осходящей. Но если сравнить: бесконечно долгое время тянется первобытно-общинный период, велик в своей протяженности и рабовладельческий мрак. С тележным скрипом и бряцанием металла взбирается на свою «плоскость», на свой виток феодализм, с железным грохотом машин, с бурею идей и потрясений закладывает свой короткий и крутой вираж могущественный капитализм. И чем уже витки, тем головокружительнее переход на следующий. И чем с большим могуществом мы подтягиваем себя к таинственной оси, тем безудержнее устремляемся в бесконечность. Парадокс движения или его закон? Конец цивилизации или ее цикличность? Если человечество сумеет пройти через этот невероятный «нуль», не повторится ли вся история в обратном порядке - по нисходящей? И так - до нового зарождения.
М-да. Было время порассуждать.
В чреве глиссирующего катера, в кресле рядом со мной оказался Чувак. На груди у Чувака был обширно выколот вождь мирового пролетариата - В.И.Ленин. И когда Чувак размахивал руками, вождь заметно шевелился, выглядывая наружу из расстегнутой до пупа замызганной ковбойки. Ну, о Чуваке - после... Это особый рассказ.
Откуда берется жизнь? Никто не знает! Может, мы просто снимся Природе? Спит она и видит, как мы ездим, летаем, копаем, сочиняем, воюем, используем, объясняем, каемся... Кошмар!!! Проснулась Природа, а на носу у нее шагающий экскаватор - яму копает... Зачем?! Нет ответа.
Значит, должен быть вопрос-эквивалент. Разумеется, должен быть и ответ-эквивалент. То есть вопрос и ответ должны быть сбалансированы; тогда не возникает вопроса «зачем?» Попросту вопрос и ответ должны быть соизмеримы. Обязательно иметь ограничения: рамки, формы, условия. Получается, в этом - тоже смысл.
Например, заказываешь в ресторане бифштекс, а официант приносит тебе тазик котлет... Заказ не балансируется с исполнением. Вопрос не совмещается с ответом. Объешься. Плохо будет. Помрешь. Видимо, нельзя пока знать, откуда берется жизнь - голова треснет.
БЫТЬ МОЖЕТ ВСЁ! Но - важна порционность. Общедоступна пока только первая «порция»...
Неизбежный, но идиотский, с точки зрения родителей, вопрос: «Откуда берутся дети?» - я впервые задал где-то лет в пять-шесть. Ошарашенные, отец и мать - интеллигенты послевоенного времени середины пятидесятых - ответили сыну нечто невразумительное. Собственно, ответ мало отличался от традиционного «купили», «найден в капусте» и т.д., и, естественно, никак не удовлетворил, не мог удовлетворить просыпающееся любопытство; улица уже достаточно щедро снабжала детское воображение запретной информацией. А именно: когда мы весной веселым табуном пускали кораблики по ручьям, извиваясь, тащились вслед за нашими крейсерами, ставшие ненужными, предохранители человеческой близости. «Знатоки» постарше втолковывали нам, что да как: «Гандон плывет!» От уроков, усвоенных тогда, до сих пор сохранилось чувство неестественного, воспаленного любопытства, перемешанного с чем-то нехорошим, гадким, постыдным... Гораздо интереснее было общаться с девочками-сверстницами, которые запросто показывали нечто сокровенное, зовущее, тянущее, как постоянный магнит. Родители, думающие, что их первоклашки наивны, как райские цветы, ошибаются. Дети просто вынуждены самостоятельно исследовать главнейший принцип жизни - принцип продолжения рода, его механизм, его загадку, его неосознанное пока что чудо. Убежден: нездоровое любопытство всегда имеет в своей основе - запрет. Что же тогда здоровое любопытство? Знание?
Несколькими годами позже мы, подростки, рискуя схлопотать дубинкой по спине, подглядывали, что за жизнь происходит в женской бане. Отбросьте ханжество: мы безотчетно стремились к окончательной ясности. Можно здесь, конечно, говорить и о плохом воспитании, и о ранней похоти, и просто дурости-браваде.
У современных акселератов-нигилистов тайна полов перестала быть тайной и... стала тайной еще большей. Если раньше игры в «больницу» носили познавательно-психологический характер, моделировались чисто житейские ситуации, то сейчас взаимный интерес носит чисто механический характер. О каком уважении речь?! Принцип предельно прост; посмотреть, как устроено, и взять. Эгоцентризм сейчас даже не маскируется, наоборот, многие его стороны, доведенные до блеска, почитаются за доблесть. Научно-технический прогресс, программы ускорений, в-