ишутся имена самовлюблённых проходимцев и бездарных торопыг. Бывающий в мире слов, видит там странного зверя – всеядную свинью, на боках у которой выросли зачем-то карикатурные беспёрые крылышки-калеки. И из-за них свинья воображает себя крылатой, и ищет дружбы с любым Пегасом. И любит полёт и скорость, безошибочно вцепляясь для этого в жителей бега и неба. Она лезет на хребет чужого вдохновения, она верит в волшебную силу уздечки. Она счастлива только в одном положении жизни – поверх счастливых.
Многие поют «свои» слова на чужой мотив. Это тоже неправда. Красивая неправда. Получается «как бы песня», сочиненная «как бы автором», которую принимает, наслаждаясь и умиляясь, «как бы слушатель». Несобственная речь порождает несобственный слух. И не собственный взгляд. И не собственный голос. И – не собственную жизнь.
Спасает движение, оно отодвигает смертоносное «как бы» до тех пор, пока способен ты двигаться. Путь живых отсчитывают не километры и не годы. Слова. Движение человека – его рост. Дорос ли он до того, чтобы спрашивать у себя о том, на что нет ответа? А если не сумел он сам ответить на заданный вопрос, то был ли человек?! Говорил с чужих слов, пел с чужих слов, даже молчал – не по собственной воле. Много, много хищных слов и формулировок накидываются на всякого вновь прибывшего на землю! Потому лентяй, трус и неудачник твердит: все успели к нему, только он не успел никуда… Ни слова не смог.
Слова не могут жить сами по себе, им требуется говорящая плоть, чувствующая, мыслящая и действующая. Поэтому они беспощадно охотятся на людей. Слова напоминают неродившихся акулят в брюхе матери, которые поедают друг друга ещё до своего появления на белый свет. Все слова – хищники. Все до единого! И те, что носят одеяния окрика, и те, что сладко проповедуют. А уж неопровержимая афористика, или состоявшиеся в искусстве идеи и картины – это самая настоящая «боевая техника» для битвы слов друг с другом и для проникновения в глубины человека. За каждое рождённое или погибшее слово на этой земле заплачено миллионами человеческих душ... Люди находятся в рабстве у сбывшихся слов. Люди – их собственность.
Слова, поселившиеся внутри живого человека «навсегда», внушают ему: «Мы – твои. Пользуйся нами. Храни нас. Повторяй нас. Мы – твоя жизнь». Подчинившиеся этому искушению, гибнут, окаменевают в одном и том же. Любая религиозная технология вступает во взаимовыгодный сговор с этой дьявольщиной. Дьявол работает страхом. Но говорит о любви.
Жизнь кончается – не беда. Слова легко перебираются в другое тело. Жизнь кончается… И перед смертью человек вдруг понимает: не было ничего собственного. Ни-че-го. Даже слов. Просто исполнил шаблон и исполнился им. Жестокая власть слов снаружи захватила и сделала согласным всё, что имел человек внутри. Какая драма!
Одежды слов, чарующие фразы, привлекательный смысл, красивые формы – это всего лишь маскировка хищной их сути. Это красивая приманка для поголовно немых. Антивзгляд позволяет предположить, что слова – это живые знаки, могущественные существа вне времени; колоссальные их сообщества в мире образов неисчислимы. Оттого-то мозг верующего человека согласен: истинная реальность невидима. А люди? Кто есть раньше?! Дух или человек? Антивзгляд не обманывает: люди – ирреальность. Люди – это затвердевшие в материи дети слов.
Неизречённость – высшая мука, известная двум мирам. Неизречённость! Зерно символа пробуждает разум и его дела – зерном символа заканчивается круг жизни. В «круговороте слов и дел» лучше установить эклиптику вращения вертикально, чтобы слова и дела поочередно посещали и землю, и небо. Суета – обречение на смысловую немоту – начинается там, где мы «гоним по кругу», не поднимаясь. Словом всё начинается. Словом всё заканчивается. Люди нужны словам, чтобы слова могли сбыться. Слова – хозяева этой муки.
Насколько подходящ человек для того или иного слова? Оно само выбирает. Насколько соответствуешь ты его силе и величине? Оно само определяет вместимость ума и души. Слово! Оно – сила и свет, бездонность и жестокость, согласие и опровержение. Оно испытывает всех тех, кто с ним соприкоснулся – до окаменения или до воспламенения. Слова не жалеют людей, потому что для них нет людей «собственных». Почему же люди относятся к словам иначе: берегут, прячут, торгуют ими, сожалеют о них? Процесс прост, как работа на оптовом складе. Человек – коробочка. Что несёт он в себе и куда? Слова подбирают для себя земной «транспорт» – человека говорящего или человека слышащего.
Слова – бог человечьего мира! И война между сказанным «здесь» и несказанным «там» есть война за размах бытия. Другого бога, кроме условности, в мире людей нет. Что же могут люди? Те, кто хотел бы вмещать, да не вмещает? Они могут расти! Человек не фатален в силу своей незавершённости. И это является непреодолимым соблазном для слов, это сводит их с ума, заставляет биться и за каждого человека, и за толпы единословников. Изменяя свою содержательную и качественную вместимость, человек свободно играет с фатальностью окружающего мира. Человек подвижен в своём росте и потому все сбывшееся в мире он заставляет сбываться ещё раз, но уже чуть-чуть иначе. Банальность глубока: изменяясь сам, человек изменяет мир не только вокруг себя – он изменяет мир вообще. В этом процессе гибнут не только люди, оказавшиеся в плену у слов, гибнут и сами слова, умерщвлённые людьми. И только слово слов – Тишина – всех мирит без всяких условий. Тишина – это башня из прожитых жизней. В бездонном подвале гиганта – покой, покой и в бездонной её вершине. Ослепительно тихо в созревшем!
Люди, помогающие миру слов, восходят к славе. Слова, прислуживающие миру людей, ведут к позору. Слово – это то, что высоко. Всё названное – уже низко. Ни в чём нельзя быть уверенным до конца: есть слова, похожие на правду, как есть и правда, похожая на слова… Живое слово является посланником бесконечности и выражает её законные интересы на правах полномочного и действительного представителя.
Мир вокруг – это огромная говорящая голова, эфир, в котором одномоментно существуют неисчислимые множества хоров и монологов. И один из этих монологов – моя судьба. Речь, которую худо-бедно слышит моя головушка и которой «Я» худо-бедно пытается следовать. Но каков парадокс! Максимальное условие хорошей слышимости – отсутствие собственной речи в моей собственной голове.
Что может сказать послушный ученик непослушному учителю напоследок? Отчеканить выученный урок: «Плоть вне образа не существует». И Учитель исчезнет в молчании. Отзовётся пространство делами. Музыка струны и музыка голосовой связки сёстры-близнецы. Однако фальшь струны слышна всем вокруг, а фальшь слова нет. Почему? Потому что природа слов абсолютна, им безразлично что выражать. Но ведь и дело существует вне лжи. Слово и дело!
И вот ещё что! Нельзя быть вежливым в яме. В яме жизни, в мирах низких и примитивных вежливость равносильна самоубийству. Вежливость провоцирует нападение, в низком мире вежливый всем кажется очень лёгкой добычей. Вежливость расценивается грубыми как слабость. В нашем мире молчание могут позволить себе только боги и богачи. Вежливость богов и богачей недосягаема для бурного твёрдого мира, который привык заявлять о себе криком, угрозами и просьбами. И только «простые слова» по-прежнему падают, как плодородный дождь, на самое дно земляной души. А грешники и рады. В словесном дожде есть удивительная «проникающая» сила. Ростки глаголов, прилагательных и существительных исправно, поколение за поколением, дают очередной урожай слов… Но опять всё невежливо перемелется – мука будет. Не устанет повторяться драма сия, пока не сделается яма холмом.
Жизнь дана, остальное присвоено. А возьмут эту жизнь – так и отпустится всё. Всё, кроме слов.
Покой
мятежных словно ранит:
Лишь поиск лиха, ясен свет!
Кружа в грехе и покаяньи
Самодоволен самоед.
Самозабвенно боли пенье,
Обманом сердце зажило...
В любви
содержится терпенье!
Но путь терпения – есть зло.
Помилуй!
Истинностью скверной
Кормить голодных не вели! Самодостаточною мерой
Назвались дроби и нули.
Разит налево и направо
Косою «истины» упырь,
Влюблённый
в собственную славу,
Больной безумием толпы.
«Не смеет
нечисть приближаться!» –
Вопит упырь, глаза скорбят.
Он рад, унизив,
возвышаться
Над непохожим на себя.
Блондинкой-ложью
обернулась
Привычка блудная –
хватать...
И мера мерой поперхнулась,
И мелок царствующий тать.
Блондинка нежится,
кружится
В лучах взирающих самцов,
И пепел локонов ложится
Игрой призывной на лицо.
«Быть счастливым!» – какой замечательный призыв! Но не получится таким «быть»: ни по уставу, ни по приказу, ни по назначенной форме. «Расписанием счастья» владеет только твоя собственная судьба. Так не перепутай её случайно с приказом или казённым уставом...
Путём взаимного владенья
К поочередности придут
И сила плоти, и виденья,
Что плоть к восстанию зовут.
Возможно,
кнут есть прошлое, а будущее – пряник,
Возможно видеть и совсем наоборот...
Страшилы страх поют! И учится шаманить
Народ, в немыслимый влюбленный поворот.
Все ищут чего-то небывалого. Есть ошеломляющие результаты. В результате полученных результатов качается всё: экология, человеческая психика, равновесие в обществе. О, золотая середина, – банальность жизни, поднятая на высоту небывалого – неужели ты накренилась?! Нужен «экстрасенс для экстрасенсов». Пошатнувшимся надо б помочь вернуть ут-