На ГЛАВНУЮ стр. .............. на стр. КОЛУМНИСТ

 

 

Лев РОДНОВ

 

ЕСЛИ…

 

         Если двое действительно любят, то каждый из них чувствует за собой что-то вроде вины. Горе, когда «комплекс вины» в паре имеет кто-то один, тогда другой невольно наполняется «правотой».

 

         Если ты откажешься от суеты жизни и изменишь миропонимание, друг увидит в тебе предателя. Но ведь и ты на него смотришь так, словно поминки в доме уже давно состоялись, а покойник всё еще не закопан.

 

         Если сотрудник вашей конторы нашел какую-то иную работу и собирается рассчитываться, ни в коем случае не возмущайтесь и не опечаливайтесь; сотрудник никуда не уйдет, если вы тут же начнете непомерно и совершенно искренне радоваться за него, давать дельные советы и откровенничать. Так устроен искатель «лучшей доли», что стоит лишь порадоваться за его поиски больше, чем он сам может это сделать, как привлекательность поиска почему-то меркнет и блекнет. Почему? Может, потому, что искателя, так или иначе, мучают сомнения и неопределенность, а вас не мучает ничего. И бедняжка чувствует себя примерно так же, как тот, кого с наилучшими напутствиями провожают из теплого знакомого дома под холодный проливной дождь. «Счастливого пути!» — говорите вы и распахиваете дверь.

 

         Если есть писатели «живородящие», то есть и такие, что «высиживают яйца» — свои или чужие.

 

         Если тебя жалеют — виноват в этом ты сам.

 

         Если бог любит чудище — появляется человек, если бог любит человека — появляется чудище.

 

         Если говоришь о деле в присутствии бездельника, он может обидеться. Это очень хорошо: обидчивый бездельник — не безнадежен.

 

         Если твоя надежда конечна и определенна — это заблуждение: конечна и определенна только цель.

 

         Если!.. Между результатами жизни и желанием результатов стоит это удивительное условие. Условие условий. Возможно, каждая людская жизнь — всего лишь символ, а не факт. Вот несколько коротких примеров.

         Девушка-наркоманка сказала: «Ты ничем не поможешь мне. Чтобы помочь, надо либо жить рядом, либо не мешать мне колоться…»

         Полусумасшедшая, неоднократно судимая старуха много лет подряд внимала из глубины своей нищеты, как правительство повторяло на разные лады одно и то же: «У населения скопилось слишком много денег». В итоге жизни старуха сама стала зловещательницей: «Много мести накопилось у народа!» — говорила она всюду. Люди пожимали плечами, потому что ничего нового сказано не было.

         Старик-татарин всю жизнь страдал от своей любви к работе. Зависть других всегда наказывала его за чрезмерное усердие и удачу. Старик называл себя странно: «Я — наследник демона!» — это связывалось с какими-то религиозными ассоциациями и убеждениями. Когда появились в стране организации демократов, старик примкнул к ним, видимо, по близкому созвучию: «демократия — демонизм». Цепь жизненных страданий старика наконец-то закончилась большим и «справедливым» воодушевлением: «Мне бы автомат! Я бы всех расстреливал безошибочно!»

 

         Если на поэта наваливается тяжелая жизнь, то он начинает интенсивно выделять особое вещество, материализованные эманации — стихи. Стихи — это «творческое вещество», с помощью которого поэт отпугивает тяжесть жизни.

 

         Если говорить сказочно, то жить не так уж и страшно.

         Гуляла Жизнь по свету, да и нашла как-то Тело. Постучалась — никого, так и поселилась. А тут бежала мимо Душа: «Кто, кто в теле живет?» — «Это я, Жизнь!» Поселились вдвоем. Не успели разместиться — Ум третьим просится. Впустили, стали втроем хозяйничать. А потом и Счастье с Горем здесь поселились. Тесно уже стало в Теле, ну да ничего: в тесноте — не в обиде… Вдруг еще кто-то в компанию просится — ба! Сам Господь Бог с Чертом пожаловали! Впустили. А Тело не выдержало — рассыпалось, умерло от тяжести; жители из окон повыскакивали, да и наутек поскорее — новое Тело искать.