Лев РОДНОВ

 

 

 

БИСЕР-84

 

(«Тексты-II»)

 

ТЕТРАДЬ № 04

 

 

Здесь сосредоточена вторая книга «ТЕКСТОВ» --  филологическая «руда», из которой можно получить что-нибудь полезное, или просто занять свой досуг. Я перестал ориентироваться в том, что «прошло через меня» и, к сожалению, не в состоянии сегодня указать, что именно из этих текстов уже публиковалось, а что нет. Могу лишь сообщить:  большая часть объема – показывается впервые.

 

 

*************************

 

 

 

         К сло­вам мож­но при­ме­нить ме­тод, по­хо­жий на из­вест­ное ма­те­ма­ти­че­ское дей­ст­вие, из­вле­че­ние про­из­вод­ной, — пре­об­ра­зуя ста­рый по­ря­док сим­во­лов та­ким об­ра­зом, что­бы от­крыл­ся их но­вый, бо­лее глу­бин­ный смысл.

         До­пус­тим, к по­ня­тию «ду­ша» при­ме­ним дей­ст­вие по­ня­тий «ры­бак», «ту­рист», «пья­ни­ца», «вез­де­ход»… Из­вле­ка­ет­ся ин­те­рес­ный смы­сло­вой мир: ду­ша-вез­де­ход, ду­ша-пья­ни­ца и т. д. Где «вез­де­ход» — это вы­со­кие адап­та­ци­он­ные свой­ст­ва лич­но­сти в ми­ре ду­ха, «пья­ни­ца» — при­зва­ние, ув­ле­че­ние, вдох­но­ве­ние, фа­на­тизм и проч.

         На­вер­ня­ка есть для ми­ра слов и вто­рая, и тре­тья, и еще бо­лее не­при­выч­ная про­из­вод­ная смы­слов. По­то­му что са­мо по­ня­тие «смысл» — раз­но­об­раз­но до бес­ко­неч­но­сти. Жаль, что че­ло­век по­че­му-то все­гда ищет толь­ко один смысл. Впро­чем, мно­гие ведь за­кан­чи­ва­ют курс сред­ней шко­лы и не ис­пы­ты­ва­ют в даль­ней­шем ни­ка­ко­го для се­бя ущер­ба от пол­но­го от­сут­ст­вия ин­те­ре­са к хит­ро­спле­те­ни­ям выс­шей ма­те­ма­ти­ки…

 

         Счастье — это ко­гда че­ло­век ни­ко­гда не про­бо­вал пи­сать сти­хов.

 

         Ве­ли­ко­ду­шие пред­по­ла­га­ет обес­пе­чен­ную из­бы­точ­ность даю­ще­го.

 

         Есть вре­мя: ожи­да­ние судь­бы, ко­гда от­сут­ст­ву­ют со­бы­тия и вес­ти, ве­ли­ки стра­хи и пред­чув­ст­вия сла­бы, и сим­вол снят — на­тель­ный кре­стик. Ус­та­лость сза­ди, про­пасть впе­ре­ди. О, как че­рез пре­гра­ду пе­ре­мчать­ся?! Ру­ти­ны хо­чет­ся. И хва­тит па­ра­дигм. Ве­лик был срок. Ус­та­ли до­мо­чад­цы.

 

         Без­да­ря уби­ва­ет кри­тик, ре­мес­лен­ни­ка лесть, а та­лант уби­ва­ет се­бя сам.

 

         Пря­мой прин­цип зер­на: где ро­дил­ся, там и при­го­дил­ся.

         Об­рат­ный прин­цип зер­на: где бы при­го­дил­ся, там бы и ро­дил­ся.

         Сей­час в Рос­сии вто­рое: сна­ча­ла ого­ва­ри­ва­ют при­чи­ны и ус­ло­вия жиз­ни, и толь­ко по­сле этого — де­ло. Ху­до. В рус­ском ха­рак­те­ре так бы­ло: де­лал и не ог­ля­ды­вал­ся. А те­перь оглядываться — глав­нее. Чу­жое это. И мы чу­жи­ми ста­нем.

 

         Кто ко­му при­над­ле­жит? Взрос­лые де­ти хо­тят при­над­ле­жать жиз­ни. Ро­ди­те­ли ду­ма­ют, что жизнь при­над­ле­жит им вме­сте с деть­ми. Жизнь ни­че­го не ду­ма­ет, она сме­ет­ся. Ко­гда де­тям ис­пол­нит­ся 18 лет, ро­ди­те­лям сле­ду­ет из­го­то­вить куклу — точ­ную ко­пию лю­би­мо­го ча­да, что­бы в даль­ней­шем ис­поль­зо­вать из­лиш­ний опе­кун­ский по­тен­ци­ал без ущер­ба для ко­го бы то ни бы­ло. Кук­лу мож­но ук­ла­ды­вать спать по за­ра­нее ука­зан­но­му рас­пи­са­нию, мож­но кон­тро­ли­ро­вать ка­ж­дый ее шаг, дос­ко­наль­но ре­ви­зо­вать ее мыс­ли и чув­ст­ва и т. д. Толь­ко так ка­ж­дый по­лу­чит свое.

 

         Впа­да­ют в дет­ст­во еди­но­жды, а потом — лишь вы­па­да­ют из не­го, кто как…

 

         В де­ле вос­пи­та­ния муж­чи­на пред­по­чи­та­ет поль­зо­вать­ся «на­прав­ле­ни­ем», а женщина — «рам­ка­ми».

 

         «Пред­ставь се­бе!..» — он ей ска­зал. Она тот­час: во-об-ра-зи­ла! Он ей как буд­то на­вя­зал не­су­ще­ст­вую­щее ди­во: «Пред­ставь се­бе, что мно­го лет ты мне же­на от бо­га, что нам судь­ба да­ла би­лет до рай­ско­го по­ро­га, что в на­шем до­ме дет­ский смех зву­чит, не умол­кая, и, не­со­мнен­но, луч­ше всех моя ты, до­ро­гая, и не ску­де­ет от гос­тей пре­крас­ное сер­деч­ко, и во­все нет пло­хих вес­тей, из золота — ко­леч­ко».

         «Пред­ставь се­бе!» — твер­дил бол­ван для ку­ра­жа и ви­да… И на про­дав­лен­ный ди­ван ры­дать лег­ла оби­да.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Человек — это ствол, кор­ни у ко­то­ро­го рас­тут с двух сто­рон: те­ло тя­нет зем­ные со­ки, а душа — не­бес­ные. Глу­пее всего — ру­ки: они всё вре­мя тя­нут­ся к пи­ле…»

 

         Ну­жен парт­нер: телу — враг, уму — за­да­ча, душе — крах.

 

         Круг Зодиака — тот же замк­ну­тый круг, а знак Зодиака — все­го лишь пер­со­наль­ный но­мер «стар­то­вой до­рож­ки» в за­бе­ге судь­бы.

 

         Сде­лай так, что­бы я смог уз­нать бра­та сво­его в ка­ж­дом из ше­ве­ля­щих­ся и во вся­ком не­под­виж­ном, что­бы не пре­неб­рег ма­лым и не ис­пу­гал­ся бы боль­шо­го, что­бы, гля­дя под но­ги, я го­во­рил: «Брат!», что­бы и на­сущ­но­му дню го­во­рил: «Брат!», что­бы гля­дя в безд­ну, го­во­рил то же: «Брат!»

         Я не уз­наю сво­их брать­ев, по­то­му что я не ус­пел уз­нать ни­че­го. Скры­то род­ст­во от­чу­ж­де­ни­ем. Как бес­по­мо­щен взор! Я ед­ва уз­наю по­доб­ных мне да­же вбли­зи, что уж во­про­шать о не­по­доб­ных?! Ра­зум мой, как бу­лав­ка, во­ткнут в чер­ное пла­тье но­чи.

 

         Сло­варь говорящего — сло­варь его люб­ви. Та­кой лю­бо­вью мож­но оп­рав­дать и пре­сту­п­ле­ние, и под­виг.

 

         Со­весть не про­сы­па­ет­ся са­ма и она не при­ни­ма­ет соб­ст­вен­ных жертв. За «вклю­че­ние» сво­ей со­вес­ти ты обя­за­тель­но за­пла­тишь чу­жой жиз­нью.

 

         Отдаться — та­лант вы­со­чай­ший! Чтоб так о се­бе: буд­то нет. Чтоб так: не­ску­дею­щей ча­шей по­ил бы, как сол­неч­ный свет, — и тех, что со­чат бла­го­дар­ность, и жад­ность в оде­ж­дах люб­ви, и тихую, злоб­ную ста­рость, и тех, кто судь­бой да­ро­вит.

         И, чтоб ни слу­чи­лось, го­тов­ность звез­дой осе­ня­ет тот путь, и муд­ро­сти ти­хая скром­ность го­то­ва в объ­ять­ях ус­нуть… А ут­ром? А ут­ром на­пра­сен ноч­ной вы­со­чай­ший за­вод: вновь ка­ж­дый дающий — опас­ный чу­дак, ис­ку­си­тель и мот.

         Тво­рец, наи­грав­шись ко­ло­дой, смах­нет на­гле­ца в мрак и темь. Из­жо­га по­хмель­ная… Со­да… Обя­зан­ность. Пра­вед­ность. Лень.

 

         Ка­кой она бы­ла? Она бы­ла пре­крас­на! По­том бы­ла бес­печ­на, по­том жда­ла на­прас­но, по­том спе­ши­ла встреч­но, по­том бы­ла в оби­де, по­том от­мща­ла ло­же, по­том ус­ну­ла, си­дя, по­том кри­ча­ла, ле­жа, по­том всё об­ло­ми­лось, по­том взош­ло с тру­дом…

         Та­кой она при­сни­лась, но это всё — «по­том».

 

         По­смот­рел фильм ужа­сов. Во­об­ра­же­ние по­лу­чи­ло кон­ту­зию.

 

         Го­ло­ва по­доб­на улью, где роль пчел вы­пол­ня­ют мыс­ли; ес­ли их по­тре­во­жить, они на­чи­на­ют ак­тив­но за­щи­щать­ся, жа­лить. Мо­гут на­смерть за­ку­сать!

 

         Спе­циа­ли­за­ция в искусстве — это про­цесс, по­доб­ный по­ис­ку и вы­плав­ле­нию чис­то­го ме­тал­ла из мно­го­слож­ной зем­ной мас­сы. Твор­че­ская лич­ность ра­бо­та­ет по­доб­но обо­га­ти­тель­ной фабрике — она уве­ли­чи­ва­ет эн­тро­пию ми­ра и стре­мит­ся на­вя­зать ему свою «чис­тую», раз­де­лен­ную до ариф­ме­ти­че­ской бе­зо­го­во­роч­но­сти, сис­те­ма­ти­за­цию.

 

         Огонь об­жи­га­ет горш­ки, ну­ж­да об­жи­га­ет гор­шеч­ни­ка.

 

         Мой друг — йог. На раз­ных уча­ст­ках сво­его по­зна­ния он до­ка­зы­вал раз­ное. Не он соз­дал свой соб­ст­вен­ный путь, а чей-то го­то­вый путь соз­дал его са­мо­го.

 

         …90-лет­ний ста­рик-ка­зах пред­ста­вил­ся, кив­нув на ор­ден­ские план­ки, при­ко­ло­тые к пид­жа­ку: «Пол­ков­ник в от­став­ке, контр­раз­вед­чик, лич­ный друг Ста­ли­на, ве­рю в Бо­га, по­чи­таю Ко­ран. Бог един для всех! На­до, что­бы лю­ди лю­би­ли друг дру­га, а кто не хочет — то­го рас­стре­лять!»

 

         За­чем ты идешь к хра­му? Что­бы от­дать от се­бя, или что­бы про­сить? Во имя че­го ты со­тво­ря­ешь свои мо­лит­вы? Хо­тя бы раз по­смот­ри на се­бя гла­за­ми ико­ны. Ты до­ве­ря­ешь толь­ко по­то­му, что про­сишь.

         Ты бо­ишь­ся не бо­га, а се­бя са­мо­го. «Дай!» — вот един­ст­вен­ное, с чем ты со­гла­сен. И что­бы до­ка­зать все­си­лие ве­ры, ты про­сишь по­след­нее: «Дай ус­по­кое­ние». Эта прось­ба, как пра­ви­ло, удов­ле­тво­ря­ет­ся.

 

         Мудрость — это кра­си­вые за­плат­ки на оде­ж­де, ко­то­рую уже мно­го-мно­го раз но­си­ли.

 

         Кра­со­та при­вле­ка­ет сам­ца, обаяние — дру­га.

 

         На­де­ж­ды луч­ше все­го рас­тут на по­лях без­на­деж­но­сти.

 

         Бо­го­ис­ка­те­ли по­сте­пен­но пре­вра­ща­ют­ся в «бо­го­нос­цев».

 

         Я есмь спер­ма­то­зо­ид ду­ха. И я оп­ло­до­тво­ряю тьму.

 

         На­род­ная муд­рость без­уко­риз­нен­на. «Не трогай — во­нять не бу­дет», — так го­во­рят в лю­дях о не­при­ят­ном че­ло­ве­ке. По­лез­но слег­ка раз­вер­нуть, диф­фе­рен­ци­ро­вать эту крат­кую сло­вес­ную фор­му­лу для то­го, что­бы бо­лее на­гляд­но изу­чить ее дей­ст­вие. Как, на­при­мер, уз­нать: «во­ня­ет» че­ло­век или нет? Ко­неч­но, на­до «по­тро­гать»! Вот здесь-то и раз­во­ра­чи­ва­ет­ся весь диа­па­зон че­ло­ве­че­ских ка­честв: от люб­ви, от ве­ли­ко­го тер­пе­ния и ду­хов­ной кре­по­сти до пол­но­го не­дер­жа­ния. Сколь­ко ты ни «тро­гай» на­стоя­ще­го свя­то­го, «во­нять» он не ста­нет, нет у не­го сла­бых мест. И на­обо­рот, есть по­ра­зи­тель­ные пер­со­ны, ко­то­рые не тер­пят да­же лас­ко­вых прикосновений — тут же всё во­круг об­де­лы­ва­ют, за­щи­щая, свою без­за­щит­ность. Кста­ти, мож­но про­ве­рять и се­бя са­мо­го, по­сте­пен­но на­щу­пы­вая уяз­ви­мые мес­та. Со вре­мен Ахил­ла его зна­ме­ни­тая пя­та раз­рос­лась в по­том­ках до раз­ме­ров ган­гре­ны.

 

         За­кон жиз­ни «по об­ра­зу и по­до­бию» — это век­тор, упо­ря­до­чи­ваю­щий дви­же­ние хао­са в эво­лю­цию.

 

         На ред­кость ода­рен­но­го маль­чи­ка спро­си­ли:

         — Что ты хо­чешь сде­лать в бу­ду­щем?

         — Я соз­дам ис­кус­ст­вен­ный ин­тел­лект!

         Чрез­мер­ная ода­рен­ность все­гда ищет убий­цу в соб­ст­вен­ном де­ти­ще.

 

         Уче­ный ко­не­чен: он пе­ре­пол­ня­ет­ся пред­ме­том, пе­ре­ста­ет учить­ся и не­из­беж­но начинает — учить.

 

         В жиз­ни и дья­вол мо­жет яв­лять­ся в об­ра­зе бо­га, и бог мо­жет яв­лять­ся в об­ра­зе дья­во­ла. Ес­ли что-то од­но: жизнь — не в по­ряд­ке.

 

         Ра­зу­мен и свят — не од­но и то­же.

 

         Вдох­но­ве­ние и от­ре­шен­ность со­от­но­сят­ся так же, как не­управ­ляе­мый плот и пре­крас­но ос­на­щен­ный ко­рабль; имея ко­рабль, мож­но не за­ду­мы­вать­ся о ка­при­зах океа­на, — мож­но це­ли­ком от­дать­ся ис­кус­ст­ву во­ж­де­ния.

 

         Бес­слав­ный ко­нец: по­гиб­нуть в бит­ве с нянь­кой.

 

         Дер­жи ан­ти­по­дов! — уви­дишь це­лое.

 

         Си­ла раз­ви­ва­ет­ся в пре­одо­ле­нии. В на­ча­ле пути — об­стоя­тель­ст­ва, в се­ре­ди­не пути — не­из­беж­ность, в кон­це пути — раз­оча­ро­ва­ние.

 

         Йо­ги лю­бят уп­раж­не­ния, при­во­дя­щие к вре­мен­но­му «вы­дав­ли­ва­нию» ду­ши в иной мир. А как бы вы от­не­слись к ма­те­ри, чей не­до­но­шен­ный плод то вы­ле­зал бы на­ру­жу, то ухо­дил об­рат­но?!

 

         В ау­то­тре­нин­ге очень важ­ным яв­ля­ет­ся при­об­ре­те­ние на­вы­ка: соз­на­ни­ем ощу­щать свое те­ло. Это да­ет воз­мож­ность кор­рек­ти­ро­вать ток кро­ви, на­пря­же­ние мышц, нерв­ные ре­ак­ции и т. д. А мож­но ли скор­рек­ти­ро­вать… фор­му, объ­ем жи­во­го ве­ще­ст­ва по сво­ему ус­мот­ре­нию? Мож­но! Ау­то­ген­ным об­ра­зом ос­мот­рев и ре­аль­но ощу­тив фор­му сво­его те­ла, нуж­но, не те­ряя сто­про­цент­ной ре­аль­но­сти в ощу­ще­ни­ях, «на­ри­со­вать» но­вый, же­лае­мый кон­тур сво­ей фи­гу­ры или от­дель­но­го ее ор­га­на. Уп­раж­не­ние по­вто­рять до тех пор, по­ка но­вый кон­тур не об­ре­тет пол­ную ес­те­ст­вен­ность в сво­ем са­мо-чув­ст­вии. Фи­зи­че­ское те­ло вы­ну­ж­де­но бу­дет по­сте­пен­но «под­стро­ить­ся» под из­ме­нен­ные очер­та­ния. Не ве­ри­те? Жаль, зна­чит у вас не по­лу­чит­ся. А у меня — по­лу­чи­лось. До сих пор гла­зам не ве­рю!

 

         Как от­ли­чить «че­ло­ве­ка» от «обык­но­вен­ных лю­дей»? Лю­ди в ду­хов­ном сво­ем про­стран­ст­ве, как пра­ви­ло, не­под­виж­ны, а че­ло­век к иллюзиям — не при­вя­зан.

 

         «Да­но» и «взя­то» од­ною ме­рой. Торг идет по­се­ре­ди­не.

 

         Всё, что слу­чи­лось, то и хо­ро­шо; строи­тель жиз­ни при­хо­тей не зна­ет.

 

         Жизнь бес-цель­на и бес-смыс­лен­на. Ра­зум, оп­ро­вер­гаю­щий это, про­ти­во­пос­тав­ля­ет се­бя жиз­ни. Жизнь и Ра­зум не­со­вмес­ти­мы. «Ра­ко­вые опу­хо­ли» и да­же от­дель­ные «ра­ко­вые клет­ки» ра­зу­ма во все­лен­ной лег­ко рас­по­знать: их все­гда вы­да­ют «цель» и «смысл». Ра­зум, как вся­кий па­ра­зит, це­ли­ком су­ще­ст­ву­ет за счет чу­жой жиз­ни.

 

         Да­но вам бу­дет мерт­вых вы­зы­вать, и дан со­блазн раз­де­лать­ся с жи­вы­ми, во­ров судь­ба бла­го­сло­вит, как мать, и ис­пы­та­ет му­ка­ми ины­ми.

         Да­но вам бу­дет стой­ких оболь­щать, да­ны жес­то­кость, ум­ст­во, ми­ло­сер­дье, да­но ос­во­бо­ж­дать, по­ра­бо­щать, це­нить и обес­це­ни­вать сто­ле­тья.

         Сме­стят­ся все за­ко­ны ес­те­ст­ва и ду­хов плоть по­стиг­нет по­слу­ша­нье, и си­лу ста­ли об­ре­тут сло­ва, и пре­сту­п­лень­ем на­зо­вет­ся под­ра­жа­нье, опо­рою не бу­дут ве­ли­чи­ны…

         Суд — это срок, не знаю­щий при­чи­ны.

 

         Уро­ки сердца — не тео­ре­ма: эти до­ка­за­тель­ст­ва не­по­вто­ри­мы.

 

         Про­пасть ме­ж­ду бо­га­ты­ми и бедными — это все­го лишь диа­па­зон воз­мож­но­стей.

 

         Ха­рак­тер­ность че­го-ли­бо или ко­го-ли­бо лег­ко про­ве­рить па­ро­ди­ро­ва­ни­ем. Не характерное — не па­ро­ди­ру­ет­ся.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Я — про­ек­ция Бо­га».

 

         Час­то в ми­ре пу­та­ют та­лант уха­жи­ва­ния за чу­жой жиз­нью с при­зва­ни­ем соб­ст­вен­ной судь­бы. Экзотика — это чу­жие се­ме­на. И твои се­ме­на на чу­жой почве — то­же эк­зо­ти­ка. Паль­ма, вы­ра­щен­ная на се­ве­ре, при­вле­ка­ет вни­ма­ние, но не рас­тет са­ма по се­бе, без уха­жи­ва­ния. Мой при­ятель, по­скон­ный ру­сич, по­лю­бил вос­точ­ные ми­ро­воз­зре­ния и стал го­во­рить на их язы­ке; ум­рет он, ум­рет и его «уха­жи­ва­ние»… А вдруг бу­дут по­сле­до­ва­те­ли? Что ж, им при­дет­ся стать «об­слу­жи­ваю­щим пер­со­на­лом» при вы­пес­то­ван­ной и жи­вой эк­зо­ти­ке.

 

         Воз­мож­но, ду­ши че­ло­ве­чьи уча­ст­ву­ют в «вер­ти­каль­ных бе­гах» так же на­гляд­но, как и их хо­зяе­ва во пло­ти: лег­кие души — вверх, тяжелые — вниз… Не вы­год­но брать ду­ше в эту гон­ку лиш­нюю тя­жесть.

 

         Эн­цик­ло­пе­дию че­ло­ве­че­ско­го ду­ха не уда­ст­ся на­пи­сать це­ло­ст­ной картиной — это все­гда бу­дет мо­заи­ка, по­доб­ная мо­заи­ке ноч­но­го не­ба.

 

         Ве­тер вре­ме­ни не­пре­рыв­но взды­ма­ет ки­пя­щий гре­бень бе­гу­щей вол­ны жизни — здесь ку­па­ет­ся мо­ло­дость.

 

         Ге­ни­аль­но то, что лег­ко и про­сто по­вто­рить прак­ти­че­ски, но не­воз­мож­но до кон­ца точ­но «вы­чис­лить». Та­ко­во, на­при­мер, ко­ле­со.

 

         Бес­ко­неч­ность, сфе­ра, круг — это всё раз­но­вид­но­сти од­но и то­го же: точ­ки.

         Мир взял­ся из «на­дув­шей­ся» вдруг точ­ки.

 

         Жизнь ста­но­вит­ся «всё ху­же» по­то­му, что хо­чет­ся «еще луч­ше».

 

         Ложь за­ро­ж­да­ет­ся в мыс­лях: всё остальное — ус­лу­ги чувств.

 

         Чис­то­та души — за­лог здо­ро­вья.

 

         За­чем лю­ди хо­тят быть оди­на­ко­вы­ми на этой зем­ле? За­чем ищут раз­но­об­ра­зия в по­вто­ре­нии по­доб­но­го? За­чем им чу­ж­до всё не­по­вто­ряю­щее­ся? Сво­бо­да лю­дей не име­ет на­ча­ла, но име­ет ко­нец.

 

         Чем боль­ше сво­бо­ден бог, тем мень­ше его жи­ли­ще.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Жен­щи­на! Я так люб­лю те­бя, что мо­гу от­речь­ся от твое­го тела — вы­брось его или от­дай за­муж…»

 

         Уве­ли­чить ко­ли­че­ст­во кра­со­ты мож­но пу­тем про­сто­го уве­ли­че­ния спо­со­бов вос­при­ятия.

 

         Пау­ки в бан­ке едят друг дру­га по очень про­стой при­чи­не: им пло­хо и тес­но.

 

         Пе­ре­про­из­вод­ст­во ду­хов­ной про­дук­ции на зем­ле не­из­беж­но при­ве­дет к по­ис­кам но­вых «рын­ков сбы­та» — за пре­де­ла­ми зем­но­го.

 

         Соз­на­тель­но де­лить­ся радостью — зна­чит, да­вать ее взай­мы. Ра­до­стью нель­зя «де­лить­ся» — это не­умыш­лен­ная ко­рысть. Ра­дость есть без­от­чет­ное пре­бы­ва­ние в ней. Как у де­тей.

 

         Си­лу ду­хов­но­го зре­ния лег­ко про­ве­рить, по­про­сив со­бе­сед­ни­ка рас­шиф­ро­вать по­под­роб­нее ка­кую-ли­бо из ба­наль­но­стей.

 

         Душа — это мир, в ко­то­ром жи­вут свои оби­та­те­ли. Ес­ли мир не ве­лик и не до­лог, оби­та­те­ли его то­же мел­ки и при­ми­тив­ны, по­доб­ные тем, что по­яв­ля­ют­ся в лет­них бо­ча­жи­нах. Ес­ли мир ве­лик и про­чен, то бо­га­та и «фау­на». Ма­лый ду­шев­ный мир уми­ра­ет и воз­ро­ж­да­ет­ся с ка­ж­дым но­вым се­зо­ном; боль­шой мир на­сле­ду­ем, — так, как на­сле­дуе­ма ду­ша на­ро­да, по­сле­до­ва­тель­но на­ко­п­лен­ная во мно­гих по­ко­ле­ни­ях.

 

         Сна­ча­ла мы охот­нее го­во­рим «Да» — се­бе и «Нет» — дру­гим, но со вре­ме­нем и опы­том кар­ти­на ме­ня­ет­ся на об­рат­ную.

 

         Хо­ро­шо, ко­гда це­на мол­ча­ния в оби­хо­де ста­но­вит­ся рав­ной це­не мол­ча­ния в мыс­лях.

 

         Не кор­ми­те, жа­лея, го­лод­ных и злых, и убо­гих, а дай­те им смерть да мотыгу — поя­вит­ся прок.

 

         Мрач­ные мысли — луч­ший фун­да­мент для свет­лых на­чал.

 

         Кротость — вот са­мая глав­ная си­ла жен­щи­ны. Мож­но ото­брать у нее кра­со­ту, дом, на­де­ж­ду, дос­та­ток, да­же ра­зум… Сло­мив од­на­ж­ды в жен­щи­не ее сокровище — кро­тость, — ты на­все­гда убь­ешь в ней Че­ло­ве­ка. Кро­тость, в от­ли­чие от на­де­ж­ды, от­но­сит­ся к ми­ру реа­лий, а не ил­лю­зий. Феи из фу­рий не вос­кре­са­ют.

 

         Лю­ди не уве­ре­ны в зав­траш­нем дне по­то­му, что не при­вык­ли за­гля­ды­вать впе­ред на ты­ся­че­ле­тия.

 

         Подражание — обо­ро­тень вдох­но­ве­ния.

 

         Ху­ла и мо­лит­ва де­ла­ют жен­щи­ну сле­пой.

 

         Са­мое трудное — это из­го­тов­ле­ние «веч­ных» мыс­лей из «ме­ст­ных» ма­те­риа­лов.

 

         Ху­дож­ник спро­сил: «О чем ду­мать пра­виль­нее: как луч­ше жить, или как луч­ше уме­реть?»

 

         Люд­ской эта­лон по­ря­доч­но­сти не яв­ля­ет­ся стро­гим аб­со­лю­том: он мо­жет от­кло­нять­ся от сво­его иде­аль­но­го со­стоя­ния на не­кий безо­пас­ный угол, но не бо­лее кри­ти­че­ской ве­ли­чи­ны, по­сле ко­то­рой воз­вра­ще­ние к ис­ход­ной по­ря­доч­но­сти уже не­воз­мож­но. Про­сто я на­блю­дал, как хо­ро­шие лю­ди, не стес­ня­ясь, во­ру­ют по ме­ло­чи…

 

         По-на­стоя­ще­му су­дить о сво­их соб­ст­вен­ных дос­то­ин­ст­вах или не­дос­тат­ках лю­ди не мо­гут в си­лу на­глу­хо замк­ну­то­го су­ще­ст­во­ва­ния: са­мо-раз­ви­ваю­ще­го­ся, са­мо-реа­ли­зую­ще­го­ся, са­мо-вос­про­из­во­дя­ще­го­ся и т. д. Люди — внут­ри это­го «са­мо».

 

         Во­об­ще-то всех нор­маль­ных лю­дей тош­нит че­рез рот. Я, знае­те ли, встре­чал­ся се­го­дня с со­вет­ским мил­лио­не­ром об­раз­ца 90-х. Ну, пред­ставь­те мо­ло­до­го ев­рея, ко­то­ро­го по­сто­ян­но, ку­да бы он ни по­смот­рел, тош­нит че­рез… гла­за.

 

         Во что иг­ра­ем, то­му и учим­ся. «Ме­нед­жер» — де­ло­вая иг­ра для под­ро­ст­ков, аз­бу­ка но­во­го ми­ра. В пра­ви­лах иг­ры не­од­но­крат­но по­вто­ря­ет­ся ука­за­ние: «Нель­зя по­мо­гать парт­не­рам». На­ру­ши­тель вы­бы­ва­ет из иг­ры.

         …Сто­ял с ут­ра в оче­ре­ди за са­ха­ром. Вдруг жен­щи­на, стоя­щая впе­ре­ди, вспо­ло­ши­лась, за­при­чи­та­ла: «Ой, день­ги до­ма за­бы­ла!» А оче­редь уже под­хо­дит, по­за­ди пол­то­ра ча­са упор­но­го стоя­ния. «Возь­ми­те у ме­ня, — пред­ла­гаю ей, — по­том за­не­се­те, я тут, ря­дом жи­ву», — и на­зы­ваю ад­рес. Жен­щи­на по­смот­ре­ла с та­ким не­до­ве­ри­ем и ужа­сом, слов­но уви­де­ла пе­ред со­бой не­весть что. Она ведь не по­стес­ня­лась, а ис­пу­га­лась при­нять по­мощь; вдруг при­дет­ся «вы­быть» из иг­ры?

 

         Де­ле­ние на бо­га­тых и бед­ных на­чи­на­ет­ся с рас­то­роп­но­сти.

 

         Кол­ле­ги на ра­бо­те все­рь­ез го­во­ри­ли о том, что на Ук­раи­не у цы­ган мож­но ку­пить «ле­чеб­ную вошь» — 25 руб­лей за шту­ку. Яко­бы кар­ди­наль­ное сред­ст­во от жел­ту­хи и бо­лез­ней пе­че­ни; не­об­хо­ди­мо не­за­мет­но скор­мить боль­но­му двух жи­вых на­се­ко­мых.

 

         Сто­ит уве­ли­чить­ся тем­пу об­ще­ст­вен­ной жиз­ни, как те, кто ра­бо­тал хо­ро­шо, на­чи­на­ют ра­бо­тать еще луч­ше, но их ста­но­вит­ся мень­ше, а ле­ни­вые еще без­на­деж­нее опус­ка­ют ру­ки, и их ста­но­вит­ся всё боль­ше.

 

         На зем­ле че­ло­ве­ка нет, есть толь­ко лю­ди, че­ло­ве­ко­об­раз­ные.

 

         Мой друг ска­зал: «Я все­гда воз­вра­ща­юсь, что­бы ис­пра­вить свои ошиб­ки. Это и есть моя глав­ная ошиб­ка!»

 

         Или ты ви­дишь боль­ше, чем го­во­ришь, или ты го­во­ришь боль­ше, чем ви­дишь.

 

         Не стал­ки­вай не­рав­ных соперников — си­лу чувств и си­лу их вы­ра­же­ния. Чув­ст­ва ос­та­нут­ся, по­эты по­гиб­нут.

 

         Па­мять о бу­ду­щем и па­мять о прошлом — раз­лу­чен­ные близ­не­цы.

 

         Там, где не вы­жи­вет один ду­рак, вы­жи­ва­ет сбо­ри­ще ду­ра­ков.

 

         Лю­би ис­пы­та­ния и — ус­то­ишь.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Хо­чешь, что­бы свет­ло бы­ло? Све­тись!!!»

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Не лю­би­те прин­цес­су, ее все лю­бят. Это — про­тив­но».

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Я не за­щи­щаю свои прин­ци­пы, их слиш­ком мно­го. Пусть они са­ми за­щи­ща­ют­ся!»

 

         Джент­ль­мен зна­ет, что по­сту­пать нуж­но все­гда так, как хо­чет жен­щи­на. Раз­но­по­лые встре­чи в де­ло­вом мире — не­же­ла­тель­ное яв­ле­ние. Впро­чем, прак­ти­ки на­шли выход — ис­клю­чи­ли из джент­ль­мен­ско­го об­ра­ще­ния по­ло­вой при­знак.

 

         Ху­дож­ник рас­су­ж­дал: «…вто­рая же­на вы­зы­ва­ла во мне фи­зи­че­ское омер­зе­ние, тре­тья вы­зы­ва­ет омер­зе­ние ду­хов­ное. У пер­вой я сам вы­зы­вал оба пре­ды­ду­щих омер­зе­ния. Со­вме­ст­ная жизнь — шту­ка пре­про­тив­ная!»

 

         Сы­на осу­ди­ли. Мать меч­та­ла о том, что­бы его по­ско­рее вы­пус­ти­ли из тюрь­мы. Ко­гда че­рез во­семь лет сын вер­нул­ся, мать ста­ла меч­тать о том, что­бы его вновь по­са­ди­ли. Я слу­чай­но ока­зал­ся не­воль­ным сви­де­те­лем те­ле­фон­но­го раз­го­во­ра:

         — Ал­ло! Ми­ли­ция! При­шли­те ма­ши­ну! Он всё пе­ре­бил до­ма, всё рас­та­щил и рас­про­дал, но­чью ве­се­лит­ся с друж­ка­ми, — я бо­юсь! — он ме­ня гро­зит­ся убить… Уби­вал уже!

         В те­че­ние од­но­го ве­че­ра она зво­ни­ла еще не­сколь­ко раз. На­ко­нец, об­ра­ти­лась ко мне, как бы оп­рав­ды­ва­ясь:

         — Не едут… Они са­ми его бо­ят­ся! Ма­фия! Го­во­рят, на­до, что­бы он на ме­ня с но­жом бро­сил­ся и что­бы обя­за­тель­но при сви­де­те­лях. Гос­по­ди, не­у­же­ли ни­ка­кой за­кон под не­го не под­хо­дит?! Пять ме­ся­цев та­кой кош­мар продолжается — что де­лать, что де­лать?..

         И она по­зво­ни­ла еще раз.

         — Ми­ли­ция! По­че­му-то ни­ко­го нет от вас…

         То­гда я по­нял, что все мои фан­та­зии, вме­сте взя­тые, не сто­ят од­ной-един­ст­вен­ной «меч­ты» это не­сча­ст­ной ма­те­ри.

 

         Та­кая ка­те­го­рия, как че­ло­ве­че­ская уве­рен­ность, — жи­тель вре­ме­ни. Со­от­вет­ст­вен­но и лю­ди де­лят­ся на: а) уве­рен­ных в зав­траш­нем дне; б) уве­рен­ных в дне се­го­дняш­нем и в) уве­рен­ных во вче­раш­нем дне. Всё об­ще­ст­во лю­дей жи­вет сра­зу, од­но­вре­мен­но и в дет­ст­ве, и в зре­ло­сти, и в ста­рос­ти. За­то ка­ж­дый, не­за­ви­си­мо от сво­его от­дель­но­го, лич­но­го воз­рас­та, мо­жет вы­би­рать: ка­кой имен­но «уве­рен­но­сти» он бу­дет слу­жить. По­это­му встре­ча­ют­ся и мо­ло­дые ста­ри­ки, и ста­рые юно­ши.

 

         Про­фес­сио­нал срав­ни­ва­ет чу­до бы­тия со сво­ей схе­мой. Схе­ма ожи­ва­ет.

 

         Ожив­лен­ные ду­ши встре­ча­ют­ся не там, где оби­та­ют ожив­лен­ные те­ла.

 

         Ес­ли вы су­мее­те взгля­нуть на мир гла­за­ми же­ны, то вам обя­за­тель­но за­хо­чет­ся под­ру­жить­ся со все­ми ее лю­бов­ни­ка­ми.

 

         Вы за­ме­ча­ли, что пе­ред тем, как по­гас­нуть окон­ча­тель­но, све­чи на­пос­ле­док вспы­хи­ва­ют яр­че? Уми­раю­щие ли­стья, те­ла из­да­ют пе­ред кон­цом по­след­ний не­слыш­ный крик — вы­плеск энер­гии, нек­ро­био­ти­че­ское из­лу­че­ние. То же и с по­эти­че­ской ду­шой че­ло­ве­ка, ко­то­рая, про­ща­ясь, све­тит­ся осо­бен­но силь­но. По­это­му так при­тя­га­тель­но «про­ща­ние» в творчестве — нек­ро­по­эти­че­ское из­лу­че­ние. И го­ре то­му ху­дож­ни­ку, чья ду­ша до­го­ре­ла рань­ше, чем те­ло: свет вы­зы­ва­ет­ся уми­ра­ни­ем.

 

         Как это гру­ст­но: од­но­ра­зо­вая жизнь.

 

         Про­верь, до ка­кой сте­пе­ни ты сво­бо­ден: а) сам се­бе хо­зя­ин; б) сам се­бе царь; в) сам се­бе бог. Не­у­же­ли ни­че­го не вы­брал?!

 

         Борь­ба с со­пер­ни­ком не так хо­ро­ша, как бой с те­нью.

 

         Гру­бую на­шу жизнь твор­цы обыч­но изо­бра­жа­ют че­рез ка­кое-ли­бо изя­ще­ст­во. А вот по­про­бо­ва­ли бы они вы­ра­зить изя­ще­ст­во жиз­ни че­рез гру­бость, жес­то­кость, грязь и сле­пую сти­хию! Ведь имен­но с это­го на­чи­на­ла при­ро­да, у ко­то­рой буд­то бы есть уче­ни­ки…

 

         Лю­бовь и ненависть — ло­ша­ди: од­на вы­во­зит за пре­де­лы ада, другая — за пре­де­лы рая.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Жен­щи­на! Я — ав­тор тво­ей люб­ви ко мне. Не всё по­лу­ча­ет­ся с пер­во­го раза, при­хо­дит­ся пе­ре­де­лы­вать».

 

         Воз­мож­но, ум — это не­что, что мо­жет рас­пре­де­лять­ся по прин­ци­пу со­об­щаю­щих­ся со­су­дов. Со­вме­ст­ная жизнь боль­ших и ма­лых при­во­дит к то­му, что де­ти ста­но­вят­ся ум­нее, а взрос­лые не­из­беж­но глу­пе­ют. Так, че­рез не­де­лю жиз­ни с дет­во­рой в лес­ном па­ла­точ­ном та­бо­ре я, ни о чем не раз­мыш­ляя, со сто­про­цент­ным ис­сле­до­ва­тель­ским ин­те­ре­сом су­нул па­лец в рас­ка­лен­ные уг­ли до­го­раю­ще­го ко­ст­ра: го­ря­чо или нет?

 

         Ма­те­рия не­пре­рыв­но пре­об­ра­зу­ет­ся в дух, так же, как дух, в свою оче­редь, по­сто­ян­но пре­вра­ща­ет­ся в ма­те­рию.

 

         Раз­ви­тие ми­ра ка­ти­лось ко­ле­сом, Рос­сия жила — скач­ка­ми. Ко­гда лю­дей на­силь­но гна­ли к об­ще­му «свет­ло­му бу­ду­ще­му», они чув­ст­во­ва­ли се­бя од­ной ог­ром­ной род­ней. Теперь — сво­бо­да. Ка­ж­дый бе­жит в оди­ноч­ку к сво­ему пер­со­наль­но­му свет­ло­му бу­ду­ще­му. В этом но­вом со­рев­но­ва­нии мы ста­но­вим­ся чу­жи­ми, как ни­ко­гда.

 

         «Я не­дос­то­ин!» — ска­жешь ты, но это при­зна­ние не уве­ли­чит твое­го дос­то­ин­ст­ва.

 

         Умер один мой мо­ло­дой друг, на­вяз­чи­во-хо­ро­ший и фа­таль­но не­ле­пый во­сем­на­дца­ти­лет­ний че­ло­век. Ес­ли он ста­рал­ся в ка­ком-ли­бо де­ле, то ста­рал­ся очень, че­рес­чур, с по­спеш­ным рве­ни­ем и, как пра­ви­ло, с не­ле­пым, жал­ким ре­зуль­та­том сво­их уси­лий. Всем бы­ло не­лов­ко оби­жать его бес­плод­ное усер­дие, по­это­му, кри­вя ду­шой, хва­ли­ли, а он — рад был ста­рать­ся еще бо­лее. Был…

         Я был с ним веч­но не со­гла­сен, он жил не так и умер зря: крик­лив, болт­лив и не опасен — царь с го­ло­вою без ца­ря.

         По­лу­чи­лось, что мож­но со­вме­щать эпи­грам­му и… эпи­та­фию.

 

         Ес­ли о че­ло­ве­ке при его жиз­ни и по­сле его смер­ти вы го­во­ри­те оди­на­ко­во, то мож­но на­де­ять­ся, что и по­кой­ный от­пла­тит вам той же мо­не­той.

 

         Па­мять не зна­ет раз­ли­чий ме­ж­ду жи­вы­ми и мерт­вы­ми.

 

         Ге­ний не стра­да­ет от не­при­знан­но­сти.

 

         Серьезность — до­ро­га сла­бых.

 

         Изо всех сил ста­ра­ешь­ся снять ню так, что­бы в ка­ж­дой ли­нии про­чи­ты­ва­лось эхо вне­зем­ных гар­мо­ний, а получается — лишь го­лая ба­ба… То же и с кам­нем, и с де­ре­вом, и с металлом — с лю­бым ма­те­риа­лом, ко­то­рый мас­те­ра раз­де­ва­ют по-раз­но­му: одни — до ти­ра­жи­руе­мой пор­но­гра­фии, другие — до не­по­вто­ри­мо­го ше­дев­ра.

 

         Го­во­ря­щее тре­п­ло ме­нее ос­кор­би­тель­но, чем тре­п­ло слу­шаю­щее.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Жен­щи­на! Ты ви­дишь во мне ка­ри­ка­тур­ность му­жа. Я ви­жу в те­бе ка­ри­ка­тур­ность ро­да че­ло­ве­че­ско­го!»

 

         Луч­ше всех о нрав­ст­вен­но­сти мо­жет по­ве­дать толь­ко рас­ка­яв­ший­ся пре­ступ­ник.

 

         Где быт, там и быТ­ло.

 

         Го­во­рят, что че­ло­ве­че­ст­во, сме­ясь, рас­ста­ет­ся со сво­им про­шлым. Ах, ес­ли бы оно так же нау­чи­лось рас­ста­вать­ся со сво­им бу­ду­щим!

 

         Еще раз убе­дил­ся, что в наш су­ет­ный век толь­ко в по­сте­ли от­кры­ва­ет­ся са­мое со­кро­вен­ное. Итак, мы по­ужи­на­ли и лег­ли. Сна­ча­ла она за­хо­те­ла ку­пить ак­ции, что­бы иметь три­на­дцать про­цен­тов го­до­вых, по­том она за­хо­те­ла ку­пить два но­вых япон­ских те­ле­ви­зо­ра и про­дать один ста­рый, по­том она за­хо­те­ла ук­расть со служ­бы пол­вед­ра тол­че­но­го ме­ла, по­том она за­хо­те­ла… ме­ня. Так мы по­ссо­ри­лись.

 

         В при­сут­ст­вии по­сто­рон­них по­ве­де­ние род­ст­вен­ни­ков ста­но­вит­ся луч­ше. По­то­му что в «по­ве­де­нии» уча­ст­ву­ют не они, соб­ст­вен­но, са­ми, а тот же­лае­мый хо­ро­ший об­раз, что осоз­нан­но изо­бра­жа­ет­ся. Зна­чит, один из са­мых про­стых ре­цеп­тов, ус­по­каи­ваю­щий се­мей­ные ссоры — это от­но­сить­ся друг к дру­гу, как чу­жие, как в пер­вый день зна­ком­ст­ва, как к обид­чи­во­му, но по­лез­но­му со­се­ду. То есть, ува­жи­тель­но. Так мож­но по­пы­тать­ся об­ма­нуть из­веч­ную рос­сий­скую традицию — в по­ис­ках ува­же­ния к се­бе бить сво­их же.

 

         Рос­сия. 1917-й год — на­ча­ло по­ли­ти­че­ски-без­нрав­ст­вен­но­го вар­вар­ст­ва. 1991-й год — на­ча­ло эко­но­ми­че­ски-без­нрав­ст­вен­но­го вар­вар­ст­ва.

 

         Ночь меж ус­та­ми раз­лив­ная, скри­пит ди­ван, как ка­ни­фоль… Будильник — ми­на часовая — убь­ет сча­ст­ли­вых в 6.00.

 

         Ес­ли те­ло пе­ре­ста­ло стре­мить­ся к пу­те­ше­ст­ви­ям, зна­чит, ду­ша по­те­ря­ла зем­ной ин­те­рес.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Жен­щи­на! Я по­сто­ян­но пом­ню о том, что обя­зан те­бе сво­им сча­сть­ем. Но не дай Бог, ес­ли ты ста­нешь об этом на­по­ми­нать!»

 

         Без­гла­зый при дви­же­нии поль­зу­ет­ся па­лоч­кой, материалист — про­ек­ти­ро­ва­ни­ем.

 

         У очень сы­то­го и у очень го­лод­но­го есть в ми­ре об­щий родственник — это оди­но­че­ст­во.

 

         Уточ­не­ние пре­ды­ду­щих на­блю­де­ний: куль­ту­ра раз­де­ли­лась на не­сколь­ко «ав­то­ном­ных» сло­ев, при­чем, слои эти не при­мы­ка­ют друг к дру­гу, не пе­ре­хо­дят плав­но из од­но­го в дру­гой, как пред­став­ля­лось на­ка­ну­не, а име­ют та­кое раз­де­ле­ние, что между — про­вал, пус­то­та, не­пре­одо­ли­мый поч­ти ва­ку­ум; по­тре­би­тель или тво­рец «ниж­них» уров­ней не в со­стоя­нии по­нять цен­но­сти «верх­них» — и на­обо­рот.

         Мой друг, че­ло­век с весь­ма утон­чен­ным вку­сом и, вме­сте с тем, с впол­не де­мо­кра­ти­че­ской тер­пи­мо­стью к про­яв­ле­ни­ям лю­бо­го твор­че­ст­ва, был оше­лом­лен, ис­пы­ты­вая стыд за тех, на чьем твор­че­ском ве­че­ре он по­бы­вал; вы­сту­па­ли сем­на­дца­ти-во­сем­на­дца­ти­лет­ние со­чи­ни­те­ли: «Я был по­ра­жен край­не низ­ким уров­нем, на ко­то­ром рас­хо­ду­ют­ся эти та­лант­ли­вые, в об­щем-то, ре­бя­та!» Сло­во «рас­хо­ду­ют­ся» он вы­де­лил осо­бо. Так от­зыв­чи­вая, но пло­хая хо­зяй­ка и про­дук­ты из­рас­хо­ду­ет, и вре­мя по­те­ря­ет, и на­кор­мить ни­ко­го тол­ком не смо­жет… И хо­зяй­ку жаль, и про­дук­тов.

 

         На­стоя­щая ве­ра не­за­ви­си­ма и под­чи­ня­ет­ся толь­ко сво­бо­де.

 

         На ли­це у жен­щин от­ра­жа­ет­ся внеш­няя по­роч­ность их жиз­ни, у мужчин — внут­рен­няя.

 

         Лю­бов­ник был осо­бой мас­ти: как суд, — к се­бе при­го­во­рил! Не­воль­ный срок име­ло сча­стье, как буд­то он и впрямь лю­бил. На ложь лю­бо­вью от­ве­чая, лю­бовь лишь ночь бра­ла вза­мен. Он был хо­рош. Хо­тел, ску­чая, без обе­ща­ний, без из­мен.

         Но срок за­кон­чил­ся од­на­ж­ды, от сча­стья вор — ос­во­бо­ж­ден, и во­ров­ской лю­бов­ной жа­ж­дой к не­уто­ле­нью при­гво­ж­ден.

 

         Муж­чи­ны вы­пи­ли пи­ва.

         — Это что? — спро­сил ре­бе­нок.

         — Ка­ка! — ска­зал отец.

         Муж­чи­ны вы­пи­ли вод­ки.

         — Это что? — спро­сил ре­бе­нок.

         — Бя­ка! — ска­зал отец.

         — Хо­чу ка­ку-бя­ку! — за­кри­чал ре­бе­нок.

 

         Мо­ло­дые эгои­сты лю­бят со­би­рать­ся в стаи. И ес­ли из этой стаи жизнь бес­по­щад­но вы­би­ва­ет од­но­го, дру­го­го, третье­го... то это ма­ло от­вле­ка­ет ос­тав­ших­ся от на­сла­ж­де­ния жиз­нью. Знае­те, как бьют те­те­ре­вов на охо­те? Из ук­ры­тия, из ша­ла­ша! Во вре­мя то­ко­ви­ща эти са­мо­влюб­лен­ные фан­фа­ро­ны мо­гут си­деть на де­ре­ве до тех пор, по­ка охот­ник не пе­ре­щел­ка­ет их по од­но­му; жи­вые лишь удив­лен­но-рав­но­душ­ны­ми взгля­да­ми про­во­жа­ют па­даю­щих то­ва­ри­щей до зем­ли… И — вновь то­ку­ют! Не в этом ли, за­час­тую, кро­ет­ся бес­силь­ная не­на­висть ста­ри­ков к мо­ло­де­жи? Ведь ста­ри­ки уже дав­но «от­то­ко­ва­ли» свое, за­то те­перь они хо­ро­шо слы­шат все по­доз­ри­тель­ные шо­ро­хи жиз­ни.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Бой­тесь без­обид­ных! Они за­ста­вят вас чув­ст­во­вать се­бя мер­зав­ца­ми и под­ле­ца­ми».

 

         По­пыт­ка со­брать во­еди­но всех сча­ст­ли­вых за­кан­чи­ва­ет­ся, как пра­ви­ло, все­об­щей тра­ге­ди­ей.

 

         Те­ле­ви­де­ние, ком­пь­ю­тер­ная связь — все-та­ки нар­ко­тик. Ин­фор­ма­ци­он­ный ал­ко­го­лизм. Зна­ко­мые ста­дии: при­вы­ка­ние, пик то­ле­рант­но­сти, раз­вал. Экран — пол­но­стью го­то­вое к упот­реб­ле­нию, син­те­зи­ро­ван­ное «ду­хов­ное ве­ще­ст­во», по­это­му ув­ле­кать­ся им опас­но. Ес­те­ст­вен­ный ба­ланс жиз­ни и здо­ро­вья по­до­бен пал­ке: не пе­ре­ги­бай, сло­ма­ешь!

 

         Ко­ор­ди­на­ты мира — это не то, что лю­ди на­зы­ва­ют сло­ва­ми «дли­на», «ши­ри­на», «вы­со­та» и «вре­мя», а то, что они на­зы­ва­ют сло­вом «бо­юсь».

 

         Фи­ло­со­фич­но вос­хи­ща­юсь: в тра­вин­ке каждой — жиз­ни стяг! Уча­сток… Ле­то… Чер­ты­ха­юсь: по­ра про­па­лы­вать сор­няк.

 

         По­кло­не­ние не­дос­ти­жи­мо­му соз­да­ет ску­ку.

 

         На­чи­наю­щих по­этов нуж­но уби­вать та­кой фра­зой: «От­сут­ст­вие опы­та и са­мо­стоя­тель­ных мыс­лей не ком­пен­си­ру­ет­ся, го­луб­чик, ни­ка­ким вдох­но­ве­ни­ем».

 

         Глу­пый хо­чет, что­бы весь мир уз­нал о нем, ум­но­му же хо­ро­шо и от то­го, что он сам зна­ет о ми­ре.

 

         Рос­сий­ский обы­ва­тель очень свое­об­раз­но реа­ги­ру­ет на не­уда­чи раз­лич­ных все­на­род­ных подлецов — пре­мье­ров, пра­ви­те­лей, мар­ша­лов, ге­не­раль­ных сек­ре­та­рей. Ко­гда, на­при­мер, у вы­со­ких мер­зав­цев не по­лу­ча­ет­ся пра­ви­тель­ст­вен­ный за­го­вор, обы­ва­тель не столь­ко ра­ду­ет­ся вслух по­бе­де до­б­ра, сколь­ко с жи­вей­шим ин­те­ре­сом рас­су­ж­да­ет: как, на его взгляд, нуж­но бы­ло этот за­го­вор де­лать, что­бы не со­рва­лось… Па­ра­докс? Нет, про­сто в России — все раз­бой­ни­ки: сим­па­тия к раз­бою, к авантюре — в кро­ви, в глу­бо­чай­шей тра­ди­ции, в ге­нах, черт по­бе­ри!

 

         Че­ло­век на­по­ми­на­ет пе­ре­вер­ну­тый айс­берг: ви­ди­мая его часть при­сут­ст­ву­ет на зем­ле, невидимая — в не­бе.

 

         Иг­рать мож­но с жиз­нью, но не с деть­ми!

 

         Ка­кая стран­ная под­ме­на: сло­ва ме­ня­лись на сло­ва! Как раб, все­нощ­но и все­ден­но я пом­нил ту, что знал ед­ва. Ее ли­цо, ее ды­ха­нье, ее бес­связ­ные ус­та, да глу­пых мыс­лей трепыханье — и при­зрак мой, и пус­то­та.

         Лишь в оди­но­ком от­кро­ве­ньи, с са­мим со­бой на­еди­не, я раз­го­ва­ри­ваю с те­нью, что бьет­ся пти­цею во мне.

 

         Су­ще­ст­ву­ет не­кая кри­ти­че­ская чер­та на­сы­щен­но­сти тек­ста, за ко­то­рой ав­тор не в со­стоя­нии рас­ста­вить… зна­ки препинания — за­пя­тые, двое­то­чия, ти­ре. Ли­ней­ный смысл вы­хо­дит из-под кон­тро­ля, «пра­ви­ла дви­же­ния» для контекста — иные. Здесь ука­за­те­ли, зна­ки пре­пи­на­ния ста­но­вят­ся чуть ли не хо­зяе­ва­ми по­ло­же­ния! По­са­дить, од­на­ко, та­ко­го «хо­зяи­на» в стро­ку, точ­но на его един­ст­вен­ное ме­сто, не так-то про­сто. По­ста­вишь сюда — один смысл, туда — дру­гой… Ев­ро­пей­ские ав­то­ры с удо­воль­ст­ви­ем за­им­ст­ву­ют вос­точ­ную тра­ди­цию: тек­сты ос­тав­ля­ют во­об­ще без ка­ких-ли­бо ука­за­те­лей препинания — мол, чи­та­тель, авось, ока­жет­ся ум­нее ав­то­ра и сам рас­ста­вит всё, как на­до.

         А жи­вая речь — про­сто пе­ре­ша­ги­ва­ет че­рез свою бу­маж­ную се­ст­ру.

 

         Ах, что вер­ши­ны вы­ше? То ру­шу, то вер­шу… Ду­ша соз­на­ни­ем ды­шит, и я — во­след! — ды­шу.

 

         Эко­но­мя на люб­ви, вы рис­куе­те за­ра­бо­тать яз­ву ду­ха.

 

         Све­жая власть оз­на­ча­ет ам­ни­стию. Сво­бо­да име­ет пре­ступ­ные мыс­ли. Но­вая жен­щи­на ду­мать об этом не хо­чет.

 

         На го­род­ском ве­ще­вом рынке — барахолке — сто­ял му­жик, тор­гую­щий зим­ней шап­кой из… ам­бар­ных крыс. Це­на шапки — 800 руб­лей. Ра­дио го­во­рит о по­бе­де де­мо­кра­тии.

 

         Книга — еще да­ле­ко не вер­ши­на воз­мож­но­стей Сло­ва; в луч­шем слу­чае, это — все­го лишь «за­кон­сер­ви­ро­ван­ная» про­по­ведь.

 

         Воз­раст и старость — не од­но и то же: ста­рость под­ра­зу­ме­ва­ет ка­че­ст­вен­ность воз­рас­та.

 

         В ка­ж­дом че­ло­ве­ке, по­ка он дей­ст­ву­ет, ра­бо­та­ет не­кий не­ус­тан­ный внут­рен­ний ме­ха­низм срав­не­ний. Срав­ни­ва­ем се­го­дняш­нее с сегодняшним — про­сто жи­вем; срав­ни­ва­ем на­стоя­щее с прошлым — улы­ба­ем­ся; и толь­ко срав­ни­вая се­го­дняш­нюю дан­ность с бу­ду­щим ил­лю­зор­ным представлением — гру­стим. По­то­му что мож­но от­мах­нуть­ся от все­го, кро­ме будущего — это един­ст­вен­ная не­из­беж­ность жиз­ни.

 

         Идея. Пси­хо­ло­ги­че­ские тес­ты пред­ла­га­ют же­ст­кий вы­бор: «да» или «нет»; од­на­ко боль­шин­ст­во лю­дей, за ред­ки­ми ис­клю­че­ния­ми, жи­вут со­вер­шен­но ина­че: как раз имен­но не­оп­ре­де­лен­ность, рас­плыв­ча­тые тол­ко­ва­ния, рас­су­ж­де­ния на тему — вот что точ­но от­ра­жа­ет внут­рен­нее со­стоя­ние. По­это­му «да» или «нет» — при­бли­зи­тель­ный про­дукт «кус­тар­но­го» са­мо­ана­ли­за. Идея со­сто­ит в том, что­бы за­ме­нить труд­ные для от­ве­та «да-нет» на го­раз­до бо­лее при­выч­ные «нра­вит­ся-не нра­вит­ся». Как ор­га­ни­зо­вать на прак­ти­ке? Ну, дать, на­при­мер, про­чи­тать кни­гу и по­про­сить ис­пы­туе­мо­го вы­брать из нее от­дель­ные мес­та по прин­ци­пу «нра­вит­ся-не нра­вит­ся»; на ос­но­ве зна­ния за­ко­нов дан­но­го тек­ста (а не тес­та!) пси­хо­ана­ли­тик лег­ко «про­чи­та­ет» осо­бен­но­сти лич­но­сти.

 

         Жизнь — ла­ви­на. Но от ди­ко­го кам­не­па­да жизнь лю­дей от­ли­ча­ет­ся тем, что мы ва­лим­ся не по пра­ви­лам: и на­верх, и вниз, и на­бок, по­бли­же к ди­ва­ну…

 

         Ста­рая де­ва. Ведь­ма. Тем­ная не­по­роч­ность.

 

         Чем от­ли­ча­ет­ся тест от тек­ста? Че­ло­век, «про­тя­ги­ваю­щий» се­бя по тек­сту кни­ги, вы­зы­ва­ет в сво­ем внут­рен­нем эфи­ре осо­бое зву­ча­ние, сим­фо­нию пе­ре­жи­ва­ний, му­зы­ку эмо­ций. А воз­мож­но­сти тес­та по­доб­ны воз­мож­но­стям шар­ман­ки: ми­ло, но очень уж од­но­об­раз­но.

 

         Пус­тая го­ло­ва пой­ма­ла как-то па­роч­ку мыс­лей. Но сра­зу вы­пус­кать их на во­лю не за­хо­те­ла, а ре­ши­ла по­до­ж­дать: пусть-ка па­роч­ка раз­мно­жит­ся… Не по­лу­чи­лось. Мыс­ли в не­во­ле не раз­мно­жа­ют­ся.

 

         Го­ри­зон­таль­ные мор­щи­ны на лбу лю­дей сви­де­тель­ст­ву­ют о на­ли­чии зем­ных тя­же­стей; вертикальные — сле­ды от тя­же­стей не­бес­ных.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Эй! Ко­гда я на те­бя смот­рю, то ви­жу че­ло­ве­ка раз­но­го, а ко­гда ты говоришь — все­гда оди­на­ко­вый… По­ме­няй­ся!»

 

         Од­ни ищут прав­ду сна­ру­жи, дру­гие но­сят ее в се­бе.

 

         Ни од­но из ка­честв че­ло­ве­ка не долж­но ру­ко­во­дить дру­ги­ми ка­че­ст­ва­ми в нем.

 

         Лю­би­мая! Ты нау­чи­лась ды­шать мо­им ды­ха­ни­ем. Те­перь я рис­кую стать за­лож­ни­ком тво­ей бес­по­мощ­но­сти.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Не бой­тесь ис­пор­тить мне на­строе­ние, оно все­гда пло­хое».

 

         Ре­бе­нок не по­ве­рит в огонь до тех пор, по­ка сам не обож­жет­ся. Че­ло­век не по­ни­ма­ет смер­ти до той по­ры, по­ка не ум­рет.

 

         Уми­рать бо­ит­ся лишь тот, кто бо­ял­ся жить.

 

         …До­ма хо­зяй­ка за­ста­ла та­кой бес­по­ря­док, что рас­строи­лась и лег­ла на ди­ван без сил, и ус­ну­ла в оби­де и оп­ла­ки­ва­нии тще­ты сво­ей. Вот он! — гнус­ный ко­зырь «жен­ской сла­бо­сти»! Ведь у нор­маль­но­го ра­бот­ни­ка труд­но­сти вы­зы­ва­ют же­ла­ние дей­ст­во­вать, а у то­го, ко­му вну­ша­ли, что слабость — это дос­то­ин­ст­во, на­сту­па­ет же­ла­ние уха­жи­вать за сво­ей не­сча­ст­но­стью.

 

         Преж­де­вре­мен­ное и не­по­мер­ное со­вре­мен­ни­ки со­глас­ны при­нять лишь в об­ли­чии пая­ца.

 

         Зна­ко­мая по­этес­са при­зна­лась: «Не мо­гу боль­ше! Да­вит про­вин­ция. Уез­жа­ем с му­жем в Пи­тер, там я, воз­мож­но, смо­гу рас­крыть­ся пол­но­стью». Дай-то Бог! Хо­тя тай­ный внут­рен­ний на­смеш­ник тут же шеп­нул, что на­стоя­щая про­вин­ция на­хо­дит­ся в те­бе са­мой, го­лу­буш­ка, а не во­круг, что мир по­лон при­ме­ров, ко­гда иные де­ре­вен­ские за­твор­ни­ки от­кры­ва­ли в сво­ем серд­це не Пи­тер, а сто­ли­цу Все­лен­ной. И то­гда за­твор­ник про­из­но­сил, долж­но быть: «Не мо­гу боль­ше!..» — и бе­жал от зем­ных сто­лиц еще даль­ше. По­то­му что сто­ли­ца в те­бе и сто­ли­ца в миру — вра­ги. Я очень хо­чу ве­рить в то, что по­этес­са до­жи­вет до сво­его вто­ро­го бег­ст­ва.

 

         Мир — это ог­ром­ное со­стоя­ние по име­ни Меч­та. Ес­ли это со­стоя­ние раз­бить на ак­ции, то по­лу­чит­ся уди­ви­тель­ная кар­ти­на: с дет­ст­ва ка­ж­до­му вы­да­ет­ся пол­но­стью весь па­кет акций — вла­дей! весь мир — твой! Но за мно­гое в жиз­ни при­хо­дит­ся пла­тить, при­чем, не день­га­ми или вре­ме­нем, как час­то ка­жет­ся, а единственно — меч­той. Со­стоя­ние та­ет. Сча­ст­лив тот, кто до ста­рос­ти со­хра­нил свой «кон­троль­ный па­кет».

 

         За­час­тую пред­мет раз­го­во­ра ну­жен не для то­го, что­бы ус­лы­шать, а для то­го лишь, что­бы по­силь­нее рас­па­лить во­ин­ст­вую­щий дух веч­но не­до­воль­но­го обы­ва­те­ля-бор­ца за свое сча­стье, за свои пра­ва, за свою точ­ку зре­ния.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Ви­дишь эту ве­ли­кую кар­ти­ну? Ты лю­бу­ешь­ся ей и толь­ко ей, ты сам весь при­над­ле­жишь этой кар­ти­не. Зна­ешь, по­че­му? По­то­му что у нее нет ав­то­ра! А ес­ли бы ты знал его имя, ты стал бы еще лю­бо­вать­ся и са­мим со­бой, точ­нее, тем, что ты зна­ешь боль­ше дру­гих… Кол­ле­га! Ос­тавь по­сле се­бя де­ла, но со­три с них «строи­тель­ные ле­са» — па­мять о се­бе. Со­гла­сен?.. Нет?! То­гда бе­ре­гись, по­сле те­бя се­ме­на твое­го име­ни взой­дут, как сор­няк, и они за­кро­ют пло­ды дел бес­по­лез­ной те­нью».

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Смерт­ные лю­бят ра­вен­ст­во».

 

         Вот так за­по­ве­да­ли бо­ги, во­век не­пре­ло­жен за­вет: есть ра­вен­ст­во в про­шлой до­ро­ге, в бу­ду­щей равенства — нет!

         Бы­тий­ст­ва дро­жа­щая жил­ка стре­мит­ся ус­во­ить пре­дел; то страш­но, то хлад­но, то пыл­ко яв­ле­ние ду­хов и тел.

         Ге­рой­ская зло­ба бес­силь­на, ти­ран объ­яв­ля­ет на­бег. И жал­кой ста­но­вит­ся пы­лью рев­ни­тель чудес — че­ло­век.

         Лишь ти­хое обык­но­ве­нье по си­ле срав­ни­мо с меч­той. Ус­та­ло­го ду­ха сми­ре­нье па­рит над мо­гиль­ной пли­той.

 

         Сек­рет муд­ро­сти очень прост: лю­бо­го счи­тай ум­нее и луч­ше се­бя.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Жен­щи­на! Ес­ли ты бу­дешь ме­ня толь­ко лю­бить, я ум­ру. Из­воль­те и не­на­ви­деть!»

 

         Всяк, гля­дя в гроб, лю­бу­ет­ся со­бою. Сле­пых не жаль. Ос­леп­ших жаль до воя!

 

         Что ми­ря­ни­ну ра­дость, то свя­то­му пе­чаль.

 

         Ес­ли на во­прос: «Что вас вос­хи­ща­ет в жиз­ни?», — рес­пон­дент нач­нет пе­ре­чис­лять пред­ме­ты сво­его восхищения — это не­пол­но­цен­ный че­ло­век. Он не смог ска­зать: «Всё!»

 

         Пре­сту­п­ле­ния со­вер­ша­ют­ся от оди­но­че­ст­ва.

 

         Есть лю­ди, ко­то­рых ни в ко­ем слу­чае нель­зя со­гре­вать похвалой — про­ту­ха­ют мгно­вен­но!

 

         Се­го­дня но­чью ви­дел стран­ный сон. С ми­лой мы еха­ли ку­да-то на те­ле­ге, за­пря­жен­ной то­щей ло­ша­ден­кой. И на­до бы­ло ехать че­рез лес. Но с ус­ло­ви­ем: все на­ши чув­ст­ва по­ки­нут нас. Я очень ис­пу­гал­ся, что ко­гда мы вы­едем из ле­са, то не смо­жем вспом­нить сво­их чувств, они по­те­ря­ют­ся, за­блу­дят­ся на­все­гда. По­это­му при­шлось сроч­но и очень мно­го по­тру­дить­ся: бу­к­валь­но за­кон­спек­ти­ро­вать ка­ж­дое чув­ст­во, ка­ж­дый ню­анс чувств на бу­ма­ге, на­гру­зить эти­ми за­пи­ся­ми пол­ную те­ле­гу, и толь­ко то­гда, в ка­ком-то страш­ном, жут­ком жи­вот­ном па­ни­че­ском бес­па­мят­ст­ве, ди­ко на­хле­сты­вая ска­чу­щую кля­чу кну­том, — про­ры­вать­ся че­рез лес. А на той стороне — ос­ле­пи­тель­ный свет, мно­го воз­ду­ха, ра­дость, воз­вра­ще­ние соз­на­ния, па­мя­ти и — ог­ром­ное, не­ве­ро­ят­ное об­нов­ле­ние и очи­ще­ние всех про­снув­ших­ся на­ших пе­ре­жи­ва­ний. И я сре­ди но­чи про­снул­ся. Ми­лая спит на мо­ем пле­че. Хо­ро­шо и слад­ко­ва­то-страш­но. Ле­жу и ду­маю: на­до бы кон­спек­ты сжечь…

 

         Пи­сал сказ­ку для де­тей. Уди­ви­тель­но слож­но, ин­те­рес­но и вы­ма­ты­ваю­ще! Во взрос­лой иг­ре со сло­вес­ной вя­зью мож­но по­зво­лить се­бе роскошь — быть слож­ным. Для де­тей нуж­на лишь суть, не­пре­рыв­ная про­сто­та! Да еще в ино­ска­за­тель­ной по­да­че. Тру­ден не сам ма­те­ри­ал, а именно — не­пре­рыв­ность про­сто­го. На­стоя­щие дет­ские сказ­ки та­ят в сво­ей «при­ми­тив­но­сти» чу­до­вищ­ную си­лу воз­дей­ст­вия! По­это­му труд­но. За­то до ка­кой за­ме­ча­тель­ной, ба­наль­ней­шей ве­щи уда­лось до­ко­пать­ся, вы­би­ра­ясь на яс­ную по­верх­ность жиз­ни из сво­их ин­ди­ви­ду­аль­ных, так ска­зать, глу­бин; весь че­ло­ве­че­ский мир, лю­бая вещь в нем, ду­хов­ная или ма­те­ри­аль­ная, — всё бы­ло ко­гда-то при­ду­ма­но в сво­ем на­ча­ле. Я был по­тря­сен: глав­ное за­ня­тие лю­дей на земле — при­ду­мы­вать! Всё остальное — мель­че, вто­ро­сте­пен­нее; фантазия — это и есть тот пре­сло­ву­тый «смысл», ко­то­рый ищет веч­но под­сле­по­ва­тая на­ша меч­та.

 

         Человек — столп: от не­ба до зем­ли.

 

         Сло­ва «лю­ди» и «до­бы­ча» не­раз­де­ли­мы; «до­бы­ча» и «че­ло­век» — не­со­вмес­ти­мы.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Я сча­ст­ли­вый че­ло­век, я ни­ко­гда не хо­тел быть пер­вым».

 

         Ес­ли ты со­гла­сишь­ся со мной, мы по­ра­ду­ем­ся вме­сте. Ес­ли ты не со­гла­сен, я по­ра­ду­юсь вдвой­не.

 

         Ис­кус­ст­во не со­дер­жит ре­ше­ния. За­да­ча искусства — под­вес­ти, за­да­ча ценителя — взять.

 

         Есть лю­ди, ко­то­рые по­доб­ны в жиз­ни ра­бо­чим ло­шад­кам, прав­да, с не­ко­то­рой стран­но­стью: по­ка есть гру­же­ный воз — ло­шадь ста­ра­ет­ся, нет воза — ло­жит­ся по­ми­рать.

 

         Жи­ла-бы­ла го­ло­ва. Мед­ная. Сто лет на­зад этой го­ло­вой мел в ступ­ке толк­ли. И всё бы­ло по пра­ви­лам, всё на­хо­ди­лись на сво­их мес­тах: го­ло­ва толк­ла, мел — то­лок­ся.

         А по­том Мед­ная Го­ло­ва ре­ши­ла сво­ей жиз­нью за­жить. И за­жи­ла: не слы­шит, не ви­дит, не го­во­рит, а ша­та­ет­ся, уши­ба­ет по че­му по­па­ло. Все ее ру­га­ют, а ей хоть бы что! И вот од­на­ж­ды уда­ри­лась Мед­ная Го­ло­ва об ко­ло­кол… Ка­кая му­зы­ка по­лу­чи­лась! Все во­круг вос­хи­ща­ют­ся, все му­зы­ку хва­лят. Мед­ная Го­ло­ва ра­ду­ет­ся: ее ра­бо­та!

         А по­том у мед­но­го­ло­вой глаз­ки поя­ви­лись: ви­деть ста­ла. Ду­ма­ли, на поль­зу это, од­на­ко ку­да там! Те­перь как уви­дит Мед­ная Го­ло­ва чу­жой чей-ни­будь ко­ло­кол, ко­то­рый жи­вет се­бе ти­хо да скром­но, так сра­зу с раз­бе­гу го­ло­вой в него — ба-бах! И кри­чит Го­ло­ва на весь свет: «Это я му­зы­ку сде­ла­ла! Это — я!» Но ни­кто по­че­му-то не хва­лит… Вот ведь ка­кой век на дво­ре: рань­ше со­сле­пу били — зву­ча­ло, те­перь зря­чие ударяют — не ра­ду­ет…

         А во­об­ще-то это прит­ча о мо­ло­дых во­рах чу­жо­го «зву­ча­ния» — не­тер­пе­ли­вых твор­че­ских не­до­но­сков, це­ле­на­прав­лен­но, увы, зря­че по­тро­ша­щих жи­вой чей-то ко­ло­кол. Те­перь та­ких мно­го.

         Под­хва­тит пи­са­те­лиш­ка чу­жую ин­то­на­цию, чу­жой мо­тив, идею, да и вы­но­сит в се­бе до пол­но­цен­но­го про­из­ве­де­ния. Все аха­ют: ах! Ори­ги­нал! А он уж и сам не пом­нит, от ко­го «оп­ло­до­тво­рил­ся». Уве­рен­но так: «Моё!» — го­во­рит. По­хо­же на ро­жаю­щую про­сти­тут­ку.

 

         У ме­ня есть один (из­ви­ни­те за мяг­кое вы­ра­же­ние) го­вен­ный при­ятель. Веч­но он под­ви­зал­ся на ка­ких-то третье­сте­пен­ных, ма­ло­от­вет­ст­вен­ных и, ра­зу­ме­ет­ся, ма­ло­оп­ла­чи­вае­мых долж­но­стях. На вы­пив­ку хва­та­ло. Не­ожи­дан­но фор­ту­на да­ла фи­нан­со­вый шанс — ок­лад вде­ся­те­ро боль­ше преж­не­го! Уж как он сра­зу за­важ­ни­чал! При­шлось объ­яс­нить: «До­ро­гой, лю­ди ме­ня­ют­ся толь­ко с той сто­ро­ны, с ка­кой спо­соб­ны се­бя ви­деть. Ты те­перь ви­дишь се­бя толь­ко с де­неж­ной сто­ро­ны, а я, как ви­дел те­бя с го­вен­ной сто­ро­ны, так с нее же и даль­ше на­блю­даю. Ни­че­го не из­ме­ни­лось. Уж из­ви­ни!»

 

         Хо­ро­шая же­на по­ни­ма­ет и ду­шу, и серд­це, и те­ло муж­чи­ны. Но в чем-то мо­жет не хва­тить понимания — эту брешь за­пол­ня­ет лю­бов­ни­ца.

 

         Ху­дож­ник раз­мыш­лял: «Вот ведь как по­лу­ча­ет­ся! До свадь­бы я хо­тел ее, а она мед­ли­ла. Те­перь на­обо­рот: она хо­чет, а я мед­лю…»

 

         Дух и ду­ша: эхо вло­же­но в эхо.

 

         Ко­го счи­тать «нор­маль­ным»? Аб­со­лют­ное боль­шин­ст­во: те, кто поль­зу­ют­ся из­вест­ным ис­точ­ни­ком и по­лу­ча­ют из­вест­ный ре­зуль­тат.

         За­то не­нор­маль­ные мно­го­ва­ри­ант­ны: те, кто поль­зу­ют­ся из­вест­ным ис­точ­ни­ком и по­лу­ча­ют не­из­вест­ный ре­зуль­тат; те, кто поль­зу­ют­ся не­из­вест­ным ис­точ­ни­ком и по­лу­ча­ют из­вест­ный ре­зуль­тат; и осо­бен­но хо­ро­ши те, кто поль­зу­ют­ся не­из­вест­ным ис­точ­ни­ком и по­лу­ча­ют не­из­вест­ный ре­зуль­тат. На­при­мер, по­эты.

 

         На­чать но­вое дело — это пра­виль­но ух­ва­тить ко­нец то­го клуб­ка, ко­то­рый ты хо­чешь раз­мо­тать.

 

         Твор­че­ский че­ло­век на­по­ми­на­ет ны­ряль­щи­ка, лов­ца жем­чу­га. Ны­ря­ет он в безд­ну не­бес­ную: вы­дох­нет жизнь, а вдохнет — вдох­но­ве­ние. Иных глу­би­на на­сов­сем за­би­ра­ет.

 

         Ко­гда ваш оп­по­нент го­во­рит о де­ле, а вы в это вре­мя чув­ст­вуе­те лич­ную оби­ду, — то вы лич­но для это­го де­ла не под­хо­ди­те.

 

         «Бог при­сут­ст­ву­ет в ка­ж­дом из вас!» — го­во­рят пас­ты­ри. Прав­да, они за­бы­ва­ют до­ба­вить, что при­сут­ст­ву­ет он — по рас­пи­са­нию дья­во­ла.

 

         На­вер­ное, это — от­кры­тие: бу­к­ва «О» сто­ит точ­но на се­ре­ди­не рус­ско­го алфавита — 16 зна­ков пе­ред ней и 16 по­сле. Это — са­мая стар­шая сре­ди букв, боль­шин­ст­во слов на­чи­на­ет­ся имен­но с нее, наи­бо­лее час­то она встре­ча­ет­ся и внут­ри, в со­ста­ве слов. «О» — это точ­ка бу­к­вен­но­го взры­ва, на­ча­ло аз­буч­ной «все­лен­ной».

         Ме­то­до­ло­ги­че­ская ре­ко­мен­да­ция для изу­че­ния аз­бу­ки мо­жет вы­гля­деть так: ес­ли хо­чешь оты­скать дей­ст­ви­тель­ное начало — ищи се­ре­ди­ну. Зо­ло­тую се­ре­ди­ну! С это­го мес­та и учись. Пря­мо­ли­ней­ное вос­при­ятие лю­дей при­уче­но к ошиб­ке: за на­ча­ло при­ни­мать… край. «А» — это край, и «Я» — это край. Ис­тин­ное На­ча­ло все­гда един­ст­вен­но!

         Ка­ба­ли­сти­че­ское при­ло­же­ние: (бу­к­вам аз­бу­ки при­сваи­ва­ет­ся по­ряд­ко­вый но­мер) сум­ма бу­к­вен­ных но­ме­ров лю­бо­го сло­ва со­сто­ит из двух час­тей-сла­гае­мых, ко­то­рые мож­но срав­нить и оп­ре­де­лить к ка­кой энергетике — «свет­лой» (сум­ма до «о») или «тем­ной» (сум­ма букв, стоя­щих по­сле «о») — от­но­сит­ся дан­ное сло­во. Здесь пол­ная сво­бо­да для творчества — вся­кий лю­би­тель во­лен ор­га­ни­зо­вать свои пра­ви­ла сче­та! Фо­не­ти­ка язы­че­ских групп и эт­но­сов, к при­ме­ру, «сме­ще­на» из­ряд­но. Наи­бо­лее час­то по­вто­ряе­мая глас­ная у удмуртов — «Ы».

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Я ни­ко­гда не жа­лу­юсь. За­то как вор­чу!!!»

 

         Мало — пло­хо, много — смер­тель­но.

 

         — От­че­го вы рас­ста­лись?

         — Она ут­вер­жда­ла, что це­нит ме­ня боль­ше соб­ст­вен­ной жиз­ни.

         — ?!.

         — Не люб­лю из­ли­шеств!

 

         Раз­но­об­ра­зие да­ют лишь труд­но­сти, по­бе­ды оди­на­ко­вы в прин­ци­пе.

 

         Во внут­рен­нем ми­ре сво­бо­да и дисциплина — од­но и то же.

 

         Ошиб­ки хра­нят от чу­жих сла­во­сло­вий, от соб­ст­вен­ной лести — ста­кан­чик спа­сет. Вой­ди в ме­ня, Бог, за­но­чуй в этом кро­ве, а ут­ром мы вме­сте уй­дем на вос­ход!

 

         Не­до­би­тый дра­кон при­тво­ря­ет­ся по­би­той со­ба­кой.

 

         Ци­та­там сле­ду­ет об­ра­щать­ся с людь­ми так же ос­то­рож­но, как с силь­ным ядом: в не­боль­ших до­зах лю­ди по­лез­ны для ци­тат, при не­ог­ра­ни­чен­ном употреблении — ци­та­ты гиб­нут.

 

         Зна­ко­мый ар­хан­гел при­гла­сил ме­ня к се­бе по­бол­тать. Мы си­де­ли на об­ла­ке и ко­щун­ст­вен­но хо­хо­та­ли. На ма­те­ри­ках бу­ше­вал эпи­леп­ти­че­ский при­па­док. Воз­вра­щать­ся не хо­те­лось. От ви­зи­та на Зем­лю ар­хан­гел от­ка­зал­ся. Ни­кто не ви­дел, как я пла­кал.

 

         Эко­но­ми­сты-энер­ге­ти­ки на­вя­за­ли свой ре­жим: вес­ной и осе­нью вре­мя ра­зом, по еди­ной ко­ман­де, сме­ща­ет­ся ров­но на один час, весной — ту­да, осенью — об­рат­но. С не­ко­то­ро­го мо­мен­та все ча­со­вые уст­рой­ст­ва в мо­ем жи­ли­ще ста­ли про­из­во­дить эту кор­рек­цию… са­ми, без внеш­не­го вме­ша­тель­ст­ва. Ве­щи об­ре­та­ют обык­но­ве­ние ав­то­ма­ти­че­ски под­страи­вать­ся под жизнь хо­зя­ев.

 

         Россия — «се­ре­дин­ная» ка­кая-то стра­на, лю­ди, точ­нее, в ней ка­кие-то «се­ре­дин­ные»: ни то, ни се, ни ры­ба ни мя­со, не жи­вы и не мерт­вы… — вот и тя­нут­ся рос­сы с оди­на­ко­вой за­ви­стью во взгля­де за кор­до­ны: там, мол, и жи­вут по-на­стоя­ще­му, ах! — там и уми­ра­ют-то не по­на­рош­ку! Не то что у нас!