всё прояснил.
— Больная она. Можешь воспользоваться душем гостевого убежища.
По закону, в случае болезни, в демократическом обществе любому гою дается три (на одну пятилетку) попытки для выздоровления. Потом конец. Свой лимит принцесса, похоже, давно исчерпала. Для таких, как она, частная папашина тюрьма — благо. Законы тут свои. Мне показалось, что Батя страшно переживает за свою худышку. Но было непонятно: почему тогда бьёт?
В своей камере, наедине со стенами, я, чтобы унять нервы, прослушал запись и стал описывать слухачу свои впечатления от мартышки.
(Текст составлен незарегистрированным автоматическим речевым интерпретатором, стилистическая опция фильтра литературной обработки — «псалом»).
… Любимая! Ты и есть моя Жизнь! Ты случайна, как странник небесный. Ты желанна всегда. На лице твоём вижу я счастье своё. Красота твоих огненных глаз глубока и сильна. Пусть горит в этом взгляде мой взгляд! Будь женою мне вечной, прекрасная Жизнь! Вот, заблудший и добрый, хочу тебе дать этот мир. Он ещё не погиб. О, жена моя, Жизнь! Все имеют тебя. Но бесплодна ты там, где умножилась скорбь. Буду рядом с тобой, чтобы быть. Мы друг друга нашли, наконец! Мы друг в друге спасёмся, мой друг! И спасём всё живое, и спасётся, что жить продолжает! Обними меня крепко, напои своим светом, детям нашим любовь передай! О, моя Жизнь!
Сила! Отличный результат. Не ожидал. Мне нестерпимо захотелось показать принцессе выдающуюся писульку робота-слухача. Подмывало похвастаться. На самом деле, я поймал себя на том, что просто хочу ей понравиться. Действуя решительно и напористо, я оформил текст в приятный баритон, обрамил музыкально и загнал его в голограмму тихой, спокойной природы, жмурящейся, как сытая кошка, сквозь редкие облака на беспечный летний денёк. Девушке мой творческий приём понравился. Она с удовольствием сточила художественный подарочек и немедленно потребовала ещё. А вот это уже было лишнее. Всякий раз по заказу такое не накрошишь.
Она припёрлась прямо ко мне в подземелье, на самый нижний ярус.
— Выход есть! Выход есть! Выход есть! Выход есть! Выход есть!
Интересно, сколько её ещё продержит в управе под «домашним арестом» сэр Батя?
— Горизонталь есть точка вертикали, её закон — движение наверх!
Ого! Стихами полоумная заговорила.
— Неосторожный гений погасил лампадку. Всего-то дел — нечаянно чихнул…
Да ты, малышка, у нас, оказывается, с юмором!
— Стыдные времена наступили? Да! Смутные времена наступили? Да! Огневые времена наступили? Да! Время славы пришло? Да! Да! Да!
Ну, опять заладила. Интересно, что это за болезнь такая — совокупляться, как заводная? Да ещё и блажить при этом.
Пока она спала, я успел нащупать код её ошейника (благо сервак рядом). Ни кодировать себя, ни читать инфу напрямую бриллиантовый ошейник не давал. Транзитные каналы были открыты. Туда я и полез. Мало-помалу разобрался. Полукровку («ублюдка» на языке сэров) с самого раннего детства держали в интернате для мутантов. До подросткового возраста она была послушной и примерной, как овца. Потом началось это… В лаборатории её пользовал специальный клон-фалоимитатор. В лабораторных записях мыслеграмм сотрудников я выискал заштатную кличку, погоняло — Чёртова Кукла. А что? Подходит! Лабораторные журналы содержали огромное количество наговорённой в медиумических трансах ахинеи. Мыслеграммы отсутствовали. Прискорбно, но ценных технических указаний, какие обычно даёт ноосфера, или даже намёка на перспективную разработку из потока болтовни не возникло ни разу. Мозгляки мутанта-пустышку бросили, терзать прекратили. Но зато она сама теперь кидалась на каждого встречного-поперечного с приятным предложением… И — с пол-оборота начинала бредить. Плохая репутация резво побежала впереди малолетней бесплатной давалки. Мужской народ предусмотрительно стал шарахаться от греха подальше. А тут и время стерилизации неполноценной девочки-гоя подоспело. Вот, собственно, полная картина её неполной жизни. Остальное я уже знал из инфоканалов и на собственной практике.
— Гой! Иди ко мне! — она проснулась и требовала продолжения пытки. Залетел я не слабо. Эту дуру, в отличие от виртуального секса, на время не запрограммируешь и кнопкой не остановишь.
— Выход! Выход! Выход! Выход! Выход! Выход! Выход!
Она бездействовала только когда спала.
— Гой!
— Зови меня Прокуратор.
— Гой!
— Чёртова кукла! Я сказал — Прокуратор!
Она открыла рот. Уставилась. Внимательно осмотрела помещение, сервак, подошла к рабочему столу, взяла в руки портативный скан-монитор, повертела им туда-сюда, положила задумчиво на место. Всё по-своему оценила и поняла. Бабы! Не в первый раз я убеждаюсь, что у них, ведьм, есть какой-то резервный канал получения нужной информации. Они называют это «чутьё». Ведьма! Она, соплячка, всё поняла. Девять лет я строил своё хакерское гнёздышко в невероятно трудных условиях! В тюрьме! В самом логове! Девять лет! Она, зараза, явилась на миг и всё насквозь поняла! В лёгкую! Я облился холодным потом до самых пят.
— Всё расскажу отцу.
Глаза щипало от солёных ручейков, катившихся со лба. Я до боли стиснул зубы и кулаки.
— Прокуратор… Иди ко мне. Я не скажу, если ты меня…
О! С таким усердием и с такой страстью я давно не трудился!
— Крыша и стены твой дом? Нет! Пути и дороги твой дом? Нет! Знаки, слова или цифры твой дом? Нет! Пространство и время твой дом? Нет! Готов ли ты слышать и видеть, и знать, что дом твой вовеки — ты сам? Да! Где бы ни был, ты сам себе дом! Да! Кем бы ни был, ты сам себе дом! Да! Этим домом ты дом, что вокруг, оживишь! Да! Да! Да!
В чём-то отдалённо напоминало, специализированные на поэтической эзотерике древних, фильтры моего слухача…
— Хочешь познать меня? Да! Хочешь познать себя? Да! Познавший познавшего, хочешь от семени знать? Да! Да! Да!
Продаст! Как пить дать, продаст. Я всерьёз задумался о досрочном своём освобождении через повешение. Жить всё равно оставалось едва-едва. Батин подарок был на исходе. Рассчитывать на повторное везение не стоило. Я не романтик. Так и решил. Если через несколько дней Батя не отправит тощую мартышку в свои законные владения, в город, то повешусь на каком-нибудь проводе. Вон их сколько у меня! Возможные пытки и последующая агония в дыре меня не прельщали. А если отправит, то кувыркаться с бешеной ведьмой буду уже не я, а большой и дружный коллектив — её личный город. Авось, справятся.
— Ты хоть помнишь, что мелешь?
— Не-а! Я вообще в этот момент ничего не помню. Как при больничной отключке на операциях. Типа глаза закрыла-открыла.
— Это… болезнь?
— Говорят, да. Одержимость какая-то, что ли. Не помню, как по научному. Гой! Иди ко мне…
— Прокуратор!
— Прокуратор, миленький!
— О, боже...
Интерпретатор-интеллектуал мог запросто потерять форму, посадить энергию, утратить с таким трудом годами воспитанную высокую чувствительность. Батя это понимал и пытался отогнать от меня своё чадо. Но она вцепилась, как клещ. Слово сдержала, не продала. Но я теперь был её заложником.
Она таскалась за мной повсюду, конечно, в пределах разрешённого для меня радиуса. Свой ошейник с бриллиантами она воспринимала, как дорогое украшение и соответствующим образом держалась, постоянно поправляя сияющие глазки так, чтобы «сверкушечки» (так она их называла) не сбивались на бок, а строго смотрели вперёд. Бабы! Они и в аду бабы!
Пульт опять был при мне. Работу не отложишь. Я отправлялся инспектировать избы. Пахать неведомое поле. Чтобы засеять его неведомыми семенами. Чтобы собрать неведомый урожай. Мать вашу! И без того тошно. Мартышка скакала рядом. Отец ей потакал.
Изба № 7.
Давид. Натуральнорождённый. Место рождения Мексика. Идентификационный номер YQ-0927928882101. Подтверждённый слепой (лишён зрения механическим лабораторным путём при экспериментальных опытах по извлечению информации). Позиционирует себя в качестве т. н. «духовного воина». Приобретённую искусственно слепоту выдаёт за мистическую якобы свою невидимость. Основной опыт профессиональной занятости — сенатор. Интеллектуально развит. Имеет не аннулированную награду «Звезда Величия» (выдана Всемирной Гильдией гуманитарных сенситивов). Пользуется большим авторитетом у некоторых групп контактёров нетехнических направлений. Свой уровень включенности в социальные процессы оценивает вне каких-либо стандартов, называя его «нравственным принципом». Окончательный диагноз — шизофрения. Характер бреда: ассоциирование себя как «камикадзе» из далёкого космоса, выполняющего однонаправленную миссию земного проповедника. На посту сенатора проявил себя как крайне жестокий гонитель промышленных поселений, специализирующихся на изготовлении религиозных клонов-пастырей. На компромиссы не способен. Характеризуется коллегами как «злой», «жестокий», объясняющий любые волевые действия фразой «некогда жалеть». Основная вектор-доминанта поведения (со слов больного): «Я скучаю по Дому. Мой дом не на Земле». Результаты специального обследования: активный двунаправл-