Лев РОДНОВ

 

         Ответь-ка, дружок, кто кого выдумывает: мы сказку, или она нас? И что такое сказка? То, что «сказываем» мы, или наоборот — то, что само нас «сказывает»? Кто главный «сказуемый» в этой прекрасной и неведомой жизни? Ты сам, или кто-то другой? Чем проще вопрос, тем труднее ответ! Лучшая сказка человеческой жизни — это то, о чём мечтает красивая душа. А жизненные приключения и испытания «рассказывают» нам: про смелость и трусость, про глупость и мудрость, про конец всех концов и про начало начал. Жизнь — великий учитель. Слушай! Мы ведь не сможем ничего узнать о себе, если избежим новых встреч и таких необходимых трудностей. Люди называют эту удивительную школу Судьбой. Да, да! Это она рассказывает нам свои сказки. Шаг за шагом. Образ за образом. Урок за уроком. А голос у каждой судьбы особенный — его слышит лишь тот, кому она принадлежит. Слушай внимательно! Судьба «читает» свои советы и уроки где угодно: на улице, дома, в школе, на отдыхе или даже во сне. А мы — отвечаем. Растём и взрослеем. Да не только в три, или в пять малышовых лет, а всю жизнь! Отвечаем неугомонной судьбе-судьбинушке — своими поступками, мыслями, ударами сердца. А она в ответ нас неслышно подбадривает: «Молодец! Дальше, дальше иди! Расти, не оглядываясь! У тебя всё получится». Разве это не сказка?!

 

         Вот какая история произошла в одном доме. Не в деревянном, не в оловянном, не под водой и не на облаке, не вчера и не завтра, а здесь и сейчас — слушай и думай: о чём мой рассказ? А называется эта история…

 

 

ПЕРВЫЙ ПОЛЁТ

 

         Мальчик жил на седьмом этаже. Он играл на скрипке и много читал. А когда смотрел в окно, из которого был виден мир, то часто думал: хорошо бы стать самым смелым, самым сильным и никого не бояться. Дворовые мальчишки дразнили его «скрипач-трепач», хотя это было неправдой. Могли толкнуть или даже отобрать деньги. Поэтому мальчик не любил выходить на улицу. И ни с кем, кроме книг и скрипки, не дружил. Он боялся чужой грубости.

         — Да ты, братец, совсем один. Это непорядок, — говорил мальчику его дедушка, у которого было много медалей «за смелость» и он их надевал по праздникам. — Хороший человек не должен никого бояться!

         — Я знаю… — печально отвечал мальчик.

         Прямо напротив окна комнаты, в которой юный музыкант жил, росла большая берёза, одна из верхних веток которой дотягивалась до стены дома. Зима уже совсем заканчивалась. Мартовские ветры раскачивали дерево. Сквозь голые, просвечивающие ветви было видно, как дети во дворе играют, радуются весне, что-то кричат. Иногда мальчишки дрались. До них было далеко-далеко. С высоты седьмого этажа они казались забавными букашками.

         В развилке ствола берёзы находилось старое воронье гнездо. Ничьё. Из окна комнаты до него было, что называется, рукой подать. Летом птичье жилище скрывала зелень, а сейчас оно раскачивалось на ветру, голое и беззащитное. Мальчик, играя на скрипке, обычно стоял перед окном и смотрел куда-то вдаль: сквозь стекло, сквозь пустые ветви, сквозь стены и крыши соседних домов, сквозь линию горизонта — далеко-далеко, туда, чему и названия-то ещё не придумано. Каждому из нас знаком этот взгляд. Когда кажется, что смотришь в бесконечность, а на самом деле — смотришь в себя самого…

 

 

         Однажды вечером папа вернулся с работы и принес для мальчика неожиданный подарок. Фонарик. Большой, настоящий фонарик, который светил ослепительным лучом.

         — Держи! — сказал папа. — Каждый человек в жизни — такой же вот лучик. Родился? Значит, «включили»! Надо светить, малыш.

         И папа засмеялся. И мама засмеялась. И старший брат.

         Мальчик взял подарок и ушёл к себе в комнату. И стал светить в темноте. В луче фонаря знакомые вещи казались волшебными и загадочными. Потом он взобрался на подоконник и посветил вниз.

         — Корабельный прожектор! Корабельный прожектор! — закричал кто-то внизу с восторгом.

         Ночью фонарик спрятался под подушкой.

 

 

         А в начале апреля произошло событие, которое удивило всех. К старому гнезду на березе прилетели две вороны. Они шумели, хлопали крыльями, внимательно осматривали птичье строение в развилке ствола, пока не решили: кар! кар! — да, здесь можно жить. И стали ремонтировать и строить гнездо для себя. Делали они это очень умело, принося откуда-то веточки и втыкая их клювом в нужное место. Из окна седьмого этажа воронья жизнь была видна, как в телевизоре. Даже лучше. Без перерывов на рекламу. Через несколько дней жилище было готово. Мама-ворона села в гнездо и отложила яйца. И стала сидеть на них с важным видом.

         Днём мальчик смотрел на гнездо просто так. А ночью он включал свой фонарик, направляя луч из окна на дерево. Мама-ворона и папа-ворона поначалу пугались ночного света и беспокойно крутили головами во все стороны. А потом привыкли.

         В мае из яиц вылупились два забавных воронёнка. Всего два. Один посветлее, другой чуть потемнее. Мальчик им дал имена — Белый и Чёрный. Он никому не сказал про то, как зовут малышей. Это была его тайна. Он только выпросил у дедушки театральный бинокль и разглядывал новых своих соседей совсем близко. Они были такие смешные! Мама-ворона и папа-ворона кормили их, а они непрерывно хотели есть и раскрывали свои клювы.

         Мальчишки во дворе тоже заметили воронят в гнезде и несколько раз даже пытались залезть на берёзу, но не смогли. Снизу берёза была слишком уж гладкой. Мальчик смотрел из окна на эти опасности и страшно переживал за судьбу воронят.

         К гнезду несколько раз прилетали другие вороны, злые и жестокие. Они нападали на маленьких птенцов. А мама и папа отчаянно защищали своих детей. Мальчик тоже защищал Белого и Чёрного, как умел: кричал жутким голосом, размахивал руками и мигал фонариком. Чужие вороны, пошумев, отступали. И мальчику казалось, что он тоже волновался и беспокоился не зря. Это было очень приятное чувство. Чувство совместной победы и испытанной дружбы.

 

         Птицы быстро росли. Мама и папа продолжали их кормить. В гнезде уже было тесновато. Дерево проснулось и всё больше становилось зелёным. Пели певчие птицы. Столбик уличного термометра днём весело поднимался до летних отметок. Зимние утеплённые окна раскрылись. Мальчик пробовал выставлять на подоконнике еду для ворон: кусочки сыра, колбасу, хлеб, печенье… Но прилетали только суетливые голуби и все роняли вниз. Зато внизу вороны отгоняли голубей от упавших кусочков еды и брали их себе.

         — То, что вы не очень умелые, ещё не означает того, что я вас не люблю… — по-взрослому повторял мальчик чью-то фразу и терпеливо добавлял на подоконник новую порцию кусочков и крошек.

         Пришло лето. Снизу гнездо скрыла от глаз густая листва. А из комнаты вороний дом по-прежнему был виден очень хорошо. Длинная ветка тянулась от окна до гнезда, как дорожка. Ветер её раскачивал. Воронята выбирались из гнезда и разгуливали по этой дорожке туда и сюда. Природа радовалась солнцу и жизни. Мама-ворона и папа-ворона радовались тому, что оба воронёнка выросли, и что теперь у них есть собственные крылья. И что настала, наконец-то, пора вылетать из гнезда, пробовать свои силы и становиться самим собой.

         Это был самый обыкновенный день, не лучше и не хуже других дней в году. Но для воронят — это был самый главный день в их жизни. Мальчик стоял у окна и наблюдал приход тёплого лета, когда в гнезде начался большой переполох.

         — Кар! Кар! — громко возмущалась мама-ворона на своём вороньем языке и гнала вдоль по берёзовой ветке Чёрного. — Кар! Кар! Расправь крылья, сынок, и лети!

         — Кар! Кар! Я боюсь! — отвечал воронёнок. — Кар-ррр! Очень уж высоко!

         Но тут мама-ворона стукнула Чёрного своим клювом, да так, что птенец от неожиданности покинул ветку и сразу же полетел. Недалеко, конечно. Он скорее упал, чем приземлился, на крышу соседнего пятиэтажного дома.

         — Кар!!! — торжественно и удивлённо произнёс Чёрный. — У меня получилось! Карр-рра-сота!!!

         — Бр-р-раво! Бр-р-раво! — завопили родители Чёрного и, сделав над крышей круг, вернулись к гнезду.

         — Молодец! — похвалил Чёрного мальчик.

         — Кар-рр! Теперь твоя очередь. Вылезай, Белый! Кар-рр!!!

         В гнезде, прижавшись всем телом к самому его донышку, сидел Белый и трясся от страха.

         — Кар-рр! Твой черёд. Пора летать.

         — Пи-пи-пи… Не хочу! Я лучше проживу всю свою жизнь в гнезде. Здесь так уютно и хорошо. Крылья мои ещё слабы, я обязательно упаду. Ах! На земле меня погубит любая опасность… Нет, не хочу даже пробовать! Моё гнездо — это мой дом! Пи-пи-пи…

         — Кар-рр! Не говори глупостей! Мы не собираемся всю жизнь ухаживать за тобой. Кар-рр!!!

         Папа-ворона и мама-ворона вдвоём набросились на испуганного Белого и стали его клевать с двух сторон. Белый побежал по ветке-дорожке прямо к окну. Мальчик замер. Он сочувствовал малышу. Он понимал его. Сколько раз они за минувшее время смотрели в глаза друг другу! И днём, и ночью… Они знали друг друга безо всяких слов. Но что же делать? Что? Всю жизнь на одной ветке не просидишь, это правда…

 

 

         — Кар-рр! Пор-р-ра!!! — бедный воронёнок дошёл уже до самого края ветки. Вот он поднял одну лапку… поднатужился изо-всех сил и… перепрыгнул с ветки прямо на подоконник. Окно в комнату было распахнуто. Мальчик застыл. С широко открытыми глазами и затаённым дыханием, он оказался от Белого так близко, что взрослые вороны, о чём-то недолго посовещавшись, прекратили колошматить трусливого своими клювами и улетели к Чёрному.

         — Что ты хочешь? — тихо, почти шёпотом спросил мальчик у воронёнка. — Ты, наверное, хочешь стать ручным? Тогда заходи. Будешь жить в моём гнезде. Здесь хватит места и для тебя.

         Но воронёнок только сверкал своими глазками, часто-часто дышал и опасливо перебирал лапками, боясь соскользнуть с покатого жестяного подоконника.

         Потом двое замолчали, по-прежнему не отводя глаз друг от друга. Где-то в глубине комнаты оглушительно тикал будильник. Они молчали так целую вечность. А, может, даже две или три вечности. Наконец, мальчик произнёс:

         — Знаешь, ты всё-таки должен летать. У тебя есть настоящие крылья. Тебе нечего бояться. Мой дедушка и мой папа с братом говорят, что настоящую жизнь от ненастоящей отделяет только страх. Не бойся, Белый, не бойся! А ещё моя мама говорит, что полёт и музыка — это одно и то же… Хочешь, я для тебя сыграю?

         И мальчик стал играть для воронёнка на скрипке. Птица очень испугалась новых звуков. Воронёнок отпрянул прочь. Он хотел вновь вернуться на ветку, но не рассчитал и лишь зацепился за тоненькую метёлочку. Зацепился и — повис вниз головой, крича и призывая на помощь. Мигом прилетела мама-ворона. Прилетела и… давай клевать своего малыша пуще прежнего. И папа-ворона подоспел.

         — Что вы делаете! Оставьте его! Это мой друг! Он научится летать в следующий раз! Потом научится! — испуганно закричал мальчик.

         — Следующего р-р-раза не будет! — прокаркал крылатый папа и многозначительно кивнул назад, где с места на место планировал и перепархивал Чёрный.

         — Почему?! — мальчик готов был заплакать от такой несправедливости.

         — Потому что «потом» не бывает никогда! Кар-рр! Кар-рр! Настоящая помощь — это когда ты помогаешь другому только один р-р-раз! Один! Р-р-раз! Чтобы дальше он мог позаботиться о себе сам. И помогать другому так же точно! Кар-рр!

         — Как жестоко! — сказал мальчик.

         В это время на шум в комнату заглянул дедушка, который выглядел празднично. В красивом костюме и с медалями.

         — Кхе-кхе! Жестокость — это помогать жизни оставаться слабой, — сказал дедушка и с улыбкой стал наблюдать, как мама-ворона в последний раз ударила Белого по слабеющим лапкам и тот повалился вниз, беспорядочно кувыркаясь в воздухе, — беспомощный, кричащий перьевой клубочек…

         — Он разобьётся! — пронзительно закричал мальчик.

         — Кар-рр! Кар-рр! Да, может случиться всё. Кар-рр! Мы к этому готовы. Кар-рр! — серьёзно ответили мальчику обе взрослые вороны.

         Только у самой земли Белый успел выправить беспорядочное своё падение и кое-как расправить крылья. Он плюхнулся на зеленый газон, прямо под ноги дворовой ватаге мальчишек.

         — Смотрите! Смотрите! Живая ворона! Ловите её! Она ещё не умеет летать! Ловите скорее! — дворовая компания, мальчишки загалдели сами, как стая ворон. Ну да, те самые, что всегда обзывались и не давали прохода никому во дворе.

         Мальчик что есть силы бросился вниз по лестницам. Спасать друга.

 

 

         — Не трогайте его! Это — мой воронёнок!

         — Твой? Ха-ха! Такой же, как ты, наверное? Даже летать не умеет!

         Воронёнок, прижавшись к земле, замер, спрятался в траве за спиной мальчика, который сжал кулаки и приготовился отчаянно драться. Один против всех. Он ещё никогда в жизни не дрался. Ватага, улюлюкая и поддразнивая вороньего защитника, начала наступать.

         Но в этот момент произошло то, чего никто не ожидал. Мама-ворона и папа-ворона спикировали с небес и напали на бессовестную ватагу сверху. Кар-рр! Кар-рр! Они хлопали крыльями, размахивали когтистыми лапами и острыми клювами, как герои на войне.

         — Бешеные вороны! Бешеные вороны! — истошно закричал кто-то из толпы и ватага бросилась врассыпную, прикрывая головы руками.

         — Кар-р… — жалобно сказал воронёнок с земли.

         Мальчик наклонился и взял его в руки, сделав ладони лодочкой. Под перьями прыгало и колотилось воронье сердечко. Воронёнок был теплый. Он сидел в ладонях спокойно, только головой крутил.

         На ближайшем суку сидели, наблюдая за происходящим, мама-ворона, папа-ворона и Чёрный, который уже научился садиться на ветки. Они все по очереди сказали: «Кар!»

         — Лети! Лети, миленький! — шептал мальчик. Он очень опасался, а вдруг Белый всё-таки разбился. Вдруг он что-нибудь себе повредил. — Лети, ну, пожалуйста, лети!

         Воронёнок неуверенно привстал в ладонях. Потоптался на месте. Больно-пребольно вцепился лапами в большой палец, заглянул за край «лодочки»-ладоней, расправил, как ни в чём не бывало, два своих крыла и… вновь спланировал на землю. Отдохнул. Потом с ветки деловито слетела мама-ворона и молча, боком стала смотреть на не очень умелого своего сына, словно хотела его загипнотизировать. Воронёнок терпел-терпел, а потом как оттолкнётся от земли, да как полетит! И тоже взлетел на ветку.

         — Кар-рр! — восхитилась мама и все остальные.

         — Ур-рра-аааа! — на весь двор закричал мальчик.

Из окна седьмого этажа на него смотрел нарядный дедушка и вся семья.

 — Я научил его летать! Я научил летать воронёнка! — радовался мальчик.

 

 

         Тем временем ватага парней вернулась во двор.

         — Значит, это и вправду твой друг? — изумлённо спрашивали мальчишки.

         — Конечно! — уверенно отвечал защитник. — Если кому-то из вас вздумается его обидеть, из-под земли достану! — Он сам удивлялся тому, что говорит, и как уверенно у него это получается.

         Вороны, теперь уже вчетвером восседавшие на суку над их головами, утвердительно зарокотали: «Ур-ррр! Ур-ррр!»

         — Что ты, что ты! Мы ведь просто так. Мы ничего не хотели. Будешь играть с нами?

         — Буду. Играть с вами не труднее, чем играть на скрипке.

         Шутку приняли. Ватага так и повалилась со смеху: «Гы-гы-гы! Га-га! Ха-ха! Гы-гы-гы!» Воронам надоело смотреть на слишком шумных, весёлых людей. И они перелетели в другой двор.

 

         А дома дедушка снял с себя самую свою золотую медаль и вручил мальчику со словами:

         — Это тебе. За музыку сердца, мой друг.

         Мальчик ничего не понял. Но медаль взял с удовольствием. На ней крупными буквами было написано «Честь и Отвага».

         Гнездо опустело. До самого позднего вечера в него так никто и не вернулся. «Может быть, воронята заблудились? — думал мальчик. — Ночью темно». Он включил фонарик и приладил его на подоконнике так, чтобы луч света падал прямо на воронье жилище. Но и этого ему показалось недостаточно. Мальчик раскрыл окно пошире, взял в руки скрипку и стал играть ту самую мелодию, что играл воронёнку днём. Чтобы тот услышал и знал, куда лететь. Но никто не прилетал.

         Мальчик играл и играл! Иногда он брал в руки театральный бинокль и смотрел в темноту,  в которой время от времени мерещились то сказочные существа, то воронята. Потом он снова начинал играть. И не было пределов у этой музыки! Она была всем в тот миг: и памятью мира, и домом для чувств, и единственным путём для единственной чьей-то судьбы. Музыка, вечная и крылатая, невидимая птица человеческой любви, восходила в небеса, как луч. Улетала и не возвращалась. Она воспаряла над улицей, над городом, над всей землёй. Кому-то она действительно помогала. Кого-то вела на свет. Каких-то новых, неведомых птиц учила летать... А внизу, под березой, никем не замеченный, в темноте стоял нарядный дедушка и слушал, слушал, слушал… По лицу дедушки текли тихие счастливые слёзы. Он тоже смотрел куда-то далеко-далеко и словно говорил без слов: «Эй! Маленький музыкант, маленький храбрец, маленький друг! Эй… Новую сказку о судьбе ты когда-нибудь напишешь сам. А когда я приду — мы опять прочитаем её вместе…»