< 2 >

их местах. Сам Батя на меня отдельный раздел в серваке завёл. Любил, знаете ли, выдумывать. Так раздел, между прочим, и называется: «Евангелие от Прокуратора». Все-все наши консервы здесь. Как в могилке. И протоколы вслух, и варианты текстов от автоматического слухача, и графики какие-то, и мыслеграммы, и нерасшифрованное кое-что, и опять-таки моя чепуха до кучи… Много всего через карцер добыто! Даже нервы зачесались, как от электричества! Ненавижу карцер! Из-за вас, уроды, я там корячился! Но я справедливый. Вы же мне, уроды, и богатый удой, получается, подогнали. Так что в расчёте. Голуби с мозгами! Рабы рабов! Тля иноходная. Вот вы, мои голубчики, где. Все, как есть, по порядку…





Ха! Не сразу мои «герои» очутились передо мной. В избах. Сплошные уроды. Их списали с каких-то ферм, потому что Тварь больше не продляла идиотам годы жизни, а идиоты почему-то даже и не стремились к этому. С такими шутниками всюду обходятся строго. Только утилизация. Батя — хозяин заведения, частного вулканического острова, где как раз эта работа (утилизация) и осуществлялась. За нехилые, кстати, перечисления со стороны тех, кто посылал сюда людской «шлак». Обычно очередную порцию обреченных толп привозили ржавыми океаническими баржами. В хорошую погоду можно было рассмотреть их у горизонта, заходящими в бухту, туда, где расположился городок полуотпущенных «пожизненных» поселенцев, обслуживающих себя и всё вокруг неким подобием светской жизни. Тоже уроды, все, разумеется, бегали и бегают с ошейниками. Но эти счастливчики могли почти свободно передвигаться по всему острову, сторожевые шары на них не действовали — и в очень приличном радиусе. Я всегда завидовал чужой свободе. Просто не успел попробовать своей... У полуотпущенных были свои магазины, бары, больницы, школы и такси. Как у людей. Даже лучше. Кормили их бесплатно. Но эта райская жизнь только мелькнула передо мной, а потом уж виделась из строгой зоны миражом, лишь где-то там… В дымке и морском тумане, из которого выныривали, как плавучие рыжие тараканы, молчаливые баржи. Разгружались и снова ныряли куда-то в свое вечное ничто. Шлак пешком поднимался к горе и уходил в неё. Обычно без эксцессов. Порадоваться на чей-то панический страх перед смертью удавалось редко. Шлак просто шёл, тёк обрамляемый текущими с той же скоростью и в том же направлении караульными болванами, шёл, шёл и мирно исчезал в дыре. Сама дыра находилась совсем недалеко от управы, в зоне высшей степени недоступности, так что полуотпущенные со своим любопытством сюда и близко не могли подойти, а я наблюдал эту скучную картину вот уже девять лет. С тех самых пор, как идиоты меня посадили на ошейник. Бесславный и скорый конец просматривался вполне отчетливо. Срок моей официально разрешённой жизни заканчивался. Но мне повезло. Хотя бы раз в жизни! И повезло именно в зоне. Наперёд скажу, что сам Батя, видя мое старание и усердие, сделал из неболтливого зека с отличным жизненным потенциалом что-то вроде своего поверенного в не совсем законных внутренних делишках. Из-за большой удалённости и специфики производства Тварь очень слабо контролировала здешнюю содержательную информацию. Никто и не собирался ожидать генерации оригинального контента от тюрьмы. Тварь вполне удовлетворяла безупречная статистика и надёжная техническая бесперебойность частного производственного предприятия. Батя же в глубоком подземелье, куда никакой внешний скан не проникал, имел неучтённый сервак. Собственно, его-то я и обслуживал. Обычно Батя (скорее всего, по чьей-то наводке с материка) штучно выбирал из свежего шлака списанных «пророков», — так он велеречиво называл мозгляков, до этого момента фантазировавших на интеллектуальных фермах всех широт и меридианов, или преступников, утаивших от Твари важную инфу. Потом я их потрошил. После чего, со следующей партией, они незаметно отправлялись своим законным путём — в дыру. В сопровождении солдат-клонов, у которых вместо мозгов две шестерёнки. Или даже одна, чтобы никакое движение внутри головы ниоткуда никуда не передавалось. Болваны были чрезвычайно сильны, не носили оружия и не носили ошейников. На острове это, пожалуй, были единственные существа, кого я встречал без ошейников. Болваны покупались партиями, имели гарантированный срок службы пять-шесть лет и подчинялись исключительно лишь приказам Бати. Из недр горы клоны возвращались, вынося на белый свет гроздья освободившихся ошейников (для перепрограммирования и повторного использования), которые гоям уже точно не пригодятся для их дальнейшей жизни. Ходили слухи, что внутри горы смертники, прежде чем сгореть в аду, ещё и батрачили на Батю — горбатились на алмазных копях. Возможно. Он умел выжимать чужую жизнь до последней капли. Уж я-то знал! Батя был патологически жаден до денег и славы. Вопреки криминальной репутации, его идентификационный номер с портретом и описанием личной судьбы был навеки занесён в недра международного Сервера Славы. Так распорядилась Тварь, когда Батя слил ей от своего имени всю информацию, которую мы напотрошили из недопотрошённого шлака. Это была просто работа. Довольно гадкая для меня, потому что приходилось насильно залезать в голову и в душу к этим недоумкам-пророкам, накачанным для пользы дела наркотой, самому корчиться в дубль-карцере под проводами и сканирующими токами, а потом ещё сидеть перед микрофоном ночь, или даже сутки, чтобы натолкать электронному слухачу в файлы разных интерпретаций и картинок. Тексты-графики Батя правил и оценивал сам. Фанатичен был чёрт, фанатичен и трудолюбив. Я тут не при чём. Тварь платила ему, в общем-то, не просто так. Иногда и мне перепадали (за удачную работу) кое-какие приятные куски: мясо, выпивка, виртуальный секс или виртуальные путешествия. Всё в управе и вокруг неё действовало, как квантовые часы, и жизнь снова начала мне казаться не такой уж и несправедливой. Но тут Батя додумался изменить тактику потрошения. Решил обмануть и поторопить само время. Из вполне эффективного принудительного потрошения он вдруг переметнулся к идее добровольного и долговременного сотрудничества с полудурками. Для этого Батя на бесплодной площадке установил девять бетонных коробов и назвал их «избами», а все сооружения вместе — «деревней». Посреди деревни водрузили на стальной высокой мачте дополнительный «шарик» — ещё одного недрёманного радиосторожа, насквозь читающего параметры любого заданного ошейника и автоматически управляющего, при необходимости, поведением осуждённого гоя. Давно канули в прошлое стены и колючая проволока. Зону, не хуже господа бога, сторожили шары, чуть-что бьющие нарушителей радиуса через ошейник. А уж непосредственно, руками и ногами, обутыми в сапоги, отличившихся зеков полировали клоны-болваны. Шары, кстати, могли наказать и за эмоциональное отклонение, и за чрезмерную интеллектуальную деятельность. Много за что, казалось, они легко умели делать тайное явным. Всего спектра их умений я не знаю. Батя рассчитывал, что шлак, получивший отсрочку смерти и помещённый в избы, просто вывернется наизнанку из чувства благодарности и отдаст любую, даже внеземную инфу, как песню. Я не разделял этого оптимизма. Отсрочка утилизации попахивала крупной противозаконностью. То есть, крупным наказанием. Батя — холодный игрок, жестокий природный аферист — ничего и никого не боялся. Я откровенно, безо всякого заискивания, восхищался этими его непостижимыми качествами. Батя был родом из высокопоставленного общества, сэром, но он попался на финансовых аферах планетарного масштаба — охамел и грабил своих. Аристократы власть предержащие его простили, но всё-таки показательно посадили на ошейник. Процесс был публичным и громким. Сейчас уже всё, конечно, забылось. Но тогда гои плотоядно выли и заходились в овациях, прославляя мудрое своё правительство. Батю просто сдали. Клановая показательная порка состоялась. Сдали своего, как карту, но — не бросили. Что ж, урок получился что надо! Сэр, даже будучи зеком, получил полную возможность свободно управлять счётом и вольно распоряжаться своим состоянием. Гои повыли-повыли, да и утёрлись, в очередной раз убедившись в самом грустном: Тварь не обнулила годы крупномасштабного шарлатана, а клан сэров по-прежнему сотрудничает со своим представителем. Осуждённый Батя быстро сообразил что к чему. Тогда-то он мигом и купил для своей отсидки этот остров вместе с его огненными потрохами и стал здесь отцом-хозяином всему. Бизнес, основанный на колоссальной потребности общества в экологичной утилизации «лишних», мгновенно набрал обороты. Батя заделался Героем. Правда, не способным (пожизненный статус-ограничение) покинуть свою дымящуюся территорию, расположенную посреди безбрежного океана. Но это лишь добавляло ему в глазах благодарной мировой общественности романтического флёра. Это вкратце пока про Батю.

Теперь про себя. С отсрочено «вышкой». Я тоже был приговорён и доставлен на этот остров «для решения на месте», однако срок моей первой бесплатной жизни должен был вот-вот закончиться, как я уже говорил. Ни купить новый дополнительный срок, ни заработать его в зоне я и не помышлял. Сзади подпирал исчерпанный лимит, спереди давил отсроченный приговор. Пьяный Батя случайно нашёл меня в единственном городке «пожизненных», обслуживающем бухту. Я сидел на скамейке и лил слёзы. Срок жизни заканчивался на днях, так что я уже вполне не мистически чувствовал

.: 3 :.