й.
Бесцельный путешественник часто лишается того, что называется собственной личностью. Лишается без сожаления, добровольно и, собственно, с облегчением души. Еще Мудрец приговаривал: «Все свое ношу с собой». Удобно и никому не обременительно. Так вот. От этого личная ценность встречных-поперечных удивительным образом возрастает. Нет уже в чистом виде, что ли, «хороших» или «плохих» людей. Есть - люди! И вся закавыка дальнейшего путешествия - в твоем собственном интересе к этим людям, ко всем сразу или по отдельности...
Получается вот что: твое «зачем», помноженное на их «зачем», дают в результате обнадеживающее, но совершенно не ясное «зачем-то». А это уже кое-что.
То есть: кое-что - лучше, чем ничего.
И тут я снова дернул себя за волосы! И увидел, что люди, по сути, почти одинаковы. Только имена различны. А имен - не так уж много... Сангвиник, холерик, флегматик, ипохондрик... Психологи придумали четыре основных имени. Бог придумал два: мужчина и женщина. Древние всю видимую и невидимую Вселенную называли одним именем - Человек.
Таня, Вася, Петя... Разве в этом суть? Суть в том, что все мы - одинаковые... И, чувствуя нутром эту безысходную одинаковость, пытаемся если не себя, так хоть ближнего дернуть за волосы - то есть повлиять, убедить, научить, показать на собственном примере и т.д. И так далее, и так далее. То есть: если слабо применить «эффект Барона» на себе, то, по крайней мере, надо спровоцировать на это ближнего своего. Заточили, скажем, в прошлом веке революционера Кибальчича в камеру смертников. А он в ночь перед казнью - ракету на тюремных кирпичах нацарапал... Принцип изобрел! Не от страха, а от того, что дернул себя над плоскостью и увидел то, что никто еще не видел. Ну и передал, как успел и как смог. Потому что это - долг. То есть из области блага, где нет никаких «зачем?»
Царь был неосознанным провокатором. Благодаря общему скотству, жизни тесно стало от «выдернувшихся» и произошла революция. Потом дед зачал на деревенских полатях середняцкой избы отца, потом отец на производственной университетской практике зачал меня.
Для чего? Для того, чтобы теперь вот, лежа на желтой лавке в железнодорожной тоске, я ломал голову над неизвестно чем? Ясно одно: революция сначала совершается внутри черепа, потом снаружи. И это тоже не из области «зачем», а из области «зачем-то».
В голове вертелись строчки: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...» - боль над переносицей раскалялась. Нельзя «до основанья»! Нельзя! Все равно, что лечить от головной боли с помощью гильотины. Нельзя «до основанья»! А как можно?
Таня, Вася, Петя, Нина, Лида, Саня... Кто вы? Где вы? Встретились, выпили, полюбили, подрались, разошлись... И все? И - до основания? Нет, не до основанья. Потому что продолжают рождаться, встречаться, выпивать, любить... Потом кто-то один дергает себя за волосы из болота так удачно, что образуется «прокол» над плоскостью жизни. А дальше - лавина. В прокол полезут остальные. Может, и задавят кого в спешке. Таню, Васю или целый народ. Евреев, например. Обычное дело. На седьмое небо - всем ведь хочется!
Итак.
Организация похорон собственных амбиций - путь прогресса. Если положить два тела - одно на мягкий диван, другое на желтую железнодорожную скамейку, то скамеечное тело придет к идее общеприродной и общечеловеческой любви, в частности, гораздо скорее, чем мягколежащее. К чему я и пришел. И уснул, наконец.
Итак. Люди одинаковы. Имена не важны. Важно отношение к вопросу «зачем?» Бывает, что этот вопрос элементарно не могут найти... Тогда надо просто посмотреть на небо, где, если хорошенько прищуриться, имеется спецтабло.
Это для дураков. До тех пор, пока Истина бесконечна, - дураки неисправимы...
Ну, это так, к слову.
...На широкоскулом желто-коричневом лице, склонившемся надо мной, медленно блуждали глаза-маслины. Парень меня разглядывал в упор, без стеснения. Монгол или бурят.
- Батор, - сказал он. - Пиво будешь? Не могу один.
- Какой батор?..
- Батор. Имя такое, - голос у него был мягкий, спокойный очень. В руках - гигантская авоська, набитая «Жигулевским».
Сквозь вокзальные окна на грязный пол, на опухшие транзитные лица, на желтизну скамеек-близнецов лился свет нового дня.
- Ну? Будешь?
- Буду. Чего не быть-то.