На ГЛАВНУЮ ………………на страничку АНГЕЛА

 

 

 

КНИГА ВТОРАЯ

 

 

 

 

ВЫДОХ ДАОСА

 

Конец II

Педофилантропический полумажор

 

 

 

 

         — Подведём итог перед стартом! Как ты понимаешь, девочка, я не являюсь ни твоим отцом, ни опытным педагогом. Я — глупая тварь, загнанная обстоятельствами в это время и в эту, нашу с тобой, нору. Я — твой духовный отчим. Где настоящий? Ах, милая, Лёлик умер в день твоего рождения. Он не знает твоего имени, малышка, потому что имени у тебя нет до сих пор; регистрирующая контора в гневе, звонят еженедельно. Но первичные признаки Лёлику успели сообщить. Клянусь, перед концом он молчал очень одобрительно. Я присутствовал. Потом ему надоело дышать и он уснул самым правильным сном — навсегда… Стоп! Глотку драть будешь после того, как допьешь из соски эту гадость. Пей и слушай. Это полезно. А твой другой папаша — по животной линии, Генерал — раскис и запил после того, как захотел натурально убить нашу единственную Маму. Из-за тебя, между прочим. Дуй, дуй свой кефир и не смотри на меня так. У меня нет груди, а у Мамы нет молока. Не получилось для тебя человеческой коровы. Наш Генерал чуть её не угрохал из пистолета за то, что она решила дать своей дочери отчество бывшего мужа. Впрочем, драматичная пауза ещё продолжается... Ты, дитя прекрасное и безымянное, существуешь на земле вот уже шесть месяцев тайно, никто, ни единая душа здесь не знает, как тебя зовут. И я не знаю. Пока готово только отчество, которого пуганая Мама не без оснований опасается. Очевидно, вторая попытка и судьбоносная примерка имени-отчества случится чуть позже. И знаешь, дитя, хорошо у них тут, на земле, иметь полезные связи. Генералу суд, по знакомству, дал так себе, условно — всего три года. А мамочка твоя… Ой, мы опять мимо подгузника сделали! Ну, ты даёшь! Не девочка, а просто фабрика какая-то для производства гуано поточным методом. Ты гадишь больше собственного веса. Генеральская кровь! Фу! Тихо, тихо! Ешь! Продолжаем устное знакомство с обстоятельствами твоей жизни, душистая моя незнакомка. Ха-ха! Мы сегодня оба пахнем отходами твоего детства. А когда повзрослеем — оба будем вонять отходами чужих мыслей и чужой взрослости. Понимаешь? Ну, на чём мы остановились? Да, Мама! Ранение оказалось несерьёзным. Зато она теперь этого козлища-пенсионера близко к себе не подпускает! Оп-ля! Правильно, малышка, от одного упоминания о нём поневоле начнешь срыгивать. Где у нас салфеточка? Я бы тоже присоединился, да нельзя: мой продуктовый запас ограничен, а выйти в магазин я смогу только вместе с тобой. Ты когда-нибудь таскала упакованную коляску по ступенькам на верхний этаж? То-то! Лифт опять не работает. Так что, гулять будем на балконе, как всегда. А продукты мне принесет Мама или Мамамама. Жаль, Лёлика уже закопали, он бы подменил на вахте. Ишь, какие глазёнки-то чистые! А какие любопытные! Кто, говоришь, я такой и почему здесь? У нас, у отчимов мира сего, дорога трудная, но благородная. Мне, милая, жить негде, потому что своего дома больше нет. Точнее, он есть, но в нем больше нет меня. П-ф-ффф! И — всё! Вы, бабы чёртовы, вертите нами, дураками, как хотите. Ты слушай аксакала, слушай внимательно, я в этом деле опытный, как птица Феникс. Есть такая животина: то сгорит, то снова встанет из пепла. Хотя, лучше бы уж и не вставала. О, ты, подруга, никак одобряешь это решение? Наш, наш, значит, человек! И работы, милая, у меня тоже нет. А мама твоя теперь рекламным агенством заправляет, деньги куёт, нас с тобой, сирот, кормит и поит. Я для неё слоганы пишу и роль няньки-приживалки в квартире Лёлика исполняю. Всем очень удобно. А свою прежнюю квартиру мамаша твоя продала, чтобы офис купить. Бизнес теперь её муж. Внемлешь? А ты ей, в общем-то, мешаешь. Ей и её злости. Мама решила деньгами доказать, что не только Генерал козлище, а что вообще все на этом свете — козлищи. Тотально. Поэтому и бабушке тебя не доверила — только мне. Ибо я не козлище; я — козлиная сыть. Говорящая трава, то есть. Так что, подчиняйся. Бабушку твою, конечно, жалко. Святая старушка, хоть и ядовитая идейно! Между прочим, Мама и Мамамама славно поцапались. Мамемаме твоя родительница не сказала какое-нибудь вялотекущее «нет», — было куда веселее, она истерично наорала, показывая на себя саму пальцем: «Смотри, какую уродину воспитала! Не дам ребенка!» У них теперь конфронтация в виде семейной гражданской войны до скончания века. Это точно! Ничего не поделаешь, около живого ребёнка всегда кто-нибудь ссорится — за его жизнью охотится. Веришь ли? Одни убеждённые покойнички вокруг! Привыкай. Могу деловой совет дать: ты, девочка, либо научись не слушать их всех, либо посылай активистов на хэ. Ну, в общем, на хорошее дело. Пукаешь? Ну, пукай на здоровье! Никому мы с тобой не нужны: у тебя имени нет, у меня — жизни… Присядем на диванчик? Смотри, какой хороший диванчик. Новый. И облака с этого места, как на ладони. Видишь вон то, кучерявое, с дыркой посередине? Это облако твой папа сделал. И нам потом подарил. У-тю-тю!

 

 

         — Мама, ты зря по третьему разу перебираешь ящики с барахлом. Я тоже смотрел. Ничего не осталось. Он сжёг перед смертью всё. Ну, подумаешь, будет памятник без фотографии стоять. Что такого? Вольное отступление от сценария и только-то. Вы же не написали его эпитафию, как он просил! При чём тут моё кощунство? Конечно, сопротивляюсь! Мне с вами, классиками, не сравниться — никто не затмит вашу стандартную пошлость: «От любящих тебя и помнящих друзей!» Щ-щих! Щ-щих! Не ори на меня, ребёнка разбудишь, коммерсантка. И купи где-нибудь смеси на сухом козьем молоке. Да, командую, потому что опытный. Да, у меня было много детей, поэтому я вынужден был к ним приспосабливаться. Пелёнки, какашки, мамашки, просьбы, требования, поиск денег… В общем, купи козье, хоть и дороже намного. Дети, Мама, — это «чёрная дыра», прорва, в которую проваливается всё: мысли о себе, рублики и годы, мечты и надежды. Я чувствую, ты совсем не готова к такому повороту дел. И я не твой самец, но я почему-то участвую вместо Лёлика в этой игре. Так что выслушай правила. У тебя есть дочь. И она тебя когда-нибудь съест. Она тебя сожрёт, не поперхнувшись, когда вырастет! Приходи почаще, бизнес-леди, и тогда уцелеешь. Фиг ли ты шофёра посылаешь через раз? Мама, возраст капает и капает, я понимаю... После ранения ты изменилась не хуже трансформера. От каких-то проснувшихся обид в тебе вдруг проснулись и недюжинные силы. Вроде бы, радоваться надо: внутри нас всегда что-то чего-то будит. Но, Мама, тебе, как и всякой женщине, опасно иметь лишнюю силу. На что ты её употребила? Ты сама, между прочим, становишься самцом. Да, да, в этом случае мы с Лёликом — твои «бабы»… Даже посмертно. А тебя, курица, губит чувство собственной правоты. Я не каркаю. Да перестань ты переворачивать ящики! Он сжёг всё, говорю тебе. Всё, кроме памяти. Мама, ты уж не привинчивай память к мрамору, давай привинтим её прямо к сердцу. И, вообще, совет: в таком состоянии  лучше не показывайся здесь. Ничего я себе не противоречу! Мать и дитя связаны многими пуповинами. Вену, связывающую ваши тела, отсекли ещё в роддоме. А вот «вену», связывающую ваши души, ты должна будешь отсечь сама. Но не сейчас, досрочно, когда ты ей, слабой, нужна как жизнь. И не потом, с опозданием, когда ты станешь для неё, сильной, «трупным ядом». Эй, не потакай воплям! Не бери её на руки, лучше скажи что-нибудь ласковое. Ну и голосок! Сирена! Иди, иди, иди, Мама, ступай себе с Богом, у меня ребёнок обделался. Да, про козье не забудь… У-тю-тю! Слышишь? Мама так хлопнула дверью, что наша малышечка проснулась, да? Ну, не ори ты так, зараза, перепонки в ушах сморщились! Ни один даос такого ора не выдержит!

 

 

         — Мамамама? Вам не обидно, что я вас так называю? Спасибо. Да, приходите завтра. Мегера уезжает на какой-то международный семинар и её не будет два дня. Что? Имя? Нет, всё ещё не придумала. Ваша дочь, Мамамама, после родов «оцифровалась», она стала холодной. Всё случилось совсем не в ту сторону. При чём тут Бог? Я бы его за такие шутки над людьми с должности снял. Или рекламацию написал, хотя бы. Ха-ха! Какой я писатель? Марака! А уж нынче, тем более. Мамамама, в обществе никому не хочется напрягаться. Лёлик был прав: содержание длиннее трёх букв — нонсенс. Я пишу дурацкие громкие фразы для клиентов агентства и мне платят за эту ложь поштучно. Иногда очень прилично платят. Обдумывать слоган-шедевры удобнее всего, подмывая, между делом, безымянного ребёночка своего шефа. Приходите, Мамамама, я ничего не скажу ей о вашем визите. И не беспокойтесь за меня, даже на сухомятке я спокойно тяну воз, как надо. Вы для меня — родственная душа. В миру я буду вас называть по закону высших соответствий: двоюродная тёща из параллельного мира. Вам нравится? Точно! Никто не догадается о сути нашей связи. Мамамама, скажите, почему дети, пока они не появились на земле, притягивают людей друг к другу, а когда они уже здесь — все от них куда-то вдруг разлетаются? Мамамама, я скажу вам как пестун пестуну: мы победим трёхбуквенных!

 

 

         — Баю-баюшки-баю! Даже не смей об этом заикаться: на руки – не возьму! Человек должен любить свои собственные препятствия. И любить их преодолевать. Как зачем?! Чтобы стать собой, крошка! Трудность и мера трудности — очень хорошие учителя. Взрослый, глупышка, нужен тебе до тех пор, пока ты сама не научишься выбирать трудное, чтобы подниматься в гору. Ты ведь меня понимаешь? Вижу, что понимаешь. Стоп! Только не ори! Я не могу, и не буду угрожать тебе всяческими детишкиными наказаниями, потому что этот метод плох, он свидетельствует о беспомощности взрослого. Не ори! Я всё равно заткнул уши мокрой ватой. На кого мы в этой жизни надеемся? Правильно: только на себя! Вот и хорошо. Чувствуешь, как в тишине приятно жить? Держи свой кефир!

 

 

         — Требую, чтобы каждая проведённая здесь ночь засчитывалась мне, как год, нет, как сто лет героической каторги. Пупсик, а ты знаешь сколько прошло напрасного времени? Три тысячи пелёнок тому назад я тоже был начинающим человеком! Рано или поздно, всем начинающим приходится заканчивать… Кода жизни! Симфония! Мощно звучит, не правда ли? Вру, впрочем… К сожалению, продолжительность моего времени не превратилась в глубину моей же мудрости. Я ведь просто выдумал свою вечность, малышка. Чтобы казаться большим хотя бы в своих собственных глазах. Прости. Эй, оставь моё ухо в покое! Больно, озорница! И ничего смешного. Я, между прочим, с детьми разговариваю точно так же, как и со взрослыми. Без скидок. Воспитанность, в отличие от образованности, независима от возраста. Потому что нет отдельного «детского мира» — есть лишь один на всех балаган, с расписанием персонального выхода и лотерейным набором ролей… Хочешь, я тебе водочки слегка плесну? Для крепости сна, например. Не хочешь? Тоже правильно. О здоровье никто, кроме тебя самой, не позаботится. Лёлик бы одобрил: учить нужно не запретом, а доступностью искушений. К тому же, у нас, у даосов, так мало желаний! У тебя — ещё мало, у меня — уже… Мы счастливые люди, мой друг!

 

 

         — За-мол-чи!!! Я, в общем-то, смогу, наверное, не убить тебя за ночной концерт, но Мама меня сама убьёт, если твой пупок вылезет в грыжу. Тебе это надо? И мне не надо. Вот умница, слушай сказку. Это сказка-усыплялка: бу-бу-бу, бя-бя-бя, бе-бе-бе. Тут и сказочке конец, а кто слушал, молодец. Понял, теперь твоя очередь. Ну и голосочек! У-тю-тю! Смотри, сейчас лампочка лопнет. Говорят, гены через поколение передаются. Знаешь, голосистая, в роду у Генерала явно были оперные дивы. Да, да, и ты оттуда же. Начали: до-ре-ми-фа-соль-ля-я-я!!! Кто это нам по батарее стучит? Какой успех! Слышишь? Пора билеты продавать на концерт.

 

 

         — Я расскажу тебе, маленький мой дружок, о большом мире. В нём накопилось так много всевозможных вещей, что им стало тесно. Ты меня слушаешь? Хорошо. Слушающие унаследуют царствие. Но не все. Те, кто мир «слушает брюхом», — пихают в себя всевозможную ерунду: жратву какую-нибудь, таблетки, припарки, наркоту треклятущую… Это — примитивные. А мы с тобой, дочка-девочка, слушаем ветер бытия так, как положено: ухом. С одной стороны, хорошо, замечательно, особенно, если закрыть глаза и уметь ни о чём не думать. С другой стороны, человек, способный искренне слушать другого, автоматически превращается в очень удобную «помойку» для чужих тайн и исповедей. Ты меня слушаешь, сирена? Спишь? Ладно, продолжим наше обучение во сне. Вмещай, дитя!

 

 

         — Кис-кис-кис! Иди ко мне, вот твоя килька, ешь, сколько влезет. Бедненькая, он всегда называл тебя просто Кошка. Сейчас мы эту несправедливость исправим. Ну, умяла свою кильку? Мяу-мяу! Тихо ты, чудище в детской кроватке разбудишь. Мяу! Тоже, видать, на три буквы живёшь. Идея для тебя есть! Не трепыхайся, замри и смотри мне в глаза. Та-а-ак. Слушай громовой мой шёпот и трепещи: «Дух Лёлика, вызываю тебя! Дух Лёлика, я приготовил для тебя одежду. Входи и живи!» Брысь! Ты зачем, гадина, меня царапаешь? Отныне твоё тело — одежда плоти для духа Лёлика. Ну-ка, Лёлик, проверим: кис-кис-кис! Шипишь? Так ты и при жизни шипел, как шланг. Извини, Лёлик, что тело подвернулось кошачье и женского рода. Не было под рукой другого. А без тебя, даос, мне — скучно. Эй, Лёлик! Кис-кис-кис!

 

 

         — Скоро у меня отрастёт грудь и начнётся процесс лактации. Лёлик, я и тебе нацежу в блюдечко. А вот и колокола зазвонили, значит, утро пришло. Скоро Мамамама явится. Просоответствуем! Прыгай, Лёлик, ко мне на диван, по телевизору опять нечеловеческие сиськи показывают, тебе ведь это нравилось когда-то. Садись, садись на колени, блохастый. Эх, к этим бы сиськам да ещё бы младенчиков соответствующих размеров прислонить! Голиафы бы выросли! Брысь! Брысь! Давай телевизор выключим поскорее. Телевизор — любимец народа. А, значит, — враг личности! Я, извини, погорячился, Лёлик, насчет телесисек. Насмотришься, кота вдруг запросишь. Ещё одного приплода я не вынесу. Брысь! Хочешь валерианки? Я где-то в шкафчике видел. Сейчас капну. Тебе на кильку, или с молочным коктейлем? С молочным? Хорошо. Ух ты, пошло-то как! Вижу: почерка наш мастер не утратил. И я соточку залью, пожалуй, с твоего разрешения. Ну, за нашу реинкарнацию!

 

 

         — Мамамама, а кто по сортности выше: мужчина, или женщина? Канонические тексты всегда называли человеком, насколько мне известно, только мужчину. Ох, много мужчин утекло с той поры… И вот — результат: женщина тоже захотела стать, э-эээ… человеком, и у неё это получилось. А главенствующая вакансия, к сожалению, по-прежнему только одна. Как быть? Нам, благородным мужчинам, пришлось уступить. Мамамама, вы, случайно, не знаете, кто мы после этого?

 

 

         — Что, Лёлик, заскучал по женскому обществу? Ну, ложись в кроватку. Дама, кажется, не против. Мур-мур-мур… О чём ты ей рассказываешь? О гранотомёте, наверное. Хотя, нет. Жизнь кошки — это наслаждение во сне. Дао без гранотомёта. Лёлик, ты ангел, работающий на кильке. Лёлик, а ты ей, несомненно, нравишься. Особенно хвост. Лёлик, хвост значительно лучше и выразительнее языка. Ты должен быть доволен на этот раз. При помощи такой волосатой колбасы можно передавать эмоции на расстоянии. Как в роте ангельской спецсвязи. Лёлик, у тебя отличная мимика хвоста! Мур-мур-мур. А-аааа!!! Дитя, я могу орать так же громко, как и ты. Лёлик, зачем ты убежал и спрятался под диваном? Угрозы жизни нет, по крайней мере, твоей. Ой, не могу, — ультразвук! В загадочном Бермудском треугольнике раздаётся крик грудных младенцев инопланетян, от которого падают самолёты и дохнут матросы. Лёлик, вернись! Вот гад! Если я не сниму отдельную жилплощадь и не съеду отсюда немедленно, то сойду с ума. Нет, не возьму на руки! Не возьму, не возьму, не возьму! Угодники пожинают неблагодарность. Сейчас мы сменим твою упаковку и насладимся консервами. Где салфетки, чёрт бы их побрал! Ага, вот. А прикорм? И прикорм на месте. Я не виноват, что тебя, подруга, вызвали в этот мир насильно. И ты не виновата. А про козлищ умолчим. Даже пожалеть можем. Они, в общем-то, тоже не виноваты, что и их в своё время вызвали куда не следует в добровольно-принудительном порядке. Сечёшь масть? То-то! Расти большая и ни в ком не нуждайся. Баю-баюшки-баю. Давай, ползи, вставай на четвереньки. Сейчас мы будем смотреть цветные репродукции картин старых мастеров. И музыку поставим. Классическую какую-нибудь. Развивайся. Только не ори. Крик человеческого детёныша невыносим. Это самый невыносимый звук из всех звуков, существующих на земле. Даже дикие звери его не переносят. Лёлик, вылезай из-под дивана, я картины передвижников приготовил к обозрению.

 

 

         — Лёлик, послушай, я расскажу тебе странные вещи. Пока никого нет и пока тихо. Мама утащилась в город, в детскую поликлинику и куда-то там ещё. Можно расслабиться. Лёлик, должен тебе признаться, что с этой девочкой без имени я стал так близок, как не получалось сблизиться со своими родными детьми… Сентиментальность, говоришь? Возраст? Лёлик, твоя дочь заполнила пусто... Твоя, не спорь! Твоя! И не смей шипеть! Пустоту! Она заполнила пустоту после меня, пустоту до меня и пустоту во мне. Ты же сам знаешь, перезревшие даосы в этой стране ничего не читают и ничего уже не пишут. Они — хандрят, потому что совершенству некуда развиваться дальше. Остаётся одно — разрушаться. Что-то разрушилось во мне, Лёлик. Она разрушила. То, что закрывало от глаз самое простое. Я вдруг увидел своё собственное начало: родителей, теплую грудь матери, могучее присутствие отца, приятные тембры окружающих, слова, которые я полностью понимал, хотя сам ещё не говорил… Хочешь валерианки, Лёлик? Держи: кап-кап-кап-кап. Хватит, пожалуй, а то превратишься в наркомана и это плохо скажется на успехе твоей следующей реинкарнации. Я за тебя теперь отвечаю. Ну, подпевай: «Мя-а-ау!» Лёлик, ты помнишь грудь своей матери?

 

 

         — Алё, Мамамама? Докладываю: она-таки назвала её. Нет, ничего не объяснила, ни единым словом не обмолвилась. В «Свидетельстве о рождении» зафиксировано отчество от Лёлика, как, собственно, и планировалось. Хорошо, Мамамама, если позвонит Генерал, я прикинусь виртуальным мужем вашей виртуальной дочери. Идёт? Мне всё равно. Раньше я думал, что наш мир представляет из себя театр теней, но всё больше убеждаюсь, что это не так: мы все здесь просто привидения, а привидения не отбрасывают тени, — ни прошлые, ни настоящие, ни будущие. Поэтому им безразлично: свет или тьма. Правда, изящный взгляд? Он помогает мне бдительно охранять границу между моим внутренним «Я» и внешним «Мы». Мамамама, я всё ещё охраняю, границу эту чёртову! Может, зря. Не зря? Вы так считаете? Это меня поддержит. Я уже привык, что  ребёнок — ничей. Безымянный. Теперь придётся отдельно привыкать к ещё одному рождению — к рождению имени. Порепетируем, бабушка… Чувствую, вам нравится. А я ещё ничего не чувствую… Вся природа вокруг живёт не поименованной. И ничего. А «привидениям» нужен «знак», чтобы обозначать свою реальность. Знак! Начало пути к значимости! Мамамама, имя на земле — фатально. Путешествие из ниоткуда в никуда верхом на кличке. У избранных счастливчиков присвоенный именной «позывной» слышится очень долго, даже после их смерти. Многим имя или псевдоним заменяет лицо. А у некоторых имя умирает раньше тела… Что вы, никакой мистики я не подразумеваю. Новорождённое имя, наречение — это как визирная планка в прицеле: нужно сосредоточиться перед выстрелом, задержать дыхание, подвести планку под цель и нажать на курок. Скажите пожалуйста! Да, кстати, в новейшей бытовой информации имеется смешная деталь: Маму в регистрационной конторе оштрафовали за что-то. Она пообещала всех «урыть». Очень неинтеллигентно, на мой взгляд. Она недавно так кричала о том, что ненавидит «это государство», что малышка плакала и плакала, а Лёлик обделался под диваном. Мамамама, Лёлик — это ваш экс-зять. Он теперь кошка.

 

 

         — Купаться в райском костюме удобнее всего? Ванночку нам дал сосед, а шампунь мы купили в аптеке сами. Видишь пену? Нравится плавать? То-то! Вода у нас прохладная, почти холодная. Значит, закалимся смолоду. О! Уже реагируешь. А-а-апчхи! Будь здорова, малышка. И ничего не бойся. Люди болеют именно потому, что боятся заболеть. А мы с тобой ничего не боимся. Ну, кроме людей, конечно. Знаешь, какие среди них страшные есть? Насквозь больные! Всего боятся! А-а-апчхи! Ух ты, даже слезы выступили. Нравится купаться? Молодец. Будешь водяной лошадкой.

 

 

         — Не волнуйтесь, Мамамама, все дети болеют. Болезнь — это их единственный способ заработать собственный иммунитет. Настоящий, не из упаковки с витаминами и иммуностимуляторами. Иммунитет без врагов умирает. Пожалуйста, успокойтесь, естественную сопротивляемость не надо специально «поддерживать», потому что дитя может вырасти от такой вашей «поддержки» инвалидом. Доброта и забота в искусственном мире — это «медвежья услуга», чаще всего. Природа не прощает. Первичное исцеляется только первичным. А вторичное, Мамамама, от жизни отделилось. Оно почти мёртвое: жизнь и здоровье в искусственном мире принято и-зо-бра-жать. Поэтому победа и гибель во вторичном совершенно равноценны. Декоративны, так сказать, по отношению к материнской природе. В том числе, и к природе мирового духа, между прочим. Как любящий духовный отчим, я хочу, чтобы девочка была сильна и одинока. Настолько, чтобы вообще не нуждаться в том, в чём нуждаются люди с ограниченными возможностями: в личных капризах, в готовых мнениях, в стороннем духовном и интеллектуальном обслуживании. Вы меня понимаете, Мамамама? Странно... Терпите, небось, а думаете, что понимаете. Конечно, волнуюсь! В мир пришёл живой человек, а его со всех сторон убивают многочисленные Прокрусты и их чёртовы приспособления. Я не могу спокойно смотреть, как на моих глазах погибает живое. Человек, как книга, а из него с первых минут рождения начинают вырывать страницы, на которых ещё ничего не написано. И уже не будет написано никогда: нет страниц — нет проблем. Вырвали! Оскопили! Как, кто? Охотников много, и каждый несомненным «благоносцем» себя мнит. Мамамама, я лучше помолчу в присутствии ортодоксального представителя, ладно. Нам ещё с вами… Ну, уж, нет! Крестить детей нам с  вами не придётся. Не дам! Это я вам как стометровый огненный Кришна обещаю. Шш-ш-шшш! Нет, Мамамама, это не я шипел, — это я Лёлика к телефонной трубке поднёс.

 

 

         — Что, опять беременна? Опять?! Кто автор? Тот самый занудный американец, которого ты приводила месяц назад на смотрины? Ой. Он очень не понравился девочке, иначе бы она не ткнула ему в глаз пальцем. Надеюсь, американец окосел? Ау, слышишь, дочка, не наш ухажёр стал кривым и некрасивым. Что это? Виза? Ты… уезжаешь… в Америку? В гости к Косому? Неважно, что американский козлище уцелел, я всё равно его буду называть так. Навсегда уезжаешь? Ты выходишь за него замуж?! А как же дочь? И ты приняла этот ультиматум, Мама? Боже! Земные проблемы порождают проблемы небесные, и наоборот.

 

 

         — Тихо, курочки! Дуй, малышка, на первую в своей жизни свечку. Ф-ф-фууу! С Днём рождения тебя, котёнок! Ну вот, весь торт оплевала. Ничего, не страшно, всё родное, всё любимое. Так-так, реакцию понимаю без переводчика, Косой это есть не будет. А вы, Генерал? Кладу два кусочка. У Мамымамы пост, пищевые предрассудки. Бабушке — фрукты. А тебе, родительница? Сочувствую. Маму от сливочного масла тошнит. Малышке торт ещё рано. Значит, себе я кладу три куска. Славная компания собралась! Когда уезжаете, господа?

 

 

         — Мама, не устраивай из обыкновенного прощания голливудского кошмара. Твоя истерика передаётся. Чуткая мелочь и так очень волнуется. Правильнее «спонсировать» своего ребёнка покоем, а не демонстрировать ему закатывания глаз и слащаво-фальшивые подвывания. Цыц, говорю! За денежку не волнуйся. Не пропью. Дитя не даст. Нет, нет, не таскай её на руках, не используй несчастное дитя для оплакивания себя самой! Пусть она лучше запомнит радостное «чувство присутствия», а не смакует идиотское и разрушающее «чувство отсутствия». Поцелуй её так, как будто уезжаешь на минутку. Гудбай, старушка! За нас не волнуйся: ребёнка поднимем, квартиру Лёлика сохраним, Мамумаму блокируем. Я и Лёлик — великая педагогическая сила! Ты знаешь.

 

 

         — Дитятко, послушай звонок с того света. Слышишь? Это голос твоей мамочки. Она приедет летом и заменит нам кредитную карточку.

 

 

         — Здравствуйте, Генерал! Входите. Для чего вы натащили такое количество погремушек? А эти китайские фонарики зачем? Ещё погремушка! Да, на этой территории теперь командую я. Так случилось. Смотрите, Лёлик забрался к вам на колени! Погладьте его. Генерал, вы — типичная мамаша. Знаете, чем настоящая мама отличается от мамаши? Последняя слепа и беспомощна в общении с ребёнком. Поэтому либо откупается от проблемы каким-нибудь барахлом, либо «опускает» развитие ребёнка до своего уровня — ноет, поучает, жалуется на своё здоровье, предлагает «войти в положение», или предъявляет бесконечные претензии. У вас есть претензии, Генерал? Есть! Гладьте Лёлика, гладьте. Зачтётся. Много не налью. По полстаканчика. Лады? Лёлик за час до кончины произнёс последний шедевр: «Жизнь прошла, оставив на память стебли сломанных хризантем». Не раскисайте, Генерал. Всё в этой жизни — игрушки. И они не должны быть взяты из прошлого. Они также нехороши, если приспосабливаются к тому, чтобы играющий их понял… Не надо понимать! Генерал, приносите в следующий раз то, что слегка превосходит сегодняшнюю потребность развивающегося организма. Я бы почитал полуторагодовалому ребёнку Кафку, например. В этой квартире, к сожалению, нет библиотеки. По родственной для меня причине: сначала и я хранил дома всё, что прочитал, потом сохранял лишь то, что написал; теперь я не храню ни того, и ни другого — у меня нет дома. Устройство мира поразительно: сам человек — текст! И он максимально свободен, когда бесследен и безогляден. Познаваемый мир не должен быть понятен. Новая информация, новый опыт, как вечно превосходящая, нависающая над пловцом волна, — топит, но вынуждает двигаться. Обучение — шаг вынужденный! Практика, необходимость должны заставить человека идти вперёд. Или дать ему погибнуть. Что тоже справедливо с точки зрения законов эволюции. Генерал, вы знаете, что такое эволюция? Вы же когда-то управляли силами… Нет, не поллюция, а эволюция! Очарование новизны и стремление к ней. Приносите ребёнку непонятное и учитесь у него! Генерал, взгляните на себя, ваши игрушки жизни все, все до единой, давным-давно понятны. Это — конец. Согласны? Оглянитесь, оглянитесь! Видите, как давно всё внутри погасло? Да вы гладьте, Лёлика-то, гладьте. Очевидно, вы ему напоминаете варёную кильку с валерианой.

 

 

         — Девочка, твоя бабушка — герой. Она в точности исполняет мои инструкции и ходит с тобой гулять, не усаживая ребенка в коляску и не беря его на руки. Малышка, ты знаешь, какая это мука гулять в темпе дождевых червей? Ужас! Бабушка знает: суд мой скор и несправедлив! Я присвоил себе диктат отца, роль, которую все терпят. И я понял, наконец-таки, почему. Все дело в смене психотипа. В пресловутой «бабе», которой я был до последнего времени и даже не знал этого. Ты, мелочь, разбудила во мне самца и самодура. Это — общественный инстинкт самосохранения племени. Потому что все вокруг — бабы. Садись на горшок!

 

 

         — Какую дорогу будем выбирать? Ту, что полегче, или ту, что потруднее? Ну, выбирай… Правильно, ползти нужно в гору. Потому что выбрав дорогу трудностей ты, рано или поздно, окажешься на вершине. А лёгкий путь — это путь в жо. Пардон, в яму. Дочь, я понятно трактую о векторе мировоззрения? Конечно, понятно. Вот они, наши ступенечки: топ-топ-топ. Тихо ты, дурёха, лоб расшибёшь! Не вой, не вой. Боль не является причиной для слёз. Запомни это. Запомнила? Только слёзы являются причиной боли!

 

 

         — Знаешь, девочка, как погибают люди? Они становятся взрослыми! Они погибают сверху-вниз, укорачиваются, тают: сначала они прекращают жить на облаках, потом у них засыхают мозги, а потом и телу приходит последний черёд. Чувствуешь, кто у них тут, на земле, богат, а кто беден? Например, у нашего Лёлика есть свои собственные, персональные облака, — так что, ему теперь любое тело годится! Вечного на земле нет, а чуть выше — есть, наверное. Выбирай и ты, малышка, лишь тех, кто богат всей жизнью целиком, а не по частям.

 

 

         — Лёлик, я купил целую упаковку валерианового корня. Ликуй! Знаешь, Лёлик, дети удивительным образом подчёркивают несостоятельность большого мира.  Мне всегда казалось, что я сдавал перед этими голопопиками какие-то очень важные экзамены. Голопопики росли, экзамены усложнялись, а я лишь получал один «неуд» за другим. Пересдачи не существовало. Всё здесь полагалось делать с первого раза. А ведь как хочется и второго, и третьего, правда? Увы. Несостоятельность  — в бегстве. Или в нападении. Пей, Лёлик, пей. Я думаю о Маме. Для женщины избыток сил опаснее их недостатка.

 

 

         — Мамамама, чувство несобственной правоты позволяет жить нравственно. Вы ведь на этом, собственно, держитесь, не так ли? А чувство собственной… Нет, я не повторяюсь — я варьирую. И давно уже ничего не записываю. Лёлик почти все свои картины рисовал в воображении и был доволен. Чем я хуже?

 

 

         — Мама, прекрати звонить по ночам! Ну и что, что такая разница во времени — у меня ребёнок спит! Скучаешь? Что стряслось? Выкидыш?! А Косой что? Понятно… Не казнись, завод ещё не кончился. Нет, обратно тебя не ждём, понимаем что к чему. Здесь такая страна, что если уж вылез из…, из неё, родимой, то обратно лезть уже не хочется. Не казнись, Мама. Ты на верном пути, хоть и противно мне от этих слов. Спасись и спасёшь другого! Ну, вот, так-то лучше. Обживёшься там как следует, мелочь подрастёт, заберешь к себе. Все ок!

 

 

         — Малышка, это — волки. Люди посадили их в клетку, чтобы наслаждаться их горем и брать друг у друга деньги. Красивые звери, правда? Мы пришли с тобой в зоопарк, чтобы поклясться: никогда больше не приходить сюда за людоедской радостью. В природе волки защищают себя и не защищают своих детёнышей. Знаешь, для чего? Для того, чтобы детёныши тоже могли защищать себя. Дочь, перед тобой — учителя. Они живут в тюрьме. Когда они жили на воле, то были примером свободы, а теперь они — пример стыда. Отойди от клетки! Стыд, если у него есть зубы, кусается!

 

 

         — Упала — вставай. Правильно, молча. Жизнь — это мера препятствий. А я, дитя, лишь приглядываю, чтобы эта мера была посильной для твоего малодушия — «не могу-не хочу». Разумеешь? Опять упала? Та-а-ак! На кого мы в этой жизни надеемся? Повторим многократно: только на себя! только на себя! только на себя! Знаешь, почему так надо? Потому что тебя, милая, ждёт мир, который не станет лучше, чем сегодня. Он будет ещё хуже. А ведь каждому человеку хочется жить счастливым. И тебе захочется. И мне хочется, чтобы у тебя всё сбылось. Значит, есть лишь один выход: духовная природа и сила законов внутри тебя должны превышать давление, идущее от хищников и дураков снаружи. Управляй своими силами, дочь, чтобы управлять хаосом вокруг! Так говорил твой отец, даос Лёлик. Светлое ему: «Ом-ммм!»

 

 

         — Глупость не лечится, не исправляется образованием и не поддаётся воспитанию. Я о вас говорю, Генерал. Зачем вы купили посудомоечную машину? Чтобы сократить и без того невеликие квадратные метры этой кухни?

 

 

         — Вы знаете, чем отличается любовь родителя или воспитателя от любви бабушек к внукам? Она отличается ответственностью! Старики — безответственны по отношению к ребёнку! Я неожиданно сделал это открытие, наблюдая за вами, Мамамама. У пожилых людей уже нет сил, чтобы вести за собой молодую, энергичную жизнь, и нет прежней скорости, чтобы играть с юной бурей на равных. Поэтому все старики балуют чад — развращают их, добывая, таким образом, наслаждение для себя самих. Все дети — начинающие безмерные эгоисты. Все старики — законченные безмерные эгоисты! Это-то их и роднит. Саморазврат, Мамамама, слаще самообмана!

 

 

         — Лёлик! Кис-кис-кис! Выходи, гад, из-под дивана. Дщерь, прекрати охотиться за папашей! Ты выдрала ему усы и брови, а он даже не пикнул. Выходи, Лёлик, у нас сегодня на обед красная рыба. Кис-кис-кис! Лёлик! Лёлик, я тебе хокку прочитаю, только что сочинил: «И лишь борцам Бог не даёт свободу, играя с дерзкими «на славу» — в поддавки». Вышел? Ну и видок! Кошак без усов — лысый кот.

 

 

         — Мамамама, ваша порядочность меня восхищает, а ваша настойчивость приводит меня в бешенство. Мы не будем крестить ребёнка. Охотно объясню, почему. Во-первых, все ближайшие её родственники-даоходцы против этого акта. Кроме Генерала, наверное. Впрочем, его никто не спрашивал. Во-вторых, я, её ближайший духовный родственник, бдительно стою на защите молодой и неокрепшей души от посягательств на неё со стороны всевозможных «духоедов». Вы мою позицию знаете. По вашим представлениям я, возможно, человек, тоже верующий. Но я не верю в религию. Религия — это не Бог. То есть, как это бояться нечего? Ритуалы — штука далеко не безобидная! Макнёте в купель, накинете на шею «духовный ошейник» — крестик, мол, что особенного? А душу из человека — вынете и отдадите её служить навеки в околоземное рабство. Старая технология! Кому-то очень удобно этим пользоваться: апофеоз рабства — жизнь в одинаковости. Вы же знаете. Впрочем, смиренным рабам их положение нравится; духовная смерть рисует бесконечную перспективу.  Ах, Мамамама! Религия — это война с собственным народом, с его способностью мыслить. Коллективную личность намного проще склонить к вере, чем к думам. Вы, Мамамама, старушка мыслящая, но это — исключение, а не правило в вашей системе. В армии, например, тоже изредка встречаются мыслящие головы и горячие сердца. Но они очень страдают от того, что бездушная система их «переваривает». Ну-ка, дитятко, продемонстрируй, что у нас получается в результате переваривания? Сиди, не вертись, какай. Мамамама, почему вы не страдаете внутри системы, — загадка для меня! Можно верить и действовать, можно думать и действовать. Но! При одних и тех же внешних обстоятельствах действия получаются — разные. Фанатизм — факел всех конфликтов. А разум, болеющий фанатизмом, опасен чрезвычайно, аки демон во плоти. Лёлик подтвердит, он теперь созерцает невидимые слои бития непосредственно. Лёлик, ты где? Ш-ш-шшш!!! Браво, скотинка! И, кстати, Мамамама, если уж вам так неймётся увеличить свои ряды, я разрешу вам крестить кошку. А что, слабо? Тоже ведь душа живая… Скучно в раю без любимых питомцев. Ой, как мы замолчали! Ш-шшш-шшш!!!

 

 

         — Лёлик, у меня на душе погано — я Мамумаму оскорбил. Козлищем стал! Не сдержался. Война идей. Война, вечная война! Эх, Лёлик, на небе убивать ещё противнее, чем на земле. Тошнёхонько! Генералу, что ли, позвонить? Пойдём, Лёлик, к телефону и к нашей валерьянке. Спасёмся изнутри.

 

 

         — Дочь, я не позволил тебя крестить. Это — не грех. При этом я нахамил твоей бабушке — это грех. Ты ещё ничего не можешь мне сказать в утешение. Но я знаю точно: «прописка» в религии — тавро несмываемое… Девочка, я заболеваю, у меня возникает худшая из аллергий — аллергия на жизнь. Нет, не слушай меня: человек с плохим настроением — преступник. Да, да, преступник: он убивает свет и радость вокруг. Лёлик, помнишь, мы говорили о том, что от поганца могут получаться «волны смерти». От меня — получились. Эх, дитя неразумное, оттого и доверчивое ты… Нечего тебе к этому добавить, да? Что ты говоришь? Па… Что-что?! Папа! Ну, вот, приехали. Ещё тошнее стало. Иди ко мне, девочка, я тебя на руках поношу. Сил больше нет строгим быть. Па-па! Ха-ха-ха! Чудо моё! Па-па-па-па!

 

 

         — Никто к нам не приходит, всех-то мы с тобой разогнали. И Мама не звонит из своей Америки. Одиночество уже пришло, а личный космос ещё не вырос. Неправильно это. Одиночество и космос должны быть одного размера, дочь.

 

 

         — Лёлик, заткнись! Если я принесу тебе кота, то ты произведёшь дюжину котят, а топить их в унитазе я не умею. Терпи. Скоро пройдёт, тело у тебя, как всегда, немолодое, так что кошачий климакс уже не за горами. Ну, что ты раскорячился, как депутат на трибуне? Терпи! Хочешь, я тебе телевизор с сиськами включу? Не хочешь — как хочешь. Брысь под диван! Эх, малышка, представляешь, какую шутку сыграла с нами природа? Она нас, видите ли, «заводит»! Так же точно, как я завожу тебе железную курочку: ко-ко-ко, — пока завод не кончится. Природа — мать! А природа человека — пере-мать! Чувствуешь принципиальное различие? Молодец, дочка. Лёлик, заткнись! Пожалуй, природа внутри человека похуже будет, чем аналог снаружи: и шири-то там поуже, и выси-то пониже, а безусловного источника жизни, солнца, так и вообще нет. Лёлик, у тебя внутри солнце, или царство тьмы? Ш-шшш! Заткнись! Дочь, ну-ка брось в гада погремушкой. Молодец! Снайпер, а не девочка! Маленькая, мы любим животных, потому что они не мешают нам их любить. У них нет никакого предварительного сценария любви для себя, как у людей. Лёлик хороший, правда? Он нас любит такими, какие мы есть. А мы его любим только таким, какой он для нас удобен. Знаешь, самый страшный зверь на земле — это человек. Так говорил твой дедушка, мой папа… Пардон, не твой дедушка, но всё равно мой папа. Па-па! Па-па! Говори, говори, малышка. Пусть жизнь твоя будет долгой-долгой, чтобы за это время из тебя успели высыпаться все ненужные слова, все мысли и все желания. И тогда ты превзойдёшь в искусстве самообладания нашего позорника, Лёлика. Ты не будешь просить кота публично. Я сам это понял с большим опозданием: право, не стоит жениться по пустякам.

 

 

         — Мама? Туки-туки! У меня нет таких денег, чтобы звонить в Америку с квартирного телефона. Но я звоню. Мамамама волнуется: ты вдруг замолчала для всех. Ты от нас отреклась, или что-то случилось? Мама… Как это… бьёт? Косой тебя бьёт?! Мама, заяви в полицию и немедленно приезжай обратно. Мы тебя примем в дом, а козлища вновь тебя примут в местный бизнес. И Лёлик будет счастлив! И я. Ну, какая же ты рабыня? Ты не хочешь ехать обратно? Ничего не понимаю! Как тебе помочь? Не звонить больше? Мама, мы… Дочь, мы все в беде. Наши зарубежные инвестиции прекратятся на неопределённо долгий срок. Давай, дочка, споём. Давай, нашу, детскую: «Чёрный во-о-орон, что ты вьёшься над моею головой? Ты добычи-и-и…» Эх, чудушка моя! Все доказывают друг другу свою собственную правоту. А мы с тобой ничего не доказываем — мы и есть эта правота! Правда? И улыбка у нас хорошая. Как на рекламе зубной пасты. В общем, пора трубить сбор. Будем совещаться.

 

 

         — Мамамама, вы живёте непосредственно в храме, значит, я не отдам ребёнка в ваши руки на постоянное попечение. А вы, Генерал, великодушно прощены за измену в собственной семье, но всё равно ходите сюда почти украдкой. То есть, вы — вне игры. Мама далеко. Я чужой, но — ближе всех. Да и не чужой теперь. Нянька-бомж, разочаровавшийся в следах жизни и очарованный самой жизнью. Вопросы есть? Продолжаем жить. Мамамама, хотите валерьянки? Лёлик, брысь, не порочь меня при людях! Увы, все мы, хотим того, или нет, — живые ископаемые для юного явления. И круг наш узок, а мир очень широк. Наша задача — помочь шагнуть девочке из узкого в широкое. Может, кто-то хотел бы обратиться за помощью к государству? Хорошо. Предателей нет. Будем считать, что собрание с прискорбием осознаёт, что бездушное государство — это верная смерть для личности и частной жизни. Значит, продолжаем существовать самостоятельно, в режиме катакомбного счастья. Храм? Мамамама, вы уверены, что под сенью креста будет дано современное развитие для вашей внучки? Или вы, Генерал, можете предложить что-то оригинальное? Например, скупить магазин игрушек? Мамамама, последняя законная моя жена не зря послала писаку-бедолагу куда подальше, ибо так выглядит божье послание меня к юной деве. И все, в общем-то, довольны. Кстати, Генерал, вы не можете по-быстрому слетать в Америку и стрельнуть в этого паразита, притесняющего нашу сторону? Не можете, власть уже не та… Жаль.

 

 

         — Лёлик, скажи, допустимо ли вкладывать свою душу в другого человека? Как даос скажи, режь правду-матку! Не боись! Мя-яу! Круто, брат! Вкладывать готовую душу в… Во что, в кого? То-то, свято место пусто не бывает! Значит, надо заблаговременно чью-то душонку вынуть вон, извлечь, абортировать к чёрту. Так? А уж после этого — вкладывать. Лёлик, я понял, как происходит духовное клонирование. Лёлик, я не собираюсь ничего пихать в маленького человечка таким образом, я лишь согласен приготовить в нём особое местечко, куда душа влетит сама. Новая! Своя собственная! Раз и навсегда! Мя-я-яу!!! Отлично, Лёлик. Мы с тобой ещё лекции будем читать об этом с самых лучших кафедр мира! Ну, вот, видишь, и кота теперь никому не надо. Наши знаменитые лекции будут называться громко: «Почему интеллектуальные силы побеждают силы инстинктов?»

 

 

         — Земных детей воспитывают, как правило, небесные курицы. Это — не ангелы. Курицы! Умеющие только хлопать крыльями, рыть лапой и квохтать. Дочь моя, как ни печально, процедуру «отлучения от куриц» придётся проделывать неоднократно в течение всего срока твоей жизни. Сначала, по малолетству, я тебе буду оказывать эту услугу, — смотреть на всё видимое и невидимое позитивно, но критически, — пока ты не научишься здраво обслуживать собственное «зарастание» репьями поблажек и чертополохом компромиссов. Человек в этом мире, как грядка. Демократия внутри человека губит его безвозвратно. При равных благоприятных условиях культурное семя умрёт первым, а сорняки — победят. На этом, кстати, спекулируют и все земные революции… Девонька, ты не знаешь ещё, что такое наши революции! Это когда древо жизни изо всех сил трясут, вместо того, чтобы просто поливать его. Дитя моё, ты — мир! Сверхновая Вселенная! И равенства внутри тебя быть не должно. Нормальная участь сорняков на грядке жизни — это постоянная их прополка. Постоянная! Потому что человек, к сожалению, постоянно «зарастает» чем-нибудь дурным. Дочь, научившись «пропалывать» собственные мысли и собственную душу, ты станешь неуловимой для зла и соблазнов. Слушай меня, затаив дыхание, дитя! Всевозможные клевачие курицы тебя будут убивать на каждом шагу — за тебя они будут решать твою жизнь. Не сдавайся! Я сообщу тебе величайший секрет: Бог на земле есть — это труд. А те, кто этого секрета не знают, придумывают для себя фальшивых богов… Это — куриные боги. Не верь ни одному из них. Это — обманщики и самозванцы!

 

 

         — Лёлик, слезь с Генерала! Брысь! Извините, он весь ваш костюм шерстью испачкал. Спасибо, что вы не принесли в этот раз ничего крупногабаритного. Честно говоря, я побаивался, что вы приедете в гости на самоходном пылесосе. Извините, Генерал за любопытство, но очень бы хотелось узнать кое-что о вашей пенсии. Не сумму, хотя бы порядок нулей после первой цифры. Сколько!!! Теперь понятно, почему блага цивилизации из ваших рук становятся ядовитыми для среднестатистического гражданина. Обыкновенные признают тепло, свет, любовь… А вы всё это затмеваете, завалив живого человека каким-нибудь необыкновенным барахлом с головой. Это очень старые грабли, Генерал. Намного старее нас с вами. Но вы можете не беспокоиться за свой лоб — наступайте смело: ваш лоб выдержит. А мой — нет. И девочку поберегите. Я внятно излагаю? По-настоящему учит человека только управляемая недостаточность, — этакая недокормленность знаниями, например, которая будит самостоятельную жажду жизни, неукротимое стремление к новизне. Генерал, хороший учитель «покупает» учеников на интригу, а слабый — «откупается» от них догмой… Генерал, вы хотите, чтобы девчонка превзошла вас не только во времени, но и в опыте? Тогда не возвышайтесь над ней, как готовый болван над болваном готовящимся. Ладно, одевайте ребёнка и идите в парк. Мама? Да, они летали с Косым в Египет. Маму почему-то тянет именно на Красное море. У них опять мир. Косой — драчун, псих и домашний боксёр. Но однажды соседи пожаловались американской полиции, что слышали крики о помощи. Косой теперь тише травы. Любовь к ближнему в Америке на конкретном страхе держится. Не то что наша — на страхе, так сказать, абстрактном, Божьем… Ближний в отечественном случае вообще не при чём! Наш страх тотален. Поэтому — всегда тоталитаризм. Кто больше всех боялся и больше всего пугал, тому — тотальная пенсия. Правильно? Наш страх пошибче американского-то будет. Сапожки наденьте и зонтик возьмите, на улице моросит. Да, как всегда, без коляски! Выглядит Мама хорошо, бодро, я бы сказал. Прислала открытку, вот, полюбуйтесь: «Я вновь увидела египетские пирамиды!» Интересно, а они её увидели? Да идите вы, наконец, ребёнок уже вспотел. Вперёд!

 

 

         — Уважаемые одуванчики ордена «Святое дело»! Не сомневаюсь, что план заботы по уходу за малолетним ребёнком вы с честью выполните и даже перевыполните. Милые бабушки! Я отдельно предостерегаю вас именно от перевыполнения: просто кормите чадо и просто ходите с ним гулять. Я также не сомневаюсь в вашей порядочности — в том, что ни одна из вас не допустит несанкционированной пропаганды на заветную для вас тему. Приеду из командировки через неделю. Лично проверю у ребенка наличие мозга. Учтите! Запомните также простые правила. Первое: не говорите в присутствии ребенка все сразу. Второе: не смотрите на ребёнка все сразу. Третье: не слушайте одного хором. Заповеди понятны? Можете дополнить их самостоятельно — для взрослых все они обязательно начинаются со слова «не».

 

 

         — Идея жизни, Лёлик, — это непреодолимая страсть вручить себя кому-нибудь, или чему-нибудь. Даже не вручить. Всучить. Лёлик, я всучил нашу девочку семи нянькам. Форсмажорные обстоятельства, друг. А ты, Лёлик, поживёшь это время дома у Генерала, там, к сожалению, предвидятся невоспитанные внуки. Береги хвост. Лучший дао, как ты сам знаешь, под диваном. Ах, Лёлик! Совершенно некому доверить живую свободу; нас повсюду окружают существа с неограниченными желаниями и ограниченными возможностями. Низконебесные убийцы и интеллектуальные людоеды, Лёлик! Да что я перед тобой распинаюсь? Вам, котам и кошкам, не дано… Ш-шшш-шшш!!! Шипишь? Неужели, тоже дано?!

 

 

         — Лассказать, говоришь, пло едуску? Хорошо, лассказу. Я расскажу тебе про своего отца. Он много раз был дедушкой. И при жизни, и посмертно. Умница моя, все дедушки мира — это один огромный и единый Дедушка. Точно-точно! Стоит лишь посмотреть внимательно старому человеку в глаза — сразу увидишь и поймёшь: это он, Дедушка! Один на всех. Вечный стражник перед воротами смерти. У него могут быть разные лица и он может говорить на разных языках. Но это — Дедушка. И твой. И мой. И для всех-всех-всех! Вот какой у нас получился Дедушка! Садись рядышком. Лассказу, лассказу сейчас дальше… У него был умный, красивый взгляд, скуластое лицо, очень крепкие, надёжные руки и необычайно доброе сердце. Дедушка жалел всех, даже преступников. И даже меня. Он обладал внутренним человеческим сокровищем — любовью. Когда дедушка умер, то тело его закопали в землю, а любовь осталась с нами. В тебе и во мне. Ты её чувствуешь, малышка? Да, это она. Но мороженого я тебе сегодня всё равно не дам. Кхе-кхе!

 

 

         — Бойся глаз своих, дитя! И верь только тем ушам, которые слушают тишину. Телевизор — наш враг! Тю-тю! Внешний экран — смерть, он легко погасит жизнь экрана внутреннего. Разорит нашу собственную фабрику иллюзий дотла. Воображалы получаются  от погибшего воображения. Враг работает на электричестве, а мы с тобой на кашке и на молочных смесях. Красавица, тот, кто управляет собой, уже недосягаем для управления со стороны. Вам в садике прививку ставили? Да, царапинку такую. Сейчас мы нашему воображению тоже «царапинку» устроим. Прививку от гадства. Давай-ка почитаем антинародную «страшилку» — сказку о великом и всеми любимом лентяе Иване-царевиче. Слушай, как бедный народ удачливых воров да хитрецов всяких прославляет… Садись, Лёлик, рядом, мурлычь свою музыку. Народ, как говорится, должен знать своих героев! Вообще-то, такие истории больше для протокола подходят, а не для детских сказок… Теперь, гляди и слушай, перевернём фразу: ой, ни один из наших героев не знает своего народа! Смеёшься! Ах ты, молодчина! Ну, слушай: «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был…» Кто жил? Какой Был? А, ну да, он, значит, и жил, и звали его так: Был.

 

 

         — Отойди от зеркала, дочь! Отойди! Из зеркала вырастут когтистые лапы и схватят тебя навсегда. И ты всегда и всюду будешь носить себя в стекле… Не шучу! Твоё изображение будет жить человеческой жизнью, а ты, настоящая, будешь ему лишь прислуживать. Отойди немедленно, я сказал! Что?! Ах ты, козявочка! Кто тебе внушил этот антисоциальный бред: «Моя жизнь, что хочу то и делаю»? Это я тебе сказал?! Мерзавец!

 

 

         — Мама, у нас всё идёт нормально. Ты не звонила полтора года. Твой портрет в виде старой женской перчатки, натянутой на последнюю, выпитую Лёликом Первым, бутылку, стоит у нас в красном углу. Рекламная контора, созданная тобой, процветает, они постоянно подкидывают мне заказы. Просят: «В стиле Моцарта, пожалуйста!» Мама, гордись, у меня есть стиль! Одно непонятно: как ты ими управляешь с противоположной стороны земли? Просто интересно. Деньги вне географии? Наверное… А мы — в географии, Мама. Она дома называет меня, как все, как многие привыкли: Моцарт. А посторонним на улице объясняет иначе: «Папа!» Я от неё ничего не скрываю. Генерал иногда приходит, это наш дедушка, Мамамама тоже небезучастна. Без них я бы повесился. Генерал похлопотал, прошёлся по старым связям, и квартиру Лёлика оформили на малышку. Ну и что, что слышит? Это просто быт: враньё, блат, жизнь, смерть, переполненное помойное ведро под раковиной, орущие мысли, опустевшая душа… От земли и до неба — сплошной быт! И хорошо, что слышит! Пусть соображает: «знать» и «понимать» в нашей жизни никогда не приходят под руку... Головастик теоретически к тебе относится очень хорошо. Да, я понимаю, ты не приезжаешь в гости принципиально. Она принципиально не скучает. Ей вполне хватает себя самой. И тебе тоже? Ну-ну. Она — ребёнок индиго. Ты — мамаша индиго. А я, наверное, Серый Волк индиго из вашей сказки. Мне был недавно вещий сон, я будущее видел: человеческое счастье — это когда женщины не рожают дважды от одного и того же мужчины. Мама, у тебя появился акцент. Ну, привет Косому! Дочь, подойди к телефону, скажи что-нибудь маме. Нечего сказать? Она показывает тебе рисунок… Та-ак, и как у нас называется очередной шедевр? Похороны. Очень хорошо. А кого хоронят? Ух ты! Стоящий большой человек — это мама с пустым животом. А лежащий маленький — это ребёночек. Он как раз только что родился… Малышка, а почему тогда картина называется «Похороны»? Это же рождение! Понятно: рождение — это и есть похороны. Живот опустел. Вот, Мама, так и живём. Мне, как ни странно, нравится. В чужом доме у меня, закоренелого бродяги и скитальца, впервые возникло стойкое ощущение высшего даосского счастья: я наконец-то пришёл к тому, к чему стремился. К дивану.

 

 

         — Детский садик — это детский адик. Уже настоящая, а не учебная толпа, в которой ты, дочь, отвоёвываешь своё законное место. Здесь все дерутся, выпрашивают вещи, или отбирают их друг у друга. Бабушка учит тебя неправильно. У тебя была самая лучшая игрушка — настоящий сотовый телефон. Зачем ты его отдала хулигану? Лидер никогда не отдаёт лучшее другому. Лидеры бывают злые и добрые, но  тот, кто сдаётся — квашня. Нельзя любить себя самого слабого! Для «квашни» наслаждаться своей добротой и наслаждаться своей бедностью — это одно и то же. «Квашня» и нищим-то подаёт только потому, что ему больше не над кем возвыситься и покровительствовать. Всё дело в наслаждении! Оно не должно быть направлено «вниз». Иначе лидер станет пи…, ну, в общем, не лидером — худшим среди худших: самым страдающим, самым несчастным, самым безропотным. Доброта внутри тебя, малышка, — это прекрасно, но снаружи… Доброта поведения, ведущая к безволию, безропотности, беззащитности и безынициативности — это яд. Учись находить цель и держать цель. Не ковыряй в носу! У тебя, ребёныш-детёныш, пока ещё слишком маленькое тело. Но качества человека от размеров рук и ног не зависят. Запомни это и не жди от меня снисхождений, когда речь заходит о характере. В маленьком теле может обитать очень крупная лень или какая-нибудь другая сволочь. Так что, воспитание — это процесс недопущения демонов внутрь растущей личности. Вот и всё. Чтобы потом не пришлось их, поганых, «изгонять» дорогой ценой. Понимаешь меня? Хорошо. Можешь теперь ковырять в своём носу дальше. Нет, погоди, ещё не всё. Учись выбирать красивое, а не смаковать убожество! Теперь точно всё. Ом-м-мм!

 

 

         — Не можешь найти колготки? А куда ты их вчера бросила? Не ори на меня. Хочешь найти виноватого — подойди к зеркалу. И не бойся, на этот случай когтистых лап у него не предусмотрено.

 

 

         — Генерал, давайте договоримся: вы не строите своё общение с ребёнком на первоначальной фразе: «А помнишь?». Девочка — не пенсионерка, не бабушка, не ветеран-ликвидатор и не старая дева. Она — жизнь! Её глаза, а, значит, и её ум, всегда должны смотреть только вперёд! Именно с этой фразы — «А помнишь?» — начинается старость. Коньячку хотите? И я, пожалуй, за компанию. Что вы! Мне и в голову не придёт поучать вас или ссориться. Зачем? Просто я призываю вас обдумывать свои слова и поступки постоянно. По-сто-ян-но! Каждое слово, каждое движение! Это ведь просто привычка — держать мозг во включенном состоянии. Для этого он, собственно, и нужен. Трудно? Ха! Постоянно думать — это вам не постоянно разглядывать самого себя при разных обстоятельствах. Или командовать. Ну-ка, честно: в вашей воинской системе когда начинают это самое «помнишь» терзать? Вот! Оттого и покойничков  у вас много, и лысых, и дураков.

 

 

         — Мамамама, давайте договоримся: вы тоже не строите своё общение с ребёнком на первоначальной фразе: «А помнишь?»… Что? Генерал уже вам нажаловался! Мамамама, это важно. Вы способны предвидеть плоды того, что вы сеете в сегодняшней повседневности? Кто пророк? Я — пророк?! Не издевайтесь, вам это не идёт. Не требуется больших способностей, чтобы представить предсказуемое будущее. Мамамама, в вашей же канонической «шпаргалке» написано, что из дурного семени добрых плодов не получится. Сколько не верь во «всё хорошее», сколько не молись. Из репья репей вырастет. Из прошлого — прошлое.

 

 

         — Прошлое, дочь — это питательный навоз, в котором должны и обязаны сидеть корни нашего Дерева жизни. Всё в идеале должно быть собственным: собственный навоз, собственные корни и собственная жизнь. Знаешь, из чего навоз образуется, этот плодородный слой земли? Из умерших рыбок, бабочек, кошек (извини, Лёлик!) и людей! Из многих-многих трупов, которые люди называют загадочным словом «органика». Снизу, из прошлого, мы все пьём чью-то прошлую, перебродившую во времени смерть. А ветви настоящего должны тянуться к свету! К мечтам, к надеждам, к любви, так сказать. Нельзя зелёные ветви в навоз опускать… Бабушка? При чём тут бабушка? Ты бабушку не обижай, это — моя добыча. Кстати! Что ещё за мода на «скаутов» в вашем садике вдруг появилась? В поход, говоришь, ходили? Картошку пекли? Это хорошо. А завтра на кладбище поведут? К памятнику солдатам? Вы что, выкапывать их собрались? Тогда что? Бл…! Что, что вам сказали? Они не дожили до светлых дней?… Дочь, завтра они вылезут из могил и залезут в ваши глупые головы! Как мне это всё надоело! Ты спрашивала, чего больше всего-превсего на земле? Воды, земли, неба? Нет! Глупости, девочка, глупости больше всего на этой планете!

 

 

         — Лёлик! Я чувствую себя беспомощным идиотом. Я никому не могу объяснить значение спасительного слова «не». Они по-прежнему все слепые, Лёлик! Я жестоко истязаю слепых, причём, зря истязаю, — они от меня лишь страдают, а я ответно страдаю от того, что причиняю им боль и волнение… Охмуреть можно! Лёлик, хочешь, я подарю тебе маленький кошачий гранотомёт? Мы совершим налёт на аптеку и захватим весь запас валерианы. Не трись об меня! Сейчас накапаю. Тебе на хлеб, или, как всегда, на кильку? Лёлик, я тебя не узнаю! Ты не хочешь валерианки?!

 

 

         — У нашей девочки температура. Я помню, Лёлик: организм должен сам бороться за своё существование. Даём жаропонижающее? Правильно, не даём. Эх, Лёлик, если до завтрашнего утра мы не победим вирусы, юную деву увезут «поправляться» в богадельню к Мамемаме. Там будут нарушены все мои «не». Не договариваться с ребёнком, например, — он ещё не готов для партнёрства в мире компромиссов. Знаешь, Лёлик, лучше всего ставить ребёнка перед однозначным фактом, а не искушать его колебаниями перед примитивным «выбором». Никогда не говорить ему «если» — не угрожать так. Не объяснять непреложное. Не комментировать быт и не осыпать словами, как трухой, предстоящие действия. Лёлик, люди делаются необычайно болтливыми от растерянности, от неопытности и от внутренней своей пустоты. Они своим собственным словесным мусором заполняют свою же дыру — бессодержательность! А детки — рядом. Глядишь, тоже пустыми вырастут, и тоже пустое будут трухой заполнять… Лёлик, я, пожалуй, приму жароповышающее. Грамм сто пятьдесят. Можно? Ты будешь? Ну, как хочешь. Будь здоров, волосатый колобок!

 

 

         — Запоминай слова, дочка, а не правила. Зная слова, ты обязательно напишешь свою песню, а от правил — научишься лишь повторению. Песни по правилам не создаются. Гении не пишут диссертаций! Хочешь стать гением? И сказала она «А». И стало «А». И увидела она, что это «А». Нравится? Этот метод твой виртуальный отец придумал. Далее — по алфавиту. Никто не знает, кто сотворяет буквы, но буквы сотворяют слова, слова складываются в предложения, предложения в повести лет. Милая, скажи, пожалуйста, что должно получиться в конце? Правильно: «Спокойной ночи!»

 

 

         — Выбросьте эту блажь из головы, Генерал! Как вам не стыдно, боевой офицер, и вдруг занялись ерундой. Какие «чакры», какое «очищение»? Нет никакого кундалини! А электричество — это вообще выдумка еретиков. Генерал, где вы напокупали всю эту чёртову кучу дешёвой макулатуры? Зачем вам лечиться от сглаза и порчи? И сколько это… Генерал, милый вы наш дедушка, давайте лучше купим на эти деньги вертолёт с ножным приводом и будем веселы, высоки духом и здоровы телом. Дочка, скажи дедушке, что бывает после смерти? Умничка! Книжки! Полное собрание сочинений, с примечаниями и комментариями специалистов. Генерал, скажите, после вас останутся сочинения? Нет? М-да, только инструкции. А что? Звучит! «Полное собрание инструкций господина Г.». Каково? Сила! Не обижайтесь, в вашем возрасте самолюбие непродуктивно. Генерал, вы — духовный бомж. Поэтому вы, серьёзный такой мэн, шляетесь на старости лет по различным эзотерическим помойкам и кормитесь тем, что добрые люди давно выбросили за ненадобностью. Зачем вы принесли эту тухлятину сюда?  Нам, космически матросам и даосам, от тухлятины не по себе. Мы — высшие хищники! Мы питаемся только свежими идеями. Бррр! Да, дочка? Согласен, согласен, что духовная атмосфера бедна жизнью, как стратосфера кислородом. Но не оттого, что её «выдышали» те, кто в ней нуждается. От сверхинтенсивной интеллектуальной деятельности в духовном нашем слое появились опасные «озоновые дыры» — духовность больше не защищает нас от безумной разумности. Вы меня понимаете, Генерал? Маленькая, и ты меня, оказывается, понимаешь! Браво! Устами младенца! В больном небе не живёт никто, а бескрылые дистрофики любят смотреть телевизор и не любят читать книги. Но книги победят и вернутся! А дистрофики превратятся в навоз. Генерал, вы читали полностью ту книгу, которую мы сделали для вашей системы? Нет? Я так и думал.

 

 

         — Ешь! Нет, девочка, в конце слова не две буквы «ша», а мягкий знак. Почему это мягкий знак — не буква? Да, действительно, его просто так не произнесёшь… Хм! Ешь омлет и не разговаривай. Слова не должны вылетать изо рта вместе с крошками. Ешшшш!!! Ш-шшш-шш! О, и Лёлик откликнулся!

 

 

         — Каким ты станешь, человеческий детёныш? Никто не знает… Ты сама знаешь? И какой же? Ого! Ты станешь здоровой, как зло?! Неплохой фундамент, то-то бабушка порадуется.

 

 

         — Нет, Мамамама, я не ограничиваю ваше общение с внучкой. Нисколько. Просто, понимаете, ребёнок набирает свой первый разгон в жизни не сам. И мы все ему помогаем в этом: водим в различные места и компании, общаемся по-взрослому, читаем не какие-нибудь сюси-пуси, а вполне взрослые книжки, заставляем думать и стараемся научить самостоятельности. Мы, Мамамама, — всего лишь первая ступень разгонного блока. И мы должны отвалиться, отработав своё. И этот момент уже наступил. Ребёночек проснулся, начались его энергетические роды, если угодно, дальше он набирает свою скорость сам, а ничего не понимающие родственные «колоды» из лучших, как им кажется, побуждений твердят: «Мой ребёнок! Собственный! Я лучше знаю, что ему нужно!» Да ещё и усугубляют: «Отстань! Не приставай! Зачем тебе это?» Педагогическая трагедия. Энергетический выкидыш. Остановившиеся в своём развитии взрослые эгоистично «окорачивают» своё дитя, чтобы остаться вместе. И всё в очередной раз заканчивается милой братской могилой типа: работа-дом, работа-дом… Желаете внучке добра? Не утешайте себя своей же заботой. Ваша забота смертельно устарела.

 

 

         — Твоя мама — замечательный человек, дочка. Она сделала так, что в твоей жизни получилось много богатства: два натуральных отца и один духовный отчим. И денежки есть. Поздравляю. Посмотри вниз. Что ты там видишь? Нет, не коврик. Если просверлить землю взглядом насквозь, то мы найдём на другой стороне нашу маму. Она не сбежала — она последовала за своей романтической судьбой. Ты её любишь? Молодец. Маме там хорошо. Скажи, почему тебе должно быть плохо, когда другому человеку хорошо? Логично? Давай за неё порадуемся. И она за нас тоже.

 

 

         — Что значит «посадила»? Мама, ты укатала Косого в американскую каталажку?! Он тебе выхлопотал гражданство, а ты его за это отблагодарила… Не ты одна страдаешь, у нас каждую вторую бабу мужики бьют, и ничего. Мама, я не жалею Косого. Я жалею тебя: ты разлагаешься при жизни под воздействием избыточного чужого тепла. Северные души в райском тепле быстро протухают. И мстят за это всем подряд. Дочь у бабушки, а для чего ты о ней спрашиваешь? Я так и понял: от скуки. Что думаю? Что человеческая плоть — это волшебная лампа, а человек внутри — раб лампы. Кто потрёт, тот и хозяин. Мама, мы тебя любим, между прочим. Да, все-все-все! Надо же, какая буря! Ты материшься не хуже Лёлика! Ничего, и это пройдёт. И — эта. И — этот. Мама, ты так наивно защищаешься от нашей любви… Ту-ту-туууу… Бросила трубку, коза. Лёлик, ты ведь с ней десять лет в одной кровати лежал, мог бы и повлиять. Ш-шшш-шш! Валерианки? Опять отказываешься? Странно.

 

 

         — Это плохая мечта, дочь. Ты хочешь вырасти, поехать в Америку и привезти маму обратно? Ты и Мама — два разных мира. Ты поедешь на войну. Вас обеих ждёт война миров. Кто победит? Не дружба. Девочка, скоро ты убедишься в полном отсутствии какой-либо новизны на планете. Мы все здесь поочерёдно изобретаем велосипеды, произносим эксклюзивные банальности и учимся искусству выдоха. Вдох-выдох, вдох-выдох! Десятки лет человек «вдыхает» этот мир всеми своими отверстиями. Чтобы выдохнуть его в один миг. Вдох — война, выдох — мир… Можно «вдыхать» нездешнюю атмосферу душой, а выдыхать её уже здесь — в ремесле, например. Тогда жизнь приподнимается над навозом. Чуть-чуть. Хорошая моя, у каждого человека есть «тело памяти» и оно независимо от пирожков и мороженого. Знаешь, чем дышит тело памяти? Любовью. У тебя есть любовь? Она убивает всякую гадость внутри нас. Любовь — это дезинфекция и порядок в мире разбушевавшегося полтергейста. Знаешь, для чего люди научились убивать себя? Чтобы радоваться, когда они убивают других! Не понимаешь? Да я и сам, девочка, не понимаю ничего в этом мире. Где вдыхать, где выдыхать? И главное — с кем?

 

 

         — Дуй, дорогуша! Отлично! Все шесть свечек прикончила!

 

 

         — Хочешь понести Лёлика? Держи, заверни его потеплее в одеялко, но так, чтобы он мог видеть лес. Иди по тропинке аккуратно, нам спешить некуда. В ветеринарной больнице сказали, что Лёлик проживёт совсем недолго, день, может, три. Предлагали операцию, но я отказался. Потому что взрыв организма изнутри не лечится. Зачем мучить человека? Дочь! Ты что, способна назвать Лёлика животным? Лёлик, возмутись немедленно! Не может, видать, сил даже на шипение не осталось. Мы гуляем по лесу не просто так — Лёлик выбирает для себя место. Смотри, дружище, вот под этой елью неплохо будет, а? Нет, не подходит, идём дальше. А вот здесь, посреди полянки? И облака видны всегда. Нет, тоже нет… Стой! Куда вырываешься? Держи его! Ах ты, чёрт! Дохлый, а бегает, как рысь. Побежали за ним! Лёлик, миленький, ты зачем от нас удрал? Лежишь теперь на боку, весь в грязи, еле дышишь. Здесь, что ли? Хорошо, но я бы выбрал место посуше. Дочь, воткни палку в землю, чтобы мы потом не искали. Вот так. Ну, братец, помчались скорее домой, успеем обмыться при жизни.

 

 

         — Малышка, неужели ты совсем не переживаешь? Переживаешь? А не плачешь почему? Понятно. Смерть, как и боль, — это не причина для слёз. Где-то я уже слышал об этом… Ладно, пошли через дорогу в лес. Где лопатка из детского садика? Табличку нарисовала? Чудо! Потрогай, какое тело твёрдое. Это кровь в нём остановилась. А вот и ванночка кошачья. Что говоришь? Ванночка уже не нужна? Да не нужна. А Лёлик ещё нужен… Хорошо мыслишь, дочь. Ну, понесли. Чем табличку рисовала, фломастерами? Живописно. И слова мы придумали подходящие: «Он жил и умер на «Буммаше». Без ошибок написано. И звучит торжественно. Вечное тебе наше «мяу», друг Лёлик!

 

 

         — Ваша валерианка, Мамамама. Ну, за неистребимое здоровье почившего в бозе! Эх, Мамамама! Все почему-то хотят в этой жизни «сделать след»: нарожать детей, построить дом, посадить дерево… А Лёлик хотел большего — он «делал знак»! Понимаете? Жизнь в результате своего созревания должна приходить к невещественной значимости, поскольку лишь она, эта самая значимость, и передаётся из жизни в жизнь без потерь… Да нет, не смотрите на меня с такой подозрительностью, я не заговариваюсь. Это молитвы такие. Самодельные. Мамамама, честное слово, самодельные молитвы куда сильнее казённых. Вот я и волнуюсь. Дочь, ответь-ка нам, что такое фантазия? Правильно, это самое лучшее из богатств. Присвоить его нельзя, слишком уж большое, а вот внутри находиться — пожалуйста. Мы с фантазией дружим, малышка? Дружим. Жизнь, дочка, — это Око. Знаешь, что такое «око»? Нет, не глаза. Око! Чувствуешь, какое круглое слово! Миллион, миллиард миллиардов взглядов во все стороны сразу! Лёлик мир таким видел и нам завещал. Почему страшно? Дочь, где ты научилась этой глупости, что ещё за «спаси и помилуй»? Ты что, преступница, чтобы просить о спасении и помиловании? Сознавайся: ты кого-то убила? Нет? Тогда и не говори дурного. Бабушка так говорит? Кого она убила? Ой, она убила свой мозг!  Да, это преступление. Бабушка — интеллектуальный самоубийца. Её даже нельзя будет похоронить вместе со всеми — на кладбище идей, живших своей жизнью и умерших собственной смертью… Мамамама, господи, опять я вас обижаю! Да, получается, специально. Очевидно, я не могу говорить ребенку эти уроки без вашего присутствия. Проклятье! Дочь, знай правду: я жестокий и бессердечный. Сейчас бабушка немножко поплачет в комнате и вернётся к нам на кухню. Дочка, душа нашей бабушки смотрит только в одну сторону, как памятник, ей нельзя вертеться. Дух не велит. Это командир такой строгий. Тоже каменный. У них у всех — не собственное Око. Каменное. Их жалеть надо. Знаешь, девочка, что такое «полтергейст»? Это явление такое, когда из фантазии что-нибудь вещественное получается. Молодец! Весь-весь-весь наш земной мир! Он сам себя выдумал, чтобы на себя же самого и любоваться. Остановилась однажды земная жизнь у зеркала фантазии, а оно и вцепилось в неё своими когтями… Давно держит. Фантазия, дочь, — это не выдумка внутри тебя. Это — колоссальное живое существо снаружи, без размеров и без правил. Мы, знаешь ли, сами — внутри. И звёздочки в небе — тоже. А вот и Мамамама вернулась к своим мучителям. Простите великодушно. Эй, ребёнок, знаешь, как тяжко бывает на душе, когда ты, воин и разрушитель догм, нападаешь, а на тебя даже не сердятся? Это называется «время собирать камни». Маленькая, у тебя имеется камень на душе? И у меня — нет. Бабушка их все собрала. Мамамама, накапать вам ещё валерианки? О! Водочки! Щас оформим!

 

 

         — Для чего девчонке в этом возрасте «модный гардероб»? Генерал, куда я весь этот ворох тряпья развешивать буду? Куда?! Я не хочу, чтобы девочка росла по законам толпы. Не спорьте, Генерал! Мода — это разновидность толпы!

 

 

         — Ха-ха! Все моцарты пишут «Реквием». Разве ты, Мама, этого не знала? Ты, железная женщина, круче всех даосов. Почему ты не зашла с нами повидаться? Мы узнали о том, что ты приезжала, случайно, от чужих людей. Зачем ты пересекала океан? Только дела? Впрочем, перчатка на бутылке по-прежнему — твой самый лучший, хоть и безликий портрет. Я, пожалуй, тебе одну местную пословицу пропою в телефонный капсюль. Знаешь, почему лучше сто раз услышать? — Чтобы сто раз по-новому увидеть! Твой образ, Мама, в нашей жизни намного лучше того, что ты из себя представляешь на самом деле. Так что, правильно, не появляйся, не порти нам красоты. Какая уж там обида! Скорее, благодарность. Иногда выдуманное бывает сильнее и полезнее реального. Чувствуешь, каков реквием? То-то! Мы и сами боимся тебя «один раз увидеть» — никогда после этого не сможем уже ничего хорошего ни сказать, ни услышать… Мама, я пальцем тебе в глазик попал? Ладно, куй свою сказку, как знаешь. Алё, ты меня внемлешь? У них, на земле, до сих пор принято считать, что у каждого человека есть ангел. А я тебе, Мама, по секрету совсем другое скажу: у каждого ангела есть человек. Людей на земле слишком много развелось. Ангелов на всех не хватает. Чувствуешь, где настоящая-то конкуренция вертится?

 

 

         — Иди скорее на кухню! Смотри, дочь! Знаешь, кто это? Правильно, зелёный попугайчик, чей-то домашний питомец. Он потерялся. На улице прохладно и темно, вот он и залетел к нам в открытую форточку. Ой, он на голову садится! Ручной! И шипит! Совсем, как Лёлик! Закроем форточку, оставим птичку себе? Не закрывать? Хорошо, пусть сам решает свою судьбу. Но давай хотя бы накормим путешественника. Клюй, птичка, клюй. Как ты предлагаешь его назвать? Ха! Лёлик?! Ха-ха-ха! Если не улетит, пусть называется Лёликом. С этим именем дом наш не бывает пуст. Лёлик! Лёлик! Мать честная, он откликается! Ш-шшш-шш!!!

 

 

         — Мамамама, вам попугай не нужен? Жаль. Он бы вам с успехом заменил святого отца. Да, говорит, как выяснилось… Лексикон, к счастью, не богат. Что умеет? Шипит, как Лёлик Второй, а словесно изъясняется в стиле Лёлика Первого. Сами услышите.

 

 

         — Клетка? Очень многозначительный символ. Какая ж жизнь без клетки? Так себе, одно животно-растительное существование. А клетка — это смысл всего сущего! Хочешь, за свободу борись. А хочешь — гордись своим домом. Спасибо, Генерал. Впервые вы совершили удачную покупку. Лёлик просто-таки тащится от вас. Ой, не могу! И по плечам бегает, и щебечет, и в глаза-то заглядывает! Ой, умора! «Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона» — какую ведь длинную фразу выучил где-то, мерзавец! Генерал, так он выражает высшую степень своего довольства и восхищения. Он обожает вас! А ведь ещё не так давно называл козлищем… О, нравы! Очевидно, Генерал, наши нравы зависят от формы тела и прилагающейся к нему жилой площади. Вы как думаете? Я слышал, ваша жена нашла себе пару помоложе. Скорблю безмерно.

 

 

         — Как время-то летит! Наша мелочь пошла во второй класс. Мамамама, ваша старость и ваши убеждения состоялись до бриллиантовой окончательности — и по содержанию, и по твёрдости, и по ювелирной огранке. А наши мощи, Генерал, ещё в пути. Знаете, иногда мне кажется что я… — паразит. И всегда был им. Менялась лишь моя позиция, мой «знак» по отношению к моменту «обнуления жизни» — к смерти. Мы и с Лёликом Первым это неоднократно обсуждали. Очень уж тема сладкая. Диабетическая, я бы сказал. Он говорил, что обучающиеся даосы живут «до нуля», совершенные — невидимые и неслышимые — в самом «нуле», а тех, кого распирает от внутренней деятельности — это «монахи в миру»; в реальности они живут как бы после смерти и видят этот мир тоже как бы уже после… Они — «после нуля». И все — паразиты! Всем чего-то надо! Даже тем, кто затаился посерёдке: им надо, чтобы ничего не надо. Ах, Генерал! Новое здесь не сможет сказать никто и никогда. У них, на земле, можно лишь промолчать по-новому. Не понимаете? О, смысл в этом есть! Дочка, скажи дедушке, что нужно сделать, чтобы полным горшком снова можно было пользоваться? Элементарно! Вывалить его содержимое и вымыть посудину. Всего-то! Генерал, взгляните на дочь. Это — новые мехи. Вы хотите, чтобы в них вливали старое вино? Наши детки — заложники старого содержания. А уж мы с вами тем более! Мы и есть эта гадость — прошлое! Понимаете? Взрослому нужно вовремя осознать свою непригодность и отползти в сторонку. Знаете, к чему этот трудный поступок приведёт? Дети будут вас вспоминать с благодарностью.

 

 

         — Лёлик, прекрати шипеть! Денег в доме не будет. Давай, я тебе телевизор включу. Так его, так! Клюй сильнее! Ишь, какие опять сиськи показывают, а в руках у девушки — гранотомёт. Красота, Лёлик! Что это за звуки ты издаешь? Что, что это? Восьмая нота, или одиннадцатая заповедь? Ха-ха! Клюй, голубчик, ящик этот чёртов! Ничего не попишешь, содержание сегодня ищет для себя зрелищные формы. Лёлик, хочешь послушать лекции по философии в эротическом исполнении? А в форме боевой фантастики? Лёлик, к нам в квартиру завели сто шестьдесят каналов кабельного и спутникового телевидения. Подарок Генерала. Что делать будем? Правильно, выключим ящик. Дочь!!! Не выклянчивай. Что с тобой будет, если я тебе привяжу камень на шею и брошу в воду? Конечно, утонешь. А что будет, если я к твоим глазам привяжу телевизор? Умница. Включишь, когда научишься плавать в облаках. Ну-ка, Лёлик, давай спросим ученицу, что значит «быть собой». Молодец. Быть собой — это никогда не просить о помощи. Хороший слоган. Солнце с фонарём не ищут.

 

 

         — Ух ты! А что это? Две Природы? Какой интересный альбом ты нарисовала. Я когда-то то же самое хотел словами нарисовать… Словами рисовать мир, дочка, трудно. А потом, их же ещё и прочитать надо, чтобы вновь в чужом воображении картина получилась… Это тоже трудно. Да, я знаю, ты много читаешь. Однажды ты прочитаешь всё и будешь одинока. Пока не создашь персонального счастья — на бумаге. Поэтому не ищи своего счастья в толпе. А сегодняшние люди читать почти разучились. Картинки победили, буквы проиграли. Нет, я не говорю с тобой, как с маленькой. Это я сам с собой, как с маленьким, говорю… Эх, котёнок! Слева в альбоме какая природа? Та, что в голове, в мыслях, в сердце, да? Я угадал. А справа — речка, лес, солнышко, радуга… Ты зачем в радуге шестнадцать цветов нарисовала? Сколько фломастеров в коробке было? Ага, шестнадцать. Лёлик, посмотри, твоя дочь смогла изобразить чёрную радугу. Очень красиво: чёрная дуга посередине, а вокруг неё — цветные брызги. Молодец, девочка! Если этим двум природам не мешать, то они обязательно найдут друг друга и обо всём договорятся. Дочь, я давно подозревал, что именно человек — это особенная, труднопроходимая грань между двумя замечательными природами. Одна из них обычно гибнет при попытке встретиться с сестрёнкой. Я писал об этом, огромную кучу слов истратил. Ничего не получилось. А ты взяла и — нарисовала! Почему ты спрашиваешь о смерти? Как нарисовать мёртвое? Э-ээ… Мёртвое обычно любит свои изображения, оно всегда «складывается» в какой-нибудь опыт. А живое — просто дышит. М-да… Затруднительно. Я помню, мы с тобой договорились ни при каких обстоятельствах не произносить слова: «Не знаю». Дочь, мне придется нарушить наш уговор: я не знаю, как нарисовать мёртвое. Всю жизнь я наблюдал лишь обратное мастерство: мёртвое изображало жизнь.

 

 

         — Не смешите ребёнка, Генерал! Зачем вы принесли все эти награды и Почётные дипломы? Вы что, на самом деле верите, что у вас на плечах растёт голова академика? Снимите эту голову и приставьте на освободившееся место диплом в рамке. Никто и не заметит подмены, поскольку ничего не изменится. Знаете, какое у меня было чувство, когда вы заставили меня опубликовать в книге список ваших награждённых сотрудников? Мне казалось, что я гуляю по погосту. Орден такой-то — фамилия такая-то… Полторы тысячи фамилий! Кладбище на бумаге! Чёрная тень прошлых жизней на белом листе настоящего! Призраки! Ох уж, это ваше стремление к наградам. Медали, кресты, ленты… — самая наивная из всех попыток взлететь над злокосным миром, войти в историю, в общечеловеческую память. В итоге — список. Все равны, действительно, как на погосте. И директор, и раб его знатный. Рядом наконец-то оказались! Это и есть главная награда — свалка. Так что, не отравляйте неокрепшую детскую душу, Генерал. Обман и самообман встречаются в «награждённых». Впрочем, вот этот орден можно показать — девочка ещё ни разу не видела настоящих алмазов. Они как раз готовятся в школе к осеннему балу. Поносить орденок дадите?

 

 

         — Лёлик, многие школьные учителя не понимают, что «текст» — это они сами, а не слова в учебнике. Лёлик, я запретил нашей девочке посещать дополнительные занятия по русскому языку. Там училка орёт. Она же ничего, кроме своего ора не слышит. Лёлик, я как духовный отчим и пестун просто обязан найти источник жизненного текста для бурно растущей детской личности. Лёлик, нам нужна большая Личность! Очень большая. А где взять? Лёлик, выбора, сам понимаешь, нет — я назначаю на это место тебя. Не шипи! Лучше скажи что-нибудь по поводу судьбоносного момента. Сам ты жопа!

 

 

         — Что это, Генерал? Вы собирали детские высказывания и рисунки нашей малышки? Очень трогательно. Думаете, ей в Америке это пригодится? Трогательно, очень трогательно.

 

 

         — А что, если в Храме петь философские баллады? Я вновь бы мог приняться за честное сочинительство. Мамамама, вы поддержите моё начинание? Вы пустите меня в подвал вашей крепости, если что? Я буду жить тихо. Эх, Мамамама… Ваша дочь начала наступление. Её «баллистические» звонки попадают прямо в ушки нашей воспитанницы. Тётя Мама зовёт её к себе… У ребенка разгораются глаза: Америка! В школе пацанва поклоняется на этого идола, как вы на… Ну, в общем, истово. Мамамама, у меня такое чувство, что меня вывернули наизнанку и тянут за кишки. А «изнаночный» я снаружи ничего не вижу, а вижу только свою боль изнутри... Мамамама, можно я сегодня у вас на службе постою. Я даже свечку поставлю. Вон какой хороший огонёк получился. Как глаза у Лёлика. Его тоже, как свечку, кто-то для нас «зажигает». Случайно не знаете, кто? Смерть — очень необычное зеркало, Мамамама, правда? Голосом я вашим старушкам подпеть не смогу, навыком не обладаю, а вот сердцем — сегодня получится, пожалуй. Интересно, всё-таки, устроены эти две силищи — любовь и самолюбие — около смерти всегда встречаются: одна сторона видит в смерти непреложный «плюс», другая — неизбежный «минус»… Мамамама, я пару свечек домой захвачу, ладно? Мелочь уснёт, а я чуток выпью в компании с Лёликом. Зажгу для романтики.

 

 

         — Дочь, я не знаю, чего на свете больше: жизни, или смерти? Для нас, наверное, жизни, поскольку мы считаемся живыми. Добрые считают, что смерти вообще не существует. А злые — наоборот. Вам на физкультуре равновесие приходится держать? Вот, в жизни то же самое надо делать — держать равновесие между «смертью до рождения» и «смертью после смерти». Тому, кто не умеет балансировать самостоятельно, помогают «застыть» навеки ещё в детстве… Одна и та же путаница кругом! Спасибо, ты меня по голове погладила, я тебя не забуду. Отдыхай, ребёночек, отдыхай. И мне бы тоже забыться, да не получается... Сны, понимаешь ли, спать мешают!

 

 

         — Ну, Генерал, вы будете смеяться, но я тоже записывал за ребёночком… Можете прибавить к вашей коллекции детских сентенций и эти милые диалоги... Пройдут годы, как говаривал Лёлик Первый. Или уже прошли? В общем, порадуемся и устыдимся. Садитесь поудобнее, Генерал.

 

 

         — Баба — моя, папа — моя, деда — моя, я — моя!

         — Ё-моё! Твой хватательный рефлекс превосходен! В мире людей этот рефлекс очень ценится.

         — А бывает давательный рефлекс?

         — Бывает. Но он ценится только у даосов.

         — У кого?

         — У того, кто покинул мир людей, чтобы вылупиться в человека. Думай!

         — Я не могу думать просто так, я думаю с пользой.

         — О чём это ты думаешь?

         — Я — паук. Думаю, как муху поймать!

 

 

         — Ну, хорошо, хорошо, я раскошелюсь на пятьдесят монет, чтобы ты смогла прокатиться по городской площади. Итак, дитя, ты путешествуешь верхом на осле. Этот вид транспорта как нельзя лучше подходит для того, чтобы на нём можно было въезжать в историю. А впереди идёт лошадь, она годится лишь для…

         — Знаю! Знаю! Это — Карина. Она — кобыла. Она не похожа на шакала!

         — Логично. Девочка моя, как думаешь, для чего я иду рядом с тобой?

         — Чтобы я не упала!

         — Ну-ну. У нас с тобой параллельные жизни и параллельное время. И пока что параллельные смыслы. Но скоро всё это закончится. Искренне надеюсь, что ты меня не понимаешь.

         — Ти-ти-ти сосать — не пером писать!

         — Браво! Ты только что сочинила первое в своей жизни стихотворение. Но всё-таки вынь, пожалуйста, «ти-ти-ти» изо рта. Глупо сосать какие-то тряпки прямо на улице.

         — А ребёнкам можно!

         — Нет, не можно! Человек — это сила, управляющая миражами, привычками, фантазией, вещами и даже инстинктами. А если же сами вещи, привычки и фантазии управляют несчастным — это не человек! Внемлешь? Слезай с осла. Приехали.

 

 

         — Внученька, иди в комнату к мужчинам.

         — Нет, бабушка, не могу, мы с тобой не мужчины. Мы — люди. А ещё папа сказал, что он тебя спасёт от вечного рабства, когда ты умрёшь. Да! Папа — моя почитательная книга. Он всё знает! Бабушка, а что такое лоно? У тебя есть лоно, бабушка? Папа сказал, что наша страна — это страшная бездетная баба. Своих собственных детей она давно съела и поэтому теперь ворует чужих. А лоно у неё ужас какое бездетное. Совсем-совсем! Бабушка, а где у неё лоно?

 

 

         — Папа Моцарт, посмотри, какие у бабушки большие титечки. А вот я сейчас из них лепёшечки сделаю! Эх, грехи мои тяжкие, господи, господи… Я — собака, мама моя — собака, бабушка — собака, а папа мой — пёс… Ха-ха! Лёлик прилетел! Лёлик, спи с утра до вечера! Ля-ля-ля! Чудо-Юдо Рыба-кит на боку лежит и спит. А мы с бабушкой две девочки-подружки — две девочки-лягушки. Бе-бе-бе! Бабушка, я сейчас спрячусь за занавеску, а ты ищи меня!

         — Зачем тебя искать, я тебя вижу.

         — Ты не можешь меня видеть — я же глаза закрыла!

 

 

         — Когда я вырасту, у меня тоже ногти покраснеют! Я знаю, как это называется: маникюр!

         — Вообще-то ненастоящая красота называется обманом. Растущее всегда просто растёт. Оно украшает собой всё вокруг, а не украшается. Неужели усвоила?! Дитя, ты будешь первым даосом в юбке! Ну хорошо, без юбки. Что, маникюр всё-таки оставим? Хорошо. Из одежды — только накрашенные ногти. Вот и договорились. А теперь пошли мыться. Ты любишь париться в бане?

         — Нет!

         — Почему?

         — Ну, вот так я, лошадь, устроена. Дайте мне, пожалуйста, виноградостный сок. А то я рассержусь и сделаю вам неботрясение!

 

 

         — Любопытство, девочка, — это цветущий сорняк, которым может зарасти всё поле нашей жизни. Лучше, пожалуй, вызывать любопытство у других, чем проявлять его самому. В данный сей час, дитя, мы производим ответственную инсталляцию твоих жизненных программ и драйверов. Воспитываемся. Знаешь, для чего требуется воспитание? Чтобы не знать лишнего. Опцию насчёт любопытства лучше выключить сразу. По умолчанию она, к сожалению, остаётся активной. Эх! Много чего у них тут, на земле, устроено-заверчено очень коварно —  «по умолчанию». Бди малышка! Ну-ка, повторим. Что мы любим? Правильно, работу. А отдых у нас для чего? Правильно, это всего лишь необходимость. Только работа вынуждает нас расти. Любишь работать, девочка?

         — Нет, я же ещё совсем низкая!

         — Ай-яй-яй! Многие тратят ресурс жизни на работу челюстями.

         — Ага. Я ела мандарины в гостях у Марины.

 

 

         — У тебя, подруга, сегодня День рождения!

         — Ну, где же он? Почему он не идёт? Папочка, это ты написал слова на открытке? С-мо-тря-щи-й-в-не-бо-во-схи-щё-н-с-мо-тря-щий-в-не-бо-о-пе-ча-ле-н… Это ты написал! А о чём это? Знаю, знаю! Буквы и слова нужны, чтобы из них можно было делать загадки? Да?

         — Да. Я — твой литературный Леонардо.

         — Не ври. Тебя зовут Моцарт.

 

 

         — Бабушка, ты ходишь в храм, потому что ты  хромая? Папа Моцарт сказал, что люди религии — это тупиковая ветвь духовной эволюции человечества. А что такое «тупиковая ветвь»?

         — Дочь, оставь бабушку в покое, она от таких вопросов запросто может поломаться. Старость мозга — это утрата его гибкости, когда непрерывные усилия по извлечению человеческой мудрости из своей собственной внутренней природы заменяются слишком лёгким эрзацем — мудростью, взятой извне. Дочь, ты знаешь, что такое алкоголизм? А я знаю… Набожная старушка, питающаяся нектаром и манной,  — это вам не какой-нибудь вшивый даос. Запомни: твёрдые убеждения в людях не размягчаются ничем и не разминаются. Их, твёрдых, даже сломать невозможно. Убеждения — это такая страшная нерушимая штука, что если уж она попадает внутрь человека, то всё внутри…

         — Разносит к чёрту? Как бомба?

         — Ха-ха! Где ты услышала это выражение? Ха-ха! К чёрту!

         — А ещё я по телевизору слышала, что какой-то дяденька продал свои убеждения. А другому дяденьке это не понравилось. И они стали драться прямо на экране. А потом вдруг появилась женщина и сказала, что лучший человеческий тюремщик — это желания….

         — Ого, дочь! Ты усвоила главный секрет слов — это запоминать сами слова, а не правила, по которым они временно составлены в боевые ряды и колонны.

 

 

         — Не выходите из палатки — там маморы! Вы что, не понимаете? Мама у них — мамонт, а папа — комар! Эй, на твоём блокноте сидят два мамора! Шлёп! Шлёп! Моцарт, а кто, интересно, читает твои книжки? Деревья читают? А река? А солнышко с облаками?

         — Нет, совершенные нас не читают. Книжки без картинок и люди-то теперь не хотят читать. Дай-ка сюда своё ведёрко ненадолго. Ведёрко — это наша жизнь, наше, так сказать, настоящее время, в котором собраны жители из самых разных времён. Смотри: вот этот совочек с песком — жители из пещерного времени, добавим к нему множество жителей-песчинок из рабовладельческого строя, потом ещё, ещё, ещё… Видишь, ведёрко уже полное, больше не вмещает. Вот оно, настоящее! К сожалению, оно почти полностью занято людьми из прошлого. Ну что ж, осторожно кладём в наше настоящее ещё три-четыре песчинки — это люди из других миров или из других, будущих, времён…

         — Это твои читатели?

         — Смею ли я надеяться, девочка!

         — Не огорчайся Моцарт, это ведь всего лишь песок.

         — Да, песок. Песок, песок… Увы, завтрашнего песка на этой милой реке нет и не будет. Только вчерашний, который уже сегодня, прямо на наших глазах вновь становится вчерашним.

 

 

         — Ну что, дочь, жениха себе в садике нашла?

         — Нет.

         — Ну что же ты, тебе уж пора подыскивать.

         — Нет, пока рано, у меня ещё титечки маленькие. А когда я вырасту и умру, ты станешь моим женихом. Мы же не такие, как остальные, правда? В садике про тебя часто говорят, что ты «какой-то другой». Я слышала. Другой — это значит плохой?

         — Другой — это значит другой. Учитель себя самого, если угодно, мадам. А учитель, любезная, это единственно тот, кто гибнет дважды: от преследователей на земле и от последователей в небесах.

         — Так, значит, ты не женишься на мне, когда я умру?

         — Извини, нет.

         — Почему?

         — Некогда.

 

 

         — Большое спасибо за то, что так хорошо накормили. Я давно уже так не ела. В духовном смысле!

         — Что ты несёшь?

         — Я спорю с внутри себя голодной с внутри себя сытой. Победитель получит приз.

         — Приз?! И что же это будет?

         — Ну… Ну, может, новый какой-нибудь спор. А внутри тебя кто-нибудь спорит, Моцарт?

         — В духовном смысле?

         — А в каком же ещё!

         — Серьёзная проблема. Я знаю, что жизнь должна спорить с жизнью, чтобы дальше развивалась именно жизнь. Но этот вариант — большая редкость для наших мест. Знаешь, почему мы больше всего любим спорить внутри самих себя? Потому что снаружи невидимой жизни на земле почти нет, духовная атмосфера чрезвычайно разрежена и бедна, вот поэтому здесь мирно и плодотворно спорят лишь смерть со смертью.

         — Вот тебе мой приз, Моцарт. Это — дорога! Ступай себе на кухню и ни о чём сто лет не думай.

 

 

         — Скажи, пожалуйста, у вас в детском саду кто-нибудь выговаривает букву «р»?

         — Да.

         — Кто?

         — Воспитательницы.

         — А ещё кто?

         — Ещё нянечка.

         — Буквы, прекрасная моя, это свет нашего внутреннего мира, он покрывает собою всё, на что ложится, превращаясь то в прекрасные слова, то в грязные ругательства. Свету ведь всё равно на что ложиться и во что превращаться. Поэтому управляй сама своим внутренним «освещением». Срок такой: чтоб через неделю не картавила!

         — Есть, сэр!

 

 

         — Что? Что ты на меня так смотришь?

         — Бабушка! Какая ты вся от шеи глупая!

         — Обидно говоришь.

         — Да! Обижать я умею, а обижаться — нет. И ты, бабушка, к сожалению, совсем у нас безобидная! Ты терпеть любишь. А мой папа Моцарт говорит, что овцы не понимают, чьи они и кого они собой кормят: Бога или Дьявола? Бабушка, ты чья овца? У вас ведь в храме золота много, а я знаю, кто больше всего золото любит…

         — Мамамама, извините. Наиболее терпеливым и безобидным ближним часто достаётся роль «груши», на которой детство отрабатывает свои самые смертельные удары… Извините. Конечно, это я научил девочку тому, что идея терпения и равенства — тотальный самообман. Извините, если можете. Так уж устроен мир. Путь в наше идейное будущее лежит через вашу идейную поверженность.

 

 

         — Кто пришёл?

         — Иди, поздоровайся.

         — Не хочу.

         — Зря, это очень интересный человек.

         — Но ведь не такой, как лошадь! Впрочем, пусть заходит, я прочитаю ему стихотворение про нашу Родину. Я даже станцую это стихотворение!

         — Не выйдет. У тебя нет родины. Ты — ничья. Своя собственная! Здесь вокруг тебя одни преступники, это только их родина и она называется Тюрьма. Хочешь к ним? Молодец! Выбор правильный: нет ничего бездушнее и бесчеловечнее, чем правосудие, правление, образование, медицина и церковь внутри тюрьмы!

         — Здравствуйте! Вы пришли к нам, чтобы освободить нас из заточения?

         — Знакомься, дочь, это мой друг, чемпион Европы по конкуру, между прочим.

         — По чему?

         — Чемпион по лошадям.

         — Очень приятно. Я — чемпионка по всему.

 

 

         — Выплюнь изо рта эту несчастную тряпку! Сколько можно!

         — Мой папа — писатель, а я — сосатель. Приготовь мне лучше самый вкусный в мире омлетик.

         — Ты что это командуешь, мелочь?

         — Что ты, бабушка, я не командую. Я приказы отдаю!

 

 

         — А — арбуз, Б — баран, М — машина, Н — ножницы, Л — лолики!

         — Пока не скажешь «ролики», не будет тебе роликовых коньков!

         — Лолики! Хочу лолики! Купи, пожалуйста, лолики! Папа, ты ударил меня в грудь неосторожным словом и разбил моё сердце. Это говорю тебе я,  Лошадь Сухая Ветка!

 

 

         — Сначала я была у мамы в животе рыбкой, потом лягушонком, потом стала пушистой обезьянкой, а когда вылезла наружу, то от свежего воздуха превратилась в человечка. Правильно? А те, кто не успел превратиться в человечка, но всё равно вылез к нам жить, как называются?

         — Недоноски. И теперь мы все вместе бултыхаемся в другом животе — в огромном брюхе у мамки-природы. Так что не поднимай окурки недоносков и пробки от бутылок с тротуара. Не полезно. Можно стать недоноском в следующем рождении.

         — Ой! Я упала! Можно я поплачу чуть-чуть? Больно.

         — Упала, как кошка, или шлёпнулась, как лепёшка?

         — Как лепёшка.

         — Тогда плакать нельзя. Слёзы надо заслужить.

 

 

         — Сегодня в садике мы играли в «женилку». Дед, отгадай загадку. Я сама придумала! Сидит на пальме, шевелит усами. Думаешь, Бармалей? Нет. Это — таракан. А знаешь, как по-французски будет «спасибо»? «Мерсибо!»

         — Ерунда какая-то, чушь из головы... В каком же ты возрасте, дитя?

         — В милом!

 

 

         — Вот я ещё немного подрасту и тогда, папа Моцарт, ты всё равно женишься на мне.

         — У тебя, дочь, будет другой кавалер.

         — Не разбивайте мой дух, о рыцарь! Не нужен мне другой кавалер! Я тогда навсегда здесь останусь.

         — Что ж, свобода — дело принудительное, а неволя — выбор добровольный. Ты знаешь, какая бывает свобода?

         — Знаю. Личная и не личная.

         — А у тебя какая?

         — Личная.

         — А у меня?

         — Тоже личная.

         — А у бабушки?

         — У бабушки — не личная.

         — Почему?!

         — Она нам кашу варит. Когда я съем всю кашу, то стану студенткой.

         — Какая во всём этом связь?

         — Потому что я выйду замуж за студента!

 

 

         — Моцарт, иди скорее смотреть мультфильм! Смотри, какой старик ходит! Почему он такой маленький и такой худой?

         — В старости силы покидают людей и они становятся слабыми, а их тела тоже становятся немощными, они как бы высыхают.

         — Я не скоро состарюсь! Я ещё долго буду сырая. А если на всей земле станет очень холодно, то я не замёрзну, потому что я — затеплилась ещё смолоду! Чувствуешь, как интересно! Жизнь сделана из мультфильмов!

         — Госпожа, жизнь несколько длиннее мультфильма!

         — Ну и что. Когда мультиков  много, то длина не имеет значения.

         — Это по-нашему. Пойдёшь ко мне в партизанский отряд невидимых сил? На коммерческой основе. За одного уничтоженного демона в себе или в ближнем полагается…

         — Медаль!

         — Лучше. Ты получаешь в награду частичку себя самого.

         — Я поняла. Человек — это такие невидимые рассыпанные пазлы, которые надо собрать. Главное, чтобы ничего не потерялось.

         — Зачёт. Смотри свои мультфильмы сколько влезет.

 

 

         — Спой мне, пожалуйста, песню про козла.

         — Про какого козла?

         — Ну, про того, который всё бродит одиноко и не может никак отыскать… Ну, про то, как девушкам он спать не давал. Из старого времени.

         — Нашли певца! Словно за-а-амерло всё до рассвета… Эту песню требуешь? Дверь не скрипнет, не вспыхнет о-о-огонь… Знаешь, это песня моих родителей. На душе что-то заныло. Не буду петь дальше, да и слов не знаю. Странная штука — «местное» историческое время! Как будто понятие «история» — понятие целиком местечковое. Такое, знаете ли, частное, само по себе и само для себя время. Отдельно взятое время в отдельно взятом историческом пространстве. Наша Родина, дочь, — историческая провинция и с этим ничего нельзя поделать. Время здесь не подчиняется людям. Особенно самая гадкая его разновидность — провинциальное время, в котором, что час, что год, что жизнь промелькнувшая — всё едино! …Что ж ты бродишь всю ночь одино-о-око, что ж ты девушкам спать не даёшь? Дочь, я поплакать хочу. Можно?

         — Можно. Это заслуженные слёзы.

 

 

         — Бабу-Ягу и Кощея на самом деле нужно пожалеть, потому что их всегда побеждают. Ты согласен?

         — Согласен. Только от этого ничего не изменится. Их всегда лишают сказочного гражданства без суда и следствия.

         — Кто лишает?

         — Те, кто сочиняет лживые сказки. Плебеи.

         — Кто такие плебеи?

         — Простые существа, не способные ни к чему сложному. Зато у них чутьё развито очень хорошо, как у зверей. К тому же притворяться они умеют прекрасно. Ми-ми-кри-я: среди веточек веточкой прикинутся, среди камешков камешком. В мирное время плебеи всегда «стремятся к лучшему» — тянутся к нему, подталкивают себя в этом направлении, беззастенчиво берут всё, что могут взять безнаказанно…

         — А в военное время? Они прячутся?

         — Ни в коем случае! Простота рядом со смертью становится героической!

         — Получается, что Баба Яга и Кощей тоже плебеи?

         — Пожалуй, пожалуй… Они ведь тоже тянутся к лучшему будь здоров. Однако, даже получив желаемое, сами от этого лучше не становятся! У них нет ни единого шанса стать другими, они нравятся сами себе окончательно.

         — Плебеи злые?

         — Разные бывают, и злые и добрые. Особенно в толпе. Но даже один плебей может быть злым и добрым одновременно. Что ты хочешь: сказочные существа! Их никакая водка не берёт, не то что война. Погубить этих простейших можно только лестью или государственными чинами. Морем лести! В которое они с удовольствием заплывают и тонут, тонут, — на потеху остальным, плывущим следом.

         — Всё равно мне их жаль.

         — Вот-вот! От этого-то все наши революции и случаются. Глотнёт плебей дармовой свободушки — словно лесного воздуха, чистого, свеженького жадной грудью хватит. Словно стакан свежей крови выпьет. Пьянеет, гад! Человеком себя называть велит.

         — Папа Моцарт, а чем это таким невкусным от тебя сегодня пахнет? Водкой?

         — Родиной, дочь, родиной. Родиной плебеев.

 

 

         — Это, дитя,  Храм Спасителя. Построен в рекордно короткий срок на антинародные средства. М-да…. Очень уж торопились господа-строители, что вызывает законные подозрения. Боялись чего-то, да? Думали, наверное: не то люди от Бога сбежать успеют, не то Бог от людей улизнёт… Кто такой Спаситель? О! Ты ещё не знаешь историю его жизни, из которой плебеи сделали самую лживую свою сказку.

         — А когда он к нам выйдет?

         — Ах, детка! Люди ждут этого момента вот уже две тысячи лет.

         — А я знаю, как надо сделать! В следующий раз мы соберёмся все вместе и хором его позовём! Просто так, без подарков пусть приходит.

         — Молодец! Пороков нет в отечестве твоём!

 

 

         — Я скороговорку придумала: «Снится Коле не синица, Коле снится колесница».

         — С лёгким пи-аром тебя, малышка!

         — С чем?

         — С хорошей рекламной находкой. Ты ведь, наверное, уже догадываешься, что для мира сегодня важнее не содержать, а выглядеть…

         — Выглядеть?

         — Ну, это когда картинки яркие-яркие, а слова бедные-бедные. Понимаешь? О! Ты их хотела бы помирить? Чтобы и картинки яркие, и слова чтобы богатые? Нет, я такого пока не встречал… У образованных взрослых яркими-яркими могут быть только слова. Тогда самая лучшая картина нарисуется сама — у тебя в голове. Знаешь, когда начинаются взрослые книжки? Правильно. Взрослые умеют рисовать воображением.

         — Моцарт, ты сейчас изливаешь свои чувства? Изливаешь, да? Тебя тошнит чувствами?

         — Дочь, я напомню тебе одну банальность. Человек — это книга. Совершенно особенная, имеющая свою собственную душу! А разве душа «выглядит»? Скажи, выглядит? Нет! Она всегда только звучит. И с бумажными книжками такая же история. Книги без души не звучат. Они немые от рождения. Их только актёр прочитать может — тот, кто умеет вкладывать свою собственную душу даже в мертвяков… С чего это ты решила, что я пьян? Впрочем… Папа Моцарт молодец, снится Моцарту…

         — Диван!!!

 

 

         — Дочка, ты что, влюбилась в Руслана?

         — Да. Я понимаю, что Руслана уже нет. Он жил только в мыслях Пушкина. Поэтому я буду жениться на другом.

         — Почему же на другом, если тебе нравится Руслан?

         — Ну, как ты не понимаешь! Я же не могу влезть в фантазии Пушкина! У Руслана уже есть Людмила.

         — И что же ты теперь намерена делать?

         — Давай играть! Я буду Жанной Д, Арк.

         — Но ведь её сожгли!

         — Ничего, я потерплю.

 

 

         — О, пардон! Дверь была открыта и я подумал, что туалет свободен. Красиво восседаешь, мисс, как на троне! И молчишь красиво. Безмолвная значительность не всем удаётся. Это особый женский  талант. Ну-ну.

         — Мне собеседник не нужен!

         — Не нужен? Только здесь или всегда?

         — Здесь и всегда, несчастный! Ты посмел разбудить моё красноречие. Трепещи, олимпиец! Деда Мороза украли собаки из племени хэй. Я иду выручать его прах!

         — Воистину! Я давно подозревал, что лучшие фантазии входят в человека именно в тот момент, когда из него выходит что-нибудь лишнее.

 

 

         — У меня две подруги: Шуля и Вуля.

         — А какой у них характер?

         — Когда я играю с Шулей, то у Вули характер плакательный. Когда я играю с Вулей, у Шули характер ругательный и обижательный.

         — Ну, а когда Шуля играет с Вулей, у тебя какой характер?

         — Грустительный.

         — Понятно. Тебе, наверное, иногда кажется, что ты лучше всех, а никто больше этого почему-то не замечает. Так? Глуповатые и интеллектуально ленивые люди охотно подменяют собственный разум чувством превосходства. Не замечала? Чувство превосходства — это гнилостная почва, на которой растут мысли-сорняки слабых. А чувство превосходства сильных называется иначе — воля и власть.

         — Чувство превосходства ведёт к комплексам неполноценности!

         — Что-то не по годам. Кто тебе такое изрёк?

         — Телевизор!

         — Ох-х-хо-хо! С электрическим конкурентом мне не потягаться.

 

 

         — Мы живём на небе.

         — Почему ты так думаешь?

         — Потому что мне рассказали друзья из древней Индии, что земля летает в космосе. Так?

         — Так.

         — А космос — это и есть небо. Значит, мы живём в небе. Но землю создали всё-таки не боги, а трава. Да, трава! Людей создала трава!

         — Угу. И небо она сделала.

         — Нет, небо создавали боги. Им нравилось ходить голыми.

         — Полуистинная полуправда твоя!

 

 

         — Любовь — это страшная сила, она даже сильнее, чем красота.

         — Любовь — это защита от зависти, дочь.

         — Это она только на земле защищает от зависти, а в небе всё наоборот: ненависть — вот защита от зависти. Знаешь, как боги убивать всех любят? Бах, бах молнией или мечом! Никого не остаётся. Они всех ненавидят для того, чтобы им никто не завидовал. Вот.

         — Точно. Жаба жабу чует.

         — Как это?

         — Любовь и Ненависть — родные сёстры. А папа у них один — Человек. Мамы, правда, разные.

 

 

         — Моцарт, давай поедем жить в другой город, ну, туда, где пьяные матросы убили царя.

         — Почему именно туда?

         — Там, ты, папа, наденешь самую большую корону, мама вернётся и наденет ту, что поменьше, а я самую маленькую.

         — А бабушка?

         — Бабушка будет служанкой.

         — Что ты, дочь! Если мама будет королевой, то мама королевы не может быть служанкой…

         — Бабушка всегда служанка!

 

 

         — Дитя! Позволь вопрос. Во время занятий педагог произносит много специфических «балетных» терминов. Ты уже научилась их понимать?

         —Конечно. Что тут непонятного: раз-два, три-четыре?!

 

 

         — Ты всё время думаешь, думаешь, думаешь… А для чего? Для денег, что ли?

         — Верно, дочь. Я — интеллектуальный магнат и духовный олигарх. Мой мозг перегружен и переполнен, а карман истощён и дыряв.

         — Значит, ты рождён поэтом.

         — ???

         — Все поэты — плакальщики!

         — Пожалуй. Людская душа — каннибал. Людоед, то есть. Она питается человечиной. Самая ненасытная и неразборчивая тварь! Любые мысли, любые чувства жрёт!

         — Плакальщик, плакальщик! Папа, а когда ты «романт» для козлищ пишешь, то потеешь?

         — Ха! Ха-ха! Ей-ей, у даосов и у философов такое  бывает…

         — Папа, а ты «уфилософ»? А тебя на иностранном языке знают?

         — Мадам! Непереводимость литературного произведения свидетельствует о его абсолютной самобытности, языковой эндемичности, если не сказать — самодостаточности.

         — Ничего не поняла! Когда я вырасту, то обязательно изобрету «конец колеса».

         — ???

         — Я не хочу быть плакальщицей!

 

 

         — Алё? Мама!!! Мама, как хорошо, что меня надуло именно в твой живот! Чем занимаюсь? У меня сегодня занятия танцами.

         — Привет, девочка! Твоей мамочке сегодня нужно делать финансовый отчёт.

         — Что такое «отчёт»? А-аа..., поняла: это такие же танцы, только по работе.

 

 

         — Моцарт, почему снег к нам приходит раньше, чем зима?

         — Наверное, чтобы напоминать, что жизнь уязвима с обеих своих краёв: очень легко начать, очень легко остановить… Очень!

         — Значит, посерединке нужно беречь самое главное — свои трудности.

         — Какие?

         — Ну, занятия всякие. Не ябедничать и не плакать зря. Кашу утром есть и умываться с мылом. Здесь я ставлю восклицательный знак! Моцарт, восклицательный знак лучше вопросительного. Да. А убедительный знак есть?

         — Есть. Сколько угодно. Спроси у бабушки. Или у Генерала.

 

 

         — Смотри! Дед Мороз опять мне свою внучку отдал на съедение! Шоколадная! Какая у нас всё-таки семья замечательная! Я, Лёлик, мама, ты, бабушка с Генералом, Шуля и Вуля, хороший сосед с четвёртого этажа, не знаю, как зовут… Все-все-все! А что такое семья?

         — Семья, девочка моя, это особое состояние родственного общества, в атмосфере которого в принципе нет никакого зуда, дребезга, высоковольтного напряжения, проклятой суеты, чесотки и козлищного запаха. Поняла? Семью свою люди чуют, и своих находят всюду: на танцах, в купе поезда, в книгах или в храмах, во временах человеческой памяти или даже в чёрных зёрнышках эгоизма, предательства… Да, да! Семья может быть малюсенькой, меньше самого человека, а может стать огромной — величиной во весь мир! Своя семья! Не только по крови. От тебя, родная, всё зависит. Какой сама станешь: большой или маленькой.

         — Большой! Большой!

 

 

         — Дуй на свечки, дуй! Сколько задула, восемь? Дай я девятую задую за тебя. Можно? Ф-фф-фу!!!

 

 

         — Посмотри и забудь! В этом альбоме, девочка, отражается вся твоя предначальная жизнь. Грустная, в общем-то, летопись. Потому что сбывшаяся личная история уже не годится для жизни, она годится лишь для воспоминаний. Какое самое главное «детское» слово ты выучила здесь? Правильно: «Нель-зя!!!» Ничего нельзя. Особенно — оглядываться. Ну, иди за Мамой. Иди, не оглядывайся. Посадку в самолёт уже объявили.

 

……………………………………………………………..

 

 

         — Тихо-то как в квартире, Лёлик. Будто все уже отпраздновали и разошлись, а гроб вынести — забыли… Как же так, Лёлик?  Слышь, пернатый, я ведь уже почти трижды тебя пережил. Это нечестно.

 

 

         — Какой сегодня день, Генерал? А время года? Осень? Почему портрет Мамымамы в траурной рамке? Как погибла?! Иконы не падают со стен храма просто так. Прямо в висок во время службы? Мгновенная смерть? Это — знак! Сколько я был в запое, Генерал? Неужели две недели? Знал бы, не вышел. У вас тут, на земле, так плохо! Генерал, разбудите меня весной. Что это? Крестик? Зачем? Мамамама завещала? Мне?! Внучке? Генерал, сгоняйте в магазин за добавкой и ложитесь рядышком. Диван велик! Лёлик, ты здесь? Ой, не могу! Смотрите, Генерал, пернатый пьёт «красненькое» из пробки. Что, друг-птица, голод не тётка? Я тебе покажу суку, я тебе покажу! Разговорился тут, филолог зелёный! Где похоронили старушку? Прямо около храма? Надо ж, какое удобство!

 

 

         — Не подходите к телефону, Генерал. Вы что, забыли: мы никого не хотим ни слышать, ни видеть. Мы — отшельники на полном самообслуживании. Лежите, Генерал, лежите спокойно, в этом положении вы удивительно похожи на человека. А я буду каяться. Хотел перед Мамоймамой блеснуть рефлексией, да не успел. Блесну перед вами, тем более, что деться вам тоже некуда. Генерал, судьба уготовала нам редкое испытание: мы — карцер друг для друга. Считается, что вы не умеете думать, а я, считается, не умею жить. Знаете, Генерал, я очень привязался к девочке. Жизнь есть жизнь, но я ничего не могу с собой поделать — внутри меня кто-то непрерывно произносит укоризненные речи. А я непрерывно оправдываюсь. Так тяжко! Генерал, у вас есть душа? А в каком она, интересно, звании? Шучу. У всякого генерала душа генералиссимуса! Опять шучу.

 

 

         — Ха! Вы всё-таки прочитали книгу? Ту самую, что мы делали для вашей дуболомной конторы? Ха-ха! А-аа… Задело, говорите? Что ж, вы на сей раз прочитали не «памятный холмик» слов по поводу юбилея, а те «дурацкие сентенции», которые проскочили мимо вашего самолюбия. Знаете, Генерал, куда они проскочили? В вашу голову и в ваше сердце. Я рад. Это книга теперь — читает вас! Она — живая! Существо со своей собственной душой! Поэтому она, как ребёночек, растёт во времени и становится взрослой. Поздравляю: дитятко уже отряхнуло с себя прах ваших самолюбований и принялось за дело. Как за какое? Генерал, если честно, то вы не хуже меня знаете: мы не можем воспитывать друг друга — можем лишь в хвост и в гриву драть самих себя. Это у них на земле называется самовоспитанием и самообразованием. А для того, чтобы замечательное «сАмо» получалось самО, — обязательно потребуются вокруг и воспитанные, и образованные… Генерал, допивайте свой стакашек и ложитесь. В горизонтальном положении тела мысли подобны облакам: плывут, плывут куда-то… Ложитесь, поплаваем. Ваша старость намного опередила ваш возраст. И, кстати, знаете, маразм намного лучше склероза — он никого не заставляет мучиться от потери памяти… Генерал, я готов спонсировать вашу внутреннюю пустоту новыми звёздами. Не надо, не вспоминайте про дочь… Лучше я сам повспоминаю. Лёлик, хочешь ещё красненького? Шш-шшшш! Ах, какой молодец! Чудо, а не птичка. Жаль только, что без усов и не рисует. Пей, милый, пей. Логики внутри черепа нет. Ваше здоровье! А я, брат Генерал, вот вам что заявляю: чем доступнее становится для человека мир внешний, тем круче расплата — недоступнее мир внутренний. За бирюльки здесь мы втридорога заплатим тем, что у нас «там»… Пей, Лёлик, пей, милый. О, Генерал уснул? Начитался. Та-ак, а носочек-то дырявый… Спи и слушай дальше, человек государев! Лёлик, у тебя есть клетка и ты счастлив. Но не потому что клетка, а потому что: дверца не заперта — раз, форточка открыта — два, и красненькое в изобилии — три. Сам ты козлище! Не обзывайся, а то «раз-два-три» отменю. Генерал, эй, Генерал? Спит… Лёлик, ты знаешь, как кошки скребут на сердце? Не знаешь. Ты никогда не был сердцем. Ты был только кошкой. Ты всю жизнь спал, как этот… Шипел и мурлыкал, и снова шипел. Ах, Лёлик! Наше воспитание — «троянская матрёшка». Пока разберутся, пока-то сам разберёшь… Знаешь, однажды малышка попросила денег у меня в долг. Понимаешь, в долг?! Я дал. А потом она накопила, экономя на обедах в школе, и отдала долг обратно. И я заставил себя его взять. Чуть не заревел от такого родительского свинства. Но надо! Лёлик, какая же я сука! Да, ты прав, и жопа тоже. Лёлик, человек должен уметь брать и отдавать одинаково легко. И, знаешь, отчего меня до сих пор ломает? Я брать не умею. А как она разделяла людей на «ты» и «вы»! Кто живой — ты, кто не живой — вы. В один день одному и тому же человеку могла и выкать, и тыкать… Ни разу не ошиблась! Эй, Генерал? Мёртв до утра. Лёлик, хочешь, я покажу тебе, как надо вылетать в форточку? Что ты заладил: жопа да жопа! Красивое, между прочим, слово! Сексуальное. А, помнишь, она своровала из кошелька деньги? Никто и слова ей не сказал за это. А если бы сказал — воровала бы и дальше. Жопа! Так точно! В педагогических целях аж неделю одну крупу с водой рубали. Смешно. А потом у неё видения начались по ночам. Церковь, ангелы и всё такое. Бабушку тогда пришлось в очередной раз высечь. Теперь стыдно. А конфликты в школе и во дворе чего стоят! Внутри у большого человека своя собственная толпа шумит: мысли там всякие, идеи, образы, много-много точек зрения… Малышке всегда трудно было в местном коллективе — и молчать трудно, и вслух говорить ещё труднее. Знаешь, кто научил её этому? Нет, не я. Привычка думать постоянно — защита от «толпы». Привычка научила. Лёлик, наша толпа — это «все, как один». Ни мыслей, ни много-много вариантов судьбы… Мама, кстати, из своей Америки звонила. Каялась зачем-то. Два часа на телефоне висела. Лёлик, скажи, я похож на помойное ведро, чтобы принимать отходы чьей-то нравственной и психической жизнедеятельности? Ш-шшш! Значит, похож. Мама только один час по настоящему искренне в своей жизни орала, когда дочь из неё вылезала. Больно было. А я девять лет молча ору — малышкина душа из моей вылезает. Дух от духа! Ха-ха-ха! Будешь ещё из пробочки? Молодец, Лёлик, ты верный друг. А этот — спит… Он всю жизнь спит. На земле нас с ним ничего не объединяет: ни тоска, ни бездомность, ни разочарование. Это не странно. Нас объединяет то, на что мы все вместе согласны смотреть. Ребёнок! Если с ней что-то случится — мы все «распадёмся». Не обязательно должна случиться какая-нибудь смерть. Тьфу-тьфу-тьфу! Девушка может просто стать самовлюблённой дурой. Как вы, Генерал, например. Частичная смерть личности — тоже смерть. В человеке одно отравленное или мёртвое качество, убивает все остальные. О, мы проснулись! Лёлик, ты можешь прошипеть, как боевая армейская труба? Ну, при чём тут «вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона»? Какой сегодня день? Оп-ля! Лёлик, есть повод отпраздновать трёхлетие со дня твоей последней кончины. Ну, за твоё здоровье на том и на этом свете, друг! Что-что вы там лепечете насчёт порядка и порядочности? Между прочим, Генерал, вы цитируете книгу. Автор польщён. Ваша «правополушарная Золушка» явно стремится на бал, где с хрустальной туфелькой наперевес рыщут «левополушарные принцы». Вам нравится метафора? Генерал, диван в вашей должности полезен всегда. Хороший генерал — это спящий генерал! Почему сегодня я ненавижу писать книги? Потому что в этом нет никакого смысла. Я пишу их теперь устно. Дети — вот наши книги! Впрочем, кто кого пишет и кто кого читает — не разберёшь. Генерал, она, доченька-подружка, однажды так и спросила: «Моцарт, ты ведь называешь «смыслом» то, что ещё не названо?» Шустрая девочка получилась. Сразу в зерно вцепляется. Что у нас в центре каждого зерна, Лёлик? Ну-ка, ответь! Нет, не жопа. И не сука. Лёлик! В центре каждого зерна, в самой его серёдочке находится удовольствие. У-до-воль-стви-е! Понимаешь? Очень хитрая такая память жизни. И если это удовольствие разбудить — оно начинает расти и становиться самим собой. Главное — не изменять своему удовольствию. Никогда, нигде и ни перед кем. А то Генерал какой-нибудь вырастет. Ха-ха-ха! Генерал, вы почему даже не защищаетесь? Цинизм таких шуток нельзя оставлять безответным. Иначе у нападающего может развиться неизлечимая болезнь — совесть. Господа! Удовольствие ребёнка и удовольствие родителя, ясное дело, — не одно и то же. «Геном смысла» мы меняем сами на протяжении всей жизни. А это уже — удовольствие от изменяющегося удовольствия. То есть, сознание. Голова голове — не указ. На этом вы, Генерал, и погорели. Что случится, если «геном смысла» перестанет «играть» в нас? Ш-шшшш!!! Правильно, Лёлик. В мире, где нет «долгоиграющих» идей, побеждают «одноразовые мысли». Почему? Потому что мода, как вид толпы, и спешка как её идеология, — уже не создают «долгоиграющих» людей. Лёлик, когда-то и впрямь книги были моими детьми… Послушайте, Генерал, вы были в Китае? И я не был. Но, знаете, там есть одна замечательная традиция — будущему человеку, находящемуся ещё в утробе матери, рассказывают о том мире, который его ждёт снаружи. Ну, есть ли жизнь после родов? Зафиксированы случаи, когда беременность рассасывалась. А тем, кто не поверил — приходится после физического рождения «рассасываться» здесь до самой смерти кто во что горазд. Генерал, у меня создалось-таки впечатление, что я девять лет рассказывал ребёнку о том, что её ждет после жизни… М-да. Каждый из нас — книга себя самого. Нет, Генерал, я не репетирую. Повторяя одно и то же, но при различных обстоятельствах, я создаю новые контексты. Человек – книга! Детская, умная, закрытая, открытая, молодая… При этом случаются публичные чтения и отклики — в виде советов и запросов. Помните, Генерал, как и что советовали ваши замы? Один советовал выбросить кусок текста, другой советовал выбросить следующую часть, третий… Теперь вы понимаете, почему нельзя никого слушать, когда дело касается книги? Книги жизни! Так ведь всё можно повыбрасывать! И что останется? Правильно, Лёлик, жопа. Пора заметать следы. Я недавно в поликлинике попросил: «Отдайте мне мою карту, хотелось бы её уничтожить». А они отвечают: «Мы переместим ваше дело в архив. Зайдите через семьдесят пять лет». Я им отвечаю: «Хорошо». Никто не понимает, что я не шучу. Как жить?! Каждый судит по себе. Очевидно, Бог тоже судит людей по себе. Именно поэтому он сильно заблуждается насчёт их богоподобия. Вы согласны, Генерал? Браво! Вы только что согласились с основным законом мирового развития — превосходно заблуждаться самому, чтобы идеализировать падших. Мамемаме позиция, между прочим, нравилась. Почти любовь. Когда Превосходный смотрит сверху вниз — земная любовь растёт. Если наоборот — гаснет. Любовь! Забавный перевёртыш, не правда ли? Какие традиции, Генерал? Где вы их здесь нашли? Традиции могут возникать и быть созданы только в собственном языке! Наша егоза с семи лет на английском шпарит, как на родном. Её традиции — там. А наши где? Молчи, Лёлик! Сам знаю! Увы, дедушка, несобственные традиции своего языка не имеют. А хотите, я вам расскажу сюжет? Устно и страстно. Он называется «Дыра». Главный земной герой — Народ. Персонаж такой, зовут его так. И он — неисправимый язычник. А вокруг него, естественно, суетятся боги, эксклюзивный евроазиатский пантеон: Тоска, Дорога, Вера, Тюрьма-Сума, Счастье, Воля, Душа… Некоторые часто приходят, некоторые только изредка. Все поучают. Да ещё и друг с другом собачатся из-за Народа. А сам Народ живёт в глубокой дыре. Иногда пытается вылезти, но его обратно сваливают. Мимо дыры ходить опасно — затащить может… Особенно привлекательны в данном сюжете споры и диалоги пантеоновцев. Представляете, что перед Народом может сказать Тоска какой-нибудь Вере или Надежде? Лёлик, ты — прирожденный снайпер: «сука»  здесь вполне подходит! На каждом континенте, в каждом времени и в каждой стране обязательно имеется своя собственная дыра. Дочь ещё этого не знает. Народ всюду — один, а богов вокруг него до… Правильно, Лёлик! Есть ли у такого Народа будущее? Есть! Опять война. Да, куда ж без неё. Кормилица и заступница. Под военную трубу из дыры Народ вылезет, всех вокруг поубивает, медалями солнце затмит! И обратно вернётся. Такие дела. Демократию в наших местах не среди людей искать принято, а среди богов тех языческих. Дорога, Тоска, Сума… Генерал, вы можете представить «толерантность» среди демонов? Я — нет. Самое время сочинять фельетоны. Народ в дыре имеет право смеяться над своим убожеством. Первый бы фельетон я написал о том, как в тюрьме среди заключённых объявили свободные выборы… на должность начальника тюрьмы. Второй — о демократии на грядке; победили, разумеется, сорняки. А третий — это исповедь робота перед смертью: «Я имею единственную запись в «Трудовой книжке», я никогда не опаздывал на работу, был безотказен при любых условиях, не щадил себя во имя работы…» Генерал, вам знакомы эти аллегории? Хорошо, наливайте. Что вы, мне нисколько не претит пить вместе с вами! Противоположный полюс в этой жизни — счастье. Только вместе мы даём «ток», необходимый нам обоим. Фото? Малышки? Зачем? Нет у меня никаких фото! Ещё Лёлик Первый учил меня отделять любителей от профессионалов, как зёрна от плевел. Нет, ничего я не перепутал. Зёрна — это любители! Те, кто любит своё дело. Так вот, мой «фотоаппарат» — это я сам. Я оставлял себя самого в запечатлённых мгновениях прошлого, там, где удалось вовремя «щёлкнуться», если вылетела птичка… Генерал, зачем вы тащите мгновения прошлого сюда? В настоящем очень тесно от мусора. Лёлик, не падай, ещё не вечер! Как, опять утро? Лёлик, держи новую порцию. Лакай, в следующей своей жизни ты будешь Пегасом с зелёными крыльями и с кошачьим хвостом. Сам сука! А на боку у тебя будет намалёван дурацкий слоган: «Слушайте «Голос Америки» из Вашингтона». Лёлик, очевидно, прежняя твоя хата научила тебя склонности к диссидентству. Самоутверждение через критику — простой путь. Приятное от противного. Или противное от приятного. Знаешь, почему малышка уехала, умник? Потому что весь мир — это царство измены. Да, да, и изнутри тоже. Любовь к Родине выражается в способности работать бесплатно. В этой связи, Генерал, заморская Лёлик-птичка куда больший патриот, чем вы, дедушка-ветеран со слезящимися глазами. Генерал, можно никуда не уезжать и быть изменником… Наша дочь — не изменник. Мы ведь все думаем об этом, да? Не изменник, нет. Психология измены другая — снижение качеств поступков. Личность — это частник себя самого; значит, только так воспитывается здоровый «частный» патриотизм, а не его уродливая выворотка — госпатриотизм изменников. Генерал, вы теперь молчите осмысленно даже во сне. Размышляете. Мысли — это разновидность страха, Генерал. Ха-ха! Знаете, почему мы оказались в одном котле? Пардон, на одном диване. Потому что мы дружим, наконец-то, общими родинами, а не государствами. Генерал, наша родина — страх! Мы оба дожили до состояния чувств, когда планка «боюсь за другого» превысила все остальные… Ну, за наш страх, господин Генерал! Бр-ррр! Плоховато пошло. Все воюют: государство против родины, свободный интеллект против рабства правил, религиозный беспредел против светлых… Интересно, до какой поры любимые детки нас волнуют так сильно? Каждый ребёнок — это новое небо, Генерал. С облаками и звёздами! Слышишь, Лёлик, с уже готовыми облаками! Шагреневое небо… Пора устраивать новый передел мира. Начнём, пожалуй, именно с небес. Наливайте, Генерал! Что, рука отнялась? Хорошо, тогда я сам. Открывайте-ка рот, голову приподнимите, так-так… Хороший дедушка. Не бойтесь, алкоголь не побеждает, но отменяет страх. Даже если вы умрёте на этом диване, Генерал, то это будет нормально, хоть и хлопотно. Лёлик, наш бывший мучитель, приобщается к дао. Нем, как кукла. Везунчик! Дураку для культурного движения достаточно замолчать. Эй, правитель снов, вы меня слышите? Я должен вам передать тайное знание: культурный плод срывают с ветки насильно — в период его максимальной сочности. Дикие плоды живут иначе — до самопроизвольного падения и сгнивания. Эй, Генерал! Лёлик, давай пощупаем у дедушки пульс. Ё-па-рэ-сэ-тэ! Он умер. Лёлик, в проспиртованном состоянии дедушка спокойно пролежит не меньше недели. Ну-ка, Генерал, подвиньтесь к стенке, пока не застыли окончательно ваши мощи. Вот-т т-так! Лёлик, разбуди меня через пару часиков, продолжим беседу. Ш-шшш-шш!!! Что, уже? Генерал, хотите… О, я совсем забыл, что вы умерли. Присоединяйтесь тогда так, как можете. Лёлик, неприлично произносить слово «жопа» более десяти раз подряд! Сколько тебя воспитывать. Девочка бы назвала подобное поведение «звуковозмущением». Лёлик, хочешь в пробочку налью? Не хочешь?! Плохой симптом. Лёлик Второй с этого же свой конец начал. Мне, между прочим, снился грандиозный космический проект! Земляне кидают в пространство свои реактивные «дымовушки» и называют это «торжеством разума» и «завоеванием пространства». Убожество! Я, брат, видел, как делаются настоящие дела. Представь, Лёлик, в ядре Вселенной жизни кишмя-кишит, как в мегаполисе, а задворки Ойкумены обжиты плохо — никому не хочется лететь в тартарары. И знаешь, что «столичные» конструкторы космоса изобрели? Суперкорабль жизни — гелиоцентрическую систему с математически точно расставленными на своих орбитах ресурсными планетами. Запускают такую населенную штуковину размером с нашу Солнечную систему куда подальше и — привет! Смысл, Лёлик, есть. Торжество разума! Колонизация пространства. Населяют конструкцию, естественно, преступниками и нравственными отщепенцами. Зачем они высокоразвитым? Пусть, мол, сорняк на своей грядке культуру возделать сам попробует. Наказание и шанс воедино. Ну, как идейка, нравится? Ещё бы не сука! А связь с колонистами, знаешь, они какую оригинальную придумали? Сны! У Генерала «приёмника» уже нет, а «передатчик» ещё вовсю работает. Девять дней непрерывно доносить будет, а на сороковой день — контрольный сигнал пошлёт. И всё. Да, жопа. Мне Мамамама объясняла. Смотри, у Генерала рот выправился. А ведь кривой был, как у всех начальников. И лицом просветлился, болезный. Лёлик, давай отпразднуем начало доноса. Вознесения, то есть. Ишь, какой хорошенький стал, видать, отчёт на небе приняли без единой придирки. Баланс сошёлся. А профиль-то, профиль! Вожак! Впрочем… Вожак — это тот, за кем идут. А наш со своим стадом иначе управлялся — позади бежал, злой и похотливый, как овчарка, как конвоир. Ну! В первом случае люди отстать от вожака боятся, а во втором боятся задержаться — не пришлёпнул бы, гад… Лёлик, сдаётся мне, что далеко не всяких космических посланцев изначально наделяют гуманной целью. Вот, молодец, выпил пробочку! Тебе хорошо, Лёлик? И мне хорошо. Давай споём. Зап-певай, Лёлик. Эй, таких слов в песне нет! Впрочем, дай-ка подумать… Наш Генерал теперь — само совершенство! А что, если на ухо ему пошептать? Может, он нужную для нас информацию тоже отправит, куда следует. Действующий «передатчик» всё-таки. Давай попробуем, Лёлик! Ш-шшш-шшш! Итак, наш торжественный «sos» заливаем прямо в ушное отверстие: «Ах, малышка-малышка, девочка моя хорошая, никого я так не любил, как тебя. Возвращайся!» Всё, Лёлик, слова кончились. А ведь, казалось, так много скажу! Хм-м. Передача прошла нормально? Спасибо, Генерал. Сколько я вам должен? Благодарю. Сочтёмся, так сказать, после. Когда я умру на небе, вы тоже сможете пошептать мне на ухо — земля услышит. Гарантирую. Лёлик, все на земле друг для друга убийцы — это и есть жизнь! И природа здесь устроена странно, я уж говорил: без болезней не может быть иммунитета. Собственно, он и возникает-то в результате вирусных атак. Лёлик, я не давал девчонке лекарств — она получила собственный иммунитет, а не тот, что нынешние хиляки «поддерживают» при помощи... Ик! Ик-к! Какой хороший доктор: смерть! Никогда не ошибается! Настоящий лидер! Или конвоир? Кому ведь как, Лёлик. И святости без греха не отведаешь, и без настоящей бабы настоящего мужика не получится… Ладно, не будем о грустном. Главное, чтобы наша девочка не оглядывалась. Потому что смерть впереди неё — лидер, а та, что позади — пасть ненасытная, гадина, враг. Да, Лёлик, глубина такой жопы ошеломляюща. Так что, дыра — это наша с тобой оглядка. Как хорошо, пернатый, что ты знаешь всего несколько здешних слов. Зато каких! Самых важных! Ты, Лёлик, не какой-нибудь певец детских суффиксов: ножки-ручки-носик-носочки-глазки… Скажи истину, Лёлик. И произношение у тебя не хромает, вполне сносное. Как у простуженного бомжа с философским образованием. Лёлик, я тебя уваж-жаю! Ты есть пернатое живое знание. Любопытный зелёный дилетант. Знаешь, чем живое знание отличается от мёртвого? Живое так делает: поймал-отпустил, поймал-отпустил… А мёртвое знание всё пойманное в правила превращает, в науку; затолкает какую-нибудь мысль в клетку и дверцу заварит навсегда. Ур-роды! Девочку я так учил: если ты, дитя, научишься тому, что тебе будет легко в вещах трудных, то не удивляйся, когда тебе будет трудно даже там, где легко… Лёлик, ты внемлешь? Лёлик, у нас с ней дружба образовалась. Ты знаешь, Лёлик, что такое дружба? Нет, не то. Дружба — это бесполая любовь. Лёлик хоро-оший, хоро-оший! Ты зачем накакал на Генерала? Кыш, подлец!  Мы, Лёлик, экзамен свой выдержали: мы никому из тех, у кого мало собственной жизни, не дали «жить ребёнком». От этого у него, у дитятки, своя собственная жизнь началась очень рано. Так рано, что мы теперь страдаем. Генерал, это и вас касается. Генерал, а вы ангелов уже видите? Скажите этим бабочкам, чтобы к земле не приближались: ангелы на земле не живут! Обязательно скажите им, что здесь они воплощаются в куриц с «нежным и питательным мясом». Скажите им, что они здесь вообще не нужны! После ангелов люди делаются дураками: они учатся любить самих себя беспомощными. Эй! Мастер-классы пусть проводят на небесах, а не в курятнике. Генерал, вы встречали на своём жизненном пути куриц, которые стремились командовать? Разве это ангелы?! Хотите выпить? Я волью. Уже не надо… Ничего, не расстраивайтесь, для нашей души небо — это стопроцентный спирт, настоенный на райских яблочках. Нектар! В небе и трезвенник пьян бывает. Я у Мамымамы в храме подглядел. Один в один! Поют, шатаются, плетут что попало… Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Знаете такую пословицу-поговорку? Пьяному врать никак нельзя! Потому что честность в настоящем небе — это воздух, которым все дышат. И ангелы, и гады. Лёлик, гад, прекрати какать на Генерала! Что я потом родственникам скажу? Родственники… Придут женщины и начнут выть. Не хочу. У женщин на земле всего три умения: «не уметь не опаздывать», «уметь не опаздывать» и «не уметь опаздывать». Третий вариант встречается крайне редко. Наша малышка — третий. Думаю, она успеет стать собой где угодно и с кем угодно. Опасное дело, Лёлик! Живая человеческая судьба очень уж похожа на фотоплёнку… Помнишь свой архив-негатив? То-то! Кадры личной жизни! Которые запросто могут превратиться со временем в Страшный суд. Экспонировать живые «кадры» можно лишь однажды, а прикасаться к ним рекомендуется исключительно чистым сердцем. Ностальжи, Лёлик, ностальжи… Тотальная оцифровка погубила наши личные «кадрики» — мгновения непредсказумого счастья. Увы, счастье на земле теперь предсказуемо стопроцентно, оно тоже оцифровано и каталогизировано, структурировано и роздано по всевозможным проектам. Чувствительной девственной «плёночки» внутри человека не стало — живое теперь «сливает» оцифровку бытия в свой виртуальный «Вавилон». Сливает и переформатируется, сливает и переформатируется… И все довольны. Страшный суд отменён. Механическая душа вечна и неуязвима. Слушай, Лёлик, чего-то всё-таки не хватает. Композиция не закончена! Погоди, я на ватмане табличку напишу фломастером. Вот так: «Он жил и умер на «Буммаше». А куда поставим, на грудь? Солидно Генерал смотрится, правда! Как на пресс-конференции. Лёлик, я ещё немного посплю. Прилягу рядом с миром и прахом. Ты меня разбуди, если «Буммаш» вдруг переименуют.

 

 

КОНЕЦ II