ой Пушкин не может родиться из пустоты и существовать в пустоте.
– Хорошо читаешь. Даже не читаешь – проживаешь текст. Один в один с автором. Ка- жется, что тебе удается пре- доставить потенциал своей жизни для продолжения су- ществования потенциальных энергий классика.
– Да, нам хорошо вдвоём. За себя ручаюсь. Надеюсь, и ему тоже моё общество не против- но.
– А много стихов наизусть знаешь?
– Сейчас уже меньше... Двое- трое суток кряду могу читать
великих без перерыва. Не только русских. Французская поэзия тоже со мной. Иногда каждый из нас впадает в совершенно особое состо- яние – хранит свою внутрен- нюю точку равновесия. Урав- новешивается, чтобы шагать дальше. А люди, книги, оза- рения – непрерывные новые встречи – новые «сцепки»: очередное испытание для те- кучих тех самых внутренних равновесий. Каждый в этой игре попеременно оказыва- ется то в роли тянущего, то в роли подтягиваемого. Огля- нешься, а позади – веер путей и связей, ведущий к сегод- няшней точке. А вперед гля- нешь – ба! – веер новых дорог и возможностей. И так вечно. Из точки в точку, из точки в точку. Никаких линий! Всё всегда только здесь и сейчас. Как в живой музыке.
– Знаешь, вечность, располо- женную на линии, я не могу представить.
– А в точке, Юрий Александ- рович, в точке?
– А в точке мне её нечем по- нять.
3.
Квартира в подмосковном Хотьково, где жил Юрий Александрович вместе со сво- ей спутницей, Галиной Ива-
новной, напоминала экспе-
диционный корабль, вот уже много десятилетий плывущий по волнам океана, именуемо- го Культурой. Трюмы, палуба, рабочая рубка и даже «ма- шинное отделение» – кухня
– всё здесь переполнено па- мятными сувенирами, книга- ми, открытками, фотографи- ями, письмами, рукописями и предметами фетиша. Ста- ренький компьютер с лило- вым оттенком на светящемся квадратном электронно-луче- вом лице. Эпоха личного бы- тия, уместившаяся в рамках разномастной фотогалереи на одной из стен. Огромная фотография-постер любимой собаки. Живой уголок – бал- кон, доверху заваленный землёй, где каждый год вы- зревает сортовая земляника. Высокие потолки. Тишина. И, конечно, иконы. Вот в этот, насквозь уютный свой «ко- рабль», и возвращался Юрий после «вылазок» в Москву, в Сибирь, или из-за границы. Здесь его ждала, волнуясь, обожаемая Галина Ивановна. Здесь он читал ей из блок- нотика, путаясь в помарках и исправлениях, новые свои стихи. О любви. О природе. О высшем экологическом до- стижении сознательного мира
– о власти духа и Боге. Он был поэт. Поэтому его вера не отличалась консерватизмом, поэтому он свободно ходил
в своих размышлениях «за флажки», которыми косная религия всегда пугала нераз- мышляющую паству. Что ж, свободный человек свободен и в нравах своих, и в мыслях, и в чувстве – он действую- щий исследователь неведомо- го, он зряч в своей дерзости, чист в своих устремлениях и не нуждается в шаблонном существовании. О! Корабль- дом Юрия говорил о многом: о том, что принял он на свой борт и сугубо научные труды, и философию Востока, и эк- лектичные, задиристые идеи Запада, и русскую заоблачную неопределённость, и Библию, претендующую на «всемир- ный потоп» в духовной сфере, и вкрадчивый голос искусст- ва. Всё и все вдруг слились, не мешая друг другу, в атмосфе- ре хозяйских пристрастий. И
– стало вдруг тихо! Прозрач- но и тихо, как в далях, скреп- ляющих яркие звезды.
– Высшее достижение Бога –
это пустота! Мир разложен на
«спектры» и мы в этом при- вычно существуем: семь нот, семь цветов радуги, неизме- римое количество радиочас- тот, например, или атомарных спектров… Скажи, а что по- лучится, если вновь сложить всё в единое первоначалие? Правильно, ничего. Зерно сингулярности. Ничто, из ко- торого снова можно извлечь
всё, что угодно.
– И ты знаешь, чем это всё из- влекается?
– Догадываюсь. Единствен- ной реальной силой – силой воображения! Именно поэто- му следует держать его вос- питанным, управляемым и в собственной узде.
– Чтобы бесконечно вообра- жать и прославлять чудо про- гресса?
– Глупости. Чтобы не «схлоп- нуться» обратно в пустоту!
4.
Лето. Жара страшная. Вок- руг Москвы горят торфяни- ки. Дым. Люди задыхаются. А на Волге, в славном городе
Козьмодемьянске, райское отдохновение. Ни облачка! Прохладная огромная река играет с солнцем в гляделки
– от восхода до заката ни один не мигнёт: друг на дружку любуются, глаз не отводят. И Луна, как ночная любовни- ца, в той же глади купается в праве своём. Красота! Вишни столько в тот год уродилось, что всякая ветка – в покорной молитве склонилась до самой земле: берите! берите! И дру- зья за столом подают то, что много дороже подарков – воп- росы! Ах, спасибо, родные! Нынче слушатель – редкость, огромная редкость. Отворяй- ся, Сезам!
Вишню Юрий собирает в самодельную ёмкость, из- готовленную из обрезанной пластиковой бутыли. При- способление висит на шее и держится на цветном шнурке. На ногах старые галоши. Сад такой что можно и заблудить- ся. Ранним утром не жарко, не морок ещё.
– Ты хотел бы иметь издан- ным полное собрание своих сочинений?
– Не знаю. Я часто смотрю на то, что удалось сделать, как бы с того света… Обычно бы- вает стыдно.
– Да, точка отстранённости всегда помогает правильно оценить себя. Чем дальше от- странишься, тем правильнее увидишь. Настоящий «третий глаз» получается.
– Под таким присмотром мол- чать хочется. А мы зачем-то всё говорим, говорим, гово- рим… Однако есть ощущение, что не зря, что мы самих себя буквально «наговариваем» ещё при жизни. Это как рост тела – клеточка к клеточке; пока растущих больше, чем отмирающих, ты присутству- ешь в матрице юности. Важ- но лишь не сбиться с роста! Мечтами жить больше, чем памятью. Не лениться. Моду- лировать ток бытия жаждой неведомого. Горло модулиру- ет воздух – слова получаются, а глаза наши «промодулиро-
ваны» мыслью; думающего всегда по глазам определишь. Глаза у Юры хитрые, живые, спрятанные в картине лица так же умело и незаметно, как прячется охотник, выслежива- ющий пугливую дичь. Иногда Юра «стреляет» ими из своего укрытия. Обычно влёт, мол- ниеносно реагируя на мель- кнувшую идею, мысль, образ. Прочая «дичь» его интересу- ет очень мало: еда, одежда, жалобы и сплетни, покупки, развлечения – всё не то. Ис- ключение – Волга! Она – воз- любленная! Она – Природа! И она его принимает в свои ласковые объятия точно так же, всерьёз и полноправно, наравне со своими небесными партнерами. Юра счастлив! Вода празднично бликует. Он плавает подолгу, подолгу лежит на песке, жмурится, как котёнок. И даже, рассла- бившись окончательно, готов рассказать публике какой-то
И
Стыд – это компас в море жадности. Потеряешь – заблу- дишься и утонешь.
совершенно несмешной анек- дот. Лето! Экстаз!
5.
Я со смехом поведал козь- модемьянским друзьям про самоходное кофейное блюдце. Тут же возникла коллективная
пауза, смысл которой я не мог до конца уловить. Потом жен- щины осторожно заговорили: мол, хозяйская посуда что-то слишком часто нынче падает и бъётся, что не далее чем вчера, бокал вылетел прямо из кар- тонной коробки и разбился… А на следующий день я и сам увидел: фарфоровая тарелка, лежащая на столе летней ве- ранды, скользнула по гори- зонтали со стола, мгновенно зависла и устремилась после этого нормальным образом вниз. Кусая воздух, брызнули белые, как молодые клыки, осколки. Помню, внутренний мой голос успешно применил для самоуспокоения что-то сильнодействующее из не- нормативной лексики. А дру- зья-хозяева лишь старательно улыбались: «Ничего страш- ного!» Юрий в это время был километра за полтора от мес- та происшествия.
– Юрий Александрович! Там опять тарелка разбилась… Скажи, за тобой ничего такого раньше не водилось?
– Глупости! – было заметно,
что он рассердился.
Вечером, на той же веранде Юрий Александрович давал концерт. Он читал Петрарку, Шекспира, Тютчева, Пастер- нака, Фета. И, конечно, Пуш- кина. Прочитал и сокровенное
– свой «нахальный» перевод с французского Пушкинских куплетов. Ждал одобрения и получил его от публики. Слог был тот самый: крылатый, лёг- кий, озорной. Пушкин, судя по всему, тоже был доволен. На веранде присутствовали человек шестнадцать-сем- надцать. Иногда чрезмерно шумели дети, на них шикали. В пятидесяти метрах от нас внимала голосу Юрия вели- кая Волга. Прислушивались к декламации люди, гуляющие по набережной. Даже небо в тот вечер было особенным. Сошлись воедино восходящая луна и заходящее солнце. Га- лина Ивановна, супруга, при макияже и в красивом платье,
И
В небе происходит слияние, на земле
– спаривание.
после каждого исполнения ап- лодировала. Все находились в каком-то счастливом объеди- нении. Засиделись, слушая, допоздна. Комаров в тот год не было.
6.
Тёплой ранней осенью сно- ва был в Хотьково. Провинци- альное, пластилиновое время никуда не спешило. Разговор
возвращался на круги своя.
– Так как же всё-таки насчет полного собрания сочине- ний?
– Ба! Всё давно уж готово! Достаточно одного листочка и единственной точки посере- дине. Из неё, между прочим, я всё взял, и к ней же, между прочим, пришёл. Проделал, так сказать, путь из подлинни- ка в подлинник. Тираж – один экземпляр. Впрочем, на бума- ге можно и сэкономить. Пос- тавим точку прямо в воздухе! Нравится?
– Все шутишь. А я серьёзно. Меня это стало вдруг беспо- коить.
– О чем ты, Юрий Александ-