или в кино, отец увлекался любой кино- версией войны, как ребёнок. Наивное, романтичное, довер- чивое поколение восторжен- ных людей – «кость держа- вы». Самые светлые мечты
– в будущем. Самые сильные воспоминания – в прошлом. О том, как рвутся вокруг само- лета взрывы от зенитных сна- рядов. О том, как, выходя из вражеского тыла после пер- вого крушения, ели собаку… О том, как лютой зимой в аэ- родромную землянку угодил немецкий фугас и почему-то не разорвался, а отец, под- копавшись под застрявшую огромную бомбу, вывинтил взрыватель… О том, как до слёз читали стихи Симонова, как кричали «В бой за Ста- лина!», как бомбили Берлин. Прошлое – целиком роман- тично. И я несу высочайшую ответственность перед этой святой оглядкой.
Однажды наступила ста- рость. Пенсия. Рыбалка. Сто- парик-другой в огородном домике-убежище с верным
другом, Сергеем Кирпико- вым. Стал жаловаться Илья Павлович на слабость, на боли… Говорю отцу: «Зна- ешь, я ведь всегда гордился твой выдержкой. Не сдавайся, пожалуйста! Или живи до- стойно, или…» Отец посмот-
рел на меня, подумал и отве- тил спокойно, с добрейшей, как всегда, улыбкой: «Знаешь, сын, я, пожалуй, буду уми- рать. Решил». Через два меся- ца его не стало. В то утро мне в редакцию позвонил Виктор Михайлович Походин, проку- рор республики: «Приезжай в больницу. Заберёшь». Сквозь окна палаты светило солнце. На лице Ильи Павловича иг- рала улыбка.
Однажды! Это то, что слу- чается только один раз, но при этом не кончатся никогда. Я по-прежнему смотрю в глаза
ветеранов, как в отцовские. Это – родные для меня люди. Родные во времени, в принци- пах, в достойном упрямстве отпущенного им срока. Один из друзей отца, Мансур Авза- лович Сагдеев, увы, не успел дать последнего интервью… В начале ноября я с опозда- нием пришёл в его тихий дом, пахнущий лекарствами. На постели лежал беспомощный, почти бессловесный человек с горящими глазами. На лице след от пули немецкого снай- пера затянули морщины. Мы по-мужски сжали руки и пос- мотрели друг другу в глаза. Установили последний взгляд на «прямое переливание»… Отцовские глаза! Глаза его эпохи! Глаза его твёрдости и надежды! Глаза любви. Что
сказать на прощание? «Не оглядывайтесь, Мансур Авза- лович, не оглядывайтесь! Ни сейчас, ни потом!» – «Я слы- шу вас. Я понял».
Однажды, однажды… Мысли – продолжение разго- вора с самим собой. Особый резонанс, по которому еди-
номышленники узнают друг друга без слов. Кто научил меня этому? Да вот же они, все мои «однажды», что стали судьбой и наукой. Однажды! Это – жизнь! Каждый готов к неповторимому уроку так, как усвоил его от примера своих учителей.
Улыбаться не принято там, Где холодная речь, как змея, Непрерывно ползёт по пятам, Неизбежное Нечто тая.
Это Нечто – не сон, не расстрел,
Не острожный покой навсегда. Это – страх!
Это страх не у дел
Оказаться однажды. Беда!
Подсечённым упасть на ходу. Юным хищникам не по пути С тем, кого,
словно куклу, кладут
В эти почести,
в эти «прости».
Улыбаться!
Без счётов смертям! Безоглядно, беспечно и зло: Непрощённых
досрочно простят, Недоживших помянут светло.
Улыбаться! Любить перезвон
И стаканов, и – колокола. Урезонит земного резон Та, что в платьишке белом пришла...
До чего же в молчаньи тепло! Нет обид и предателей нет Там, где павшие
вновь на крыло Поднимаются – светом на свет!
Так обнимемся крепче, мой друг.
Время – лживая выдумка. И –
Между небом и небом наш круг,
Или путь –
от любви до любви.
Улыбаться!
Приказ этот прост.
Богачам нашим верой дано – От погостов восстать
во весь рост,
Взяв для старого тоста вино...
За наших жён!
За деточек красивых! За каждый
данный Богом час! За вдох и выдох!
За благую силу! За всех!
За каждого из нас!
Скажи, мудрец, какой путь лучше? Век на две стороны следим:
Печаль во времени живуча,
А светлый миг – не для седин.
Зачем раздумий слог начальный Снижает страстности лады, Зачем средь мудрости печальной Смех умирает молодым?
Зачем бездарностью тревожат Певцы пустыни горловой?.. Ответа нет и быть не может
В игре взаимно роковой.
Лев Роднов
levrodnov@mail.ru
КНИГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ
Русская книга перемен (7) Художник Михаил ВАХРИН