полз в сторону. В ушах у меня стояла космическая тишина.
- А-а-а-а!!! - донеслось вдруг до слуха. Оказывается, это я сам орал на одной долгой и высокой ноте. Скорее, это был даже непрерывный бабий визг.
Вот с тех самых пор я и утратил паническую боязнь перед миром пресмыкающихся. Ничего символического в этом примере нет. Просто, когда жизнь существует в чистом, что ли, виде, без угрозы - ей страшно за свою «рафинированность». А когда она заглянет одним глазком «за черту» - ее уже не испугаешь смертью. Потому что смерть - это тоже инструмент жизни. Праздники и будни, как сказала бы Белокурая Коза: печаль жизни происходит от того, что мы делим ее на праздники и будни.
Змея сказала мне: «Нет будней. Вся жизнь - праздник. И жизнь - праздник, и смерть - праздник». И я перестал бояться. Потому что змей на Востоке считали символом мудрости. А в нашем пионерском лагере я видел, как пацаны рубили на части безобидную медянку: они ее «победили»
Этот черный вопрос с жалом на конце я запомнил навсегда. Словом «ЗАЧЕМ» - был я. Вопросом - была ОНА. Мы встретились на миг. И, может, в этом был ответ.
Тропинка все-таки обнаружилась. За сортиром.
Время ходьбы выглядело так:
Топ-топ, топ-топ, топ-топ. Прыг! Топ-топ, топ-топ...
В сумерках то справа, то слева из получахлого леса доносились звуки и голоса. Совсем, как в песне: «Стр-р-рашно, аж жуть!» Кое-где были брошены гати, и когда я скакал по скользким бревнышкам. «Сардины» на спине катались, соприкасаясь с позвонком. Увы, крылья из рюкзачного горба вырастают только у альпинистов.
Потихоньку втянулся, привык к тропинке. Ведь дорога не любит, когда ей изменяют: когда она тебя ведет, а ты мечтаешь о другой дороге. Тогда это не путь. Тогда это - каторга. Ну, это опять так, к слову.
Настоящее кино началось в деревне.
Итак.
Кадр первый.
Деревня оказалась напрочь татарской. В дом к себе никто не пускал. Счет такой: из ружья целились - один раз, обозвали «шпионом» - один раз, обещали пожаловаться в милицию для установления личности - многократно. Я показывал паспорт, но паспорту не очень-то верили.
Кадр второй.
Нашелся брат по крови. Дед. Старый-престарый, который называл меня «земеля-парень». Давным-давно дед, оказывается, побывал в моем родном городке с военной миссией Колчака. Бился против красных. Не победил и стал жить в Сибири. Но политика сейчас была не важна, а важна была общая географическая точка, которая, в отличие от политики, не корродировала в водах лет. Дед пустил меня на постой.
Кадр третий.
Сын дедова соседа - вертолетчик. Он завис на своей брюхастой железяке над родным кровом и сбросил с неба мешок хлеба. Но не рассчитал. Хлебом убило двух куриц.
Кадр четвертый.
Ходил по деревне, просил продать немного хлеба. Никто не продал. Попросил взаймы - дали, зная, что не смогу вернуть...
Кадр пятый.
Земелю-парня допросили в сельсовете. Убедились, что не беглый. Еще больше насторожились: зачем явился?
Сплю на детской железной кроватке в три погибели. На ночь кроватные ножки опускаю в четыре жестянки из-под сардин, наливаю туда воду. Клопы. Клопов - гимзит.
Дед курит махорку и один раз в день питается: ест жареных карасей. Жарит он их нечищенными. Ловит - за огородом, в болоте.
Кадр шестой.
Деревня стоит на относительно сухом, чуть возвышенном месте, но вокруг - топи. Как построили здесь белокаменную церковь, царапающую крестом по облакам? Как?! Каким образом и откуда везли камень? Сколько людей угробилось на этом строительстве? Вопросов - тьма-тьмущая. Но нет одного: «Зачем?» Потому что под этим куполом ночью змеится Млечный Путь. А купол с крестом, как вызов, стоят - не кланяются. И страшно. И хорошо. И не выразить словами чувство.
Кадр седьмой.
Нет у белокаменной ни окон, ни дверей. Потому что, как победили Колчака, забыли победить в себе свинство. Мусор, грязь и запустение теперь в храме предков. Но это не причина, это - следствие. Первым пал внутренний храм храмов - душа. Кругом теперь - экскременты.
Кадр восьмой.
Перед трактором стоит бригада. Стоит на коленях. Бригада молится.
- Помоги нам, Черный Конь, заработать больше всех...
Постскриптум (кадр девятый).
Кадр номер 8 - вымысел. Остальное - хуже правды.
И я понял, что нельзя не уважать «плоскости»