Валька. Одни нищие умирают, на их месте появ- ляются другие. Не будет кон- ца. Жить Вальке всё тошнее, запоями работает, запоями и гасит себя. Но есть в нём одна неизменная особенность: если встречается на улице катафалк или случайная по- хоронная процессия, Валька преображается – подтягива- ется, напружинивается, как
22
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Художник сказал: «Всякий, осуждающий онанизм, сви- детельствует о печальном: он уже не молод». Так, иноска-
Путь к цели для
путника куда важнее, чем сама цель. Поэ- тому отдаление цели
– продление пути
– есть цель и продле- ние самого путника.
гончая перед броском, в гла- зах загорается радостный воз- буждённый блеск:
– А! Видели? Жмура повез- ли!
Словно завидует.
Для того, чтобы узнать точно силу градуса алкогольного напитка, можно воспользо- ваться специальным прибо- ром – ареометром. А как оце- нивать силу вина для души? Исследуем.
1. В поэзии: однозначно глав- ное – крепость слов.
2. Эстрада: музыка покруче, слова полегче.
3. Симфоническая музыка:
без слов.
Совмещение п. п. 1 и 3 позво- ляет испытать крепость поэ- тического слова: если рядом с симфонией оно не звучит
– долго не протянет.
зательно, Художник выразил своё отношение к необходи- мости ходить на работу.
Дурачки бывают разные: а) те, которые помогают совер- шать хорошие поступки; б) те, которые позволяют учить- ся правде; в) и те, что подво- дят к открытиям.
Содержимое мыслей и чувств не может перелиться в друго- го, если собеседник вообра- жает себя полным.
Мечтанья спешны, норов вздорен, вся полукамень-по- луптица: глаза печальны не от горя – улыбкой не с кем поде- литься!
ДОЖДЬ
Жена в отъезде. На улице сыро. Одиночество краткое
– праздник.
Сколько на свете капель? Столько же, сколько мыслей?! Зачем мне их все ловить? Ночная вода успокоит днев- ную. Полдень и полночь со- шлись в настроении. Видимо, осень.
В комнате тихой стучат часы. Дождь по стеклу ударил. Всё заглушили капли.
Голый стою перед зеркалом.
23
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Седина. А тело ещё молодое. Плачет сентябрь, земля рав-
нодушна.
Сумасшедшие любят знать о том, что они безнадёжны. Лужи забыли, что скоро опять превратятся в тучи.
Просто так задождило. Под кустом заворочался пьяный. Наблюдаю. Смысл не ищу.
Поэт не тот, кто служит вдох- новенью, а тот, кто грешен, пишет через лень, спит, где попало, дружит с отупением и водку пьёт, и ноет каждый день о том, что нравы слиш- ком непотребны, что воздух плох и в женщинах обман, что мир протух и первенству- ет ревность, и в храме мёртв языческий болван. (О, как соседство то великолепно: на фоне грязи всякий обелён!) В похмельный час измученный и бледный, дрожа, он вяжет ниточку времён.
Цыпленок себя осоз- нал, ещё сидя в яйце:
«Боже! Я один есть такой во Вселенной!»
Издевательские вопросы: «Ты что, всех умнее?», «Ты
что, самый честный?» Интересно, каков масштаб основного издевательства, если даже мелкие издёвки понятны, как конк- ретные инструкции?!
Всего превыше женщин я ценю! Мудры, прекрасны, не- жны и любимы. Жаль, имена не все запоминаю.
Иссякнет всё: и дружба, и оби- да, невозмутимость ближних отдалит. Как ночь, пересечён- ная болидом, – угаснет дух, сознания пиит. Пуста мораль, не знающая формы. Великий гром – ничто пред тишиной. Нет будущего. Слово стынет в горле. Потоп сует. Но не родился ещё Ной... Пьянчуга жалкий – времени вершина!
– воздвиг в себе смердящий рай, где бога поселил. И, как скотина, безропотен дающий к жажде: «Дай!» Велик и прост секрет соединения: живущий
– жив, старающийся – мёртв. Родивший вещь, рождает вре- мя, вспахавший поле, сеет ров. Кто выпал вон из данного абсурда, взамен не имя – вы-
24
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
зов приобрёл; голодный мир
(похожий на желудок) счаст- ливую судьбу кладёт на стол. Ни красота, ни ненависть, ни сказка – ничто мгновенный не колеблет срок. Одна любовь, как смертная подсказка, под- сказывает, сколь ты одинок!
Убеждённость распространя- ется подобно эпидемии – это наиболее тяжкий вид массо- вого сумасшествия.
Инфляция. Бывают скачки до семисот процентов в месяц. Беременные женщины на ули- цах города – редкость.
Живем услуга за услугу: об- жорство, голод, – всё б бра- нить! Цари питаются друг другом, бедняжки – с неба тя- нут нить.
Окончательно подтвердить тезис: «В здоровом теле – здо- ровый дух» может только смерть.
Реплика на улице: «В правду нынче верят только дураки!»
То, что прожито, является ма- териальной частью вечности. Эта вечность – позади нас, мы её «производители». Смысл жизни в том, что каждый в отдельности и все вместе мы
«вырабатываем» что-то из ни- чего.
Почему в 16 лет мысли о смерти – сладкий соблазн? Сильна и здорова молодая жизнь, сильна и здорова её молодая сестра – смерть. У них у обеих сильная хватка и властный голос; они пробуют силы, выясняют, чья скрипка будет первой.
Жизнь старше смерти.
Жизнь старше смерти на раз- ницу силы, выражаемую в единицах времени – это и есть срок твоего бытия.
Срок бытия подчиняется же- ланию «быть».
Мужской каламбур. Зачем женщина стремится одевать- ся со вкусом? Конечно, единс- твенно для того, чтобы вызы- вать аппетит.
Человек человеку
– книга. Открывай другого так же, как бываешь открыт
сам. Словари не нуж- ны. Отныне читай и себя, и друг друга – в подлиннике!
25
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
покой! – Свобода там, где кон- чился побег. Душа так полно с другом заодно, что всё едино.
Буква проснулась и выросла в Слово. Слово проснулось и выросло в Речь. Речь проснулась и вырос- ла в Смысл. Смысл проснулся и спря- тался в Букве.
Женщину от бабы отличить совершенно не трудно: от женщины всегда исходит по- кой, от бабы – суета и смута.
Любимая! Прости нас всех: берущих, соблазняющих, хо- тящих, прими, как мир, тот грех, что горше чем – тем сла- ще. Воображение не дрогнет, не порхнёт, завеса времени тончает, рука предметы гла- дит, мнёт, – единство памяти и неба ощущает. Свободного ничем не оттолкнуть: упрям и постоянно доброволен, не превратит он счастье в кнут, не бросится от целого за долей. Как мы прекрасно, глупые, молчим! Нет ничего делящего совместность. У оправданья ж миллион личин: слова, же- лания, суетная честность... Ни мыслию, ни звуком, ни рукой,
– ничем не держит милый че- ловек. Кто может так? Любви
Всё равно.
Личинки идей, попадая в бла- гоприятную среду – мозг – на- чинают развиваться; когда им становится тесно, обладатель мозга познаёт сомнение.
Готово всё. Мрак сильно за- стоялся. Предела сил не будет, чёрт возьми! Откройте путь, ночь выйдет в ритме вальса: одних любить, а прочих – изу- мить. Огромный дом без бога и порога гулять готов три ада напролёт! А там – заря: знако- мы и убоги травинки блажь и светоча полёт... Но не сейчас! Не надо, не томите: живущий жив без чувства, без ума! Ждёт небо от людей кровоп- ролития, чтобы душа лилась к нему сама.
Куда бежишь? Живи отвесно. Падёт покой на твердь лица. Кто мечен славою небесной
– земная видится улыбкой мертвеца.
Причина всегда валит вину на следствие.
Вот-вот зима. Желаний нет.
Сухое семя времени не знает.
Весна. Лица на улицах, в
26
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
транспорте почти у всех лю- дей мрачные, озабоченно-тер- пеливые, взгляды чугунные какие-то. А солнце светит, капель, как положено... Иду, улыбаюсь. Обращают подоз- рительное внимание: враг?!
На высокой скале стоял Маяк. Светил кораблям в ночи, гор- дился своей работой. Маяк хвалили, про него даже песни слагали – такой он был неза- менимый. Но вот однажды Маяк задумался: «А почему это я должен всегда торчать на своей скале? Почему я дол- жен светить кораблям, кото- рые бывают, где хотят? Я тоже хочу путешествовать, других посмотреть и себя показать! Почему другим можно, а мне нельзя?!» Долго думал. Как корабли наказать? Обиделся и
– погас.
Однажды храм общего времени был разру- шен. Осколки его разобрали живые. И построили из осколков тех для себя и для де- ток своих небольшие
«времянки». В них и молятся век свой короткий – всяк на собственный лад.
Кто Бога сделает обыденно- земным, тот небом назовёт и суп с картошкой. Да Боже
– против: он замком врезным спасает истину от ненасытной плошки.
А ты знаешь, кто на самом деле единственный и неповто- римый? Ты и Он. Но не может быть двух «единственных». Значит, вы – одно. И не надо соперничать: либо ты живешь по Его законам, либо Он – по твоим.
У творца любовь одна, у по- лучателя другая. Они не по- мирятся.
Обыкновенные желания про- буждают обыкновенные воз- можности. Необыкновенные желания будят необыкновен- ное. Когда желание пробуж- дает желание – это конец воз- можностям.
Она была таинственнее тай- ны, он был открыт, как пти- ца небесам, незрячий случай их столкнул случайно: глаза в глаза, обман в обман. Она своей доверчивости рада, он всё готов, уверенный, при- нять. Он обманулся, скован словом «надо», она пропала,
– вынуждена «дать».
О трех поносах. Первый. Сло- весный. Этой болезнью люди
27
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Он способен к иному искус- ству – совращать.
«Вижу смысл!»
– восклицает че- ловек. Он совер- шенствуется в этом особом своем умении не глазами, а слухом.
страдают с тех самых пор, как научились говорить. Второй. Чувственный. Он хорошо знаком женщинам, поэтам и алкоголикам. И, наконец, тре- тий. Смысловой понос. Меня поймёт всякий, кому приходи- лось испытать на себе «поток сознания» – проповеди меди- тирующих.
Сей мир – несметная сумма. Вы не там ищете свою бед-