Лев РОДНОВ
Иллюстрации к роману – художник Михаил Вахрин
У каждого ангела есть человек
Симфония в V частях
****************
АННОТАЦИЯ
Текст есть поступок, или поступок есть Текст? Слово, его особая «информация», возникающая от интонации говорящего и места возникновения. От интонационного настроения слушающего. В перепутанном мире ищется Книга – сила, способная «прочитать» читающего.
Закадычные друзья взялись за создание заказной книги об Управлении Силами. Вкладывают в неё собственную душу и пытаются при этом здраво и цинично шутить, чтобы не сойти с ума от душевной фальши. Право денег и прямой выгоды сделали затруднительным продвижение всего оригинального и искреннего в мире, который «заказывает» лишь то, что служит продвижению его «продаж» или общественно ожидаемого имиджа.
Происходят смерти и новые рождения. А вопрос остаётся: что есть настоящее, а что нет?
КНИГА ПЕРВАЯ
Повторяя, не повторяйся.
Не повторяясь, повторяй.
Проститутка Моцарт
Конец I
Ненастоящее. Индивидуальный пошив имиджа из материала Заказчика
1.
— Ты не сможешь отделить козлищ от агнцев.
— Попытка — не пытка.
— Пытка! И ещё какая. Потому что козлища сегодня хотят видеть себя агнцами и готовы за это платить.
— Лёлик, ты никогда не проповедовал во время интимного клинча? Лёлик, ты попробуй, у тебя получится. Лёлик, ты же не пассивный? Обязательно попробуй! Причём, проповедовать можно только от максимально активного к максимально пассивному. Понимаешь? От активного — к пассивному. Только так. Этот приёмчик изобрели очень давно: чем активнее ведёт себя проповедник, тем пассивнее становится его, отдающийся всею душою, безропотный тёмный «инь». Понимаешь? Иметь надо на небе, а деньги грести на земле. Иметь всех, а деньги забирать только себе. Лёлик, тебе нужны деньги? Тогда ты обязан быть самцом, причём, там, где это у тебя получается на все сто. Спокойно, Лёлик! Если у тебя холодно и пусто в постели, то это ещё не беда, можно удовлетворить кое-кого и кое-чем чуть выше. Кое-чем! Понимаешь намёк? Умный человек — это оплодотворяющий орган. Столп! Непоколебимый и несгибаемый! Главное — суметь засунуться, куда надо, и довести фрикции до финансового оргазма. Извини за пошлое сравнение: наиболее чувствительное место заказчика — его клиторообразное тщеславие, его самолюбование. Ему грех нужен, грех, только разукрашенный. Заказчик, Лёлик, — это, конечно, к нашему сожалению, козлище. А козлище по определению не может быть выше ангела. Лёлик, я назначаю тебя практикующим ангелом. Это — просто работа. Ты не обязан любить клиентуру, но ты обязан их удовлетворить. Заметь, Лёлик: удовлетворить, а не удовлетвориться. У нас есть страсть, дружище. Страсть —это разность потенциалов, как в электричестве. Если давить ею с неба на землю — подход правильный, а если наоборот — дело дрянь. Покрывать, дружище, надо обязательно сверху вниз. Способ существует только один, традиционный, абсолютно природный, как явление времён года. Именно поэтому, Лёлик, я, как менеджер и главный генератор контента, всегда борюсь за то, чтобы сразу занять место главного активиста. Иначе козлища почувствуют слабину и забодают нашу любовь к деньгам во все встречные дырки. Вежливость, Лёлик, в общении с козлищами равносильна самоубийству. Вежливость они расценивают, как слабость, как приглашение к нападению на безвольный пассив. И — имеют встречно! Имеют! Имеют! Имеют! Насмерть могут заиметь. Лёлик, где наши деньги? Правильно, их нужно добыть. Как? Умничка, Лёлик! — занять в соитии с заказчиком, повторюсь, единственно правильное место: кто сверху — тот и пан. Наше счастье в том, что не все ещё «верхи» заняты. Лови мысль, Лёлик! И скажи, ты можешь сделать Генерала на земле? Нет, не можешь. И я не могу. В партере уже занято… Лёлик, мы сделаем его с самой верхотуры, с галёрки — нашим непобедимым интеллектом и духовным искусством!
— Складно зудишь, Моцарт.
— Вставай с дивана. Скоро пролежни будут. Я к понедельнику обещал выдать макет-концепцию. Давай продумаем ходы.
— Ты обещал, ты и думай. В конце концов, ты — редактор. А мы уж что? Мы, художники, от словесных замыслов далеки. Для нас, художников сирых, главное — это, сам понимаешь, путь Дао. С которого, кстати сказать, в нашей захолустной глуши легко свернуть. И ты меня в данный момент совращаешь. У вас тут, у местных, это «суетой» называется. Прищурься-ка получше в мою сторону. Улавливаешь? Что, ничего не улавливаешь? Ха! Вокруг моего дивана, между прочим, благость и благорастворение происходят. Со мной кошка на кухне спит, ни сигарет, ни пива не боится! А почему? А потому что тихо у меня тут... Тихо, как в этом… Ну, сам знаешь, где. А ведь даже путь Дао — движение двухстороннее: одни отсюда туда валят, другие оттуда сюда пилят… Но я, знаешь ли, вовремя схитрил: там для избранных даосов осевая линия нарисована — по ней никто не елозит! Никто! Боятся, что Будда оштрафует. Очень хорошее место — осевая! Вот на ней-то я свой диванчик и содержу. Точно по центру. Так и путешествую, не сходя с места. Причём, Моцарт, лёжа. Вчера вот танку сочинил: «Скуден мой стул. Ничего в нём хорошего нет. Да и запах не очень». Ну, как? Для будущей книги подойдёт? У нас, у буддистов и человеколюбцев… Бэ! Опять они свою музыку завели! Помнишь старое еврейское кладбище, где мы портвешком, бывало, баловались? Срезали кладбище! Пустили под нож бульдозера! Зато молодую часовенку слепили на бойком месте — теперь звонят. Бессовестные! А ведь нескромно это — нарушать общественный порядок. А!? Меня они спросили насчёт шума? Нет. Я бы им, как истинный буддист-даосист и ламопоклонник, весомо бы намекнул, что в армии мастерски стрелял из РПГ-7 — гранотомётик такой есть, — и что я бы их музыку приглушил с одного выстрела. Даже бы с дивана привстал ради такого праздника. Книга, говоришь?.. Не хочу я пакостью этой заниматься, для каких-то козлищ фальшивую красоту изображать. Мне нужен гранотомёт и вечный покой. Ну, пива ещё можно для разнообразия. Хоть и нельзя.
— Всё?
— Нет, вот ещё одно сочинение: «Никто не приходит ко мне на могилу. Видно, придётся идти самому». А как контора-то называется?
— Управление Силами.
— Ёк-карный бабай! Нечистыми? Моцарт, ты как их нашёл? Приличные люди в таких местах не появляются. Они что, с погонами?
— Всякие есть. Но, в основном, народ, околевший от службистики: вояки какие-то, гражданские под колпаком, десантура, судьи-спецпрокуроры, спецсвязь, дознаватели, спецтехнари…
— Герои?
— Герои, Лёлик. Они медали любят. За медаль кому хочешь честь отдадут!
— М-да… Неоперабельный случай. И как ты на сей раз покойничков оживлять собрался? Так сказать, применить живое слово к господам из железа и камня? К гэ, короче.
— Идея есть. Хорошая идея.
— Ну?
— Че-ло-век!!!
— В каком это смысле, идеалист ты наш неисправимый?
— В нормальном. Человек — это и есть идея человеческой жизни. Жить для себя. Идея себя самого. У клопов — клоповник, у рыб — ры… рыбность какая-нибудь. Быть собой, с позволения сказать. Можно в коллективном исполнении. Вся природа так живёт. А человек ещё и развивается! Лёлик, в стране не осталось никакой идеологии, потому что уже нет никакой общей идеи. Кроме концлагеря, конечно. Но ведь она есть! Есть! Всегда есть! Высший приоритет человеческой жизни — сам человек! Я подловил Генерала именно на этом: они для красного словца декларируют «гуманитарность», а мы это — сделаем! В книге. Вложимся туда по-честному. До своих собственных книг всё равно ведь не доживём. Так хоть так. Без авторства. Спонсируем убогих мыслью и чувством. Они всё равно этого не поймут. Зато мы — уважать себя будем, Лёлик. Тупой войны в стране пока мало, поэтому героизма и доблести тоже мало, на всех верноподданных не хватает. Одуревшие от скуки силовики мнят себя спасателями. Представляешь?! Может быть, даже спасителями. Лёлик! Причём, там полно хороших ребят. Им тоже не сладко приходится. Почему? О! В руководстве Управления я видел весьма и весьма выдающихся жлобов! Представь: какой-нибудь надутый громила и хам в погонах искренне уверен, что он — наперсник…
— Моцарт, ты прав, пора переписать фундаментальную основу человечества. Библию. Только сделать её покороче, чем в первый раз. И посовременнее. Можно создать её даже для одной, отдельно взятой страны. Я уж и начало придумал. Например так. И сказал Он: «По!» И стало всё по. И увидел Он, что это хорошо. Ну, как? Нравится? На этом, пожалуй, можно и закончить. Иди, Моцарт, вкладывай свою душу, хоть в... А меня не впутывай. Ты же знаешь: я ненавижу трудовой процесс в любой его форме, требующей усилий и воплощения. И это — Истина. Другой нет. Истин не может быть несколько. Я и моя Истина — одно целое. Мы работаем на диване. Бесследно и никого не беспокоя. В одном лишь воображении. И нам не нравится твоё предложение, Моцарт. Мы, даосы, очень любим наслаждаться. Моцарт, разве ты не видишь, что я живу очень интересной жизнью? Собственной! Потому что я не читаю газет, не смотрю телевизор, не мечу крестов, не слушаю радио и не загадываю ничего на завтра. Моя жизнь — всегда при мне. И у неё нет никаких желаний, Моцарт! Возможно, ты видишь перед собой само совершенство. Правда, нищее и больное, но всё ж… Деньги, конечно, должны быть. Но, знаешь, мне всегда не нравилось, что за их наличие приходится платить собственным временем, нездоровьем по инвалидности и неполезным во всех смыс-