На ГЛАВНУЮ стр. .............. на стр. КОЛУМНИСТ
Лев РОДНОВ
ЗАПИСКИ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО БОМЖА
… Вестник был слегка пьян, те части тела, что выглядывали из-под одежды, содержали обильную синюю живопись. Вестник зашел в трамвай и обрушился рядом со мной на свободную часть двойного сидения. Он отдышался, полез в карман за мелочью, но вдруг отвлекся и стал рассматривать соседа, а через некоторое время вдруг спросил: «Ты бомж?» Мой ответ его не удовлетворил. От неудовольствия он весь как-то «замедлился» и стал рассматривать попутчика совсем уж невежливо -- в упор и не мигая: «Спрашиваю: ты – бомж?!» В его синей руке была зажата «десятка». Пассажиры невольно стали обращать внимание на громкую сцену. Я совсем растерялся. А Вестник, наконец-то, сжалился: «Не стесняйся, если бомж, то я билет тебе куплю!»
Светил над миром ненормально теплый и солнечный октябрь. Сами знаете, какая случилась нынче погодка. И день -- прошел. И мы -- расстались. А слова Вестника продолжают и продолжают вопрошать: «Ты – бомж?» И ответ мой уж близко: «Да…» Я понял, о чем Вестник спрашивал. Он спрашивал о самом трудном. Что ж, нет постоянной прописки ни у моих мыслей, ни в душе. Значит, бомж! Значит, свободен. Куда я иду? Зачем? Какие расстояния коротаю?
От сотворения мира — это значит: от сотворения себя. А человеческое Слово в пути — это семя судьбы. Сколько бы ты ни рос, всегда можно обнаружить над головой еще больших родителей, которых ты, дурачок, просто потерял из виду, так как загляделся в зрелости своей вдаль или заигрался в старости снисходительностью… Словно шепчет нечаянный Вестник: «Эй! Подними голову, ты — ребенок».
Мы учимся, не внимая, а подражая. Изречения сами по себе пусты: значима лишь собственная попытка изречься. Сравни, как по-разному растут деревья-одиночки в свободном поле и их собратья — в тесном лесу. Там, где много света и простора, хорошо сохраняются и растут нижние ветви, а ведь это — побеги детства и юности когда-то… В тесном лесу всё прошлое отпало — лишь голый, высокий ствол; до настоящей жизни дотянулась лишь, теснимая со всех сторон, крона… В одном случае ростки юности становятся самыми мощными ветвями дерева, в другом — они давно умерли, стали мусором, сгнили. В тесноте настоящее не уживается с прошлым.
Работать с деньгами опасно, так как они могут прилипнуть к рукам и погубить. Работать с духовными ценностями не менее опасно, так как они прилипают к душе. За одно преступление — суд людской, за другое — суд Божий.
Человек количественнен в своем стремлении познать качественность.
«Совместны, но независимы» — этой науке учатся. Свобода жизни — это когда душа и память раздельны?! Вестник молчит… Он знает, что талант надо развивать не столько в голове, сколько в том месте, на котором сидят: усидчивость, знаете ли… Было бы яйцо, а уж высиживается оно без осечек.
Мы ненадолго и ненамного отличаемся друг от друга, попадая в настоящее; в прошлом и будущем мы все равны…
Вестник вошел в мир моих образов, сделавшись зеркалом: «Спокойствие не знает ни страха, ни смелости. Страх и смелость — это лица отчаяния».
Не учебник, а среда формирует личность. Многие стремятся к продолжению учебы не по мотивам жажды знаний, а в поисках формирующей среды. Важно не то, сколько ты съел хлеба и оттого вырос, а с кем и где ты это делал.
Вестник, несомненно, прав: формулы жизни сконцентрированы в банальностях, а интуиция — это всего лишь инструмент здравого смысла. Определенное «место жительства» для непоседливых мыслей или крылатой души означает их рабство. Заживо смерть. «Прописанный» -- души ломаной за грошом не имеет!
… А трамвай жизни мчится! Кто вошел, кто уже вышел. Вновь друг у друга спросил вдруг участливо кто-то: «Бомж?» Желание и Убеждение — пропойцы: утром их жажду утоляет роса, вечером — кровь! А водитель трамвая напоминает гражданам: «Ведет ситуацию тот, кто не мешает ей идти за собой». А кондуктор в тон ему вторит: «Человечество давным-давно едет к всеобщему и полному изобилию. Это — изобилие желаний». А контролеры пугают: «Мечтающий о прошлом времени, доставляет в настоящее трупный яд».
…Какая пестрая компания! Жизнь моя – место! Пассажир отвернулся к окну. Трамвай грохотал и мчался, торжественно объявляя остановки. А вдоль пути стояли бесконечные зеркала. Отражения смотрели из зеркал на оригинал и морщились.