ИБО!

Обнимаю тебя и здороваюсь: весело, громко и счастливо! Сколько лет?! Ира! Накануне мы с Андреем (у него на работе) так «расвспоминались», что даже петь захотелось. Тебя по Интернету нашли. Поглядим на экранчик – своя! И глазки те же. В общем, расчувствовались.  Андрюха тихий такой сделался, затомился сердцем, на тебя глядючи, а потом и говорит: «Давай Ирке твои книжки пошлем! Она же ничего не знает!» -- «Ну, давай, что-ли…» Тут уж и впрямь никакого терпежу не стало – песню, мол, давай! А у Андрея для этого случая в кустах и инструментик припрятан (на стене висит, но все от соблазна взгляд отводят).  Тряхнул стариной! А ты в тот вечер над нами витала, как ангел. Спасибо Андрюше.

 

         Что у меня нынче? Последней моей «мелочи», дочери Еве, 7 лет. Пишу. Издаюсь. Делаю ТВ-эссе. Очень люблю выступать на публике (для хорошей публики). Читаю, говорят, неплохо. Сейчас все больше потянуло к театральному пространству.  Я размышлял над этим. Возможно, слишком ненастоящими стали практически все смыслы в нашей физической реальности, а театр, как ни странно, позволяет, помещая в условное условность, достигать  феноменального результата  -- возможности конструировать уникальное  пространство и наполнять его подвижными, совершенно реальными смыслами, не боящимися никакой новизны. (По Гоголю:  театр – это не «потешки, а серьезная кафедра, с которой удается сказать то, что невозможно сказать в обычной жизни». Цитата не дословная, просто передаю смысл). 21-го февраля в Перми даю свой спектакль по последней моей книжке, роману «Русская легенда» (который почему-то полюбили психологи, психиатры и философы). Еще не диагноз, но… Я – не драматический, конечно, артист. Поэтому сцена аскетична. Это – просто театр слова. Плюс помогает импровизатор-саксофонист. Плюс стилизованный «немой» видеоряд русской жизни за нашими спинами, на экране. Такая возможность, такой путь. Театр сегодня – это театр мысли. Просто место, где этим удобно заниматься концентрированно и сообща. Очень жить хочется! Вот, поэтому.

 

         Ижевск тесен и глух для таких игр. Я вынужденно пришел, наконец-таки, в движение. Поехал. Сначала в Париж. Оказалось, глупость. Пишущий на русском языке и в русских «координатах» привык «видеть смысл» на внутреннем своем экране, в воображении – это наша традиция и наше всенародное умение. Французы – земные: тебя не услышат, пока ты не покажешь… Мы поражаем чье-то воображение словом, они – перформансом, действием, ценностью живой картины и живого физического символа. Думаю, любой автор на земле, в принципе пищущий серьезные (духовные, в особенности)  вещи и вещицы – заложник своего языка. Лингвистический эндемик. Это очень хорошо! Земное должно прибывать не бегством, а просто работой. В языке, например. В поле понятий. Так я всегда думал и так, в общем-то, действовал. Пока не ужаснулся: мое поле – весь язык, а моя упрямая грядка – Ижевск. Почему не всходит здесь то, что буйно бросается в рост даже по ближайшему соседству? Роман – об этом. О духовной трагедии монокультурного города и его «монокультурного» обитателя.  Выход есть. Если посмотреть  чуть иначе, отбежав от стереотипов и вернувшись к вечным банальностям: единственный выход из любой ситуации – сам человек. Я называю его Храмом. Таким, на двух ножках, балагуром и болтуном, с вредными, зачастую, привычками, но – Храмом! Тем местом, что способно вмещать большее, чем он сам. Термины для обозначения этой величины могут быть любыми.  И спекуляции, к сожалению, тоже могут быть любыми. Я так на своей пермской афише и написал: «Безбожники молятся толпами».

сот. 8-912-460-78-85; 

E-mail:  rod@udmlink.ru   

 

И-э-эээх!!! Если пишешь сама, есть интересные статьи, то давай: я в редколлегии очень крупного российского журнала «День и Ночь» -- обожаю подавать в журнал то, что помогает не сдаться среди всего этого….