сказал:
- Внешнее свинство мира можно компенсировать только наращиванием свинства внутреннего. Дерьмо никогда не кончится, значит, самый перспективный путь - поиск супериммунитета. «Теория каки» называется.
Неожиданно вдруг он стал читать стихи. Непонятный, чужой гортанный язык дышал степью и тоской его предков. Я смотрел на его смуглое лицо, на горящие темной тайной глаза, на его покачивания в такт стихотворному ритму и мне сделалось жутко, словно смерть, действительно, с ледяным свистом махнула бритвенным крылом над самой макушкой... Он кончил декламацию, поворошил угли.
- Ты не шути, - сказал он печально, - смерть не любит, когда с ней шутят.
- А что она любит тогда?
- Она любит... Она любит - когда ее любят!
Полный абзац.
Тут, пожалуй, требуется ассоциативное добавление - зарисовка по памяти. Касается она моей незабвенной бабки, ласковой моей бабуси, совавшей внучку в штаны крапиву за любую провинность. Но не этим потрясла она детское воображение, а тем, что с великим упоением и счастьем обсуждались в нашем доме вечерами... похороны бабуси. Бабка обычно восседала во главе таких же престарелых соседок, раскладывала накопленные за долгую трудовую жизнь платья, платки, чулки, какие-то книжечки - говорила, что кому потом взять. Бабки спорили, ругались, мирились, целовались и зажигали тоненькие свечки, когда в очередной раз окончательно договаривались о порядке культовых ритуалов, о том, какой гроб сделать и как покрасивее положить.
Короче, так. Пока бабка готовилась к отходу, в течение нескольких лет, пока ее окончательно не парализовало - она становилась день ото дня все спокойнее и счастливее. А когда тихо, переполошив весь дом, в пятом часу утра умирала - я видел, стоя у изголовья, ее глаза. Глаза... как бы это сказать? Глаза - работали! Словно, действительно, рождалась освобождающаяся душа и радовалась этому. Так бабка при жизни объясняла свою радость- тело умрет, душа родится.
Не тогда ли возникло подозрение, что если при жизни душа станет главнее тела - она же его в дугу гнуть будет. Она же ему, как колода на ноге! Значит, надо найти то, что ровняет всех и всегда. А это - Любовь или Смерть. Тонкое дело! Только стихами сказать.
Я мысленно дернул себя за волосы, но ничего не получилось. Барон больше не махал шляпой и не щекотал шпагой горб за спиной, где - хотелось верить - хоть куриные, но есть крылья.
Опять осенило! Оказывается, в результате жизненных сочетаний мы, в конце концов, попадаем в разные «плоскости», где и пребываем, где и довольствуемся существованием. «Плоскость» узколобого хулигана, например, я бы назвал для удобства и условности - «одномерной». «Плоскость привычной, добропорядочной жизни, обеспечивающей воспроизводство материальное и духовное - только воспроизводство! - это привычное: в длину и в ширину, с медленной перспективой - в толщину (за счет «выдернувшихся» выскочек). Это двухмерность. А какая плоскость у Бога? Трехмерная? Четырехмерная? Хрен его знает, но туда - охота.
Правда, за каждый шаг из «плоскости» в «плоскость» придется заплатить покойником прежней своей сущности...
Да. М-да...
Если уж сочетаться в мыслях с природой (с Богом, по Батору), то лучше, конечно, в сторону Любви. А Любовь сидит на самом краешке Смерти и ножки свесила. И весело ей от этого. И от этого она - вечная. Близко никого не подпускает, даже поглядеть не всем удается. Внизу - тьма бездонная, над ней Любовь сияет, того гляди, сверзится. Ну, это, конечно, самый конечный продукт сочетаний, самый финиш. Но одно понятно. Как сказал бы дядя Боря о факте существования Любви - «Фаза!» И правильно. От нее «дергает». До смерти может дернуть.
А «ЗАЧЕМ?» Я поискал знакомую табличку на ковше Большой Медведицы. Таблички не было. Погасла куда-то к черту.
- То, что ты испытываешь, - это радость прощания, - сказал Батор. - Прощания с каждым мгновением, прощания с ощущением уникальной неповторимости каждого мгновения. Это реквием. Это и музыка, и плач...
- Не ставь мне градусник в мозги. Остыли. Ты-то все откуда знаешь? От попа?
- И от попа тоже. Хотя много других источников. Попа, кстати, я один раз лишь видел, когда креститься ходил.
- И все?!
- Все.
- Значит, ты не настоящий верующий.
- Нет, настоящий. Просто я не фанатик.
- И как те-