ки, что ты оставляешь на бумаге.
— Это стремление безнадёжно грязного к очищению.
— Очищение тоже безнадёжно. Эта страна — свалка. Ты что, из помойки хочешь сделать великолепие? В одиночку? Ну-ну. Планета валит сюда все свои отходы: ядовитые идеи, устаревшие технологии, хищное образование, ходульную мораль, просто грязь… На свалке царит огонь и вонь! Ты бывал на свалках в детстве? Бывал. Правда, чудесные места! Романтика свободы и неограниченного выбора, если выражаться языком политики. К сожалению, романтика эта существует посреди гэ, что, конечно, обидно! Но в том-то и эксклюзив! Свалка, гигантская свалка, от океана до океана. Страна-свалка! На ней кишат расторопные людишки, пугливо таятся от самих себя их города и деревеньки… Кто-то в лохмотьях ходит весь, как положено, а кто-то лохмотья душонки фраком прикрыл. Но… Хе-хе, свалку не обманешь! Она — в душе каждого здесь. Даже очень богатые мужчины проходя мимо переполненных мусорных баков невольно косят глазом: нет ли чего пригодного, полезного? Бессознательно окидывают содержимое помоек оценивающим хозяйским оком: а ведь есть, есть ценное среди выброшенного! Есть, будь оно неладно! Кабы взять, а то сгорит… Свалку в местной душе ещё никто не преодолел. Горела и гореть будет!
— Кто? Душа или свалка?
— Обе.
— Тут одно «насекомое» умерло…
— Местный писатель, что ли?
— Да. Застрелился из рогатки. Зарядил жёваной промокашкой и застрелился. Я статью хочу написать.
— О чём, если не секрет?
— На тему быть или не быть?
— Свежо!
— Понимаешь, на панихиде много насекомых собралось. Речи говорили и говорили. Прямо-таки с гробом не хотели расставаться! Такая замечательная трибуна того гляди пропадёт! Мол, был-был-был среди нас такой-растакой замечательный, а мы, мол, завсегда ему — пожалуйста! Причём, самые гниды, которые его при жизни кусали, красноречивее прочих у гроба оказались. Как всегда, в общем. Но я вот о чём подумал: быть или не быть? — этот вопрос не для нас. Он хорош, когда есть настоящее. У нас же настоящее маленькое и больное. Так что, для нас подходит совсем другой вариант: был или не был? будет или не будет?
— Вариативно свистнуто! Я правильно применил новый термин? Когда изложишь свою позицию в тексте, насекомые прилетят пить и твою кровь.
— Пап, я подарила бабушке твои старые рыбацкие штаны. Ну, посмотри на неё, посмотри сейчас же! Правда, любая одежда выглядит на нашей бабушке, как новая?
— Того, что ты тратишь, хватило бы на пожизненное безбедное пьянство роте солдат. Или даже полку.
— Я — женщина! И, естественно, трачу на себя не мало.
— Ага. Женщина — это такая бездонная дыра, в которую проваливается всё. При посредстве этой «дыры» ничего не стоит израсходовать весь семейный запас жизненных сил и возможностей на какие-нибудь пипетки, кисточки, кружева для трусиков… Дыра! В доме, где есть женщина, никогда не будет достатка.
— Ты-то, умник, к чему стремишься?
— Настоящий мужчина стремится к власти над миром. Поэтому женщина стремится к власти над мужчиной.
— Это над тобой, что ли? Ой-ой-ой. Твоя власть над миром не дальше дивана.
— А ведь когда-то мы были парой. Минуту, или две. Помнишь, как я подавился на нашей свадьбе шампанским, а ты меня била кулаком по спине?
— Пара-не пара… Какая теперь разница? Не фигуристы ведь.
— Парное катание штука трудная. Партнёр, например, споткнётся, замешкается, отвлечётся, — глядь… А его партнёрша в одночасье превратилась вдруг в «старшего тренера». Уже указания даёт споткнувшемуся, учит, результатов требует… Факт недолгого семейного счастья неизбежно перерождается в аллегорию неуставных отношений.
— Ты сам-то понял, что сказал?
— Ез! Дыра — вот самый главный тренер. И «рекорд» на всех один и тот же: «Провались!»
— Представляешь? Жизнь — это книга!
— Какое свежее сравнение, мой мальчик.
— Как ты не понимаешь! Содержание нельзя делать в пустоте. Оно обязательно провалится, упадёт… Нужна среда востребованности, среда, в которой возможны оценки. Содержание должно опираться на реальность.
— Кого ты уговариваешь, мой мальчик: себя или меня? Что, небось опять на «навоз» потянуло? Пришла пора удобрить истощённую творческую грядку. Плюнь! Делай своё малодосягаемое содержание там, где ты его делаешь и будь доволен. Когда-нибудь навозные наслоения, пардон, общественное миропонимание, до тебя дорастут; потомки, авось, в полной мере насладятся подвижнической прозорливостью родственника: «О, он весьма опередил своё время!» А что? Утешает. Не поднимай тему слишком высоко, а то пишущий и читающий не смогут быть равными перед ней.
— Пойдёшь со мной в отряд? Будем вместе бороться против оккупантов. Мне сон был. Специально обученные козлища спустились с облаков и убили всех наших: и духов леса, и духов реки, и духов жилища… Даже собственную нашу душу враги коварно «обрезали». Небесные, так сказать, корни сгубили. А после такой ментальной «ампутации» приделали к болящей культе нации протез — приказали всем «верить» в одного-единственного чужого идолища. Для чего? Для удобства доносов, исполнения наказаний и управления толпами. В общем, так. Партизанить будем на небе небольшими мобильными группами, умело скрываясь в облаках. Атаковать лучше избирательно, беречь личный состав и силы: окаменевшие сердца не трогать, пустые головы игнорировать. Окончательное одухотворение произведём из гранатомётов.
— Как отряд-то назовёшь, командир? Как назовёшь, так он, небось, и аукнется. Имя уже придумал?
— Язычник!
— Кто язычник? Я?
— Дурак. Каждая травинка, каждая пылинка и каждый миг — всё имеет свою собственную душу! Живое не стремится к единообразию. Особенно в небе. Торжественно оглашаю: имя первого партизанского воинства — «Язычник»! Звучит? Так тебя добровольцем записать, или путём всеобщей мобилизации предпочтёшь?
— Про добровольцев песни слагают. Давай добровольцем!
— А с облаков спускались оккупанты. На всём земном их толстый дьявол ставил крест. Любитель золота и целованья рук.
— Что, песни уже начали складываться сами собой?
— Миры сошлись: в одном движении — и вычитанье и сложенье. Невидим высший результат!
— Неплохо. Где-то уже слышал подобное… Я обязательно высеку эти слова на своём гранатомёте. Хвалю. Солдатами неба становятся ещё здесь, при земной, так сказать, «учебке».
— К сожалению, все мы тут не прозрачные…
— Какие?!
— Не прозрачные. Свет сквозь нас не проходит. Ни тот, ни этот. Мы его заслоняем собой. Так называемым «я». Главное — к чему лицом повернуться. Смотришь на свет — будешь «жить в свет». Смотришь на тень — никуда не денешься, «живёшь в тень».
— Знаешь, сначала два моих возраста — физический и психологический — довольно дружно шли рядом и не ссорились. Но где-то посередине Дао произошла драматичная размолвка. Физический пошёл, не оглядываясь, дальше, а психологический возраст решил вернуться обратно… Как думаешь, у меня маразм, или я впадаю в детство?
— Это — детский маразм. Вы все, впрочем, очень недалеко ушли друг от друга.
— Я так и думал. Наверное, меня погубило ожидание. Оно многих губит. Люди пожизненно ждут для себя достойной «оценки», путая баллы, степени и звания с плодами. Какая гнусь. Я не против чудес в принципе, но пожизненное ожидание чуда — отвратительно. И ничего не исправишь теперь. Мама и папа не научили меня вовремя самому главному — самооценке. Тому, что заставляет действовать, а не ждать.
— Что имеем, не храним.
— Вот-вот! Храним чёрт-те что! Храним то, чего не имеем.
— Оммм!
— Почему тебя невозможно затащить в магазин? Не осталось ни одной приличной рубашки!
— Не люблю событий.
— Каких ещё событий? Для тебя что, покупка новой рубашки — событие?
— Несомненно. В стране нищих всякое приобретение — это новая жизнь. Мне не нужна новая жизнь, и старая не нужна, я люблю ту, что есть. Извини, спасибо за хлопоты. Предпочитаю умереть в той же самой рубашке, в которой родился.
— У меня есть идея! Давай откроем избу-читальню! Шизофреники, пардон, авторы будут приходить и читать вслух свою словесную «течку». А я буду их внимательно слушать. Платно.
— Есть уже такие клубы. По кабакам читают.
— Тогда ещё одна идея. Давай создадим виртуальное кладбище.
— И это есть. В Интернете.
— Жаль. В свободном мире не осталось ни одной свободной идеи. Вот все и воруют — свободно!
— С психологиней спать полезнее, чем с филологиней.
— Не один хэ? Обе трещат. А если их ещё и вместе положить, то про мужика вообще можно не вспоминать.
— Не уводи, а то красную нить потеряю. Знаешь, когда говорить не о чем, то говоришь как бы сам с собой — комментируешь быт, простейшие действия: «Ох, не запнуться бы на пороге! Ох, не развязались бы шнурки! Ох, не забыть бы выключить свет, газ, воду!» Один непрерывный «ох!» получается. Она это со стороны заметила...
— Кто?
— Психологиня. Меткая, зараза, как снайпер. «Эй! — говорит — В каком мире ты живёшь? В нём непрерывно всё рвется, падает, горит и отключается. Не говори так». Я прямо натурально сел, где стоял. Язык! Всё дело в языке! Наш родной язык изначально приспособлен для нытья и охов гораздо лучше, чем для воспеваний и оптимизма.
— Не горюй, дружок. Попробуй-ка переспать с кандидатом физико-математических наук. Должно помочь.
— Сегодня приснилось Древо познания. Первая серия. Время познания — осень. Каждый день с Древа опадает золотая листва. Красиво. Текст не требуется в принципе. В божественном финале он, знаешь ли, вообщ-