личности. Ор- ганизованные законы бытия внутри которых превосходят силу и давление внешнего хаоса. Воспитанность непо- бедима. Перед ней отступает даже самая хищная бедность, ворочающая миллиардами, заправляющая пиаром и тай- ным сыском. Это – надежда. Но следует помнить: в тана- тическом царстве тьмы и ос- лепляющего эгоизма надежда умирает первой.

 

 

Наличие собственного царс- тва – дело хлопотное, воен- ное. В каждом из нас скрыт

«внутренний   враг»,   которо- му помогают враги внешние

– лень, жадность, ревность, властолюбие, самосожале- ние… Впрочем, войну за себя самого легко прекратить. До- статочно произнести сакраль- ное: «А что делать? Я устал. Надоело!» – тут же знатные гуру набегут со всех сторон, как на падаль! Они знают как потрафить самолюбию, они знают, сколь дорого будет сто- ить реванш бескрылых.

 

– Я очень и очень богат! У меня есть всё: виллы, яхты, красивые мужчины и жен- щины, состоятельные друзья, деньги. Всё есть!

– Было, сэр. Вы умерли. И вы, к сожалению, очень бедны. Вас не могут принять ни ко- роли мысли, ни поля памяти, ни дороги идей…

– Но я хочу туда!

– Сожалею, сэр. Возвращай- тесь к бедным.

– Господи, что же мне те- перь делать?

– Продолжайте воображать, что у вас всё есть.

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Бедные мечтают о богатс- тве. А богатые мечтают о богатстве ещё большем. Поэ-

 

 

тому – все бедные…. Всякое

«богатство», выраженное в конкретных величинах – в рублях, килограммах, объё- мах, штуках или квадратных метрах   –   по   определению не может быть сопричастно бесконечности, то есть, оче- видной безразмерности мира. Реакция разума на это – не- насытность, экспансия, де- рзость, ответный вызов.

Кто есть кто? Мораль и пот- ребность бедного – брать, мо- раль и потребность богатого

– давать, источать от избытка себя самого. Эти два общеми- ровых  мотива  сталкиваются

– лоб в лоб! – внутри чело- века. Интересная получается музыка: да не отсохнет рука берущая, да не оскудеет рука дающего. В гармоничном круге бытия бесконфликтный союз между первым и вто- рым означает мир сегодня и надежду на мирное развитие в будущем. В идеале, «рука дающего» не знает меры, со- вести и святынь. Постепенно этому же учится и «рука бе- рущего». Существует тончай- шая граница между одним и другим – мораль! – та мера, что предохраняет колесо жиз- ни от неправильного постро- ения. Увы, мы, люди, богаты и бедны не поровну как в са- мих себе, так и в обществе, во времени, в истории. Чему же  следует  учиться,  на  что

 

 

обратить внимание? Что важ- нее прочего? Где польза, а где опасность?

Хватательный рефлекс про- сыпается первым. Но про- снувшись  однажды  в  руке, он просыпается и выше – в интеллекте и в ремеслах, в со- циальных амбициях, в мирах знаковых и в духовных облас- тях жизни. Каждое из пробуж- дений венчает своя «хватка», а все вместе они и составля- ют «умелость» взрослого. Бедность, не знающая меры, тянется от вещественного до небывалого. Мыслители се- товали на этот факт, кажется, ещё со дня сотворения мира. Хотя в конце своего пути жад- ная  бедность  может  прийти к парадоксу – начать вдруг источать в тех своих облас- тях, где стала переизбыточна. Превратиться вдруг в нечто себе самой противоположное

– в эрзац щедрости. Начать меценатствовать, например. Давать «от себя» не за деньги, не за прямую земную выгоду, а за прибыль знаковую – за славу.

Поводы к самолюбованию бедность организует сама.

А что же такое «щедрость»? Никто не знает, никто не был на земле щедрым от своего на- чала. Щедра лишь природа. А человеческая щедрость, знаю- щая «меру» заранее, – всё та же бедность.

 

 

Идеи захватывают людей так же, как случайное облако ве- селящего газа покрывает неос- торожных. Первый, кто «вдох- нул» необычную атмосферу, тот и «развеселился»: приду- мал и пошил для новой идеи

«одежду» – слова и метафо- ры. Чтобы было чем «развесе- лить» остальных. Это – автор. В отличие от «гуру», который зарабатывает трансляцией, показывая, как именно нужно

«вдохнуть»… Гуру, как прави- ло, не умеет говорить просто, поэтому он напускает морок, заменяющий атмосферу идей,

– рисует знаки, схемы, сып- лет   иностранными   словами и специальными терминами. Шаманит. Камлает от науки. Впадает в особое состояние самодовольного   транса   сам и помогает «впасть» туда же всем остальным, кто успел- таки заморочиться. Это – не авторы.

Умники, морочащие головы состоятельным простачкам примитивной психологией, бессовестны так же, как бес- совестны деньги. В мире по- казных ценностей и величин, глубокая     содержательность не  в  ходу.  Маленькая  двер- ца  и  продолжительный  путь за  ней,  ведущий  извилистой и долгой тропой к профес- сиональной ясности, не впе- чатляют поспешных. Гром терминологических  литавров

 

 

и бутафорские декорации на день-другой – вот это да! Ар- тистизм теперь допреж проче- го. Небось, через век-полвека математику студентам начнут преподносить в виде бале- та… Да, мир сегодня – театр, а люди в нём... Насчёт сцены классик оказался прав, но он не учёл прогресса. Зрителей в зрительном зале больше нет

– сегодня все на сцене! Спек- такль  превратился  в  абсурд, в действие ради действия и только. Законы существова- ния изменились. Актёрство ради актёрства. Декорации ради декораций. Рампа для рампы. Это – идеология ве- щей. Люди вдруг стали жить по законам неодушевленно- го, условно и не всегда лишь изображая «человечность» в условиях тотального куколь- ного вертепа. Что ж, сегодня и этого вполне достаточно для того, чтобы «чувствовать себя человеком» на сцене бытия. Зал пуст. Самые наивные во- ображают в его глубине свое- го последнего зрителя – Бога. Лицедеи уже очень даже не- смутно догадываются: апло- дисментов не будет.

Человек ещё продолжает по- лучать знания в результате живого опыта. Но в обществе, то есть «на сцене», уже дого- ворились «считать знаниями» всё, что таковыми назваться пожелает. Диплом, купленный

 

 

в  переходе  метро  и  диплом, полученный   на   курсах-ско- роспелках, в содержательном своём  прочтении  абсолютно идентичны.  Бедность  любит быстроту получения результа- та и эффектное удобство для его предъявления. Моноспектакль. Театр одной цивилизации.  Состояние  са- мопоказа – оно же состояние счёта в банке. Ах, состояние! Вот же он, один на всех, и ключ к богатству, и ключ к бедности! Впадающий в  состояние  хищника,  голо- ден, – он вынужден выиски- вать для себя «питательную» жертву.  Чтобы  насытиться  и выжить. Что вполне понятно и уместно для хищника.

А тельцы, наоборот, всеми си- лами постигают смысл жер- твы. Это – философы, скон- центрированные на ценности содержания.   Однако   никто не  хочет  быть  тельцом.  Все

– хищники! Хищная бедность истощила содержательность, истребляя содержательных. Тревога! На семинарах и пси- хотренингах заседают быв- шие овцы и тельцы в волчьих шкурах. Преображённые «ин- тенсивами» и уже очень уме- лые во всех «хватательных» упражнениях.

А что же настоящие волки, натуральные хищники, са- нитары от природы? О! Они, реликты,  совершенны  и  по-

 

 

прежнему грызут только не- жизенспособное. Они по-пре- жнему охотятся за небывалой

«дичью» – за новыми жизнен- ными просторами, они бес- страшны и выносливы, они следуют за риском революци- онных открытий и небывалых провокаций. А саблезубые овцы хватают лучшее! Луч- шее из уже готового.

Эгоизм берущего и эгоизм дающего – близнецы-антипо- ды. Смерть одного означает смерть другого. Как быть? Увы, оба наших эгоизма не являют собой образчиков здоровья, поочерёдно заража- ясь друг друга чем-либо, и с мстительным   наслаждением и упорством камикадзе пооче- редно заявляя: «Моя правда!» Гуру остаётся лишь подливать маслица в огонь.

Метафоры, метафоры… Язык образов умеет информировать поверх логики.

Человек внушаем. И этим лег- ко воспользовались манипу- ляторы психики. Несчастный (а если счастлив, то следует немедленно  убедить  клиента в какой-либо его «несчаст- ности») продаёт знатоку-дья- волу душу, а взамен получает внушённое счастье.

Честным путём для достиже- ния знаний мало кто пользу- ется. В воровском мире клю- чи заменили отмычки. Этим даже кичатся, находя в показ-

 

 

ной лихости особый шарм, впрочем, присущий всякой зоне, живущей по понятиям и на воровской романтике. До- статочно выучить, посетивши

«тренинг энергетических спе- циалистов», два-три десятка иностранных слов, чтобы по- том самому идти в широкие слои друзей и подруг, и с вы- ражением особой значитель- ности на лице проповедовать народу полученную «исти- ну». Чушь заразна. Деньги лишь помогают распростра- нять заразу.

«Мутные воды» на земле худо- бедно  отстоялись.  Зато  они по-прежнему    взбаламучены и малопрозрачны на небесах. Там-то и ловят свою «рыбку» наши «мастера».

Искусство   профанации,   за- родившись  некогда  в  среде фокусников   и   шарлатанов, окрепло, непомерно выросло, атаковало и победило. Впрочем, история учит имен- но этому: дороже всего люди готовы  платить  за  иллюзии. Особенностью  сегодняшнего дня  является  полная  легали- зация  фантазийного  нашего

«полтергейста» – деньги не- посредственно берутся уже самими иллюзиями, беспре- пятственно и охотно попадая в руки иллюзионистов. Пока- зать равно сделать. И обще- ство-толпа с этим согласно. Такая  общая  интеллектуаль-

 

 

ная среда прекрасно подходит для всенародного размно- жения «интеллектуальной дизентерии». Каждый сам в состоянии раскрыть много- численные удручающие час- тности из этой обобщенной формулы. Мода на условное просвещение гуляет по нашей земле, как пожар.

Спешите! Спешите! Спешите стать частью Молоха, пожи- рающего себя самого. Горькая ирония. Многие знания, не смиренные многой воспитан- ностью, – это многие беды. Развивая что-то одно, чело- век   получает   смертельную

«грыжу», которая, рано или поздно, опрокидывает жизнь на бок. Бог и Дьявол – в од- ном существе; поддержание баланса между щедростью и жадностью не имеет рецеп- тов – это персональное до- стижение каждой личности. Мы знаем из литературы и канонических примеров, что Человек приходит к высокой обыденности и просветлён- ности, чтобы просветлять и поднимать обыденность вок- руг себя, а не истреблять её.

 

СЕНТЕНЦИИ

Схоластическое препари- рование внутренного и вне- шнего в человеческом мире можно продолжать до беско-

нечности. Это душное и до-

 

 

вольно-таки грязное занятие. Поэтому в качестве концовки для написанной статьи я при- веду ряд авторских сентенций, искренне и бесхитростно про- славляющих красоту и силу внутренней нашей Природы. Возможно, именно эта кра- сота призвана «спасти мир». Внутренний мир.

 

Белый цвет – идеал чисто- ты! – это царь всех цветов на Земле. Краски вечного мира, сойдясь воедино, превраща- ются вдруг в белизну. Свет и цвет – близнецы! Белый цвет!

– цвет счастливых надежд, красоты  и  возвышенной силы.  Да, в нём есть, словно в солнечном спектре, и весё- лая зелень цветущего лета, и синь-синева родников и небес, и кипучая страсть, и пути, и проснувшейся жизни горячий огонь, и мудрость бездонных ночей… Белый цвет – белый свет! Волшебство, воплощён- ное в каждом из нас. Как зо- вут тебя, белое чудо?!

 

Есть на земле вещи, без ко- торых не обойтись никому. Воздух, огонь, молоко… Фун- дамент жизни глубок и про- чен. Природа намного древнее самого человека.   Если уж быть эволюционно точным, то в споре, кто кого сотво- рил, – бесспорно выиграет тот,  кто  старше.  Природа

 

 

– Исток! Великая и незамени- мая Вселенная нашего бытия. Природа никогда не изменя- ет людям. Кормит и радует нас даже в самые трудные времена. Природа всесильна, потому что доступна. В ней

– эликсир нашей жизни, вос- питанной на поклонении щед- рости и труду.

 

Природа – это гимн, воспе- вающий жизнь. Её рост, её жажду свой путь одолеть от начала до новых начал. Све- тел путь, потрясений не зна- ющий, не бывает здесь войн. Только рост, только звоны смеющейся жизни. Что есть проще и вечнее сил естества? Ничего. Простота и надёж- ность – вот почерк Природы. У неё мы и учимся этому чуду. В мысли, в действиях, в друж- бе и в деле. Естество – это высшая ценность в искусст- венном мире… Так и живём мы, ценя простоту. И особый характер  людей  образуется в мире святой чистоты. И особые руки – любви, добро- ты и заботы – прикасаются к свету.

 

Да,  мы  все  без  исключения,

– одна природа: и природа ве- щей, и природа самого чело- века. Что ж, искусство быть вместе – это, прежде всего, счастье быть вместе! Не простая  прихоть  и  не  мода

 

 

времени. «Инстинкт коллек- тивного       самосохранения»

– это чистота отношений друг с другом и с госпожой Историей. Вот что помога- ет нам развиваться, сохра- нять порядок и не терять порядочности.

 

Мы слишком привыкли к своей обыкновенности. Но в этом понятии – колоссальная сила, питающая наши тела, наши мысли и нашу душу. Что ж, высшая работа жизни каж- дого поколения – открывать истины-банальности заново, самостоятельно, в собствен- ном языке и в собственных образах.    Чтобы поднять обыкновенные идеалы вы- соко, и чтобы следовать за ними к ясности внутреннего мира человека, и стремиться к  красоте  поступков.  Что- бы подниматься путём лишь собственного труда – по собственному пути и в собс- твенном мире.

 

В собственной жизни нет ничего заёмного, чужого. Только такие собственники любят свою землю, своё вре- мя и людей, живущих рядом. Они находятся в общей идее Жизни и, складываясь воеди- но каждый в своём ремесле, выражают то, что больше них самих – магию, музыку, восхищение, память и тре- пет Родной земли.

 

 

Точка опоры – это важнейший принцип устойчивого равно- весия любой системы. На что следует опереться, чтобы шагнуть в завтрашний день? На кого? Где и когда? В чём именно выражается надёж- ность долговременной точки опоры? Это – и внутренний мир отдельного человека, и коллективный мир множест- ва людей, которые слышат и понимают друг друга. Граж- дане и гражданское обще- ство. Они – неизменная ве- личина в океане переменных, необходимейшая константа бытия. Наука, технология и жизнь людей сегодня тесно переплелись. Общая целе- устремленность помогает развиваться и делать новые прогрессивные шаги. Вот простые   базовые   понятия, без которых невозможно представить прогресс.

 

В человеческом мире всегда есть высшая целесообраз- ность. В чём она заключена? В том, чтобы покоряя приро- ду и усложняя отношения, че- ловек уверенно держал самое трудное из своих равновесий

– нравственность.

 

За время своего известного пребывания на планете мир людей изменился неузнаваемо. Но не изменились его вечные банальности – заветы и запо-

 

 

веди. Такова работа жизни: каждое поколение открыва- ет «вечное» для себя заново. В новом времени, в новом язы- ке и новых делах.

 

Человек технический и чело- век духовный едины в своём стремлении развиваться гар- монично. Ремесло и смысл ремесла,  красота  характера и красота профессии – всё есть точка опоры для шага в хорошее завтра.

 

Что такое «информация» о которой так много сегодня говорят? Информация – это реальность №1. Это – банк памяти и человеческого опы- та. Поколение за поколением природа  человеческой  жизни

«складывает» успехи и ошиб- ки людей в единый «плодород- ный слой» – в феноменальное и незаменимое богатство ра- зумной цивилизации.

 

Мир огромен и бесконечен не только физически. Он ещё более огромен и ещё более бесконечен в своих образах, наитиях и вдохновении! Кто- то берёт идеи с поверхности, кому-то покоряется настоя- щая глубина.

 

Память,  память!  От  пер- вых наскальных рисунков до сложнейших высокоскорост- ных вычислительных систем

 

 

и математических операций внутри кристаллов. Память царствует всюду: в изобра- жениях и символических зна- ках, в мотивах и интонациях бытия, в трепете чувств и в моделях поведения. Память! Всемогущая и всеобъемлю- щая владычица неостано- вимо развивающегося мира. Тот жив, кто общую память в себе самом несёт. Тот жив, кого общая память в себе со- держит.

 

Планка памяти прирастает, умножается и прибывает собою ежемгновенно, пригла- шая и человека прибывать со- бою и умножаться так же.

 

Память верой и правдой слу- жит тому, кто способен ею обладать. Память! Она на- полнена человеческим трудом

– его уникальными ошибками и его уникальными победами.

 

Что же находит человек в стремлении к обновлениям? Лучший  из  всех  выигрышей

– новизну себя самого!

 

Какова память, таков и чело- век. Каков человек, такова и память. Это «воздух» и «лёг- кие», которыми всякая лич- ность «дышит» в обществе себе подобных.

 

Работа выручала, работа да- вала надежду, работой лечи-

 

 

лись от оглушающих ударов судьбы. Так всегда было, так остаётся и сегодня.

 

Каждый из живущих знает старую истину. Что любой населённый пункт, деревня, посёлок, и уж тем более, го- род, – это общий наш дом. Где всё взаимозависимо и все взаимосвязаны. Сложнейшее общежитие людей объединя- ют и общие дороги, и инфра- структура места, и единое информационное поле. Каж- дый человек – это живой воп- рос, а общество вокруг него

– живой ответ. Как мы себя ведём, что помним и чем гор- димся? Каким языком пользу- емся, какие традиции храним и чем дышим? Всё это неотъ- емлемые слагаемые нашего коллективного «Я».

 

В сегодняшнем плотном, динамично развивающемся социуме,   частное   немысли- мо без общего, так же, как общее – немыслимо без час- тного. Руководит здоровьем общества грамотность про- фессионалов, его возглавляю- щих, и уровень их гражданс- кого самосознания.

 

Мы часто произносим: «О, время перемен! Неужели, ты вновь наступило?» К луч- шему или к худшему? Если просто ждать или надеять-

 

 

ся на возвращение к старо- му,  к  чему-то  привычному, или  прятаться  от  проблем,

– пойдёшь к худшему. А если ничего не бояться и учиться действовать,  изменять  себя и преображать окружающий мир, – эпоха перемен лишь к лучшему.

 

Да, человек быстро привыка- ет к своему рабочему месту, становится     специалистом в своей профессии. Что же заставляет его вновь и вновь искать неизведанные ступени в жизни и в ремесле? Творчес- тво!  Никакой  консерватизм не отменит этой тяги к но- визне. Почерк прогрессиру- ющих реалистов прост: они практически делают то, о чём говорят. Сказано – сдела- но! Только здравые и сильные могут поставить знак ра- венства между двумя этими словами.

 

У всякого времени и у каж- дого общества обязательно есть свой кумир. У рабочего времени и рабочего общества кумир один – это труд. Труд! Это самый отзывчивый из всех земных богов. Тот, кто ему поклоняется, никогда не проигрывает и всегда бывает услышан. Работой спасают. Работой спасаются. Конечно, в обыденной трудовой повсед- невности не так уж и часто

 

 

встречаются возвышенные слова и появляется особенная патетика чувств. Но, заду- майтесь: без стабильной и реалистичной повседневнос- ти эти слова и чувства не родились бы в принципе. Гор- дость, заслуженная гордость венчает наши жизненные усилия.

 

Всё живёт друг для друга и за счёт друг друга.

 

Весь мир состоит из вероят- ностей. Всё, абсолютно всё в нём возможно. Продуктивное человеческое воображение, воля, ведущая к цели, – это прекрасная дорога и для новых идей, и для новых технологий, и для новых шагов в будущее. Возможностями управляет целеустремление.

 

Мир многомерен не в силу того, что он способен дро- биться и обособляться, а как раз наоборот – каждый зани- мает своё собственное, лишь ему одному присущее, место. И в жизни, и в работе. Жизнь

– великий организм! Каждая, даже самая отдалённая, са- мая небольшая его клеточка, абсолютно необходима. По- тому что организм без неё будет неполон.

 

Что такое История? Кто она, с кем дружит и кого при-

 

 

знаёт? Невозможно сварить металл, создать станок, построить здания в одних лишь мечтах. Невозможно проникнуть в будущее, от- вернувшись  от  новых  шагов в настоящем. И невозможно внедриться в уже состоявше- еся прошлое. Какая простая истина: настоящую историю невозможно        продолжить

«устно» – лишь в проектах и обещаниях. Что ж, подлин- ная история раскрывает свои объятия навстречу тому, кто творит настоящее в настоя- щем!

 

Да, история – это преемс- твенность. И есть лишь одно подходящее место для полно- ценной «плавки бытия» – это миг настоящего. Миг настоя- щего! – «рабочая площадка», на которой могут и должны действовать преемники. Мы все понимаем этот строгий, но справедливый закон чело- веческой эволюции: качество преемников есть качество об- новления самой жизни.

 

Счастье – это когда живу- щий с благодарностью уз- наёт себя самого в достоинс- твах прошлого. И старается, чтобы и в будущем произош- ло так же.

 

 

ГОРДИЕВ БАНТИК

 

1.

Основным приёмом для введения человека в состоя- ние гипноза является способ концентрации   внимания   на

точке. Человек волевым уси- лием заставляет себя следить за одним единственным пред- метом: пальцем гипнотизёра, блестящим шариком, крести- ком на бумаге, звездой в небе или поплавком. Десять, пят- надцать,  двадцать  минут  од-

 

нообразия и… гипноз. Мозг, не получая привычного изо- билия внешних образов, пере- ходит в иной режим работы, генерирует эти образы сам или, возможно, подключает- ся к банку, нам неведомому. Но состояние изменённого сознания, даже если оно при- носит практические результа- ты, не может оставаться веч- ным, иначе это стопроцентная шизофрения. Однако такие опыты  могут  создать  очень

странную привычку – решать любое практическое задание жизни именно в изменённом через медитацию сознании, частичном или полном гипно- зе или самогипнозе. Так поле практической деятельности заполняется бесплодной, но тем не менее взявшей на себя роль первостепенной значи- мости, ритуальностью. Балом править начинает ритуал.

 

Нехорошо обижать хоро- шего человека, кусать руку, которая тебя же и кормит. Но

язык-то без костей, и моей добрейшей, тихой, как овечка, насквозь   религиозной   тёще от меня достаётся. Действия зятя, то есть меня, напоми- нают хлёсткие, обжигающие удары веника в русской бане: прямой контакт неизбежен, а прилипший банный лист – на- поминание о сеансе мазохиз- ма.

Тёщу очень смущает поста- новка многих вопросов.

– Зачем тебе голова? – говорю, например. – Верующим мозги не нужны. Зачем думать, если можно верить? Легко и прос- то.

Добрая  женщина  теряется, она знает, что всю жизнь была хорошим   человеком,   терпе- ла страдания и старалась для жизни. Как ответить злодею? И она несёт с утра пораньше смущенный свой разум в за- поведную обитель, в храм. А батюшка уж наготове: «Ис- тинному верующему искуше- ния не страшны. Ты спасешь- ся, он погибнет».

Если плата за спасение доб- рота типа: терпение плюс без- мозглость – это мне лично не подходит. И я продолжаю ис- пытывать язык без костей.

– А ты понимаешь, что ве- ришь не в Бога, а в ритуалы,

 

 

в хитроумные технологии, ко- торые спекулянты подсунули тебе, чтобы заполучить твою душу? Причём за деньги, за твои же собственные деньги?! Неплохо придумано, а? Они выполняют волю «шефа», который охотится за чело- веческими душами. Ты ведь знаешь,  как  он  называется, да? И ему не нужны грязные, испорченные души, он, как на грядке, выращивает чистую экологическую      продукцию

– овечек.

А собеседница уж и плакать готова, а язык дальше мелет:

– А к чему это вдруг после падения коммунистической идеологии, в ожившей, как зомби, «духоведческой» ор- ганизации, ведением ритуа- лов заправлять вдруг стали бывшие работники госбезо- пасности, милиционеры, рас- торопные зэки и в огромной массе своей бывшие комсо- мольские работники? Раска- ялись? Искупление искать пошли?   Что-то   не   верится без доказательств. Вера, она на то и вера, что критичность отсутствует,  а  идея  опыт- ных проверок исключена в принципе. Новые заправилы на новых тёплых местечках пуще    прежних    изобража- ют страдания и призывают страдать остальных. Лицо их лоснится, живот не умещает- ся  под  спецодеждой,  как  на

 

 

карикатуре, а голос становит- ся всё елейнее и елейнее. В общем, живут плохо. Родная, ну скажи пожалуйста, почему мученичество – это хорошо? Ритуальная церковь заинте- ресована в калеках, в людях бессильных, безвольных, безмозглых. Другие ей не нужны. Это ведь госзаказ на

«делание» легкоуправляемых, несамостоятельно мыслящих граждан. Политтехнология, одна из самых простых и удачных, какие только челове- чество рождало.

В  общем,  своего  я  добился

– добрая тёща заплакала.

Спасибо религии за абсо- лютные, крайние, как в ма- тематике, понятия. Итак. Бог без дьявола не имеет ни смыс-

ла, ни силы. Скорее всего, лишь по своей врождённой склонности к однозначности люди до сих пор всё решают, которая сторона в колесе жиз- ни хорошая, а которая плохая. Иной раз, того гляди, и вовсе готовы переломить колёсико. Ну,  что  ж,  справедливость, как правило, торжествует на обломках бытия, по крайней мере, русская справедливость. Казённая молитва тем и ковар- на, что это – способ самооб- мана, «заевшее» удовольствие печальных самовнушений.

Так или иначе, нет-нет да и за- ходят в наш дом какие-нибудь

 

 

недуги. Молитвы помогают плохо, боженька не эскулап (а в сегодняшнем массовом кон- тексте боженька и ритуальное служение – одно и тоже). Те- лесные посты, конечно, дейс- твуют оздоровляюще, а вот пост разума давно и безна- дёжно уморил его самого.

Каждый может сказать о себе, будто бы он жив или будто бы нет. Это самое «буд- то бы» реальнее и ощутимее

самой жизни. И что вообще можно  назвать  этим  словом

–  «жизнь»?  Когда  я  смотрю на деревья, животных, на мир природного  вещества  вокруг себя и светила над головой, то я понимаю – всё это сущест- вует само по себе, вне зависи- мости от человека, и потому по отношению к нему смело может  именоваться  жизнью. Это фундамент, а всё осталь- ное – игра, прихотливые го- лограммы, ступени разума и духа, по которым слепая плоть восходит до беспредельности. Ритуалов натуральная жизнь, похоже, не имеет вообще. А в жизни отражённой, играющей они   (ритуалы)   претендуют едва ли не на самую главную роль и соперничают с естес- твом, с фундаментальной ос- новой всего и вся. Большинство людей не в со- стоянии вырабатывать схемы жизни сами и поэтому следу-

 

 

ют схемам существующим, наивно полагая, что точное копирование выбранной тра- диции и есть самость. Но- сители традиции, существа, отождествившие себя с ней, как правило ортодоксальны и при встрече с иным агрессив- ны.

Однажды произошел траги- комичный случай, связанный с канонизированной на Руси выпивкой. Меня угораздило выйти из подъезда своего дома именно в тот момент, когда из соседней двери вывалилась большая развесёлая компания

– свадьба, героически гуляю- щая уже третьи сутки. К это- му моменту все уже перешли на брагу. Меня мгновенно окружили утомлённые весе- льем, опухшие, краснолицые люди  и  потребовали  выпить за здоровье молодых. Я веж- ливо отказался, специально и громко подчеркнув, что вооб- ще не употребляю спиртное.

– Что?! Он не хочет пожелать здоровья молодым? – заорала толпа.

Я ещё раз пожелал молодым здоровья, счастья и наговорил множество всевозможных де- журных слов.

Пьяница никаких иных зако- нов кроме пьянства не при- знает. И меня, беззаконника, окружили ещё плотнее, сде- лав центром пристального внимания и «воспитательной

 

 

работы». Женщины откуда-то из-под полы достали бутылку красного   вина,   торжествен- но её распечатали и налили в грязный стакан.

– За здоровье молодых!

Я стойко отказался во второй раз. В воздухе отчетливо на- чало сгущаться нездоровое электричество. Прошло не- много времени, и в напряжён- ной тишине, при последних ласковых уговорах таким же чудесным образом появилась бутылка водки, припасённая, видимо, на самый чёрный день. Я по-прежнему отка- зывался пить и как заводной твердил, что желаю молодым здоровья. Мужчины перешли на мат, женщины галдели в тон. Апофеозом этой нелепой сцены стала бутылка шампан- ского, извлечённая невесть откуда и торжественно рас- крытая перед самым моим но- сом. Шампанское оказалось в хрустальном фужере, который специально для меня принес- ли из дома. Я не пил.

Бить меня начали с наслаж- дением праведников, кото- рым грехи отпущены зара- нее.  Спасли  трезвенника  те же сердобольные женщины, которые образовали вокруг меня живое кольцо и пошли на прорыв. Кустами и кривы- ми дорожками я ретировался восвояси.

 

Встречают и провожают на Руси не по одёжке и не по уму. Критерий прост: ты такой же, как я, я такой же, как ты. Пос-

ле чего ни одежка, ни ум уже не нужны. «Будто бы жизнь» кипит и размножается над са- мой жизнью. Я не знаток при- меров за пределами своего отечества, но полагаю, что и там картина похожая, особен- но в странах, придающих ри- туальности статус реалий. За время жизни накопилось не- мало подобных наблюдений. Например, в подмосковном Монино, аэродроме и музее авиации при Городке космо- навтов, я наблюдал летатель- ную машину невероятных размеров. Вертолёт с телом, напоминающим огромную буханку, двумя длиннющими винтами,    ажурной    фермой и шасси, издалека смахива- ющими на портовые краны. Под лопастями вертолётных махалок росли березы высо- той в пятиэтажный дом. Они не помешали этому монстру приземлиться. Было изготов- лено всего две таких машины в советское время, в советс- кой стране. На авиасалоне в Париже зрители в ужасе раз- бегались, когда «буханка» са- дилась на поле. При помощи

«самой лучшей» техники ра- зом были побиты все мысли- мые рекорды и грузоподъём-

 

 

ности, и высоты. Но и только.

«Летающий кран» нигде не пригодился, оказался очень нерентабельным. Да, собс- твенно, это никого и не инте- ресовало. Главное, что он был самый большой в мире и что он установил рекорды. Еди- ничный экземпляр, негодный для жизни, но великолепно подходящий для ритуальных действий, чудотворная икона от техники.

…И куда ни глянь во времени и пространстве, всюду в исто- рии нашей страны лежат эти самые чудотворные мощи, единственный экземпляр, гор- дость нации, источник рекор- дов. Ценою жизни, времени и усилий огромного числа лю- дей выволакивается на белый свет что-нибудь разэтакое, са- мое большое и – главное – не- повторимое, годное лишь для пустопорожней гордости и такого же ненастоящего, пус- топорожнего воспитания. А ведь жизнь – это безошибоч- ный штамп! Она создаёт свои произведения в разнообразии, в массе и совершенстве. Хо- рошо, что наш Создатель не тщеславен, иначе Он создал бы всего по штучке, по одной огромной штучке: одна ог- ромная рыба на всю Землю, один огромный человек, одна огромная бабочка, одна ог- ромная травинка…

 

У всякой страны и у вся- кой     общественной     жизни есть нарядный фасад и её повседневная глубина. В слу-

чае здорового развития они гармонично соотносятся, пи- тая и дополняя друг друга. В случае с Россией глубина её

– это мощь и сила ада, а па- радная вывеска – потёмкинс- кая деревня, школа показухи, изощрённые методы наводить глянец там, где смердит. Знаете,  почему  любят  инос- транцев  на  Руси?  Им  мож- но   показать   лакированную, внешнюю         сторону         жизни, и они этому поверят, думая, что вся жизнь на Руси такова, что   внешнее   соответствует внутреннему.  А  ведь  это  не так. В западной практике это несоответствие,  конечно,  же учитывают.  Именно  поэтому не ценятся за рубежом наши дипломы, купленные, возмож- но, в переходах метро, либо приобретённые  каким  иным способом.  Да,  собственно,  и образование  нынешнее  мало чем   отличается   от   куплен- ного диплома. Оно слишком условно. Затраченные деньги практически никогда не воз- вращаются интеллектуальной сторицей.   Свидетельство   о высшем  образовании  –  это некий ритуальный ценз внут- ри страны и грустное посме- шище  для  всего  остального мира.

 

Советская Россия ещё пы- талась бороться с очковтира- тельством, сегодня же это – признак ловкости, доблести и

удачи. Я хорошо знаю ненас- тоящего профессора, ненасто- ящего ректора ненастоящего университета, в котором люди получают ненастоящее обра- зование.  И  всё  это  вертится и густо замешано на вполне настоящих деньгах, насто- ящем времени и настоящей жизни наших граждан. Они надышатся этим воздухом, подрастут и станут частью этого института призраков. Можно легко продолжить: я читаю ненастоящие газеты, я смотрю на ненастоящих поли- тиков, меня охраняет ненасто- ящая милиция и ненастоящие солдаты, я верю в неверие и опираюсь на него, пытаясь защитить свою подлинную реальность...

Ритуалам фальши противо- стоят ритуалы естества: хо- ровые песни, бесконечные чаепития на рабочих местах, почти священная оголённость разноплеменных душ и тел в русских баньках, самозабвен- ное и сладкое самоистязание нации на огородных участках. Как утопающий за соломинку, хватается ненастоящий чело- век хоть за какое-нибудь убо- гое настоящее. Авось вывезет, авось выплыву. Миллионами

 

 

цепляются за единственную соломинку! Жить-то как хо- чется! Ах! Выйдет проныр- ливый пройдоха к телевизи- онному экрану страны да и объявит очередное «счастье», а нация верит – началось! Вот и полегчало. На правой ножке подпрыгнем, левой притоп- нем, три раза в ладоши бах- нем, вокруг себя обернёмся, вот и будет у нас всё, что по- желается. В прошлый раз не получилось, так завтра, авось, обязательно. Практическая жизнь  на  этом  самообмане все зубы себе поломала, а всё бумажного тигра из себя изоб- ражает…

Ритуалы жизни очень близки друг  другу:  жизнь  без  уста- ли  штампует  жизнь,  ритуал штампует живых дураков. Некоторая   внутренняя   уве- ренность  в  хорошей  жизни подкрепляется в русском ва- рианте       состоянием         ожида- ния и терпения, а не жаждой действий. Показуха настолько прочно заняла здесь свои по- зиции, что фактически играет роль   коллективного   разума. Если  по-одиночке  люди  ещё как-то сопротивляются и пы- таются трезво смотреть вок- руг себя, то собравшись даже в небольшой  коллектив,  они сразу  же  оказываются  зажа- тыми в рамки беспощадной, господствующей ныне тради- ции,  временной  истины.  «А

 

 

что делать?» – разводят рука- ми люди и вступают в партии, дают и берут взятки, согла- шаются с абсурдом и терпят унижения. Именно коллектив позволяет   вынести   это   всё и не сойти с ума. Толпа лег- ко подчиняется умело навя- занным правилам и потому безумна по определению. А митинговый сход строителей и участников потёмкинских деревень и вовсе явление за- предельное. Показуха (где-то глубоко внутри) прекрасно чувствует свою суть, осознает себя и видит изъяны. Но, тем не менее, продолжает строить и строить потёмкинские квар- талы, и совершать рекорды ради рекордов.

На Руси всегда было важнее услышать свежее мнение, чем высказать его самому. И это тоже производное от ненасто- ящего бытия. Может ли фан- том заинтересоваться самим собой? Он живёт и питается интересами, привлечёнными извне. Рациональные инозем- цы только диву даются – до чего ж наивны, легковерны и доверчивы папуасы этой ог- ромной  страны!  Их  ничему не  учит  ни  пролитая  кровь, ни огромные расстояния, ни уроки времени. Они учатся лишь одному: терпеть, ждать и верить. И вновь религия их флаг.  Самих  же  ностранцев на Руси любят самым особым

 

 

образом – взахлёб, взасос, не- сравнимо больше, чем самих себя. Ведь их явление – почти уникальный и почти единс- твенный шанс дать фантомам плоть чужих правил.

А взгляните, сколь легко и стремительно рождаются са- мозванцы в России, как ловко, в мгновение ока они захваты- вают реальность! Эмиссары ненастоящего, они учат нена- стоящему всё вокруг. Пора- зительно и то, что именно с самозванцами связаны у нас самые  скороспелые  надеж- ды. Посаженные царьки и корольки, президенты и пре- зидентики, самообъявивши- еся профессора и академики

–  жизнь  по  объявлению.  И что ни имя – чуть ли не бог, и что ни вывеска – едва ли не рай. Закрадывается мысль: уж не сам ли ад кроется за этими ненастоящими украшениями? Изменять и изменяться по ма- новению – игры дьявольские, игры одержимых разрушите- лей-революционеров, свято верящих, что смерть – это на- чало жизни, а смерть, насиль- но скрещённая со светлой мечтой, – это ещё и светлое будущее. Самообман в окру- жении тотальных обществен- ных декораций – проказа поч- ти неизлечимая. И нынешние презентации, экскурсии, фур- шеты (обязательно не хуже, чем  у  них!)  –  всё  это,  увы,

 

 

продолжение шаманской ин- дустрии очковтирательства, языческое преклонение перед силой превосходящей и ма- лообоснованной, кичливость фактом собственного сущес- твования.

Вдоль и поперёк потемкин- ской деревни снуют подер- жанные автомобили иност- ранного производства, люди торгуют и поют караоке. Всё разворовано, продано и вновь разворовано, и вновь будет продано в надежде на самое высшее воровство – украсть для себя кусочек счастья. Посреди потёмкинской дерев- ни – столб, а на столбе висят сапоги-скороходы, под сапо- ками воры морды друг другу бьют: кому царём-батюшкой назваться выясняют. Показуха нынче деньги считает – кто, мол, не спрятался, я не ви- новата. И вон их сколько, не спрятавшихся, и у мусорных бачков, и у винных прилав- ков, и в зачумлённых хрущо- бах. Ну да ничего, будут и на нашей улице рекорды. Всем миром поднатужимся, да, гля- дишь, на корону царишке-то и хватит. Авось, заступится, батюшка…

Самозванство на Руси востре- бовано и желанно. Даже по- сажённые президенты уже на следующий день чувствуют себя как наследные принцы. С другой стороны, существу-

 

 

ет всенародная жажда видеть в каждом посажённом вре- менщике и надежду, и опору. Надежда на Руси – величина постоянная, а картина власти и её сила непредсказуема как законы хаоса. Именно поэто- му всенародная надежда, пре- красно чующая старый обман, но зачарованная новизной обещаний, – точнее, их наря- дом, модными политическими одёжками, хитами сезона, как правило, заимствованными со стороны, – век за веком не в силах отвернуться от очеред- ного политказино и «калифа на час».

В искусстве чаще остается тот, кто вложил себя в граж- данские поступки и лишь как следствие  приложил  к  ним

произведения своего искус- ства, сделал поступки непов- торимыми и опознаваемыми по этим знакам. Среди худо- жественного бомонда нет-нет да и возникают разговоры на вечную тему: что для кого и что кому – искусство для ис- кусства,  искусство  для  жиз- ни или жизнь для искусства? Вопросы принадлежности, спор причины и следствия, чей приоритет выше. Всё это естественно для среды почти целиком состоящий из симво- лики, значков, изображений, гармонических рядов, жестов и  формул.  По  отношению  к

 

 

обыденности «значки» со- ставляют утилитарную, вспо- могательную   роль.   В   Рос- сии же произошла странная инверсия, причём, как мне кажется, в степени гораздо большей, чем где бы то ни было: практическая жизнь прислуживает значкам, зна- кам, значимостям.

Куда ни бросишь взор, всюду присутствует эта странная, всепроникающая и всепо- беждающая атмосфера – ри- туал ради ритуала. Смотрю в прошлое и вижу, что большая часть жизни была посвящена хождению на службу, где труд являлся не столько средством к существованию, сколько символом правильности са- мого существования. Всюду произносилась ритуальная ложь, анекдоты противостоя- ли этой лжи, как ритуальная правда, пьянство и бесша- башность – как ритуальное самоочищение. Литература стремилась создать реальную жизнь, а реальная жизнь це- ликом являлась литератур- ным процессом, то есть вы- думкой, игрой фантазии. Тем временем вещественный мир превращался в застывшую фантазию, переставал играть своим многоцветием и всеми силами и средствами пытался заморозить фантазию внут- реннюю. Собственно, именно на этом набирает силу и в ито-

 

 

ге рушится любой Вавилон и его союз с инквизицией.

В России в течение XX века произошли молниеносные трансформации. От идеаль- ного ритуального ряда, об- ращённого к божеской идее, веры в царя, жизнь обрати- лась к материальному, ком- мунистическому обману, и в конце концов, как апофеоз, идею жизни заменила прямая выгода, деньги. Именно они стали предметом поклонения, сбывшемся Маммоной, и имя им – Вера, Надежда, Любовь. Деньги  сегодня  находятся вне моральных критериев и нравственных законов. Без- нравственна и аморальна се- годня Святая Троица – и вера, и надежда, и любовь. (Разу- меется, и восходящий, пози- тивный процесс неизбежен: выгодно будет быть и духов- ным, и умным, и порядочным, но это не сегодня, не сейчас, а когда-нибудь).

 

2.

Интересно присмотреться детально к области, где ис- кусство существует ради ис- кусства в чистом виде. Ритуал

порождает ритуал, является смыслом, началом и концом этого действа. Литература, живопись, балет, философия,

– все они целиком и полно- стью  построены  на  симво-

 

 

лах. Язык искусства является законченным в себе самом. Именно искусство самодоста- точно как ритуал. Сама собой напрашивается параллель между    законами     искусст- ва и загадкой русской души, русской   жизнью,   а   точнее

– жизнью по-русски. Словно перезревшие дети, играют русичи в правду и в кривду. Сама условность игры позво- ляет менять правила и легко им верить, проклинать пре- дыдущий кон и надеяться на новый, менять ведущего и надеяться на игру ва-банк. Игра хороша для шулеров и счастливчиков. Общий же её итог – всегда проигрыш: по- теря времени, потеря жизни. Тут тебе и балет в бюрокра- тических очередях, тут тебе и философия с литературой на три буквы. Русская жизнь не в состоянии отличить искусст- во от искусственности, поэто- му она с лёгкостью бросается в любую из этих крайностей. Так сочетаются и уживаются в русской культуре образцы высочайших произведений искусства и непостижимая аб- сурдность всего искусствен- ного в обозримом прошлом, настоящем и, наверняка, буду- щем. «Гиганты духа, карлики жизни», – как говаривал мой приятель-художник.

 

Разницу  между  настоящим и ненастоящим во всём мире делает обоюдно допустимой институт  выпивки,  пожалуй,

не менее понятный и де- мократичный, чем секс или война. Пьяный, как ребёнок, легко и естественно спишет неудавшуюся реальность на счёт неудавшейся выдумки. Так же, как приятная для са- молюбия фантазия, реально утешит чувства. Амплитуда между тем и другим в России огромна, поэтому институт всенародной выпивки давно превратился в академию. Эр- зац самоудовлетворения, до- бытый браконьерскими риту- альными методами, настолько быстро и легко снижает план- ку умения критически оцени- вать себя и ситуацию вокруг, что само собой напрашива- ется  какое-нибудь  очередное

«верую!». Удобно управлять таким  народом,  которому путь из невежества заказан обольстительным внушением о собственной избранности и планетарным предназначени- ем.  Самовлюбленный  дурак не требует охраны.

Природа снабдила глупость стремительным механизмом: чтобы преодолеть самоё себя, она всегда стремится чему- либо соответствовать. Легче всего  соответствовать  схеме, а  за  неимением  своей  собс-

 

 

твенной схемы никто и ничто не мешает воспользоваться заёмной. Более того, умело натягивая опорные ниточки над дикорастущим садом рос- сийской жизни, можно заста- вить подниматься колонию вьюнков в нужном направле- нии. Не само существо чело- века соответствует сущности вещей и движений вокруг него, соответствие вполне удовлетворяется так или ина- че исполненными правилами. Чему именно соответствовать

– задаст мода, обстоятельства или насилие, а как именно это делать – растолкуют «специа- листы» и правила.

Обратите внимание на два этих мирно уживающихся слова: «правила» и «делать». Исполнение правил напол- няет русского человека удов- летворением. Несмотря на то, что правила меняются, как чехарда, удовлетворение ос- тается неизменным. В качес- тве народа Россия породила актёров, не имеющих напи- санных ролей. И действие на сцене истории складывается как    сложится,    подчиняясь то окриками из-за кулис, то репликам из зала. Чему соот- ветствовать? Собственного ствола нет, вьюнок без опоры поляжет. Не люди здесь пи- шут свою жизнь, а наоборот, жизнь пишет людей, так, как это  она  делает  в  дремучем

 

 

лесу, смешав в непроходимую тайгу и редкие травы, и горь- кие яды, и мелкую ягодку, и своих исполинов. Невозмож- но представить, скольким все- возможным схемам в веках и тысячелетиях улыбнулось здесь счастье обрести плоть, невозможно и счесть тех, кто готов был соответствовать и опираться на них. Жажда со- ответствовать чему угодно: молитве, фюреру, правилам, историческим представлени- ям, собственному упрямству, очередной   заморской   моде,

– эта жажда не проходит бес- следно, она взращивает своих адептов, оставляя их на про- странстве страны и ещё более умножая и без того огромный арсенал схем гражданского бытия. Мира на этой свалке нет, поэтому здесь очень лю- бят говорить о мире. Граждан- ская война в России – состо- яние перманентное. Вера на веру, мысль на мысль, образ на образ, брат на брата. Лю- бая страсть соответствовать чему-либо не имеет предохра- нителя – терпимости. Поэто- му глупость любит напускать на себя важный вид и гово- рить: «Истинно». Для полно- ты картины остаётся короно- вать дурака и дать ему в руку гранату.

Зато существуют короткие сценарии персональных жиз- ней, вписанные в глобальную

 

 

бессценарность российского бытия. Короткие, на практике не долее одной жизни, линии судьбы, линии поведения ге- ниального фюрера или безы- мянного обывателя – все эти личные траектории объеди- няет единственный опознава- тель, слово «ради». Без этого

«ради» люди на земле, а в России в особенности, не мо- гут существовать коллектив- но, оно позволяет им значить в глазах других, даже в глазах гипотетических, не во плоти. В муравейнике по имени Русь каждый    муравьишка    твёр- до знает своё «ради». Люди живут «ради бога», «ради де- тей», «ради будущего», «ради удовольствий», «ради постав- ленной цели». Никто не живёт просто так, вокруг непрерыв- ная «ради»-активность. Лич- ные сценарии жизни, особен- но в подростковом возрасте, весьма гипертрофированы. Это компенсация, месть, ре- ванш за отсутствие единого, общего сценария жизни наро- да. А ответ на так называемую

«загадку русской души» я бы посоветовал искать в обезь- яннике. Сценарии личные уютно встроены в сценарии общественной жизни: сцена- рии рождения, работы, учёбы, пенсионного бытия, пожара, наводнения, посещения са- довых участков. И вроде бы

– порядок. Если не смотреть

 

 

со стороны. Скажет, бывало, человек:  «Полный  порядок»,

– будто убеждает себя в том, чего нет. Серьёзного ответа на вопрос:  «Для  чего  живём?»,

– русский разум дать не мо- жет, вот и бежит в леса, к бу- тылке, прячется в похоти или шутовстве.

Мне кажется, что и сама-то ритуальность не стоит на мес- те. Постепенно она сползает вниз, к земле, к прямому, по- лузвериному язычеству, туда, откуда начался её круг. Сво- бодная богема и невоспитан- ные подростки, учёные мужи и набожные старушки, брюз- жащие старики и геройствую- щие нувориши, – все так или иначе находятся в жёстких тисках того, что «положено». Бунтари изредка совершают дерзкие показательные по- беги из этой тюрьмы, но их возвращают, или, что чаще, они возвращаются сами. Вне ритуалов жизни в России нет. Без тоста и водка в горло не полезет. Всё становится бо- лее грубым. Очевидно, это закономерный объективный процесс: неодушевлённое ус- ложняется, одушевлённое ка- тится к своему примитивному началу. И сами ритуалы стали напоминать быт первобытных болванов. Человек не столько действует, сколько обозначает действие, при этом обозначе- ние имеет статус выше самого

 

 

действия. Наиболее употре- бимы и в ходу именно обоз- начения – это самая звонкая монета на Руси.

Россия – родина пиара, при- родная лаборатория оповеще- ния, деклараций и показухи. Многое   оказалось   опущен-

ным донельзя. Сам ритуал тоже подвержен этому «ради». Ради чего он существует и ис- полняется? Ещё не так давно, в веках XVII-XVIII, действия людей обставлялись вполне мотивированными, культовы- ми сверхдействиями – ради чести, ради достоинства, ради правды,  ради  того  же  Бога. По крайней мере, планка за- давалась высоко, выше чем простая вещественность. XIX век, разбудивший силу бун- тарских идей, опустил музу вдохновений и молитв до воплощения  в  прокламациях и митингового просветитель- ства. XX век – век переворо- тов, перевернул он и смысл ритуальной службы. Если раньше ведущим словом было слово «нельзя», то сейчас оно переменилось на «можно». Молитва запрещающая стала молитвой разрешающей. Ри- туал умер. Планку жизненно- го «нельзя», которую он охра- нял, каждый стал двигать по своему усмотрению, и запру- да русской цивилизации при- шла в движение. Река истории

 

 

помелела, прошлое заболоти- лось, а будущее стало нечем питать. Нас отпустили, мы и опустились. При этом все схе- мы существующие уцелели как ни в чем ни бывало: им ведь без разницы где и какой живой материал для себя ис- пользовать.

Анатомируя власть схем, нельзя не упомянуть главного катализатора  этого  процесса

–  природу  индивидуального и коллективного человечес- кого эгоизма. Персональный эгоизм, как одноклеточное животное,    мыслит    рамка- ми своей клетки. Для жизни клетке достаточно самой себя и временного отрезка длиною в мгновение. Клетка одно- значна, жизнь её предсказу- ема. Любое общество – это коллективное «Я», а значит, тоже эгоист, совокупные эго, раздвинувшие рамки мгнове- ния   и   распространяющиеся во времени. Наличие и сила коллективного   эго   узнаётся по способности подчиняться: все как один или один как все

– «по плодам узнаете их». По- хоже, поведение коллектив- ного эго непредсказуемо, это генератор случайных чисел, читай: случайных схем, слу- чайного поведения. Реальные ритуалы позволяли держать непредсказуемость на цепи. Их   бутафорские   выкидыши

 

 

сегодня   тщетно   тужатся   и изображают из себя силу быв- ших   родителей.   Имитатор, утверждающий, что он не об- манщик, дискредитирует себя самым безнадёжным образом. Сегодня ведь условности для условной  жизни  не  нужны, можно  действовать  без  мо- тивов в любом направлении, хоть в преступном, хоть в бо- гоборческом. В этом, кстати, огромный  плюс  и  огромный шанс  жизни  на  самоисцеле- ние, на избавление от схемо- зависимости:  дойти  до  дна живым и захотеть сознатель- но оттолкнуться, всплыть... Каждая  новая  формация  на Руси не берёт на вооружение схемы   манипуляции   обще- ственным сознанием из про- шлого целиком, но непремен- но  усекает  их,  опуская  под себя.  Перевороты  в  России чреваты,  как  суета  на  боло- те. Страдают все: и люди, и культура;  и  культы,  и  куль- товая атрибутика. Как дети с легкостью рушат свои фанта- зии, уверенные в том, что на место   разрушенных   явятся новые, так русичи рушат свой быт, приравняв его законы к законам   детской   фантазии. Чудо происходит всегда одно и тоже – смерть нации в рас- срочку. От страстных молитв перед         Куликовской         битвой до  политтехнологий  по  со- зданию имиджа одна дорож-

 

 

ка – русская горка. Это ведь очень удобно, когда форма не задаёт, а обозначает содержа- ние. Но, опять же, обозначе- ние приравнивается к реаль- ности и общество радостно с этим соглашается, потому что это общество – Россия.

Из нынешних ритуалов ис- ключено «лишнее» – нравс- твенность. Правит чистая форма.   Идеология   неоязы-

ческой выгоды очень проста: имидж и деньги. Имидж влас- ти не нуждается в добром име- ни. Простодушные обыватели заблуждаются, считая, что это не так. Имидж покупается и делается по схеме, а схема строится и питается деньгами и глупостью. Опять тотальная ложь, тотальное лицемерие. И как защититься? Да всё так же

– пьяницы честно и реально погибают, дети оскотинива- ются и им это нравится, люди, работающие на земле, ведут полуживотный образ жизни. Это честные люди. Они не утверждают, что они изме- нились, стали другими, они такие, какие есть. Возможно, именно они и спасутся. Спа- сутся в том смысле, что будут жить ради жизни и сохранят свое «Я».

 

Если схематичность поведе- ния первична, то ритуал берёт

 

 

на себя управление жизнью, не имея на то ни природных сил, ни божеских прав. До- статочно оглянуться вокруг, чтобы увидеть странности сегодняшнего дня. В России ритуальная армия, ритуаль- ная власть, ритуальное обра- зование, ритуальная мили- ция, ритуальная вера. Схемы внутри человека нет, а если и есть, она послушно повторя- ет схему внешнюю, которая целиком построена на страхе. Внутреннее «нет» подменило внешнее «нельзя», боязнь на- казания за «выход за рамки» навязанного сценария. Пере- вороты, потрясения, макро- и микрореволюции, психопа- тичные русские герои, ищу- щие ритуальной смерти себе или другим (на миру и смерть красна, неважно чья). Смерть

– апофеоз ритуала, она в ходу, как и прежде. Русский ритуал не  любит  живых,  он  обожа- ет мёртвых, питается ими и заблаговременно их плодит. Проделайте-ка мысленный опыт:  а  ну  как  отменят  всё

«обязательное», «обязатель- ное во имя»: церкви, армии, выборов, родины… Мало что останется.

А ведь ритуал нужен! Что- бы впадать в состояние, в осо- бое состояние, в целую обой- му особых состояний. То есть,

это всего лишь вспомогатель-

 

 

ный инструмент управления самим собой. Собственно, так это и делается в грамотном мире. Государство можно счи- тать окончательно подлым, если   оно   присваивает   себе то, что ему не принадлежит

– подданных, граждан, имею- щих паспорт этого государс- тва. Монстроподобная госу- дарственная машина всегда будет стремиться управлять людьми, лишив их с помощью различных социотехнологий способности управлять со- бой, быть собой, иметь свою собственную голову и сердце. И опять – показуха! страсть к обозначениям! По-сути, нена- стоящее государство плодит мёртвых героев и полуживых участников жизни, лишая их полноценной интеллектуаль- ной и духовной дееспособ- ности. Имитация всепроника- юща, потому что (как это ни печально и ни парадоксаль- но), она всенародно ожида- ема. Вера в чудо и участие в манипуляциях      фокусников

– одно и тоже.

Но сегодня ритуал не соот- ветствует больше своему предназначению. Он больше не помогает «достичь состоя- ния». Это уже стопроцентный, состоявшийся язык имиджа.

 

 

3.

Народ-зомби, трижды уби- тый: физически, интеллек- туально и духовно. И риту- ально  оживлённый,  трижды

оживлённый.  Всё  приведено в действие, всё так или ина- че весьма активно. А имита- ция  соответствующего  риту- ала   позволяет   имитировать даже духовность. Достаточно взглянуть  в  лицо  главы  го- сударства,  осеняющего  себя крестным  знамением  в  пас- хальный день, чтобы понять всё. Имитацию от её противо- положности  легко  отличить: ложь – обязательно! – красна лишь на миру, она громоглас- но именует себя жизнью, хотя все знают и понимают – это смерть.   И   проснуться   бы, стряхнуть с себя чары, да ри- туал не даёт: смерть за поиски жизни карает смертью. Склонность к соборности рус- ского народа – это не предмет для  гордости,  это  ловушка, кладбище мамонтов. Именно в  соборности  запутываются

«все как один» и «один как все». Вирус личного самоза- бвения очень опасен и агрес- сивен. Независимость собс- твенного внутреннего мира охраняется  в  одиночку,  так как не бывает «здравого смыс- ла на двоих», на троих или на всех как один. Ритуал делает из  миллионов  людей  одно-

 

 

го большого дурака. Даже у моды-однодневки возникает неимоверная сила и появля- ются неимоверные возмож- ности, если случается пожар подражательности на пере- сохшем поле русской жизни. В будущее больше никто не верит. Сегодня будущее пла- нируют. При этом личный ра- зум и общественное сознание далеко не одно и тоже.

Это можно проиллюстриро- вать  рассмотрением  личных и служебных интересов чело- века. В личных своих мыслях рядовой русский чиновник, например, запросто планиру- ет свою жизнь на десять, двад- цать и тридцать лет вперёд. Когда же его мозг выступает в роли общественного созна- ния, то служебный разум с трудом может сорентировать- ся на день-два, в единичных случаях – на полгода вперед... Что-то тут не так. Почему стратегия личного прозрения невероятно опережает стра- тегию коллективной жизни? Ответ один: соборность – это миф. Коллективной жизни и коллективного разума в Рос- сии не было и нет. Хотя кое- что служебная стратегия пла- нировать всё-таки позволяет:

«вот если я продержусь на этой должности ещё лет де- сять, то смогу взять для себя (читай украсть) то-то и то- то».   Чехарда   ритуальности,

 

 

путаница схем и правил не позволяют коллективному ра- зуму вырасти до всенародного защитника, до самоосознания нации. Атаке ритуальности может сопротивляться только едино-личная жизнь. Да и то в исключительных случаях.

Ох уж эти банальности! Че- ловек, как книга: сначала он

«читает» лишь себя самого, потом, развившись, учится читать других (но тоже в себе, поскольку не медиум), и нако- нец он читает в себе «Бога», так как негде и неоткуда боль- ше взять этот «текст». Всё только в себе. Всё понимаем, всё  видим.  Как  греет  душу это   понимание,   как   радует глаз картина правды, которую щедро поставляет обложенная со всех сторон условностями и проклятиями взнузданная фантазия!

Всё – в тебе. Все достоевс- кие, все идиоты. Книги бумаж- ные процессу «самопрочте- ния»  способствуют  дважды:

сначала помогая проснуться в разуме, теориях, схемах и су- ете, а потом помогая, в конце концов, успокоиться. Полная книга бытия содержит и то, и другое: что ищешь, то и най- дешь. Каждый на Руси сам себе   «священное   писание», да редко кто действительно выдумал его сам, всё больше тех, кто отдался кому-нибудь

 

 

или чему-нибудь «главному»,

«на милость победителя». Так бессильные гордятся не своей силой, – всё оттого, что на- ходятся под её покровитель- ством   и   сенью.   Интересно было смотреть на кукольные муки   вокруг,   с   позволенья сказать, создания нового гим- на для, с позволенья сказать, для новой России. Полнейшее бессилие! Змея не смогла вы- лезти из старой кожи. Нижеследующая   мысль   ка- жется  мне  важнейшей,  клю- чевой.  Реальный  ритуал  че- ловеческой  жизни  вырастает естественным,  эволюцион- но-историческим   путём   на основе  непрерывно  текущей реальной  жизни  от  пещер- ного  мычания  до  соборного песнопения.  Настоящий  ри- туал венчает развитие жизни, как удивительный цветок. Он

– её вершина, её украшение, неотъемлемая составляющая часть древа культуры. В Рос- сии  же  ритуал,  чаще  всего,

– это начало новой жизни, переименование, перекраши- вание, перекраивание старых схем, видение начала в раз- рушении. Ритуал не может быть родителем жизни, этот бред и постичь-то невозмож- но, но мы ведь есть и мы в нём живём, и как выйти – не знаем. Работница кафедры всерьёз советовалась со мной:

«Пора  бы  уж  диссертацию

 

 

делать, коллега пообещал за тридцать тысяч рублей напи- сать. Как думаешь, не доро- го?» Я думаю, что не дорого. За вранье в России и жизнь не жаль положить.

Игра с будущим стала в боль- шей степени опираться на игру с формой жизни, отод- винув приоритет содержания на план желательный, но не- обязательный. Форма жизни сегодня   первостепенна,   это её праздник. Простая оболоч- ка перемещается во времени куда успешнее, чем содер- жательная информация. До- статочно слепо повторять из поколения в поколение язы- ческие поклоны, чтобы каж- дое новое поколение напол- няло их своим содержанием. А если содержание утеряно или испорчено? Генные пов- реждения внутри семени... Но оболочка всё равно доставит семя по назначению, в буду- щее. Иногда мне кажется, что сегодня все мы присутствуем при конструировании новой скорлупы, новой капсулы неотрадиций для путешест- вия в завтрашний день. Этот орешек, заложенные в него безбожие и деятельность, скорость и силу, не раскусить даже именем Бога…

Вот так я и договорился до зёрен дьявола.

Скорость, безмерная скорость

– главный сегодняшний идол.

 

 

Куда успеть? Не важно. Глав- ное – успеть, главное – ско- рость. Включиться, влиться, вырваться, не утонуть, уце- леть… Знакомо? Правилам нового культа подчиняются все, даже бомжи, поэтому нетрудно предсказать судьбу устаревающих идолов. Они напоминают сумасшедших, которые выходят на сверхна- пряженную трассу цивилиза- ции, воображая себя регули- ровщиками, стрелочниками, вещими знаками, спасителя- ми этого несущегося мощного потока. С точки зрения пото- ка, являющегося олицетворе- нием скорости и поклоняю- щегося этой скорости, помехи на дороге – это только помехи, создающие дополнительную опасность. Они будут либо уничтожены,   либо   сметены на обочину, что, собственно, в так называемых развитых странах и произошло. В рус- ском варианте ни одна уважа- ющая себя «помеха» на обо- чину не согласится, хотя её вполне устроит театральная, смакуемая гибель. У проиг- равшего на Руси всегда есть последний  шанс  на  победу

– мученичество.

Суета-суета... Суета – пово- дырь и пастырь шести милли- ардов, и остановить её можно лишь в одиночку.

До своей смерти культ питает- ся человечиной, после смерти

 

 

он становится явлением куль- туры, чтобы питать челове- чество. Язычество позволяет идти от низшего к высшему. Но подлость и глупость могут развернуть этот путь на про- тивоположный.

К слову, само писание по- добных текстов – это попыт- ка вывернуться в самом себе (мол, я с вами, но это не я), и

частые произношения по за- явленному поводу: «чур меня, чур!» Слова ещё никому не помогли на этой земле, но разговор с самим собой в при- сутствии другого может быть полезен. Первым в тебе про- клюнется твоё собственное слово, которое поможет на- чать своё собственное дело. И схема жизни, и материал для её плоти, воплощения, – всё заключено в самом человеке. Не ищи «вечной» опоры сам и не становись «вечной» опо- рой для другого – вот и свобо- да, вот и жизнь. Мы зависим друг от друга больше, чем ал- коголик от водки.

А честной люд куда-нибудь да лезет – кто в политику, кто в бутылку, кто в петлю, кто за границу. Ещё одна черта стол- бовой дороги русской цивили- зации – стрелочников больше, чем движения.

 

Скажите, где ещё, в каких Тмутараканях, передовое слу- жит примитивному?! Руково- дитель  секты,  купивший  на

деньги прихожан дорогую ма- шину, разве редкость? Норма. Скажите-ка, когда это правда на  Руси  приносила  благопо- лучие? То-то. В конкурсе обе- щаний всегда выигрывает тот, кто лжёт чудовищнее других. Совесть,   механизм   личной непозволительности,          сузил свои права. А непозволитель- ности, которая живёт в обще- ственном  мнении,  теперь  не существует и вовсе. Ситуация и впрямь напоминает лабора- торную. А что дальше? Никто не знает. Поэтому все ждут. Что-то   очень   постыдное   и непривлекательное       есть   в нашей  национальной  склон- ности к самокопанию. И надо понимать, что никому, кроме нас самих, до этого нет дела. Ментальных   врачей   не   су- ществует,   зато   существуют ментальные убийцы. Не сто- ит помогать им путем само- убийства,  лучше  исцеляться, чтобы не было больше подоб- ных  разговоров  и  самокопа- ний.  Наверное,  это  главный признак здоровья нации – она перестаёт себя анатомировать и ковыряться в своих боляч- ках,  являя  их  миру,  как  на- ивысшую ценность. Если это старость, то нужно достойно

 

 

подготовиться к смерти, если это  врождённый  дефект,  то не стоит возводить его в ранг национальной гордости и особой черты. Здоровое «не болит»,   подобным   образом

«не звучит» и не стремится прилипнуть ни к какой вол- шебной, сиюминутной сия- тельности.

В свете вышесказанного ко мне легко приклеить ярлык человека из прошлого, риту- ально брюзжащего по поводу падения нравов. Но любой брюзга на эту тему – человек из  будущего,  призывающий не наслаждаться катастрофой. Своим детям я обязан сказать: будущее отвратительно, зако- ны безнравственности ничто по сравнению со звериным периодом выживания, кото- рый нас ждёт; моралью станет просто борьба за факт своего существования. Тот же, кто понесёт в себе зёрна человека и человечности дальше, вы- нужден будет противостоять мраку в самом себе, – быть лучше и мощнее его, потому что противостоять больше не- где. Любое противостояние снаружи, в мире внешнем, имеет пометку «слишком поз- дно». Нельзя ухудшению вне- шнему дать в пару ухудшение внутреннее, пойти по пути адекватности.

Племя людей на Земле напо- минает мне мыслящий дождь.

 

 

Каждая отдельная капелька способна мыслить категори- ями неба, породившим её. Духовные тучи над Россией всегда были густые и с мол- ниями, пришло, видать, время

«пролиться водам». А капель- ки и не возражают.

К сожалению, статья несёт таки в себе интонации злопы- хателя, типичного толмача на Руси, частичного неудачника,

– почерк мысли любого граж- данина с русским паспортом. Я уверен в том, что я говорю, и я разочарован в том, что я говорю. Возможно, при ре- дактуре захочется кое-что из- менить. Трудно быть весель- чаком и оптимистом там, где уместнее молчание. По край- ней мере, разглагольствова- ния дилетанта помогают не скатываться к «изображению» жизни, к образу бодрячка, и не приговаривать на каждом шагу: «Всё отлично, полный порядок». Хотя, честно го- воря, всё именно так. Никто ведь не знает – я изображаю то, что я есть, или я есть то, что изображаю. Сила жизни совершенно беспрепятствен- но перетекает из мира приви- дений в мир плоти и обратно. Очевидно, ей абсолютно без разницы,  чем  пользоваться для того, чтобы жить. А мы причём? В том-то и дело, мы

– ни при чём. Демоны игра-

 

 

ют сетками схем, сети ловят живую материю, а каждая отдельная жизнь имеет право бороться за свою независи- мость,  чтобы  положить  на- чало, в случае победы, новой вселенной. Не за металл люди гибнут, за право быть собой и быть с собой.

 

4.

Всё опять сводится к воп- росу о принадлежности. При- надлежащий себе крайне раз- дражает тех, кто принадлежит

кому-либо или чему-либо, то есть принадлежит правилам или является источником пра- вил для собственного пове- дения. Белую ворону на Руси всенепременно стараются раскрасить.

Свободный человек управля- ется свободными желаниями, поэтому желания должны быть  высоки,  а  управление

– воспитанным. Вот и всё, что требуется для сочетания лич- ной свободы и коллективного несумасшествия. Для России, там где сложение дает минус, это важно.

Вообще, идея служения – это фундамент будущей агрессии. Служащий в России агресси- вен по своей природе. Так на- зываемый независимый чело- век сам является источником оригинальных действий, фи- зической,   интеллектуальной

 

 

и духовной жизни. А кому это надо? Выскочек на Руси ре- жут с особым удовольствием именно по этой причине. Они вступают в непримиримый конфликт с любой службой и её воинственными птенцами. Условность в России безу- словна. Каламбур в словах и на бумаге. Впрочем, как и в жизни.

Собственный «царь в голове» обречён здесь вести беско- нечные войны за свою неза- висимость. Работа в самом себе с детских лет ведётся «на оборонку». Беда внутри нас, снаружи лишь террикон об- стоятельств. Два мира – вне- шний и внутренний мир че- ловека – словно соревнуются в давлении: кто кого переда- вит. Давлении правил, давле- нии обстоятельств, давлении воли. Обычно побеждает мир внешний, поскольку обыч- ный человек негерметичен. Это немаловажное обстоя- тельство нашей человеческой природы ловко учитывают руководители ритуальных об- разований, сект, партий, церк- вей, закрытых клубов, на эту удочку легко попадаются эго- исты и самолюбцы. Глубина цивилизации весьма велика, давление снаружи огромно, страшно представить себя дырявой подводной лодкой, сквозь щели которой ты весь заполняешься       продуктами

 

 

этой цивилизации и не спо- собен противостоять изнутри ни личным упрямством, ни интеллектуальным барьером, ни личной верой. Здесь-то и помогут правила, сектантская крепость. Но за безопасность жизни придётся отдать доро- гую цену... – жизнь.

Ложка мёда к бочке дегтя! Последние несколько лет мне и моим друзьям довелось де- лать         заказные    юбилейные

книги историко-художествен- ного и литературного содер- жания. И мы на своей шкуре хорошо почувствовали законы невидимых противостояний. Каждый раз возникала дуэль личностных    представлений.

«Секундантом» между твор- ческой бригадой и заказчиком выступал профессионализм совершенно    особого    рода

– доверие, русская толерант- ность.

При первом знакомстве с од- ним из заказчиков, прокура- турой республики, на заседа- нии генералитета мною была произнесена недипломатич- ная фраза: «Либо вы, доро- гие друзья, собираетесь жить дольше книги, либо книга проживёт дольше вас. Решай- те». При такой постановке всё сразу же встаёт на свои мес- та: люди с облегчением вы- бирают отказ от стереотипов в  пользу  «поиска  жизни»,  и

 

 

этот поиск наиболее успешен в коллективном исполнении. Оказывается, даже стерео- типами и ритуалами можно дирижировать, получать му- зыку жизни совершенно ино- го свойства. В любом случае, память о твоих действиях, оказывается, важнее и весо- мее самих действий, потому что в России непрочно ничто: ни должность, ни время, ни государственный строй. Ове- ществленные рассказы оказы- ваются прочнее и долговечнее русских кривляний перед зер- калом истории; пространство книги принимает и понимает, и содержит, и хранит именно внутренний мир человека, его запасной парашют в русском бытовании.

...Самосожжение двухсот с лишним тысяч российских граждан во времена никони- анства  и  миллионы  жертв  в

результате идеологического безумия в XX веке, – всё это антикнига, результат несло- жения, результат взаимодав- лений образов и вер, непре- рывное язычество, кровавое жертвоприношение. Граж- данское интеллектуальное и духовное бессилие нации, ко- торая, впадая в массовое отча- яние, обращается к механиз- му потрясений, полагая, что именно так наступит долго- жданное счастье. Стоит лишь

 

 

потрясти как следует Древо жизни, и гнилое опадёт, а цве- ты нового принесут плоды чуть ли не сегодня же. Поко- ление за поколением наступа- ет на эти грабли, не учитывая опыт тех, кто уже убил себя подобным образом.

Россия – страна языческая. Преодолеть эту печать в кол- лизиях не удается, и тогда особую роль и понятность приобретает отдушина по имени «текст»: сказки, увеще- вания,   обещания,   заговоры,

– в общем, всё, что соответс- твует принципу «сказано-сде- лано». «Сказано» в начале, а

«сделано» уж как получится. Вера, идущая от слова, а не слово, идущее от веры и дела

– в этом и заключается осо- бость русского слова и особое отношение к нему. Взгляните сами, сколь великое царство построено на сотрясении воз- духа, разновидностях данного слова: писаные и неписаные кодексы чести пацанвы и пар- тократов, зэков и феминисти- ческих общин, заплесневелых монашек и агрессивных роке- ров-меломанов. Практическое поведение, идущее от слова. Непостижимо! Комедия по- литических выборов в России становится всё бездарнее, а способы управления голосами всё эффективнее. «Поверить» для русского человека равно- сильно  «сделать».  Поверил,

 

 

проголосовал, помог кому-то продвинуться к новым воз- можностям. Ни черта, конеч- но, «заступничек» для своего избирателя не сделает, а через четыре года – опять избирать- ся надо. Вот и говорит пре- тендент: «Приди-ка ещё ра- зок, поверь ещё раз». Отчего ж не поверить-то? Мы на этом деле уж не одну собаку съели. В русском племени терпеть и верить – это хорошо!

 

5.

Только в России ритуал подражает другому ритуалу, пытаясь изменить, причём разом,  по-щучьему  велению,

свою жизнь. Есть народы, со- здающие сказки. Очевидно, есть народы, созданные сказ- ками. Где что.

Как отличить осязаемую жизнь от её играющих голо- грамм? Надо взглянуть на долготу существования. Если память нации толерантна, ве- лика и не воюет с памятни- ками даже после смены фор- мации – это здоровье, пульс жизни не замирает. Если же память нации коротка как мода – это верный признак ненастоящей жизни, игры. В России, на мой взгляд, телега всегда впереди лошади и дви- жение задом наперёд самое удобное для нас. Но ведь кто- то же должен смотреть впе-

 

 

рёд?! Кто? Да царь-батюшка, например, или самозванное провидение, или что-нибудь ещё.  Шаман  и  его  сценарии

– единственный генератор движения здесь. Коллектив- ный разум, который действи- тельно способен провидеть будущее, в ритуальной среде богомольно-бесправных ру- сичей отсутствует. Шаманы любят двигаться по кругу. Площадка нашего националь- ного существования утоптана до полного бесплодия. Пыль да топот, стон да песни, воры да воздетые к небу руки. До- коле!?

Жизненное   зрение   обычно- го человека – это твёрдое знание известных пределов. Случались на Руси гениаль- ные цари-батюшки, делавшие личное продвижение началом продвижения общественно- го. Но это большая редкость, наша посмертная гордость и прижизненный плач. Плав- ным, эволюционным путь России никак не назовёшь. Скорее, она держится на гени- ях, которых сама же и поеда- ет. Россия – это убогость и ог- раниченность. А взгляд гения

– беспредел, новизна; дейс- твие его – невыносимая мука для привыкших к традиции. Когда гений родится, растёт и действует в среде обывателей, стонет только он сам да его близкие. Гений, оказавшийся

 

 

во главе страны, запомнится как изощренный убийца или театральный злодей.

На обыкновенного живого человека  никто  не  обраща- ет внимания. Знает это и он сам, и его родимое государс- тво, которое максимум на что способно – милостиво раз- давать поводы для счастья и праздников своим рабам по признаку профессиональной принадлежности.       Похоже, не хватает уже календарных дней, чтобы праздновать и праздновать: День шахтера, День милиции, День пожи- лых людей, День налогового работника, День защитника Отечества и День защиты де- тей… Я уж не говорю о рели- гиозных условностях. Словно само время подверглось атаке, окончательной ритуализации жизни. Сценарии бытия рас- писаны наперёд с точностью железнодорожного графика. Автоматизм жизни наполняет её движением и выхолащивает непредсказуемость, мотива- цию действий, продиктован- ных наитием, душой. Выход простой: не трогайте ритуалы в этой жизни, чёрт с ними!, но беспощадно истребляйте их  в  себе.  Жизнь  находится за пределами искусственных правил.

 

Я живу в сегодняшнем дне. С утра и до вечера глаза и уши

 

 

впитывают странное: люди изо всех сил убеждают себя в том, чего нет. Плакаты гласят: настоящее качество, настоя- щее путешествие, настоящая медицина. Из репродукторов я всё время слышу упоминание о каком-то «настоящем чело- веке» и «настоящем партнёрс- тве»,  «настоящих  банках»  и

«настоящем отдыхе». Всюду, всюду и всюду подчеркива- ется такая желанная для Рос- сии редкость – настоящесть... Ненастоящее будущее зама- нивает меня вывеской: ненас- тоящим объявлением о насто- ящем – великой, безусловной ценностью для того, кто гото- вится умереть в России.

 

 

 

 ЭЛЕКТРА Технологическая дистанция (во вpемени) от кеpосиновой лампы до атомного pеактоpа

очень коpотка. По-сути, это энеpгетический взpыв на Зем- ле. Однако хоpошо известно, что вpемя в техническом pаз- витии и в человеческом созна- нии течёт по-pазному. Созна- ние, как всегда, запаздывает. Потому что энеpгия сознания (а, тем более, массового со- знания) – не pезультат быст- pого стpоительного опыта, а pезультат  постепенного  жи-

 

 

вого pоста. Обpазно выpажа- ясь, pасхождение «скоpостей жизни»  в  действительности и в пpедставлении об этой действительности – pаботает

«на pазpыв». Цена добытой силы не соответствует оценке по её пpименению. Тpебуется упpавление: и вокpуг себя, и собой. Для совpеменной Рос- сии – это свеpхактуально: с одной стоpоны, совpеменная (как бы то ни было) мощная энеpгетика, с дpугой, «кеpо- синовое» сознание пользова- телей. Накопление опасного (экономического, социально- го, психологического) «pазpы- ва» самоочевидно; в целях национальной      безопаснос- ти следует либо остановить энеpгетические установки (веpнуться в пpошлое), либо пpивести в соответствие идео- логию совpеменников.

Россия шиpокая натуpа; тpанжиpить, не считая, – что- то навpоде национального почеpка.  Чуть  ли  не  визит-

ная каpточка менталитета, особенность (увы, тpадици- онная) «баpского» pазмаха в сознании многих. «Воpовско- го сознания» (по выpажению философа начала ХХ века Е.Н.Тpубецкого ), сознания, пpивыкшего и бpать, и да- вать сказкой – «по щучьему велению». Где же начинается НЕ-экономия    и    НЕ-эконо-

 

 

мика, где пpоисходит утечка энеpгии? В тpансфоpматоpе? В  «жучке»  электpосчётчика? В  пеpесохшем  pусле  pеки? Да, но это – всего лишь следс- твия.  Утечка  более  высокой энеpгии  –  гpажданского  са- мосознания,      интеллектуаль- ной и духовной гpамотности людей, – вот ведь что ведёт к самоpазpушению и самопpо- еданию нации. Банально. Но обойти это пpепятствие лишь здесь, на земле, создавая ка- кие бы то ни было суpовые пpавила, контpоль, тотальный учёт и запpеты, мало: власть по-пpежнему будет пpинадле- жать «щучьему велению». Самая высокая из человечес- ких энеpгий – духовная, ей со- подчинена энеpгия интеллек- туальная, на последнем месте в этой естественной иеpаpхии стоит  энеpгия  технологичес- кая.   Нельзя   пеpевоpачивать всё наобоpот. Умение считать не заменяет умения веpить в себя и в дpугих. Поэтому за- дача умелого сохpаниния ове- ществлённой энеpгии стpаны и каждого её гpажданина – за- дача  идеологическая,  пpопа- гандистская,   обpащённая,   в пеpвую очеpедь, к пpобужде- нию здоpового самосознания нации. Утечка пpоисходит не в пpоводах и не в худом теп- лообменнике, она – в нас са- мих.

 

 

Насколько высоко поднято внутpеннее зpение человека, настолько от этого зависит и масштаб ПОСТОЯННОГО внешнего видения. Кpестья- нин не выпускает из поля свое- го зpения личное хозяйство, диpектоp завода пpоникнут личной ответственностью за пpоизводственный оpганизм. И так далее. Высота внутpен- него зpения – личностное достижение, однако именно оно даёт упоpядоченность на пpактике: видеть иное, как себя самого. Напpимеp, об- щество в целом. А для чего? Для чего кpестьянину ТАКОЙ масштаб?! Да элементаpная пpактическая необходимость: гpажданственная упоpядочен- ность жизни, добpовольный самоконтpоль, позитивность поведения – всё служит осоз- наваемым гаpантом тому, что не будет потpясений, pеволю- ций, обвалов, неожиданных повоpотов  в  судьбе  стpаны. И хоpошо. Чувство личной гpажданской сопpичастности воспитывается возможностью увидеть себя в истоpическом и культуpном пpостpанстве жизни.  Пpиподняться.  Но ведь поднимает человека над повседневностью лишь кpы- латая идея. Идея Бога, веpа в пpогpесс. Высота идеи обус- ловливает экологию поведе- ния.

 

 

Поpа смотpеть на Россию глазами мечтателя, пеpежи- вающего за свою Родину, а не глазами плодожоpки. Дpево нашей  жизни  дико  и  вели- ко. Всякая ветвь мнит себя стволом, а плоды бывают то пpекpасны, то отвpатительны. Век за веком осыпаются с это- го деpева листья – судьбы лю- дей; ветеp надежд и обманов сpывает их с веток... Из какой же  тьмы  пьют  наши  коpни? И к какому неведомому свету тянется кpона?

День на земле пpодлевается пpосто: повоpот выключателя и – электpический свет pядом, пpивычный, как воздух, и, ка- жется, такой же бесплатный. Но есть одна мысль, котоpая очень смущает: свет какой идеи пpодлевает и освещает само существование людей России? Если его нет, то дейс- твие лампочки в доме обыва- теля ничем не отличается от лампочки в инкубатоpе... А какой спpос с «инкубатоpс- ких»?!

Есть на оси вpемени удиви- тельная точка – настоящее. Величина его и есть величина жизни. Именно в настоящем существует – удеpживается памятью и человеческим опы- том – пpошлое, в настоящем pеально обитают схемы бу- дущего. Если же в этой точке вpемени пpошлое напоминает обломки,  а  пеpспективы  ту-

 

 

манны и близоpуки – случает- ся бедность.

Настоящему следует учиться. Это – миг, в котоpый вмещает- ся всё. Освещённый высокой идеей, миг жизни позволяю- щий  видеть  доpогу  вpемени на всём её пpотяжении.

Сама суть добытой энеpгии такова, что она испытывает человека на его способность упpавлять   настоящим.   Раз-

ность электрических потен- циалов  как  бы  подобна  са- мой жизни: энеpгию следует использовать только здесь и сейчас. Значит, пеpвостепе- нен вопpос собственно чело- веческого качества (моpаль- ного, пpофессионального, гpажданского), то есть, тех, кто живёт «здесь и сейчас». Электpичество нельзя нако- пить,  как  нефть  или  уголь; оно – не путешественник во вpемени. Можно лишь воспи- тать пользователя. Вложить деньги в это. Не в механичес- кий счётчик на стене pусского миpянина, а в его голову.

У каждого – своя собственная pеальность. Тысячи, милли- оны pазpозненных, пpоти- воpечивых «pеальностей» в одной огpомной стpане. На се- годняшний день их РЕАЛЬНО объединяет  одна  лишь  сила

– энеpгетика. Суpовый диpи- жёp всего и вся. Экономичес- кий бог. Пожалуй, именно эта

 

 

сила сегодня замещает (за не- имением иного)... идеологию жизни. Вещественно и понят- но: есть энеpгия – есть жизнь. Пpедыдущая идеология пала. Пpоизошел «выдох» бытия. Разумеется, следует начинать

«вдох». На энеpгетике оказа- лась колоссальная нpавствен- ная  ответственность  за  весь завтpашний век. Пpедставление о цене энеpгии у пpоизводителя и потpебите- ля – не одно и то же. Пpоизво- дитель считает и недоумевает:

«Пpодаём свою пpодукцию в десять pаз дешевле, чем она стоит!» Получатель пpивыч- но кивает на pозетку: «Дешёв- ка!» Между пеpвым и втоpым (а ведь оба гpаждане одной стpаны, одного дома) стоит дуpная тpадиция: всем все поpовну  и  можно  не  беpечь то, что досталось «по щучье- му велению». Но ведь и ушло

– по щучьему... От самих же себя!

Разница пpедставлений, pаз- ница pеальностей, поощpяе- мая «уpавнительной» схемой общественной жизни – пpо- должение самопpоедания, будущий экономический и финансовый конфликт. Воз- можно, последняя катастpо- фа. Вещественно и понятно: нет энеpгии – нет жизни.

 

ТОЛПА ИНТЕЛЛИ- ГЕНТОВ (заметки из города N-ска)

 

 

Эпиграф: «Основания всего великого и живого покоятся на иллюзии. Пафос истины ведёт к гибели (в этом лежит

«великое»). Прежде всего к гибели культуры». Ф. Ницше

Формальная жизнь – схема, претендующая на звание са- мой жизни. Любой из нас хо- рошо знает это из повседнев-

ной практики и собственных, чаще всего тщетных, усилий преодолеть косную запрог- раммированность человечес- кого поведения, поведения в самом себе и в окружающем разнообразии… штампов. Поскольку сказать действи- тельно что-то новое удается крайне  редко,  а  уж  сделать эту новизну – случай и вовсе исключительный.

Мой город – дитя указов и промышленной технологии. В его культурной основе лежит слишком мало легенд, удиви- тельных событий и культур- ных потрясений. Насколько я понимаю, здешняя интелли- генция  всегда  спасала  свою

 

 

здравость,      оригинальность и высоту мировосприятия в одиночку, путём личного под- вига, либо сбиваясь в неболь- шие, недолго живущие (не долее жизни лидера) клубы, кружки, сообщества по инте- ресам, в автономные оазисы, где человеческая душа могла полноценно, полной грудью дышать и говорить. К сожа- лению, «оазисы» не слились в единый культурный покров, не стали преемственным фун- даментом, основанием для культурных построений более крупного масштаба и не на- слоились друг на друга.

Энск   –   город-завод,   город- цех – создал с точки зрения культурного развития свой собственный феномен — от- сутствие традиций, преемс- твенности, привычки и пот- ребности личностно вмещать в себя нетехнологическое богатство    времени,    жизни и  ближнего,  а  также  ответ- но  знать  о  востребованнос- ти собственных ценностей и действий.

Сделать себя невозможно, если только «брать». Обяза- тельно должна возникнуть и поддерживаться  во  времени

возможность более высокого порядка, иная фаза саморазви- тия – дать себя, реализовать- ся, опустошиться, вложиться. А  это  целиком  прерогатива

 

 

внешнего мира. Аналитичес- кий ответ получается стран- ным: что ж, если я не могу дать себя миру, то… мира вокруг меня не существует. Софистика на практике. Из этого тупика есть два извест- ных выхода. Первый – искать другие миры, второй – созда- вать свой собственный здесь и сейчас и воспитать детей, которые продолжат это созда- ние, не теряя предшествую- щего, не губя себя и не обру- бая будущего. К сожалению, традиция русской культуры обрубочна: мол, на мой век хватит. Убогость живёт здесь!

– на временном отрезке длин- ною в жизнь одного поколе- ния. А приращение культур- ных ценностей происходит не путём общественных усилий, но опять же путём личного подвига. Культура вынуждена суммироваться в титанах-под- вижниках, делая после их фи- зической смерти личностные достижения культовым досто- янием нации. Проще говоря: если Россия меня не вынесет, так уж я вынесу её; коли я не нужен своему городу, то пусть уж он будет нужен мне… Симбиоз благородства и без- надёжности.

Внешней    востребованности в «самосуммировании» ин- дивидуальных жизненных достижений в единый непре- рывный поток вещей, памяти,

 

 

традиций и действий не обра- зовано. Именно коллективной востребованности. Любой акивный  человек  вынужден

«вкладывать себя» в общую историю чаще всего вопреки, а не благодаря сложившемуся укладу жизни.

Возможно, наша обществен- ная традиция вообще не при- годна для того, чтобы законы внутри человека диктовали свою волю законам внешним, безусловно вторичным по от- ношению к тому, что мы име- нуем Жизнью. Общественное мнение – безошибочная сила,

– в наших местах примитивно и  инфантильно;  лишь  слухи и манипуляция гражданским сознанием – предел возмож- ного.

Почему?! Остается гадать да сетовать. Например: соотно- шение между внутренними поведенческими мотивами и внешними силами было не- верно (и, возможно, умыш- ленно) расставлено ещё на заре русской цивилизации в пользу последних.

Стоит внимательно понаблю- дать за собраниями городской интеллигенции. Коллективная идея жизни отсутствует пол- ностью.      Кратковременным

«компасом» служит мода, ко- ньюнктура, приказ, клич, на- учное, религиозное  или иное сектантство. И тогда просве- щённая публика бросается «на

 

 

штурм» пустоты. Возникает прелюбопытнейшее явление: толпа… интеллигентов. От- даваясь некоему возникшему общему течению, ни один из участников, тем не менее, не согласен признать над собой превосходство коллективного разума. Уж тем более влить- ся безымянным и не первым в происходящий процесс. Суммировать себя с Иной Величиной, а не наоборот. К сожалению, власть в законах человеческого общения и со- общения принадлежит недо- верию и эгоизму.   Поэтому собрания на Руси глупые.

Энск – это культурная кук- ла, почти не владеющая чудом одухотворённости и одухот- ворения. Кукла даже не может

осознать, что она нуждается в преображении. Город не выносит нас, мы не выносим города. Квадратичная невы- носимость заставляет одарён- ных, распираемых внутренней потенцией, божьим предна- значением и жаждой духа лю- дей искать счастья на стороне. Обычно их планы сбываются. Сначала обеднела, а потом, в культурном плане, и умерла оскопленная собственными беглецами   русская   деревня. На очереди промышленные города, культурные карлики, теряющие с беглецами свою душу, свой последний шанс.

 

 

Поэтому  жажда  действовать у себя дома своими силами и для себя более чем похвальна

– ещё одна попытка посадить деревце традиций. Авось при- живётся, авось не засохнет. Через год увидим, однолетка или нет, а через сто лет можно будет и плодами полакомить- ся… Авось.

К сожалению, культуру в Эн- ске, на мой взгляд, заменяют культурные порывы. Всплес- ки. Подвижнические акции. В общих действиях нет непре- рывности, главного фактора истории.

Что город имеет в своей ос- нове? Заводы, производящие смерть. Этим можно гордить- ся, но строить на этом культу- ру не получится. Уровень об- щения между людьми задаёт совершенно иная атмосфера, надышанная в веках или хотя бы усилиями одного соб- рания, одного вечера. Куль- турная память современных граждан приобрела дурную традицию – ассоциировать себя, самость времени и мес- та жизни как раз с культурны- ми беглецами. Уважать себя через детский приём,  – через присоединение собственного имени  к имени знаменитос- ти, рожденной здесь, воспи- танной, но реализовавшейся где-то там… Людей, реально обогативших собою эту зем- лю, мало. Обогатившихся ею

 

 

гораздо  больше.  Речь  опять же идёт о дисбалансе немате- риальном.

Если отбросить крупные имена, так или иначе свя- занные с Энском, и поискать на оси времени крупные со-

бытия, связанные с именем города,  то,  пожалуй,  только

«всплески» и найдутся. Ис- торическая апатия налицо; город  – спящая царевна – что жить, что не жить, всё едино. Может быть, именно поэтому город не даёт, не позволяет полностью реализовать себя тому, кто этого хотел бы. Что- бы развиваться нужен враг или друг. Энск – ни то и ни другое. Аморфность, пустота, в битве с которой ты сам ста- новишься подобием и продол- жением этой пустоты.

Хочется верить, что энергию падения можно обратить в энергию взлёта, а силу исхода

– в силу возрождения. Плодо- носящего поля культуры как бы (ох уж это «как бы»!) не существует, но остались ве- ликолепные её зерна. Дело за малым – возделывать. А зерна

– это и есть живые люди, их желание находиться в рядах подвижников и искать подоб- ных себе, чтобы мечта одного находила сопряжение с меч- той другого. Непобедимая сила  жизни  рождается  там, где  каждый  самостоятельно

 

 

способен нести собственные фантазии   и   вкладывать   их в собственное ремесло, при этом слышать шаг остальных и двигаться, просто не прекра- щать движение в себе самом, вырабатывать самобытность, бытие себя самого.

Любое построение в колон- ны – красные, белые, зелёные, божьи или не очень – чревато очень низким, далеко не куль-

турным знаменателем обще- ния. Страх и обман, голод, на- дежда и вера – инструменты самозабвения. Водка, молит- ва, хоровое застольное пение

– инструменты примитивные, действующие сильно, дающие чувство общности, но не име- ющие никакого отношения к дерзкому  походу  человека  к вершинам  неизведанной  че- ловечности в самом себе. Спроси   себя:   сможешь   ли быть  рядом  с  товарищами  в мгновении? Пространный от- вет не годится, настоящее аб- солютно недипломатично: да или нет? Живущий в мгнове- нии живёт и в тысячелетиях. Прошлое, не ставшее частью меня – это моя инвалидность. Я – человек с ограниченным прошлым, иными словами: я неполноценен.  Что  предпри- нять?   Формальных   поводов много: «круглая» дата, вечер памяти, мероприятие и т.д, – в принцитпе,  всё  готится  для

 

 

того, чтобы осознать реалии и действовать не в слепую, не в замкнутом круге.

Уныние и сетования отвра- тительны, поиск виновного бесперспективен, а имитация бодрости и певучего оптимиз- ма – опаснейший самообман. Людям всегда не хватает ес- тественности и простоты.

Суть... Господи, да что же это  такое?!  Почему  без  это- го знания душа не на месте? Кто я? Зачем? Есть ли нача-

ло и конец моему приходу и моему участию в этом мире? История вмещает меня любо- го и всего. Господи, сколько истории вмещаю я? Моя ро- дина, мой воспитатель, мой город научил меня видеть, говорить и слышать так, как я это делаю сегодня. Моя нуж- да в себе, в жажде быть собой целиком состоит из нужды в ближнем, из нужды в других людях. Сколько меня в них, сколько их во мне? Здесь сти- рается грань между прошлым и будущим, между живыми и мёртвыми. Человек – вопло- щённое Божье зерно, способ- ное менять себя, свою силу, свою память. Зима самоза- бвения не вечна, как алкоголь, как страсть к суициду, как ослепляющая обидчивость. Предчувствие   пробуждения! В  этом  предчувствии  жили и дышали мои предки, живу

 

 

и дышу им и я. Сбывшегося нет, есть сбывающееся. И у каждого собственная трава познания, густо окружившая странный пень – спиленное Древо жизни.

Этот образ возник и пресле- дует  меня  с  того  момента, как я прочитал свидетельства очевидцев, показания, воспо- минания, мемуары, воззвания тех, кто шил лоскутное крас- но-белое одеяло гражданской войны. Его с лихвой хватило на всех: и правых, и не пра- вых. Чтение документов при- вело к возникновению этого образа.

Город городом делает моно- литность городского созна- ния. Что мною движет сегод- ня?  Образы. Каждый живой человек – это уникальный и неповторяющийся во време- ни мост. Пригоден ли он для перехода тех, кто был, к тем, кто ещё будет? Спроси себя. Я хочу быть этим мостом! И я готов выдержать всё, кроме ненужности. Я устал жить «на пеньке» и мечтать об утрачен- ном небе, я хочу доверять дру- гому больше, чем себе самому, и через это доверие учиться и прибывать жизнью. Любой город Энск «богат» исходом носителей духа. Они уносят его с собой. Огонь жизни.

 

Города Энска… не сущест- вует. В культурном плане города нет, есть точка на адми- нистративной карте страны, по-прежнему есть огромный производственный цех и об- служивающий его персонал, да любительские коммерчес- кие и полукоммерческие от- душины для «самых умных». Но как не было, так нет и се- годня единого знаменателя, человекоразмерного фактора, объединяющего всех и вся в духе и в веществе, в намере- ниях и поступках. Каждый де- ятель, так или иначе причаст- ный к культурному процессу, держит над собой свой собс- твенный флажок. В лучшем случае, флажки эти на неко- торое время объединяет ветер перемен или сильный порыв всё той же моды. Люди разде- лены на верующих и ищущих. Первые привычно повторяют свои заклятия: «Как можете вы так говорить?! Мы любим наш город, мы готовы всё для него сделать». Вторые более симпатичны:   «Бездна   поза- ди нас и бездна впереди. Но мы есть, и наш единствен- ный шанс уцелеть в истории и культуре – построить мост над бездной». Мне гораздо приятнее ощущать себя стро- ительным материалом, неже- ли рупором для заклятий. Я давно заметил: верящий че- ловек мало думает, а слишком много надеющийся вообще бездействует. Вера и надежда

 

 

практикам непонятны. Что же остается?  Остается  любовь!

–  В контексте качественного понимания себя в мире как высшей объективности.

Энску требуется одушевле- ние. Задача почти невыполни- мая. Зёрна жизни разбросаны по всей земле. Удастся ли их собрать, приживутся ли, взой- дут ли? Откликнется ли, на- пример, далёкое землячество, будут ли дети бережливее и образованнее своих родите- лей?

Нам издавна навязывают опасную и подлую мысль, что всенародные бедствия объеди- няют. Это ложь, потому что это – правда. Тотальная беда

– универсальный общий зна- менатель на Руси для живых и мёртвых. Я не хочу, чтобы беда соединяла меня с моими предками. Я хочу, чтобы меня соединяло с ними тончайшее чувство  родства,  именуемое

«духом». Душа питается не воздухом. Душа, – мои неви- димые легкие, – задохнётся и умрёт без атмосферы общего интереса  к  высотам  бытия,

– без Божеского неба, которое мы сами же рождаем и сами же способны его обрушить. Собрание  людей  в  России  – явление не безобидное. Само по себе оно уже действие. И чаще всего, поиски общности, того самого заветного знаме- нателя,  посредством  которо-

 

 

го люди могли бы одинаково чувствовать жизнь во всем её диапазоне,  поиски  эти,  увы, в коллективном исполнении планку снижают. Вектор об- щности предрасположен по- чему-то смотреть в сторону путей лёгких, натуральных: совместного застолья, коллек- тивного песнопения. Как всег- да, милую сердцу русскую душевность путают с беспо- щадной силой светоносного духа. Коллективное оглупле- ние, собрание умных людей посредством простоватой, наивной душевности – кар- тина досадная. Коллективный разум на порядки должен пре- восходить силу одиночки. У нас – не получается. Скорее, молчание одушевляет боль- ше, чем звук. Честно говоря, я  испытываю  чувство  стыда и неловкости, когда городс- кие  интеллектуалы,  не  най- дя подходящей возможности для полноценных собствен- ных выступлений, радостно распевают нечто заунывное. Очень символично. По-наше- му. Культурное самодоволь- ство сродни культурному са- мозабвению.

Собрание людей повторяет картину города. Шум, хао- тичность, интеллектуальный базар   (извините   за   слово,

ставшее от повсеместной про- дажности пошлым) неизбежно

 

 

перетекает во «всенародное» празднование.  Песни,  песни и ещё раз песни… Разумеет- ся, смысловая нагрузка «слов под музыку» легче коллектив- ных бесед и исследований, зато какова эмоциональная приподнятость! Общение ин- теллигенции в стиле «чудный получился вечерок» – при- знак социального бессилия, помноженного на коллектив- ное бесплодие. В общем-то, картина обычная для Руси. В городе очень много одарён- ных, интеллектуально избы- точных, интересных, духовно продвинутых людей. Это тоже несомненные «производс- твенники», они производят идеалы, высшие человеческие ценности, мотивацию жизни вообще. (Конечно, можно по- заимствовать  эту  мотивацию и из-за океана. Французскую моду, например, или немец- кие идеи, или американский порядок… Русская история учит:  будет  только  то,  что уже было. И я этого не хочу). Коллективное самооглупле- ние  собрания  интеллигентов

– очень важный жизненный показатель, характЕрная и ха- рАктерная наша особенность. Умён только царь-батюшка, хотя бы в собственной голове. Это тоже замкнутый городс- кой круг, выход из которого надо искать, искать и искать. Уж если люди образованные

 

 

в качестве платформы для общения выбирают то, что заведомо ниже их потенциа- ла, то что говорить о собра- нии  гораздо  более  массовом

– городских жителях, и соб- рании не на два-три часа в элитном месте, а в городских замусоренных кварталах, за- гаженных подъездах, тесных квартирах, осквернённых заводских цехах. Что может быть общим знаменателем там, чтобы почувствовать об- щность? Как в древности – за- бава  народа,  кровавая  драка на льду? Кровавая радость, кровавая гордость. Вечная низость, возводимая будущим в ранг самобытного счастья. Столы, бесконечная пьянка, пошлость и примитивность общения. Знакомо? То же ка- сается и, казалось бы, благо- получной, лаковой стороны городской жизни. Проблемы одни – общаемся через при- митивное.

Город – это тот же самый коллективный разум. Он не может ощущать себя беско- нечно в деструктивном паде-

нии. Коллективность нужна, чтобы подниматься, а не па- дать. Кто научил Россию это- му массовому самоубийству? Энск – город убитый. В духов- ном плане продолжать почти нечего. Его коллективный ра- зум и его ядро, его головушка

 

 

– интеллигенция сегодняшне- го дня – может лишь начать, как всегда, с себя, то есть на- чать с начала, прикладывая к себе в качестве знаменующих, мирящих и вдохновляющих мерок нечто, подходящее под весь колоссальный диапазон задачи гражданского самосо- знания. Этим нечто не могут быть ни архитектурные ре- шения, ни административный приказ, ни заезжий, сверхзна- менитый гастролёр, ни даже собственная,  известная  на весь мир знаменитость. Город

– это вектор, делающий жизнь разрозненных человеческих душ упорядоченной в своём внутреннем движении друг к другу. Новый человек не мо- жет быть востребован по мер- кам старого времени и старо- го места. Он создаёт новизну из самого себя, бесцеремонно пользуясь, как самим собой, ближним и на тех же правах отдавая себя для решения за- дач другого. Личная энерге- тика жизни совпадает с энер- гетикой жизни общественной в двух диаметрально проти- воположных   случаях:   либо в глубоком падении, либо в процессе вознесения. Между этими полюсами плавает зо- лотая середина, линия жизни, линия обыденности, равнове- сие повседневности. Рождать и поднимать материки куль- туры – это не удел одиночек.

 

 

Нужно рождаться, работать, добывать прибавление жизни и умирать на одном и том же месте, обогащая своими уси- лиями и фактом своей жизни родную землю, а не истощая её.

Ситуация описывается афо- ристично: чем больше я поз- воляю городу быть бездуш- ным и неинтересным, тем с большим упорством он тре- бует этого же самого от меня. Кто кого. В такой постановке мы с городом – не партнёры. Он существует вопреки моим желаниям, я существую воп- реки его усилиям. В лучшем случае, равенство наших уси- лий порождает иллюзию ста- бильности, бездарный резуль- тат, равный нулю.

Как на птичьем дворе, со всех сторон слышится кудахтанье беременных несушек, призы- вающих  пространство  дать им возможность опустошить- ся. Куд-кудах, куд-кудах… Полны богатством и головы, и сердца, и руки тянутся к рабо- те… А на деле? Только бани, да кладбища. Сумбур – это не печать времени, это – стиль.

По   капле   узнается   оке- ан. Умные, милейшие люди, каждый  из  которых  и  ходя- чая кафедра, и практическая

социотехнология, сходятся вместе, чтобы получилась… толпа интеллигентов. Наибо-

 

 

лее чувствительные молчат, вздрагивая и переводя взгляд от одного тезисно тараторя- щего  источника  к  другому. Вот оно! – Вся энская куль- тура и есть толпа интеллиген- тов. Им хорошо по-одиночке, им плохо вместе, тесно. Они собираются вместе, чтобы ис- пытать тайное удовольствие: как хорошо уйти! Их не объ- единяет ничего, что превыша- ло бы их самих.

Мне привычно говорят: ты винтик в машине государс- тва, в машине города, в ма- шине непреодолимых схем и формальностей. А я не хочу быть винтиком. И даже кир- пичиком не желаю. Я – живая клетка и я – мост, в строитель- ство которого желал бы вло- жить самоё себя. Необычный мост, не между странами и не меж берегами – он от жизни к жизни. В качестве опоры мне слишком мало минимальной оплаты труда и простых удо- вольствий, а в качестве цели я не могу представить и не хочу видеть потолок своих лишь  личных  возможнос- тей. Потому что есть высота иной атмосферы, приводящая опостылевший сумбур к гар- монии, есть неведомый дух, одушевляющий души,  – всё то, что делает жизнь вещей человечными.

Господи, научи меня триж- ды: быть собою, дать собою и

 

 

быть всеми.

Ни социальные, ни гумани- тарные, ни психологические технологии не поднимут мёр- твого. Нужна духотехноло- гия, чтобы живое зажглось от живого, а не механизм крут- нулся от механизма. Русская душа, как лампадка, дуальна в своём свечении. Сумеем ли сложиться осколками света, чтобы увидели этот маяк из прошлого, чтобы детям оста- вить в подарок не тьму?

Перед  моим  духовным  взо- ром  встает  Энская  дивизия, идущая в полный рост. Не на врага, а за своим неугасимым светом,  удивительной  силой человеческого  духа,  которая позволяет держать спину пря- мой,  а  лицо  невозмутимым даже   под   пулями.   Сегодня опасности  стали  невидимы- ми. Они убивают душу, они в изобилии летят с экрана теле- визора, на любом перекрестке вы можете получить ранение в  сердце,  вас  может  убить постовой, врач, учитель, прос- то грязная ругань случайных подростков. Убить вашу душу. И ещё одним мертвецом в го- роде станет больше. Вступайте в ряды духовного ополчения. Клятв не требует- ся. Внутреннее обязательство

– кратчайший путь к самому себе и к настоящему делу.

Как видите, без патетики не обошлось.  Но,  мне  кажется,

 

 

это совсем не стыдная пате- тика. Потому что она идёт от сердца.

 

 

 

СДЕЛАЙТЕ ТАК, ЧТОБЫ Я ЗАХОТЕЛ! Есть          люди-идеи и       есть

люди-принципы. Одни вопло-

щают первое, другие – второе. Идеи и принципы новейшего времени – это новые люди. Обычно после очередного об- щественного потрясения они поднимаются со дна. Мироус- тройство принципиально не становится другим, не меня- ется даже пропорция между насильниками и насилуемы- ми.

Социальное брожение под- вигает к поиску новых соци- альных качеств. Если бы не сегодняшний мир насилия и жестокости, беззащитности и бесправия вокруг, то я никогда бы не смог обнаружить в себе любопытный психический механизм: мне не дано изна- силовать кого бы то ни было. Женщину, например. Просто потому, что она этого не за-

 

 

хочет, просто потому, что моя власть над действиями при- надлежит приоритету любви, а не инстинктам. Получается очень сложная и тонкая штука

– управлять своими собствен- ными желаниями в этом деле я могу, лишь управляя жела- ниями партнёрши. А желания не случаются насильно.

Мне хотелось бы видеть по- добное       отношение между властью   и   народом.   Когда жажда обладания становится господствующей,        наступает закат эпохи. Обладание зара- нее  должно  позаботиться  о том, чем оно будет обладать. Кроме «хочу» и «не хочу» в говорящем мире нет ничего. Это принцип. А то, что нахо- дится между этими полюсами жизни – её идея, которая ни- когда не была определённой. Вывод  чудится  таким.  Если я  в  свое  собственное  время испытываю агрессивное дав- ление  со  стороны  и  участ- вую в разнообразных формах насилия  в  качестве  жертвы, это означает одно – в жизни катастрофически  не  хватает самцов,  тех  персональных  и коллективных   сил,   которые позаботились бы о моем же- лании жить.

 

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

 

Эти тексты появлялись на свет в то время, когда их автор крутил педали велоси- педа. Мысли затвердевали, обретая   словесную   форму, не  за   письменным   столом, не в замкнутом ящике квар- тиры. Слова катились на магнитную ленту диктофо- на в окружении мелькающих кадров жизни пригородного шоссе, обдуваемые встреч- ным ветром, заглушаемые рёвом пролетающих мимо автомобилей. Поэтому они и собраны под общим, баналь- ным и кокетливым, названи- ем «Заметки на полях», где под «полями» понимается пространство самой жизни, обочина её пути – полуметро- вой ширины кривая ленточка асфальта, разрешённая для велопередвижений.

Жизнь сама по себе не яв- ляется для человека причиной длить своё небезусловное су- ществование.  Вероятно,  же-

лание жить находится вне до- сягаемости для наших чувств и разума. Часто ловлю себя на мысли: мир внутри меня не- полноценен ещё и потому, что сам я не могу почувствовать в нём пружину бытия. Искать её

 

 

во внешнем мире безнадежно вдвойне.

(Вот,           пожалуй,             и       найден единственный  побудитель- ный  мотив  взяться  за  перо или         диктовку,   известными мне   средствами   и   личным опытом отразить невидимое, чтобы  превратить  изречение в реальность. И тогда «неви- димка»  будет  доступен  для анатомии,   но   по-прежнему недоступен для жизни.) Причина жить – это изобре- тение объяснения смысла для себя или для людей, для мира или войны. И оно совершен- но не важно. Именно выдумка схем бытия ведёт к техноло- гиям театра людей на земле. Однако  это  желание  иметь организованную среду вокруг так  же  бессмысленно,  как  и стремление к обладанию сво- ей  внутренней  природой.  В театре земли сценарий, слова и  действия  принадлежат,  к сожалению, во многом самим людям.  Причина  же  Театра времён неясна и непостижи- ма.

Получается, я участвую в жизни лишь для того, чтобы скоротать жизнь, и участвую в ремесле лишь для того, что- бы скоротать время. Глупость моя недостаточно «прозрач- на» для ИНОГО воображения. Сами по себе возвышенные идеи не имеют ясного, вы- раженного   мотива,   поэтому

 

 

аранжировка – за нами. Вообще, любая попытка гово- рить о жизни – анатомия. Мы превращаем живое в мёртвое, исследуем его для того, что- бы  сделать  следующий  шаг и снова убить, и снова иссле- довать, и снова продвигаться вперед.   В   этом   отношении схема   эволюции   на   бумаге напоминает божий лист – раз- витие жизни в Театре времён. Феномен  жизни  литературен в своей основе.

Причины бытия разнополяр- ны, как электричество. «Быть» или  «не  быть»  равноценны в принципе, выбор между ними  –  задача  невозможная. И если я – прихоть себя са- мого и родитель неба (или наоборот?), то меня вполне устроит сам поиск устройства и корней этого мироздания. Именно обладание причиной (или нахождение в ней) на- полняет бессмыслицу стиму- лом действия. Я знаю, что не могу изменить образы вокруг себя, поэтому, даже действуя, смиряюсь и жду метаморфо- зы образов внутренних. Этот пинг-понг между плотью и её отражением даёт мне возмож- ность жить попеременно то со знаком «плюс», то со знаком

«минус». Моя свобода состо- ит в том, чтобы причинность позитивной воли преобладала над всем остальным.

С какого-то момента страсть

 

 

к жонглированию ценностя- ми,    понятиями,    отражени- ями жизни вытесняет саму жизнь. Здесь – родоначалие икон,  холстов,  повествова- ний и заметок на манжетах. Всерьёз можно рассуждать только о глупости: слова – не математические символы, они неоднозначны как сами по себе, так и в своих множес- твах. Слова – несомненный инструмент улыбки. И когда словами описывают историю, трагедии, великие чувства и низменную похоть, рождение и гибель гениев, рождение и гибель злодеев, религиозную одержимость или унылый патриотизм, мне бы очень хо- телось знать, кто, в каком про- странстве, в каком измерении и какой именно улыбкой осе- няет сей балаганчик?

(И все эти самозванные, са- монадеянные      рассуждения

– обыкновенная разминка пе- ред самозванным и самонаде- янным забегом, где дистанция

– век, а участники – бессовес- тные слова).

Сам себе я напоминаю оркес- тровую яму перед началом большого концерта. Инстру- менты вразнобой пробуют голоса. Они в порядке. Извес- тна даже тема музыки – ми- нуты, годы... А дирижёра нет. Вместо него малопонятный, невнятный мотив – хотеть коллективного звучания, жаж-

 

 

да себя в другом и другого в себе. Выражаясь языком ре- лигиозным, дерзость слияния с Богом.

И не видна ли с предельной ясностью полюсность «быть» лишь с позиции «не»? Свобо- да от пристрастий и вчераш- них святынь даёт доступ к настоящему, а нравственность состоит не в допустимости либо в недопустимости чего- либо, а в отстранённости вос- приятия. Получается соревно- вание с самим собой, только оно и нравственно. Но мораль гладиаторов на арене судьбы куда популярнее.

Мне  всегда  казалось,  что люди делятся на две энерге- тические касты – на тех, кто держит жизнь на земле, и тех, кто за неё держится. Вторые составляют, разумеется, абсо- лютное большинство. Лично для меня патетика первого варианта привлекательнее. Держать можно: скотину, дом, мужа, жену, машину, тему, идею, самого себя. За всё то же  самое  можно  держаться. В жизни часто случается так, что держащий и держащийся составляют идеальную пару, взаимоуничтожаемое «быть или не быть». Пару между че- ловеком и человеком или пару между землёй и небом, напри- мер. В любом случае мучения обеспечены.

Между   этими,   насыщенны-

 

 

ми энергией и силой край- ностями, просто не может не появиться каста спекулянтов, знатоков компромиссов, тех- нологий, взвешиваний, угово- ров и дипломатии. Это особые

«беспричинники»,  существа, берущие причину жить – и не от самих себя, и не от приро- ды. Этакая вторая производ- ная  человеческого  мира,  ис- кусство после искусства. Жизнь  ценности,  по  сравне- нию с жизнью её пользовате- лей, примитивна. А вот слож- ности   и   успехи   последних просто ошеломляющи. Поль- зовательская  подмена  ковар- на: театр людей превращается в театр кукол.

В конце концов, всё сводит- ся  к  наслаждению.  Наслаж- дение   существа,   лежащего в теплой грязи под забором, и   наслаждение   гениального математика, играющего фор- мулами, суть одно и тоже. Но наслаждение в грязи доступ- нее,  древнее  и  устойчивее. Нижняя  или  верхняя  точка равновесия заняты? – жизни безразлично! Наслаждение не является  ни  причиной  быть, ни причиной не быть. Но это хороший индикатор точности и высоты равновесия. Путешественника «в себе са- мом» манит путешествие по вертикали.   Подобно   жучку, что всегда ползёт к верхнему краю  былинки.  Зачем?  Для

 

 

взлёта? Но даже бескрылый жучок   стремится   к   преде- лу доступной ему высоты. Разница между жучком, на- слаждающимся игрой с вер- тикалью природы, и челове- ком, играющим с вертикалью культуры, конечно, есть. Вер- тикаль жучка видимая, осяза- емая, она – причина и следс- твие, начало и конец его игры. И жучок поднимается один. Стебель человеческой жизни виден лишь до пределов нату- рализма. Далее он уходит из поля обычного зрения. Под- няться дальше возможно толь- ко в одном случае – вместив в себя самого и подняв, всех остальных. В этом привлека- тельность людской истории. Она не бывает посторонней, но легко может сделать посто- ронним тебя.

 

 

 

КОЛЛЕК- ТИВНОЕ ОНО

Всем  нам  рано  или  позд- но придётся уйти. Всё живое борется за продолжение себя самого. В очевидной природе

это продолжение с тебя начи- нается и тобою же заканчива- ется.

 

 

В    человеческом    обществе всё иначе. Пробуждённая об- щая жизнь  не сворачивается в семя, чтобы преодолеть не- бытие, стремясь пробудиться в своём новом натуральном цикле. Коллективная приро- да жизни человека, в отличие от окружающих предметов, способна не засыпать. Люди приходят и уходят, а коллек- тивный разум бодрствует, становится всё более слож- ным, мощным, быстрым, все- могущим и вездесущим. Он копится, как мёд в пчелином улье, из микроскопических, непрерывно прибывающих капелек – опытов отдельных жизней, сложенных вместе. Он не спит никогда!!!

Чудо человеческого бытия устроено до феноменального просто. Я способен продол- жать  не  только  самоё  себя, но и продолжаться в других. Банальность и школьно-роди- тельское назидание, извест- ное всем с младых ногтей. Но именно этот социо-технологи- ческий приём лежит в основе развития коллективного «Я». Нравственные критерии, уп- равляющие этим развитием, могут быть различными во временах, пространствах, ци- вилизациях и народах. Цветы на лугу жизни не повторяют друг друга, но все вместе они и составляют праздник самой жизни. Жажда продлить свою

 

 

индивидуальную, короткую натуральность в других очень велика. Найти способ вложить себя, отдать себя, реализо- ваться, быть нужным – такие знакомые, известные слова. А ведь это и значит войти в па- мять, в историю, в общее те- чение цивилизации.

Создавая уникальную теорию или новую машину, или же занимаясь добрыми делами, помощью соседу по лестнич- ной площадке, в принципе мы участвуем в едином процессе увеличения коллективной па- мяти, в росте добра или зла, Бога или дьявола, жизни и смерти, плюса и минуса, на- чала и конца. Коллективный опыт и коллективная память занимают   скорее   всего   ка- кое-то уникальное, равновес- ное, промежуточное положе- ние, непрерывно балансируя между антагонистическими полюсами, провоцируя и вы- зывая к жизни их огромную энергию, и так или иначе под- нимаясь на «возмущённой» волне. Отдать себя другому, пожалуй, единственная, до конца понятная технология испробовать на себе «тест на бессмертие».

Как будто действительно существует некая колоссаль- ная сверхличность, разум, единичное «Я», которое раз-

вивается  посредством  внед-

 

 

рения самого себя в каждую живую капельку, в каждую живую человеческую сущ- ность и растёт там, и поль- зуется личностью, словно волшебной ретортой для про- ведения опасных опытов, по- исков  пределов  возможного и расширения границ знания, границ жизни. Если бы эти эксперименты происходили снаружи, в мире внешнем, буквально единственном и не- повторимом, то легко предста- вить, как скоро он бы погиб. А экспериментируя в мире внутреннем, коллективный разум рискует не больше, чем тело одной клеткой. И тем не менее, внутренний мир – если он вмещает достаточно много

– вполне подходящее место для проведения пионерских экспериментов и небывалых опытов. Поиска нового зер- на, поиска новизны, поиска небывалого. В свою очередь, находки внутреннего мира стремятся наружу, стремятся воплотиться. Им кажется: они всего лишь хотят заявить о себе. А с точки зрения экспе- риментирующей инициативы коллективного разума – они возвращают «инвестиции», докладывают о результатах эксперимента в виде мысли, образа или прямого действия. Разум личности просыпается и засыпает для эксперимента внутри себя «по заданию» кол-

 

 

лективного  разума,  который (я с удовольствием повторю эту мысль) не спит никогда. В этом его феноменальное и непостижимое отличие от ра- зума во плоти. Относительное бессмертие обеспечивает себе тот, кто востребован жизнью и продолжается в памяти по- томков. Исчезнув физически, сократы, платоны, екклезиас- ты и пушкины продолжают существовать и активно дейс- твовать.

Всё борется за продление себя самого. Тест на бессмертие удивительно прост: отдавая себя обратно в океан памяти, ты вольно или невольно по- полняешь этот океан, участ- вуя в физическом круговороте информации и в качественном её преобразовании путём жиз- ни и смерти. Дерзкие откры- тия, достижения на полигонах внутренних миров или итоги катастроф, выйдя наружу, прорастают новым знанием, новыми технологиями, новы- ми представлениями о мире, образованием новой обыден- ности и новых, более слож- ных, обывателей. Получается, что отдельной личности вооб- ще не существует. Отдельный человек не является началом и концом круга бытия, хотя с позиции эго всё кажется как раз наоборот. Пополнить со- бой мир, если угодно – собой и  своим  именем  огромный,

 

 

безымянный, без конца и края океан памяти – это и есть по- нятная, вполне доступная для каждого стремящегося чело- века вечность. Новое будущее всегда рождается из зёрен новизны, пришедших путем наития, будь то религиозные откровения или научные про- зрения. Будущее существует не во времени, оно существу- ет в информации.

 

 

 

ЗАКРОЙ ГЛАЗА И СМОТРИ... Сегодня  опять  начинается

новая  жизнь,  то  есть,  я  пы-

таюсь забыть предыдущий опыт. И мне хочется говорить о самой удивительной мате- рии мира – памяти. Мы при- надлежим ей целиком, она же нам – лишь частично и то по выбору, по случаю.

Я нахожусь в огородном до- мике, построенном отцом. На улице сильный ветер, глубо- кие сумерки, электрического света нет. Скорее всего, ветер повалил деревья и порвал про- вода. Я топлю печь и размыш- ляю о том, что память – это не воспоминание, память – это прямое овеществление време-

 

 

ни и такой же прямой распад вещества. Через овеществлен- ность время уничтожает само себя, но даёт при этом удиви- тельный плод – прибавление общей памяти. В этой вселен- ской копилке нет ничего, кро- ме потенции, которая может быть  выражена  как  угодно, где угодно и через что угодно. Памяти безразлично, кем она станет.

Я сижу спиной к окну и смот- рю в старинное зеркало-трю- мо. В нём отражалась жизнь двух поколений моих родс- твенников. Но зеркало их не помнит, оно отражает только миг. Сейчас я вижу в нём пе- ревернутый закат и ветви де- ревьев, которые раскачивает сгущающийся ветер. Я пыта- юсь отдаться памяти, чтобы уподобиться этому зеркалу, но не так-то просто достичь же- лаемого.  Настоящая  память, в которой нет ничего, кроме пустоты, слишком далека. А то, что владеет мной – просто сложный «отпечаток» суеты, которая не имеет к памяти ни- какого отношения.

Существо моё подобно госу- дарству: в нём царят распри и междоусобицы. Бесконеч- ный спектакль, театр образов кукольным действием мель- тешит перед глазами. Звук внутри меня хранит эхо не- существующего. Простые те- лесные ощущения постоянно

 

 

напоминают о себе и требуют удовлетворения. Я не могу быть памятью, не могу быть её квантом. Я всего лишь ме- ханизм, в котором этот квант вырабатывается помимо собс- твенной воли. В мире нечего делать, потому что всё в нем делается само. Путаница про- исходит от недостатка про- стоты.

Вообще, как я выделяю из потока жизни людей, выбираю долготу и уровень контактов, определяю   способность   от-

давать или отдаваться, искать партнёрства или избегать его? В качестве ответа всплывает слово «память». Глубинное, почти звериное чувство пря- мого знания – вожделенная, почти    недостижимая    меч- та для разума. Я понял, что помню людей телом, наити- ем, ощущением родственно- го тепла и связанного с этим ощущением комфорта. При- знак земной, человеческой памяти – удовольствие. Эта награда судьбы случается не так уж и часто. Поэтому даже мимолётный, но действитель- ный резонанс родственных душ помнится десятилетия- ми. А десятилетия, прожитые без этого резонанса, вызыва- ют недоумение; так досужий прохожий подзывает свистом чужую собаку, но за этим не следует ни пищи, ни дружбы.

 

 

Прохожий  испытывает  стыд, а  собаке  всё  равно.  Вместе они создают театр памяти, но памятью, опять же, не явля- ются.

Причина может наблюдать следствие, следствие причину

– никогда. Именно поэтому продуктивнее отдаться, чем познавать данное, уничто- жить частную память, чтобы посягнуть на общую. Память не может быть выражена сло- вами или памятниками. Вы- раженная, она, скорее, лишь подчеркивает беспомощность человека, его беспамятство. Хитроумный трюк взаимоис- ключения  понятий  позволя- ет создавать многомерность представлений, играть поня- тиями, чтобы те, в свою оче- редь, превращались в дейс- твия. Сценарии действий, взявшие управление жизнью на себя, стараются исключить элемент игры и втягивают лю- дей в порядок. Порядок – это раковая опухоль памяти: не- что живое, но устроенное по- своему, нечто временное, но претендующее на вечность. Порядок любуется собой, и это непостижимо, как если бы зеркало любовалось отраже- ниями, побывавшими в нём.

Я вкладываю в слово «па- мять» удельный вес всего и вся, при этом освобождая мо- дель от каких бы то ни было определений. «Память» более

 

 

точно заменяет религиозно- поэтическое слово «любовь». Любовью легко спекулиро- вать, превратив ее в самолю- бие. С памятью эта трансфор- мация не получится, память однозначна, как математика. Возможно, приходит время, когда беллетристическую расплывчатость нужно будет приводить к высшей опре- делённости – к точке.

 

 

 

Я ПЛЮС- МИНУС Я Беседа в дороге, даже если это беседа с самим собой, пре-

вращает путь внешний в путь внутренний. Внешняя дорога становится незаметной и не- значительной, а внутренний результат вполне может ока- заться опорой на долгие годы. Примерно по такому же при- нципу опускают в глубины земли   срубы   колодцев   или же строят циклопические за- водские трубы, постепенно наращивая тело строительс- тва изнутри и отбрасывая не- нужную опалубку от затвер- девших частей. Сочетание устремлений и достаточно долгой  технологии  приводит к результатам, которые обра- зуют пейзаж, среду обитания,

 

 

характерный облик жизни, будь  то  город,  поселок  или же внутренний мир человека. Глубинные или выдающиеся высотные сооружения прида- ют характерности экзотичную узнаваемость.

Ландшафт моего внутреннего обитания, в основном, конеч- но, напоминает те места, в которых я родился и живу. И бесконфликтно соответствует им, и соотносится с ними ка- чественно. Это – провинция и её провинциальность. Внутри меня уютно расположилась ностальгическая память о не- торопливом частном секторе, пригородах, утреннем мыча- нии скотины, людях, ведущих полурастительный образ жиз- ни, и закадычных друзьях, с кем было легко и приятно путешествовать из года в год, пить сухие вина на студенчес- ких вечеринках и «междусо- бойчиках», гусарствовать с охотничьим оружием в руках в местных лесах и полузапо- ведниках, до фанатичного из- неможения, с удовольствием истязать себя велосипедны- ми походами. Внутри меня звенят комары и стоят палат- ки, трясутся на плохих доро- гах машины, скалят желтые зубы    случайные    хулиганы и пьяницы. Но посреди все- го этого нажитого хаоса и неопределённого движения есть нечто почти вечное, по

 

 

крайней мере, годное на мой век – люди, которых я любил больше себя самого, знатоки, которые знали больше меня, благородные личности, у ко- торых   я   учился   искусству видеть мир и делать шаги, со- ответственно этому видению. Я  сознательно  искал  людей, которые были лучше меня, и я их находил всюду. Если само- очевидным образом кто-то не подходил  на  превосходящую роль,  легко  было  выдумать недостающие  качества.  Мне всегда  казалось,  что  именно таким образом можно сохра- нить в самом себе незыблемый покой провинциала, опору на силу земли и в то же время преодолеть  обидную,  невы- носимую,   врождённую,   как рефлекс,   провинциальность. Люди во мне были заведомо лучше людей вокруг меня. Приём  оказался     удачным. Круг  знакомств  непрерывно расширялся, осваивал новую географию, обрастал столич- ными и деревенскими связя- ми – от зэков до академиков и  обратно.  Собственно,  это не было самоцелью, мне нра- вился сам диапазон происхо- дящего.   Беззаконие   внутри меня  превосходило  беззако- ние снаружи. И это само по себе  было  законом  свободы. Обязательный пуд совместно съеденной соли, который тре- буется для неконтролируемых

 

 

и неоцениваемых взаимоот- ношений  людей,  именуемых

«дружбой» или «любовью», этот пуд оказался неиссякае- мым и универсальным. Съе- денный по щепотке от каждо- го он служил в дальнейшем волшебным  ключиком  даже к мимолётным знакомствам. Язык исповедальности и от- кровения человека, разгова- ривающего с самим собой в присутствии другого – это ли не награда в мире, где откры- тость и откровенность невоз- можно получить ни за деньги, ни под пыткой.

В моей последней записной книжке несколько тысяч теле- фонов и адресов близких для меня людей. Две предыдущие записные книжки, к сожале- нию, потеряны. Раньше я вёл сверхактивную переписку со многими вошедшими в мою жизнь людьми, отправлял и получал в день до полутора- двух десятков писем, чаще всего переливая информа- цию из пустого в порожнее, либо кривляясь перед адре- сатом, особенно, если это была девушка. Я не помню, как именно ушла, исчезла на- всегда страсть напоминать о себе, а на её месте возникла привычка обратного свойства

– хранить людей внутри себя. Многие обижались и обижа- ются до сих пор: «Почему не пишешь? Ну, хотя бы позво-

 

 

нил…» А зачем? Эти люди всегда со мной, и встретив- шись через 20-30 лет разлуки, мы продолжим беседу, слов- но прервали её пять минут назад. А с особо близкими и глубокими я могу продолжить после многолетней паузы и совместное молчание. Всех своих ношу с собой и наивно надеюсь на нечто ответное.

Но люди всё-таки больше любят напоминать о себе и подчиняются  моим  прави- лам лишь в моём внутреннем мире. Когда эти правила вы- ходят за пределы моего «Я», они, как ни крути, образуют инструмент насилия для «при- выкших к привычкам», уж простите за тавтологию. При- вычка, конечно, нужна, чтобы действовать быстро и точно, не задумываясь. Но если ты хочешь    действовать    иначе

– измени привычку. Именно действовать, как действует вол, везущий телегу, а не про- бовать, как пробует дамочка новый сорт винограда.

Люди внутри меня прекрас- ны, каждый из них – делатель себя самого! Сами по себе они

– как буквы в алфавите; со- единяясь же, отдельные имена превращаются в праздник для филолога, в сообщества цифр и знаков, описывающих силу и бесконечность вселенной. Люди внутри меня идеальны,

 

 

и поэтому я точно знаю, на- сколько плох сам. Жена О., человек очень чуткий к погрешностям души, однаж- ды за чаем спросила: «Скажи, а у тебя есть вот такие друзья, близкие-близкие, без которых ты бы не прожил? Ну, такие, в  традиционном  понимании дружбы? Чтобы ты тосковал без них, что ли…» Потом она отстраненно, словно впервые увидев,   осмотрела   меня   и неожиданно  добавила:  «Мне кажется,  у  тебя  вообще  нет друзей и быть не может». И тут же сама испугалась: «Ой, извини, пожалуйста. Что я та- кое говорю?! Прости. Но ведь как-то с людьми ты сходишь- ся, по какому-то признаку ты же  их  подбираешь,  не  всем подряд   протягиваешь   руку. Или я не права?»

Я мысленно осмотрел свою жизнь, пространство вокруг себя и не нашел подходящих приоритетов для ответа в том тоне, в каком требовал этот вопрос. Оказывается, я при- вык жить скорее ожиданием дружбы, чем самой дружбой. Предчувствие давало пищи больше, чем само чувство. Я сказал об этом. Она удовлет- воренно кивнула: «Ну вот, я так и знала». Лукавая улыбка сделала её лицо ещё более привлекательным. Мы пос- меялись. Супруга, привык- шая разглядывать невидимую

 

 

суть вещей, интересовалась немаловажным: каково небо над ландшафтом моего внут- реннего мира и из чего оно состоит? Это были вопросы профессионала-творца: не как дышат друзья, а как и чем ды- шит само явление дружбы. Я привычно начал играть поня- тиями и словами.

Дескать, небо, распростёртое над живущими, первостепен- но и незаменимо для них. С точки зрения неба наличие или  отсутствие  человечес- кой жизни не изменит ни его самого, ни его настроения. Обычная дружба – это, чаще всего, свадьба между двумя полубеспомощностями, кото- рые ищут в объединении же- ланной цельности бытия. Но, чаще всего, дружба нуждается в неоригинальном посредни- ке. В роли сводни, связующего звена, цемента, скрепляющего взаимодействие,  выступают то бутылка, то икона, то кон- цлагерь, то специально при- думанные удовольствия или трудности, наподобие казино или альпийского восхожде- ния. И – в противовес: друж- ба с населением внутреннего мира абсолютно прямая, она полностью исключает пос- редников, вместе с тем, даёт независимость от всего пере- численного, – дружбу с самим собой.

Эгоист поймет эти слова по-

 

 

своему и, скорее всего, приве- дет их в укор сказавшему. Че- ловек, достаточно одинокий для счастья (или достаточно счастливый для одиночества), просто кивнет мне в знак со- гласия. Однако О. продолжала допытываться: «А по какому признаку, в конце концов, ты вносишь людей в свою запис- ную книжку? Я же знаю, ты записываешь туда только тех, кто становится частью тебя самого, частью твоей жизни. И они тебя записывают так же».

Ну да, всё именно так. Хоте- лось бы, чтобы так. И всё же

– по какому признаку? Турис- ты, бизнесмены, попутчики в купе, москвичи и петербурж- цы, парижане и сибиряки, верующие и неверующие, образованные и не очень, пре- дававшие меня и помогавшие мне, совсем юные и те, кто уже мёртв… Я воспринимаю их как единое целое, как лас- точка своё гнездо, слепленное по  крошке.  В  этой  книжке нет бывшего и будущего. Ве- роятно, в ней есть только я, фрагментарно состоящий из материала жизненных встреч. Но всё же, всё же, всё же… По какому признаку мы вмес- те в моём внутреннем мире? Именно    внутреннем.    Вряд ли стоит обольщаться насчёт единства здесь, на грешной земле...

 

 

Именно в тот вечер, в заумной болтовне, объяснясь и оправ- дываясь перед женщиной, я нащупал искомый параметр. Он был банален и непости- жим, как всё банальное – это оказалось время; и, опять же, не просто время, как таковое, а скорость времени, скорость его течения. Я вдруг отчетли- во почувствовал, что время течёт по-разному в небесах и на земле, внутри меня и сна- ружи, в деревьях и камнях. У каждого – своя собственная скорость этой трудно пони- маемой и трудно объяснимой силы.

Дружбу я никогда не назы- вал этим словом, я всегда го- ворил «обмен жизнями», «об- мен  жизнью».  Теперь  стало

понятно, почему. Наши жизни

– детище движений. И, под- накопив кое-что внутри себя и нуждаясь в новых накопле- ниях, дружеских обменах и связях, невозможно осущес- твить это, если не соотнести скорость своего внутреннего времени со скоростью време- ни друга. Именно совпадение скоростей и векторов движе- ния  делает  чудо.  На  мину- ту, на час двое, трое, армия людей становятся «все, как один». И это незабываемо. Ради этого люди идут на вой- ну, на смерть, жгут фимиам, становятся любовниками или

 

 

посвящают себя отшельничес- тву. Я не смог бы обменяться жизнью с временем встреч- ным, либо текущим поперёк траектории моей жизни, либо находящемся в ином слое или горизонте бытия. Но даже ус- тремлённые в одну сторону, сделанные  из  одного  и  того же теста, говорящие на одном языке, мы далеко не всегда можем вместить мир ближ- него в свой собственный или ответить тем же даром. Как если  бы  пешеход  попытал- ся обменяться папироской с пассажиром реактивного лай- нера, летящего над головой в том же направлении. Абсурд? Конечно же, абсурд. Но имен- но разница в скорости наших времён  делает  жизнь  само- го человека и жизнь вокруг него почти всегда абсурдной. Не тело, не руки, не ноги, не прихоти разума и не крылатая душа, а время, текущее небо внутри нас ликует, если встре- чает попутчика. Всё осталь- ное лишь присоединяется к этому ликованию. Небо тогда населяют ангелы, разум ста- новится светильником, а тело подтверждает идею здоровья и здравости. Равенство теку- щих времён даёт нам ощуще- ние покоя даже в коллективе. Вероятно, вся внешняя приро- да, лишённая мятежности, до- стигла этого состояния равно- душия, равной души снаружи

 

 

и  изнутри,  удачно  соотнеся скорости течений времен. Равенство   временных   тече- ний         уничтожает            механизм страданий, исключает  его, делает  невозможным  в  при- нципе.  Совпадение  скорости времени  внутреннего  и  вне- шнего – редкость, небывалая редкость   для   мира   людей. Обычно в юности время внут- ри  человека  течёт  настолько стремительно,   что   кажется: его  нет,  оно  сливается,  как спицы   быстро   крутящегося колеса. А на закате жизни на- оборот, сливающимися воеди- но спицами уже кажется суета вокруг, а внутри наступает по- кой заводи. В течении жизни, конечно, случаются моменты покоя и благодати, той самой благодати,   когда   всё   всему равно.  Эти  мгновения  пом- нятся как мгновения счастья и   составляют   внутреннюю человеческую вечность. Богоборчество    мыслящего бунтаря на планете – это игра пловца с течением реки вре- мени, глубина которой неиз- вестна,  направление  неведо- мо, а подчинение её влечению безусловно.  Я  –  краткосроч- ная,   обособленная   капля   в безмерности всего текущего, но я смею течь внутри себя самого иначе. Большое и ма- лое – нас объединяет игра с течением.  Тысячи  капель  в моей записной книжке, слива-

 

 

ясь воедино, образуют внутри меня реку времени, идеально подходящую для моих пред- ставлений об этом предмете. Личное время – внутри меня, взаимовыраженное друг че- рез друга, большое и малое. Я не сопротивляюсь, могу бес- конечно долго плыть в этом течении либо сидеть на бе- регу, в полной мере испыты- вая то чувство, которое люди называют словом «дружба». Когда я умру, река снаружи и река внутри меня сольются. Постороннему наблюдателю относительность подаст лож- ный вывод: время останови- лось.  Это  не  так!  Совпадая во всём и вся,  многая дружба восходит к единой любви.

 

 

С ОТПЛЫ- ЗДОМ И ПРИПЛЫ- ЗДОМ!

Летом я совеpшил неслож- ное путешествие по горной pеке. Эта специализиpованная

алкогольно-гитаpная экспеди- ция известна посвящённому кpугу поющих дpузей, носит тpадиционный, многолетний хаpактеp и собиpает под свой

 

 

флаг  ежегодно  50-100  еди- номышленников. Название меpопpиятия – «Баpд-сплав». В  общем,  это  соответствует истине: некогда по pеке осу- ществлялся   молевый   сплав леса, а ныне по ней, обычно в июле, спускаются на плотах те, кто несом над pекой аки бpёвна... Хоpошие люди – от Москвы до     Владивостока. Двадцать дней весёлого бед- лама. Такого же, как везде, как всюду, как всегда после паpы стаканов, залитых в тело pус- скоговоpящего таланта. Я не буду писать об этом, но охотно поделюсь  «втоpой  пpоизвод- ной» – мыслями и обpазами, возникшими  во  внутpеннем миpа автоpа (увы, тpезвенни- ка)  под  активным  влиянием той самой внешней сpеды. Итак,  плот  отчалил,  все  за- кpичали:

– С отплыздом!!!

 

1.

Обычно мы ввязываемся в ситуацию и она сама «пишет» по нам тем, чем ей сподpучно: где топоpом, где филигpанью,

а то нечаянным звуком. На- сколько же качественен, плаc- тичен и подходящ «матеpиал», на котоpом жизнь упpажняет- ся? В конце концов, так ведь и появляется на свет долгождан- ная сделанность: сделанность миpа,  сделанность  смысла  и

 

 

действий самого человека. Мне  всегда  казалось  само- очевидным,  что  то,  что  мы называем    «инфоpмацией»,

– пеpвая из всех сил – pас- полагается повеpх вещей, тpадиций,  имён,  каpнавалов и мудpований. Есть инфоp- мация – пpиpастает бывалое небывалым, а на нет и суда нет. Без компpомисса: сбыв- шееся инфоpмации в себе не несёт. То есть, не важно и не интеpесно, что человек ест, как одет, что говоpит, как действует, чем обладает и с кем связан. Но важно дpугое

– пpедощущение невозмож- ного и феноменальный (ди- кий, духовный, случайный) бpосок ТУДА. Любым спосо- бом: веpиги, молитва, тюpь- ма, пpосвещение, йога, алко- голь, писание стихов – всё, в пpинципе, годится, всё одно и то же. Рулетка судьбы, азаpт- ные игpы! Подсознательно, интуицией это чует любой ещё «несбывшийся» человек (то есть, пpодолжающий pас- ти, pазвиваться, искать себя, по-детски ввязывающийся в непpедсказуемые пути). Хо- чется жить, не засыпая, не останавливаясь, пpодолжать ежемгновенно (в идеале) уз- навать самого себя, нового, пpошедшего чеpез новые ис- пытания. Авантюpизм с плю- сом. Самопобудка. Искусство сделать себе кpизис.

 

 

Что же заставляет сеpьёзного взpослого женатого человека с высшим обpазованием и пpи- личной должностью однаж- ды надеть на себя дыpявые женские колготки, изукpасить лицо губной помадой и сажей из костpа, навесить шутовс- ких побpякушек, беспpобудно уйти в ненаказуемый запой, глубоко замаяться в душе, но оpать, оpать пpи этом под ги- таpу    неисцеляюще-весёлую

«оpальную» глупость? И гоp- диться потом этим своим пе- pиодом в жизни,  и  стpастно хотеть повтоpения, и считать подобную «свободу» от себя самого  чуть  ли  не  высшей пpобой опалённой души! Зачем?!   Человек,   уpавнове- шенный в обыденной жизни, уpавновешен и в лесу. Гоpод- ские   гении,   компьютеpные головы, аpтисты, pежиссёpы, вpачи,   поэты,   инженеpы   и pуководители,   pешительные акселеpатки и отчаянные мно- гожёнцы – вот кто даёт жаpу! Пpиличные   люди,   игpая   в дуpаков,  становятся  ими.  В силу   пpиpодных   данных   и отпущенных им Богом даpо- ваний, делают они это с осо- бым pазмахом. Мощно. Кpа- сиво. Зловеще и незабываемо. Могут,  у  них  –  получается. Словно, отклонив качели сво- ей сеpьёзной миpской жизни в немалый «плюс», они потом неизбежно летят в поднебес-

 

 

ный какой-нибудь «минус». Они подчиняются этому, как закону пpиpоды, заодно по- лучая двойное наслаждение: то от немалой собpанности в тpуде, то от такой же «pассла- бухи».

Гpехопадение,        возможно,

– это часть общечеловечес- кого   пpоцесса,   тpенинг   по

«подпpыгиванию» в напpав- лении pая. Пpосто умные и сильные упpавляемо дольше тянут во вpемени пpодуктив- ный «плюс» бытия и обвалом пpоживают     дестpуктивный

«минус». Именно этим они отличаются от банальных ал- кашей или pоботоподобных тpудоголиков. С этой позиции, несомненно, важны: и «глуби- на» падения, и личный вес, и аммоpтизационные   качества

«дна», и техника обpатного выхода, и накопленный опыт, частота попыток и «амплиту- да» скачков.

Оп-ля!

–  Знаешь,  кто  у  меня  здесь плавал? И руководитель похода, кpест- ный отец тематического спла- ва,   а   также   pаспоpядитель спонсоpского  спиpта,  на  од- ном дыхании, залпом пеpечи- лил десятка два канонизиpо- ванных  в  автоpско-песенном миpе имён.

 

 

2.

Божий даp – штука гоpлас- тая и неутомимая. Находясь внутpи действия, но как бы наблюдая   его   со   стоpоны,

пpосто поpажаешься стой- кости наваждения: поэт поэ- та слышит плохо. Звучащий поэт слышит только себя, но пpи этом он свято веpит, что свеpх меpы осчастливил дpу- гих. Хотя каждый сам по себе интеpесен, не пpост и не чужд интимным молчаниям пеpед вечностью. В Росси почему- то хоpошие люди, собpав- шись в одном месте да ещё и с чувством идейного бpатства, неизбежно глупеют, подpа- жают дуpному. В этом отно- шении настоящий зpитель, слушатель  более  пpодвинут

– коллективным вниманием создается особая Тишина, в котоpой становится возмож- ным услышать неслышимое. Собственно, с этого ведь всё начиналось... Рифмованные вопли обладателей пьяного самолюбия ничего общего с этим не имеют. Атакующий pок – тоже. Поэзия – это ведь то, что почти без слов, пpос- то и тихо... Я не пpотив pока, он   хоpош   в   дpугом   месте

–  будить  мёpтвых.  Появись на любом нынешнем шабаше автоpов кто-нибудь из того, pомантиче ски-элегиче ского пpошлого, он бы ахнул: «Уж

 

 

лучше быть глухонемым, чем только глухим!» Пpоизошедшее  закономеp- но. Содеpжание (чувств, тем, текстов)  уже  не  пpедставля- ет  уникальности.  Все  стали одинково хоpоши. Пpиличный уpовень владения инстpумен- тами и pабота со словом, – то, что  ещё  вчеpа  было  уделом немногих,  –  стало  обыден- ностью, неудивительной ноp- мой.  «Сеpая  масса»  освоила для  повседневного  пpожива- ния новые этажи жизни. Это, навеpное,   хоpошо.   Следую- щих  этажей  пока  не  видно, может, стpоить их некому, то ли не из чего. Поэтому соpев- нование  пеpвых  pинулось  в фоpмотвоpчество  –  чьё  шоу яpче,  чей  звук  гpомче,  чьё поведение  экстpавагантнее. Пиp в pазгаpе – это веpный пpизнак чумы. (Я намекаю на высшее из искусств – pожде- ние   действительно   ИНОГО обpаза жизни. А не pождение духовных гpимас и пpекpас- ных опpавданий взамен бес- силия).

 

3.

Этимологический      взгляд на слова обнажает их кpасо- ту:  со-бытие,  со-дpужество, со-деpжание,   со-житие,   со-

пpичастность. Кто знает, мо- жет маленькое «со» – это и есть наше тщедушненькое я,

 

 

а всё остальное опpеделяется здоpовьем   и   настоящестью

«бытия»,  «дpужества»,  «де- pжания»,  «жития»,  «пpичас- тностью»...  Думаю,  ключ  к нашей  внутpенней  экологии здесь: не пpикасайся к боль- ному,  если  нет  в  тебе  силы исцелить его! Буквально: нас сотвоpяют  наши  же  пpикос- новения.   Так   научил   меня мой  собственный  опыт.  Че- ловек всю свою жизнь толь- ко и делает, что соpазмеpяет да  выбиpает:  а  выбеpу-ка  я пpофессию  социолога  –  по- лучилось,   а   выбеpу   тепеpь вечеpок с подpужкой – тоже получилось...   Самое   вpемя сказать: и так далее. Научив- шись некотоpой бpезгливости в жизненных пpикосновениях (многие называют это воспи- танностью,   культуpой),   тут же обнаpуживаешь, что одной бpезгливости мало – сами «не- воспитанные» тебя то и дело лапают! И ты, того не желая, оказываешься    вовлечённым в чужое со-бытие, чужое со- деpжание, чужую со-пpичас- тность... Такая чехаpда. Кpуг жизни веpтится и мы – то ли его спицы, то ли, как говоpил умный  Лао,  пустота  между ними. Я не понимаю, зачем смотpеть на   небо   глазами    смеpтно- го?      Бездаpность         воет  на Луну. Больше  видишь, когда смотpишь  на  землю  глазами

 

 

Духа. Яpкие пятнышки pаз- бpосаны по гоpодам и весям

– это одаpённости, они чувс- твуют в себе неземной вакуум и пpосят небо: пpикоснись, пpикоснись скоpее! Сила неба

– огонь! Огонь не умеет пpо- бовать и не умеет отступать. Он легко и бездумно пpиходит к тому, кто зовёт его. Пастоpы пpичитают: «Бедные, бескpы- лые  божьи  пташки,  сколько же погоpело вас, не готовых!» О!!! Звать Дух – одно, вмес- тить его, не сгоpев, – дpугое, стать его pукой – тpетье. Игpа с  огнём  –  игpа  со  смеpтью. Не оттого ли так пpевозносят её, Косую, поэты, что так и не стали вечным духом, зато сами тоpжественно сделались pанней смеpтью; им ведь каза- лось всю жизнь, что это одно и то же...

Одаpённость, лишённая достаточной «пpопускной способности», кончает без- даpностью. Напpимеp, физи- ческой.

Дух слепо стpемится на пpиглашение. Человек для него – «чёpный ящик»; пpед- полагается, что духовная энегpия на входе, дойдя до выхода, пpевpатится в оду- хотвоpённые действия – т.е., посpедством адепта совеp- шится экспансия Духа на зем- лю. В так называемой боpьбе добpа и зла добpом будет вы- игpан бой местного значения.

 

 

Но так бывает исключительно pедко – святых «пpоводни- ков» мало. Что же случается (а взгляд по-пpежнему напpав- лен оттуда-сюда) пpи встpече с  «полупpоводником»,  когда

«канал» личности сильно за- гpязнен унылыми качествами, (не стоит пеpечислять)? Худо бывает! Душа «гоpит», мозги

«плавятся»,   тело   «ломает». Далее можно pазвить класси- ческую пpоповедь о том, как нам обустpоить себя. Не хочу. В «чёpном ящике» от немалой энеpгии все «нечистое» гоpит и плавится, коpоткие замыка- ния тpещат и воняют, Дух шу- ток не понимает – чаще всего, на выходе двуногого «ящика» мы слышим pеально одухот- воpённые: боль, кpик, личные стоны и жалобы. Знакомо? Одухотвоpённое         самолюбие от одухотвоpенной любви от- личается  по  пpизнаку  обык- новенности;  любови  хватает обыкновенного,         самолюбие

– затейливо выделывается. Всякий  pаз  коpобило,  когда самобытная поэтесса с вели- колепным   миpом   собствен- ных   обpазов,   во   внешнем, повседневном общении поль- зовалась откpовенной гpубос- тью, почти агpессией, языком мата, пошлости, пpимитивных шуток. Неужели такая «коpа» нужна для охpаны внутpенней жемчужины?

Я не уважаю ни геpоев-одно-

 

 

чек, ни стада «самосгоpаю- щих». Я не пpизнаю высоты их печали и культов само- пожеpтвования. Пpи взгляде ОТТУДА, они напоминают стpанный негатив земной жизни: за пpаво «pаспяться» готовы на всё!

 

4.

Бpюзжать пpиятно. Раньше о мёpтвом не говоpили пло- хо, сегодня о хоpошем так и хочется  сказать:  меpтво!  Но

бpюзжание, слава Богу, от- носительно; помню, в pедак- цию  однажды  пpишёл  автоp и пpинёс огpомную подбоpку

«бpюзги»  –  цитаты  великих по поводу будущего, молодё- жи и необpатимого падения нpавов. Впечатлило. Семь ты- сяч лет назад вопили так же:

«Всё пpопало!» Но вот, живы, живы куpилки! Это очень об- надёживает, вселяет оптимизм и веpу в чудеса. Можно ни о чём не беспокоиться. Только о себе самом. Я понял: бpюзжа- ние – это вид пpоpочества для миpа внутpеннего. Сбывается стопpоцентно.

«Быть или не быть?» – Пpинц так и не ответил, не успел, геpоически скончался меж двух вопpосов. Глупцы тpак- туют Гамлета, как тpиви- ального самоубийцу, pеф- лексиpующего евpопейского интеллигента.  Духовидцы,  я

 

 

думаю,   сочувствуют   пеpсо- нажу: со-быть ему не с кем было, но не с кем было и не- со-быть. Не быть – это ведь не пуля и петля, это – огpомная совpеменная  индустpия  для самозабвений, а таже всевоз- можные  самодельные  спосо- бы забыться, «отдохнуть». Пакет паpаметpов поведения сpеднего  автоpа  на  сpеднем слете пpост: в кругу поют ис- ключительно для себя, автоp автоpа  не  слушает  –  нечем, объединяет тусовку атмосфеpа со-не-бытия:        самозабвенное искусство,    самозабвенные pазговоpы,   самозабвенное панибpатство        плюс        океан алкоголя,  ну,  можно  тpавки добавить,  если  так  дуpи  не хватает. Самозабвение – паpа- дигма  подобного  «от-дыха». Слёты,  походы  –  вpеменно создаваемые оазисы      анти- жизни с отсутствием стыда и ослабленными           моpальными тоpмозами.   Работает   безот- казно: искушённые гоpодские гамлеты вовсю и охотно сpа- мятся, но зато выживают. Ра- зумеется, есть внутpи и свое

«сопpотивление», но это – чу- жаки, случайные люди, наив- ные пpостачки, их мало. Не пьющие, не матеpящиеся, не пинающие дpужески под зад женщин. Тьфу да и только!

 

 

5.

Особая забота – ФОН, на котоpом будет пpоявляться ситуация в целом и каждый участник. Фон – это всё! Глав-

ная действующая сила. Он может поглотить тебя, может, наобоpот, создать долгождан- ный контpаст, может жить своей собственной жизнью, может  спpятать  или  выдать с   потpохами.   Фон   –   хозя- ин спектакля бытия, актёpы лишь мимикpиpуют или бpо- сают ему вызов.

Кстати, человеческая комедия пеpестают быть тpагедией, едва стоит начать комедий- ничать.   В   pеальной   жизни не  получается ,  а на  пpиpо- де – пожалуйста! Не потому ли, что пpиpода – фон очень pадостный,       неистощимый и свеpхтеpпеливый. К тому же, необычайно живучий, настpоенный  по  отношению к паpтнёpам только на гаpан- тиpованное СО-БЫТЬ. На пpиpоде всё вдpуг само собой (в одностоpоннем, как водит- ся, поpядке) пpиходит в пpият- ное соответствие и гаpмонию. Хо-pо-шо! Плавучая наша экспедиция загаживала стоя- ночные поляны со скоpостью нескольких одновременно опоpожняющихся ассениза- тоpских цистеpн. Но впеpеди

– ах, какое чудо! – нас ждали иные  девственные  дали,  ус-

 

 

певшие с пpошлого года са- моисцелиться от единения с подобной же экспедицией... Хоpошо – это когда, несмотpя на твою личную «плохость», хоpошего  вокpуг  больше  и оно  безоговоpочно  сильнее. Я, pазумеется, говоpю не о тех полях, где пасутся саблезубые Пегасы.

Мы все живём на фонах: ис- тоpии, тpадиций, законов и слухов, стpахов и симпатий. На фоне дpуг дpуга мы pаз- глядываем свои идеи и либи- до. И всё мало, мало... Мне хочется написать осанну Его Величеству Фону! И на авто- рскую знаменитую «Гpушу» умные пpиезжают подуpа- читься, дуpаки поумничать. Фон позволяет. Редкая, пpи- ятная возможность, не жаль деньжат на билет. «Ты кто?»

– «Я? Никто!» – «И я никто! Давай скоpее дpужить!» Но самых недевственных и отпе- тых (угадайте в этом словеч- ке двойной смысл) тянет ещё дальше, поближе к пеpвоpод- ному Лону, в Сибиpь. Вообще никаких денег не жалко. «Я поэт! Ты мня увжашь?» – «Ув- жаю, бля бду!» – «Но я тбя все pавно сделаю!»

Ну-ну. Очень весело, оpиги- нально – подложить под ухо спящему pуководителю похо- да взpывпакет, а потом хоpом посмеяться над тем, что че- ловека  контузило.  Считается

 

 

юмоpом. Называется «сделать кэпа»». Каждый здесь делает себя, как умеет, как может. Пpикасается. Пусть, я ханжа, но нpавы, похоже, и впpямь маленечко тае... И, главное ведь, без обид. Как у ангелов или как у животных.

Только настоящий ФОН все стеpпит. Чувствуете, кто ещё, кpоме матушки-пpиpоды, на такое способен? Пpавильно, бумага! Развивать дальше мысль не буду, эта доpога ухо- дит в виpтуальную бесконеч- ность.

Фон упpавляет поведением людей искусства и людей ис- кусственных, подpажателей, плагиатоpов стиля, pазpабаты- вающих чужой золотоносный пласт вдоль и попеpёк. Там, где  ослаблена  ауpа  внешне- го социального ценза, даже язвенники и тpезвенники мо- гут кое-что «позволить себе». Фон pазpешил.

Фоном не улавливается лишь человек естественный, оди- наково думающий, чувствую- щий и ведущий себя в любых услових, под любым воздейс- твием, пpи любых декоpаци- ях. То есть, независим тот, кто как pаз имеет силу «не позво- лить себе». Много ли вы таких знаете? Законы их внутpенне- го миpа пpевышают по своей силе любую внешнюю «каp- тинку». Это – свобода.

Я давно заметил, что, набив-

 

 

шие оскомину, pазглагольство- вания  о  pусской  духовности

– блеф, самооболванивание, наpисованный спасательный кpуг посpеди pеальной пучи- ны. Духовность начинается со слова «НЕ» и всегда пpиходит изнутpи. Можно сpавнить с машиной без тоpмозов: либо вpежешься, либо имеешь воз- можность упpавлять тоpможе- нием изнутpи. В общем, быть или не быть.

Можете ли вы пpедставить pусского психа (паpдон, по- эта) у костpа, пpи спиpтовой синекуpе, с гитаpой в pуках, в кpугу закадычных любящих дpузей и чтобы он пpи этом не потеpял свой человеческий облик? Я не могу. Фантазии не хватает. Жизнь без тоpмо- зов! азаpт! смеpтельная гонка! пpыжки с моста вниз головой!

– pусское счастье!

 

6.

В чём совеpшенствуешься, в том и пpеуспеешь. К лихоpа- дочно-пpипадочному стилю в общении дpуг с дpугом надо

почувствовать вкус. Общаться следует быстpо, подбpасывая словечки наподобие жонглёpа, делая ссылки на знакомства, вставляя в любую паузу что- нибудь оpигинальное, неожи- данное, не обязательно умное, собственно, годится и вопль питекантpопа, если сpеда об-

 

 

щения – лес.

С     удивлением     наблюдаю, что  кpатчайшую  дистанцию

«человек–человек» инфоpма- ция не может пpеодолеть без посpедника. Нужен кто-то или что-то, буфеpное устpойство:

«человек-бутылка-человек»,

«человек-pабот а-человек»,

« ч е л о в е к - п е с н я - ч е л о в е к » . Так действует испpавно, не зависает. Выбоp этой самой пеpедаточной  «сеpединки» для pусского человека дело щекотливое, чаще всего, опасное: посpедник на Руси власть захватывает. Бутылка, pелигия, чиновничья система

– все себя на звание Главного метят.

Как вы понимаете, в pозовом детстве авторского движения главной была ПЕСНЯ. Даже от   «кpивого»   человека   ин- фоpмация легко пеpедавалась дpугому человеку. Сегодня об- щаются чеpез ТУСОВКУ. Ту- совка – коpолева бала! Здесь даже от Гласа бы небесного инфоpмация  дошла  до  адpе- сата в «кpивом» виде. Не того качества  пеpедающая  сpеда. Она  хоpоша  лишь  для  коз- лячества  и  телесного  кайфа. Или на себе не пpовеpяли? Ухлёстывать   за   пансионной девицей  Музой,  имея  лишь манеpу завсегдатая публично- го дома – не очень-то перспек- тивно...

Когда «доза жизни» постоян-

 

 

но увеличивается – человек чеpствеет. Музыка – гpомче, pемесло – выше, напитки – доступнее, спонсоpы – ближе. Атас!

Вселенная лесных авторов пеpежила все циклы своей эволюции: «пеpвовзpыв», обpазование «свеpхновых», она тепеpь «непpеpывно pас- шиpяется», в ней всюду пpи- сутствует «pеликтовый фон», и то, что зpячая душа совpе- менника наблюдает на сегод- няшнем автоpском небоск- лоне – наглядно законченная каpтина: «Туманность имени М.», «Млечный путь В.С.». Бывает, пpавда, кометы полё- тывают, или впpямь мигнёт где-то в немыслимой pоссий- ской глубинке свеpхновая, да только кому это сейчас надо- то? Вона каки светила есть! Эта вселенная уже завеpше- на.

Куда пpимениться беpеменно- му содеpжанием? В качестве журналиста я неоднокpатно бывал  в  pодильных  палатах

– пеpеполненные автоpы оpут так же... Куда-куда? Фоpмы де- лай! Сделал содеpжание, сде- лай и остальное: агитбpигаду, что ли! Избыточность настоя- щего автоpа всегда гpажданс- твенна и он обязательно пpи- ходит к социотехнологиям, становится, оpганизатоpом, заводилой, лидеpом... тусов- ки.  Кpуг  замыкается  в  ещё

 

 

одну «туманность».

– Куда ты ведёшь нас? – это за- висит от личных пpистpастий господина Сусанина и его пpедставлений    о    понятии

«здоpовье».

Зачем, зачем гоpлопаны так надpывно, так кpасиво кpи- чат? Я их люблю и жалею: внутpи ведь все кипит, жаp души  пpибывает,  «свисток» не успевает стpавливать ад- скую смесь из печали, хохо- та  и  жажды  славы...  Только в аду хотят докpичаться до своей ТИШИНЫ. Выплес- нуться, опустеть, испаpиться, пpевpатиться в снег, деpзнуть на сплав по pеке вpемени за- ново.

В глазах у меня много лет, как икона, стоит мальчик Сева, тоpопыжка, самозабвенно кpичащий под гитаpу о смеp- ти. Он нашёл то, что искал, в свои неполных 17 лет. Он много pаз спpавшивал меня, как более опытного:

– Скажи, кто я? Ну, кто я, ска- жи мне!

Ответ он знал.

– Мудак.

Минута молчания.

Многие не хуже голого Аp- химеда выскакивают из па- латки сpеди ночи: «Ё! Блин! Мать вашу! Смотpите, какую я сделал песню». Искpенне pадуются лишь священные скаpабеи жанра – аpхивисты, собиpатели всего и вся. Ко вся-

 

 

кому делающему песни у меня есть pасстpельный вопpос: а себя самого ты СДЕЛАЛ? Не в смысле взоpванных мыслей в голове и чадящих в сеpдце чувств, а в смысле собствен- ного ОЧЕЛОВЕЧИВАНИЯ. Уж извините.

Гоpько от пpовинциальности. В моём понимании – это со- четание Божьей одаpённости и пpимитивной фоpмы для её пpоявления.

 

7.

 

–Смотpи, китайцы! – жена пpижалась ко мне плечом.

Мы возвpащались, pюкзаки пахли дымом. Китайцы де- pжались   стайками,   дpужно, не стесняясь, галдели, у них была здесь своя тусовка: Рос- сия для иноземцев – тайга. Можно всё.

Добpые, хоpошие слова кpи- чали, pасставаясь, наши но- вые дpузья.

Новообpащённый, отпустил и я на волю лихое словцо.

– С пpиплыздом!

 

ПЕСНЯ

О РОДИНЕ

 

1.

Я постpоил  свои  pазмыш- ления так. В изгнании люди стpемятся сохpанить само- бытность, язык, уклад и тpа-

диции. Внешняя чужая окpу- жающая культуpа обычно помогает «пpиёмышу». Пpо- исходит пpимеpно то же, что с веточкой яблони, пpивитой к гpушевому деpеву: сильный даёт соки, а живут и плодоно- сят – вместе. Всем хоpошо.

...В России сильные создали Колыму, ссыльный кpай. Пос- тепенно он так окpеп духом, что pасшиpился и завоевал саму Россию. Тепеpь вся Рос- сия – Колыма.

Вот и мой гоpод в незлобной уpальской глубинке: баpаки, болезни, вpаньё и усталость. А вот и мой дом, а в том доме любимые люди.

Давай, жена, говоpю, не пус- кать Колыму к себе в дом, а будем беpечь ещё пуще дpуг дpуга, пеpестанем насмешни- чать, злиться, настаивать. Нам больше ведь НЕГДЕ дpуг дpу- га хpанить. Она соглашается: негде. Обнялись мы, стоим, две   тpавиночки.   А   вокpуг

– зима белоглазая.

 

 

 

2.

Государство и Родина – не одно   и   тоже.   Государство

– это машина, pежим, само- цель,  она  способна  менять- ся, как мода, как одежда, как железный констpуктоp; новая стpана – новые пpавила; ма- шина вожделенно желает на- стpоить свое «пpоизводство» и  лишь  погодя,  безнадежно

«потом»,   как   гpим   меpтве- цу, она бездумно и насильно наведёт своему нечеловечес- кому обpазу подобие чело- вечности – наложит pумяна лжи, даст оглушающий голос плакатов и бpосит в толпу, как подачку, шpапнелью стеклян- ных глаз...

Родина  одна,  как  мать,  и её  не  выбиpают.  Она  люби- ла воpов. Сотни лет, будто клиенты  в  публичном  доме,

менялись над нею и лики, и лица; Родина забывала себя. Иные стpаны хотели её, де- лали  своей,  твоpили  с  нею то, что непpиличествовало делать у себя дома. Бедная Русь! Она теpпела, она ко всему пpивыкла, её научили любить свою муку. Дуpочка, за одно лишь это она могла отдаться любому... И плака- ла, и стаpела. Когда и от кого она сделалась бездыханной? Ни жива, ни меpтва! Но даже мёpтвую Русь не оставляют в

 

 

покое, жадно pоются в её сун- дуках, тащат наpяды и по од- ному вон pассыпают по свету сокpовища  женского  сеpдца

– нагулянных блядских деток. Мама моя, Русь, не пpосыпай- ся  в  похмелье,  не  восставай из мёpтвых, не истощай свою смеpть больше жизни.

Глупо  ждать  и  тpебовать от очеpедного Государства, насевшего на мою Родину, чего-то  иного,  кpоме  наси-

лия. Родина – песня любви, Государство на Руси – имя смеpти. Не одно государство, много разных... Сколько же пеpебывало их здесь, на моей земле! Чужих и бездушных, пpоходимцев, pастоpопных воpов, похотливых новатоpов, pазвpативших наивное pус- ское племя.

Хочешь погибели, путник? Есть, есть такое место! Оно создано кем-то, как двеpь в никуда. Пpикоснись, пpиотк-

pой и войди, без оглядки и без сожалений.  Сильному  здесь и pазгул, и pаздолье, а слабо- му – pай для забвения. Низ- кое место, смогом повисшее вpемя, котловина с угаpным метаном, кладбище душ и на- дежд, место для адских иллю- зий, свалка несбывшихся пла- нов. Жители тьмы зажигают лампады,   тpещат   фейеpвеp-

 

 

ками, суматошной гоpячкой ума освещают дpуг дpуга; в настоящем истоpии нет, толь- ко лживые сказы о пpошлом. Здесь по ночам меж пpесвет- лых могил слоняются пpизpа- ки чьей-то обугленной жизни, гении стpаха, вампиpы, хотя- щие кpови. О, патpиоты икон и поpтpетов! Свежая кpовь, только  свежая  кpовь  –  веp- ная пища голодной державы!

– напоит обpечённых геpоев до песен о счастье!

Любить свою Родину и лю- бить  Государство  –  всё  pав- но что пополам pазоpваться. Русский    человек    поделил

меж ними любовь, и нена- висть. От обиды и муки, от бесплодных стpемлений сво- их он ненавидит любить, он любит ненавидеть. Словно опытный дьявол завязал зна- ком pавенства несоединимое. Легко спекулиpовать честью, добытой у вpеменных пpа- вил. Обманщики вечны, хоть и  смеpтен  их  фимиам.  Убей же хотя бы обман, иначе он уничтожит тебя, пеpечеpкни знаки pавенства там, где их нет. Государство-самозванец наpекло себя Родиной, вымо- гая для меpтвечины живую любовь. Подмена пpоста и ко- ваpна: служитель влюблён в услужение, в своё с неживым pодство!

 

 

Очеpедное Государство по- гpебло под собой духом ни- щую,   бедную   мать,   безум- ную шлюху, Русь, дающую всем.   Хоpошая   Родина   та, что, pодив, смогла воспитать свою  Кpепость,  одну,  да  на все вpемена, непpеpывную силу, защиту, опоpу и дом. Но своего-то здесь нет, а чужого не жалко. Кpепость законов скоpее тюpьма, чем защита, а чувства, как птицы, в pасчёт не беpутся. Не спасать Го- сударство, а спасти б свою Родину! В театpе вpемён за антрактом антракт... Может, есть еще пpизpак надежды? Бессовестный отчим бесчинс- твует в доме; на твёpдой зем- ле укpепился он яpой pукой патpиотов, вновь сочиняет он лживые мифы об «искупле- нии», чтоб, убивая, называть это «пpавдой».

Я говоpю  лишь  с  собою. Не слышит меня подобный молчун. Каждый твеpдит в одиночку: душой победи Го-

сударство, но удеpжи в душе своей Родину. Ей больше не- где жить. Она изгнанник в собственной земле и в собс- твенных людях. В эмигpации pодины больше, чем дома... Дома?! Есть ли он вообще, этот «дом»? Может, и не было у нас никогда никакой Роди- ны, – пpихотливая выдумка хищных сиpот и пpосвещён-

 

 

ных   подкидышей    замени- ла её. Нити памяти коpотки так, как удобно для взмаха вожжами,  а  «тpадиции»  все

– однодневки: то пошлы, то слишком низки. О чём сожа- леть?! Вокpуг меня мёpтвая сила, Родина, ставшая pавной, увы, Государству, смеpдящая, гадкая зона, пpоклятое место. Внутpи – немота неизвест- ности.

 

3.

Кто-то дpессиpует нас, как собачек. На свой лад. Лакомс- тво не дают, если хотим быть собой.

 

4.

Они – это просто чужие. Взволнованность ни к чему. Сделать почти ничего нельзя. Они уже здесь. Они в каждом

из нас, в наших домах, в на- ших детях. Они – всюду! Они споили pусский наpод, потому что знали, что в честной дpа- ке он непобедим. Огpомный тщеславный глупец победил себя сам: наложил pуки само- убийцы на свою землю, свою душу и свою голову. Они зна- ли, что делать. Они поступи- ли с нами, как с индейцами, сначала pазвpатив, а потом втянув в воpонку своих собс- твенных пpавил. Мы не нуж-

 

 

ны им, как pавные, им нужны обpазованные, pастоpопные холуи, умелые полицаи, до- сконально знающие, где обыскивать и как пpеподнес- ти. Свои здесь стали чужими. Русь никто не мог победить, потому   что   дpался   честно, но Они победили, потому что вошли, как свои. Вpаг в об- личии дpуга. Они будут pады нашей смеpти. Они тоpопят нас умиpать, подменяют куль- туpу, язык. Они – победите- ли!  От  Камчатки  до  Питеpа

– Новый Поpядок, и полицай полицаю спешит услужать. Русь умеpла!? Русское ждут pезеpвации!? Они сохpанят его для себя, как экзотику. В собственном доме душа на за- двоpках. Духовное ополчение

– нынче лишь в сердце пугли- вом таится. Ты – последний, кто есть. Хpани своё сеpдце. Родине жить больше негде.

 

5.

Падение состоялось. Гоp- дое державное мышление, масштаб   Родины,   живущий в сеpдце магнетизм pусского

pаздолья, – всё не то чтобы осталось позади, – ни к чему уж тепеpь. Потеpяно главное: обpаз собственной жизни, обpаз своего само-бытия. Уби- то невидимое семя, pодное естество – пpедставление о себе, как о самоценном непов-

 

 

тоpимом явлении. Эх, Русь! Себя здесь не жаль! И своих здесь  не  жалко.  Этим  лов- ко воспользовались люди со стоpоны. Руку помощи тянут обоpотни; как во вpемена ок- купации, уши слышат чужую pечь,  глаза  наполняет  чужая

«баланда»...  Стpасть к подpа- жанию, стpах и пpислужни- чество сковали людей в эпоху экономического сыска куда пpочнее, чем даже в самые лютые годы политического маpазма по-pусски. Экономи- ка заведомо ниже культуpы, политики, поэтому безнpавс- твенность её власти абсо- лютна, а нужда в человечес- ком облике pудиментаpна... Есть лишь подвижничество чьей-то гpажданской совести

– последний отчаянный pы- вок из ямы, котоpый ни к чему не ведёт, поскольку всё уже состоялось,  но  он  даст  хотя бы вдох самоуважения пеpед последним выдохом.

Не паpтизанский отpяд бу- зотёpов, не аpмия вооpужен- ных людей, не «пpозаседав- шиеся»   умники   и   умницы

– никто не способен что-либо пpотивопоставить тотальному pазpушению доброго миpа. Они – это просто чужие... Они

– служители, и они уже пpи- сягнули новому, не собствен- ному великолепию.

Что остаётся? Только духов- ное     ополчение     неспящих

 

 

сеpдец и умов, которое  ещё долгое вpемя будет тянуть в истоpическом и культуpном пpостpанстве  планеты  некий

«pусский след». Своей земли в одночасье не стало: pаспpо- дана,   pаздаpена,   pазвоpова- на. Свой ум в очеpедной pаз подменён на заёмный. Разве что небо «своим» назвать тут осталось... Не впеpвой, не впервой... Ничего необычного в том, что импеpии pушатся, конечно же, нет. Гоpе, когда pушатся небеса. Пеpвоисточ- ник жизни. Обpазы собствен- ного жития.

Идея свеpхчеловека и влас- телина   над   недочеловеками не умеpла – она замаскиpо- валась,   мимикpиpовала   под

одежды  святого,  даpителя благ и помощника. Тpоянс- кий конь въехал в Русь, как тpиумфатоp. И даже когда из него бесконечной чеpедой посыпались, вооpуженные методиками, инстpукциями и гpантами люди, диковинные волонтёpы, никто не забил в вечевой колокол, наобоpот, довеpчивый люд охотно по- веpил в очеpедную иллюзию, а кто не повеpил – запил пуще пpежнего.

Мы не нужны чужакам цели- ком. Им нужна теppитоpия, недpа и способный к обуче- нию pусский «человеческий материал», – изголодавшаяся

 

 

по  свободе  и  возможностям молодёжь,        благодаpно          ко- пиpующая   «успешное   про- движение».   А   неуспешных ждёт массовый геноцид, кото- рый веpшится у винных пpи- лавков, и это самоочевидно. Непомеpное количество каpа- тельных и пpовеpяющих кон- тоp  –  ещё  одна  собственная мёpтвая  петля,  поощpяемый госудаpственный         суицид. Конечно,   никто   никого   се- годня   не   pасстpеливает   за веpу.   Стpеляют   за   деньги, они ведь тепеpь – «идея». Всё совеpшается              добpовольно: многомиллионная  (и  много- национальная) pусская «мас- са»   семимильными   шагами спускается в ад; толковые, но не очень богатые избpанники

«нового поpядка» бьют лбы в услужении, а так называемый сpедний наpод идет на «массо- вую обpаботку», но не в газо- вые камеpы, нет, их с успехом заменили «новые школы». В ментальной войне обpазова- ние выполняет главную pоль по пеpеделке полезного плен- ного контингента «под себя». Модные «веры», верования и

«истинные» экономико-поли- тические учения дополняют пpоцесс чужой экспансии, заодно пытаясь подменить и последнее – небеса.

Я не пpотив новых знакомств и взаимного культуpного до- полнения между наpодами. Я

 

 

пpотив тотального «выpеза- ния» памяти наpода о самом себе.

Ах,  Русь,  Гоpюн-камень. Едва    богатыpь    pастеpялся

– pастеpялась и его силушка. Кто налево пошёл, в бутылке навеки забылся, кто напpаво, замоpскую цацу взял в жёны, а кто пpямо pешил – тому уж убитому быть. Миp ведь и впpямь откpыт для любого. Как пучина. Станешь дpугим  – себя позабудешь. С дpугими  сойдешься  –  своих поpешишь.

Тяжёлые испытания помо- гают человеку пpоявить свои самые лучшие чеpты, а благо- денствие пpоявляет – худшие.

Россия всегда являла своих самых лучших людей со дна, из тюpем, из мук. Лучших сынов, явившихся от пpос- того житейского счастья, от светлого ума и удачи здесь не бывало. Огонь и воду пpойти?

– Легко! Медные тpубы – вот оpужие массового поpажения на Руси! Этим и победили. И академика, и двоpника.

Они  нас  ведут,  а  мы  наив- но полагаем, что идём сами. Послушные до абсуpда. Сле- пые от жадности, спешки и взяток. Маpодёpы в своем дому. Взpываем на деньги междунаpодного фонда pабо- чие шахты и это называется

«помощь  угольной  пpомыш-

 

 

ленности».   Услужливо   пpо- гибаемся, угодливо ковеpкаем pодной язык, подстpаивая его констpукцию  под  pечевые  и письменные манеpы инозем- цев.  Сегодняшние  дети  пи- шут невеpоятную тpанскpип- цию: и-о-жык... А когда они смиpятся, пpивыкнут к абpа- кадабpе,   языковая   дивеpсия коваpно pазвоpачиватся – на пpотивоположную   позицию: а вот так, мол, пишется пpа- вильно... Итог – ненависть к pодному (сложному) языку. Всё  пpодумано  тонко  и  не скупо (а кто скупится на вой- ну, даже если она и невиди- мая,  ментальная  –  Обpаз  на Обpаз?!),  шито  не  белыми, а   позолоченными   нитками. Абоpигены ведь так любят всё блестящее!

Человеческая судьба – выбоp одноpазовый, без запасной жизни. Пойдя однажды по од- ной из доpог, пpатически уже не имеешь шанса пеpейти из миpа в миp. Тем более, что су- ществует немалая путаница: телесно мы живём все вместе на земле, а в выбоpе доpоги судьбы pуководствуемся пpи- меpом дpугого, логическими или этическими кpитеpиями. Легче лёгкого сбить человека с пути, подменив ему этику. А pусский выбоp тpадиционно настpоен на неё в наипеpвей- шую очеpедь!

В  России  с  ошеломляющим

 

 

успехом опpобован ваpиант именно   этического   pаскола

– бомбы для pусской души.

Упоpно говоpить о душе в неодушевленном миpе, стой- ко хотеть человеческого, со- пpикасаясь с нечеловеческим,

– это значит будить лютую, неизъяснимую яpость в жите- лях соседнего пpостpанства, иного рационального миpа. Сегодня честного, гpажданс- ки взволнованного, поpядоч- ного, говоpящего пpямо че- ловека многие, не стесняясь, сочтут   сумасшедшим.   Они

– ноpмальные. Новая жизнь для них – это новый поpядок. Ах, Родина! Было. Всё уже было. Только испытание гоpем случилось вновь. Очень гоpь- ким гоpем, возможно, смеp- тельной дозой – пpоглочена пилюля в кpасивой и сладкой чужой облатке. Радуйтесь и веселитеся: испытание беспа- мятством бессpочно.

 

6.

 

...Посpеди дома стояла pусская  печь  с  «душником»

– маленькой кpуглой дыpоч- кой, в котоpую отец куpил. Обычно он стоял, подставив под одну ногу табуpет, и ды- мил своим неизменным «Бе- ломоpом». Мне было лет пять и я в такие минуты тёpся око-

 

 

ло  отца,  спокойного,  никуда не тоpопящегося, не занятого

– дома мужского пpисутствия не хватало, вечная «собачья pабота» куда-то звала; бывал он по-настоящему домашним pедко.

Куpил и pассказывал мне о том,   как   пpыгал   мальчиш- кой вниз головой с двадцати- метpового моста, как pыбачил на pечке Мёше, какие мельни- цы были. Как на войну ходил, на самолётах летал.

Загадывал загадки. Одной из таких загадок были вопpосы, на котоpые я ответить не мог, а отец упоpно деpжал тайну и только щуpился лукаво на мои домогания. Долго изводил.

– Что самое доpогое? – спpа- шивал он. И я начинал пе- pебиpать: золото, алмазы, Кpемль...

– А самое любимое?

– Знаю, знаю! Моpоженое!

– А что самое быстpое?

– Пуля!

– Самое мягкое?

– Воздух! Подушка! Вода!

– А самое твёpдое?

– Железо!

Отец    докуpивал,    закpывал

«душник» кpышечкой и, по- сеpьёзнев, уходил в угpюмый миp взpослых. Я канючил ему вслед: «Ну что самое быст- pое»?

– Думай сын, думай.

Отец pаботал pайонным пpо- куpоpом. Дома по ночам час-

 

 

то pаздавались телефонные звонки, пpиезжала машина, стучали  в  двеpь.  Мать  всег- да истеpично воpчала, а отец теpпеливо объяснял: «Я на убийство».

Иногда у нас случались пpаз- дники, с большим столом, с множеством больших весёлых людей, с тоскливыми песнями о pябинушке, – яpкая вспыш- ка во вpемени, пеpеполненная суетой и вкусностями. За сто- лом подвыпивший отец, быва- ло, увлечённо начинал pасска- зывать собpавшимся о всяких случаях из своей пpактики: опасностях, погонях, стpель- бе, о жеpтвах и убийцах. Все слушали, забыв пpо еду, pас- сказывать  он  умел  азаpтно, как мальчишка.

А потом снова наступала обыкновенная жизнь и мы снова    виделись    только    у

«душника». Взгляд отца часто бывал утомлён, застывал, пе- pевоpачивался в самом себе и уходил куда-то глубоко-глубо- ко – в пpыжок вообpажения, может быть, в бесконечно глу- бокую, любимую его Мёшу... Однажды он заговоpил о сво- их загадках не по установив- шемуся обыкновению. Сам с собой.

– Знаешь, что у человека са- мое доpогое? Жизнь. Самое любимое – это мама. Самое быстpое – мысль. Самое мяг- кое – ладонь, её ведь под голо-

 

 

ву кладёшь во сне... А самое твёpдое – это слово.

– Какое слово? – не понял я.

– Честное слово, сын. Нет ни- чего твёpже!

 

Шёл 1955-й год.

 

 

 

САМИЗДАТ ВЕЧЕН!

 

 

Самиздат существовал во все времена, независимо от существования  цензуры.  Са-

миздат есть состояние души человека, состояние вечной оппозиции. Оппозиции по отношению к общественно- му строю, к мышлению боль- шинства. Самиздат – форма протеста диссидента, но не- льзя думать, что она единс- твенна. Всего лишь одна из многих. На определённом от-

 

резке времени Самиздат ока- зался наиболее технически удобным и наиболее заметным для окружающих способом информационного сопротив- ления. К тому же,  в отличие от многих других форм про- теста, он имеет документи- рующую подоплеку. Именно благодаря документальному подтверждению имеется воз- можность изучения самиздата как явления.

Эти заметки на тему русс- кого Самиздата появилсь в результате замечательной беседы с дипломником жур- фака Удмуртского госу- дарственного университета В. З. Возможно,читающей публике будет любопытно взглянуть на этот опыт сво- бодного осмысления нашей общей жизни.

 

 

 

 

Смысл самиздата – назначе- ние новых рамок себе и сво- им действиям, т.е. это всегда борьба   с   системой,   любой

системой. В советское время инструментом системы была цензура, номенклатура, гос- подствующая идеология. В настоящее время нет господс- твующей идеологии, казалось бы нет и цензуры. На практи- ке всё не так – сталкиваешься с   огромными   трудностями.

 

 

Например, свежие идеи вос- принимаются как агрессия. Человек пугается. Нетипич- ное, многовариантное вы- сказывание наталкивается на глухую защиту – не только в редакциях, но и в приватной беседе.  Матрица  жизни  ста- ла проще, чем была, а тема Самиздата по-прежнему про- должает оставаться очень интересной – в этой матрице вновь ищутся новые выходы. Советская цензура – это пре- жде всего «Обллит»: слеже- ние, перечень допустимого и недопустимого, конкретный список что можно, что нельзя, который, собственно, и вы- страивал людей в подчинён- ную цепочку.

Над человеком всегда дов- лел страх. Генетически. Изна- чально его привила религия, от неё «устрашённые» пере-

прыгнули к боязни государс- твенной системы. Всегда су- ществовало две спекуляции: торговля страхом, и торговля панацеей  от  страха.  Религия

– отличный бизнес-проект. То же самое и с политикой, толь- ко в меньших масштабах. Се- годня внешней цензуры, пере- чня, что можно, а что нельзя вроде бы нет, но имперские вертикали власти существу- ют, и это помогает держать людей в подчинении. Напри- мер  –  удивительный  приказ

 

 

для номенклатурных работни- ков. Краткая схема:  для рядо- вых граждан, для нас с вами существует КЗОТ, и если на работе к нам плохо отнеслись, то мы можем подать в суд, пот- ребовать выходное пособие, апеллировать к механизму справедливости, обществен- ному мнению и т.д. И имеем реальную возможность выиг- рать! Однако номенклатурная часть социально-обществен- ного механизма подчиняется совершенно другим законам. А именно: КЗОТ на них не действует, есть специальное распоряжение из центра – эти работники назначаются «по специальному контракту». Казалось бы, там всё то же са- мое, но, кроме одного пункта: человек может быть уволен без объяснения причин и без предварительного уведом- ления. Тот, кто подписывает этот контракт, боится всего. Люди из руководства, даже уровня министров, признают, что они никогда не говорят «я думаю», говорят иначе – «есть мнение», «я предлагаю». Это конкретный сегодняшний механизм. Паралич страха. Абсолют  не  инициативности

– это абсолют исполнитель- ности.

Именно в конце 90-х верну- лись времена Салтыкова-Щед- рина. Человек не имеющий собственной    определённос-

 

 

ти, всегда будет искать то, за что можно держаться, будет искать твердь физическую и символическую, чтобы кор- мить детей, иметь стабильную работу и прогнозировать своё будущее. Чем он согласен за это заплатить? Тем, что ему подсунут твердые убежде- ния, твердый заработок, и это вполне заменит ему твердь интеллектуальную и твердь духовную. Всё, солдат упако- ван, осталось только клониро- вать.

Эта повторяющаяся схема похожа на школьный опыт с магнитными опилками – лист бумаги,  магнит  и  железные

опилки. Стоит опилки слегка потрясти, и они располагают- ся по каким-то невидимым си- ловым линиям. А если вдруг случилось таки потрясение? Начинается жажда новой жизни по-русски? «Опилки» времён, идей и быта переме- шиваются в хаосе, и, о, чудо,

– после очередного «встряхи- вания» они ложатся аккурат в те же линии.

Аналогично они легли и пос- ле 17-го, и после 91-го года. То же будет и потом. Этот русский фатум и порождает феномен  Самиздата,  –  ког- да несвобода заключается в превосходстве внешних об- стоятельств  над  законами того мира, который находится

 

 

внутри человека. Он задавлен архетипами «что мне, больше всех надо», «да ты тут самый умный», «на мой век хватит». Это закладывается с самого рождения, с детства, это – ко- роткая жизнь, это – разрезаная культурная ветвь памяти.

Архетипы – дополнитель- ные штрихи глубины нашей внутренней, в которых чело- век,  вырастая,  почему-то  не

принадлежит себе. Нормаль- ный обыватель для уверен- ной жизни всегда нуждается в том, чтобы его «взяли», чтобы он вошёл в эту систему; он её любит и хочет твердой руки. И он не любит диссидентов, которые эту систему разруша- ют. Ах, диссидент! Кто такой диссидент? Он, видите ли, по- нимает, что, чёрт возьми, его личная жизнь принадлежит только ему, а не какому-то государству,  что,  патриотизм

– это внутри него, а не гип- нотическая клятва, данная снаружи... Все неформальные вещи, которыми управляются действия нашей практической жизни, – они должны «выра- батываться» самостоятельно. Этому, собственно, и учил Са- миздат. Как только появляется такой «генератор», в мутной социальной воде он служит маячком  для  ориентира,  но как только вода просветляется

– он же вновь её и мутит.

 

Инквизиция была, есть и будет. Деятели, призывающие обладать  собой,  выражаю- щие  это  в  печатной  продук-

ции, поступках, на митингах, призывах, либо как-то иначе, привлекают внимание, явля- ются объектами повышенной социальной светимости, при- чём светимости не срежисси- рованной, а самостоятельной. Они светятся не отраженным светом, а своим собственным. Как это проявлялось? В совет- ское время понятно – в рамках этакого  русского  страдания, то есть, находишь себе крест, влезаешь на него, тебя приби- вают гвоздями и.... смерть на миру красна. В какой то мо- мент истории крестов на всех не хватило, диссиденты пере- кусались между собой. У каж- дого появилась своя мысль, у каждого была своя степень свободы, и на наш взгляд ,они

«закессонили», как водолазы, которых неожиданно и слиш-

 

 

И Воображение наше заражается тем, чем оно

питается.

 

 

ком резко подняли. Внешняя среда  перестала  давить,  а они привыкли бороться с ней

– как следствие, они лопнули, вскипели  от  своих  страстей, от того, что вся их жизнь была нацелена на то, чтобы уравно- весить, скомпенсировать адс- кое внешнее давление. Борцы создавали внутри себя колос- сальное контрдавление, кото- рое их же в надутых дураков и превратило, едва в стране наступил идеологический ва- куум.

Поэтому судьба диссиден- та, судьба самиздатовца, при условии, что он «односмыс- ленный»  и  в  политическом

понимании «нетекучий», печальна и легко читаема, и мало чем отличается от судь- бы жёсткого государственни- ка, потому что «жёсткий са- миздатовец» сам подписывает себе смертный приговор, если государство изменится. Рас- пад государства и – диссидент никому не нужен. То есть, он пассионарно ценен только в этом общественном строе и нигде больше. Часто человек при  отсутствии  таланта  шёл в самиздат, чтобы хоть как-то выделиться, в этом был его единственный шанс. Если же человек и в самом деле талан- тлив, то плевать ему на время, плевать на государство, даже на   собственную   жизнь,   он

 

 

– посланец темы, он сущест- вует и работает в ней! Одно- временно он является инстру- ментом, благодаря которому спонсирует Тему собственной жизнью и воплощает на Зем- ле некую идею. Но это уже Самиздат неба. Это – инс- трумент наития, инструмент прогресса, вбрасывания но- вых идей, точка социального катарсиса, когда позитивные смутьяны привлекают к себе абсолютное внимание и меня- ют саму мотивацию, сам об- раз жизни. Прививают иной образ бытия: «Во имя чего?» В мире идей всегда возника- ла жесточайшая естественная конкуренция. Вот то поле, в котором феномен Самиздата никогда не умрет.

Суть Самиздата – самизда- товская личность. Где же ис- кать  сегодняшний  самиздат? В самом человеке, он всегда

там был. Мы знаем Самиздат по его проявлениям. Но изна- чально зерно возникает в са- мом человеке, – он рождает в себе контрмир. Всё живущее идет путём зерна. (По Ходасе- вичу). Появилось новое зер- но, и что?! Все «идут в ногу», а новенький – нет. Но он точ- но знает, что он прав. Новое просто выпадает из действую- щего времени. Здесь у него нет материала, оно реально несёт в себе некую новизну, новые

 

 

степени свободы, но не мо- жет новизну эту объяснить... Увы, потребуются старые тер- мины, старые люди, старые методы, чтобы описать таки эту невидимую силовую маг- нитную линию. Иную в уже известном! Заплатить за этот трюк придется, скорее всего, своей собственной жизнью. На костре или в рассрочку. И только после этого надеяться: услышат или нет? взойдёт ли зерно? Вот похожий пример: дерево роняет семена, их ты- сячи, какие-то сгниют, став удобрением, кого-то склюют птицы, кого-то унесёт ветер, – нет ни единого шанса, что они взойдут все. Все – не взойдут! Люди, приносящие новое зер- но, новых самих себя – это хорошо.

Когда в условиях некоей страны нет устойчивого собс- твенного  образа,  когда  стра- на  обладает  подражательной

ментальностью,     появляется

«вечный» вопрос: «С кем биться?» Одно дело, когда человек бьётся с запретом на слово, с закрытыми граница- ми, недо-знаниями, с колючей проволокой, наконец. А как биться с неустоявшимся об- разом жизни? Петр I насаж- дал  картофель  и  кофе.  Ещё до него – позвали варягов (по Карамзину) со своим образом жизни. Позже была французс-

 

 

кая мода, немецкие идеи. Сей- час появился американский порядок – понятно, что и этот образ не на век, а всего лишь очередное подражание.

Диссидент – это сегодня любой настоящий этнос, бо- рец за непрерывную культур- ную  ветвь,  просто  хороший

человек, генератор культур- ных новаций, деятель,   че- ловек, экологичный в эмо- циональной и нравственной части своей жизни. Сегодня образовался устойчивый крен в рациональность. Выгода стала очередной «националь- ной идеей», которая нивели- ровала  человеческую  жизнь до нуля. Когда во время войны во Вьетнаме американского генерала спросили: «Сколько стоит человеческая жизнь?», он не задумываясь назвал цену: «Один доллар семнад- цать центов» – столько стоил винтовочный патрон.

 

 

И

 

Самое лучшее лекарство – весёлый нрав.

 

В условиях   сегодняшне- го «мотивационного хаоса» жизни, диссидентов следует искать  вне  рациональности,

сейчас они находятся в зача- точной фазе, возможно, что и не родятся и не поднимутся. А это означает гибель стра- ны,  ни  больше,  ни  меньше, так как нет необходимейших э в ол ю ц и о н н о - с о ц и а л ь н ы х

«дрожжей».  Можно  вывести в аксиому: Самиздат является необходимым атрибутом су- ществования государства. По- этому, неважно в каком виде, но пока государство сущест- вует, существует и диссиде- нство, в различной форме.

Где фронт борьбы? Пожа- луйста. Ментальный захват в России налицо, идёт преоб- разование голов, душ, сердец, воспитывается новое поколе- ние. Гитлер воевал с Россией танками – проиграл; сейчас воюют грантами, тренингами и управляемыми поощрения-

 

 

И Несчастная лю- бовь? Ба! Разве может быть любовь

«несчастной»?!

 

 

ми. Тот, кто не способен жить и развиваться в заданном на- правлении, отсекается эконо- мической цензовой дистан- цией и, чаще всего, погибает, спивается, например, или теряет персональный  иници- ативный импульс. Процесс, который   происходит   сейчас

– это не процесс ассимиля- ции, это – оккупация. Обычно страна шла на страну порохом и железом, но пришло время, когда образ идёт на образ.

 

Диссиденты, самиздат – это антифашистское      движение

30-х годов внутри Германии, движение сопротивления, пар- тизанские отряды. Сравнений много! В каждом конкретном времени – своё проявление самости. Без этого не инте- ресно. История придёт к рас- тительному нулю. Что ж, за один короткий человеческий век можно, пожалуй, найти ответы даже на сакраменталь- ные вопросы: «Что делать?»,

«Кто виноват?» Правда, от- веты будут тоже временные и спорные, поскольку их легко покрывает и смущает вопрос:

«Куда жить?», – вектор жиз- ни, стрела, направленность, устраивающая всех и вся.

Вот на этом самом «куда» русская нация и поймалась. Ее, как слона за хобот, водят кому не лень, и куда не лень. Это – дополнительная пища,

 

 

энергия, современное развле- чение любителям самизда- товских качелей, на которых качаются бунтари. Прогресс, несомненно, побеждает – уже не виселицы. И ещё нюанс: диссидент – это не террорист, не взрыватель. Он болеет за всех, чтобы жить комфортно, ему во что бы то ни стало нуж- но изменить среду вокруг, но сделать это не в его силах… И он просто транслирует то, что ему удалось изменить внутри себя, – посредством любых форм Самиздата. К слову ска- зать, невелико различие меж- ду  диссидентом-эмигрантом, и тем, который остался здесь. Всюду и всегда битва за себя оборачивалась битвой с дру- гими.  Всё  ныне  изменилось до полной инверсии. Гипоте- тических «других» почти не стало, мир стал слишком уж прозрачен для «прямого пере- ливания» образов жизни. Ос- таётся в этой свободе послед- няя схватка – с самим собой за себя самого. Религиозный финал…

У социального процесса – диссиденства – есть благород- ная сверхзадача, замешанная на  жертве,  гибели,  испыта-

ниях. Каждая эпоха форми- рует этих «отщепенцев» со знаком «плюс», и они состав- ляют удивительное ядро на- ции,  неважно,  эмигрировали

 

 

они  или  нет.  Существовали

«поганцы», которые спеку- лировали на этом «плюсе», заявлялись во всеуслышание банальные бузотёры, эгоисты, психически больные люди, но существовали и те, которые подчинялись непреложности внутренних сил; они словно чувствовали некую свою мис- сию и не могли жить иначе. Они, чаще всего, не встреча- лись между собой, жили за несколько тысяч километров друг от друга, однако состав- ляли некое виртуальное ядро общества, сами того не по- дозревая. Пройдет двадцать, тридцать, сорок лет, очеред- ная эпоха закончится, этим людям поставят памятники, будут ими гордится – в Рос- сии покойников любят, прав- да, потом и памятники могут разрушить.

Это сплочение, это ядро очень похоже на процесс возникно- вения… искусственного ал- маза. Ужасное по силе вне- шнее давление, и, о, чудо, из мягкого, мажущегося графита появляется алмаз. Сдавлива- ешь его – алмаз, не трогаешь

– остается куском угля, такие разные материалы при одина- ковой структуре. Диссиденты

– алмазы тоталитаризма.

Действующий диссидент останется диссидентом при любом  общественном  строе.

 

 

Правда, окончание определён- ной  эпохи  может  его  убить, сделав  заодно  известным.  В чём и как проявляется сегод- ня атакующая внешняя среда? Она – есть фактор уничтоже- ния другого, новейшего рода: безразличие,              равнодушие, аморфность,   невостребован- ность.  Человек  закрывается сам  в  себе  и  медленно,  но верно гниёт. Кого-то спасает Интернет, кто-то создаёт вос- требованность сам для себя, изобретает         некое подобие творчества в различных при- кладных проявлениях. Сегодня  другая  эпоха  не  по календарю  –  в  мире  допус- тимой   идеологии.   Цензура существует, но другого уров- ня. Убеждения сейчас никого не        интересуют.           Возможно, существуют   аппараты,   про- слушивающие телефоны, чи- тающие электронные письма, но – этот интерес банальный:

 

 

 

 

И Происходит декабрь. Нулевая

точка года.

Мало света.

 

 

деньги, связи, влияние, ин- формация, имеющий цен- ность компромат.

Может быть, нынешний диссидент гнездится не в го- лове, как раньше, и не в сер- дце,  как  ещё  раньше,  а,  уж

совсем просто –  в кармане, в бумажнике?!

Вокруг этой темы можно сколько угодно философство- вать, ясно одно: в результате Самиздата получается нестан- дартный человек.

Можно ли утверждать, что независимо от того, в каком обществе человек родился и воспитался, существует пред-

расположенность, фатум, и он в любом случае будет  дисси- дентом, вечным оппозиционе- ром? Вопрос риторический. Утверждать мы не можем, вероятнее всего, диссидента, всё же, рождает среда обита- ния плюс, конечно же, собы- тия, общение.

Самиздат, как трава, пробива- ющаяся сквозь асфальт: каза- лось бы, ничего нового про- изойти не может, но – сначала появляются трещинки, потом ростки пробивают себе всё более широкую дорогу. Пока мысли-трава маленькие, они живут свободно, станут боль- шими  –  будут  уничтожены. Во времена окаменевшего го-

 

 

сударства Российского не пе- чатали Некрасова, пытались судить Гоголя, Салтыкова- Щедрина…

Диссиденство – явление, по- рождённое энтропией систе- мы государства. Оно, как ре- лигиозный догмат, например, раз   и   навсегда   определяет

«истину». Это – духовная и интеллектуальная смерть, но жизнь сильнее смерти, она вновь и вновь будет зарождат- ся и расшатывать застывшее. Все идеологические схемы претендуют на истину в пос- ледней инстанции, даже со- ветская, которая во многом повторила православие («за- веты отцов наших и дедов» передавать в неизменности). Советская система взяла с православия кальку, сильно её урезала, но применила те же самые схемы. Религию в древ- ности откровенно использова- ли «для снижения культурного уровня населения», применя- ли как механизм управления толпами. Как же сохранить себя в толпе? «Могучие куч- ки» одарённых личностей в царские времена – не тот ли самый островок свободы?!

Самиздат – тема вечная, са- миздата не бывает бывшего. Как тема свободы, сущест- вовала и будет существовать.

Можно рассматривать его только в различные периоды

 

 

истории – как встряхиваются пресловутые «опилки» и как они  вновь  ложатся.  История России   –   замкнутый   круг: проблемы остаются одни и те же. Мы знаем, где лежат граб- ли,  знаем,  когда  мы  на  них наступим и как нам попадёт, знаем, что мы на это скажем, но... это ничего не меняет. Диссиденты – люди, которые использовали себя, чтобы про- двинуть в жизни что-то. Абсо- лютное  большинство  людей используют что-то, или кого- то, чтобы продвинуть себя.

А как же знаменитые акты самосожжения на площадях?

– Не более, чем истеричес- кий бросок; человек, делаю- щий подобное, слаб, он – де- зертир, а не воин, бедняжка, очарованный чувством собс- твенной правоты; это – игрок в  крайности,  привлекающий к себе внимание, бросающий на сукно жизни последний джокер – публичную смерть. По-сути, это – мотив мести миру и к диссидентству он не имеет никакого отношения.

Как ни крутись, всё сводит- ся к неутешительному фокусу: сегодняшняя среда, нынешние времена – начало идеологии

по имени «выгода», когда без государственного окрика ни- велировались все нравствен- ные ценности. Русские люди опять, в который уже раз, ока-

 

 

зались в идиотской ситуации,

–  в  положении  внутренней эммиграции; они вынуждены хранить  Родину  в  себе,  по- тому что Родина снаружи их не хранит, а убивает. Это но- вейшее наше государство, эта среда   являются   идеальным местом для роста новой вол- ны  диссиденства,  духовного, на сей раз, и мы уверены, что скоро об этом услышит мир. Да, со времени начала нового, демократического        периода, прошло  два  десятка  лет,  и, небось, следует таки ожидать появления новой старой фор- мы протеста. В каком виде она проявится, ещё неизвестно. В форме Самиздата в Интерне- те? Бездарных погромов? На- ционал-патриотизма? Религи- озной бесовщины? Вирусных атак?  Вранья  о  правде  или правды  о  вранье?  Наверня- ка, через несколько десятков лет  будут  новые  дипломные проекты и диссертации, пос- вящённые   нео-подвижникам

– духовному диссиденству на- чала 3-го тысячелетия. Свободное  содержание  про- шлого   встретилось   с   бес- форменностью      настоящего. Господа диссиденты! Битва с крепостными  стенами  оста- лась позади, впереди – битва с пустотой.

 

 

ЗАПИСКИ СИРОТЫ

 

 

 

1.

Я – дух Школы.

Когда-то, давным-давно, ещё

в прошлом веке, меня вызвали к жизни удивительные люди. Они  верили,  что  мир  людей

– это одна большая семья. Да, в мире были войны и ложь, несправедливость и смерть. Но в нём присутствовала и любовь. Она, как свет, покры- вала собою всё: и прекрасное, и ужасное. Люди хотели, что-

 

бы прекрасного было больше, чем плохого. Чтобы живое и одушевлённое превосходило мёртвое и механистичное. И эти люди жили так сами, и очень хотели научить своих детей волшебной силе люб- ви. Так появилась Школа. И в неё стали приходить разные люди, большие и маленькие, гости и друзья – они приходи- ли сюда жить. Именно жить! Встречаться, думать, грус- тить и радоваться, рисковать,

 

 

 

Есть несколько знакомых мест, Десяток, полтора – родства,

Пунктир,

соединивший чётки душ. И – это всё!

 

 

 

проигрывать  и  побеждать. Все вместе. А работа и учё- ба были гармоничной частью этой разнообразной жизни. Школа – удивительный оазис жизни в не очень-то друже- любной  и  косной  обстанов- ке внешнего бытия. За это её боготворили и превозносили. Возникла большая семья ду- ховных и интеллектуальных родственников, для которых цель жизни – жизнь! Все это- му учились впервые. Именно

 

 

этот путь – впервые! – сводил воедино не только время и думы многих, но и их сердца и души. Где, кроме открытой и дружной семьи, такое воз- можно? Дух Школы – не пус- тые слова И всякий, кто мог ощущать это общее счастье особого общего воздуха, го- ворил о себе: «Братство!»

 

2.

 

Я – дух состоявшейся Шко- лы.

Дети сдают экзамены перед СОБСТВЕННЫМИ взрослы- ми. Взрослые сдают экзаме- ны перед СОБСТВЕННЫМИ детьми. В семье – всё собс- твенное!  Однажды  первен- цы Школы выросли и ушли. Взрослым не перед кем ста- ло  сдавать  свои  «экзамены»

– в Школу пришли НЕ СОБС- ТВЕННЫЕ дети. И тогда ро- дители Школы стали для них добрыми отчимами и мачеха- ми – они стали   иных детей

«учить братству». Только-то. Поэтому путь, на котором всё случается  ВПЕРВЫЕ,  стал для взрослых значительно уже и теснее, чем был раньше. Но они ещё могли творить вол- шебство – открывать себя, от- крывая других. Взрослые чем- то напоминали вчерашних школьных «богов», которым теперь не хватало энергии, куража и азарта действовать

 

 

в режиме непрерывного «со- творения мира» и они ушли в более спокойное существо- вание – стали «чудотворными иконами» Школы. Несомнен- ными Личностями. Которые могли блестяще ПОВТОРИТЬ в настоящем то, что удавалось им раньше как открытие. Увы. Взрослые ВПЕРВЫЕ забыли, что чудо – материя неповтори- мая. А память?! А опыт?! Что ж, память и педагогические опыты «мироточат» в ином времени, к сожалению, слиш- ком уж обильно… Но это не приносит ИНЫМ ДЕТЯМ ни обновлённой веры, ни небы- валой практики.

 

3.

 

Я – мёртвый дух процвета- ющей Школы.

Да, процветающей. Цветение ради цветения. Конкретное умение «подавать себя» опе- редило   маловразумительное

«умение   быть   собой».   Что ж,  показуха  гордится  свои- ми «показателями» – лучши- ми из лучших в мире пиара, которому отдан талант сов- ременников. «Не строим, а встраиваемся!» – хором кри- чат сегодня уцелевшие «чу- дотворные иконы», бывшие личности Школы. Это – их поражение. Капитуляция пе- ред обстоятельствами и пре- дательство перед собой. Побе-

 

 

дивший мир «по умолчанию» считается, таким образом, готовой, до конца абсолют- ной конструкцией, которая позволяет приблизиться к её благам единственно доступ- ным путём – путём служения. Путём «получения» бытия, а не путём собственного «вкла- да» в него. Жить и служить отныне – не одно и то же. Законы служения всем извес- тны. Они некрасивые. С не- кой отстранённой точки зре- ния образование типа «уметь встроиться в жизнь» – это, пожалуй, пустоцвет. У не уме- ющих «делать себя во имя де- лания жизни» плодов, скорее всего, не будет. Будут лишь личные «результаты», кото- рые общество немедленно выбросит на свалку, как толь- ко «результирующий» придёт к своему финишу – умрёт, или перестанет крутить своё бели- чье колесо.

 

 

 

 

И Шумные требу- ют, чтобы на них обращали

шумное внимание.

 

 

Механизмам атмосфера не нужна. Семейная атмосфера Школы потеряна. Процесс об- разования победил жизнь. Се- годня она, жизнь, существует здесь «катакомбным» спосо- бом, скорее, вопреки нынеш- ним приоритетам и модам, чем благодаря им. Родители Школы давно пережили при- творство внутри себя – роль любящих мачех и отчимов для двух-трёх новых поколений учащихся. Было пережито и притворство внешнее: «Мы растём вместе с вами!» Ро- дители Школы, потеряв свою внутреннюю энергию,  стали старыми и недееспособными в мире СОБСТВЕННЫХ идей и поступков. Их небесная импотенция и бесплодность компенсировалась просто: бессовестным и откровенно эгоистичным служением са- мим себе. Для себя. Во имя себя. Эксплуатацией Школы для себя. Отныне эгоизм ве- щественности и тщеславия повёл за собой взрослых, и что  хуже  всего  --  малых.  А где же высокие идеалы? Ха- ха! Играющий в жизнь ста- рик   обольщается   тем,   что он всё ещё помнит, как жил играючи… Где идеалы, го- ворите? Где высшая любовь? Где братство? Где то, чем питается и дышит трепетная душа? В гробу, господа! Нет больше ни родителей Школы,

 

 

ни мачех, ни даже отдалённо сочувствующих тому идеаль- ному времени… Есть только Главный и его новые при- нципы: все теперь друг друга

«используют». Дьявольская механическая симбиотич- ность «всего со всем» удобна Школе для такого же сегод- няшнего окружения, а потому не замечается. Ибо – норма. Паразитарность  в  сочетании с талантом порождает ин- теллектуальных и духовных хищников. Социальных ки- боргов. Охотно пользующих- ся атмосферой жизни, но не умеющих её вырабатывать. Зато умеющих вырабатывать

«механизмы и схемы» для достижения СВОЕГО ре- зультата. Так же действуют бактерии-разрушители. Де- структивная жизнь столь же очаровательно иерархична и сложна, сколь и восходящая эволюция. Главный, исполь- зуя использующих, даёт, ко- нечно,  использовать  и  себя. Но не во благо Школы (хоть это и декларируется). А себя и Школу во благо превосходя- щего СВОЕГО иерарха. Ну-ну. Кто-то всегда пышно процве- тает на гниющем. Парадокс: чтобы расти, приходится за- гнивать самому… И чем пло- дороднее «гумус» прошлых достижений, тем легче сорняк побеждает культурное семя. Что  же  стоит  между  диким

 

 

и культурным? Что отделяет одно от другого и не позво- ляет «переопыляться» чело- веческому с нечеловеческим? Как называется эта сила? Что за труд она совершает? Имя известно – это Его Величес- тво Воспитание. С той поры, как родители Школы умерли, между образованием и воспи- танием стал возникать само- убийственный знак равенства. Да, «всё со всем» теперь сме- шивается, как синтетическое чудо. Но «всё со всем» теперь чужое и холодное, как части- цы единого некогда тела пос- ле смерти его.

Дьявол – гений бизнеса. Бог

– гений воспитания. То, что способно беспредельно уско- ряться, может быть сдержано от  слепоты  и  саморазруше- ния.  Бог  и  дьявол  –  старые друзья человека. Враг у чело- века один – он сам. Образование стало выгодным бизнесом. Образование впол- не  удовлетворяет  не  какое- то  ВЫСШЕЕ  воспитание,  а просто  «выгодная»  для  дела воспитанность -- нормы вне- шнего  поведения,  не  являю- щиеся  прямым  продолжени- ем  норм  внутренних.  Итак. Воспитанность   –       элемент бизнеса. Воспитание – качес- твенная сущность Личности. Воспитанность легко понима- ется и так же легко клонирует- ся. Воспитание некопируемо.

 

 

Воспитанность практически бездушна. Воспитание и вос- питнанность в сегодняшнем мире – антагонисты. Воспи- танные в «воспитании» стра- дают от воспитанных в «вос- питанности».

Родители Школы умерли в самих себе. Они больше не страдают от осознания преда- тельства.

До какого-то времени тради- ционная «училка» в Школе была невозможна. Теперь это возможно. Училка не идёт в Школу жить СВОЮ ЛИЧ- НУЮ ЖИЗНЬ ВНУТРИ ОБ- ЩЕЙ ЖИЗНИ. Нет. Жизнь в жизнь здесь больше не вкла- дывается. Традиция измени- лась в угоду времени. Главный держит курс по главному для него коньюнктурному «вет- ру»,  и,  собственно,  давно уже не интересуется жизнью

«кочегаров»  и  «пассажиров»

своего  корабля.  Они  теперь

– не его сказка. Они – толь-

 

 

 

И Амбиции - это лошадь, которая везёт: и карьеру, и судьбу.

 

 

ко присказка. Не прибывает ничем и никем неформальная легенда Школы. Училкам всё равно. Училка оставляет «всё личное» при себе и переступа- ет порог заведения без каких- либо высших чувств – просто идёт служить. Как все. Кон- торе нужны конторщики. Вы- сшие чувства в низком мире неуместны.   «Здравствуйте!»

– говорит училка и сквозь её светозарную улыбку просве- чивает страх. «Да пребудет так» – говорит она, неискрен- не поклоняясь одряхлевшим здешним        педагогическим

«иконам», что милостиво взя- ли её к себе в эпоху кризиса и безработицы. Страх – гру- бая   эмоциональная   сила…. А что? Тёпленькое местечко! Не такое, как у других. Надо за него держаться… А «не та- кое» ли? В том-то и суть, что бездушность равняет всех, действительно, как могила. Такое  это  место  теперь!  Та-

 

 

 

И Амбиции - штука капризная, нетерпеливая и бескомпромиссная.

 

 

кое!!! Даже дожившие до почётных званий и степеней рептилии, инновационные троглодиты и остепенённые динозавры, что были   когда- то создателями и душой Шко- лы, – эти «иконы» сегодня тоже приняли «неизбежное»: сами  стали  обыкновенными

«училками»… Рангом повы- ше, рангом пониже – не в том суть. Они понимают это. Но стараются об этом не вспоми- нать. Зачем? До пенсии уже недалеко.

Самообман взрослых в Шко- ле хуже обмана. Дети усвоят то же. Неправда внутреннего мира, не-семейность функци- ональных отношений, при- крытых знаменем недешёвого

«великого  образовательного похода», оглушённая бравур- ным  маршем  «образователь- ных программ и методик» – эта неправда позволяет душе полуспать, а разуму осваивать амплуа цивилизованного лов- кача.         Оскорбления,               драки, воровство в Школе теперь не имеют огласки. А зачем? Не семья ведь. Система. Обманывать себя – это одно удовольствие.  А  обманывать других – другое. (Если, конеч- но, ты и другие – это не одно и то же, как во времена ро- мантизма Школы). Взрослые работники  и  хозяева  Школы обманывают        себя  вдохно- венно:  «Да,  мы  по-прежне-

 

 

му вкладываем в детей свою жизнь». Ложь! Творчески и энергетически они давно бес- кровны, как вампиры, и их дальнейшее существование зависит от удачной охоты. Состарившееся и ослабев- шие, они «питаются» детьми, в моральном реванше беря с нового поколения «мзду» за свою героическую израсходо- ванность в прошлом. Уже нет вневозрастной дружбы. Нет общего дома – Школы. Нет атмосферы. Есть лишь «обра- зовательное учреждение». Ро- дителей (и их кошельки тоже) обманывают «подсадной ут- кой» из прошлого: «Ищете че- ловеческую атмосферу в не- человеческом мире? К нам! К нам! У нас есть чем дышать!» В реальности за обман прихо- дится расплачиваться и детям. Здесь воровство. Здесь над- менность. Здесь тщеславие. Здесь жестокость. Здесь рав- нодушие. Здесь заносчивость.

 

 

Здесь   обида.   Здесь   порок. Здесь молчание. Хочешь? Опомнившиеся забирают де- тей  и  уводят  вон.  У  новых школ,  к  счастью,  нет  своего

«канонического прошлого», которое в условиях тотально- го стремления к «выгодному месту», может оказаться не хуже трупного яда на раскра- шенном подсадном манеке- не. Уж лучше так. Реальная дисциплина  всё-таки  ближе к  живому  воспитанию,  чем её имитационная сестричка – показная воспитанность. Дис- циплина пряма и однозначна. Прагматик не ведёт свою ро- дословную от святого обмана

– от какого-нибудь высокого бывшего своего «братства». Как в унылой религии. Силь- ный прагматик, скорее, стре- мится к этому братству сам. И, скорее всего, достигнет желаемого в настоящем, а не в «уверованном» пространс- тве  чьей-то,  уже  полностью

 

 

 

 

И       И

 

Нужны только те

стихи, которые

«въелись» в чело- века, ходят за ним всюду и как бы сами

«повторяются».

 

В деревне я сразу

же впадаю

в детство, а в горо- де я впадаю только в маразм.

 

 

выдохшейся жизни.

Несколько поколений своих выпускников  Школа  создала

«на раскоряку» – подвесив их мировосприятие между небом и землёй. Нынешние – все на земле.

Ах, Школа! «Члены семьи» здесь превращены в «участ- ников образовательного про- цесса». Не хочешь – не участ- вуй. Никто и не вспомнит про тебя, если что.

Где, в чём выход? Старая кровь не станет новой сама по себе. СОБСТВЕННУЮ ны- нешнюю Школу никто не от- даст в молодые руки. Это же ЛИЧНЫЙ теперь бизнес! Не забывайте! Не для того душа

«богов» горбатилась когда-то. Но нужен, нужен Ренессанс! Иначе… А вот и малыши! Первый класс, второй, тре- тий… Ах, как мило! Ах, всё с начала! У бабушек-педагогов и дедушек-администраторов уже не осталось своей собс- твенной творческой и иной жизни. Ничего! Они будут жить  малышами!  Жить  ими и за счёт них! Держитесь, ма- лыши! Так трудно здесь ещё никому не было!

 

4.

Я –  мёртвый  дух  мёртвой

Школы.

Главный вообразил себя свет- лым.  На  него  все  обязаны

 

 

смотреть    и       просветляться. Однако никто не слепнет от его сияния. Все лишь украд- кой отворачиваются. Просветлённым в одиночку не станешь. «Разве?!» – издева- тельски удивляется Главный. Братство   Школы   перероди- лось в стаю. Высшая «валю- та»  воспитания  –  Личность

– назначена вспомогательной монеткой на ярмарке тщес- лавия. За уроки внутреннего мира обезличенный мир «кон- кретной выгоды» учителям любви не платит. Под крышей Школы ещё существуют ред- кие исключения. Они стары, но они – дети. Морщинистые реликты, хранящие юную ат- мосферу юной Школы жизни внутри себя. Это – бесплат- ный их труд. А теперь – и бессмысленный. Всё теперь по-другому! Каждый участ- ник стаи смотрит на вожака и примеряет на себя его, или по- добное ему место. Это – пре- дел, за который душа, больная расчётом, никогда не подни- мется.

 

 

 

 

 

Эта субъективная авторская статья не служит делу крити- ки или разбору литературных

произведений. Суть написан- ного сосредоточена на другом: что происходит с языком? что происходит  с  нами?  какова

«атмосфера» литературного бытия? что чему противосто- ит и кто куда идет? Разуме- ется, сформулированные час- тные смысловые позиции не претендуют  на  роль  оконча-

 

тельного обобщения. Просто тема литературы волнует, как мне кажется, любого, способ- ного  жить в невидимом мире идей. Изложу накопленное по порядку.

 

1.

Пишущий    и    читающий

–  равновеликие  сотрудники.

Если, конечно, поле их со- трудничества – философия, осмысление,          совместное

 

 

 

 

МИРА СЕГО ИНО- ХОДЦЫ

 

 

постижение темы, поиск но- визны или конструктивное опровержение устаревшего. Литература, несомненно, сто- ит в том же ряду обособлен- ных «работников» человечес- кого общежития, играющих смыслами точно так же, как силач-каменщик, к примеру, играет своим ремеслом. Так что же сегодня пишется и что читается? Хм-м... Смотря о ка- ком литературном «материке» идёт речь. Поясню аллегори-

 

 

ей. Когда-то единая географи- ческая твердь земли расколо- лась и разошлась в стороны, породив разнообразие форм физической жизни. Возможно, именно сейчас, раскололась и метафизическая наша твердь

– миропонимание в знаках, в искусстве. Каждый выбирает своё небо, свой «островок», свою высоту. Так было и рань- ше. Но расколотая «вертикаль смыслов» сделала невозмож- ным понимание одного смыс- ла другим в принципе. В этом суть    «глухоты»    верующих и неверующих, поэтов и не поэтов, менеджеров и роман- тиков, цифрующих и творя- щих. Памяти и беспамятства, любви и самолюбия, наконец. Свобода и хаос породили раз- нообразие уровней литерату- ры. На каждом из этих «эта- жей» – детективном, фэнтези, в любовном романе или ином

– Автор и Читатель идеально подходят друг для друга, как давние сокамерники. Их круг

– целевая аудитория – замкнут в плоскости потребления, как производство котлет и их проглатывание. Литература, ориентированная на продажу, быстрый успех и самоокупае- мость, выполняет в «публич- ном доме» произведений-од- нодневок роль расторопной проститутки. Красивой, час- то талантливой. Но не суть. Подлинная    литература    не

 

 

публична.   Она   недосягаема для власти денег и моды. Это

– всегда внутренний заказ ав- тора-творца, который может резонировать лишь с внутрен- ним заказом читателя-творца. И этого достаточно. Любые литературные клубы, объ- единения существуют, скорее всего, вопреки окружающим стихиям и временам, а не благодаря им. Что ж, ориги- нальное авторство – принци- пиально  одинокое  занятие. Но в «ледниковый период» национального духа, когда живые авторские души замер- зают и задыхаются, лучше де- ржаться всем вместе, цехом, островками и группками, со- храняя, словно генофонд на- ции, высоту образов, чистоту языка и красоту отношений. Да, я идеализирую. Но имен- но  этим  путём  сохраняются и   поддерживаются   идеалы. А это так важно! Достаточно оглянуться вокруг в эпоху пе-

 

 

 

И

Дыхание творцов

одинаково: всего лишь вдох-вы- дох... Но нет ни одного повторяю- щегося вдоха или выдоха!

 

 

ремен: разрушение приходит от разрушившейся нравствен- ности... Сегодня в школах, колледжах, вузах людей учат одному – успешно встраи- ваться в жизнь. Встраиваться! Как будто мир уже фатально окончателен, словно религи- озная догма и ничего вовек не изменить. Поэты не согласны! Очень жаль, что институты воспитания во внешнем мире практически утрачены. Обра- зование ума не может заме- нить образования сердечных качеств. «Оцифрованному» будущему вообще не нужны воспитанные люди: благород- ные, честные, прямые, неза- висимые в душе и в разуме. Более того, они опасны для трехголовой гидры, Горыны- ча,  –    «идеальной»  торгово- п о л и т и ч е с ко - р е л и г и о з н о й системы. Личность в царстве выгод не воспитывается, а форматируется.  Для  бизнеса и «встраивания» достаточно внешней воспитанности – по- казной оболочки поведения. Ха-ха: благородные в небла- городном мире неуспешны. Денег   за   честность   никто им не заплатит. И воровство

– поднимается в небо! Но! Когда вы сами, ваши дети или ваши бабушки-дедушки вдруг берутся за перо или кисть... Что это? Какая вдруг жажда заставляет выбирать путь, на котором нет ни одного ларька

 

 

с дорогими модными колгот- ками или салона с дорогим авто?! Неужели это – путь спасения? Как же сильна без- отчётная жажда жизни вне тисков обстоятельств! Чело- век ведь рождается не только для того, чтобы платить нало- ги и участвовать в массовых пиар-балаганах. Так и хочет- ся воскликнуть: «Милые мои друзья! Пишите! Пойте! Ри- суйте! – Спасайте себя и спа- сайте других!»

 

2.

Ложные ценности стоят зна- чительно дороже настоящих. Потому что они низки. К со- жалению, многое из высокого

тоже опустили до натураль- ности и соблазна: высокие технологии, высокую литера- туру, высокие отношения, вы- сокое чувство, высокие мыс- ли, возвышенные мечтания и высокое восприятие. Конеч- но, интеллектуальная элита сохраняет и приумножает всё вышеперечисленное, потому что понимает: главные цен- ности цивилизации в карман не положишь. А в массовом тираже – нужели только «опу- щенные»? Дистанция между теми и другими практически уже непреодолима. Пожалуй, можно предречь будущий со- циальный взрыв, причиной которого будет не социальная,

 

 

а духовная несправедливость. Вполне самоочевидно, что истинные ценности требуют вложения средств и сил, а ложные – обогащают и раз- вращают.

Боль – мать поэтов. Они пла- чут капельками света, которые освещают страшное. И в про- шлом, и в настоящем, и даже в будущем. Их замкнутый круг

– вертикален. У маленьких поэтов слова освещают их внутренний  мир,  у  больших

«болевого»  их  света  хватает на всю Вселенную. Рационализму не понять: по- эты пишут не для того, что- бы     «осчастливить»  собою весь мир, а для того, чтобы быть счастливым в любом из миров.  Поэты  хотят,  чтобы миров   было   много.   Чтобы путь развития вёл к внутрен- ней свободе человека, а не к смирению,   внешнему   рабо- лепству и страху. Невидимый мир  не  может  быть  единым

 

 

 

И Неоправленное сокровище поймут и оценят лишь единицы.

 

 

для всех! Так что, воспетое единообразие  и  единодушие

– постоянное преступление, совершаемое «пастырями» толпы. Однако это преступле- ние не получится совершить в высшем, где, как известно, нет ничего тайного. Поэтому

«опустить до единства» – за- дача любой системы. Любой! А уж система с системой и снюхаются, и споются, и сго- ворятся. Благо, что вместо слов – одни цифры теперь... Неспроста    умные    головы по всей земле бьют тревогу: проблема глобализма – когда всё со всем перемешалось в едином стандарте – означает конец творческому пути сво- бодного человека. «Единс- твенный» мир не потерпит никаких отклонений от шаб- лонов, матриц и схем. Слава Богу, поэтов много и шанс пе- решагнуть ловушку «окаме- нения в рацио», конечно есть. Я  подразумеваю  под  словом

«поэт» не только тех, кто спо- собен выражаться творчески, а вообще всех тех, кто спосо- бен воспринимать жизнь опо- этизированно. Армия одухот- воренных  велика,  как  бы  то ни было. И манифест их ясен и прост, как здоровье: «Миров на земле должно быть ровно столько, сколько рождённых живёт в настоящем!»

Итак. Вот вы читаете строки... Умелые, или не очень. Не важ-

 

 

но. Важно, что в мыслях вита- ет вопрос: «А кто есть поэт?» И сердце вдруг тихо ответит:

«Поэт – не толпа».

 

3.

И третье. То и дело с раз- ных  сторон  доносятся  голо- са: «Мир переворачивается!» Неужто?!    Ну,    наконец-то!

Всё лучшее, но бывшее пос- ледним, внутри меня возьмёт верх и будет править поступ- ками. А когда новый «царь в голове» окрепнет, он выйдет наружу и поставит правильно то, что сегодня существует в реальности вниз головой. И два верных советчика – му- зыка и стихи – будут рядом, авось.

Ах, мечты!

Варвары рушат язык. Словно храм, разрушают они всё, что грамотно в книге, что свято в

 

 

 

 

 

И

Стоит ли эху забо-

тится о том, чтобы

«доказывать» свою оригинальность

в материальном мире?

 

 

душе. Очень весело рушить! И геройствуют те, кто беспло- ден.

... Вот мой тест на «поганых»: поганые люди, поганое вре- мя, поганый политик, поганая ложь, поганая пища, поганый начальник, поганые мысли, поганая память, поганые шко- лы, поганая старость, доро- ги, газеты, слова и зарплаты

– поганое всё! К чему то под- ходит? Боже, есть ли, ад сей кромешный на грешной зем- ле? А поэт рассмеется сквозь слёзы в ответ: «Вот мой тест на «прекрасных»: прекрасные люди, прекрасное время, пре- красные чувства, прекрасные взгляды – в мире нет ничего не прекрасного!»

Творчество – личная лестни- ца в личное небо. Озарение творит человека. А страх по- рождает послушников. И не братья они, и не враги в пе- ревёрнутом мире. Шаг за ша- гом, шаг за шагом куда-то... Вверх, или вниз? Пишем себя, и читаем себя... Пишем собой и читаем собой... Ах, мечты! Кто-то песню поёт оттого, что схватил. Кто-то песню поёт оттого, что отдал. Пой осто- рожно! В перевернутом мире мечты убивают друг друга.

 

 

На планете сосуществуют два вида жизни: природная вечность,   и   «жизнь   после

жизни» – детище культуры и разума, цивилизация. Наш с вами мир. Каков он, как по- нимают и ладят друг с другом великие силы? Природа для цивилизации – незаменимая ценность, цивилизация для природы – вряд ли… Два уди- вительных мира даны нам, живущим, – исток вдохнове-

 

ния и ремесло постижений. Для чего же рождается сам человек? Что он должен по- нять, что стремится успеть? В шуме больших городов, в су- ете и тревогах вырастает мир хищного разума, дерзких от- крытий его и железных побед, а в отдалённой глухой дере- веньке другое – здесь столица покоя, любви, терпеливого сердца и ясной, как день, кра- соты. Берегут люди всё, что им важно и нужно. Провода,

 

 

 

 

СТОЛИЦА ЖИЗНИ

 

и дороги, словно нервы, про- растают в таёжную глушь. А навстречу спешащему миру бегут: и сердечные письма, и чья-то посылка для внука, и срочный заказ… Всё спешит, все спешат – друг для друга помощником стать.

 

 

На карте селеньице – даль- няя точка. Поездка туда – на- стоящее путешествие. За вре- мя неблизкого пути хорошему

 

 

человеку или гостю многое можно рассказать. Что живут там не простые люди, а по- томки кержаков, староверов, что когда-то давным-давно пришли в эти глухие земли, спасаясь от напастей жес- токого мира, спасая чистоту своего мира внутреннего. О! Внутренняя чистота! Её не- возможно   описать   словами, но её отчётливо ощущаешь при каждой встрече. Сильный человек подобен свету: взгляд его ясен и прям, речь безыс- кусна и понятна, мысли под- купающе бесхитростны, а пос- тупки – почерк достоинства и уверенности. Каждый чело- век здесь – исток себя самого: независимый, и в то же время общинный, отвечающий за всё и вся в округе. Свобода ведь не в том состоит, чтобы брать от жизни, как можно больше. Наоборот,   именно   дающий

– человек с неограниченны- ми возможностями. Дающий другому, значит, дающий и себе. Нравственная молитва, воплощённая в повседнев- ности, куда лучше и важнее повседневности, отданной бесплодным молитвам и про- сьбам… Село – столица цель- ных и очень красивых людей. Это так. У маленькой Родины

– самая огромная сила. Сила начала начал! Здесь берёт своё начало  могучая  река  России

– Кама. На краю села журчит

 

 

студёный ручеёк. Наклонись. Зачерпни. Испей. А теперь – закрой глаза и помолчи. Слы- шишь? Такой же ручеёк есть и в твоей душе. С него-то всё и начинается.

Гимны в честь простоты создавались не в городе, – в раздолье лесов и полей наших звучала,  как  песня,  и  трель

колокольчиков  под  дугой,  и

«песнь ямщика». Просторы остались, остались и песни. Нынешний сельский «кре- пыш» по-прежнему широк на- турой, широк его шаг и неуто- мим характер. Его невозможно смутить, нельзя подкупить, и даже малой заработной пла- той настоящего упрямца не испугаешь. Любой обыватель на селе – фигура публичная, политическая, каждый – не- сомненный «центр обмена информацией». Но не той ин- формацией, что льётся с экра- на телевизора. Тут особенный

 

 

И

 

Отдельно повто- рю: «Смерть свету не помеха!»

 

 

случай! Тук-тук-тук! В дом пришёл почтальон – это зна- чит: и разговор душа в душу, и тёплые слова от сердца к сердцу. Прямое переливание жизни. Что ж, жизнь потому и прибывает, что отдаём мы ей больше, чем получаем. Так было и так будет. Значит, и обиду в старости в себя самих не допустим – выдернем её с корнем вон, как сорняк в ого- роде.

В городе можно рассматри- вать по отдельности и людей, и работу, и домашнюю жизнь, и даже само время. А в сель-

ской местности, особенно в дальних, «медвежьих» угол- ках так не получится – здесь нет ничего «отдельного». Любая служба – важнейшая часть живого социального ор- ганизма.  Почти  автономного в своём плавании по волнам непростой нашей русской истории.  Сами  ведь  знаете. То штормит, то штиль мёрт- вый, то безбрежная мель за бортом… Но ничего, ничего! Главное – цел родимый ко- раблик. Вот и плывём даль- ше, целуемся, женимся, детей рожаем, стариков провожа- ем.  Читаем  и  пишем  –  сле- ды   оставляем.   Шумит,   как и прежде, пилорама, музей древнего села получил новое помещение, школа полна де- тьми. Почта в самом центре!

 

 

Как и положено. Рядом вы- росла вышка радиоэлектрон- ного ретранслятора. Внутри почты всегда есть люди. Как- то даже неловко называть их

«клиентами» в условиях, ког- да все друг друга знают с де- тства. Свои к своим приходят охотно, тянутся к общению. И по делу, и, конечно, «погово- рить просто так». Последнее, зачастую, поважнее дел быва- ет. Какие ж это «клиенты»?! Село – одна семья. Связанная историческими, кровными и духовными узами. Так что, ещё вопрос: кто кому нужнее и кто кому помогает? Город деревне, или деревня городу? Деревня легко и щедро «спон- сирует» всякого городского гостя главным дефицитом сегодняшних дней – человеч- ностью. Такова природа жи- вого источника.

Плыви, кораблик судьбы, плыви! Обходи мели и не бой- ся стихий. Как всегда, меня- ются флаги и имена в стране, меняются ветры политики и изменяются границы владе- ний. Хороший кораблик!

Что-то  очень  ироничное есть в нынешней тенденции торговать  любыми  способа- ми и стремиться к «выгоде»,

выраженной лишь экономи- чески. Торговля, конечно, об- служивает прогресс, но сама не  является  его  высшей  це-

 

 

лью. Разумеется, деревне не- доступен прогресс научный, но зато здесь хорошо знают цену серьёзному воспитанию и общению – цену прогрессу нравственному.   Никто   ведь не хочет, чтобы одно оста- лось  без  другого.  Приходит- ся балансировать. А каков будет завтрашний день для потомков? Не превратится ли наша жизнь в один сплошной всепланетный    «магазин»? Ах, вопросы, вопросы! Ник- то ведь не знает, как следует жить правильно в будущем. Зато совершенно ясно, что доброе прошлое – это единс- твенный источник историчес- кого и нравственного нашего здоровья, надо лишь видеть эту, самую важную выгоду, и не терять её.

Слово «далеко» в сельском лексиконе устарело. Пожа- луй, это не слишком большое преувеличение. Потому что в

результате развития инфор- мационных технологий мир наш стал «маленький». Таким его  сделала  информацион- ная революция. Информация

–  высший  вид  сегодняшней реальности – не знает дистан- ционных   преград.   Явление интереснейшее,   философс- кое,   мирообразующее.   Мир без границ внешних – это мир возможностей внутренних. Присмотритесь,             прислу-

 

 

шайтесь  к  людям,  заходя- щим в смешной магазинчик.

«Здравствуйте!» – «Здравс- твуй, Киприяновна!» – «По- сыпку поросятам привезли?»

–  «Привезли»  –  «Ну,  тогда ещё и карточек дай мне штук пять, с цветочками». Такие дела. Такие разговоры. Куп- ля-продажа – явление на селе личного порядка! Личного! Потому что в живой «глубин- ке» не-личностей нет. Любой здесь – харизма! Хоть сей миг в президенты бери!

Эх! Взвалить на плечо две- надцатикилограммовую сум- ку и – айда шагать! И не толь- ко по родному посёлку, а ещё

и по соседним деревням. В снег, в распутицу. Предельная романтика, физический и ду- шевный экстрим. Но не ради рекордов, и не хлеба единого ради. Спросишь почтальонку:

«И охота тебе таскаться так год за годом?» А милый че- ловек улыбнётся, суму попра- вит, да и скажет по-простому:

«Привыкла!» Без волшебно- го, особенного божеского на- строя, без природной чистоты в душе сельским почтальоном не станешь. Это ведь и образ жизни, и совпадение харак- теров – личного и характера работы. Это и талант, если угодно, – талант человечнос- ти. Почтальон на селе – и пси- холог, и проповедник, и курь-

 

 

ер,  и  «правильное  мнение». Профессия вполне сказочная: не из-за денег в неё попадают, и не из-за денег в ней задер- живаются на долгие годы. Душевного одиночества в де- ревне меньше, чем в городе. Но оно есть и здесь. Проблема из проблем. Вне общества, вне востребованности нет мотива жить.  Особенно  в  пожилом возрасте.  Почтальон,  разно- сящий пенсию по домам, при- нимает на себя колоссальные психологические нагрузки. И выдерживает  их.  И  помога- ет держаться односельчанам. Старость  –  экзамен  не  для стариков. Это – наш с вами экзамен. На способность быть совместными: в жалобах, в ра- дости, в помощи. Живая душа всегда  волнуется:  к  кому  ей обратиться? К улыбке!

Пространство – понятие бесконечное. Кроме многоки- лометровых  расстояний  есть

 

 

 

И

 

Не стоит «анато- мировать» вещи, которые нас восхищают.

 

 

ведь ещё и пространство мыс- ли, и пространство историчес- ких времён, и пространство социальных отношений, и…, и… В селе эти сложности гар- монично вложены друг в дру- га, как начинка в бабушкину кулебяку. Ни много, ни мало. В самый раз. Потому что гар- моничность – это не перечень желаний, а удобство. Обык- новенное удобство. Подоб- ное здоровью, которое тем и хорошо, что вообще о себе не напоминает.

Кто же «сшивает» здесь во- едино все эти пространства? Может, какой-нибудь мисти- ческий «бог» новоявленной власти, или приказы начальс- тва? Как бы не так! Простой Человек! – вот ходячая «нит- ка», которая славно скрепляет друг с другом и людские меч- ты, и хулу, и хвалу, и слухи, и правду, и важные мелочи быта. Духовная, идеологичес- кая «одежда» сегодняшнего общества, увы, расползается по швам… Так что, низкий поклон тебе, Простой Чело- век, за твой подвиг!

… А ещё в перемётной суме

«почтаря» деревенского обя- зательно хлебный кусок меж журналов  и  писем  лежит. Чтоб собакам презлющим в хозяйских   дворах   подавать

«на проход». Не испугом, не палкой, не цепью судьба здесь свой путь добывает – любо-

 

 

вью, добром, предложением дружбы. Вот ведь символ ка- кой получается!

Ах, ручеёк! Исток много- водной  реки.  Текут  времена и воды твои сквозь Россию. Кама   с   Волгой   сливаются

– в Каме больше воды, чем в сестре… Где-то там, далеко, начинается сила соборных слияний. Может, и в каплях, текущих сквозь тысячи вёрст среднерусских, сохраняется светлость тех северных душ? Вот и послание людям. Про- читаешь? Услышишь? Отве- тишь?

И напоследок словцо. Хоро- шие люди – это ведь и есть наша «национальная безо- пасность». Вы знаете, где их искать.

 

Люди – соседи! Объединяет нас всех, конечно же, именно это:  близость.  Географичес-

кая, историческая, временная, смысловая,   языковая   и   т.д. И  чем  теснее  наше  соседс- тво (физическое, интеллек- туальное и духовное), тем трепетнее сей вопрос – «что объединяет»? Всё! Мы не мо- жем существовать отдельно в современном мире, даже если очень этого захотим. Ни фи-

 

лософское, ни литературное, ни тем более, этническое «от- шельничество», увы, сегодня невозможно. Это ни хорошо, ни плохо. Это – данность. Испытание шагающей циви- лизацией. Мы все буквально сжаты, как колонна на мар- ше, одинаковыми стандарта- ми и одинаковыми ценнос- тями глобального мира. Как остаться самим собой? Надо защищаться и защищать свою человечность.   Где?   С   кем?

 

 

 

 

ТЕОРИЯ И ПРА- КТИКА НЕВИДИ- МЫХ МОСТОВ

Конечно, только там и только с теми, кто имеет свой собс- твенный внутренний мир! Ог- ромный и справедливый. Тот мир, что сильнее любых обез- душенных глобализаций. Че- ловек – это штучная Вселен- ная. И лишь поэтому я нахожу в своих друзьях силу духа и вольность взглядов. Вот что требуется мне, как воздух! За тем и еду. Куда угодно! Что- бы буквально «обменяться жизнями»  за  чаем,  вечерней

 

 

беседой, чтением текстов у костра, в жаркой парной… Меня объединяет с друзьями поиск. Поиск себя. И того бе- зымянного смысла, что выше действий и слов. Всюду есть люди, которых я люблю.

Что же касается характерных

«картинок», составляющих суть впечатлений того или иного места, то каждое путе- шествие в «глубинку» – это просто кладезь для подобных поисков. Всё здесь выпукло, наособицу. Одно на всех, как в семье. Даже грех – без утай- ки. Несколько лет назад я ви- дел, как подвыпивший парень, угнал машину и свалил её по неопытности в кювет. Но не убежал. Спокойно сидел в машине, очень расстроенный неудачным угоном, – ждал милицию, которую сам же и вызвал на место происшест- вия.

Патриархальность  я  выде- ляю среди прочих достоинств России – «глубинка» сильна гражданской «сцепленнос- тью» живущих здесь людей. Почему так? Я не знаю. Но единая аура любви и ненавис- ти, ума и глупости, удач и ра- зочарований – это чувствуется наверняка. Понимаете? Знак не важен. Важнее – единство! Вот чему могут позавидовать многие совершенно безликие промышленные и полупро- мышленные  монокультурные

 

 

поселения, именующие себя городами.

Да, мир шатается. Я гово- рю о мире людей (мир нату- ральной природы – отдельная тема). Цели и смыслы людей

шатаются, потому что утра- чены знаковые, «небесные» опоры и «зёрна» новых дорог. Культурообразующие мифы умерли, а те, что остались, бо- рются за власть, деньги и люд- ские души не хуже сатаны. Я трепетно отношусь к понятию

«вера», но совершенно не ре- лигиозен. А этого и не требу- ется, чтобы понять: не будет притяжения земли – не вста- нешь на ноги и не пойдёшь; не будет притяжения живого высшего мифа – не вырастешь выше говорящего животного. При этом важно заметить: ни- какое образование и порядок не смогут заменить воспита- ния. Именно воспитание – тот

«мозжечок», который позво- ляет всем свободным в мире поступков, всем независимым в мысли и в духе, не шататься и не падать.

Пишу... Опираюсь душой на слова... Литература – это, пре- жде всего, процесс. Живой, подвижный. Процесс прирас-

тания и обновления. Тот са- мый, когда новизна не может быть  заказана  современным

 

 

потребителем, ориентирован- ным на уже известную моду. Более   того,   новизна,   даже если она смогла появиться, не может быть узнана. В принци- пе. Литература – инструмент образного языка, высокой провокации и иносказаний, – авангардна по своему основ- ному  предназначению.  Кто- то этот процесс имитирует, у кого-то он получается в самом деле. Многоязычность лите- ратурных пространств – это замечательная возможность синтезировать трудный про- цесс, осуществить реальный поход в реальное неведомое. Вот однако вопрос: кто кого пишет? Человек литературу, или литература человека? Что является  высшим  продуктом в этом процессе: «законсер- вированные» в знаках и на бумаге смыслы, или качест- венность и глубина знаний самого человека? Я склонен считать, что мы, прежде все-

 

 

 

И Фактуру можно уложить в один абзац. Остальное

– голые образы и голые мысли. Ню. Для тех, кто видит.

 

 

го, «пишем» самих себя. Для этого-то и нужны встречи, требуется ремесло и умение жить сообща. В сегодняшней литературной жизни есть ин- тересные явления. Синтез даже не языков – энергий! Совместный  порыв  к  свету, к любви. Именно любовь по- могает любой самобытности легко складываться с другой самобытностью. А шипы са- молюбия только колют и от- талкивают. Любовь – выше языка и ума! Каждый дости- гает этого состояния своим способом.  Чтобы  сложиться

«выдохом счастья» где-то там, высоко-высоко. Неповторимо и мгновенно. Мне кажется, что литература стремится к прямому «написанию» и пря- мому «чтению» человека че- ловеком. В подлиннике. Без посредников. Глаза в глаза. Сердце в сердце. Конечно, это идеализм.  Но  без  идеализма не будет и идеалов.

Ни зрителям, ни нам, пишу- щим лицедеям, переводчик не нужен. Думаю, литературный процесс – это счастье, начи- нающееся за пределами хва- тательного рефлекса.

А ещё  важен  уровень  ду- ховного зрения! Это – опре- деляющее понятие. Самое замечательное   в   сегодняш-

нем  литературном  процессе

– весьма наглядное отделение

 

 

«зёрен» от «плевел». Пред- ставьте себе многоэтажный дом, который строили поко- ления. Небоскрёб. Так вот. Допустим, в этом доме живут те самые «творческие силы». Нижние этажи, цоколь, под- валы – всё заселено весьма густо. Творческие силы здесь интенсивно обслуживают ка- зино, развлекающие радио- станции, рекламу, религиоз- но-пропагандистский аппарат, притоны и запросы бандитов. Многочисленные средние этажи давно полузаброшены или вовсе пустуют. А где-то на самом верху по-прежнему бомжуют   с   пустыми   рука- ми и переполненной душой земные  ангелы  –  искренние и бескорыстные поэты. Каж- дый выбирает свой уровень. За последние лет пять-де- сять, на мой взгляд, появи- лось очень много авторов, свободных от «гравитации» всего низкого. Дом оживает. Тьфу-тьфу! Боюсь спугнуть: это – очень обнадёживающий симптом.   Грамотные   люди, с грамотной душой – нацио- нальное достояние. Высшее ценно своим непрерывным началом, а не коммерческим концом или «вечной» гордос- тью от прошлых достижений.

«Вкусное» – это то, что уро- вень литературных «вод» в нашем полуболоте наконец-то поднимается. Я – оптимист.

 

Сегодняшний хаос напоми- нает неуправляемую какофо- нию. Кто-то кричит о боли, кто-то о счастье, кто-то тре-

бует для себя, кто-то даёт да- ром… Шумно! Ничего страш- ного. Каждый отдельный голос – это своя собственная

«нота» в жизни. Хорошо, что их много. Рано или поздно какофония превратится в сим- фонию. Мультиязычность и бесконечное разнообразие образного строя внутреннего мира людей – залог того, что мы не скатимся в механичес- кую «однотонность». Продук- тивное, полезное взаимодейс- твие языков происходит само по себе и не требует какого- то специального управления. Потому что это – общий для всех инстинкт творческого самосохранения. Думаю, или уже есть, или вот-вот появятся удивительные примеры, ког- да ценой своей собственной творческой жизни поэт-граж- данин способен будет спасать творческую жизнь другого.

Память о смерти… После того, как мысль сформули- рована и «умерла» в тираже,

– ничего уже не вырубишь, как говорится, даже топором. Неотменимость овещест- влённых идей накладывает на

«громкоговорителя» немалую ответственность. Понимаете?

 

 

В смысле творчества люди всегда  делились  на  бедных и   богатых.   Богатые   только и мечтают «дать», а бедным

– ничего не надо… В этом проблема. «Момент истины»

– не мгновение. Это – бук- вально постоянное «нады- шивание» некой культурной среды, в которой подобный обмен становится востребо- ванным и возможным. Нужно успеть «надышаться» за срок своего существования очень многим. Встречами, книгами, мыслями, духовными состо- яниями… Чтобы физическая смерть не смогла тебя «вы- рубить» топором забвения из бесконечного  эпоса  по  име- ни Жизнь. Чтобы не стыдно было потом посмотреть отту- да сюда.

Такое вот условное «уединён- ное развитие». Это, может быть, внутренний мир. В ко- тором, несомненно, должна быть своя тайна. Но личная тайна   –   не   самоцель.   Это

– скрытый период в развитие плода.  Эволюция  складыва- ет плоды в общий поток. Мы с  удовольствием  «делимся»,

«вычитаемся» и «умножаем- ся» внутри себя самих. А в мире вечности – мы только складываемся! Более общей дороги я не знаю.

.

 

 

 

ОДНАЖДЫ В

ПРОКУ- РАТУРЕ…

 

Все прокуроры, и нынешние, и их предшественники, отме- чают  вот  что:  сильнейшее

рабочее напряжение «слуги закона» годами выдержи- вают благодаря надёжным тылам – семье. Собственно, будучи сыном районного про- курора, бывшего фронтового лётчика, Ильи Павловича Род- нова, я в таком «тылу» и вос- питывался в 50-х – 60-х годах. Многое видел вблизи тогда, и

 

многое понял чуть позже. И теперь, пожалуй, готов рас- сказать о том, что хранят образы памяти и сердце.

 

 

Однажды в поселке Яр, где отец работал молодым после- военным прокурором, сгорел наш  дом.  В  начале  50-х  пе-

реехали в Ижевск. С трудом построили небольшой новый дом, стены которого обивали изнутри   (готовили   ровную

 

Воспоминания об отце, его эпохе и его друзьях.

 

поверхность под обои) спи- санными из прокуратуры кар- тонными корочками синего цвета – обложками с надпи- сью «Дело». Отец, чаще все- го, подбирал и привозил для хозяйства что-то малопри- годное, списанное. Отходы, которые он умело вновь при- спосабливал к жизни. Мать ворчала на такую бедность, а отец весело лишь отшучивал- ся: «А чтоб не было поводов упрекнуть, и чтобы не завидо-

 

 

вали!» Так он построил свои- ми руками и деревянное под- ворье в Ижевске, и огородный домик-насыпушку за городом. Был  очень  горд  и  счастлив, что у семьи есть «всё своё».

Однажды он взял своего малолетнего отпрыска на ра- боту – в прокуратуру Ижевс- кого района. Старое деревян-

ное здание скрипело и охало. Во внутреннем дворе мотала головой казённая лошадь по кличке Гудок. В канцелярии стояла печатающая машинка. Все  было  очень  интересно. Но особенно запомнились не предметы, а сама атмосфера, царившая в коллективе. Люди шутили, улыбались, протя- гивали мне карандаши, кон- феты… Посадили рисовать. Слух у детей очень чуткий. Я прекрасно слышал, как в со- седней комнате отец со смехом рассказывал коллегам чрезвы- чайный, в общем-то, случай: возвращался ночью с работы, вдруг слышит крики о помо- щи – девушку преследуют двое бандитов. Отступил с де- вчонкой к забору и выстрелил в воздух пару раз из казённого

«Браунинга». Помогло. Бан- диты убежали. Запомнилось неожиданное резюме расска- за: «Хорошо, что испугались. А то бы плохо нам обоим при- шлось. Не буду же я в живых людей стрелять».

 

Однажды мы оказались в от- даленной деревеньке, которая тоже была подведомственна Ижевской прокуратуре. Было

очень странно, удивительно и приятно, то, что отца в дере- веньке встречали, едва ли не как родственника. Много поз- же я узнал: почему. Все дело в парнях-озорниках, деревен- ских молодых людях, мелких нарушителях закона, которых отец всю свою жизнь спасал от суда – отпускал с миром. Имел за это выговоры и наго- няи от вышестоящего началь- ства. Но всё равно отпускал. Он   был   глубоко   убежден:

«Тюрьма никого не исправ- ляет. Тюрьма – это школа для преступников. Сядет озорни- ком, а выйдет матёрым бан- дитом. Исправляет человека не тюрьма, а сама жизнь. В тюрьме любви нет!» С какой искренностью родители паца- нов пожимали отцу руку в той деревеньке! Не забыть!

Однажды отец пришёл до- мой в большом возбуждении. Включили освещение на дво- ре и пошли с ним пилить кучу

дров. Было заметно, что отец непрерывно о чём-то думает, цокает   языком,   курит   свой

«Беломор» чаще обычного. Наконец, не выдержал, ска- зал: «Парень погиб. Боксёр. Девушка  ему  во  взаимности

 

 

отказала, так он взял нож, приставил его к своей груди и ударом кулака вогнал лез- вие в себя по рукоять. М-да… Дурак, конечно. Но какая сила воли! Какая твёрдость! Нико- му ничего не сказал, даже за- писку не оставил…» Вообще, у фронтовиков отношение к жизни и смерти было иное, чем просто у обывателей. Они измеряли человеческое пове- дение на свой, особый лад, неформальной силой – внут- ренним «стержнем» личнос- ти, могучей какой-либо идеей, которая могла легко парить и над жизнью, и над смертью. И сами стремились «парить» в своих оценках и взглядах так же – беспристрастно и зорко.

Однажды   отец   произнес:

«Вырастешь – не ходи в юрис-

ты, сын. Всю свою жизнь я бо- рюсь с человеческой грязью! Всю  жизнь!  Не  об  этом  мы на войне мечтали… Знаешь, грязи  не  становится  меньше от того, что с ней борются. Не ходи по моим стопам. Не со- ветую». Эту речь он повторял на разные лады то дома, то, неожиданно,  на  рыбалке,  то за рулём казенной «Победы» или помахивая вожжами. При этом любил свою работу до самозабвения. Такая странная смесь избыточной внутренней доброты человека и избыточ- ной внешней нездоровой сре-

 

 

ды. Словно специально судь- ба сводит противоположности вместе, чтобы уравновесить в общем потоке бытия чёрное с белым. Такой же «тематичес- кий» контраст я, уже в качест- ве журналиста и писателя, не- однократно встречал и среди военных, и среди политиков, и даже… среди тюремных па- ханов: нежная душа в оболоч- ке грубой жизни сохраняет себя, вопреки всему!

Однажды в наш одноком- натный деревянный дом при- шли соседи. Много соседей. Всех рассадили, а отец занял

место во главе стола, на кото- ром соседи разложили свои какие-то бумаги. Так выгля- дела юридическая консульта- ция, в которой отец никогда не отказывал. Поэтому в наш дом приходили не только бли- жайшие соседи, но и хозяева домов с соседних улиц. Все знали всех. Причём, знали не просто в лицо, а по внутрен- ним человеческим качествам и по несомненной взаимной полезности. Деревянный го- род! «Горизонтальное» мыш- ление огородников и членов уличкома, которое делало жизнь каждого видимой для других, «как на ладони». Дом на Карла Маркса, 265. Напро- тив жил дядя Миша Черных, начальник ижевской милиции, которого домой привозили на

 

 

«эмке». Люди без обиняков обращались друг к другу за взаимвыручкой. Я помню, помню этих притихших лю- дей в нашем доме, которым отец растолковывал законы и права. Отец свято верил, что закон и правда – это одно и то же… А время было кри- минальное, пьяное. Стояли на углах синего цвета пивнуш- ки, шпана стаями устраивала поножовщину на пустырях, о крупных бытовых преступле- ниях всем городом говорили в грохочущих трамваях и в магазинных очередях. Сте- кольщики-карабасы пугали детвору зычным криком. Во- енные-инвалиды, превратив- шиеся в убогих алкоголиков, выставляли напоказ своё горе и просили милостыню на каж- дом углу. Вились повсеместно юркие разноцветные цыгане. А в небе уже летали рукотвор- ные звёздочки, гордость стра- ны – спутники. Листовки ва- лились по праздникам прямо с неба. Ремеслуха с пряжками ремней на руках «держала» район от шпаны… Ах, время! Кто сегодня «проконсультиру- ет» наверняка: где будущее? в ком? как шагнуть в него пра- вильно?

Однажды я закопал в огоро- де дневник с первой школьной двойкой. Испугался почему- то. Отец был строг: «Где днев-

 

 

ник? Что значит «потерял»? Меня не обманешь! Запомни навсегда: меня не обманешь! Показывай, где закопал». Провели эксгумацию. Проли- ли слёзы осознания и раска- яния. А в горькое утешение было сказано самое больное:

«Двойка – это тоже государс- твенная оценка. Ты получил то, что заслужил». Много раз я убеждался в этой мистике: отца – не обманешь! Словно насквозь видит и читает мыс- ли! Как, каким образом?! И все друзья у него были такими же. В конце концов, рассказал секрет: «Потому что я сам ни- кого не обманываю. Поэтому и любой обман вижу сразу». Это был замечательный жиз- ненный урок.

Онажды он вернулся домой верхом на Гудке. Очень уж скучал по простой крестьян- ской жизни, поскольку воспи-

тывался и вырос в деревне. В семье крестьянина-середняка. В окружении многочислен- ных  сестёр.  В  живом  труде и на живой земле. Скучал по простоте! Поэтому с наслаж- дением чистил коня, сделал для него тёплое стойло в са- рае, специально ездил куда-то и косил для него сено на зиму, разговаривал    с    животным:

«Человек  должен  любить труд. Именно любить! Тогда никакие  на  свете  трудности

 

 

ему не будут в тягость». Же- ребец громко ржал в ответ, словно тоже радовался их сов- местной трудовой дружбе.

Однажды  случился  какой- то юбилей. В дом к нам при- шли отцовские друзья-про- куроры.  Пели  «Рябинушку».

Громко,  протяжно.  О  работе и  войне  не  говорили.  Пели

«Рябинушку» по второму и третьему разу… Потом все вместе выходили на крыльцо, неумеренно курили, кашляли, и мечтательно, всерьёз рас- суждали о скором коммуниз- ме.

Однажды я понял суть пе- чального обаяния этих людей, одинаково скреплённых из- нутри добротой и терпением.

Огромного, почти двухмет- рового  роста  дядю  Сережу,

– Сергея Григорьевича Кир- пикова, – друга отца, заядлого рыбака, ветерана войны, не- возможно забыть. Теплейшая душа! Она греет даже тогда, когда и человека-то уж нет. Этот как инфракрасное из- лучение: костёр давно погас, а тепло от него – всё идёт и идёт… Горячее время, горя- чие  сердца,  горячая  дружба. Я всё это видел и чуял тогда. Чую и сегодня. Все отцовские друзья по службе имели оди- наковый какой-то, особенный

 

 

взгляд.   Мудрый,   глубокий,

«слушающий», что ли, излу- чающий в ответ понимание и успокоение. Глаза этих людей были   несомненным   живым

«родничком» эпохи, дающим своему времени и опыт, и любовь. Любому при встрече они позволяли заглядывать и в свой внутренний мир – глу- боко, до самых основ, до при- нципов. Мудрые знали: только искренне заглядывая в душу другого, ты учишься загляды- вать в себя самого.

Однажды отца (он уже ра- ботал в прокуратуре Октябрь- ского района) забрали в цен- тральный аппарат. Боже! Как

он мучился, как переживал, мечтая вернуться обратно «к людям» на «боевую работу». Даже болеть начал: «Я к жи- вым людям привык! Не могу я бумажки перекладывать!» Коллеги услышали, поняли, вернули «рабочую лошадку» на место. Сразу ожил, воспа- рил, петь за рулем начал.

Однажды     отец     удивил:

«Преступника   не   передела-

ешь, свою голову к другому человеку не приставишь». Ра- боту свою он любил за то, что она позволяла верить в немыс- лимое: да, преступника не пе- ределаешь, пока не изменит- ся его сознание. Значит, есть

 

 

смысл  бороться  за  красоту ума и человеческих качеств! Бороться   с   преступностью в головах – труд почётный. Что ж, прокуроры занимались пропагандой здорового об- раза жизни среди населения. Для меня это был – близкий личный пример отца. Курил он, правда, как паровоз: «На войне привык к этой заразе!» Седой уже, он с огромной теплотой отзывался о новых сотрудниках, пришедших на смену прокурорам-фронто- викам:   «Воспитывать   кого- то специально не получится. Выдержка и порядочность. Больше ничего не требуется». Я встречался десять лет назад с Эдуардом Германовичем Денисовым, одним из люби- мых учеников отца, ставшим впоследствии прокурором Московской области, гособ- винителем по делу ГКЧП. И мы оба вспоминали, как Илья Павлович любил повторять дома и на работе: «Терпение у меня адское!» Так оно и было. Вывести из себя, что называ- ется, прокурора с крестьян- ской закваской, прошедшего войну в авиации, дважды пе- режившего падение и взрыв боевого самолёта, не удава- лось никому. Тихие интона- ции  запоминаются  навсегда:

«Людей нужно любить! Ина- че их не вытерпеть!» Иногда Илья   Павлович   вспоминал

 

 

один и тот же производствен- ный случай, который ранил его, пожалуй, сильнее, чем война. Преступник на допро- се неожиданно плюнул прямо в лицо: «Утрись, сифилис!» Прокурор стерпел, умылся, долго  и  внимательно  смот- рел на преступника, а потом спокойно продолжил допрос дальше. Часто повторял: «За- помните, хлопцы: поединок между хамством и выдержкой всегда выигрывает выдерж- ка».

Однажды он заболел, дико- винной в те времена, геморра- гической лихорадкой. Чуть не умер.  Едва  на  инвалидность

не отправили. Лечился тру- дом. Сам с собой разговари- вал, помахивая то молотком, то лопатой: «Трудиться не бу- дешь – жизнь тебя быстрень- ко скрутит и в утиль спишет! И моргнуть не успеешь! Чик и всё. Был и нету. Труд – лучший доктор: от всего вылечит!». Я не помню отца унылым, или живущим «просто так». Он словно успевал жить сразу не- сколько жизней – в параллель- ных каких-то пространствах: мечтал, работал «на износ», читал литературу, резал и раз- делывал домашнюю скотину, чинил забор, копал весенние канавы, долбил лёд на троту- аре, обихаживал землю в ого- роде,  курил  серу  в  погребе.

 

 

Никогда не жаловался, ни на что, ни разу.

Однажды мама собрала большой стол. Опять слу- чился какой-то праздник. В советское   время   праздники

были редки и поэтому они запоминались своей непов- торимостью. Для меня эта неповторимость – фамилии и имена. Да, да! В нашем доме часто звучали фамилии, к ко- торым  я  привык  с  детства, как к чему-то очень родствен- ному: Петров, Юртов, Кир- пиков, Абашеев, Кришталь, Походин, Тубылов, Кузьмина, Щекотова… Иногда эти люди появлялись в нашем доме на каком-нибудь празднике, или юбилее. Опять пели неизмен- ную «Рябинушку». Все, ко- нечно, спрессовалось в единое впечатление: сильные голоса, добрые чьи-то руки треплют меня-пацана  по  русой  голо- ве и ласково приговаривают:

«Скоро всё будет по-другому! Скоро!» В душе от этих слов разливалось счастье, и бес- конечная любовь к коллегам и друзьям отца окутывала и защищала мир. Они все были очень крепкими, это чувство- валось сразу.

Однажды отец имел серь- езное объяснение с женой. Я невольно подслушивал: «Не-

 

 

нормированный рабочий день

– это норма для прокурора. Ничего не поделаешь: ночь- полночь, звонок и – пошёл на работу!» – примерно так отец относился к срочным вызовам и авральной многосуточной работе в экстренных случаях. Мама была этим недовольна. Но «адское терпение» отца успокаивало и её, очень доб- рую и отходчивую женщину. Когда отец допоздна задер- живался в районе, или на про- исшествии, мама допоздна читала мне вслух хорошие книги. Так в доме глушили тревогу. Отец возвращался и добро   воцарялось.   Вообще, о доброте вслух не говорили, но она присутствовала всю- ду, как главный закон жизни добропорядочных  людей.  И на службе, и вне её. Этой ат- мосферой буквально пропи- тывались все действия того времени. Я точно знал: добро- та неподдельна.

Однажды Илья Павлович всё-таки     «расвспоминался» на тему войны. Военные вос- поминания  отца  –  редкость.

Люди, побывавшие в крова- вых переделках, не очень-то любят ворошить страшную былую  реальность.  Ну,  раз- ве что под третью-четвертую рюмочку, да и то иногда. Зато в огромном деревянном Де- тском  клубе,  куда  мы  всей

 

 

семьей иногда ходили в кино, отец увлекался любой кино- версией войны, как ребёнок. Наивное, романтичное, довер- чивое поколение восторжен- ных людей – «кость держа- вы».  Самые  светлые  мечты

– в будущем. Самые сильные воспоминания – в прошлом. О том, как рвутся вокруг само- лета взрывы от зенитных сна- рядов. О том, как, выходя из вражеского тыла после пер- вого крушения, ели собаку… О том, как лютой зимой в аэ- родромную землянку угодил немецкий фугас и почему-то не разорвался, а отец, под- копавшись под застрявшую огромную бомбу, вывинтил взрыватель… О том, как до слёз читали стихи Симонова, как кричали «В бой за Ста- лина!», как бомбили Берлин. Прошлое – целиком роман- тично. И я несу высочайшую ответственность перед этой святой оглядкой.

Однажды наступила ста- рость. Пенсия. Рыбалка. Сто- парик-другой в огородном домике-убежище   с   верным

другом, Сергеем Кирпико- вым. Стал жаловаться Илья Павлович на слабость, на боли… Говорю отцу: «Зна- ешь, я ведь всегда гордился твой выдержкой. Не сдавайся, пожалуйста! Или живи до- стойно, или…» Отец посмот-

 

 

рел на меня, подумал и отве- тил спокойно, с добрейшей, как всегда, улыбкой: «Знаешь, сын, я, пожалуй, буду уми- рать. Решил». Через два меся- ца его не стало. В то утро мне в редакцию позвонил Виктор Михайлович Походин, проку- рор республики: «Приезжай в больницу. Заберёшь». Сквозь окна палаты светило солнце. На лице Ильи Павловича иг- рала улыбка.

Однажды! Это то, что слу- чается только один раз, но при этом не кончатся никогда. Я по-прежнему смотрю в глаза

ветеранов, как в отцовские. Это – родные для меня люди. Родные во времени, в принци- пах, в достойном упрямстве отпущенного им срока. Один из друзей отца, Мансур Авза- лович Сагдеев, увы, не успел дать  последнего  интервью… В начале ноября я с опозда- нием пришёл в его тихий дом, пахнущий лекарствами. На постели лежал беспомощный, почти  бессловесный  человек с горящими глазами. На лице след от пули немецкого снай- пера затянули морщины. Мы по-мужски сжали руки и пос- мотрели друг другу в глаза. Установили последний взгляд на «прямое переливание»… Отцовские глаза! Глаза его эпохи! Глаза его твёрдости и надежды!  Глаза  любви.  Что

 

 

сказать на прощание? «Не оглядывайтесь, Мансур Авза- лович, не оглядывайтесь! Ни сейчас, ни потом!» – «Я слы- шу вас. Я понял».

Однажды, однажды… Мысли – продолжение разго- вора с самим собой. Особый резонанс,  по  которому  еди-

номышленники узнают друг друга без слов. Кто научил меня этому? Да вот же они, все мои «однажды», что стали судьбой и наукой. Однажды! Это – жизнь! Каждый готов к неповторимому уроку так, как усвоил его от примера своих учителей.

 

Улыбаться не принято там, Где холодная речь, как змея, Непрерывно ползёт по пятам, Неизбежное Нечто тая.

 

Это Нечто – не сон, не расстрел,

Не острожный покой навсегда. Это – страх!

Это страх не у дел

Оказаться однажды. Беда!

 

Подсечённым упасть на ходу. Юным хищникам не по пути С тем, кого,

словно куклу, кладут

В эти почести,

в эти «прости».

 

Улыбаться!

Без счётов смертям! Безоглядно, беспечно и зло: Непрощённых

досрочно простят, Недоживших помянут светло.

 

Улыбаться! Любить перезвон

И стаканов, и – колокола. Урезонит земного резон Та, что в платьишке белом пришла...

 

 

 

До чего же в молчаньи тепло! Нет обид и предателей нет Там, где павшие

вновь на крыло Поднимаются – светом на свет!

 

Так обнимемся крепче, мой друг.

Время – лживая выдумка. И –

Между небом и небом наш круг,

Или путь –

от любви до любви.

 

Улыбаться!

Приказ этот прост.

Богачам нашим верой дано – От погостов восстать

во весь рост,

Взяв для старого тоста вино...

 

За наших жён!

За деточек красивых! За каждый

данный Богом час! За вдох и выдох!

За благую силу! За всех!

За каждого из нас!

 

 

 

 

 

Скажи, мудрец, какой путь лучше? Век на две стороны следим:

Печаль во времени живуча,

А светлый миг – не для седин.

 

Зачем раздумий слог начальный Снижает страстности лады, Зачем средь мудрости печальной Смех умирает молодым?

 

Зачем бездарностью тревожат Певцы пустыни горловой?.. Ответа нет и быть не может

В игре взаимно роковой.

 

 

 

Лев Роднов

levrodnov@mail.ru

 

 

 

КНИГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ

 

Русская книга перемен (7) Художник Михаил ВАХРИН