Лев РОДНОВ

 

 

 

БИСЕР-84

 

(«Тексты-II»)

 

ТЕТРАДЬ № 13

 

 

*************************

 

 

         Мо­ло­дость на­ша раз­но­шер­ст­ная ком­па­ния про­ве­ла в по­кло­не­нии ви­ну. Ви­но объ­е­ди­ня­ло. Ви­но разъ­е­ди­ня­ло. Па­мять о том, что мы ко­гда-то за­про­сто бы­ли все вме­сте за­став­ля­ет по­ста­рев­ше­го пьяницу Г. воз­вра­щать­ся в оди­ноч­ку в «то» со­стоя­ние об­ще­го ра­до­ст­но­го един­ст­ва, а по­сле вос­по­ми­на­ний и про­трезв­ле­ния в оди­ноч­ку гос­тить в на­стоя­щем вре­ме­ни. Пол­ный кош­мар: в том вре­ме­ни он — вы­ду­ман­ный, в этом — не хо­зя­ин.

 

         То, что ре­бе­нок не ус­пел по­знать в иг­ре, бу­дет по­зна­но це­ной жиз­ни.

 

         Как ба­лов­ню судь­бы от­ра­вить жизнь мо­жет мел­кая не­уда­ча, так не­удач­ни­ка мо­жет све­сти с ума не­боль­шая по­бе­да, — он бу­дет шу­меть о ней так мно­го и гром­ко, что не­воль­но по­ду­ма­ешь: «Ах! У че­ло­ве­ка вы­рос­ли кры­лья! Жаль, что они вы­рос­ли ве­ли­чи­ной с во­робь­и­ные и не на том мес­те… — та­кая не­ле­пи­ца для по­ле­тов!»

 

         Без­обид­ные по от­дель­но­сти ве­ще­ст­ва в со­че­та­ни­ях мо­гут при­нес­ти мно­го бед­ст­вен­ных не­ожи­дан­но­стей. Хи­ми­че­ские сме­си, на­при­мер. Для че­ло­ве­че­ско­го же­луд­ка то­же не вся­кое со­че­та­ние го­дит­ся. Но осо­бен­но лю­бо­пыт­ные про­яв­ле­ния со­че­та­ний мож­но на­блю­дать в не­ма­те­ри­аль­ной, что ли, сфе­ре. По­ли­ти­че­ская эй­фо­рия, де­мо­кра­ти­че­ский пси­хоз под­ня­ли на гре­бень вол­ны со­бы­тий мно­гих об­ла­да­те­лей та­ко­го сим­био­за качеств — глу­по­сти и сверх­дея­тель­но­сти.

        

         На те­му сек­са за­ин­те­ре­со­ван­но го­во­ри­ли два че­ло­ве­ка сред­них лет. Оба — боль­шие рос­сий­ские лен­тяи, об­ло­мо­вы в жиз­ни, на­смеш­ни­ки и ту­не­яд­цы в сек­се. Тео­ре­ти­зи­ро­ва­ние на эту те­му, при оп­ре­де­лен­ном скла­де ха­рак­те­ра, мо­жет в Рос­сии за­про­сто за­ме­нить прак­ти­ку.

 

         Три­дца­ти­лет­няя де­воч­ка П.  сде­ла­ла от­кро­вен­ное за­яв­ле­ние: «Не с кем го­во­рить! С ду­ра­ка­ми раз­го­ва­ри­вать скуч­но, а умным — скуч­но го­во­рить со мной». Это вы­ра­же­ние, по­жа­луй, — ви­зит­ная кар­точ­ка боль­шин­ст­ва мо­их со­вре­мен­ни­ков.

 

         Есть один не­раз­ре­ши­мый во­прос: ка­кую из жен­щин лю­бить достойнее — ту, ко­то­рая ухо­дит, или ту, ко­то­рую уво­дят?

 

         У ме­ня есть зна­ко­мый ПРЫЩ, он очень лю­бит го­во­рить о се­бе: «По­смот­ри­те, ка­кие у ме­ня фор­мы, ка­кой я со­дер­жа­тель­ный, как мно­го все­го во мне за­клю­че­но!»

 

         Вы за­ме­ча­ли, что по­го­во­рив с кем-то по ду­шам, вас впо­след­ст­вии на­чи­на­ет слов­но бы тя­нуть к за­пом­нив­ше­му­ся со­бе­сед­ни­ку? По­то­му что ме­ж­ду вами — не­ви­ди­мый мост; вы вме­сте его строи­ли. «Раз­го­вор по ду­шам» — это строи­тель­ст­во вза­им­ных свя­зей, вза­им­но­го по­ни­ма­ния, вы­ра­бот­ка об­ще­го ми­ра и ми­ро­воз­зре­ния. Ра­ди че­го та­кой дол­гий, кро­пот­ли­вый труд? Ра­ди то­го, что­бы в крат­ком при­зна­нии, на­при­мер, пе­ре­бро­сить по на­ве­ден­но­му ду­шев­но­му «мос­ту» ос­нов­ной «груз» отя­го­щен­ной ду­ши. Раз­ряд­ка про­изош­ла, но мост ос­тал­ся, гру­зы по не­му боль­ше не пе­ре­бра­сы­ва­ют­ся… — это бес­по­ко­ит здра­вый смысл: за­чем на­ве­де­на и со­хра­ня­ет­ся не­дей­ст­вую­щая кон­ст­рук­ция? Долж­на дей­ст­во­вать! По­это­му по­треб­ность в ис­по­ве­ди мо­жет стать срод­ни нар­ко­ти­че­ской. Не луч­ше ли по­сле то­го, как «мост» вы­пол­нил свою функ­цию, сжечь его, не со­жа­лея? Что­бы не отя­го­щать друг дру­га со­блаз­ном по­нра­вив­ше­го­ся со­еди­не­ния.

 

         То, что гро­зит ги­бе­лью, пре­ду­пре­ж­да­ет пер­вым. Это ли не друг?

 

         Сияю­щая элек­три­че­ская лам­па боль­ше все­го на­по­ми­на­ет мне са­мо­влюб­лен­ность: она так же уве­ре­на, что ток в се­ти про­ис­хо­дит ис­клю­чи­тель­но бла­го­да­ря ее сия­нию!

 

         Толь­ко трус­ли­вая лю­бовь бо­ит­ся по­те­рять сво­его ти­ра­на.

 

         Любовь — бо­гат­ст­во. Зна­чит, долж­ны быть рос­тов­щи­ки, куп­цы, тран­жи­ры и ран­тье. Сре­ди мо­их зна­ко­мых мужиков — од­ни по­би­руш­ки.

 

         Инакомыслие — ди­тя со­су­дов тес­ных: то тес­ны са­по­ги, то те­сен це­лый мир. Из­вест­но, что иг­рою с не­из­вест­ным ре­ша­ют жизнь и аре­стант, и кон­во­ир!

 

         В го­ро­де был морг. Его снес­ли. На этом точ­но мес­те по­строи­ли об­ком пар­тии. По­том ту­да все­лил­ся Гос­со­вет.

 

         Лю­би­мая! По­до­ж­ди, не пе­ре­би­вай, ты слиш­ком от­вы­кла от это­го пре­крас­но­го сло­ва: лю­би­мая! Но при­вык­ла к ус­та­ло­сти, к то­му, что веч­но не хва­та­ет че­го-то. По­до­ж­ди! Да­вай еще раз по­смот­рим друг дру­гу в гла­за: пом­нишь, там жи­ло хо­ро­шее сча­стье, веч­ное и не­скон­чае­мое? Да­вай по­зо­вем этот свет! Дай мне твои ру­ки. Ка­кие они? Я со­всем за­был, ко­гда в по­след­ний раз дер­жал их вот так, с неж­но­стью и не­изъ­яс­ни­мым по­ви­но­ве­ни­ем. Мор­щин­ки… На­вер­ное, ты то­же ста­ла дру­гой от бес­ко­неч­ных оче­ре­дей, обе­ща­ний, веч­ной стир­ки и веч­ной не­хват­ки вре­ме­ни. Ко­неч­но, ты ста­ла дру­гой. Ты с тру­дом по­ни­ма­ешь эти стран­ные слова — о люб­ви… Да­вай, хоть не­на­дол­го, спря­чем мыс­ли или спря­чем­ся от них са­ми! Не на­до се­го­дня бе­жать на ры­нок за зло­бой и дав­кой, не на­до со­жа­леть о про­сро­чен­ных та­ло­нах на ви­но и са­хар, не на­до за­ни­мать у со­се­дей «де­сят­ку» до по­луч­ки. Не на­до! Се­го­дня, лю­би­мая, твой день! Твой пе­чаль­ный празд­ник в этой боль­шой и пе­чаль­ной стра­не. Пусть се­го­дня твоя ду­ша от­дох­нет. Как сде­лать так, что­бы ни­ко­гда не ра­зомк­ну­лись на­ши ру­ки, что­бы не ис­сяк­ла, не обор­ва­лась ме­ж­ду на­ми не­ви­ди­мая нить — чув­ст­во?! Как по­ве­рить, что судьба — на­ша слу­жан­ка, а не на­обо­рот?! Слиш­ком не­на­де­жен мир во­круг, слиш­ком то­ро­п­лив и жа­ден, ему не­по­ня­тен этот крик, этот ше­пот, это за­кли­на­ние, вы­рвав­шее­ся из­нут­ри, из на­ше­го про­шло­го или из на­ше­го будущего — из все­го, что ро­ди­лось с этим вос­кли­цаю­щим ше­по­том: «Лю­би­мая!» Да­вай уди­вим­ся се­го­дня друг дру­гу: не ме­лоч­ны ли ста­ли на­ши же­ла­ния, не пре­вра­ти­лись ли мы с то­бой в жи­вых ку­ко­лок, не на­зы­ва­ем ли мы за­бо­ты о повседневности — мыс­ля­ми? Что нас ждет впе­ре­ди? Я не спа­су те­бя, лю­би­мая, от бу­ду­ще­го, но я по­пы­та­юсь быть ря­дом. Не плачь, за­чем? Не го­во­ри ни­че­го! В тво­их гла­зах свет и ра­дость. Мы сбы­ва­ем­ся в сбыв­ших­ся лю­дях.

 

         От чу­жой ни­ще­ты лег­ко и удоб­но от­ку­пить­ся ми­ло­сер­ди­ем. Доб­ро со­тво­ря­ет­ся лич­но. На­де­ять­ся на святость — свя­тым не стать.

 

         Он на нее смот­рел, как на бож­ни­цу, вни­мал на­сто­ро­жен­нее, чем вор, с тя­же­лым серд­цем тай­но­го рев­нив­ца все­лял он скорбь в пус­тяш­ный раз­го­вор.

 

         Хо­чешь стать са­мым не­сча­ст­ным че­ло­ве­ком в ми­ре? То­гда по­пы­тай­ся ос­ча­ст­ли­вить всех!

 

         Стиль лю­бов­ни­ка: де­ло­вая неж­ность.

 

         От­кро­ве­ние, че­ло­ве­че­ская ис­крен­ность очень на­по­ми­на­ют огонь, по­это­му со­бе­сед­ни­кам луч­ше не впа­дать в си­туа­цию «внут­рен­не­го сго­ра­ния». Имен­но этим от­ли­ча­ет­ся учи­тель от на­зи­даю­ще­го пе­да­го­га.

 

         У во­ен­ных есть по­ня­тие: «бой на унич­то­же­ние», то есть, без жи­вых и пленных — это за­да­ние со­вер­шить на «от­лич­но» мас­со­вое убий­ст­во. В этом аду кто вы­жи­вет? Раз­ве что не­уяз­ви­мый. Так вот. Ли­те­ра­то­ру, как пра­ви­ло, боль­но­му в той или иной сте­пе­ни нар­цис­сиз­мом, не ху­до бы иметь в ли­це кри­ти­ка та­ко­го же про­тив­ни­ка, кто мог бы не со­дро­га­ясь и не ища оп­рав­да­ний и ком­про­мис­сов, все­гда ра­бо­тать «на унич­то­же­ние» про­из­ве­де­ний: ес­ли уничтожил — зна­чит, не жиль­цы. Ос­та­нут­ся лишь не­уяз­ви­мые, веч­ные, про­зрач­ные для вре­ме­ни сло­ва! За та­кую ус­лу­гу на­стоя­ще­му кри­ти­ку на­до пла­тить не обидой — ему за это жизнь от­дашь!

 

         Чув­ст­во­вать и страдать — это еще не уме­ние. На­стоя­щее умение — чув­ст­во­вать, не стра­дая!

 

         Что зна­чит уча­ст­во­вать в де­мо­кра­ти­че­ских вы­бо­рах, ес­ли я не знаю сво­их де­пу­та­тов, ес­ли к по­ли­ти­за­ции на­се­ле­ния я от­но­шусь как к на­вя­зан­но­му, спе­ци­аль­но на­са­ж­ден­но­му мас­со­во­му пси­хо­зу, ес­ли в из­би­ра­тель­ном бюл­ле­те­не я вы­чер­ки­ваю все фа­ми­лии, а фа­ми­лии ру­ко­во­ди­те­лей и чле­нов КПСС — вы­чер­ки­ваю не про­сто так, а с наи­ог­ром­ней­шим на­сла­ж­де­ни­ем и удо­воль­ст­ви­ем пле­бея, до­пу­щен­но­го плю­нуть в «ба­ри­на» без по­след­ст­вий: тьфу! Что это зна­чит? Это зна­чит, что ба­рин ко­вар­но по­ум­нел.

 

         Кон­ст­рук­то­ру, опе­ре­див­ше­му в сво­их иде­ях на­стоя­щую дей­ст­ви­тель­ность, рас­счи­ты­вать на при­зна­тель­ность так же аб­сурд­но, как, ска­жем, мла­ден­цу-внут­ри­ут­роб­ни­ку тре­бо­вать вы­да­чу пас­пор­та: все­му свой срок, всё долж­но «по­спеть». Увы, в че­ло­ве­че­ском ста­де мно­гое жи­вет на­из­нан­ку: пер­вым по­спе­ва­ет не плод, а — по­треб­ность.

 

         Мно­го лет на­зад художник Г. в оди­ноч­ку одер­жал по­бе­ду над Со­ве­та­ми, ко­то­рая на­шла свое вы­ра­же­ние в же­лез­ном прин­ци­пе: пить ви­но и вод­ку всю­ду, со все­ми, все­гда и сколь­ко вле­зет, но — кро­ме со­вет­ских празд­ни­ков. В дни все­на­род­ных гу­ля­ний ху­дож­ник трезв и скор­бен: прин­ци­пи­аль­ность по­бе­ди­те­ля обя­зы­ва­ет!

 

         Стран­ные мо­гут ино­гда слу­чать­ся со­бы­тия! Не­удов­ле­тво­рен­ная ду­хов­ность лег­ко на­хо­дит хо­тя бы вре­мен­ную ком­пен­са­цию в сек­се, в при­ми­тив­ном уте­ше­нии, да­же в са­мо­унич­то­же­нии. Тя­га к веч­но­му и воз­вы­шен­но­му по­ле­ту жиз­ни тол­ка­ет на край, к ощу­ще­нию сво­бод­но­го, но, увы, очень уж ко­рот­ко­го по­ле­та-па­де­ния.

 

         Лю­бовь и обладание — по­ня­тия со­су­ще­ст­вую­щие и не­за­ви­си­мые.

 

         Ран­няя ди­аг­но­сти­ка вос­при­ни­ма­ет­ся как на­го­вор или ос­корб­ле­ние.

 

         Жен­щи­ны нау­чи­ли ме­ня го­во­рить сло­во «не»: не го­во­ри кри­ти­че­ски и не об­су­ж­дай ни­ко­гда ее качеств — она пре­крас­на; не прекословь — она все­гда пра­ва; не откровенничай — это ис­ку­ша­ет на под­лость; не де­мон­ст­ри­руй силу — это ис­ку­ша­ет на месть; не будь сча­ст­ли­вее ее — это ее сле­зы; не учи разуму — она зна­ет луч­ше; не срав­ни­вай чувства — про­иг­ра­ешь; не тро­гай родственников — бу­дешь чу­жим; со­чув­ст­вуй зависти — она при­мет те­бя за сво­его; не за­да­вай не­угод­ные во­про­сы; про­яв­ляй толь­ко доз­во­лен­ное не­по­слу­ша­ние; не мол­чи, ее воз­бу­ж­да­ет звук, ее воз­бу­ж­да­ет го­лос; не за­бы­вай о датах — она на­зы­ва­ет это вни­ма­тель­но­стью.

 

         Дос­та­точ­но уме­ни­ем под­ме­нить ра­зум, что­бы управ­лять же­ла­ния­ми.

 

         Снил­ся сон. Ог­нен­ный шар с че­ло­ве­че­ским ли­цом. Толь­ко я ему обрадовался — он «по­хи­тил» ме­ня; толь­ко я по­чув­ст­во­вал страх — он уда­рил ме­ня. Нель­зя не­на­ви­деть, нель­зя ра­до­вать­ся: жить с неизвестным — это уме­ние быть ни­кем.

 

         Дья­вол не мо­жет убить вас без ва­ше­го же со­гла­сия. По­ищи­те это со­гла­сие в себе — оно есть обя­за­тель­но!

 

         Ду­ша, не знаю­щая по­коя да­же в люб­ви, по­доб­на усерд­но­му ка­тор­жа­ни­ну.

 

         До­пус­тим, за вре­мя сво­его су­ще­ст­во­ва­ния че­ло­ве­че­ст­вом на­ра­бо­та­но во­круг пла­не­ты не­кое не­ви­ди­мое ве­ще­ст­во, ко­то­рое мо­жет стать сре­дой оби­та­ния для ино­род­ной жиз­ни. Так, во вре­мя при­ли­ва вме­сте с под­няв­шей­ся во­дой в за­лив за­хо­дит ры­ба… Не эту ли «ры­бу» мы ви­дим, по­рой, в не­бе­сах и сно­ви­де­ни­ях?!

 

         Про­сто­го но­си­те­ля обая­тель­ной, уни­каль­ной идеи лю­ди час­то при­ни­ма­ют, как уни­каль­ную лич­ность. Это не­прав­да. Са­мое пе­чаль­ное, что «но­си­тель» и сам ве­рит в из­бран­ность судь­бы, т. е. на­чи­на­ет от­но­сить­ся к идее, как об­ла­да­тель и тор­го­вец. Идею в тис­ках лич­но­сти ам­пу­ти­ру­ет субъ­ек­ти­визм.

 

         Как ты, че­ло­век, от­но­сишь­ся к де­тям сво­им, так при­ро­да по­сту­пит и с то­бой!

 

         Есть тип муж­чин, ком­пен­си­рую­щих кос­ность на­ту­ры силь­ным ру­ко­по­жа­ти­ем, а сла­бость ума — гром­кой ре­чью. Та­ко­вы, в ча­ст­но­сти, мно­гие чван­ли­вые чи­нов­ни­ки-про­вин­циа­лы.

 

         Не кон­ку­рен­тов уби­раю: без ман­д­ра­жа и ку­ра­жу я им, пред­ставь­те, по­мо­гаю и, из­ви­нив­шись, об­хо­жу. Не­бла­го­дар­ная ус­лу­га, ко­гда все ла­ют­ся, как псы, на­по­ми­нать: что друг для дру­га мы про­сто гирь­ки и ве­сы.

 

         О, жен­щи­на! Луч­ше по­зволь се­бе од­ну боль­шую сла­бость, чем ты­ся­чу ма­лень­ких! Я в со­стоя­нии пе­ре­тер­петь пер­вое, что не в со­стоя­нии оп­ла­тить вто­рое.

 

         Убеждение — сол­дат­чи­на ду­ха.

 

         Ве­рую­щий ла­тыш, ад­вен­тист седь­мо­го дня, ты­ча паль­цем в не­бо: «Че­го хо­тят? Че­го пы­та­ют? За­чем про­бу­ют? Кто зна­ет: что там?! Ишь, сколь­ко их раз­ве­лось нын­че: экс­т­ра­сен­сы, уче­ные, пси­хо­те­ра­пев­ты, ас­т­ро­ло­ги… Нель­зя про­сто так брать­ся за то, че­го не зна­ешь! Мо­жет, ТАМ вы­со­ко­вольт­ные про­во­да?!»

 

         Га­даю же­не по ру­ке: «Вот тут, на ли­нии жиз­ни, ви­ди­мо, где-то пе­ред кли­мак­сом, це­лый ве­ер му­жи­ков… Ну и гу­лять же ты бу­дешь!»

         От­ве­ча­ет мгно­вен­но и радостно — в тон, в шут­ку: «Да, я та­кая!»

 

         Криш­наи­ты по­ют мантры — зву­ко­вые клю­чи, от­кры­ваю­щие че­ло­ве­ка для не­бес­ных то­ков. В прин­ци­пе, лю­бое слово — ман­тра, на­до лишь су­меть его про­из­не­сти и, со­от­вет­ст­вен­но, ус­лы­шать. Для это­го со­всем не обя­за­тель­но быть вос­точ­ным фа­на­том.

 

         К вес­не на лес­ных не­про­точ­ных озе­рах от из­быт­ка бо­лот­ных га­зов по­до льдом слу­ча­ет­ся за­мор, и ес­ли в та­ком льду про­ру­бить окно — ры­ба, обе­зу­мев­шая без ки­сло­ро­да, бу­дет вы­пры­ги­вать на лед са­ма; «ры­ба­чить» в та­ком мес­те и в та­кое вре­мя мож­но хоть ков­шом.

         …Власть так дол­го дер­жа­ла лю­дей вне мыс­лей о не­бе, что слу­чил­ся ду­хов­ный «за­мор». Те­перь в лю­бое про­руб­лен­ное ок­но «ве­ры» ле­зут и ле­зут ого­ло­дав­шие ду­ши. Са­мое вре­мя для под­ле­цов-бра­конь­е­ров!

 

         Борьба — это не по­ли­ти­ка, не ут­вер­жде­ние пер­вен­ст­ва, не раз­ру­ше­ние во имя со­зи­да­ния. Борьба — это по­иск ес­те­ст­ва!

 

         Как су­ще­ст­ву­ет зо­ло­той запас — са­мая на­деж­ная ва­лю­та в ми­ре де­нег, так в ми­ре ду­ха це­нен не­по­ко­ле­би­мый че­ло­век. Честь — это «ва­лю­та» ра­зу­ма и чувств.

 

         Че­ло­век ин­те­ре­сен тем, что: сказанное — де­ла­ет­ся, а сделанное — го­во­рит.

 

         По от­но­ше­нию к при­ро­де я мо­гу на­звать се­бя не «ца­рем» при­ро­ды, не «пре­об­ра­зо­ва­те­лем» ее или «за­вое­ва­те­лем», а лишь пла­гиа­то­ром, об­ла­даю­щим, в ча­ст­но­сти, да­ром сло­вес­ной ин­тер­пре­та­ции ми­ра; при­ро­да пе­ре­хит­ри­ла свое чван­ли­вое ди­тят­ко, че­ло­ве­ка, — она да­ет ему са­мо­соз­на­ние, лег­ко пре­вра­щаю­щее­ся в не­кий кол­лапс: са­мо­влюб­лен­ное, тще­слав­ное соз­да­ние, са­мо­на­де­ян­но на­ре­каю­щее се­бя лич­но­стью. Я не кри­ти­кую, а кон­ста­ти­рую. Соб­ст­вен­но, ин­тер­пре­та­тор природы — это боль­шой та­лант и боль­шая ра­бо­та: строи­тель­ст­во ци­ви­ли­за­ции.

 

         У од­но­го муд­ре­ца бы­ла мо­ло­дая и кра­си­вая же­на, к то­му же и умом ее бог не об­де­лил. Муд­рец жил скром­но, лю­бил лю­дей и боль­ше все­го в жиз­ни це­нил во­про­сы. Мо­ло­дой же­не то­же нра­ви­лось за­да­вать во­про­сы. Так она уз­на­ла: о люб­ви, о веч­но­сти, о про­шлом, о бу­ду­щем, о тай­нах ду­ши. Но вско­ре бес­по­лез­ные во­про­сы ей на­ску­чи­ли, и она ста­ла спра­ши­вать со­всем о дру­гом: по­че­му у нее нет кра­си­во­го ве­чер­не­го пла­тья, по­че­му нет до­ро­гих ук­ра­ше­ний, по­че­му ни­кто не ве­зет ее по­смот­реть три­де­вя­тое цар­ст­во, по­че­му у нее в ко­шель­ке бы­ва­ет пус­то?

         — Раз­ве на­ша лю­бовь не за­ме­ня­ет те­бе все бо­гат­ст­ва ми­ра? — спро­сил удив­лен­ный и опе­ча­лен­ный муд­рец.

         — Я не мо­гу ду­мать о люб­ви, ко­гда ко­ше­лек мой пуст! — за­кри­ча­ла раз­гне­ван­ная кра­са­ви­ца.

         — Возь­ми… — ска­зал муд­рец же­не и про­тя­нул ей ту­го на­би­тый день­га­ми ко­ше­лек, — но с од­ним ус­ло­ви­ем: вер­нешь­ся в мой дом, ко­гда на дне ко­шель­ка не ос­та­нет­ся ни од­ной ко­пей­ки.

         Жен­щи­на очень об­ра­до­ва­лась та­ко­му по­во­ро­ту судь­бы и ста­ла со­вер­шать ка­ж­дый день ты­ся­чи по­ку­пок, пу­те­ше­ст­во­вать по все­му ми­ру, по­то­му что ко­ше­лек ока­зал­ся не про­стым, а вол­шеб­ным: сколь­ко из не­го ни бери — кон­ца-края день­гам нет. На­ко­нец, на­ску­чи­ло ей вла­деть тем, за что мож­но за­пла­тить мо­не­той, за­хо­те­лось ей по­го­во­рить о веч­но­сти, о люб­ви, о тай­нах ду­ши… Вер­ну­лась она к муд­ре­цу.

         — Пуст ли ко­ше­лек? — он ее спра­ши­ва­ет.

         — Нет, нис­коль­ко не убы­ло, — от­ве­ча­ет.

         — Уго­вор до­ро­же де­нег! — за­сме­ял­ся муд­рец. — Го­лод­ная лю­бовь сы­тую все­гда пе­ре­хит­рит! — и дверь у кра­са­ви­цы пе­ред но­сом за­крыл.

 

         Идеология — это рак ве­ры.

 

         Цель­ность на­ту­ры лег­ко про­ве­рить: оди­на­ков ли ты в об­ще­нии с раз­ны­ми людь­ми? оди­на­ков ли ты в об­ще­нии до­ма и на ра­бо­те? оди­на­ков ли ты с лю­би­мы­ми и вра­га­ми? оди­на­ков ли ты во сне и на­яву? оди­на­ков ли ты в жиз­ни и в смер­ти?

 

         Ху­дож­ник из­рек: «Рос­сия! Ти­та­ны ду­ха! Ли­ли­пу­ты де­ла!»

 

         Со­вет­ская им­пе­рия раз­ва­ли­ва­ет­ся. Ли­хо­ра­доч­но со­вер­ша­ют­ся вы­бо­ры, ли­хо­ра­доч­но соз­да­ют­ся не дей­ст­вую­щие за­ко­ны. Ре­аль­ный кри­зис ост­ро ну­ж­да­ет­ся в сво­бод­ных прак­ти­ках. Нет… В пар­ла­мен­ты по­па­да­ют лег­че все­го ак­те­ры, пи­са­те­ли, журналисты — пер­вый эше­лон, дей­ст­вую­щий об­ра­зом, сло­вом, про­по­ве­дью. Мно­го ли тол­ку от за­ме­ны бес­че­ст­но­го бол­ту­на на прав­ди­во­го?! Сло­вес­ная прав­да бы­ст­ро кон­ча­ет­ся, и то­гда на­до бу­дет изо­бре­тать не­что, по­хо­жее на правду — но­вый гип­ноз, но­вый фарс. Нет про­фес­сио­наль­ных по­ли­ти­ков, есть про­фес­сио­наль­ные сво­ло­чи, апо­ло­ге­ты сис­те­мы. Но­вой или старой — не важ­но. Уве­рен­ный в се­бе, при­ни­ма­ет ре­ше­ния за дру­гих.

 

         Да­ли роль — по ро­ли и сыг­ра­но бу­дет.

 

         Так смот­рит раб — за го­ри­зон­ты, так — са­мо­ед, зна­ток но­ры… Взгляд чер­тит ли­ния­ми фрон­та в воображении — ми­ры! Так смот­рят в мо­ре: без­от­чет­но взгляд ищет аб­рис ко­раб­ля. Так смот­рят в не­бо, буд­то чье-то вни­ма­ет яв­ст­вие зем­ля!

 

         Но­вый вид ли­те­ра­ту­ры: до­ку­мен­таль­ная пси­хо­ло­гия.

 

         «От­ку­да при­дут на­ши?» — спро­сит на Ру­си ос­то­рож­ный но­ви­чок жиз­ни, пар­ти­зан сво­бо­ды, на­род­ный опол­че­нец ве­ры. И за­про­ки­нет го­ло­ву в не­бо, и шаг­нет, сча­ст­ли­вый, на­встре­чу сво­ей бес­смыс­лен­ной ги­бе­ли!

 

         В гла­зах бо­га и дья­во­ла оди­на­ко­вая глу­би­на; зем­ное они ви­дят оди­на­ко­во.

 

         Плоть — толь­ко «вер­хуш­ка айс­бер­га» жиз­ни, ее ви­ди­мая и ося­зае­мая фор­ма. Мыш­цы дер­жат­ся на ко­ст­ном ске­ле­те. А что яв­ля­ет­ся ос­то­вом для са­мо­го ске­ле­та? Нель­зя ли по­пы­тать­ся всту­пить в кон­такт с при­ви­де­ни­ем и на­рас­тить на его «го­ло­грам­му» кле­точ­ную ткань?

 

         Че­ло­век по­лу­чит­ся толь­ко в том слу­чае, ес­ли си­лу взять у дья­во­ла, а тер­пе­ние у бо­га.

 

         Пио­нер­ское: «Будь го­тов! — Все­гда го­тов!» — про­дуб­ли­ро­ва­ли для сво­его дет­ско­го на­се­ле­ния на­цио­наль­ные мень­шин­ст­ва Рос­сии. На уд­мурт­ском это зву­чит так: «Дась-лу! — Коть ку­дась!» «Дась-лу!» — это пио­нер­ская га­зе­та на уд­мурт­ском язы­ке, убы­точ­ная за от­сут­ст­ви­ем под­пис­чи­ков. Од­но вре­мя быв­шая же­на ве­ла в До­ме пио­не­ров кру­жок юных кор­рес­пон­ден­тов. Ре­бя­та бы­ли все рус­ские, но в «Дась-лу!», тем не ме­нее, «ин­фор­маш­ки» но­си­ли ре­гу­ляр­но. Их пе­ча­та­ли. А с го­но­ра­ром вро­де бы до­го­во­ри­лись так: по­сколь­ку бес­пас­порт­ным де­тям руб­ли-ко­пей­ки в кас­се вы­да­вать не по­ло­же­но, бу­дут их вы­сы­лать на ад­рес ру­ко­во­ди­тель­ни­цы, по­ло­жив­шись на ее по­ря­доч­ность; по об­ще­му со­гла­ше­нию день­ги эти ре­ше­но бы­ло из­рас­хо­до­вать на ну­ж­ды ни­ще­го круж­ка юн­ко­ров. Кое-что по пе­ре­во­дам, дей­ст­ви­тель­но, ино­гда при­хо­ди­ло. Но глав­ное удив­ле­ние бы­ло впе­ре­ди. Со сле­дую­ще­го го­да к нам в поч­то­вый ящик три­ж­ды в не­де­лю ста­ли за­тал­ки­вать по тол­стой пач­ке (штук по 20!) пио­нер­ской га­зе­ты на уд­мурт­ском язы­ке, ко­то­ро­го не знал ни­кто в се­мье. Что за черт! На­ко­нец, вы­яс­ни­лась при­чи­на «шут­ки». В ре­дак­ции очень бы­ли оби­же­ны на свою убы­точ­ную не­чи­тае­мость и, как мог­ли, со­труд­ни­ки по­мо­га­ли де­лу рос­та ти­ра­жа и по­пу­ляр­но­сти. Оп­ла­та за часть за­ме­ток вы­сы­ла­лась, как обыч­но, в нор­маль­ных руб­лях-ко­пей­ках, а часть — го­до­вой под­пис­кой на «Дась-лу!» Так за год на наш ад­рес и на­ко­пи­лось штук два­дцать этих под­пи­сок. То-то поч­таль­он, на­вер­ное, удив­лял­ся: за­чем столь­ко в од­ну квар­ти­ру? А как же: коть ку­дась!

 

         Ес­ли у смер­ти есть 1000 при­чин, а у жиз­ни 1001 — это мир жиз­ни!

 

         Пи­са­те­ли прин­ци­пи­аль­но от­лич­ны друг от дру­га: у од­них бы­ва­ет не­пре­одо­ли­мое же­ла­ние го­во­рить, а у других — не­об­хо­ди­мость со­об­щать.

 

         Рас­сказ о же­не йо­га в Рос­сии мож­но на­звать «Ба­ба йо­га».

 

         Чув­ст­во рав­но­ве­сия ру­ко­во­дит ус­пеш­ным дви­же­ни­ем. Чув­ст­во!

 

         Сце­на лег­ко про­ща­ет, ко­гда ав­тор про­бу­ет се­бя в ди­ле­тант­ском ис­пол­ни­тель­ст­ве, но она бес­по­щад­на для ис­пол­ни­те­лей, во­зом­нив­ших се­бя ав­то­ра­ми.

 

         1992 г. Два го­да пол­ный дос­туп к лю­бой ви­део­про­дук­ции, два го­да про­вин­цию щед­ро на­пол­ня­ли сто­лич­ные зна­ме­ни­то­сти-га­ст­ро­ле­ры, два го­да от­но­си­тель­ной свободы — три­умф и ан­шлаг пев­цов, групп, шар­ла­та­нов и оди­но­чек-про­па­ган­ди­стов, ре­ли­ги­оз­ных мис­сио­не­ров и т. д. Пре­крас­ный вы­бор! Но: удов­ле­тво­ри­ли пер­вый го­лод, и пе­ре­шли на… ме­ст­ный ма­те­ри­ал. Уст­рои­ли, на­при­мер, свое ноч­ное про­вин­ци­аль­ное шоу; би­ле­ты ра­зо­шлись без рек­ла­мы и за­дол­го до пред­став­ле­ния. Не­у­жто ме­ст­ная са­мо­дея­тель­ность луч­ше сто­лич­ных про­фес­сио­на­лов? Нет, де­ло не в этом. Про­вин­ции за­хо­те­лось имен­но че­го-то сво­его, че­го-то жи­во­ро­ж­ден­но­го здесь, не за­пи­сан­но­го на плен­ку, не от­ре­пе­ти­ро­ван­но­го до про­фес­сио­наль­но­го ав­то­ма­тиз­ма. Ме­ст­ный пат­рио­тизм пе­ре­жи­ва­ет оче­ред­ное воз­ро­ж­де­ние: сколь­ко раз­но­го му­со­ра всплы­вет в этой лег­кой сре­де!

 

         Еще раз: пи­шу­щие де­лят­ся на пи­са­те­лей и опи­са­те­лей.

 

         А. П. вы­жил в кон­цен­тра­ци­он­ном ла­ге­ре, в пле­ну; вер­нул­ся об­рат­но по­сле окон­ча­ния вой­ны в стра­ну, где смер­тель­ная опас­ность ре­прес­сий гро­зи­ла ото­всю­ду: вы­жил. Двое его де­тей вы­рос­ли та­лант­ли­вы­ми при­спо­соб­лен­ца­ми; с дет­ст­ва раз­ви­тие спо­соб­но­стей бы­ло на­прав­ле­но на мак­си­маль­ную адап­та­цию к сре­де, ко­то­рая из­на­чаль­но трак­то­ва­лась как не­что аг­рес­сив­ное, унич­то­жаю­щее, не­дос­той­ное, т. е. обес­пе­че­ние «вы­жи­ва­ния» в та­кой сре­де оп­рав­ды­ва­ет при­ме­не­ние лжи, хит­ро­сти, хо­ж­де­ние по го­ло­вам со­пер­ни­ков. Де­тей отец нау­чил вос­при­ни­мать жизнь как веч­ный конц­ла­герь с его бес­по­щад­ны­ми вол­чь­и­ми за­ко­на­ми и ис­пы­та­ния­ми: не про­дашь, не смол­чишь во­вре­мя, не сво­ру­ешь, не по­кло­нишь­ся, не рассчитаешь — не вы­жи­вешь! За­кон жизни — смерть! Внуку А. П. то­же ста­ра­ет­ся пе­ре­дать «мо­раль» конц­ла­ге­ря: «На­до уметь скры­вать…» Лю­бо­пыт­но, что на­вы­ки су­ще­ст­во­ва­ния, при­об­ре­тен­ные в ус­ло­ви­ях кро­ва­вой мя­со­руб­ки, лег­ко пу­те­ше­ст­ву­ют во вре­ме­ни, лег­ко ус­ваи­ва­ют­ся и в сы­тое, ка­за­лось бы, вре­мя; они пе­ре­да­ют­ся че­рез лю­бую фор­му об­ще­ния, в том чис­ле, и че­рез лю­бовь ста­ро­го к ма­ло­му; над­лом­лен­ная лич­ность ис­то­ча­ет опас­ный «ви­рус» — ду­маю­щий эго­изм.

         Ста­ри­ки, за­ра­жен­ные убе­ж­ден­но­стью, не­из­ле­чи­мы.

 

         По­пе­ре­мен­ное, по­ляр­ное воз­дей­ст­вие яв­ле­ний ми­ра на мир че­ло­ве­ка на­по­ми­на­ет дей­ст­вие пе­ре­мен­но­го то­ка на… транс­фор­ма­тор. «На­маг­ни­чи­ва­ясь» из ней­траль­но­го со­стоя­ния до оп­ре­де­лен­но­го пре­де­ла, до на­сы­ще­ния, лич­ность не мо­жет вер­нуть­ся в ис­ход­ное со­стоя­ние имен­но тем пу­тем, ка­ким она из не­го вы­шла: все­гда ос­та­ет­ся во внут­рен­нем ми­ре че­ло­ве­ка «ос­та­точ­ная на­маг­ни­чен­ность» — ли­ния внут­рен­ней жиз­ни, на­по­ми­наю­щая пет­лю Гис­те­ре­зи­са.

         Мож­но сде­лать не­ко­то­рые вы­во­ды, на­ри­со­вав гра­фи­че­скую ил­лю­ст­ра­цию: ми­ни­маль­ная пло­щадь «пет­ли» со­от­вет­ст­ву­ет мак­си­маль­но­му КПД лич­но­сти; человек — «транс­фор­ма­тор» энер­гий бо­га; ме­ж­ду не­бом и людь­ми воз­мо­жен «че­ло­век-под­стан­ция».

 

         По­зво­ни­ла. По­го­во­ри­ли. На­пос­ле­док: «Ка­кую-то еще га­дость хо­те­ла про те­бя ска­зать и за­бы­ла… Вот ведь! Да­же рас­строи­лась!..» У нас за­ме­ча­тель­ные от­но­ше­ния: она мо­жет ска­зать, что угод­но, я мо­гу что угод­но вы­слу­шать.

 

         Не хо­чешь от­ве­чать? Еще луч­ше! Не лю­бишь? Еще луч­ше! Го­нишь? Еще луч­ше! Что бы ни слу­чи­лось, по­вто­ряй: «Еще луч­ше!» — это за­кли­на­ние сде­ла­ет твой оп­ти­мизм бес­смерт­ным.

 

         В кос­тю­ме вра­га мож­но прой­ти по его тер­ри­то­рии, а в те­ле че­ло­ве­ка мож­но ри­ск­нуть прой­ти по жиз­ни.

 

         Слы­шать другого — это не слу­шать се­бя.

 

         Че­рез днев­ни­ко­вые кни­ги, че­рез мо­за­ич­ную кар­ти­ну жиз­ни, сло­жен­ную из боль­ших и ма­лых на­блю­де­ний, от­кро­ве­ний и т. д., мож­но «про­тя­нуть», за­дан­ную за­ра­нее нить-те­му, и то­гда на эту нить «на­лип­нут» род­ст­вен­ные фак­ты; но­вое со­че­та­ние ин­фор­ма­ции бу­дет на­по­ми­нать уже не мо­заи­ку, а ин­ст­ру­мент уз­ко­го про­фес­сио­нал. Соб­ст­вен­но, ка­че­ст­во лю­бой мо­за­ич­ной мо­де­ли жиз­ни мож­но про­ве­рять с по­мо­щью не­хит­ро­го индикатора — «крас­ной ни­ти» ка­кой-ли­бо од­ной те­мы; «тя­же­ле­ет» нить при протягивании — жизнь в днев­ни­ке есть!

 

         Слож­ность все­гда не столь­ко в соз­да­нии тео­рии, сколь­ко в дос­туп­ном для по­ни­ма­ния ее уп­ро­ще­нии. Один из мо­их зна­ко­мых «тео­ре­ти­ков» го­во­рил о ко­ли­че­ст­вен­ных оцен­ках ка­че­ст­ва жиз­ни на пер­вом ее, пи­та­тель­ном, что ли, уров­не: «В ци­ви­ли­зо­ван­ных стра­нах не су­ще­ст­ву­ет пси­хо­за же­луд­ка, вы­зван­но­го ожи­да­ни­ем не­дое­да­ния. По­это­му ко­ли­че­ст­вен­ный ана­лиз удоб­нее про­во­дить на «вхо­де» «чер­но­го ящи­ка», ка­ко­вым че­ло­век является — т. е. по ко­ли­че­ст­ву при­ня­тых ка­ло­рий. В Рос­сии всё на­обо­рот! Удоб­нее на­блю­дать на вы­хо­де. На­при­мер. За день про­из­во­дит­ся сред­не­ста­ти­сти­че­ским ин­ди­ви­дом два­дцать сан­ти­мет­ров ка­ла сред­не­вяз­кой кон­си­стен­ции, за де­сять дней — два мет­ра, за пят­на­дцать лет, в сред­нем, — два ки­ло­мет­ра, за жизнь — че­ты­ре-пять ки­ло­мет­ров. Жизнь че­ло­ве­ка мож­но из­ме­рить не толь­ко в еди­ни­цах вре­ме­ни!

 

         Как оту­чить жен­щи­ну ку­рить? В сем­на­дцать лет — ни­как. В три­дцать мож­но по­ста­вить ее пе­ред зер­ка­лом и спро­сить о ше­лу­ша­щей­ся ко­же: «Это что за по­тас­ку­ха?» В девяносто — то­же ни­как, но обя­за­тель­но сле­ду­ет по­ку­пать ей си­га­ре­ты по­креп­че и не те­рять на­де­ж­ды, что она все-та­ки ум­рет.

 

         От прон­зи­тель­ной ис­крен­но­сти ди­ле­тан­та не­бе­са мо­гут пла­кать гор­ше и сме­ять­ся силь­нее, чем от вы­со­чай­ше­го, но по­вто­ряю­ще­го­ся ис­кус­ст­ва вир­туо­зов.

 

         Жизнь жены — ка­че­ли. А я-то кто для нее? Два стол­ба с пе­ре­кла­ди­ной!

 

         Во­ис­ти­ну: работа — ле­чит! При­чем, ле­чит так, что «боль­ной» по­сле вы­здо­ров­ле­ния ста­но­вит­ся здо­ро­вее преж­не­го. Где еще есть та­кой врач?!

 

         Я ка­ж­дый день стал го­во­рить же­не сло­ва о люб­ви, как она то­го хо­те­ла. В кон­це кон­цов, это ее пе­ре­ста­ло интересовать — мож­но те­перь по­го­во­рить и по-че­ло­ве­че­ски.

 

         В на­шем до­ме все строи­те­ли: муж стро­ит ме­бель, же­на стро­ит глаз­ки.

 

         Идеа­лизм упо­ва­ет не на свою вы­го­ду. По­это­му на не­го нель­зя по­ло­жить­ся.

 

         Сла­бый па­лач ис­пы­ты­ва­ет страх пе­ред силь­ной жерт­вой.

 

         Сон та­кой. В от­пуск я ни­ку­да не по­ехал, а стал на са­до­вом уча­ст­ке, в ма­лень­кой сто­ляр­ке те­сать се­бе гроб. Из хо­ро­ших до­сок, очень ста­ра­тель­но. Поч­ти ме­сяц работал — от­лич­но по­лу­чи­лось. По­ста­вил гроб в ком­на­ту, по­сте­лил в нем и стал спать. По­том за­па­ко­вал по­на­деж­нее и на чер­дак поднял — до вос­тре­бо­ва­ния. Очень был рад и удов­ле­тво­рен со­бой. Но тут по­лу­чаю я во сне из­вес­тие: мой друг С. по­мер и гро­ба-то у не­го как раз нет. Черт! От­дал я ему свой гроб, сде­лан­ный с та­ким тща­ни­ем и лю­бо­вью!

         Про­снул­ся. При­шел на ра­бо­ту. Ви­жу, С. си­дит в сво­ем ка­би­не­ти­ке, рад ме­ня ви­деть. А я не рад: жаль гро­ба.

 

         Еще сон. День вы­но­са. Я ле­жу в гро­бу. К мо­мен­ту вы­но­са в ком­на­те со­бра­лось мно­го раз­но­го на­ро­да. Же­на спря­та­лась на кух­не и не вы­хо­дит. Слы­шу, зо­вут ее по­про­щать­ся с лю­би­мым му­жем… А она как за­кри­чит: «Вы же ви­ди­те, что мне и вый­ти-то не в чем! Да­же пла­тья чер­но­го нет!»

 

         «Отец наш Не­бес­ный! Да про­сла­вит­ся имя Твое! Да на­сту­пит Цар­ст­вие Твое! Да свер­шит­ся во­ля Твоя как на не­бе, так и на зем­ле! По­дай же нам ны­не хлеб наш на­сущ­ный, и про­сти нам пре­гре­ше­ния на­ши, как и мы про­ща­ем тем, кто со­гре­шил пред на­ми, и удер­жи нас от ис­ку­ше­ния, и от лу­ка­во­го нас за­щи­ти, ибо Твое и Цар­ст­во, и си­ла, и сла­ва во­ве­ки. Аминь».

         Свет­лое Хри­сто­во Вос­кре­се­ние. Пас­ха. Древ­ний и пре­крас­ный празд­ник лю­дей, их не­ис­ся­каю­щей ве­ры в спра­вед­ли­вое и вы­со­кое при­ми­ре­ние. Че­ло­век улы­ба­ет­ся че­ло­ве­ку. Че­ло­век же­ла­ет че­ло­ве­ку доб­ро­го сча­стья. Улыб­ка на ли­це и мир в серд­це под­ни­ма­ют че­ло­ве­че­скую ду­шу над ли­хом и бе­дой.

         Че­ло­век с ми­ром в серд­це го­во­рит: путь борь­бы об­ре­чен на по­ра­же­ние. Дей­ст­вие по­ро­ж­да­ет про­ти­во­дей­ст­вие. Это не мо­жет про­дол­жать­ся бес­ко­неч­но. Это гро­зит кра­хом и ги­бе­лью. Луч­шая гармония — мир и со­труд­ни­че­ст­во все­го жи­во­го; в про­ти­во­дей­ст­вии, но не в борь­бе за по­бе­ду. Жа­ж­да все­об­щей ве­ли­кой победы — жа­ж­да ти­ра­на и за­вое­ва­те­ля!

         Улыб­нись, че­ло­век! По­же­лай ближ­не­му сво­ему сво­бо­ды и све­та! Слиш­ком дол­го ты, и твой ближ­ний «бо­ро­лись»: за еди­но­мыс­лие, за бе­зо­го­во­роч­ную дис­ци­п­ли­ну, ко­то­рая под­ме­ни­ла со­бой куль­ту­ру, за дос­роч­ное вы­пол­не­ние не­из­вест­но чьих за­да­ний, за… Гос­по­ди! За что толь­ко не бо­ро­лись! На­стоя­щее дви­же­ние од­на­ж­ды пе­ре­пу­та­ли с борь­бой на месте — бес­смыс­лен­ной и бес­по­щад­ной. Тот, кто жа­ж­дет ре­ван­ша в борь­бе, ищет про­тив­ни­ка так, как друг не ищет дру­га. Враг дол­жен быть вы­ду­ман, ес­ли по­бе­ди­тель ищет свою вы­ду­ман­ную по­бе­ду. Враг — смысл его жиз­ни! Не ос­та­лось вра­гов во­круг? Ни­че­го! — Соз­на­ние «по­бе­ди­те­ля» най­дет их и внут­ри се­бя… Движение — это жизнь, пре­одо­ле­ние, бла­го­род­ст­во на­стоя­ще­го са­мо­по­жерт­во­ва­ния; борьба — это под­виг во имя при­ка­за, это сле­зы, это не­на­висть, это об­ман. Вспом­ни свое имя: оно точ­но та­кое же, как у твое­го бра­та и тво­ей сестры — Че­ло­век. Вам не­че­го и не­за­чем здесь де­лить.

         По­гиб­ли в ог­не при­ка­зов са­мо­уве­рен­ных лже-пас­то­ров и лже-про­ро­ков хра­мы, на­ро­ды, кни­ги. Да, они уш­ли. Но они обя­за­тель­но вос­крес­нут, им не су­ж­де­но уй­ти на­все­гда, по­то­му что ос­та­лась в лю­дях свет­лая ве­ра. Ве­ра не в при­ка­зы и «осоз­нан­ную не­об­хо­ди­мость», а ве­ра в мир и ра­дость по­зна­ния, ра­дость ро­ж­де­ния и строи­тель­ст­ва жиз­ни.

         Все эти го­ды ве­ра ли­цом к ли­цу стоя­ла пе­ред без­ве­ри­ем, ко­то­рое мог­ло бро­сить ее в псих­боль­ни­цу, в тюрь­му, мог­ла вы­слать вон из стра­ны. Ве­ру ве­ли лю­бовь и тер­пе­ние. Без­ве­рие по­кло­ня­лось борь­бе и зло­бе. Ве­ра вос­кре­са­ет. Мед­лен­но, ос­то­рож­но, в ка­ж­дом из нас, в ка­ж­дой ус­тав­шей и обоз­лен­ной ду­ше: вос-кре-се! Гос­по­ди! Мы ус­та­ли ве­рить в борь­бу, сде­лай так, что­бы мы по­ве­ри­ли единственно — в лю­бовь!

         Пе­ло ра­дио: «Мы ро­ж­де­ны, чтоб сказ­ку сде­лать бы­лью…» Сде­ла­ли! Сел Еме­ля-лен­тяй на вол­шеб­ную печь и стал из­да­вать ука­зы, че­го бы «по щучь­е­му ве­ле­нию» на­доб­но ис­пол­нить. Не ис­пол­ни­лось.

         По ка­п­ле, по ша­жоч­ку взой­дет ве­ра в доб­ро и в жизнь ка­ж­до­го. И толь­ко то­гда воз­вы­сит­ся жизнь. И не бу­дет ми­ли­цей­ский за­слон дер­жать обо­ро­ну церк­ви в пас­халь­ную ночь, не бу­дут бранд­спой­ты по­ли­вать во­дой лю­бо­пыт­ст­вую­щую тол­пу под­вы­пив­ших без­бож­ни­ков, не бу­дут… По­то­му что де­ло, соб­ст­вен­но, да­же и не в бо­ге, а в нас са­мих. Это ведь нам ска­за­но: «Во­ис­ти­ну вос­кре­се!»

 

         Об­ли­ком он на­по­ми­нал спив­ше­го­ся Бу­ра­ти­но… Он был по­хож на спив­ше­го­ся Карл­со­на… Это бы­ла спив­шая­ся Зо­луш­ка… Уди­ви­тель­но! При­ме­не­ние сло­ва «спив­ший­ся» к обая­тель­ным ге­ро­ям дет­ских ска­зок сра­зу пре­вра­ща­ет их в яр­чай­ших пред­ста­ви­те­лей рус­ской тра­ге­дии.

 

         От че­го те­ря­ет рав­но­ве­сие ду­ша? Да­же при трез­вом те­ле она «опь­я­ня­ет­ся» ле­стью, зло­бой, за­ви­стью, жад­но­стью, но с осо­бой силой — жа­ло­стью к се­бе! И то­гда «вес­ти­бу­ляр­ный ап­па­рат» ду­ши пе­ре­ста­ет ра­бо­тать. И ду­ша ва­ля­ет­ся в гря­зи.

 

         По ме­ре уве­ли­че­ния мас­шта­ба жиз­ни та­бу на гре­хи ис­че­за­ет. Внеш­не­го бо­га мож­но и нуж­но урав­но­ве­сить бо­гом внут­рен­ним; человек — се­ре­дин­ка ме­ж­ду ни­ми: ре­шай, как и ку­да кач­нешь­ся? Мо­жет быть, грех — это ко­гда внут­ри те­бя тьма?

 

         На­род­ная сказка — ду­ша на­ро­да. Бу­к­валь­но. Ис­сле­до­вав ее, мож­но об­на­ру­жить в ду­ше на­ро­да са­мые уяз­ви­мые мес­та и без­оши­боч­но ма­нить его, об­ма­ны­вать, экс­плуа­ти­ро­вать меч­ты. При­чем, пой­ман­ный за ду­шу, на­род так и не пой­мет до са­мой сво­ей гибели — от че­го вдруг пло­хо ста­ло? Народ — это Ахил­лес, а сказки — его ахил­ле­со­ва пя­та.

 

         Это твоя же­на? Моя. Это твои де­ти? Нет. Чьи же они? Это ее де­ти. По­че­му?! По­то­му что она од­на их хо­те­ла. А ты? Я толь­ко ис­пол­нил. Зна­чит, это все-та­ки твои де­ти? Нет. По­че­му? По­то­му что я не звал их.

 

         Мир из­ме­ня­ет­ся еже­мгно­вен­но. Как ми­ни­мум, ско­рость его из­ме­не­ния близ­ка к ско­ро­сти све­та или рав­на ей. В этом эс­та­фет­ном ки­пе­нии мгно­ве­ний об­нов­ля­ет­ся все су­щее; важ­на син­хрон­ность об­нов­ле­ния и сов­па­де­ние направлений — то­гда, по­доб­но двум еду­щим по до­ро­ге с оди­на­ко­вой ско­ро­стью, мы смо­жем взаи­мо­дей­ст­во­вать и на­блю­дать друг дру­га на «мед­лен­ном» пла­не, т. е. в от­но­си­тель­ной не­под­виж­но­сти; рас­хо­ж­де­ние ско­ро­стей жиз­ни, ско­ро­стей об­нов­ле­ний «в ми­ге» при­ве­дет к мгно­вен­но­му ис­чез­но­ве­нию пред­ме­та-по­пут­чи­ка: жи­вой фор­мы, кам­ня, из­лу­че­ния и т. д. Соб­ст­вен­но, ни­ка­кое фи­зи­че­ское пе­ре­дви­же­ние не­воз­мож­но без еже­мгно­вен­но­го об­нов­ле­ния ми­ра; бла­го­да­ря этой все­об­щей ге­не­ра­ции про­ис­хо­дят мно­гие яв­ле­ния, име­нуе­мые при­вер­жен­ца­ми от­но­си­тель­ных кон­стант чу­де­са­ми. Имен­но син­хрон­ность су­ще­ст­во­ва­ния да­ет кар­ти­ну от­но­си­тель­ной ста­биль­но­сти и не­под­виж­но­сти ми­ра.

         То, что ты пред­став­лял из се­бя еще се­кун­ду назад — не­ве­ро­ят­но да­ле­ко по от­но­ше­нию к те­бе те­пе­реш­не­му! Ка­ков прак­ти­че­ский вы­вод из все­го это­го? Он очень прост: жить мож­но не со ско­ро­стью ша­га или времени — жить мож­но со ско­ро­стью ми­га! При­чем, жить с этой ско­ро­стью со­всем не обя­за­тель­но в един­ст­вен­но из­вест­ном нам на­прав­ле­нии. Во­ис­ти­ну: мир не зна­ет гра­ниц! Гра­ни­цы ты вы­ду­мал сам.

 

         Дви­же­ние оз­на­ча­ет смерть точ­ки.

 

         Как всё бы­ло серь­ез­но! На ли­цах во­ж­дей пле­мен чи­та­лись му­же­ст­во и скорбь, фа­рао­ны по­тря­са­ли мир не­ви­дан­ной ор­га­ни­за­ци­ей лю­дей-ра­бов и не­ви­дан­ной жес­то­ко­стью, ко­чев­ни­ки не­улыб­чи­во ве­ри­ли в свою ве­ли­кую мис­сию; при­хо­ди­ли на зем­лю ве­ры и ве­ро­ва­ния, ору­дия и ору­жие: ме­ня­лись эпо­хи, ме­ня­лись ли­ца, ме­ня­лись ра­бы и пра­ви­те­ли, но еди­ным во всех ве­ках оставалась — серь­ез­ность; за нее уми­ра­ли, за нее за­став­ля­ли уми­рать дру­гих: сколь­ко пи­рат­ских но­жей по­то­ну­ло в кро­ви, сколь­ко кро­ва­вых при­ка­зов от­да­ли ца­ри и ге­не­ра­лы, сколь­ко пуль на­шли сво­их об­ла­да­те­лей! — во имя че­го? — не во имя ли то­го, что нель­зя улыб­нуть­ся ни па­ла­чам, ни жерт­вам, по­то­му что они за­ня­ты очень серь­ез­ной иг­рой, име­нуе­мой Жиз­нью?

         Но — об­ра­ти­те осо­бен­но при­сталь­ное вни­ма­ние! — серь­ез­ность при­су­ща на­стоя­ще­му; ед­ва прой­дет вре­мя, ед­ва рух­нут пред­став­ле­ния эпо­хи о се­бе, о че­ло­ве­ке, о ми­ре, как тут же, увы, с опо­зда­ни­ем, при­хо­дит улыб­ка снис­хо­ди­тель­но­го по­ни­ма­ния. Улыб­ка про­шло­го поч­ти безо­пас­на для на­стоя­ще­го, как безо­пас­на для на­стоя­ще­го и улыб­ка да­ле­ко­го бу­ду­ще­го-фан­та­зии: се­бя­лю­би­ва и не­дот­рож­на толь­ко уз­кая по­ло­соч­ка существования — се­го­дняш­ний день и всё то, что с ним тес­но свя­за­но.

         Все тра­ге­дии про­ис­хо­дят от серь­ез­но­сти: этот те­зис мож­но раз­вер­нуть в ши­ро­кую фи­ло­соф­скую па­но­ра­му. Но речь о дру­гом. Вче­раш­ние тра­ге­дии че­ло­ве­че­ст­ва ста­ли сегодня — раз­вле­че­ни­ем, фар­сом, ост­рым сю­же­том для бое­ви­ка. Не боль­ше! Хо­хо­чут над ца­ря­ми, ры­ца­ря­ми, аль­труи­ста­ми-ре­во­лю­цио­не­ра­ми, мо­на­ха­ми и юро­ди­вы­ми: про­шлая глу­пость сме­шит боль­ше, чем пу­га­ет. Как же! Мы-то те­перь по­ум­нев­шие, мы-то те­перь зна­ем! Хи-хи!

 

         Для вы­даю­щей­ся скром­но­сти рек­ла­мы не тре­бу­ет­ся!

 

         Ссыл­ка на то, что де­нег в до­ме не хва­та­ет из-за му­жа-пропойцы — миф, по­ро­ж­ден­ный для объ­яс­не­ния хо­зяй­ст­вен­ной глу­по­сти же­ны. Я про­вел экс­пе­ри­мент в чис­том ви­де. То есть ис­клю­чил из фи­нан­со­во­го обо­ро­та се­мьи тра­ты, со­вер­шае­мые жен­щи­ной (от­бы­ла в ко­ман­ди­ров­ку на не­де­лю), в ре­зуль­та­те че­го под­счи­тал: стои­мость мо­ей жиз­ни, и жиз­ни сы­на за семь дней со­став­ля­ет 4 руб­ля 46 ко­пе­ек на дво­их. При­сут­ст­вие жен­щи­ны уве­ли­чи­ва­ет стои­мость жиз­ни два­дца­ти­крат­но! По­нят­но, что ни­ка­кой про­пой­ца не смо­жет срав­нить­ся с не­дер­жа­ни­ем це­ло­го вее­ра же­ла­ний, т. к. у про­пой­цы же­ла­ние, в сущ­но­сти, все­гда од­но, а у жен­щи­ны их — мно­же­ст­во. Муж-трез­вен­ник (ка­ко­вым я сам яв­ля­юсь) — это край­ний слу­чай, его при­сут­ст­вие в до­ме мож­но срав­нить, по­жа­луй, лишь с про­из­вод­ст­вом по­сто­ян­ной сверх­при­бы­ли: ста­тья «при­бы­ток», от­но­си­тель­но трат на со­дер­жа­ние ма­ло­при­тя­за­тель­но­го, не­при­хот­ли­во­го и уни­вер­саль­но­го мужа — во мно­го раз пре­вы­ша­ет ми­зер со­дер­жа­ния. По­это­му, в ре­зуль­та­те на­блю­де­ний, экс­пе­ри­мен­таль­ных дан­ных и ло­ги­че­ско­го за­клю­че­ния мож­но сде­лать од­но­знач­ный вы­вод: день­ги в до­ме ис­че­за­ют с по­яв­ле­ни­ем в нем жен­щи­ны.

 

         В ре­дак­цию за­бе­гал «чок­ну­тый», обе­щал мас­со­вый при­лет «та­ре­лок» — НЛО. Соз­на­тель­но или под­спуд­но, но все ждут чу­дес­но­го. Хо­тя са­мое чудесное — это поч­ти иде­аль­ное сов­па­де­ние твое­го ес­те­ст­ва со сре­дой; про­ще го­во­ря, нет ни­че­го пре­крас­нее тво­ей обыкновенности — это и чу­до, это и дар: имен­но в обык­но­вен­но­сти сек­рет твое­го зо­ло­то­го, не­ко­ле­би­мо­го рав­но­ве­сия, с ко­то­ро­го не сой­ти при лю­бой из встреч. Бес­ко­неч­ная си­ла в обык­но­вен­ном!

 

         Воз­вра­щать­ся из ко­ман­ди­ров­ки с день­га­ми в кармане — это в Рос­сии счи­та­ет­ся очень пло­хим то­ном.

 

         Ес­ли в сою­зе дво­их жен­щи­на на­ча­ла жа­ло­вать­ся на тя­го­ты жизни — это все­гда за­мас­ки­ро­ван­ная фор­ма вы­ра­же­ния пре­зре­ния или да­же не­на­вис­ти. Что-то на­по­до­бие: «Ты по­гу­бил мои на­де­ж­ды!» — Но вслух зву­чит дру­гое: «У ме­ня опять про­ху­ди­лись кол­гот­ки… Зна­ешь, це­ны на хлеб под­ня­ли на во­семь ко­пе­ек… На­до бы по­сти­рать, ну, ни­че­го, ни­че­го не ус­пе­ваю…» И т. д. Ка­за­лось бы — обыч­ный фон жен­ских при­чи­та­ний, ка­за­лось бы всё нор­маль­но, как у всех, мож­но не об­ра­щать вни­ма­ния. Но это-то и есть по­сто­ян­ный по­ток при­го­во­ра в рассрочку — «Ты по­гу­бил мои на­де­ж­ды!» Ко­неч­но, на­де­ж­ды ни­кто не гу­бил, по­сколь­ку их во­об­ще по­гу­бить не­воз­мож­но. Про­сто еще раз убе­ж­да­ешь­ся, как фан­та­сти­че­ски раз­ру­ши­тель­но са­мо­со­жа­ле­ние, да­же «упа­ко­ван­ное» в фор­му оза­бо­чен­но­сти. Не жа­луй­тесь! Не под­пус­кай­те к сво­ей ду­ше этот ви­рус! Не обя­за­тель­но впря­мую об­ви­нять парт­не­ра по жиз­ни, из­бран­ни­ка люб­ви; дос­та­точ­но об­ви­нить са­му жизнь — это убь­ет лю­бовь с той же не­из­беж­но­стью. И то­гда со­юз дво­их, ес­ли он все-та­ки со­хра­нит­ся, бу­дет лишь воз­мож­но­стью для обо­юд­ной разрядки — вза­им­но­го сбро­са нер­воз­но­сти и не­удо­воль­ст­вия. Нель­зя по­зво­лять жа­леть се­бя. Это очень про­стое пра­ви­ло! При­зы­вать, яв­но или втай­не, ми­ло­сер­дие к себе — все рав­но что звать убий­цу!

 

         Тип мышления — «кре­сть­ян­ская смет­ка»: дол­го и му­чи­тель­но внут­ри че­ре­па идет бес­сло­вес­ная ум­ст­вен­ная ра­бо­та, на­ру­жу со­об­ща­ет­ся лишь кос­ноя­зыч­ный ре­зуль­тат ти­па «ага… ну, вот… так». Та­кое мыш­ле­ние не столь­ко про­счи­ты­ва­ет ва­ри­ан­ты, сколь­ко взве­ши­ва­ет об­ра­зы. Ре­ше­ния эти, как пра­ви­ло, очень точ­ны, но под­твер­ждаю­щих до­ка­за­тельств для них не су­ще­ст­ву­ет. Раз­ве что: «Ага, ну, вот…» Не от­то­го ли уче­ные пер­со­ны тер­петь не мо­гут са­мо­учек?

 

         Ни ма­лая, ни очень боль­шая боль не сла­мы­ва­ют во­ли, не под­ви­га­ют че­ло­ве­ка в сто­ро­ну от его при­выч­но­го Я; мо­гу­ще­ст­вен­нее и все­про­ни­каю­щее прочих — сред­няя боль: уже не сла­бая, что­бы не об­ра­щать на нее вни­ма­ние, но еще и не на­столь­ко силь­ная, что­бы сми­рить­ся с ней без со­про­тив­ле­ния.

 

         Что зна­чит «спра­вед­ли­во раз­де­лить»? Это нон­сенс! Ни­ка­кое де­ле­ние прин­ци­пи­аль­но не мо­жет пре­тен­до­вать на спра­вед­ли­вость. Един­ст­вен­ная спра­вед­ли­вость для жизни — ис­то­чать са­мое се­бя. Соб­ст­вен­но, ес­ли уж так хо­чет­ся упот­ре­бить сло­во «де­ле­ние», то по­жа­луй­ста: не на­до де­лить мир — это бес­смыс­лен­но, ку­да про­ще «по­де­лить­ся» со­бой.

 

         Мож­но ли ближ­не­го воз­лю­бить как се­бя? За­про­сто! Ес­ли, ко­неч­но, этот ближний — не го­су­дар­ст­во. В этом ан­ти­урок вуль­гар­ной Рос­сии, по­стро­ив­шей от­вра­ти­тель­ную го­су­дар­ст­вен­ную сис­те­му, где лю­бовь к «ро­ди­не», «идеа­лам» и проч. — на­си­лие.

 

         Я — ноль. Сто­ит мне по­дой­ти к еди­ни­цам че­ло­ве­че­ских жиз­ней с той или иной сто­ро­ны, как они сра­зу же чув­ст­ву­ют свое «уве­ли­че­ние» или «умень­ше­ние», со­хра­няя впо­след­ст­вии не­кую при­язнь или не­при­язнь к сво­бод­но пе­ре­ме­щаю­ще­му­ся «ну­лю». Ноль — мой са­мый на­деж­ный дом для те­ла, для чувств и для ра­зу­ма. Где бы я ни побывал — воз­вра­ща­юсь к ис­ход­но­му «ни­что»: оно лишь на­деж­но, как точ­ка от­сче­та, как са­мый уни­вер­саль­ный из трам­пли­нов ра­зу­ма. Толь­ко так мож­но сво­бод­но опе­ри­ро­вать лич­ной жиз­нью.

 

         Яма! Прин­цип при­ну­ди­тель­но­го эво­лю­цио­ни­ро­ва­ния: путь раз­ви­тия в яме безальтернативен — толь­ко вверх, ввысь, к не­бу! Так быв­ше­го ал­ко­го­ли­ка под­дер­жи­ва­ет па­мять о тьме и ужа­сах про­шло­го, так рай не­по­ня­тен смерт­но­му без опо­ры на ад.

 

         На­деж­ность жиз­ни в ее не­на­деж­но­сти.

 

         Бой­ся ав­тор­ст­ва, ибо и оно спо­соб­но ис­ка­зить суть из­ре­чен­но­го.

 

         «Я» на­ка­п­ли­ва­ет жиз­нен­ный опыт двух знаков — «плюс» и «ми­нус». «Я» ба­лан­си­ру­ет с по­мо­щью это­го дву­един­ст­ва про­ти­во­по­лож­но­стей. Раз­мах «ба­лан­си­ра» — не­кая «ам­пли­ту­да лич­но­сти», ко­то­рая об­ла­да­ет од­ним на­гляд­ным свой­ст­вом: не­за­мет­ная, ка­за­лось бы, не­ве­со­мая пы­лин­ка, осев­шая на да­ле­кий край «ба­лан­си­ра», при­ве­дет рав­но­ве­сие к сме­ще­нию по пра­ви­лу про­сто­го ры­ча­га. Бес­ко­неч­ный ба­ланс очень чу­ток, он реа­ги­ру­ет на ма­лей­шее ду­но­ве­ние жиз­ни, на са­мый ее лег­кий по­мы­сел так, как реа­ги­ро­ва­ла бы силь­ная, но замк­ну­тая на се­бе лич­ность, ска­жем, на удар, аг­рес­сию, ос­корб­ле­ние, боль­шую опас­ность.

 

         Я ис­це­ляю вас от чу­да: уж ес­ли жизнь не уров­ня­ла, тем па­че, смерть не ис­це­лит!

 

         Ту­ман­на про­ме­жу­точ­ность, по­нят­на край­ность. На­при­мер, са­мый уни­вер­саль­ный язык, не тре­бую­щий перевода — смех и сле­зы. Го­ре и ра­дость ин­тер­на­цио­наль­ны.

 

         Дис­ци­п­ли­на по­гу­бит куль­ту­ру, а уж мерт­вая куль­ту­ра, в свою оче­редь, по­гу­бит кра­со­ту.

 

         При­ро­да муд­ро ох­ра­ня­ет сла­бую че­ло­ве­че­скую во­лю от точ­но­го зна­ния судьбы — от зна­ния о бу­ду­щем. Это ин­стинкт са­мо­со­хра­не­ния при­ро­ды. Про­шлое все­гда сла­бее бу­ду­ще­го, а сла­бак мо­жет сма­ло­душ­ни­чать, от­сту­пить­ся, спря­тать­ся, по­кон­чить с со­бой, соб­ст­вен­но, от ис­пу­га пе­ред ис­пы­та­ния­ми. По­это­му сла­бак име­ет един­ст­вен­ный шанс всту­пить в будущее — по не­зна­нию.

 

         Ут­ром же­на го­во­рит о до­ро­го­виз­не. Ве­че­ром она го­во­рит о до­ро­го­виз­не и на­шей бед­но­сти. Она боль­ше ни о чем не го­во­рит! Я смот­рю на нее с боль­шой неж­но­стью: я про­ща­юсь с тем ин­те­рес­ным че­ло­ве­ком, ко­то­рый жил в ней ко­гда-то и ко­то­рый лю­бил ме­ня.

 

         Прав­да все­гда зву­чит, как при­го­вор.

 

         Мень­ше все­го я чув­ст­вую, что мы вме­сте, что мы од­на жизнь, имен­но то­гда, ко­гда я на­хо­жусь ря­дом с то­бой. По­че­му?! Мо­жет, по­то­му, что оче­вид­ность сму­ща­ет пред­став­ле­ние: мы да­ле­ко не вме­сте, да­ле­ко не од­на жизнь, мы — об­ман­щи­ки: один в по­все­днев­но­сти, дру­гой в во­об­ра­же­нии.

 

         Две­на­дца­ти­лет­няя Юля, дочь от пре­ды­ду­ще­го бра­ка, чи­та­ет объ­яв­ле­ния «Служ­бы зна­комств» и пи­шет оди­но­ким муж­чи­нам пись­ма: «У нас боль­ная ма­ма, она нерв­ная, но хо­ро­шая. У нас с бра­ти­ком есть пло­хие ка­че­ст­ва, но есть и мно­го хо­ро­ших. Мы лю­бим жи­вот­ных, за­ни­ма­ем­ся спор­том. При­хо­ди­те к нам, по­жа­луй­ста. Ес­ли вам у нас не по­нра­вит­ся, про­сто по­зна­ко­мим­ся, а ес­ли по­нра­вит­ся, то вы бу­де­те па­пой…» На­пи­са­ни­ем пи­сем она за­ни­ма­ет­ся уже пол­то­ра го­да. Ре­зуль­тат пись­ма не при­но­сят. Тра­ге­дия. Си­туа­ция, рву­щая серд­це на кус­ки. Что воз­мож­но, чем по­мочь? Не вме­ши­ва­юсь, поч­ти не вме­ши­ва­юсь, по­то­му что в раз­дель­ной жиз­ни я ли­шен воз­мож­но­сти брать на се­бя тя­жесть дет­ско­го оз­лоб­ле­ния. Ос­та­ет­ся одно — на­блю­дать и ве­рить, что гру­ст­ные ис­пы­та­ния по­мо­гут де­воч­ке вы­ка­раб­кать­ся из по­про­шай­ни­че­ст­ва в са­мо­стоя­тель­ную че­ло­веч­ность.

 

         Я не при­над­ле­жу то­му, что мне нра­вит­ся.

 

         Жен­щи­на! Ес­ли ты бу­дешь жа­ло­вать­ся на раз­ные ла­ды: «Толь­ко и ждешь по­во­да, что­бы из­ба­вить­ся от ме­ня», — то так и знай, ус­лы­шишь: «Не жду, но го­тов».

 

         До тех пор, по­ка су­ще­ст­ву­ет са­мо­лю­би­вый вос­торг по­тре­би­те­ля, до той по­ры бу­дет су­ще­ст­во­вать тще­слав­ное са­мо­лю­бие мас­те­ра.

 

         — Она те­бя очень хо­ро­шо пом­нит!

         — Еще бы! Я слу­шал ее пол­дня, не пе­ре­би­вая!

 

         На­блю­дал ди­кое яв­ле­ние. Ре­бе­нок про­тор­чал на ули­це до­позд­на и не вы­учил за­дан­но­го сти­хо­тво­ре­ния. На­ско­ро по­ужи­нав, ус­нул, не раз­де­ва­ясь. Ди­кое яв­ле­ние за­клю­ча­лось в том, что мать раз­бу­ди­ла спя­ще­го и, не скры­вая сво­ей ис­те­рич­но­сти, не скры­вая сво­ей убе­ж­ден­ной жес­то­ко­сти, ста­ла за­став­лять ни­че­го не по­ни­маю­ще­го ре­бен­ка учить за­да­ние. В результате — рев и не­на­висть. Яв­ле­ние бес­смыс­лен­но­го на­си­лия, ко­гда жен­щи­ну ук­ре­п­ля­ет мысль о пра­во­те и пе­да­го­ги­че­ской не­пре­клон­но­сти, луч­ше все­го вы­ра­зить сло­ва­ми: ма­те­рин­ский фа­шизм.

 

         За всех пла­чу, за все про­кля­тья ми­ра, за дет­ский страх и жен­ский вдо­вий вой, — я за­пла­чу за брать­ев мо­их си­рых са­мим со­бой, са­мим со­бой! Я за­пла­чу рос­тов­щи­кам с Олим­па, мою мо­не­ту им не раз­ме­нять: свя­тые шля­пы сни­мут боги — ним­бы! — за то, что ду­ши вы­ку­п­ле­ны вспять. Вся эта жизнь, как пла­та за квар­ти­ру, ду­ша и плоть тря­сут­ся враз­но­бой, зо­вет уда­воч­ка в за­щелк­ну­том сор­ти­ре: «По­ра до­мой! По­ра до­мой!» До­ж­дем не­бес­ным внят­но ли за­пла­чу? В тру­бе пур­гой за­вою, как ведь­мак… Ах, лю­ди, лю­ди, жал­ко ли — на сда­чу! — со­чув­ст­вия фаль­ши­вей­ший пя­так?

 

         Ду­ра­чит­ся муд­рец се­дой. Как уче­ник, мир пра­вил пе­ре­пу­ган: за­чем дви­же­ние «от» и «до»? Жизнь — по­ро­ж­де­нье кру­га!

 

         Со­ба­ка во­ет по но­чам.

         Со­се­ди во­ют на ме­ня.

         Я вою про­сто так.

 

         Вскри­чал зво­нок. За ним при­шли. И вот он весь, как есть, на­дев­ши шле­пан­цы, к две­ри ша­га­ет: «Здесь я, здесь!..»

 

         Ху­дож­ник по­сту­пил ра­бо­тать по спе­ци­аль­но­сти на круп­ное про­мыш­лен­ное предприятие — мо­то­за­вод. Под мас­тер­скую при­спо­со­би­ли по­ме­ще­ние быв­ше­го жен­ско­го туа­ле­та, пе­ре­обо­ру­до­вав его та­ким об­ра­зом, что в там­бу­ре ор­га­ни­зо­ва­лось не­что вро­де твор­че­ско­го скла­да в бес­по­ряд­ке, а да­лее, за стек­лян­ной две­рью с рез­ным стеклом — са­ма, соб­ст­вен­но, мас­тер­ская. Ме­сто бы­ло бой­кое, мно­го­ты­сяч­ный кол­лек­тив за­во­дчан его хо­ро­шо знал и пом­нил по без­ус­лов­но­му пред­на­зна­че­нию. Два го­да в мас­тер­скую за­ска­ки­ва­ли жен­щи­ны, на хо­ду за­ди­раю­щие юб­ки и стас­ки­ваю­щие ниж­ние шта­ны… Ху­дож­ник вско­ре оз­ве­рел и с из­ви­не­ния­ми не це­ре­мо­нил­ся: про­сто по­сы­лал, ку­да на­до. Об­ще­ст­вен­ная при­выч­ка, од­на­ко, ока­за­лась на­столь­ко силь­ной, что, так ска­зать, ну­ж­да по­бе­ж­да­ла здра­вый смысл: пи­са­ли в «пред­бан­ни­ке», пря­мо на ху­до­же­ст­вен­ную про­дук­цию.

 

         Де­ти по­доб­ны лу­нам: пре­вос­хо­дя­щая мас­са пла­не­ты-ро­ди­те­ля тя­нет их к се­бе сво­ей ма­те­рин­ской гра­ви­та­ци­ей. Иные и впрямь ва­лят­ся без сил об­рат­но в ло­но, на­во­дя при па­де­нии раз­ру­ше­ния и ка­так­лиз­мы; дру­гие, от­де­лив­шие­ся и при­об­рет­шие дос­та­точ­ную ско­рость соб­ст­вен­ной жиз­ни, мо­гут вра­щать­ся «веч­но» во­круг ро­ди­тель­ской мас­сы бы­тия; и толь­ко те, кто от­бро­шен прочь во­ис­ти­ну с кос­ми­че­ской си­лой, пре­одо­ле­ва­ют окон­ча­тель­но тя­го­те­ние вниз или по кру­гу: их судьба — сво­бод­ный по­лет и риск. Толь­ко бу­шую­щие си­лы, за­жа­тые в тес­ный со­суд че­ло­ве­че­ской лич­но­сти, спо­соб­ны обе­щать при це­ле­на­прав­лен­ном ос­во­бо­ж­де­нии: и пе­ре­груз­ку, и сво­бо­ду, и ро­ман­ти­ку смер­ти.

 

         По­эт пи­та­ет­ся обо­жа­ни­ем, прак­тик по­ни­ма­ни­ем.

 

         Ти­паж. Лю­бит, чтоб ему — ко­рот­кий точ­ный во­прос, он — раз­вер­ну­тый, об­стоя­тель­но ар­гу­мен­ти­ро­ван­ный от­вет; ес­ли в бе­се­де воз­ни­ка­ет пау­за, он тут же «са­мо­за­пус­ка­ет­ся» при по­мо­щи ри­то­ри­че­ско­го са­мо­во­про­ша­ния. Слож­ность в том, что он да­же чуть ску­ча­ет от сво­его все­зна­ния. По­это­му но­вую для не­го ин­фор­ма­цию не мо­жет вос­при­нять в ви­де обыч­но­го со­об­ще­ния, а вос­при­ни­ма­ет ее единственно — в ви­де во­про­са. Имен­но вопрос — та ла­ко­мая «на­жив­ка», на ко­то­рую он ло­вит­ся без тру­да. Ос­та­ет­ся ме­лочь: со­бе­сед­ник дол­жен вир­ту­оз­но оформ­лять на хо­ду свою речь — ис­клю­чи­тель­но под зна­ка­ми во­про­сов. Ти­паж лю­бит по­учать Ива­на-ду­рач­ка, од­на­ко по­лу­ча­ет­ся, что «ду­рац­кие» во­про­сы ду­ра­ка са­ми со­дер­жат ку­да бо­лее мощ­ную, но за­мас­ки­ро­ван­ную под про­сто­ту, энер­гию жиз­ни. Ко­ро­че, мой собеседник — сле­до­ва­тель…

 

         Я дав­но на­блю­даю за же­ной и сы­ном: же­на счи­та­ет, что глав­ное в жизни — это ве­щи, ак­ку­рат­но рас­став­лен­ные в кра­си­вом по­ряд­ке.

 

         Но­во­ро­ж­ден­но­му мир ста­рый, как об­но­ва: авось, пой­мешь, в чем вы­го­да-тще­та, уло­вишь вещь, воз­мож­но, да­же сло­во… Сквозь смер­ти си­то про­хо­дя, как пус­то­та!

 

         Об­ще­ст­во при­ну­ди­тель­но­го ра­вен­ст­ва, брат­ст­ва и сча­стья.

 

         Со­сед по ого­ро­ду встал с рас­све­том и стал сту­чать мо­лот­ком. Я вы­шел по­здо­ро­вать­ся. «Луч­шая дисциплина — это ча­ст­ная соб­ст­вен­ность!» — ска­зал со­сед, не то жа­лея се­бя, не то по­хва­ли­вая.

 

         Фи­ло­соф­ское ос­мыс­ле­ние в сво­ем ито­ге все­гда очень про­сто. Зна­ко­мый рес­тав­ра­тор со­об­щил о сво­ем по­ни­ма­нии так: «Вера — это как бы нау­ка для тех, кто не спо­со­бен к на­стоя­щей нау­ке».

 

         У мно­го­слов­но­го пе­да­го­га сло­во де­валь­ви­ру­ет.

 

         Во­ля-то бо­жья, да хотение — соб­ст­вен­ное!

 

         Не от­чаи­вай­ся: рок — это все­го лишь ре­ка, бе­гу­щая по кру­гу.

 

         Ме­ж­ду внеш­ним и внут­рен­ним кос­мо­сом есть по­гра­нич­ная зо­на. Эта по­гра­нич­ная зона — ты сам. Все мы тут — «по­гра­нич­ни­ки». Жизнь как жизнь: ску­ка, взят­ки, пе­ре­беж­чи­ки…

 

         Многословие — это бо­лезнь, по­ра­жаю­щая у жен­щин рас­су­док, у муж­чин страсть.

 

         Из­ви­нять­ся пе­ред че­ло­ве­ком, ко­то­ро­го счи­та­ешь близ­ким (то есть, спо­соб­ным по­нять те­бя все­го, все­гда и вся­ко­го) — это зна­чит ис­ку­шать его, при­учать к раз­вра­ту его са­мо­лю­бие, по­ощ­рять чув­ст­во соб­ст­вен­ной пра­во­ты и зна­чи­мо­сти; из­ви­няю­щий­ся скло­ня­ет го­ло­ву и ко­ле­ни, тем са­мым не­из­беж­но ста­вя ближ­не­го сво­его в по­зу по­кро­ви­те­ля. Не ис­ку­шай дру­га сво­его са­мо­по­ви­не­ни­ем; вина — это толь­ко твой груз и он не­сни­ма­ем.

 

         Опыт без­оши­боч­ных дей­ст­вий че­ло­ве­ка не на­ка­п­ли­ва­ет­ся про­стым по­вто­ре­ни­ем оши­бок. Пол­ный опыт, ско­рее, мо­жет поя­вить­ся в ре­зуль­та­те един­ст­вен­но­го лишь оши­боч­но­го дей­ст­вия, но при ус­ло­вии: во­об­ра­же­ние за­ра­нее «зна­ет» о ре­зуль­та­те. От­ку­да я это взял? На­блю­дал, как же­на в суе­те раз­би­ла оче­ред­ную чаш­ку!

 

         В пси­хи­че­ской об­лас­ти сло­во яв­ля­ет­ся тем же са­мым, чем яв­ля­ет­ся фи­зи­че­ское дей­ст­вие в об­лас­ти за­твер­дев­шей ре­аль­но­сти. Па­рал­ле­ли на­хо­дят­ся всю­ду: уби­вать, вра­че­вать, сдви­гать в сто­ро­ну, за­мо­ра­жи­вать, рас­плав­лять, из­вле­кать вы­го­ду и т. д. Но! Ес­ли по­ис­кать сле­дую­щие па­рал­ле­ли? Не бу­дет ли сло­во по­доб­но же­лез­но­му ло­му в ми­ре не­вы­ска­зан­но­го? Вспом­ни­те: мол­ча­ние «ум­нее» лю­бо­го зву­ка! Ин­туи­ция бо­ит­ся из­ре­че­ния, как пси­хи­ка бо­ит­ся фи­зи­че­ско­го вме­ша­тель­ст­ва. Все­му свой уро­вень.

 

         Ес­ли дом и те­ло твои не­под­виж­ны, ока­ме­не­ет и ду­ша. Ес­ли идешь ты без ус­та­ли в мыс­ли и в сердце — сво­бод­ны­ми бу­дут и те­ло, и дом.

 

         Ра­бо­та, как из­вест­но, со­сто­ит из двух по­ло­ви­нок: ра­бо­ты внеш­ней и ра­бо­ты внутренней — они не­раз­де­ли­мы, как «пле­чи» од­но­го ко­ро­мыс­ла. Опе­ре­жа­ет в дей­ст­вии внут­рен­няя работа — не­из­беж­но, ав­то­ма­ти­че­ски под­тя­ги­ва­ет­ся за ней ра­бо­та внут­рен­няя и на­обо­рот: усер­дие в тру­де обя­за­тель­но при­ве­дет к по­ряд­ку и усер­дию во внут­рен­нем ми­ре. В этом от­ли­чие про­цес­са ра­бо­ты от про­цес­са за­ра­ба­ты­ва­ния.

 

         При­ро­да не тер­пит пус­то­ты. Сна­ру­жи она за­пол­нит ее без тво­ей по­мо­щи, а для то­го, что­бы за­пол­нить пус­то­ту внутри — при­дет­ся по­ра­бо­тать! Ина­че ее, внут­рен­нюю пус­то­ту, за­пол­нит то, что по­став­ля­ет­ся «са­мо­тё­ком»: лень, та­бак, сла­до­ст­ра­стие, со­жа­ле­ние, гнев, на­жи­ва, ал­ко­голь, ре­ли­ги­оз­ный фа­на­тизм и т. д. Пре­пят­ст­вие на пу­ти к жиз­ни мно­гие по ошиб­ке при­ни­ма­ют за са­му жизнь.

 

         «Ты по­че­му ме­ня не ру­га­ешь?» — за­бес­по­ко­ил­ся ал­ко­го­лик, при­шед­ший на ра­бо­ту по­сле за­гу­ла. «Ты бы стал на­де­ять­ся в ра­бо­те на тя­же­ло­го боль­но­го?» — «Нет…» — «Вот и я не на­де­юсь».

 

         Де­ти долж­ны быть силь­нее и луч­ше сво­их ро­ди­те­лей. Как это­му нау­чить? Толь­ко по­ка­зав­ши лич­ный при­мер.

 

         Лю­ди об­ща­ют­ся че­рез «барь­ер»: слов, об­ра­зо­ва­ния, тра­ди­ции, ве­ры… Чем вы­ше барь­ер об­ще­ния, тем вы­ше са­мо об­ще­ние. Вос­пи­та­ние управ­ля­ет вы­со­той не­по­зво­ли­мо­го.

 

         Пе­тя прие­хал не­на­дол­го и ос­та­но­вил­ся у Ле­хи. Леха — мой то­ва­рищ. Петя — ве­ли­ко­леп­ный со­бе­сед­ник, умею­щий слу­шать и умею­щий спра­ши­вать. Ирина — же­на Ле­хи. Оля — под­ру­га Иры. Сережа — но­вый то­ва­рищ Ле­хи. Светка — моя же­на. Вро­де, все.

         Мы с Пет­ром не ви­де­лись не­сколь­ко лет. По­го­во­рить хо­те­лось очень! В ночь пе­ред его от­ле­том встре­ти­лись у нас до­ма, но по­го­во­рить ока­за­лось слож­но, по­то­му что у ка­ж­до­го на­шлись свои при­чи­ны най­ти в этой встре­че свою ко­рысть. Ири­на при­шла, уве­рен­ная, что имен­но она ор­га­ни­за­тор и центр се­го­дняш­них пе­ре­кре­стий че­ло­ве­че­ских су­деб: дес­кать, вот она, лю­би­те и жа­луй­те, а вот Петь­ка, ко­то­ро­го она со­из­во­ли­ла с со­бой при­вес­ти, да еще, вдо­ба­вок, по­зво­ли­ла за­хва­тить с со­бой та­кую же, как она, са­мо­до­воль­ную, глу­пую под­ру­гу Олю, так как у Оли свой ин­те­рес: ни­ко­гда, ви­ди­те ли, не бы­ва­ла до­ма у та­ких-то, не встре­ча­лась близ­ко, а хо­те­лось бы, вот Ира и ре­ши­ла по­ка­зать под­ру­ге «зоо­парк»! Ле­ха ос­тал­ся до­ма, от­мах­нув­шись от встре­чи. За­то при­слал вме­сто се­бя ни­ко­му не нуж­но­го здесь Се­ре­жу. По­че­му? «По­то­му что я люб­лю его сей­час…» — объ­яс­нял­ся Ле­ха поз­же. Моя же­на Све­та то­же весь ве­чер ста­ра­лась про­из­ве­сти на гос­тя впе­чат­ле­ние по­силь­нее: очень ста­ра­лась, да­же ум де­мон­ст­ри­ро­ва­ла! Мол­чал я, рас­се­ян­но от­ве­чал на во­про­сы Петя — по­го­во­рить ни­как не да­ва­ла ком­па­ния, а ведь, соб­ст­вен­но, не ра­ди нее мы встре­ти­лись. Так­тич­но­стью и тер­пе­ни­ем Пет­ра мож­но бы­ло вос­хи­щать­ся! В ат­мо­сфе­ре ве­че­ра ца­ри­ло это не­ви­ди­мое че­ло­ве­че­ское по­ле боль­шо­го че­ло­ве­ка, в ко­то­ром усерд­но ку­выр­ка­лись, же­лая ут­вер­дить­ся, мел­кие эгои­сти­че­ские за­ря­ды «при­ли­пал». Та­кое, увы, не про­ща­ет­ся. Раз­но­по­люс­ная встре­ча при­ве­ла к раз­ру­ше­ни­ям: на дру­гой же день Свет­ка за­бо­ле­ла, Ле­ха от­ве­тил скан­да­лом на скан­дал, на­пил­ся, т. к. Ири­на уст­рои­ла в до­ме по­гром и уш­ла вон… Я мсти­тель­но на­пи­сал этот тек­стик. Об остальных — не знаю. Неестественность — са­мо­на­ка­зу­ма.

 

         На­груз­ку ду­ха мож­но ре­гу­ли­ро­вать ко­ли­че­ст­вом прав­ды. Я ос­во­бо­дил же­ну от всей прав­ды жиз­нен­ных со­бы­тий в обо­их мо­их ми­рах, внут­рен­нем и внеш­нем: ей ста­ло лег­че жить, а мне — на­сла­ж­дать­ся.

 

         Хит­рый ба­рин мо­жет ис­поль­зо­вать борь­бу за ра­вен­ст­во в це­лях сво­ей вы­го­ды. На­при­мер, ес­ли ба­ри­ном яв­ля­ет­ся са­мо го­су­дар­ст­во, то борь­бу оно ор­га­ни­зу­ет да­же ме­ж­ду муж­чи­на­ми и жен­щи­на­ми. Вопрос — где? Удоб­нее все­го ор­га­ни­зо­вать со­рев­но­ва­ние в об­лас­ти ра­бо­ты: ведь и те, и дру­гие ра­бо­та­ют на ба­ри­на, че­го ж не со­рев­но­вать­ся?! Го­су­дар­ст­во силь­но нерв­ни­ча­ет, ко­гда раз­но­по­лые ра­бы по­ни­ма­ют: ра­бо­та у муж­чин и у жен­щин на земле — раз­ная, а равенство — это про­сто смерть!

 

         Не вся­кий текст уда­ет­ся са­мо­стоя­тель­но и с пер­во­го раза про­чи­тать глу­бо­ко. Именно — про­чи­тать, а не про­смот­реть. Про­чув­ст­во­вать. Тре­бу­ет­ся по­сти­же­ние. Та­кое, ка­ко­го дос­ти­га­ет ве­ли­кий ак­тер, во­шед­ший в об­раз. А нель­зя ли вос­поль­зо­вать­ся най­ден­ным? Про­чи­тать текст с ЕГО ин­то­на­ци­ей, ЕГО го­ло­сом, с ЕГО по­ни­ма­ни­ем, — ведь это очень вы­со­кий об­ра­зец! По­ра­зи­тель­но! Ока­зы­ва­ет­ся, то, к че­му во­пло­ти­тель стре­мил­ся всю, мо­жет быть, жизнь, ра­бо­та­ет и при ре­п­ли­ка­ции: ос­та­ет­ся лишь «по­зво­лить се­бе» уви­деть и ус­лы­шать мир ЕГО ви­де­ни­ем и слы­ша­ни­ем; и всё это теперь — твое! Мож­но «зву­чать» в сво­ей ду­ше, да­же не имея са­мо­стоя­тель­ных дос­ти­же­ний, ибо нет ни­че­го на­деж­нее и про­ще, чем ре­зо­нанс: на­строй­ся, не ме­шай и зву­чи на здо­ро­вье.

 

         Пер­вое: сде­лать, что­бы иметь. Вто­рое: тер­петь, что­бы по­лу­чить. Рус­ский поч­ти все­гда вы­би­ра­ет вто­рой ва­ри­ант.

 

         И ду­ра­ку, и ге­нию грех жа­ло­вать­ся бы: на все твое хо­те­ние, да кла­ви­ши судь­бы.

 

         Ты пе­ча­лен? Это свой­ст­во ог­ра­ни­чен­ных.

 

         Твои по­те­ри по­доб­ра­ли дру­гие. Те­перь ты пы­та­ешь­ся вер­нуть ут­ра­чен­ное, це­ня в ближ­нем: лю­бовь, доб­ро­ту, тер­пе­ние, ис­крен­ность, улыб­ку, щед­рость.

 

         Рус­ский во­ин не лю­бит ни до­би­вать, ни до­би­вать­ся.

 

         Го­во­ря­щая ду­ша лю­бит слу­шать.

 

         С дет­ст­ва, с са­мо­го мо­мен­та ро­ж­де­ния че­ло­ве­ку вы­да­ет­ся аванс — срок жиз­ни дли­ною в веч­ность: по­том, увы, че­ло­век те­ря­ет свое вре­мя жиз­ни и к мо­мен­ту смер­ти сво­дит его окон­ча­тель­но к ну­лю. Не по­то­му ли де­ти все­гда смот­рят на сво­их ро­ди­те­лей как бы свы­со­ка; они по­про­сту стар­ше сво­их пап и мам: у детей — веч­ность, у родителей — воз­раст.

 

         За вре­мя раз­лу­ки сек­су­аль­ные парт­не­ры от­вы­ка­ют друг от дру­га. Мно­гих не­до­ра­зу­ме­ний в по­сте­ли мож­но из­бе­жать сле­дую­щим об­ра­зом: а) он на­чи­на­ет пер­вым и изо­бра­жа­ет не­до­воль­ст­во; б) она ви­дит его не­до­воль­ст­во и про­яв­ля­ет под­лин­ное не­до­воль­ст­во; в) он ви­дит ее под­лин­ное не­до­воль­ст­во и по-на­стоя­ще­му не­до­во­лен. Всё! Ни­кто ни­чем не обя­зан, мож­но сме­ло ло­жить­ся по­врозь: чув­ст­во пра­во­ты усы­пит обо­их.

 

         Су­ще­ст­ву­ет ус­ло­вие: для то­го, что­бы су­ве­рен­ной рес­пуб­ли­ке объ­я­вить о сво­ей не­за­ви­си­мо­сти, она долж­на иметь вы­ход к мо­рю. В на­шей квар­ти­ре есть от­лич­ная лод­жия. Я имею вы­ход к океа­ну не­ба. Но я ни­ко­му не го­во­рю о сво­ей не­за­ви­си­мо­сти!

 

         Ико­на об­ма­ны­ва­ет, ра­бо­та спа­са­ет.

 

         У от­ца ин­фаркт, кли­ни­че­ская смерть, реа­ни­ма­ция. Отец вое­вал с фа­шиз­мом, стро­ил со­циа­лизм и свя­то ве­рил, что жить честно — это зна­чит не на­ру­шать по­ря­док. Вре­мя урав­ня­ло зло­дея­ния фа­ши­стов и ком­му­ни­стов. Ко­гда отец слы­шит та­кое, у не­го гла­за пла­чу­ще­го зом­би, ко­то­ро­го му­ча­ет не до кон­ца уби­тая ду­ша…

         Не на­до тра­вить ста­рость пе­ре­оцен­кой про­шло­го.

 

         Ду­ша про­зре­ла по­сле смер­ти. Пте­нец по­ки­нул скор­лу­пу. По­рва­лась память — пу­по­ви­на жиз­ни.

 

         Не на­до жизнь иную, я в рай не полечу — ме­ня еще це­лу­ют и я еще хо­чу! Гре­хи мои зем­ные, я вас бла­го­да­рю: не ско­ро еще вы­езд к не­бес­но­му ца­рю. Сте­зя моя двойная — по не­бу, по зем­ле: пе­ча­люсь, об­ни­мая, гру­щу на­ве­се­ле. «От­дай!» — во­пи­ло серд­це, во­пи­ло, взяв: «Возь­ми!» — ах, ве­се­ло вер­теть­ся меж не­бом и людь­ми! Вол­шеб­ная гу­лё­на, дев­чон­ка-его­за, про­щай! Жел­те­ют кле­ны, — как са­ха­рок, сле­за! По­терь не па­мя­тую, пророчу — хо­хо­чу: ме­ня еще це­лу­ют, и я еще хо­чу!

 

         Хит­рость силь­нее атак.

 

         Куль­ту­ра оди­но­че­ст­ва спа­са­ет от оди­но­че­ст­ва в куль­ту­ре.

 

         У ка­ж­до­го свой кос­мос: у од­но­го квар­ти­ра, у дру­го­го зем­ля, у третье­го, дей­ст­ви­тель­но, Кос­мос. Ас­т­ро­ло­ги про­шло­го де­ла­ли свои рас­че­ты от­но­си­тель­но ве­ли­ко­го и бес­ко­неч­но­го ми­ра. С тем и при­ме­ня­лись к че­ло­ве­ку, ве­рив­ше­му в этот ве­ли­кий и бес­ко­неч­ный мир, име­нуе­мый так ко­рот­ко: Бо­гом. Вот и се­го­дня пы­та­ют­ся ме­рить божь­ей мер­кой древ­них убо­гий ми­рок су­ет­ли­во­го и лю­бо­зна­тель­но­го в ме­ло­чах и са­мо­лю­бии обы­ва­те­ля. Увы. Всё рав­но, что из­ме­рять маг­нит­ное по­ле при по­мо­щи… ли­ней­ки. Мас­шта­бы из­ме­ре­ний не сов­па­да­ют. Впро­чем, кос­мо­сом ми­ра мож­но объ­ять «кос­мос» бы­та, а вот наоборот — толь­ко в во­об­ра­же­нии, бо­лею­щем ма­ни­ей са­мо­зна­чи­мо­сти.

 

         И по­кры­лась пла­не­та ас­фаль­том, и по­кры­лась ас­фаль­том ду­ша.

 

         Удер­жать­ся на са­мо­лю­бии можно — дви­гать­ся нель­зя!

 

         Час­то слу­ча­ет­ся, что по­роч­ный пья­ни­ца жи­вет дол­го и прак­ти­че­ски не бо­ле­ет. По­че­му? Ви­ди­мо, он без ма­лей­ших ко­ле­ба­ний при­ни­ма­ет са­мо­го се­бя це­ли­ком и пол­но­стью та­ким, ка­кой есть, то есть, он не име­ет внут­рен­них про­ти­во­ре­чий; внут­рен­ний по­кой его поч­ти аб­со­лю­тен. В этом раз­гад­ка. Имен­но это­го не мо­гут по­нять пра­вед­ные обы­ва­те­ли, имен­но это при­во­дит их к «спра­вед­ли­во­му» гневу — по­ро­ж­де­нию за­вис­ти и срав­не­ний. Жаль со­вре­мен­но­го ме­ща­ни­на: его по­кой съе­да­ет уча­стие в гон­ке жиз­ни. Уж луч­ше бы пил и ни о чем не ду­мал.

 

         Влюб­лен­ной бед­няж­ке луч­ше «вый­ти из се­бя», что­бы убе­дить­ся: дру­гие по­лу­ча­ют ров­но столь­ко же. И лю­ди, и жи­вот­ные, и кам­ни, и не­бес­ные бесы — всем по­ров­ну, всем бес­ко­неч­но! Раз­оча­ро­ван­ный эго­изм ис­це­лит ко­гда-ни­будь хо­ро­шую де­вуш­ку.

 

         Ес­ли ре­мес­лен­ник ра­бо­та­ет с зо­ло­том, это еще не зна­чит, что у мас­те­ра зо­ло­той ха­рак­тер. Не сле­ду­ет ото­жде­ст­в­лять мас­те­ра с ма­те­риа­лом. Час­то ма­те­ри­ал по сво­им ка­че­ст­вам пре­вос­хо­дит сво­его хо­зяи­на.

 

         Что вам рас­ска­зать: как я жил, что­бы вы по­ня­ли са­ми? Или что я по­нял? Что­бы вы са­ми жи­ли!

 

         Язык в гря­зи, а по­мыс­лы чис­ты. Так, меж со­бою, от­ды­ха­ют муд­ре­цы.

 

         Лю­бовь под­жи­га­ет обид­чи­вых.

 

         Ха­рак­тер по­ве­де­ния за­ви­сит от вла­де­ния, при­чем, ве­дет к стра­да­нию стрем­ле­нье к об­ла­да­нию. И чем круп­ней владение — тем ху­же по­ве­де­ние.

 

         Об­нов­ле­ние кро­ет­ся в сверх­из­ре­чен­но­сти, в об­ра­зо­ва­нии кон­тек­ста. На­вы­ки, вос­пи­та­ние, уче­ба, труд, ис­сле­до­ва­ния, искусства — всё это, за ни­чтож­ней­шим ис­клю­че­ни­ем, — по­вто­ре­ние прой­ден­но­го, «изо­бре­те­ние ве­ло­си­пе­дов» на раз­лич­ных для ка­ж­до­го уров­нях; до­б­рать­ся до та­ких вер­шин, где еще не по­бы­ва­ла не толь­ко ци­ви­ли­за­ция, но и са­ма мысль, воображение — вот под­виг! — пре­крас­ный и опас­ный од­но­вре­мен­но; вся­кий раз, ко­гда ми­ру уда­ет­ся из­речь хо­тя бы то­ли­ку чуть свы­ше то­го, чем рас­по­ла­гал, он об­нов­ля­ет­ся в ка­та­ст­ро­фе. Ес­ли пре­взой­дешь са­мо­го себя — об­но­вит­ся твой внут­рен­ний мир. Ес­ли пре­взой­дешь в из­ре­че­нии внеш­нюю данность — ста­рый мир реа­лий об­ру­шит­ся, как пло­ти­на, в ко­то­рой ма­лый ру­че­ек пе­ре­лил­ся че­рез край и пре­вра­тил­ся за ночь в ре­ву­щий по­ток.