Лев РОДНОВ

 

 

 

БИСЕР-84

 

(«Тексты-II»)

 

ТЕТРАДЬ № 06

 

 

 

*************************

 

 

 

         По­след­ний шанс выжить — Страш­ный Суд.

 

         Мно­го­слов­ный при­каз не дей­ст­ву­ет.

 

         Ка­ж­дый ин­ди­ви­ду­аль­ный опыт име­ет свой, при­су­щий толь­ко ему од­но­му, лич­ный «ре­корд» ощу­ще­ний, не­кий фик­си­ро­ван­ный кри­те­рий для те­ку­щих и по­сле­дую­щих срав­не­ний, ко­то­рый зву­чит до ба­наль­но­го про­сто: «луч­ше все­го мне бы­ло то­гда-то…» Бы­ло! — в этом осо­бен­ность ори­ен­та­ции в ми­ре удо­воль­ст­вий: люд­ские удо­воль­ст­вия, как пра­ви­ло, жи­вут в про­шлом, при­чем, они по­ра­зи­тель­но не­при­тя­за­тель­ны. Моя под­ру­га, на­при­мер, лю­бит «за­пус­кать» при по­мо­щи нос­таль­гии та­кие вот «са­мые луч­шие» по­ло­жи­тель­ные впе­чат­ле­ния сем­на­дца­ти­лет­ней юно­сти: шо­ко­лад, шам­пан­ское и мно­го ка­ва­ле­ров.

         На мой взгляд, осо­бен­но не­ле­по «шо­ко­лад, шам­пан­ское и мно­го ка­ва­ле­ров» вы­гля­дят имен­но в бу­ду­щем. «Луч­ше все­го мне бы­ло…» — это тех­ни­че­ский при­ем для оп­ре­де­ле­ния не­ле­по­стей.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «У ме­ня не бы­ло ни од­ной не­лю­би­мой жен­щи­ны. Я — не­по­ро­чен!»

 

         Секс, как лам­поч­ка: с воз­рас­том удоб­ст­во не­при­хот­ли­вых па­рал­лель­ных «вклю­ча­те­лей» то­ка жиз­ни пре­вра­ща­ет­ся в уяз­ви­мую ком­би­на­цию по­сле­до­ва­тель­но­го со­еди­не­ния.

 

         Слу­чай­но ос­та­лись от­кры­ты­ми ба­ноч­ки с мас­ля­ной крас­кой, ко­то­рую но­чью по­ело все­яд­ное пле­мя жилищ — та­ра­ка­ны. Хо­зя­ин рас­шиб на­гле­цов в раз­но­цвет­ные кляк­сы! Ху­дож­ни­ки ред­ко кон­ча­ют сво­ею кон­чи­ной.

 

         Люд­ская ве­ра в бога — это прят­ки на­обо­рот: «Кто не на­шел меня — я не ви­но­ват!» — при­го­ва­ри­ва­ет бог, иг­рая.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «По­эты смот­рят ли­бо от­сю­да-ту­да, ли­бо от­ту­да-не сю­да. Все остальные — не по­эты».

 

         Од­но­му спо­кой­нее спит­ся, ко­гда он зна­ет, что не сболт­нул ни­че­го лиш­не­го; дру­гой спит спо­кой­но лишь по­сле то­го, как «вы­ска­жет всё».

 

         Вы смо­же­те со­сре­до­то­чить­ся, ес­ли ря­дом с ва­ми бу­дет на­хо­дить­ся скром­но мол­ча­щий, ни­че­го вслух не тре­бую­щий, ти­хий, но все­гда го­лод­ный ре­бе­нок? Не смо­же­те: го­лод из­лу­ча­ет флюи­ды. Так вот, у нас на служ­бе есть ти­хая, сим­па­тич­ная сек­ре­тар­ша. Ко­гда она под­хо­дит близко — не ра­бо­та­ет­ся по­че­му-то. «Не об­ра­щай вни­ма­ния! — го­во­рит она. — Мне ни­че­го не на­до, я толь­ко ря­дом по­си­жу…» Не ра­бо­та­ет­ся! Го­лод­ное ес­те­ст­во па­ра­ли­зу­ет суе­ту ис­кус­ст­вен­но­сти.

 

         На­стоя­щий ко­ман­дир лишь ста­вит за­да­чу и по­ка­зы­ва­ет, как ее мож­но решить — при­каз взять Бас­ти­лию на­стоя­щий сол­дат от­даст се­бе сам.

 

         Взрос­ло­го не пе­ре­де­ла­ешь; с точ­ки зре­ния дет­ст­ва, взрослый — без­на­де­жен!

 

         Пошлость — уже не хам­ст­во; по­шлость, в от­ли­чие от хам­ст­ва, уме­ет быть та­лант­ли­вой.

 

         Ду­ра­ки встре­ча­ют­ся, что­бы ука­зы­вать на не­дос­тат­ки друг дру­га, умные — что­бы уви­деть соб­ст­вен­ные.

 

         Ин­те­рес к жиз­ни из­бав­ля­ет от внут­рен­не­го од­но­об­ра­зия.

 

         От­но­ше­ния с бо­гом у лю­дей с дет­ст­ва мо­гут вы­страи­вать­ся на прин­ци­пах вза­им­но­го за­пу­ги­ва­ния: «Или се­бя по­губ­лю, или от те­бя от­ре­кусь: дай, что про­шу!»

         Свои­ми уша­ми я слы­шал, как вось­ми­лет­ний смыш­ле­ный маль­чик про­из­нес мо­лит­ву о… не­ра­бо­таю­щем те­ле­ви­зо­ре:

         — Ес­ли ты, Бог, не смо­жешь ни­че­го по­чи­нить, то я бу­ду счи­тать те­бя по­след­ним во­нюч­кой!

         И ведь по­мог­ло, как ни стран­но! Бог не оби­жа­ет­ся, ко­гда его на­зы­ва­ют «во­нюч­кой».

 

         Ни­ка­кие зем­ные со­бы­тия не в си­лах сдви­нуть внут­рен­не­го од­но­об­ра­зия, но ес­ли его все-та­ки преодолеть — всё зем­ное пре­об­ра­зит­ся.

 

         Пе­чаль ас­си­сти­ру­ет при ро­дах ра­до­сти.

 

         Здесь все меч­та­ют: о про­шлом, о бу­ду­щем, о дос­той­ном на­стоя­щем… Ти­хие меч­та­те­ли в Рос­сии реа­ли­зу­ют свои пла­ны при по­мо­щи раз­го­во­ров и вод­ки, буй­ные поль­зу­ют­ся под­ло­стью и убий­ст­вом. Вот и весь вы­бор.

 

         Не поспоришь — это ко­гда со­бе­сед­ник или глуп не­здеш­не, или умен так же.

 

         — На Бо­га по­ло­жить­ся на­до, на Бо­га! — так, в на­по­ри­стом диа­лект­ном ва­ри­ан­те про­из­но­ше­ния, с силь­ным уда­ре­ни­ем на глас­ную в пред­ло­ге, три­дца­ти­лет­няя ста­ро­вер­ка объ­яс­ня­ла пол­ное ма­те­рин­ское без­раз­ли­чие к сво­им обор­ван­ным, гряз­ным, веч­но боль­ным и го­лод­ным че­ты­рем де­тям. — На Бо­га по­ло­жись, и всё те­бе бу­дет!

         — Лен­тяй­ка она! — го­во­ри­ли о ней де­ре­вен­ские со­се­ди, бра­тья по ве­ре. — Она из Бо­га нянь­ку сде­ла­ла!

         Воз­мож­но, для этой не­сча­ст­ной жен­щи­ны ве­ра во Все­выш­не­го че­рес­чур уж пер­со­ни­фи­ци­ро­ва­лась; она по­ня­ла бу­к­валь­но: Бог — лич­ность. При­чем, муж­чи­на. Эта­кий все­мо­гу­щий вол­шеб­ник-муж для по­ла­гаю­щей­ся на не­го мно­го­дет­ной Зо­луш­ки.

 

         Лю­бить себя — это зна­чит лю­бить свою ду­шу. Не ни­же.

 

         Я не так бо­гат и не так ле­нив, что­бы ми­ло­серд­ст­во­вать че­рез по­сред­ни­ка.

 

         Ду­май без слов — ре­шишь мно­гое.

 

         В жиз­ни встре­ча­ют­ся и та­кие Прин­цес­сы: один принц — для про­гу­лок, другой — для при­ят­ной бе­се­ды, третий — для ком­пли­мен­тов, четвертый — для по­сте­ли, пятый — для… Сказ­ка, а не жизнь!

 

         По­пыт­ка по­нять судьбу — все­гда лишь по­пыт­ка по­ме­шать ей; впро­чем, мож­но судь­бу ви­деть, чув­ст­во­вать, за­го­ва­ри­вать, знать… По­нять нель­зя!

 

         На­вер­ное, су­ще­ст­ву­ет в ма­те­ри­аль­ной жиз­ни не­кий «по­рог на­сы­ще­ния», до него — гре­бут к се­бе, после — раз­да­ри­ва­ют; и чем ни­же «по­рог», тем ско­рее на­сту­па­ет ин­вер­сия.

 

         Де­вуш­ка при­нес­ла по­ка­зать сти­хи:

         — Вы их бу­дет пуб­ли­ко­вать?

         — Воз­мож­но…

         — И всё?!! И ни­ка­ко­го не бу­дет про­дол­же­ния?

         — То есть?

         — Но ведь я же их при­нес­ла вам! Вы их про­чи­та­ли! Мне со­всем не с кем об­щать­ся! Ведь ес­ли вы их опубликуете — они уже не бу­дут при­над­ле­жать мне, не бу­дут мои­ми…

         — Ка­ко­го вы хо­ти­те про­дол­же­ния? — спра­ши­ваю.

         — С ва­ми!

         Нель­зя сме­ять­ся при встре­че с не­по­сред­ст­вен­но­стью. По­ка­зать свои сти­хи другому — акт на са­мом де­ле ку­да бо­лее ин­тим­ный, чем те­лес­ное раз­де­ва­ние. И то: пред­ставь­те со­стоя­ние дев­чон­ки, ко­то­рая ре­ши­лась от­дать­ся вам. И вдруг в от­вет: «Не под­хо­дишь, раз­день­ся где-ни­будь в дру­гом мес­те!»

         — Со­всем ни­ка­ко­го про­дол­же­ния не бу­дет?!! — в гла­зах ее стоя­ли ужас, моль­ба и за­ро­ж­даю­щее­ся рас­ка­я­нье.

         — Бу­дет, — сов­рал я.

         И ужас, и моль­ба, и за­ро­ж­даю­щее­ся рас­ка­я­нье тот­час пе­ре­шли ко мне.

 

         Ка­ж­до­му не­пре­мен­но хо­чет­ся сде­лать в жиз­ни «что-ни­будь хо­ро­шее». Для се­бя, в пер­вую оче­редь. В этом — оши­боч­ка! Оче­редь, в ко­то­рой все хо­тят быть пер­вы­ми, называется — дав­ка.

 

         Слова — по­ли­гон бы­тия.

 

         Исчезнуть — это сде­лать­ся «не чув­ст­вуе­мым».

 

         Са­мая не­обид­ная очередь — по кру­гу.

 

         Ве­че­ром пья­ный ди­рек­тор шко­лы под­рал­ся с пья­ным друж­ком-учи­те­лем.

         На­ут­ро ди­рек­тор вы­звал под­чи­нен­но­го к се­бе в ка­би­нет:

         — Мо­жешь дать мне по мор­де…

         Дру­жок дал. С силь­но рас­се­чен­ной верх­ней гу­бой ди­рек­тор ушел на боль­нич­ный. Сей слу­чай про­изо­шел в не­боль­шой сель­ской шко­ле. В го­ро­де де­ла с бла­го­род­ст­вом об­сто­ят зна­чи­тель­но ху­же.

 

         Обык­но­вен­ное пьян­ст­во мо­жет ока­зать­ся ув­ле­ка­тель­ней­шим ви­дом твор­че­ст­ва. На­до лишь, что­бы ни од­на из пья­нок не бы­ла по­хо­жа на дру­гую.

 

         Луч­шая оде­ж­да та, что пе­ре­жи­ва­ет мо­ду.

 

         По точ­но­сти рас­чет пре­вос­хо­дит чу­тье, по безошибочности — ни­ко­гда.

 

         «Ме­ня всю тря­сет!» — охот­но док­ла­ды­ва­ет жен­щи­на о со­стоя­нии глав­но­го жиз­нен­но­го инструмента — ра­зу­ма.

 

         Эпо­ха «ве­ли­ких от­кры­тий» за­кон­чит­ся, воз­мож­но, эпо­хой не ме­нее ве­ли­ких «за­кры­тий».

 

         Рос­кошь все­об­щей люб­ви дос­туп­на лишь по кра­ям жиз­ни: ко­гда еще не зна­ешь, че­го хо­чешь и ко­гда зна­ешь точ­но, что не хо­чешь уже ни­че­го.

 

         Шахматы — иг­ра для ума. Ес­ли в шах­ма­ты нау­чат­ся иг­рать чув­ст­ва, ум сда­ст­ся.

 

         По­про­буй­те по­обе­дать пе­ред… зер­ка­лом. Сы­тость на­сту­пит рань­ше обыч­но­го. Лю­ди «едят» гла­за­ми.

 

         Ко­гда че­ло­век про­зре­ва­ет в чем-ли­бо, у не­го не­мед­лен­но по­яв­ля­ет­ся «син­дром от­лич­ни­ка» — по­треб­ность на­вяз­чи­во опо­вес­тить всех и вся о вы­учен­ном уро­ке жиз­ни. Толь­ко вот удив­ле­ния от это­го ни у ко­го по­че­му-то нет. Отличники — не удив­ля­ют.

 

         «Я» все­гда «здесь». Ес­ли это не так, те­бя не су­ще­ст­ву­ет.

 

         Сча­ст­лив тот, кто «ви­дит» мыс­ли. Ему не­за­чем их ло­вить.

 

         Лов­кач воз­во­дит мель­ни­цы аб­сур­да. Люб­лю рав­ни­ну. Сил сво­их не знаю. Что есть, что было — спо­ра ме­ж­ду ни­ми нет.

 

         Ес­ли пе­ре­пол­нен­ной ду­ше не дать вы­хо­да, она об­ра­тит­ся к ору­дию мести — пе­ру и бу­ма­ге.

 

         Нет ни­че­го бо­лее при­зрач­но­го, чем соз­дан­ные ве­щи. Ра­но или позд­но всё обер­нет­ся пра­хом. Соз­дан­ное не веч­но. Ищите — дан­ное!

 

         Стать не­за­ви­си­мым от ре­ли­гии мож­но двоя­ко: ли­бо пе­ре­шаг­нуть че­рез нее, либо — убить.

 

         Стре­мить­ся к не­кон­тро­ли­руе­мой сво­бо­де мож­но, бу­ду­чи 15-лет­ним подростком — по­ка кор­мят ро­ди­те­ли.

 

         Мой друг про­бо­вал чи­тать Биб­лию. «Му­ра ка­кая-то, чушь! Бор­хес пи­шет луч­ше». Что ж, ма­лыш лю­бит толь­ко те книж­ки, ко­то­рые ему по­нят­ны. Малышу — 24 го­ди­ка.

 

         Жен­щи­на, ли­шив­шая­ся не­по­бе­ди­мо­го умения — быть сла­бой, — ли­ша­ет­ся все­го.

 

         Пред­ставь­те се­бе не­ве­ро­ят­ный инструмент — ор­ган, у ко­то­ро­го де­сят­ки ты­сяч кла­виш… Вот где про­стор для ис­пол­ни­те­лей! Нет та­ко­го ин­ст­ру­мен­та? Есть! Это — сло­ва. Ка­ж­дое, от­дель­но взя­тое сло­во, име­ет свой, фик­си­ро­ван­ный, лишь ему од­но­му дан­ный «на­строй». И ка­ж­дый «ор­га­нист» — пи­шу­щий, го­во­ря­щий или слушающий — спо­со­бен вы­звать или ус­лы­шать свою не­под­ра­жае­мую «му­зы­ку слов». Че­ло­ве­че­ская речь по­доб­на иг­ре на кла­виш­ных.

 

         «Я все­гда та­кой, ка­ким ты ме­ня…» — Ос­во­ив­ший это, не зна­ет пре­град в сов­ра­ще­нии.

 

         Дей­ст­ви­тель­ный вы­бор есть у то­го, кто нау­чил­ся жить в по­кое. Для всех ос­таль­ных, «иду­щих по из­бран­но­му пу­ти», — вы­бо­ра не су­ще­ст­ву­ет. А ес­ли им все-та­ки за­хо­чет­ся его совершить — нет ино­го спо­со­ба, кро­ме воз­вра­ще­ния к «ну­лю». Всё дос­тиг­ну­тое при­хо­дит­ся ос­тав­лять. Жерт­вен­ник не бу­дет пуст до тех пор, по­ка лю­дям не на­до­ест «ис­кать свой путь».

 

         У по­слуш­ни­ка го­ло­ва нау­ча­ет руки — бы­ст­ро и без­оши­боч­но: не­ви­ди­мое ру­ко­во­дит ви­ди­мым. У не­слу­ха ру­ки учат голову — этот урок за­тя­ги­ва­ет­ся на ве­ка и да­же ты­ся­че­ле­тия.

 

         То­ро­пись про­све­щать­ся, а не про­све­щать.

 

         Не ви­но­ва­ты те, кто «пло­хо слу­ша­ют», ви­но­ват тот, кто пло­хо го­во­рит.

 

         Ро­ко­вое ис­пы­та­ние для ангелов — по­ле­ты над про­па­стью жиз­ни.

 

         На­стоя­щи­ми жен­ски­ми ча­ра­ми об­ла­да­ют все­го лишь две женщины — Жизнь и Смерть; всё прочее — не ча­ры, а ужим­ки.

 

         За­чем те­бе ис­кать вла­сти над людь­ми? Что­бы стать их бо­гом? Вла­ст­вуй над со­бой и бу­дешь бо­гом для себя — это ку­да луч­ше: вто­рой бог силь­нее пер­во­го.

 

         Про­блем на Зем­ле нет. Толь­ко за­да­чи.

 

         — Я хо­чу, что­бы у нас был ре­бе­нок, — ска­за­ла она.

         — За­чем? Лю­дей на пла­не­те уже дос­та­точ­но, — от­ве­тил он.

 

         Вы­лав­ли­ва­ние мыс­лей из без­мол­вия на­по­ми­на­ет обык­но­вен­ную ры­бал­ку: клюнуло — еще не пой­мал, подсек — еще не вы­та­щил… В по­след­ний мо­мент ры­ба со­про­тив­ля­ет­ся осо­бен­но от­ча­ян­но! «По­клев­ки» мыс­лей зна­ко­мы мно­гим, од­на­ко ре­гу­ляр­ная до­бы­ча дос­та­ет­ся толь­ко опыт­ным «ры­ба­кам». Вспом­ни­те, как лег­ко по­чув­ст­во­вать при­ду­ман­ное и сколь слож­но его за­не­сти на бу­ма­гу.

 

         Ощу­щаю, слы­шу, ви­жу, знаю, люблю — вот эта­пы при­бли­же­ния к ис­ти­не: про­верь се­бя лю­бым из этих гла­го­лов.

 

         При­знак ро­ж­де­ния Шко­лы: но­вое ми­ро­воз­зрен­че­ское пол­но­стью со­от­вет­ст­ву­ет но­во­му жи­тей­ско­му.

 

         Муж­чи­на раз­вра­ща­ет се­бя сам, жен­щи­ну не­об­хо­ди­мо под­толк­нуть. Муж­чин раз­вра­ща­ют ви­но и власть, женщин — ком­пли­мен­ты.

 

         Де­ло за­кан­чи­ва­ет­ся там, где на­чи­на­ет­ся друж­ба сло­на с му­равь­ем.

 

         Та­лант урав­но­ве­ши­ва­ет­ся скром­но­стью, по­это­му вро­ж­ден­ную скром­ность мож­но ком­пен­си­ро­вать вос­пи­та­ни­ем та­лан­та.

 

         Ху­дож­ник ска­зал: « Любовь — это текст, в ко­то­ром нет во­про­си­тель­ных зна­ков».

 

         Что лю­бишь боль­ше: за­гля­ды­вать в за­дач­ник, или за­гля­ды­вать в от­вет?

 

         Не го­во­ри вы­даю­щим­ся об­ра­зом, а то те­бе по­тре­бу­ет­ся вы­даю­щий­ся слу­ша­тель.

 

         На­де­юсь на то, что, раз­гля­дев не­ле­пи­цу во мне, ты об­на­ру­жишь в се­бе та­кую же.

 

         Бог раз­дви­нул про­стран­ст­во на ты­ся­чу лет, мо­ре тьмы рас­пле­ска­лось, как лу­жа, — слов­но чей-то са­пог на­сту­пил!

 

         Как ду­ша най­дет до­ро­гу до­мой, ес­ли смерть не про­во­дит?!

 

         Ма­те­ри ней­мет­ся, ко­гда ее ре­бе­нок слиш­ком дол­го не бо­ле­ет. Она его са­ма «про­грам­ми­ру­ет».

         — Ты за­бо­лел, мой зай­чик?

         — Нет…

         — Дай ло­бик потрогаю — ка­кой го­ря­чий! На­до вы­пить ле­кар­ст­во.

         — Нет…

         Ус­та­ми мла­ден­ца гла­го­лет имен­но это: «Нет!»

 

         По вы­хо­ду кни­ги ав­тор сжег ру­ко­пись. Ре­дак­тор кни­ги очень переживал — сго­ре­ли все его «ис­то­ри­че­ские» прав­ки: те­перь по­том­ки не смо­гут по дос­то­ин­ст­ву оце­нить та­лант ре­дак­то­ра.

 

         До по­ни­ма­ния лег­че снис­хо­дить са­мо­му, чем под­тя­ги­вать ос­таль­ных.

 

         Апокалипсис — та­кое же ря­до­вое яв­ле­ние в се­зо­нах ду­ха, как вес­на, зи­ма или осень в зем­ной при­ро­де. Ос­та­ет­ся лишь уточ­нить: ка­кой имен­но «се­зон» на дво­ре?

 

         Ху­дож­ник ска­зал: «Де­воч­ка! Ты по­взрос­ле­ешь и вре­мя опять уне­сет те­бя прочь от мо­ей люб­ви».

 

         На­чать мож­но ко­гда угод­но, ос­та­но­вить­ся нуж­но во­вре­мя.

 

         Лю­ди ка­ж­до­го при­хо­дя­ще­го вре­ме­ни за­ни­ма­ют­ся од­ним и тем же — об­нов­ле­ни­ем ба­наль­но­стей.

 

         Ве­рую­щие не при­ни­ма­ют «на ве­ру» ни­че­го, кро­ме то­го, во что им ука­за­но «ве­рить».

 

         До­ка­зую­щий и ве­ру­щий смот­рят друг на дру­га снис­хо­ди­тель­но. Ино­гда они ме­ня­ют­ся мес­та­ми.

 

         Ка­ж­дый в оди­ноч­ку взи­ра­ет на ос­таль­ных, ис­поль­зуя са­мую свою вы­год­ную и силь­ную грань лич­но­сти. При этом взор па­да­ет, как пра­ви­ло, на са­мое сла­бое ме­сто дру­го­го. По­это­му сла­бость объ­е­ди­ня­ет лю­дей на­мно­го луч­ше, чем си­ла.

 

         Про­тив ло­ма нет прие­ма. Ум­ные го­ло­вы в Рос­сии не­из­мен­но ут­вер­жда­ют: «Есть!» И — под­став­ля­ют эти са­мые го­ло­вы…

 

         Че­ло­век под­ни­ма­ет­ся (вос­хо­дит, рас­тет) до тех пор, по­ка есть у не­го си­лы дер­жать гла­за от­кры­ты­ми. Глав­ная энер­гия рас­хо­ду­ет­ся на под­дер­жа­ние век в ра­бо­чем со­стоя­нии. Нет ни­че­го тяжелее — ви­деть всё. За­крыл внут­рен­ний взор — за­крыл­ся и взор внеш­ний, ос­та­но­вил­ся при­ток но­вых об­ра­зов. Ма­лое в ма­лом боль­шо­го не видит — так и на­сы­ща­ет­ся од­ним лишь ма­лым. И всё дру­гое ос­та­но­ви­лось в че­ло­ве­ке. По­ка дер­жал очи отверстыми — рос «сте­бель вос­хо­ж­де­ния», прикрыл — ста­ла рас­ти в ши­ри­ну «пер­со­наль­ная ре­аль­ность». Отдохнешь — еще один «сте­бель» пус­тишь. Мо­жет, вверх, а мо­жет, и вниз… Твоя во­ля.

         На­стоя­щая но­виз­на ни­ко­гда не бы­ва­ет при­ят­ной. Новизна — смер­тель­но му­чи­тель­на. По­это­му в по­ис­ках при­ят­но­го поль­зу­ют­ся обыч­но лишь тем, что уже на­бра­но в ку­зо­вок жиз­ни: «С ме­ня хва­тит!»

         И де­ти растут — гла­за­ми. Низ­кое ка­че­ст­во ин­фор­ма­ции, лег­кий к ней дос­туп и изо­би­лие чер­но-се­рых сочетаний — ре­аль­ная опас­ность. Пло­ды оче­вид­ны: ум боль­шин­ст­ва 14-лет­них про­бу­ж­да­ет­ся по­лу­сле­пым, без внут­рен­не­го нрав­ст­вен­но­го ока.

         Го­во­рю с сы­ном:

         — Во что ум вло­жишь?

         — В де­ло.

         — А ду­шу?

         — Ка­кую еще «ду­шу»?!

         Жизнь вы­бро­си­ла над зем­лей ко­рот­кий сте­бель, на нем вы­рос ог­ром­ный ло­пух ума. По­том прой­дет не­взрач­ное цве­те­ние, поя­вят­ся ре­пьи. По­ста­ра­ют­ся к ко­му-ни­будь при­це­пить­ся.

         — А де­вуш­ку по­лю­бишь? Что ты от­дашь ей?

         — А за­чем ей что-то от­да­вать?

 

         Ре­зуль­та­ты зем­но­го творчества — это да­ле­ко не са­ми пло­ды ду­ха, а все­го лишь их жал­кие ос­тан­ки. Че­реп­ки. Не­бес­ное ис­ко­пае­мое.

 

         Опять го­во­ри­ли о Че­ло­ве­ке. Эта те­ма, по­хо­же, на­чи­на­ет пре­вы­шать все про­чие: вой­ну, день­ги, оби­жен­ность, удо­воль­ст­вия, за­бы­тье. Не­ожи­дан­но по-но­во­му от­кры­лась фра­за: «Че­ло­век есть ме­ра всех ве­щей». В ко­то­рый раз ба­наль­ность де­мон­ст­ри­ру­ет свое глав­ное свойство — не­ис­ся­кае­мость: по­трешь, сни­мешь слой па­ти­ны, а под ней — зо­ло­той свет!

         Ока­зы­ва­ет­ся, «об­лик че­ло­ве­че­ский» — ве­ли­чи­на по­сто­ян­ная, кон­стан­та, ко­то­рую не­воз­мож­но из­ме­нить, ук­руп­няя или раз­де­ляя, пе­ре­ме­щая внут­ри се­бя или из ми­ра в мир, ме­няя мас­шта­бы бы­тия. «Об­лик че­ло­ве­че­ский» — имен­но об­лик: уни­вер­саль­ный «ска­фандр» для игр в ми­ре веч­но­го и бес­ко­неч­но­го. Он удо­бен тем, что не из­ме­ня­ет­ся ни при ка­ких «пу­те­ше­ст­ви­ях».

         Увы, ред­ко кто из зем­лян ком­плекс­ным ви­дом своим — «об­ли­ком мыс­лей», «об­ли­ком чувств», «об­ли­ком фор­мы» — ста­ра­ет­ся до­тя­нуть­ся до идеа­ла. Мно­го ве­ков пы­та­лись уси­лить это стрем­ле­ние при по­мо­щи ре­ли­гии, стро­гих тра­ди­ций, эти­ки, об­ще­ст­вен­ных и го­су­дар­ст­вен­ных норм. Всё рав­но по­лу­ча­ет­ся пло­хо. Эф­фек­тив­ность поч­ти что ноль. По­гля­дишь с зем­ли на небо — ан­ге­лы ле­та­ют, све­тят­ся. Чу­до! А по­гля­дишь с не­ба вниз — стра­ши­ли­ща пол­за­ют, друг дру­га едят. Ужас! А вот был бы че­ло­ве­че­ский об­лик, вы­гля­де­ли бы все жи­те­ли, как есть: при взгля­де «оттуда — сю­да» и при взгля­де «отсюда — ту­да» — че­ло­ве­ки! Ху­дож­ник Босх ры­жую де­воч­ку Еву так изо­бра­жал. Во­круг га­ды пол­за­ют, крюч­ки да пи­ки не­зем­ные, или цве­ты, или свет не­стер­пи­мый. А она сто­ит се­бе, го­лень­кая та­кая, мир­ная, оди­на­ко­вая об­ли­ком всю­ду: и в аду, и в раю.

 

         Ле­ноч­ка ска­за­ла: «На зем­ле вы­ве­лись не «го­мо са­пи­ен­сы», а осо­бая кас­та «при­тво­ряю­щих­ся». Лю­ди очень лов­ко при­тво­ря­ют­ся, что… жи­вут. На са­мом де­ле, притворство — и есть их жизнь. Они, ко­неч­но, уз­на­ют ил­лю­зор­ность. Но опять при­тво­ря­ют­ся, что ни­че­го не за­ме­ча­ют. Весь мир во­круг дви­жет­ся на­стоя­щий, а люди — ино­ход­цы!»

 

         На­чаль­ст­во мож­но лю­бить толь­ко то, ко­то­рое не ме­ша­ет те­бе са­мо­му быть ум­ным. Вахрушев — на­чаль­ник. Клас­си­че­ский. Он — «аб­со­лют­ная еди­ни­ца». Бли­жай­ший друг — 0,6 вах­ру­ше­ва, жена — 0,72 вах­ру­ше­ва, сослуживцы — 0,1–0,01 вах­ру­ше­ва. Есть от­ри­ца­тель­ные и мни­мые ве­ли­чи­ны. Ко­гда Вах­ру­шев встре­ча­ет­ся с яв­ле­ни­ем ве­ли­чи­ной, ска­жем, 1000 вах­ру­ше­вых, он аб­со­лют­но спо­ко­ен: «Это­го не мо­жет быть!»

 

         Жен­ский ум со­гла­ша­ет­ся ус­нуть го­раз­до бы­ст­рее, чем муж­ской. По­это­му в цер­ковь тя­нут­ся пре­иму­ще­ст­вен­но жен­щи­ны: вера — де­ло не­ум­ное.

 

         На­стоя­те­ля хра­ма, от­ца Вик­то­ра, при­гла­си­ли в Пибаньшур — во­ен­ный го­ро­док сре­ди при­ураль­ско­го за­хо­лу­стья. Мол, бла­го­сло­ви, ба­тюш­ка, мол, ра­ке­ты ав­то­ге­ном на час­ти ре­жем. Мир! Ра­зо­ру­же­ние! Кон­вер­сия!

         Ба­тюш­ка в часть прие­хал, но бла­го­слов­лять на­от­рез от­ка­зал­ся:

         — Я про­тив то­го, что­бы рос­сий­скую ар­мию ра­зо­ру­жи­ли!

 

         Ко­гда ты при­дешь к сво­ду сво­их соб­ст­вен­ных за­ко­нов, не за­будь све­рить их с бо­же­ски­ми; ес­ли сов­па­дет хо­тя бы один — спа­сешь­ся!

 

         Был бы огонь, а хво­рост най­дет­ся.

 

         Смысл кре­ще­ния прост: это — при­ся­га ду­хов­ной Ро­ди­не. Внут­рен­ние ду­хов­ные обя­за­тель­ст­ва че­ло­ве­ка вы­ма­ни­ва­ют­ся на­ру­жу и там за­кре­п­ля­ют­ся ис­кус­ст­вом ри­туа­ла. Эта не­хит­рая про­це­ду­ра по­зво­ля­ет ма­ни­пу­ля­то­рам удер­жи­вать ду­хов­ные вой­ска в по­слу­ша­нии. Слу­ча­ют­ся и из­мен­ни­ки. Для них — три­бу­нал и во­ен­но-по­ле­вой суд. В ду­хе, ко­неч­но.

 

         Саша Ч., че­ло­век-та­лант, по­сел­ко­вая прит­ча. Я пе­ре­чис­лю в те­ле­граф­ном сти­ле то, чем он не­уто­ми­мо за­ни­мал­ся в те­че­ние не­сколь­ких лет: про­из­вод­ст­во чер­вей, рез­ка де­ре­вян­ных рас­пис­ных па­не­лей (с ле­бе­дя­ми) для УА­Зов на­чаль­ст­ва, за­кли­на­ние трак­то­ра, экс­пе­ри­мен­ты со сви­но­мат­ка­ми на мо­ро­зе в трех сто­гах, экс­т­ра­сенс (пуль­си­рую­щие глаз­ные яб­ло­ки у па­ци­ент­ки), нор­ма­тив кан­ди­да­та в мас­те­ра спор­та, бег, ве­ло, лы­жи, ка­ра­тэ; дал по­бить се­бя ком­пань­о­нам пья­ным на фер­ме, на­де­ясь, что ло­ды­рей пред­се­да­тель прогонит — про­гна­ли его; со­лист хо­ра (со­гла­сил­ся петь, по­то­му что пред­се­да­тель по­обе­щал ав­то­мо­биль «Жи­гу­ли» дать, но не дал), сле­сарь-мас­тер уча­ст­ка, на­чаль­ник ПРБ (пред­се­да­тель опять по­обе­щал вы­де­лить «Жи­гу­ли», не вы­де­лил), сто­ляр; же­на сажает — се­ме­на не всхо­дят, он пал­ку воткнет — рас­тет; рос в се­мье ал­ко­го­ли­ка, би­ли; ку­пил краски — на­ри­со­вал свой порт­рет всем на удив­ле­ние; в церкви — осо­бен­ность на­ту­ры: «Не мо­гу пе­ре­кре­стить­ся, по­ни­ма­ешь! Перекрестился — за­тряс­ло все­го, думал — про­ва­люсь». За что ни возьмется — всё по­лу­ча­ет­ся с бле­ском, с та­лан­том. Од­на бе­да: за всё сра­зу и хва­та­ет­ся. Энер­гии в человеке — пруд пру­ди. Ки­пит, во все сто­ро­ны хле­щет, как из ды­ря­во­го кот­ла. Поч­ти не пьет. Ку­рит. Лю­бит друж­бу, на­де­ет­ся в лю­дях на луч­шее, до­ве­ря­ет и го­рит на этом. Од­но­люб. Та­кой же из­бы­ток та­лан­тов в до­че­ри, пе­ре­бо­ле­ла ме­нин­ги­том, сейчас — в ин­тер­на­те для осо­бо ода­рен­ных де­тей. «Де­сят­ку бе­жит в мо­ем тем­пе!»

         И на­пос­ле­док ско­ро­го­вор­кой: «Чув­ст­вую, что всё рав­но про­бьюсь, бу­ду мил­лио­не­ром!» Хло­па­ет дверь. Са­ша ухо­дит. Не­уго­мон­ный, низ­ко­рос­лый, су­хой.

 

         Че­ло­ве­ку в те­че­ние двух лет сни­лись «обу­чаю­щие» сны. Ши­зоф­ре­ния в фор­ме за­ни­ма­тель­но­го диа­ло­га.

         — Что это за точ­ка та­кая све­тя­щая­ся?

         — Это — я. Всё жи­вое в ми­ре име­ет та­кую точ­ку. Это как бы зер­но. Ес­ли его раз­бу­дить, оно на­чи­на­ет раз­мно­жать­ся при по­мо­щи форм.

         — То есть?

         — Ну, как кри­сталл: на­ра­щи­ва­ет сам се­бя.

         — А как зер­но зна­ет свою фор­му?

         — Не знаю. Но раз­бу­дить его мож­но «сю­да» или «ту­да» — в за­ви­си­мо­сти от то­го, кто бу­дит.

         — Ан­ти­мир, что ли?

         — Ну, вро­де то­го, хо­тя не со­всем. Вся­кая све­тя­щая­ся точ­ка в ми­ре, зерно — это про­сто ме­сто встре­чи пу­те­ше­ст­вую­щих из ни­от­ку­да в ни­ку­да. Вот и всё. В не раз­бу­жен­ной точ­ке-се­ме­ни со­блю­да­ет­ся пол­ный ба­ланс, и по­это­му она не ну­ж­да­ет­ся в фор­ме и не за­ви­сит от вре­ме­ни. Ба­ланс, од­на­ко, мож­но на­ру­шить. Пред­став­ля­ешь, ес­ли, ска­жем, се­меч­ко обык­но­вен­ной ого­род­ной ре­пы раз­бу­дить «ту­да»? Чер­ная ды­ра на гряд­ке: всё из­ни­что­жит и не по­да­вит­ся! А тварь та­кую сде­лать? А ес­ли че­ло­ве­ка?

         — Что — че­ло­ве­ка? «Не ту­да», то есть, как раз «ту­да» раз­бу­дить?

         — Да. Для ми­ра зем­ли это бу­дет аб­со­лют­ный дья­вол сам по се­бе, не­за­ви­си­мо от его внут­рен­них ка­честв.

         — Та­кое воз­мож­но?

         — Да. И очень лег­ко. Дос­та­точ­но до­га­дать­ся, как раз­бу­дить, ос­таль­ное про­изой­дет са­мо со­бой: фор­ма нач­нет об­ра­зо­вы­вать­ся «там». Наш мир двоя­ко ста­би­лен; да­но толь­ко сво­ему бу­дить сво­его.

         — А мо­жет ли свой раз­бу­дить чу­жо­го?

         — …

 

         Итак, ку­да же ты при­ча­лил?! Скорбь осед­лав­ши, слов­но трон, вдруг с на­сла­ж­де­ни­ем пе­чаль­ным гля­дишь на мер­зость и урон. Вон там, под об­лач­ным по­кро­вом, сам со­зи­да­ет­ся ко­нец: вос­тор­жен, зол и оча­ро­ван кро­ва­вый ра­зу­ма са­мец. И ле­зет хам в за­каз­ник рай­ский. Ах, не­бо, не­бо, слад­кий дом! Не жить без ок­ри­ков хо­зяй­ских то­му, кто пра­вед­но ро­ж­ден.

         Ис­пил гла­за за­слон не­бес­ный. И хам ос­леп­ший храм сло­мал… Ус­ла­ды нет в пе­ча­ли тес­ной. Смерть ве­ли­ка. Умер­ший мал.

 

         Нет име­ни во мне! Бес­силь­ны страсть и сла­ва. На­руж­ный ход вещей — мой твер­дый при­зрак, сон. И мно­го­ли­ка муд­рость. И пус­то­та кро­ва­ва. Ко­леб­лет воз­дух рта бес­стыд­ный сак­со­фон!

         Ты про­сто есть при­чи­на ис­пы­тать пе­ре­пол­не­нье. За­чем шу­чу? Офи­ци­ант так при­сталь­но мол­чит. Еще не встре­ти­лись, а уж в про­щаль­ном ис­сту­п­ле­нии ле­та­ют мыс­ли. И ру­ка в кар­ма­не мнет клю­чи. На скатерти — как пау­чок умер­ший! — кляк­са. Лег­чай­шей лап­кой чувств ты тя­нешь нить… Ужас­но. Жиз­ни нет в не­мом про­стран­ст­ве ча­са!

         Так­си­сту всё рав­но, что не­чем мне пла­тить.

 

         — Жить — скуч­но!

         Та­кое не­ожи­дан­ное за­яв­ле­ние сде­лал один из ра­бо­чих за­во­да, где про­во­дил­ся пси­хо­ло­ги­че­ский тре­нинг.

         — По­че­му?! — изу­ми­лись пси­хо­ло­ги.

         — По­то­му что я рань­ше знал, что с на­чаль­ст­вом на­до бо­роть­ся, а те­перь знаю, что обо всем мож­но до­го­во­рить­ся.

 

         Мой друг — про­фес­сио­наль­ный сы­щик, юрист. Ока­зав­шись од­ним из звень­ев пра­во­ох­ра­ни­тель­ной сис­те­мы, ко­то­рая долж­на бо­роть­ся с по­дон­ка­ми, про­фес­сио­нал об­на­ру­жил: сис­те­ма са­ма на­сквозь про­гни­ла. Он всту­пил в бой, где на его сто­ро­не вы­сту­пил то­гда и вы­сту­па­ет се­го­дня един­ст­вен­ный, но не­по­бе­ди­мый союзник — не спя­щая че­ло­ве­че­ская со­весть. В не­го стре­ля­ли «свои», его пы­та­лись за­ду­шить по за­да­нию «вер­хов», его сби­ва­ли ма­ши­ной. Он не сдал­ся. Его соб­ст­вен­ные по­яс­не­ния к си­туа­ци­ям зву­чат буд­нич­но: «Ме­ня мож­но убить, уговорить — нель­зя». Ка­кая-то не­здеш­няя пре­дан­ность свет­лым идеа­лам. Меч­та­тель от­крыт для уда­ров. Не про­сто мечтатель — бо­ец, ря­дом с ко­то­рым свою соб­ст­вен­ную ров­но те­ку­щую жизнь мож­но рас­смат­ри­вать, как ка­пи­ту­ля­цию. Он чрез­вы­чай­но не­удо­бен для ком­про­мис­сов с под­ло­стью. Ес­ли и не ви­дит на­сквозь, то чу­ет без­оши­боч­но. Ибо на­стоя­щий профессионализм — это и есть со­весть. Со­весть, ру­ко­во­дя­щая по­ступ­ка­ми, а не на­обо­рот.

 

         — А что нуж­но сде­лать, что­бы по­чув­ст­во­вать дру­го­го?

         — При­кос­нуть­ся.

         — И всё?!

         — Ну, в об­щем, да. Толь­ко са­мо­го се­бя при этом при­дет­ся за­быть. А то бу­дешь ощу­щать всё рав­но се­бя са­мо­го лишь, но — на фо­не при­кос­но­ве­ния к че­му-ли­бо или ко­му-ли­бо. Не по­нят­но?

         — По­нят­но. Го­лос соб­ст­вен­ной жиз­ни дол­жен быть ти­хим, то­гда бу­дет це­ли­ком по­ня­тен го­лос жиз­ни со­се­да.

         — Пра­виль­но. Мо­ло­дец.

         — Ре­ли­гия ка­кая-то по­лу­ча­ет­ся!

         — Да нет, не ре­ли­гия. Про­сто жизнь. Мож­но да­же без слов…

         — А ты ме­ня слы­шишь? Ну, без слов — слы­шишь?

         — Слы­шу.

         — А я те­бя?

         — И ты ме­ня слы­шишь. При­слу­шай­ся к ти­ши­не, что она те­бе шеп­чет, под­ска­зы­ва­ет?

         — Что ты силь­ная, что бо­решь­ся с чем-то тя­же­лым. С пе­ча­лью ка­кой-то?

         — Спа­си­бо за «силь­ную».

         — Это лесть?

         — Глу­пый! Это — при­кос­но­ве­ние.

 

         По­крыв гла­ву, как шля­пой, ним­бом, при­выч­кам сле­дуя точь-в-точь, го­тов, чтоб стать не­за­ме­ни­мым, дос­тиг­ший це­ли, рвать­ся прочь!

 

         Ста­рею­щий опыт му­ти­ру­ет в спа­си­тель­ный ци­низм. Ну, на­при­мер, в та­кой вот фор­му­ли­ров­ке: вид раз­де­ваю­щей­ся жен­щи­ны вы­зы­ва­ет ра­до­ст­ные чув­ст­ва, а вид одевающейся — ра­до­ст­ные мыс­ли.

 

         «Гер­ба­лайф», «Диа­не­ти­ка», «Нау­ка ра­зу­ма», «Сба­лан­си­ро­ван­ное пи­та­ние» и т. д. и т. п. — это всё след­ст­вия и ре­зуль­та­ты мен­таль­ной ин­тер­вен­ции, ко­то­рая раз­вер­ну­лась в ин­тел­лек­ту­аль­ном и ду­хов­ном про­стран­ст­ве Рос­сии. Здесь не уме­ют поль­зо­вать­ся, не ве­ря. Бу­к­валь­но: поверить — счи­тай, про­ве­рить. Соб­ст­вен­ные внут­рен­ние рос­сий­ские ве­ро­ва­ния (в том чис­ле: идео­ло­ги­че­ские, эко­но­ми­че­ские, тех­ни­че­ские, пси­хо­ло­ги­че­ские и проч.) но­си­ли весь­ма от­вле­чен­ный, аб­ст­ракт­ный ха­рак­тер, все­гда стре­мясь в сво­ем са­мо­вы­ра­же­нии к при­под­ня­то­сти и обоб­ще­нию. Ны­неш­няя мен­таль­ная ин­тер­вен­ция сыг­ра­ла на том, что ре­ком­би­ни­ру­ет ис­ход­ную, при­род­но-от­вле­чен­ную мен­таль­ность рус­ско­го че­ло­ве­ка на свой лад и нау­ча­ет его прак­ти­че­ской ве­ре. Как ес­ли бы вдруг стра­те­га пе­ре­учи­ли на так­ти­ка. Умень­ши­ли в се­бе са­мом.

 

         Лю­бовь в лю­дях ста­но­вит­ся ви­ди­мой и об­на­ру­жи­ва­ет­ся не по то­му, как они встре­ча­ют­ся, а по то­му, как они рас­ста­ют­ся. Са­мо­лю­бие но­сит оде­ж­ды люб­ви. Рас­ста­ва­ние об­на­жа­ет прав­ду.

 

         Спо­соб. Жи­вое от мерт­во­го тош­нит, и мерт­вое от жи­во­го тош­нит: так они и оп­ре­де­ля­ют друг дру­га.

 

         Ес­ли всю энер­гию жиз­ни по­тра­тить лишь на ее раз­гон, то мо­жет слу­чить­ся не­об­ра­ти­мое: сил ос­та­но­вить­ся не бу­дет!

 

         Под­ро­ст­ки: силь­ные чув­ст­ва вы­ра­жа­ют­ся че­рез гром­кие зву­ки. Взрос­лые: силь­ные чув­ст­ва опи­ра­ют­ся на си­лу мыс­ли. Ста­ри­ки: силь­ные чувства — цве­ты со­жа­ле­ния.

 

         Од­ни за­ня­ты из­го­тов­ле­ни­ем «мыс­лей по по­во­ду», дру­гие из­го­тав­ли­ва­ют по­во­ды для мыс­лей.

 

         Хо­ро­шо и пра­виль­но, ко­гда ле­ген­да о че­ло­ве­ке пе­ре­жи­ва­ет его са­мо­го. А ес­ли на­обо­рот: че­ло­век, пе­ре­жив­ший свою соб­ст­вен­ную ле­ген­ду? Это ведь — «де­ти эпо­хи», зом­би из про­шло­го.

 

         На­стоя­щий вол­шеб­ник во­об­ще не­ви­дим.

         По­лу­вол­шеб­ни­ка за­ме­ча­ют толь­ко по­сле смер­ти: «Бо­же! Как мы его рань­ше не раз­гля­де­ли!»

         Од­на­ко боль­ше все­го при­тво­рять­ся вол­шеб­ни­ка­ми лю­бят фо­кус­ни­ки: «Смот­ри­те! Смот­ри­те, что я умею де­лать!»

 

         Чув­ст­ва диф­фе­рен­ци­ро­ва­ны. По-от­дель­но­сти, ка­ж­дое из них аб­со­лют­но прав­ди­во в сво­ей об­лас­ти. Со­во­куп­ная ин­фор­ма­ция всех чувств соз­да­ет ин­ди­ви­ду­аль­ную кар­ти­ну по­зна­ния.

         Ложь — это раз­ни­ца ме­ж­ду по­зна­ни­ем и зна­ни­ем.

         Зна­ние не чув­ст­ву­ет и не пер­со­ни­фи­ци­ру­ет.

 

         «Вре­мя со­би­рать кам­ни» — это со­би­рать те из них, ко­то­рые лю­ди дер­жат за па­зу­хой, на серд­це. Пусть бро­сят: на­до при­нять, не от­ве­тив! И что то­гда у бро­сив­ше­го ос­та­нет­ся? Дыр­ка! Че­рез это от­вер­стие в серд­це мо­жет вой­ти но­вая ду­ша.

 

         Лю­ди стре­мят­ся сде­лать во­круг се­бя «ка­че­ст­вен­ное ко­ли­че­ст­во». Луч­ше бы они по­за­бо­ти­лись о «ко­ли­че­ст­ве ка­честв».

 

         У зем­лян при­ня­то вы­ра­жать силь­ные чув­ст­ва при по­мо­щи: гром­ко­го зву­ка, креп­ких на­пит­ков и гру­бо­го сло­ва.

 

         Ло­мать скор­лу­пу пред­став­ле­ний мож­но с двух сто­рон сра­зу.

 

         Удоб­нее все­го при­гла­шать ино­пла­не­тя­ни­на в дом сво­его ми­ро­воз­зре­ния.

 

         В од­ной ком­па­нии ма­ло куль­ту­ры, за­то мно­го жиз­ни, в другой — на­обо­рот. Очень ред­ко бы­ва­ет, что­бы куль­ту­ра и жизнь би­ли од­ним фон­та­ном.

 

         У Люб­ви нет име­ни.

 

         Логика — по­строе­ние разума — пау­ти­на, в ко­то­рой за­пу­ты­ва­ет­ся ду­ша, и где из нее вы­пи­ва­ют кровь.

 

         С очень веж­ли­вым, по­ря­доч­ным или очень куль­тур­ным че­ло­ве­ком схо­дить­ся близ­ко не­безо­пас­но: не­ча­ян­но мож­но раз­гля­деть свою соб­ст­вен­ную без­образ­ность, ко­то­рая, став ви­ди­мой, не­мед­лен­но на­па­да­ет. С это­го на­чи­на­ет­ся рус­ское са­мо­ед­ст­во.

 

         Зер­но, «взо­рван­ное» рос­том, жиз­нью, тво­рит свою уве­ли­чи­ваю­щую­ся Вселенную — стро­ит свой дом, в ко­то­ром по­сле смер­ти стеб­ля при­дет­ся жить; так что пря­мой смысл — ста­рать­ся. Глав­ный строи­тель «до­ми­ка для ду­ши» — твое при­жиз­нен­ное во­об­ра­же­ние. Не свя­зы­вай ему ру­ки и не дер­жи на го­лод­ном пай­ке пра­вил, не ри­суй ему гра­ниц. Толь­ко то­гда оно ус­пе­ет по­стро­ить дос­та­точ­но про­сто­рную бес­ко­неч­ность.

 

         Я ме­ня­юсь из­нут­ри и по­зво­ляю ми­ру во­круг из­ме­нять­ся то­же.

 

         Примитив — это ко­гда про­стое вы­ра­же­но слож­но. Гар­мо­ния, по­те­ряв­шая блеск, пре­вра­ща­ет­ся в ба­наль­ность.

 

         Вы бо­ре­тесь за свет­лое бу­ду­щее? Луч­ше бы вы бо­ро­лись за свет­лое на­стоя­щее! А то тем­но­ва­то у вас тут…

 

         Раз­ви­ваю­щее­ся «Я» пе­ре­хо­дит в сум­ми­рую­щее «И», но ко­гда «И» ус­та­ет, оно на­ни­ма­ет «по­гра­нич­ни­ков» — все­воз­мож­ные: «ес­ли», «но», «од­на­ко», «по­то­му что»…

 

         Пья­ный сын ки­нул­ся на от­ца с но­жом, ра­нил.

         Мать в ужа­се бро­са­ет­ся к сы­ну: «Ты пред­став­ля­ешь, что ты на­тво­рил? Те­бя же по­са­дят!»

         Вот бы пси­хо­ло­гам по­ин­те­ре­со­вать­ся у му­жа, что он пе­ре­жил в тот мо­мент, ко­гда ему тре­бо­ва­лось ока­зать пер­вую по­мощь.

 

         Вопросы — ин­ст­ру­мент пы­ток. Пы­та­ют ближ­не­го, се­бя, при­ро­ду, ду­шу. Для «уси­ле­ния» во­про­са мож­но при­ме­нить ка­ле­ное же­ле­зо или элек­три­че­ский ток, или пси­хо­ло­ги­че­ские от­мыч­ки, или еще что-ни­будь.

         Мож­но ли нау­чить­ся жить вне во­про­са? Воз­мож­но, пер­вый крае­уголь­ный ка­мень, за­ло­жен­ный в ос­но­ву всей цивилизации — имен­но этот знак. Пыт­ка.

         Жизнь — про­бле­ма. Как нау­чить­ся ре­шать про­бле­му, не при­бе­гая к во­про­сам? К пыт­кам.

         При­ме­не­ние во­про­сов де­ла­ет про­бле­му бес­ко­неч­ной.

 

         Как стать но­вым? Дей­ст­ви­тель­но дру­гим. Как сде­лать про­цесс са­мо­об­нов­ле­ния не­пре­рыв­ным и со­зи­да­тель­ным? За­да­ча бо­лее чем на­сущ­на: тот, кто не уме­ет и не ус­пе­ва­ет самообновляться — без­на­деж­но от­ста­ет в жиз­ни и про­иг­ры­ва­ет. Мир стре­ми­тель­но ста­но­вит­ся как бы про­зрач­ным и объ­ем­ным, при этом сам по­сто­ян­но ме­ня­ет­ся, «иг­ра­ет», как ма­ги­че­ский кри­сталл. Се­го­дня ма­ло быть в этом ми­ре про­сто хо­ро­шим спе­циа­ли­стом или че­ло­ве­ком, знаю­щим нуж­ные пра­ви­ла поведения — нуж­но са­мо­му нау­чить­ся «иг­рать». Как иг­ра­ет с судь­бой вся­кий, иду­щий по ка­на­ту, на­тя­ну­то­му над ве­ли­ким Ни­что.

 

         Уче­ные, док­то­ра на­ук, пре­по­да­ва­те­ли-ин­но­ва­то­ры и да­же академики — со­бра­лась вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ная пуб­ли­ка, объ­е­ди­нен­ная об­щим по­ни­ма­ни­ем про­бле­мы: то, ка­ки­ми вы­рас­та­ют се­го­дняш­ние люди — пло­хая и не­ка­че­ст­вен­ная «про­дук­ция» на­шей, ме­ст­ной, рос­сий­ской ци­ви­ли­за­ции. Не­удов­ле­тво­ри­те­лен про­фес­сио­на­лизм лич­но­сти, и, что осо­бен­но огорчительно — сла­бы ка­че­ст­вен­ные «па­ра­мет­ры»: от­сут­ст­ву­ет ин­тел­ли­гент­ность, уме­ние поль­зо­вать­ся сво­бо­дой, о ду­хов­но­сти уж и го­во­рить, за­час­тую, не при­хо­дит­ся. А жизнь — идет. Хо­тим мы то­го, или не хо­тим, она предъ­яв­ля­ет к сво­им уча­ст­ни­кам всё воз­рас­таю­щие «по уров­ню» тре­бо­ва­ния: опо­здав­шие, ле­ни­вые, сле­пые и гор­дые самолюбцы — мо­гут ос­тать­ся за бор­том не­ос­та­но­ви­мо­го ко­раб­ля эво­лю­ции. Как по­мочь ближ­не­му, как сде­лать так, что­бы он — бу­к­валь­но! — не спал на хо­ду? Раз­бу­дить ак­тив­ность, вклю­чить жиз­нен­ный ин­те­рес человека — вот за­да­ча и бла­го­род­ней­шая, и труд­ней­шая. По­то­му что вся­кий «спя­щий» реа­ги­ру­ет на по­буд­ку оди­на­ко­во: «От­стань­те! Мне и без вас хо­ро­шо!» Мо­гут и в лоб дать.

 

         Эф­фект дельфина — это его вро­ж­ден­ная без­ус­лов­ная при­выч­ка вы­тал­ки­вать на по­верх­ность всё жи­вое, что ну­ж­да­ет­ся в по­мо­щи. Точ­но так же ро­ди­те­ли-лю­ди ста­ра­ют­ся «вы­толк­нуть» сво­их чад в иной, бо­лее вы­со­кий уро­вень жиз­ни. Но во­прос в ином: как ока­зать­ся в прин­ци­пи­аль­но иной жиз­ни? Как «вы­толк­нуть» са­мих се­бя в дру­гие го­ри­зон­ты? Ни бог, ни царь и не ге­рой здесь не по­мо­гут. Дей­ст­ви­тель­ная дви­жу­щая си­ла лю­бой но­виз­ны как бы не­ве­ро­ят­на с точ­ки зре­ния тра­ди­ци­он­ной ре­аль­но­сти: она — внут­ри че­ло­ве­ка, в его во­об­ра­же­нии, ес­ли го­во­рить точ­нее. По­это­му так важ­на слег­ка под­за­бы­тая ис­ход­ная ба­наль­ность: про­дук­тив­ное воображение — ис­точ­ник и при­чи­на соз­дав­шей­ся ци­ви­ли­за­ции. Ка­ж­дый но­сит внут­ри се­бя сво­его «дель­фи­на». Вос­тре­бо­ван­но­го или, увы, нет.

 

         Ны­неш­ние лю­ди на­чи­на­ют осоз­на­вать, что они не эко­ло­гич­ны, пре­ж­де все­го, в са­мих се­бе. По­это­му идея «про­ры­ва» (сквозь са­мих се­бя, по­лу­ча­ет­ся) всё на­стой­чи­вее сту­чит­ся в ду­бо­вые две­ри се­го­дняш­не­го не­под­виж­но­го соз­на­ния. Новое — это в ка­ком-то смыс­ле все­гда «не­по­роч­ное за­ча­тие»: на ста­рый тип мыш­ле­ния на­кла­ды­ва­ет­ся та­бу, он ста­но­вит­ся «по­роч­ным» — спо­соб­ным по­ро­дить лишь то, что уже из­вест­но или ком­би­на­ции из­вест­но­го; имен­но та­ким об­ра­зом во все ве­ка ор­га­ни­зо­вы­ва­лась тех­но­ло­гия про­ры­ва; ве­ли­кие пред­ше­ст­вен­ни­ки со­тво­ря­ли не­бы­ва­лое в оди­ноч­ку, со­вре­мен­ни­ки уме­ют кон­цен­три­ро­вать энер­гию мно­гих жиз­ней в еди­ный на­прав­лен­ный луч — тун­нель в не­ве­до­мое. Дра­ма­тизм си­туа­ции в том, что ока­зав­шись ре­аль­но в этом са­мом во­ж­де­лен­ном но­вом, при­хо­дит­ся ре­аль­но хо­ро­нить всё ста­рое. Как в жиз­ни.

 

         Умный — слу­ша­ет. Ко­го? Как? За­чем? Дру­гих? Се­бя? Ти­ши­ну? По­че­му же, все-та­ки, ум­ные лю­ди спо­рят? Мо­жет быть, они ин­туи­тив­но ста­ра­ют­ся «до кон­ца вы­го­во­рить­ся» — из­ба­вить­ся от сво­его «со­дер­жа­ния», что­бы эле­мен­тар­но ос­во­бо­дить ме­сто для раз­ме­ще­ния но­во­го?! Так ухо­дит ввысь ракета — без­опор­ное существо — дви­жу­щая­ся имен­но по­то­му, что уме­ет от­бра­сы­вать «часть се­бя». Стран­ный и не­мно­го пе­чаль­ный об­раз, ес­ли его при­ме­нить к лю­дям. Кто-то взры­ва­ет­ся на стар­те, кто-то ча­дит и гро­хо­чет, кто-то про­сто от­сы­рел, а тот, кто дей­ст­ви­тель­но взлетел — уже не воз­вра­ща­ет­ся.

 

         Един­ст­вен­ный шанс из­ме­нить ход жизни — это из­ме­нить ее при­чи­ну. При­чи­на жизни — сам че­ло­век, его внут­рен­ний мир. Ог­ля­ни­тесь: всё вокруг — лишь след­ст­вие ка­кой-то пред­ше­ст­вую­щей вы­дум­ки, чер­те­жа, сло­ва… След­ст­вие след­ст­вий! Ре­аль­ная при­чи­на соб­ст­вен­ной цивилизации — че­ло­ве­че­ское во­об­ра­же­ние. Вот в не­го-то и сле­ду­ет вкла­ды­вать си­лы, день­ги и вре­мя. Не­у­же­ли не­по­нят­но, не­у­же­ли еще кто-то на­де­ет­ся из­ме­нить при­чи­ну, под­ре­ту­ши­ро­вав след­ст­вия? Раз­ви­тие все­гда дра­ма­тич­но. Во многом — это оди­но­кий путь. Впро­чем, как вся­кое дви­же­ние на вы­со­те.

 

         «Аме­ри­кан­ский об­раз жиз­ни» жи­вет и побеждает — рос­сия­не (всех на­цио­наль­но­стей) са­ми се­го­дня пе­ре­жи­ва­ют блиц­криг осо­бо­го ро­да, ин­тер­вен­цию мен­та­ли­те­та за­пад­но­го ти­па. Есть мно­го­чис­лен­ные жерт­вы. Глав­ный со­кру­шаю­щий удар — по де­тям. Ментальность — хищ­ное су­ще­ст­во.

 

         Хит ты­ся­че­ле­тия! Рус­ский те­атр: «На­ши про­тив на­ших». (На по­сто­ян­ную ра­бо­ту тре­бу­ют­ся за­ру­беж­ные сце­на­ри­сты и ре­жис­се­ры.)

 

         Ум че­ло­ве­ка мо­жет «за­бо­леть» чем угод­но. На­при­мер, «чув­ст­вом гор­до­сти», «чув­ст­вом от­вет­ст­вен­но­сти» или то­го хуже — «чув­ст­вом спра­вед­ли­во­сти». Ну и что? А то, что управ­ле­ние жиз­нью в уме, «бо­лею­щим» та­ким об­ра­зом, боль­ше не при­над­ле­жит са­мо­му интеллекту — всем управ­ля­ют эмо­ции. Взрос­лая жизнь на­чи­на­ет на­по­ми­нать дет­ский сад. Ска­жем, чув­ст­во спра­вед­ли­во­сти пре­вра­ща­ет­ся в из­люб­лен­ное ариф­ме­ти­че­ское дей­ст­вие русских — де­ле­ние. Де­лит­ся всё: крес­ло, вре­мя, сред­ст­ва, дру­зья. Со­зи­дать рос­сы лю­бят на­чи­нать с… раз­ме­же­ва­ния.

 

         Пе­ри­од пер­во­на­чаль­но­го на­ко­п­ле­ния ка­пи­та­ла ис­ка­жа­ет че­ло­ве­че­ское ли­цо до зве­ри­но­го об­ли­ка. Мы ни­ко­гда не вы­рвем­ся из ча­ст­но­го чув­ст­ва ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти. Внут­рен­ний «зверь» все­гда бу­дет про­рас­тать на­ру­жу. Будь ты с порт­фе­лем, будь ты с со­хой.

 

         Лю­ди со­глас­ны на лю­бую ста­биль­ность.

 

         Вот — де­ре­во. Ес­ли его те­ло рас­пи­лить на дос­ки, то мож­но по­ста­вить за­бор. А вот — зем­ля. Из нее по­лу­ча­ют­ся кир­пи­чи, из кирпичей — дом. Во­круг дома — за­бор. А вот и снег. Хо­лод­но. Но вой­дет че­ло­век в свое жи­ли­ще, за­то­пит печь и за­жжет свет. И бу­дет те­п­ло. По­то­му что толь­ко че­ло­век уме­ет де­лать те­п­ло во­круг се­бя, ко­гда вокруг — сту­жа…

 

         Лю­ди слу­ша­ют друг дру­га, по­то­му что хо­тят, на­вер­ное, по­нять се­бя.

 

         Вре­мя без­на­деж­ных мно­го­то­чий в Рос­сии по­сте­пен­но пре­вра­ща­ет­ся в по­ис­ти­не зо­ло­тые двое­то­чия, за ко­то­ры­ми по­ти­хонь­ку на­чи­на­ет про­гля­ды­вать­ся пе­ре­чень дел и же­ла­ний.

 

         Земля — кор­ми­ли­ца. Эту ба­наль­ность же­ла­тель­но про­чув­ст­во­вать ка­ж­до­му лич­но: не толь­ко хле­ба, но и са­ми лю­ди, и их ве­щи, их окружение — всё, аб­со­лют­но всё сра­бо­та­но из ма­те­рин­ско­го ис­ход­но­го материала — Зем­ли. А она на­ча­ла ску­деть и бо­леть. Есть кой-ка­кой дол­жок у нас, лю­дей, пе­ред этой пер­во­при­чи­ной; лю­ди жизнь «де­ла­ют», а зем­ля ее про­из­во­дит иначе — ро­ж­да­ет. Есть раз­ни­ца?!

 

         В сов­хо­зе «Вос­точ­ный» — на от­кры­тых пло­щад­ках и в павильонах — со­б­ра­но ко­лос­саль­ное ко­ли­че­ст­во тех­ни­ки со все­го све­та. Обид­но, что уча­ст­ни­ков кон­фе­рен­ции (а ведь это, как пра­ви­ло, глу­бо­кие спе­циа­ли­сты экс­т­ра-клас­са) про­гна­ли за пол­ча­са-час ми­мо ин­те­рес­ней­ших экс­по­на­тов, око­ло ко­то­рых стоя­ли та­кие же спе­циа­ли­сты-экс­т­ра, кон­ст­рук­то­ры и ди­рек­то­ра, при­та­щив­шие свои тех­ни­че­ские де­ти­ща за ты­ся­чи ки­ло­мет­ров и смон­ти­ро­вав­шие их здесь. Веч­но то­ро­пим­ся. Ку­да? То­ро­пим­ся… по­ка­зать! Что­бы что? Чтобы — по­ка­зать всё. С раз­ма­хом. Здо­ро­во, ко­неч­но, но спе­циа­ли­стов жал­ко. Я ви­дел их воз­бу­ж­ден­ные, но не­сколь­ко рас­те­рян­ные ли­ца. Нель­зя тра­вить прак­ти­ков ми­мо­лет­ным по­ка­зом.

 

         Сядь и за­ду­май­ся. А по­том встань и де­лай. Зем­ля те­бе от­да­ла свою жизнь. И ты те­перь ей от­дай свою.

 

         Воображение — един­ст­вен­ная ре­аль­ность. Ог­ля­нись: мир лю­дей це­ли­ком был во­об­ра­жен ими самими — плоть лишь «на­рос­ла» во вре­ме­ни на чер­те­жи, схе­мы и сло­ва. Ос­таль­ной мир во­об­ра­жен не на­ми. Цивилизация — плод фан­та­зии, раз­вив­ший­ся в ма­те­рин­ском чре­ве и за счет не­го. Воображение — един­ст­вен­ный обою­до­ост­рый ин­ст­ру­мент, прак­ти­че­ски при­рав­няв­ший че­ло­ве­ка и к Дья­во­лу, и к Бо­гу. Выбор — внут­ри нас и он все­гда сво­бо­ден. Внеш­ний мир за­хо­дит в эко­ло­ги­че­ские ту­пи­ки, по­то­му что не эко­ло­гич­но раз­ви­ва­лась «внут­рен­няя сре­да» че­ло­ве­че­ско­го обитания — внут­рен­ний мир. Глав­ная при­чи­на проблем — оду­хо­тво­ре­ние сознания — ка­жет­ся та­кой от­вле­чен­ной, та­кой ма­ло­су­ще­ст­вен­ной… Че­ло­век «вы­тя­нул» в мир бы­тия ко­лос­саль­ное ко­ли­че­ст­во ве­щей, ко­то­рые всту­пи­ли в за­во­ра­жи­ваю­щее взаи­мо­дей­ст­вие: ос­та­лось лишь «вы­ду­мать» для все­го это­го са­мое главное — са­му жизнь. В ми­ре эту «тех­но­ло­гию», ко­гда жи­вое ро­ж­да­ет­ся толь­ко от жи­во­го на­зы­ва­ют оду­хо­тво­ре­ни­ем. Весь внеш­ний мир оду­хо­тво­рен, так ска­зать, Твор­цом; оду­хо­тво­ре­ние внут­рен­не­го лич­но­го мира — ра­бо­та ка­ж­до­го. По­нят­но, что энер­гию эмо­ций, си­лу зна­ния, день­ги и вре­мя сле­до­ва­ло бы вкла­ды­вать имен­но в при­чи­ну фе­но­ме­на че­ло­ве­че­ско­го бытия — в про­бу­ж­де­ние его внут­рен­не­го са­мо-со­дер­жа­ния. Че­рез это мо­жет про­изой­ти оду­хо­тво­ре­ние всей дея­тель­но­сти че­ло­ве­ка на Зем­ле и не толь­ко. Не­об­хо­ди­мость уже осоз­нан­на. Но как «до­тя­нуть» труд­но­фор­ма­ли­зуе­мые ду­хов­ные ком­по­нен­ты че­ло­ве­че­ско­го бы­тия до су­гу­бых тех­но­ло­гий? Воз­мож­но, в одиночку — «до­тя­нуть» се­бя, что­бы по­том сле­ды ре­мес­ла ав­то­ма­ти­че­ски «жи­ли», а не про­сто «ра­бо­та­ли».

 

         Будь­те бди­тель­ны: след­ст­вия лю­бят ря­дить­ся в оде­ж­ды при­чи­ны! Об­раз по­ро­ж­да­ет по­до­бие, по­до­бие по­ро­ж­да­ет вещь.

 

         Рус­ская зем­ля. Не­сча­ст­ная соб­ст­вен­ность.

 

         Не на­пить­ся чис­той во­ды из за­мут­нен­но­го ис­точ­ни­ка… Земля — ис­точ­ник всей прак­ти­че­ской жиз­ни лю­дей. Он се­го­дня да­же не замутнен — за­га­жен и ис­пор­чен. Бесплодие — рас­пла­та за эго­изм. Ра­цио­наль­ная на­ша ци­ви­ли­за­ция об­рек­ла не­ви­ди­мые че­ло­ве­че­ские ду­ши на го­лод­ную смерть. Сле­дом за не­ви­ди­мым го­ло­дом за­мая­чил го­лод ви­ди­мый: бес­плод­ной ста­но­вит­ся са­ма Зем­ля. Труд тех, кто пы­та­ет­ся вер­нуть зем­ле пло­до­ро­дие, по­хож на под­виж­ни­че­ст­во, а речь их об этом за­час­тую под­ни­ма­ет­ся до фи­ло­соф­ско­го зву­ча­ния. По­то­му что за­да­ча дей­ст­вий про­ста, как на вой­не: вы­жить.

 

         Человек — очень «за­дум­чи­вое» су­ще­ст­во. Бли­же к смерт­но­му од­ру чис­ло «за­дум­чи­вых» за­мет­но уве­ли­чи­ва­ет­ся.

 

         Чер­вяк из­на­чаль­но на­хо­дит­ся в ус­ло­ви­ях па­то­ген­ной мик­ро­фло­ры и мик­ро­фау­ны. То есть, в этой сре­де из­на­чаль­но со­дер­жит­ся гро­мад­ное чис­ло бо­лез­не­твор­ных су­ществ. По­сле то­го, как червь по­ра­бо­тал, — про­дукт по­лу­ча­ет­ся чис­тей­ший! Дей­ст­ви­тель­но, хоть в рот не кла­ди. Па­то­ген­ность ис­че­за­ет. При этом сам червь не бо­ле­ет.

         Срав­ни­те: твор­че­ские лич­но­сти, «чер­вяч­ки» куль­тур­но­го слоя жиз­ни очень лю­бят «про­пус­кать че­рез се­бя» ду­хов­ную грязь и пре­вра­щать ее в про­из­ве­де­ние ис­кус­ст­ва.

 

         Фраг­мент ин­тер­вью с из­вест­ным мо­с­ков­ским бардом Ю. К.

         — Я ви­жу пе­чаль­ную кар­ти­ну над Рос­си­ей: ко­ло­ни­за­ция ее ин­тел­лек­ту­аль­но­го и ду­хов­но­го про­стран­ст­ва. О ре­бен­ке в мо­ем пас­пор­те за­пи­са­но: сын. Ко­гда я с ним об­ща­юсь, мои чув­ст­ва до­но­сят дру­гое: я имею де­ло с один­на­дца­ти­лет­ним «аме­ри­кан­цем»…

         — Всё, всё по­нял! Я, на­ко­нец, по­нял, что вас бес­по­ко­ит. Это бес­по­ко­ит и ме­ня. Но я смот­рю на ве­щи чу­точ­ку ина­че. Это «ина­че» объ­яс­ня­ет­ся раз­ни­цей ме­ж­ду крат­ко­стью че­ло­ве­че­ской жиз­ни и дли­тель­но­стью об­щих, ис­то­ри­че­ских про­цес­сов. Вы­ра­жа­ясь про­ще, мож­но ут­вер­ждать, что ду­шев­ное раз­ви­тие лю­дей на­хо­дит­ся еще в са­мом за­ро­ды­ше. Ме­ня по­ра­зи­ло наблюдение — уж не пом­ню ко­го, — что че­ло­ве­че­ский «ду­шев­ный воз­раст» не пре­вы­ша­ет уро­вень пя­ти­лет­не­го. Пе­ре­до мной да­же об­ра­зо­ва­лась стран­ная кар­тин­ка, ри­сую­щая то, что про­ис­хо­дит за гро­бом; вдруг я пред­ста­вил, что ТАМ че­ло­ве­че­ская ду­ша вдруг ста­но­вит­ся рав­на са­мой се­бе, и ТАМ все на­ши ду­ши ста­но­вят­ся стро­го «пя­ти­лет­ни­ми», «трех­лет­ни­ми»… Точ­но­го уров­ня на се­го­дняш­ний день я не знаю. Но мил­ли­он лет на­зад она на­вер­ня­ка бы­ла мень­ше­го воз­рас­та, ве­ли­чи­ной, ска­жем, в «год», «два». Мне пред­ста­вил­ся та­кой за­гроб­ный «дет­ский са­дик», где бе­га­ют пя­ти­лет­ний Гит­лер, пя­ти­лет­ний Ста­лин… Они — иг­ра­ют, за­бав­ля­ют­ся, оби­жа­ют­ся, льют сле­зы и со­вер­шен­но не оза­бо­че­ны тем, что­бы со­об­щить СЮ­ДА о том, как ТАМ жи­вет­ся. Им это про­сто в го­ло­ву не при­хо­дит!

 

         Мой пре­крас­ный друг!

         Ка­ж­дый че­ло­век по­до­бен скрип­ке. Он то­мит­ся по не из­вле­чен­но­му зву­ку сво­ей жиз­ни. Од­ни на­зы­ва­ют этот звук «смыс­лом», дру­гие «судь­бой», тре­тьи да­же не ве­рят в его су­ще­ст­во­ва­ние… Ты, жен­щи­на, муд­ра серд­цем. Ты зна­ешь толь­ко од­но слово — Лю­бовь. Оно на­пол­ня­ет ве­ли­кой му­зы­кой бы­тия и те­бя са­му, и всё во­круг. Это — ве­ли­кое Сло­во! Пред ним за­мол­ка­ют мыс­ли и скло­ня­ют го­ло­ву объ­яс­не­ния. По­то­му что веч­ность люб­ви на­пол­не­на ти­ши­ной. Ка­ким кри­ком ра­зо­рвешь ее? И за­чем?! Го­лод­ные скрип­ки на­ших су­деб то­ро­п­ли­вы и не­раз­бор­чи­вы. Очень час­то обык­но­вен­ный шум ка­жет­ся нам за­ме­ча­тель­ной пес­ней. А дей­ст­ви­тель­но чудо — да­же не вол­ну­ет. Кто, ка­кой Мас­тер дер­жит в ру­ках смы­чок? Ред­ко кто вла­де­ет им сам. Тре­вож­ная му­зы­ка со­б­ра­на в се­го­дняш­нем ми­ге бы­тия! Об­ра­зы, вре­мя, уда­чу и крах — ро­ж­да­ем мы са­ми.

         Лю­би­мая! Хо­чешь ли ты стать со­бой? Та­кой, ка­кая ты есть на са­мом де­ле. А не та­кой, ка­кою те­бя пред­став­ля­ет об­ще­ст­во или твой же ра­зум: то един­ст­вен­ной и са­мой луч­шей, то упав­шей, рас­тро­ган­ной, пла­чу­щей над со­бой… В ми­ре, где все при­вык­ли при­тво­рять­ся, ес­те­ст­вен­ность так труд­на! Но дру­гую я не смо­гу по­лю­бить, дру­гой я не смо­гу ска­зать эти сло­ва. Не бу­ду ус­лы­шан. Я бо­юсь слов. Они де­ла­ют ме­ня ли­це­ме­ром, а тебя — об­ман­щи­цей. Ведь так лег­ко при­нять за любовь — са­мо­лю­бие.

         Жизнь про­яв­ля­ет на­ши ли­ца. Сначала — ви­ди­мые, потом — все ос­таль­ные. Лю­би­мая! Я об­ра­ща­юсь к за­кли­на­нию: пусть бу­дут пре­крас­ны­ми все твои ли­ки: доб­ро­ты, тер­пе­ния, кро­то­сти, свя­то­сти, слез пе­ча­ли и слез ра­до­сти. Лю­би­мая! Я ох­ра­ню твою без­за­щит­ность. И Бог даст пре­об­ра­же­ние нам обо­им.

         Ве­ли­чай­шее мое со­кро­ви­ще! Жен­щи­на! Ты — то, чем я ни­ко­гда не смо­гу стать сам. Ты — дру­гая по­ло­ви­на ми­ра. Ка­ж­дая на­ша встреча — вос­торг еди­не­ния и му­ки ро­ж­де­ния. Свет­лый Ре­к­ви­ем зву­чит над по­лем жиз­ни. Я люб­лю те­бя, мой друг! И не хо­чу ни­че­го бо­лее.

 

         От­ме­нить вре­ме­на го­да не по­лу­чит­ся. По­это­му се­ять и жать всё рав­но при­дет­ся.

 

         Ны­неш­ний че­ло­век слиш­ком «ко­ро­ток», что­бы во­брать в се­бя весь мир. По­это­му он по­сту­па­ет об­рат­ным об­ра­зом: из­ме­ря­ет со­бой. Че­ло­ве­че­ская спо­соб­ность срав­ни­вать обо­ра­чи­ва­ет­ся при­чуд­ли­вы­ми ис­кус­ст­ва­ми или не­ле­по­стью. По­то­му что «уметь срав­ни­вать» — это од­но, а «хо­теть срав­ни­вать» — со­всем дру­гое. Так и кон­чи­лось: уме­ем хо­теть! Так и рас­та­щи­ли Об­раз на раз­но-об­ра­зие.

 

         Под­ни­ма­юсь по тру­пам дру­зей, спо­ты­ка­ясь о тру­пы лю­би­мых… И гля­дит с об­ла­ков ста­рый бог-ро­то­зей на борь­бу пи­лиг­ри­ма с вер­ши­ной!

         Не ви­но­вен, что вы­бор мой скуп: я друзь­ям пред­ла­гаю по­ги­бель; ес­ли ля­жем не по­рознь, а тру­пом на труп — бу­дет бо­го­ва бли­же оби­тель.

         Под­хо­ди! — и ду­рак, и муд­рец; лег­че вы­быть из вре­ме­ни хо­ром, но ве­ли­кий ры­бак, наш не­бес­ный отец, бра­конь­е­рит с не­бес­ным за­мо­ром.

         «Ни­ко­му… — его ше­пот! — не верь…» Ни­ко­му! Пес­ня дней от­ра­ви­лась. Ни­ко­му! Ни­ко­му! Все сомнения — червь. И — с вер­ши­ны судь­ба по­ка­ти­лась!

         Не для чер­ни не­бес Ко­ли­зей! На три бу­к­вы по­слав пи­лиг­ри­мов, воз­вра­ща­юсь об­рат­но по тру­пам дру­зей, спо­ты­ка­ясь о тру­пы лю­би­мых!

         Мерт­ве­цы под­ни­ма­ют ста­кан, им па­де­ние ка­жет­ся взле­том… Мерт­ве­цы об­ра­ща­ют­ся к мерт­вым бо­гам, и друг дру­га пу­га­ют­ся: «Кто там?!»

         Ах, в ду­ше Бо­га труп… Бо­же мой! Эй, кто мерт­вый тут есть, аль жи­вой?..

 

         Жизнь час­то ве­се­лит­ся, ис­пу­гав­шись Смер­ти. Это — по­лез­ная ис­те­ри­ка.

 

         Жен­ское са­мо­дур­ст­во во мно­гом обя­за­но муж­ско­му тер­пе­нию.

 

         Ра­дость «но­вой жиз­ни» пар­тия ка­ких-ни­будь «но­вых» раз­де­лит со всем на­ро­дом. Но — не по­ров­ну.

 

         Ал­ко­го­ли­ки, пре­ступ­ни­ки, ха­мы, мер­зав­цы… В ка­ж­дом из них есть «спя­щая кра­са­ви­ца» — Че­ло­век. И его ино­гда уда­ет­ся раз­бу­дить сна­ру­жи стран­ным об­ра­зом: ал­ко­го­лем, пре­сту­п­ле­ни­ем, хам­ст­вом…

 

         По­ка есть про­тя­ну­тая рука — есть бла­го­де­тель. По­ка есть благодетель — есть про­тя­ну­тая ру­ка… На­до ос­та­вить что-то од­но!

 

         Всё бу­дет про­ще и страш­нее: ус­та­нет маг, уй­дет спи­рит, и го­лос вла­ст­ный всё мощ­нее примк­нет к те­бе. И — усы­пит!

         Сте­риль­на тьма. Сон — па­на­цея! Ора­кул мертв. Пе­ред толпой — во­ж­ди, об­ма­ну­тые це­лью, и храм со сби­той го­ло­вой…

         Ве­до­мый ве­ха­ми об­ма­на, ты по­гу­бил сво­их де­тей! И ми­мо алч­но­го кар­ма­на про­нес праг­ма­тик пла­ту дней.

         Тря­сут глу­пей­шие мо­ща­ми ста­ри­ны. Бег­лец во вре­ме­ни об­ма­ны­ва­ет сны.

 

         Так в жиз­ни слу­ча­ет­ся.

         Шла по ули­це Прин­цес­са, и вдруг стал на нее на­ез­жать трам­вай. Уви­дел это Нищий — ус­пел толк­нуть бед­няж­ку прочь из-под ко­лес. Прин­цес­са упа­ла, рас­шиб­ла ко­лен­ку, ис­пу­га­лась очень. А ко­гда трам­вай отъ­е­хал, вста­ла и на­да­ва­ла Ни­ще­му по мор­де, да еще при­го­ва­ри­ва­ла: «Как сме­ешь со мной так об­ра­щать­ся!»

         По­том они по­же­ни­лись и жи­ли дол­го и не­сча­ст­ли­во.

 

         Бы­ло у от­ца два сы­на. Стар­ший ум­ный, младший — ду­рак. Же­ни­лись сы­но­вья. Ро­ди­лось у них у ка­ж­до­го то­же по два сы­на. Всего — чет­ве­ро. Все — ду­ра­ки! Тут и сказ­ке ко­нец.

 

         Жи­ли-бы­ли ста­рик со ста­ру­хой. А для че­го жи­ли? — со­всем не ве­да­ли. Так и по­мер­ли: ни вре­да, ни поль­зы.

 

         — Хо­чешь, Ва­ня, в бе­ло­ка­мен­ной по­жить? — спра­ши­ва­ет Царь.

         — Хо­чу! — го­во­рит Иван.

         — Мо­ло­дец! — го­во­рит Царь. И боль­ше ни­че­го не го­во­рит.

 

         — На ме­ня! — го­во­рит Ва­си­ли­са Пре­муд­рая же­ни­ху-Ко­щею.

         — Нет уж! — го­во­рит Ко­щей. — Мне Ма­рью-ис­кус­ни­цу на­до: она ра­бо­тать лю­бит, а ду­мать я и сам мо­гу.

 

         Од­на­ж­ды Змей-Го­ры­ныч ле­тал-ле­тал и за­блу­дил­ся. Ви­дит: в ле­су гнез­до чье-то пус­тое, а в гнез­де яй­ца ле­жат. Сло­жил Змей-Го­ры­ныч кры­лья, при­сел в гнез­до от­дох­нуть. Да и за­дре­мал не­ча­ян­но. А как проснулся — слы­шит, из яиц птен­цы вы­лу­пи­лись… «Па­па! Па­па!» — кри­чат. Боль­ше ни­че­го он в жиз­ни не ус­лы­шал.

 

         На вы­со­ком ду­бе в ле­су дре­му­чем чер­ный Во­рон три­ста лет си­дел. Си­дел и не раз­го­ва­ри­вал. Ни­кто от не­го сло­ва не слы­хи­вал! Но ска­зы­ва­ли ста­рые лю­ди, что то­му, кто Во­ро­на раз­го­во­рит, он до­ро­гу к сча­стью по­ка­жет.

         Шел как-то че­рез лес бо­га­тырь из на­ро­да. Уви­дел Во­ро­на, уди­вил­ся, спра­ши­ва­ет:

         — Не зна­ешь ли, в ка­кой сто­ро­не сча­стье?

         — По­шел ты!.. — го­во­рит Во­рон.

         Так бо­га­тырь рус­ское сча­стье и на­шел.

 

         Зо­ло­тая Рыб­ка го­во­рит Ста­ри­ку:

         — Зна­чит, так. Пер­вое твое же­ла­ние будет — от­пус­тить ме­ня на во­лю, второе — при­хо­дить, ко­гда по­зо­ву, а третье твое желание — не при­ста­вать ко мне со свои­ми соб­ст­вен­ны­ми же­ла­ния­ми! Со­гла­сен ли?

         — Со­гла­сен! — толь­ко и мол­вил Ста­рик, да и прыг­нул вслед за Рыб­кой в мо­ре-оки­ян.

 

         Два не­боль­ших «диа­па­зо­на» ос­ме­лил­ся ты жиз­нью на­зы­вать: то слух иг­ра­ет в гром­кие ре­зо­ны, то зре­ние спе­шит по­ще­го­лять. Ку­да идешь, то раз­ру­шая, то вер­ша?! Шпар­гал­ка умникам — бес­печ­ная ду­ша!

 

         За ле­са­ми, за вы­со­ки­ми го­ра­ми, за бес­край­ни­ми до­ла­ми, за мо­рем синим — есть чу­дес­ная стра­на: еды вдо­воль, пи­тья вдо­воль, иди ку­да хо­чешь, де­лай что уме­ешь… Кто най­дет ту страну — не воз­вра­ща­ет­ся!

 

         За­спо­ри­ли как-то со­ло­вей из ко­ро­лев­ско­го са­да и со­ло­вей из ближ­ней ро­щи: чья пес­ня луч­ше? Це­лую ночь спо­ри­ли-пе­ли на все ла­ды! А ут­ром при­шел в куз­ню де­ре­вен­ский куз­нец, да как на­чал мо­ло­том по на­ко­валь­не стучать — серп ко­вать! Гром­че всех по­лу­чи­лось!

 

         Од­ной стра­ной пра­вил глу­пый мар­киз. До то­го глу­пый, что сам ни в ка­кие де­ла не вме­ши­вал­ся и под­чи­нен­ным сво­им вме­ши­вать­ся не да­вал. И всё в той стра­не хо­ро­шо бы­ло.

 

         Ото­брал ба­рин гус­ли-са­мо­гу­ды, а они у него — не иг­ра­ют… Ото­брал ба­рин ска­терть-са­мо­бран­ку, а она его — не кор­мит… Ото­брал ко­вер-са­мо­лет, а он — не ле­та­ет…

         До­га­дал­ся ба­рин: при­вел Ива­на-ду­ра­ка, по­са­дил его на ко­вер-са­мо­лет, рас­сте­лил пе­ред ним ска­терть-са­мо­бран­ку, гус­ли пре­под­нес. «По­кло­нись! — го­во­рит, — за да­ры-то». Иван по­кло­нил­ся. Тут ба­рин и вско­чил ему на шею! «Иг­рай! — го­во­рит. — Кор­ми ме­ня! Ве­зи, ку­да при­ка­жу!» Иван хо­тел бы­ло от­ка­зать­ся, да не по­лу­ча­ет­ся… Ка­кое те­перь чу­до ба­рин ни пожелает — всё сбы­ва­ет­ся! А Ива­ну и не­вдо­мек: что чу­де­са от его, ива­но­ва име­ни, как бы де­ла­ют­ся… Иван-то — ду­рак! — то­же вро­де и при еде, и при му­зы­ке… Хит­рый ба­рин его так и зо­вет: «Хо­зя­ин ты мой, Ва­ню­ша!» Ох, как Ива­ну та­кая честь по серд­цу!

 

         Дав­ным-дав­но ино­ра­зум­ные кон­так­ты во­шли в лю­бую сущ­ность и пред­мет. Ведь толь­ко алч­ность опи­ра­ет­ся на фак­ты, а ве­ра зна­ет: доказательств — нет. Как рев пи­те­кан­тро­па в мрач­ный зев пе­ще­ры, — вер­нул­ся, оза­да­чив эхом, — ум… Так вопль ду­хов­ный по­ро­ж­да­ет тьмы хи­ме­ры, и бо­жий глас, и са­та­нин­ский шум.

         Всё, что вер­ну­лось, жад­но ищет во­пло­ще­нья: в сло­вах, в люб­ви, в пред­мет­ной тес­но­те. Вот — фак­тов мир! Не жаль?! За­быв пре­до­щу­ще­ние, не ощу­тишь со­блазн по вы­со­те.

         Ты ищешь братьев — эхо бы­тия? Смеш­но ста­ра­ешь­ся: мы — не од­на се­мья.