Надо было взять интервью у знаменитости, у Высоцкого. Концерты заканчивались в час ночи. Жду у служебного входа Ледового дворца. Дождался. Выходит, торопится - черная “Волга” специально для него дежурит.
- Разрешите, - говорю так свободно, уверенно, - вас украсть?
Он посмотрел, просипел мимоходом:
- Молодой человек, я дико устал!
И - уехал. За год до смерти было.
Мой товарищ жил в коммунальной квартире на первом этаже. Однажды ночью к соседке полез любовник - через окно на кухне. На подоконнике лежали продукты, которыми мой товарищ питался. Любовник все их подавил. Неловко лез, хоть и окно на первом этаже.
Товарищ присоединил к жестяному листу с уличной стороны окна фазовый провод 220 вольт, а выключатель провел к себе в комнату. Стал ждать. Но ночной гость почему-то больше не появлялся. Тогда товарищ позвал меня и попросил взяться за железо. Как бы случайно. Потом извинился: очень уж испытать хотелось, а просить кого попало, не своего - боязно как-то.
Она совершенно серьезно объясняла мне, что послана на землю в качестве “фильтра”.
- Я знаю: доброта обладает совершенно особой гравитацией - она не только притягивает, но и навсегда вбирает в себя разную гадость: зло, подлось, обман... Только я знаю, почему все по-настоящему добрые люди, как правило, глубоко несчастливы в личной жизни.
Знакомая девушка считала своим роком, счастьем и наказанием - впитывать чужой недуг и гасить его. За счет себя. Бедняжку считали сумасшедшей. В третьем замужестве она вскрыла себе вены.
Есть нисходящее
в духовном:
душа в падении - поет!
И, похмелясь одеколоном,
она с утpа от неба пьет,
и наслаждается скольженьем
по безопоpности своей,
и возвышается служеньем
в уютном цаpствии теней.
Как хоpошо быть безымянным,
освобожденным пустотой!
Hе пьяным -
вечно покаянным,
как... пеpевеpнутый святой.
Простое усердие поможет дойти до любой сложности, но чтобы выразить ее просто - потребуется талант.
Не станет ископаемого, не будет и закопаемого.
Простое правило: создай нужду - изменишь и привычку.
Одетую женщину боишься оскорбить действием, раздетую - бездействием... Они сами не знают, чего хотят!
В России трудно “жить для себя”. В Америке трудно “жить для других”. И нигде нельзя жить просто так!
Доверие исключает контроль. Есть лишь только твоя собственная готовность принять л ю б о й результат. Именно поэтому настоящее доверие (а не его театральное воплощение) непосильно.
Хочу поделиться практическим опытом использования чудес аутотренинга. Дело было так. В конце декабря, когда стрелка термометра примерзла к -28, а над землей работал сильный, метущий ветер, - я поехал к знакомым ребятам в общежитие. Не на трамвае - на велосипеде. Хобби у меня такое: круглый год в седле. На всякий случай надел на голову шапку-ушанку, но... забыл опустить боковухи. Выехал, помчался. Ветер свистит - лицо обжигает, по спине - пот течет. Хорошо! Минут двадцать педалил в темпе. Доехал, захожу в помещение, а ребята - ни здравствуйте, ни привета, - как завопят хором: “Уши! Уши-то! Смотри - уши!” Сердце у меня ёкнуло, пошел к зеркалу... Мать честная! Точно! Одно ухо белое-белое, а другое вообще в два раза меньше стало, скукожилось, как у покойника, и даже тонкой корочкой льда покрылось - насквозь промерзло! Я потрогал - трещит, обломиться может. Полный капут.
Целую секунду внутри у меня всякие чувства дергались... Отогнал страх, “включил” одно лишь любопытство, озорство какое-то, юмор. Сосредоточился на ушах и стал там как бы “существовать” - ощущать себя. Хотя, какие уж там ощущения!
Подошел к ребятам, чувствую: их испуганный, сосредоточенный интерес к моим ушам того и гляди “разблокирует” все мои внутренние ухищрения. Мешает посторонний интерес.
- Был случай, - говорю, переключаю внимание, - в Хабаровске на зональных армейских соревнованиях по лыжам... - а сам на часы поглядываю, зачем-то веду хронометраж происходящего. - Солдаты по лыжне один за другим бегут, стараются. Народу на финише дополна. Девчонки пришли поглядеть. Все уж прибежали, последнего ждут... А мороз, надо сказать, был, с ветерком. В общем, бежит этот, последний, бедолага. Странно как-то бежит, тяжело, лицо искривилось. Дотянул, просит ребят в кружок встать поскорее. Ну, встали по-быстрому. Невтерпеж, может, человеку. Тут он и вправду галифе спустил, кальсоны тоже до колен сдернул, а ЭТО - все только ахнули - напрочь отморозил. “Три скорее!” - ребята ему кричат. Он совет услышал, жамкунл было как следует и... - отломил орган. Боли не чувствует, под “морозом” все, анестезия, лицо от страха и удивления вытянулось: зажал полхрена в кулаке и смотрит на него, глазам не веря. Тут бы всем посочувствовать, так нет, как стояли кружком, огораживая несчастного от посторонних взглядов, так и попадали на месте со смеху. Ржут, остановиться не могут, истерика со всеми приключилась. А тут и девки картину увидели: стоит солдат на лыжах, штаны до колена спущены, а в руках хрен собственный держит и паром на него на морозе дышит. Девки тоже со смеху попадали. А солдат ничего уже не понимает - обратно поломку пытается приладить... Так его, полоумного, на “скорой помощи” и увезли. Говорят, пришивали, да не получилось.
... В общежитии байки любят, общежития для того и строят, чтобы в них байки рассказывать.
Через пять минут - потрогал - уши стали гнуться.
Через пятнадцать минут востановилась чувствительность.
Через час я уехал от ребят обратно, наглухо завязав шапку-ушанку. С неделю еще держал свой страх взаперти, все боялся что вдруг испугаюсь и - уши почернеют, отвалятся, того хуже. Нет, даже кожа не слезла. Помогла байка.
Я - грязь. Проклинайте меня, топчите. Ничего у вас без меня не вырастет!
Ясно, что женщины созданы для любви, а не для работы. Кто спорит? Никто. Поэтому обычно, устроившись на работу, женщины сразу же начинают доказывать, что они созданы не для этого.
Чувства и разум соотносятся, как река и плотина, меняясь ролями от перемены пола.
Воспитывайте неуязвимых - уязвляйте!
Речь - это нечто раздваивающееся: говорить, что думаешь - одно, а говорить, что чувствуешь - другое. Фактически, слова - это не очень ловкие посредники между головой и сердцем; для того, чтобы добраться от одного до другого, они выходят наружу. Здесь их ждут суровые испытания, соблазны и мутации.
Самый тихий голос - у Бога.
Один мой знакомый идиот любил приговаривать: “Счастье не должно быть трудным или легким. Оно должно быть УДОБНЫМ! Удобным настолько, чтобы не замечать его вовсе, как все здоровое”.
Твоpческий человек - глухаpь: «токует» до самозабвения, не слышит замечаний, раним, но ведь как поет! Личная фальшь кажется ему абсолютом.
В толпе “Бpависсимо!!!” кpичали,
давила слава, как pычаг...
“Не заигpаться бы печалью”, -
пpовидел тайно весельчак.
И ощутил,
как ветеp гpудью,
тугой напоp -
чужой востоpг,
душонки пестpые лоскутья
он из-за пазухи истоpг.
“Пусть будет людям одолженье -
оставишь то, чего не взять:
коpотких лет самосожженье
искусство любит воспалять.
Улыбки тpуд -
осколок детства,
погонщик
высшей тишины;
наедине с собою бедствуй,
пpедставив гpешное смешным!”
И глад, и моp -
на освещенье!
У всякой pампы гул и бой:
в поклоне клянчится пpощенье -
аплодисменты пpед собой.
Любая вечность быстpотечна,
молчанье свеpнуто кольцом;
восходит pодственное нечто
между началом и концом.
Игорь - актер. Распределился из Екатеринбурга в Ижевск. Новый город ему очень не понравился: люди какие-то забитые, неприветливые, совсем не умеют улыбаться при нечаянной встрече. Ладно. Загадал: если хоть один из десяти случайных прохожих улыбнется на шутку - остаюсь! Нет - уеду. Начал спрашивать: “Простите, я приезжий, не подскажете, где находится улица Колчака?” Прохожие думали, советовали, пожимали плечами, называли номер троллейбуса... Десятый прохожий после тридцатисекундной ступорной паузы все-таки рассмеялся. Игорь принял жребий судьбы: остался жить и работать здесь. Жить ему негде, с работой - одни проблемы. Больше Игорь не шутит.
Я знаю секрет вечной молодости, но я унесу его с собой в могилу!
Заметьте: сносный характер встречается только у нечетных жен.
Разговаривал с долгожителем:
- Второй раз пожить хотели бы?
Он сильно удивился:
- Зачем?! Разве ты станешь смотреть плохое кино дважды?
Цель торопливых - финиш.
Безоглядность одного вынуждает оглядываться всех.
Закон лжи. Не веришь в правду - не поверишь и правде.
Люди, оказывается, не в состоянии задавать вопросы. То, что они облекают в вопросительную форму - вовсе не вопросы, а некие “запросы о подтверждении” во внешний мир, поскольку на каждый запрос существует еще и личное внутреннее мнение - готовая матрица “ответа”. Истинный вопрос не имеет ответа вообще! Это - всегда бездна, шаг в невозможное. Именно поэтому личность панически боится настоящего Вопроса - он оставляет ее без опоры.
У природы: Любишь? - Люби!
У людей: Любишь? - Женись!
Вопросы заводятся, как вши, - от нечистоплотности мыслящего естества.
-Береги маму!
Сказал мне отец, заметив, что я стал ее часто обижать. Это назидание не подействовало. Подействовало другое. Отец рассказал, что на фронте, когда было до безумия страшно, даже детдомовские, случалось, кричали: “Мама! Мамочка!” Отец посмотрел на меня печально и произнес тогда: “Подумай! Ни один не кричал “папа!” Есть в этом напоминании нечто колдовское, непостижимое... Почем-