< 31 >

– быть богатым или стремиться к этому. Жить только для других – означает... умереть для себя. Это самая благородная ширма, которой пользуются лентяи, мерзавцы и печальные искатели своего креста. «Жить для других» возможно лишь в провозглашении. Мыслимо ли представить одинокую травинку, отказывающуюся расти просто так?! Гимн бытия сотворяется прихотью случая. Для жизни нужны лишь две вещи: клочок суши под ногами и бесконечное небо над головой. Только они – твоя Родина.

Свобода слова закончилась сленгом. Свобода личности обернулась её деградацией. Свобода общества привела к его падению. Кто-то умело бросил нас, добровольцев, в пропасть! В последний раз мы летим, блаженно приговаривая: «Свобода! Свобода! Свобода!»

Унижен раб
причастием к свободе,
Унижен
падший в злобу властелин,
Унижен тот,
кто памятью безроден,
Унижен труп
и тот, кто застрелил.
Кралаты ангелы.
И демоны крылаты.
Огонь и свет –
сближением объяты!

Всё для того, чтоб документ
И самозваный и продажный
В долгоживущем мире рент
От простоты издох однажды!

Встань перед зеркалом, Друг! Кто же пристально смотрится так в мимолетную явь? И молчит он, и знает: жить в сбывшемся – прах. Опустевший, седой и в морщинах смирись: отражение властвует миром! За тобой – чует плоть! – никого. За плечами ж того двойника – и отец твой, и мать, и другие. Они смотрят в глаза, но не дышат укором в затылок. Милость их достижима едва ли – они стали тобой, чтобы быть не с тобою. И холодный барьер отделяет одно от другого. Перед зеркалом, Друг, ты не равен себе самому.
О, декабрь! – это время, текущее чисто. Подо льдом, вертикальным, как окна иллюзий. Как хрустящее детство. На саночках быстрых – от снега до снега – ликуют, кричат и играют часы. Лёд лежит на душе – это опыт вдруг сделался зеркалом прежних сияний; стынет там, где когда-то сильнее горелось… И молитва, как нож, в потаённом кармане хранится. До поры. До своей иль чужой. Что мы знаем о зеркале слов?! Ничего. Убивает молитва толпу. Оживляет она одиноких.
Были тяжести взяты в пути. Продолжается путь – продолжаются тяжести в детях, в друзьях и в любимых. Не делись с ними тем, что уносишь с собой не в руках. Откровенности груз – непосильнее прочих. Сокровенное есть, но не может его передать человек человеку. Обнажившийся, тайну душевных глубин ты отправишь на смерть или срам. Нечем жить будет после того. Да и незачем уж.
Жизнь земная, что жажда: неумеренный здесь не напьётся. Пьяны соком плодов, пьяны словом и счётом, и вещью живущие кратко. Пьяны вечные кротким. Пьяны мёртвые вечным. От Источника пьющий Источником зваться желает. Потому что он пьян беспробудно. Потому что пьяны кто вокруг собрался. Кто же трезв в вакханалии дней? Трезвый молча несёт свой вопрос. И находит необщий ответ, – ремесло и поступок слагают герою необщий венец. Этим досыта вспоена жизнь.
Как богатых узнать? Точно так же, как узнан бывает Исток. Он даёт без оглядки, без спросу, всякий раз и любому, расточительный, равнодушный, дивно мучимый щедрым избытком, отдаёт без ума и без чувств – словно сам от себя избавляется. У богатых не просят – берут. Но не знают о том бедняки. И бедняк бедняка разоряет. То на небе у бедных пожар, то провал на земле. Полнота родников к полноте океана стремится. Полнота бытия с одиночеством дружит. Одиноки богатые в мире условий.
Мир скреплён из вложений друг в друга. Здесь потерянных нет. Нет и найденных здесь. Лишь война присвоений царит меж царями. Можно кровь перелить из живого в живое. Да не всякую кровь. Можно мысленный ток перелить. Да не всяк будет жив.
Низкий образ к возможностям близок. Кто насытился – выбыл в иное. Или ниже ещё, или выше. Нет пределов на лестницах света и тьмы. Здесь законы на каждой ступени – свои. Невозможность возможностью правит.
В белом зеркале белого света увидится то, что сродни лицедейству: как играем собой – так играем себя. О свободе твердим, запираясь на ключ изнутри. О судьбе рассуждаем, пугая судьбу. Наперёд говорим, а глаза видят – вспять. Похвала похвальбой прорастает. И хула от хулы семя ищет. И огонь от огня воспаляется сам. Зритель разных эпох рукоплещет твердыням подобий. Лишь блаженный бежит впереди лицедейства – от подобного брать неподобное.
Неизвестное Слово становится временем, смыслом и правом на Бога. Мир дробится на сонмы весёлых фантазий. Опускаются в плоть судьбоносные нити. И слепая, беспечная плоть нарастает на них и цветёт. Текст рожденного мира жесток и прекрасен – он способен рождающий мир и постичь, и прочесть.

Быть в настоящем – пополнять его своим бытием. Но своего мало, а пополнять хочется… Однако легко можно «подсесть» на прошлое. Как на наркотик. Настоящее начнет переполняться не настоящим. Похоже на разлив нефти среди цветущего поля. Катастрофа.

Клюй, Гамаюн,
двуглавого уродца!
Власть разделяющих
не вечна на земле.
Не выбирать!
А видеть и бороться –
Лишь это курс
достоин на руле.
Позорно звать к терпению безумство
И славить слабость
малодушной слепоты,
И на хребет
страны огромной с хрустом
Грузить ужасное –
безволие и стыд.
Где неба ось, что держит память гордо?
Где клана мощь,
что влита в одного?
Большой души
в ком держится порода? –
Всяк в отчуждении
становится врагом…
Разменян Бог.
Раскрошен ум в ученья.
Желанье жить
ужель не глубоко?!
Иных – прощай!
Сам не проси прощенья,
Когда лукавством
в нищенство влеком.
В чужом быть образе –
особая неволя:
Глаза заблудшего
закрыты изнутри!
Воспет тиран.
И зависть к тем, кто болен,
Как ржавый нож,
заразу повторит.
В объятьях крыл
расправленных защита:
И высота, и право
юной простоты.
О, Гамаюн!
Дух неба не рассчитан
На двоевластие
в нецелых не святых.

В синагоге, иль в мечети,
Миром мазаны одним –
Ниже судей только черти.
(Или те, кто вместо них).

Ребенок спрашивает, взрослый отвечает. Отвечает он не ребёнку – он отвечает себе.
– Дитя моё! Знаешь ли ты, что устами младенца глаголет истина?
– А что такое «устами»?
– Уста – это рот, который умеет говорить мудрые слова, а не только жевать пищу.
– Что такое «истина»?
– Это такая сила, от которой люди перестают думать.
– А я все равно думаю!
– Что ж, думающий человек знает, на что идёт, – он продвигается к своему одиночеству.
– Истина съедает его своими устами?
– Да.
– Видишь, мама купила мне новые ботиночки.
– Не стоит хвалиться одеждой для тела.
– Почему? Она не настоящая?
– Настоящая. Но не главная. Куда важнее одежда для головы…
– Шляпа?
– Одежда для головы невидимая – это наши мысли. Они бывают красивые и некрасивые, бедные и богатые, модные и не очень, короткие и длинные…
– Значит, голова тоже голая?
– Голая. Поэтому её обязательно одевают в форму…
– Как солдата?
– Пожалуй.
– И командуют?
– О, ещё как!
– Я сошью для своей головы специальную одежду. Свою собственную.
– Это редко кому удаётся. Обычные люди пользуются ширпотребом.
– Чем-чем?
– Ширпотребом. Не своими словами. Не своими мыслями. Не своими интересами.
– Придумывают тех, кто думал бы за них?
– Молодец, малыш! Мы в этой жизни можем надеяться…
– Только на себя!
– Конечно, будут в жизни и друзья, и любимые люди. Ты их легко узнаешь по тому, как и что они говорят. Например. «Не хочу, не могу, не умею, не знаю…» – обычно эти слова произносят те, кто любит только себя и свою лень. А сильные говорят иначе: «Решим!»
– Значит, если слабый подойдёт к сильному, он тоже станет сильным?
– Вряд ли. Скорее, он умрёт от чужой силы. Только сильный может жить рядом с сильным.
– А чьи-нибудь мысли носят разные одежды? Которые ни на кого не надеются, даже если не знают ответ?
– О! Это – поэты и философы. Они специально спорят словами. Чтобы ответ получился именно «на словах», то есть, очень неточным. Если бы они могли спорить при помощи цифр, то очень скоро спорить бы им стало не о чем. Знаешь, что такое «смысл»?
– Ну, польза, наверное…
– Точно! В кусочке колбасы – один смысл, в кусочке ума – другой.
– Поэтому колбаса с умом тоже спорят.
– Спорят. Иногда ум выигрывает. Но чаще – колбаса.
– Знаю, знаю! Сильные не хотят жить на земле «как все», и они её покидают. А в одинаковые мысли и одинаковые чувства одеваются только самые слабые и самые бедные жизни.
– Да-а… Посмотри-ка в окно: небо – это такой большой кусок волшебной материи, из которой можно сшить для наших фантазий любую одежду. А потом воевать до смерти: чей наряд получился «истиннее»?!
– Так ведь можно всё испортить!
– Верно глаголешь, младенец!
– А что такое «глаголешь»?
– Это когда «видишь» словами то, что нельзя увидеть глазами.

Я знаю: вера –
формула без края.
Решающий бы мог
предположить:
Для понимания
дурак недосягаем,
Для подражания
злодей непостижим.
В особый час
паденья или взлёта
Любая мысль
становится срамной.
И пустота
рождает вдруг пилота,
И нарекает, дерзкого,
Душой.
Лети!
Злодействуй, добродетель!
Никто не знает
миссии рождеств.
К чему стремится
суетный свидетель,
Производя железо от желез?
Как коротка ты,
вера в знанье!
Кристаллов думающих рай
Внушает так:
«Ты занят! Занят!»
Адреналин. Погоня. Драйв.
Кому помочь,
к себе не прикасаясь?
Из грязи в грязи
ходит грязь.
Отныне цифры копятся,
не каясь.
Слова плодятся,
срама не боясь.
И зуб неймет,
уж око просит мрака –
Стеклярус
драгоценность заменил...
Душа,
как пенсионная собака,
То небо вспомнит,
а то мискою звенит.

Бог и человек никогда не увидят друг друга. Потому что в этой шеренге построение «в затылок»; когда твоя работа обращена к земле – тв-

.: 32 :.