Возможно,читающей публике будет любопытно взглянуть на этот опыт сво- бодного осмысления нашей общей жизни.
Смысл самиздата – назначе- ние новых рамок себе и сво- им действиям, т.е. это всегда борьба с системой, любой
системой. В советское время инструментом системы была цензура, номенклатура, гос- подствующая идеология. В настоящее время нет господс- твующей идеологии, казалось бы нет и цензуры. На практи- ке всё не так – сталкиваешься с огромными трудностями.
Например, свежие идеи вос- принимаются как агрессия. Человек пугается. Нетипич- ное, многовариантное вы- сказывание наталкивается на глухую защиту – не только в редакциях, но и в приватной беседе. Матрица жизни ста- ла проще, чем была, а тема Самиздата по-прежнему про- должает оставаться очень интересной – в этой матрице вновь ищутся новые выходы. Советская цензура – это пре- жде всего «Обллит»: слеже- ние, перечень допустимого и недопустимого, конкретный список что можно, что нельзя, который, собственно, и вы- страивал людей в подчинён- ную цепочку.
Над человеком всегда дов- лел страх. Генетически. Изна- чально его привила религия, от неё «устрашённые» пере-
прыгнули к боязни государс- твенной системы. Всегда су- ществовало две спекуляции: торговля страхом, и торговля панацеей от страха. Религия
– отличный бизнес-проект. То же самое и с политикой, толь- ко в меньших масштабах. Се- годня внешней цензуры, пере- чня, что можно, а что нельзя вроде бы нет, но имперские вертикали власти существу- ют, и это помогает держать людей в подчинении. Напри- мер – удивительный приказ
для номенклатурных работни- ков. Краткая схема: для рядо- вых граждан, для нас с вами существует КЗОТ, и если на работе к нам плохо отнеслись, то мы можем подать в суд, пот- ребовать выходное пособие, апеллировать к механизму справедливости, обществен- ному мнению и т.д. И имеем реальную возможность выиг- рать! Однако номенклатурная часть социально-обществен- ного механизма подчиняется совершенно другим законам. А именно: КЗОТ на них не действует, есть специальное распоряжение из центра – эти работники назначаются «по специальному контракту». Казалось бы, там всё то же са- мое, но, кроме одного пункта: человек может быть уволен без объяснения причин и без предварительного уведом- ления. Тот, кто подписывает этот контракт, боится всего. Люди из руководства, даже уровня министров, признают, что они никогда не говорят «я думаю», говорят иначе – «есть мнение», «я предлагаю». Это конкретный сегодняшний механизм. Паралич страха. Абсолют не инициативности
– это абсолют исполнитель- ности.
Именно в конце 90-х верну- лись времена Салтыкова-Щед- рина. Человек не имеющий собственной определённос-
ти, всегда будет искать то, за что можно держаться, будет искать твердь физическую и символическую, чтобы кор- мить детей, иметь стабильную работу и прогнозировать своё будущее. Чем он согласен за это заплатить? Тем, что ему подсунут твердые убежде- ния, твердый заработок, и это вполне заменит ему твердь интеллектуальную и твердь духовную. Всё, солдат упако- ван, осталось только клониро- вать.
Эта повторяющаяся схема похожа на школьный опыт с магнитными опилками – лист бумаги, магнит и железные
опилки. Стоит опилки слегка потрясти, и они располагают- ся по каким-то невидимым си- ловым линиям. А если вдруг случилось таки потрясение? Начинается жажда новой жизни по-русски? «Опилки» времён, идей и быта переме- шиваются в хаосе, и, о, чудо,
– после очередного «встряхи- вания» они ложатся аккурат в те же линии.
Аналогично они легли и пос- ле 17-го, и после 91-го года. То же будет и потом. Этот русский фатум и порождает феномен Самиздата, – ког- да несвобода заключается в превосходстве внешних об- стоятельств над законами того мира, который находится
внутри человека. Он задавлен архетипами «что мне, больше всех надо», «да ты тут самый умный», «на мой век хватит». Это закладывается с самого рождения, с детства, это – ко- роткая жизнь, это – разрезаная культурная ветвь памяти.
Архетипы – дополнитель- ные штрихи глубины нашей внутренней, в которых чело- век, вырастая, почему-то не
принадлежит себе. Нормаль- ный обыватель для уверен- ной жизни всегда нуждается в том, чтобы его «взяли», чтобы он вошёл в эту систему; он её любит и хочет твердой руки. И он не любит диссидентов, которые эту систему разруша- ют. Ах, диссидент! Кто такой диссидент? Он, видите ли, по- нимает, что, чёрт возьми, его личная жизнь принадлежит только ему, а не какому-то государству, что, патриотизм
– это внутри него, а не гип- нотическая клятва, данная снаружи... Все неформальные вещи, которыми управляются действия нашей практической жизни, – они должны «выра- батываться» самостоятельно. Этому, собственно, и учил Са- миздат. Как только появляется такой «генератор», в мутной социальной воде он служит маячком для ориентира, но как только вода просветляется
– он же вновь её и мутит.
Инквизиция была, есть и будет. Деятели, призывающие обладать собой, выражаю- щие это в печатной продук-
ции, поступках, на митингах, призывах, либо как-то иначе, привлекают внимание, явля- ются объектами повышенной социальной светимости, при- чём светимости не срежисси- рованной, а самостоятельной. Они светятся не отраженным светом, а своим собственным. Как это проявлялось? В совет- ское время понятно – в рамках этакого русского страдания, то есть, находишь себе крест, влезаешь на него, тебя приби- вают гвоздями и.... смерть на миру красна. В какой то мо- мент истории крестов на всех не хватило, диссиденты пере- кусались между собой. У каж- дого появилась своя мысль, у каждого была своя степень свободы, и на наш взгляд ,они
«закессонили», как водолазы, которых неожиданно и слиш-
И Воображение наше заражается тем, чем оно
питается.
ком резко подняли. Внешняя среда перестала давить, а они привыкли бороться с ней
– как следствие, они лопнули, вскипели от своих страстей, от того, что вся их жизнь была нацелена на то, чтобы уравно- весить, скомпенсировать адс- кое внешнее давление. Борцы создавали внутри себя колос- сальное контрдавление, кото- рое их же в надутых дураков и превратило, едва в стране наступил идеологический ва- куум.
Поэтому судьба диссиден- та, судьба самиздатовца, при условии, что он «односмыс- ленный» и в политическом
понимании «нетекучий», печальна и легко читаема, и мало чем отличается от судь- бы жёсткого государственни- ка, потому что «жёсткий са- миздатовец» сам подписывает себе смертный приговор, если государство изменится. Рас- пад государства и – диссидент никому не нужен. То есть, он пассионарно ценен только в этом общественном строе и нигде больше. Часто человек при отсутствии таланта шёл в самиздат, чтобы хоть как-то выделиться, в этом был его единственный шанс. Если же человек и в самом деле талан- тлив, то плевать ему на время, плевать на государство, даже на собственную жизнь, он
– посланец темы, он сущест- вует и работает в ней! Одно- временно он является инстру- ментом, благодаря которому спонсирует Тему собственной жизнью и воплощает на Зем- ле некую идею. Но это уже Самиздат неба. Это – инс- трумент наития, инструмент прогресса, вбрасывания но- вых идей, точка социального катарсиса, когда позитивные смутьяны привлекают к себе абсолютное внимание и меня- ют саму мотивацию, сам об- раз жизни. Прививают иной образ бытия: «Во имя чего?» В мире идей всегда возника- ла жесточайшая естественная конкуренция. Вот то поле, в котором феномен Самиздата никогда не умрет.
Суть Самиздата – самизда- товская личность. Где же ис- кать сегодняшний самиздат? В самом человеке, он всегда
там был. Мы знаем Самиздат по его проявлениям. Но изна- чально зерно возникает в са- мом человеке, – он рождает в себе контрмир. Всё живущее идет путём зерна. (По Ходасе- вичу). Появилось новое зер- но, и что?! Все «идут в ногу», а новенький – нет. Но он точ- но знает, что он прав. Новое просто выпадает из действую- щего времени. Здесь у него нет материала, оно реально несёт в себе некую новизну, новые
степени свободы, но не мо- жет новизну эту объяснить... Увы, потребуются старые тер- мины, старые люди, старые методы, чтобы описать таки эту невидимую силовую маг- нитную линию. Иную в уже известном! Заплатить за этот трюк придется, скорее всего, своей собственной жизнью. На костре или в рассрочку. И только после этого надеяться: услышат или нет? взойдёт ли зерно? Вот похожий пример: дерево роняет семена, их ты- сячи, какие-то сгниют, став удобрением, кого-то склюют птицы, кого-то унесёт ветер, – нет ни единого шанса, что они взойдут все. Все – не взойдут! Люди, приносящие новое зер- но, новых самих себя – это хорошо.
Когда в условиях некоей страны нет устойчивого собс- твенного образа, когда стра- на обладает подражательной
ментальностью, появляется
«вечный» вопрос: «С кем биться?» Одно дело, когда человек бьётся с запретом на слово, с закрытыми граница- ми, недо-знаниями, с колючей проволокой, наконец. А как биться с неустоявшимся об- разом жизни? Петр I насаж- дал картофель и кофе. Ещё до него – позвали варягов (по Карамзину) со своим образом жизни. Позже была французс-
кая мода, немецкие идеи. Сей- час появился американский порядок – понятно, что и этот образ не на век, а всего лишь очередное подражание.
Диссидент – это сегодня любой настоящий этнос, бо- рец за непрерывную культур-