< 11 >

у детдомовцы, вообще не знавшие материнского общения, все-таки звали ее, любимую, единственную, далекую? Инстинкт?



К охотнику-профессионалу, с которым не виделись много лет, приехал однажды старый товарищ, ставший теперь профессионалом-кинодокументалистом. Приехал не старую дружбу лишь помянуть, а оттого, что узнал: на заимке у охотника живет ручная волчица. Уж как только он ее не снимал! И фас, и в профиль, и близко, и в упор, и издалека - с подходом... На прощанье, за коньяком, об одном просил: “Не говори никому, что я р у ч н у ю волчицу снимал”. Потому что за анимацию в естественных природных условиях, за риск и поиск - одна плата, за прочие варианты - другая. Договорились. За свой труд киношник получил на студии восхищение коллег и денежную премию. А волчицу охотнику пришлось пристрелить, отчего-то после съемок безобразничать начала.




Серега раскололся:
- Меня в КГБ вызывали!
Раньше Серега ходил ссутулившись, острых разговоров избегал, а теперь выпрямился, осмелел: важная птица, политический преступник,- прощайте, товарищи!




Если пользоваться массой событий жизни, как глиной, как неким промиежуточным материалом, то появляется возможность уловить, обозначить и выразить
ф а к т ы д у х а.

Уверенный лавирует, самоуверенный - пробивает.

Размышления о жизни вполне могут заменить саму жизнь.

Сколь отвратительны бывают люди в своем ПЕРСОНАЛЬНОМ понимании Прекрасного.

О продвижении. Ох и тяжко обижать безобидных!


В редакцию пришло письмо:
“Уважаемая редакция! В нашей деревне разгулялась несправедливость. Этим летом комбайнер Касимов украл у государства три тонны зерна, но ни председатель Касимов, ни его заместитель Касимов никаких должных мер не приняли. В деревне процветает воровство. Примером тому может служить продавец Касимова. А заведующий складом Касимов вступил в незаконную связь с замужнекй дояркой Касимовой и это тоже не должно остаться без внимания. Убедительная просьба: приехать и на месте во всем разобраться.

С уважением, ветеран войны и труда, персональный пенсионер, член КПСС с 1942 г., трудовой стаж 38 лет, Балезинский район,
Касимов”.

Я собрался было в командировку, но редактор остановил:
- Не надо.
- Почему? - спросил я.
- Потому! - сказал редактор. - Фамилия у тебя для этого дела неподходящая.


Не спорь с тем,
кто повторяет:
“Так заведено”.
Завод - кончится.


Ищите женщину, ищите...


Пpячь, женщина, мужскую хватку,
дай, хищница, мужчине шанс;
не гоpдость хpупкая,
не шоколадка, -
на дольки делится сладчайший час.
Сопеpница!
Когда ты - сильная...
В могущество влюблен тиpан.
Извольте:
куколка автомобильная,
рулем владеющая, -
тот же хам.
Вообpаженное - непpеpекаемо.
Замаялся самец в сетях.
Пpимеpь-ка, вpемечко, юбку Каину -
миp-пеpевеpтыш
у нас в гостях!
О, женщина!
Ты - утpачена!
Бесплодность
безумным в кайф.
Что не оплакано,
то уж оплачено:
наш идол - pавенство.
Железный pай.


Жизнь - это болезнь: надо успеть переболеть и излечиться от жадности, гордости, спешки, горя, наслаждений... - только тогда смерть будет здоровой.
У сильной жизни и смерть сильная. Пока сила жизни опережает смерть, питающуюся жизнью, - ты живешь на вдохе. С какого-то момента “вдох” заканчивается, слабеет, иссякает. Каким будет выдох? Какую смерть ты сумел воспитать, сильную или слабую? Слабая, хилая, немощная смерть - мука, она глотает своего “родителя” по кускам, с перерывами, не в силах взять все сразу.
Каждый сам воспитывает свою смерть.


Гремело. Начиналась гроза. По аллее городского парка бежала девушка. На девушку напал незнакомый мужчина. Он хотел изнасиловать девушку. Он потащил ее в заросли, в сторону, под высокое дерево. Он стал срывать с нее одежду. В это время ударила молния. Убило обоих. Честь девушки была спасена.
Рассказ об этом я услашал в одном из отделений милиции, “по свежачку” - через час после обнаружения тел. Надо было видеть, какое веселое оживление царило среди милиционеров. Даже пожилые улыбались шкодливо.


Леха пил, как все, и вдруг - в одночасье - перестал. Абсолютно. А чем заняться. Столько времени, столько энергии вдруг высвободилось. И стал Леха организатором поэтических концертов в нашей провинции. Причем, мастеров вызывал известных, с именами, из столицы. Они работали - он платил со сборов. Народ просвещался, благодарил. После концертов, бывало, случалась неофициальная часть, общение на дому. И тут атмосфере дружбы и личного контакта грозила неприятная осечка. Столичные мастера, как правило, привыкли сочетать настоящий творческий взлет с не менее настоящим творческим разгулом. А Леха - не пьет. Как быть? Но нет, как говорится, совершенно безвыходных ситуаций. Леха подумал и стал приглашать на неофициальные части встреч бывшего своего закадычного “бухальщика” - фанатичного пушкиниста, филолога, знатока русской классической литературы, безобразного пьяницу и гениального болтуна - Сережу. Выпивка - Лехина, разговоры - Сережины, культура - столичная. За бесплатную бутылку подсадной пьяница мог беседовать о высокой культуре и просветительском предназначении русской интеллигенцции хоть до утра! Спросите, какой расчет Лехе тратиться? Как же! Гость должен увезти хорошее впечатление. А это - тоже дивиденды!
Я лично присутствовал при одном таком мероприятии, когда питерский бард К. забыл вставную челюсть на место приладить и очень переживал, что на фотографиях выйдет плохо. Но получилось хорошо. Сам делал. Меня Леха в качестве фотографа приглашал.


Эту историю мне рассказал один “интегральный йог”, который с десяток лет назад за свою несоветскую йогнутость попал в психиатрическую больницу, где и встретил удивительного героя, простого парня, крановщика по специальности. Оба они, разумеется, были абсолютно нормальными, но в разгар единомыслия и всеобщего одобрения удобнее было считать их психами: одного за болтовню о вечности и каком-то космосе, а другого...
Чтобы не сделаться настоящим сумасшедшим в сумасшедшем доме, йог непрерывно медитировал, а крановщик непрерывно матерился.
А история, значит, такая. У крановщика был один знакомый кагэбэшник, относительно крупный чин, вместе иногда выпивали по-соседству. Понятное дело: чекист, он тоже человек, ему о простом поговорить тоже охота, а простому рабочему человеку завсегда приятно побеседовать о чем-нибудь специальном; так и сходились - взаимный интерес.
Однажды выпили. Крановщик вдруг и говорит чекисту:
- Знаю большую группу антисоветчиков, занимаются диверсиями. Поехали! Всех сдам!
Чекист, хоть трезвый, хоть пьяный, - все равно чекист. Запомнил. Утром уточнил. Позвонил. Вызвал. Договорился. Ободрил. Поблагодарил.
На двух машинах в тот же день и отправились.
Миновали город, пригород, проскочили два райцентра. Наконец, прибыли в родную деревню крановщика, подъехали к правлению колхоза.
- Здесь! В этом доме все сидят! - сказал крановщик серьезно. - Весь колхоз развалили, сволочи. Антисоветчик на антисоветчике!


Мы разводились. Ну, не сошлись с женой жизнями и все тут! Бывает. Лучше поврозь в тишине, чем вдвоем, как на углях. Лучше ампутация отмершего, чем полный конец. Ясно же.
Жена написала заявление, подала в суд. Не развели с первого раза: заседают какие-то люди, решают почему-то нашу судьбу... В общем, посмотрели на нас, вежливых, и - не развели: живите, мол, угомонитесь авось, мы, мол, так решили.
Через год жена написала еще одно заявление. Я прочитал его и понял: такой мерзавец, такая дрянь, как я, не то что мужем быть - дышать на земле недостоин! Каких только гадостей не насобиралось, какого только грязного белья не перетряхнули! На этот раз судьи заседали оживленнее. Но все равно не развели: жена на суде не стеснялась, а я - терпел молча. Наверное, судьи решили, что такая активная женщина, как “истец”, обязательно сделает из меня-подлеца настоящего человека. Не развели, сволочи!
На третий раз я подавал сам. Такое про свою “любимую” на бумаге нагородил - стыдно читать. Но опытные друзья советовали: не стесняйся, доставай все дерьмо наружу - наш суд без этого не срабатывает... На суде мы оба орали, обвиняли друг друга во всем, ненавидели и уничтожали. Судьи остались очень довольны процессом. Дали развод. Мы его, наконец-то, з а с л у ж и л и.


Во сне был собакой. Как просто выглядит радость животного: радуешься - весь в движении, начал движение - радуешься. Между физическим выражением индивидуального восторга и общей радостью всего мира нет назойливых посредников: слов, надежд, мечтаний, обязательств, вопросов, ответов и сомнений.


В основе всякой проповеди лежит исповедь. Однако исповедь, откровение, родившиеся в одно время и отправленные путешествовать в остальные времена - ороговевают в пути. Исповедь не консервируется, ибо срок ее жизни - не долее мгновения.


Женщина была беременна. Муж женщины увлекался голоданием. Выражалось это явно: он всегда был очень слаб, бледен, молчалив - питался лишь сухим пшеном, как птичка, по нескольку зернышек в день. Беременную жену он кормил так же. Ребенок родился и умер. Голодание превратило слабого мужа в сильного философа. Он нашел слова утешения для женщины: “Возможно, мертвый ребенок - это лучший плод аскетизма: уж он-то точно не навредит ни себе, ни природе!”

Кресты антенн, надкрышное паренье
иного века,
символов иных:
мир каждый миг живет
от сотворенья,
все остальное - сны;
и содрогаются надменные тела:
погибель будет,
или

.: 12 :.