частье как-то не принято. Счастье, в отличие от довольства, расчё- та не терпит.
Художник сказал: «Ты хочешь весь принадлежать себе? И кому ты такой нужен?»
Писателю совсем не обяза- тельно ждать официальной критики; самый придирчивый критик – машинистка!
Воспитанная свобода – это умение находиться в покое при полном отсутствии каких бы то ни было ограничений.
Не жалей украденного. Твои деньги пошли на уплату за погибель воровской души.
Самоубийством кончают либо от невозможности стать чело- веком, либо от невыносимос- ти быть им.
Художник сказал: «Женщина! Ты – моя награда, я – твое на- казание».
Впереди тебя – пустыня, со- зданная из твоего прошлого.
Говорящего принимают за своего только единоверцы; внимающего примет за своего любая вера.
По поводу любой болезни Ху- дожник замечал: «Все болез- ни – от воздержания».
Обманут не тот, кто обманут, а тот, кто жалеет себя, обма- нутого.
К плечу прижимаясь щекою, баюкала полночь теплом: прощался с единственной тою совсем не единственный он. Пока ещё встреча взаим- на, но тайное сердце – старик, и вдохом последнего гимна свободный исполнился миг. Ах, память, короткая нотка! Плечо затекло и болит… Чья верность без имени, кротко, прощаясь, улыбчиво спит?
72
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Спираль прогрессивного развития почему-то всегда представляют так: из точки
– в бесконечность. Диалек- тичный процесс жизни поз- воляет скользить по виткам спирали, но почему должна быть лишена диалектичности вся спираль, в целом?! Поче- му обязательно «от малого к большому», может, всё наобо- рот? Возможно, из бесконеч- ного ничто мы, люди, дойдем, наконец, в своём развитии
«до точки». По крайней мере, наблюдать подтверждение се- годня не составит труда: чем ближе к «точке», тем выше скорость витков, тем короче циклы повторения истории. Идея конца света объединя- ет не только богословов, она приемлема и для технологов, и для моралистов, и всякий здравый ум в состоянии пред- положить неизбежный конец
«цикла циклов». А ведь не хо- чется ставить точку! Что если с равной силой стремиться и из ниоткуда в никуда, и из никуда в ниоткуда? Тогда тео- ретически «география» чело- веческих возможностей будет поистине без ограничений: от начала и до конца, и обратно.
Прагматик слеп перед сутью, как часто бывает слеп перед формой и целью видящий суть.
В мужчине живёт приручён- ный дьявол. В женщине живёт
– дикий.
Чья-то немая судьба про- шлась, как смычок, по натяну- тым жилам времён. Безымян- ной проснулась история...
Коллективные усилия умни- ков порождают коллективные глупости.
Казалось бы, что общего может быть между подрос- тками-самоубийцами, бого- словами-староверами, гомо- сексуалистами и контактёрами с НЛО? Тем не менее… «По- говорите с нами!» – просят они попутчиков в поезде жиз- ни. «Поговори!» сегодня озна- чает: выслушай. Мол, скажи нам то, что мы и сами знаем, но сказать почему-то не полу- чается… Людей спокон веку мучил «собачий синдром»: всё понимаем – сказать не можем! «Поговори с нами!»
– это флаг сдающегося оди- ночества. Люди, как числа: их можно складывать, вычитать, возводить в степень, заклю- чать в скобки… «Поговори с нами!» – это унылый резуль- тат от единственного дейс- твия, применяемого в России слишком долго: деления.
Художник гусарствовал: «Ма- дам, не обращайте внимания
73
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
на мою грубость – это у меня от избытка культуры. Пресы- щенность, знаете ли!»
Если ты хочешь от мира про- стоты, – отдайся ему, если же- лаешь сложности, – обладай им.
Мирок всегда готов стать от- равителем мира.
В солнечный день пламя кос- тра отбросило тень. Значит, и свет затмевает свет.
Нет нового сказанного, есть сказанное по-новому.
Двенадцатилетний мальчик произнёс: «Не трогайте мерт- вецов, не мешайте им жить!»
Педагогика – это не постанов- ка задачи, а согласие с ситуа- цией: дети еще слабоумны, а взрослые уже малодушны.
Любовь крылата, поэтому она селится где угодно. Но если вы хотите, чтобы она посели- лась рядом с вами, чтобы она пела и умножалась птенцами,
– сделайте для неё сквореч- ник. Всего-то и потребуется, что сколотить домик без ще- лей, да поднять его на шесте в небо – от земных врагов по- дальше. Всякий деревенский дед – гениальный птичий по- литик. Наши, людские поли- тики, куда глупее.
74
Художник сказал: «Женщина! Не говори: «Мало!» Не гово- ри: «Много!» Скажи: «Хо- рошо». Молчишь? Значит, я опять прав».
Знание не содержит внутрен- них противоречий, а познание
– взаимоуничтожимо.
Художник сказал: «Хочется сделать что-то такое, что не- льзя присвоить».
Телом ты заплатишь за слово, душой – за молчание.
Мы представляем бога алгеб- раически, только как абсо- лютную величину. Практика шире.
Порядок в обществе и его культура, несомненно, связа- ны очень глубоко. Например, с тех пор, как порядок в Рос- сии стал обеспечиваться с по- мощью мата и насилия, куль- тура «нахваталась» того же.
Если о самых обыденных и невыразительных вещах ты умеешь говорить, как о вели- ком и божественном, значит, действительно, Бог есть. Но если о невидимом говорить, как о чем-то сверхнеобычай- ном и возвышенном, то все видят лишь омерзительного зануду.
Судьба не любит, когда
перед ней выламываются.
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Человеческий бог состоит из простой «двухходовки»: ска- зано – сделано.
Высшее недостижимо, поэ- тому всегда кажется, что оно одинаково и неподвижно. На самом деле это, наверное, не так. Просто мы, люди, слиш- ком «коротки» для всего и вся. Поэтому целесообразно начи- нать поиск не в вечности, а в более доступном материале
– в мгновении.
Религия – это пристань, а жизнь – пароходик. Они иног- да встречаются.
Я никогда не буду готов к бу- дущему полностью, поэтому лгу авансом: готов!
Будущее всегда заложник про- шлого и жертва настоящего.
Воображение – наиболее лов- кое средство в руках самооб- мана: оно воодушевляется яр- кими картинами прекрасного будущего, оно утешается пас- торальными иллюзиями про- шлого, и поэтому так страш- но настоящее, более всего лишённое воображения.
Бог тела называется Здоровье, а здоровье души называется Бог.
С возрастом женская глупость становится непривлекатель- ной.
Наличие Абсолюта делает понятие «поиски смысла» аб- сурдным. Однако поиски не прекращаются. Неужели Аб- солют проиграл?!
У знакомой Т. многосложная боязнь замкнутого пространс- тва. Т. не просто боится оста- ваться одна в тесном помеще- нии, ездить в лифтах, в купе и т. д., её сверхчувствительная фобия утонченнее: «клетка», в которую попадает её, Т., су- щество, мерещится всюду: в друзьях, в любви, в разгово- ре, в работе, в книгах… Всё именно так! Всё земное – тес- ная, крикливая коммуналка, бесцеремонная, насилующая свободу личности и вторгаю- щаяся в её бесценный покой.
Невыносимо – это когда дру- гой мешает вам чувствовать свою правоту.
Бесталанность любит прикры- ваться ореолом мученичества. Правда, и для ореола следу- ет потрудиться. Но какой это труд? Мученик играет один и тот же спектакль, причём, ис- пользует в качестве сменных декораций – судьбы друзей, любимых, занавесы мод и увлечений… Талант менять
76
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
декорации, не меняя ничего в себе, – этот спектакль для са- мых слепых зрителей!
Что является надеждой для вечноживущего? Надеждой для вечноживущего является смерть.
«Надо бы сделать…», – го- ворит женщина и сразу же начинает вести себя так, слов- но дело уже в самом разгаре, хотя до его реального начала ещё далековато.
Моя бедная мать и мой бед- ный отец – вот и всё, чем богат, чем богат буду впредь. От начала начал есть единый конец: моя бедная жизнь, моя бедная смерть.
Сделать мир человека нена- дёжным – значит внушить че- ловеку опасение перед всеми иными мирами. «Золушка»
– это драгоценная доброта в оправе страха.
На крыше железной, в грохо- чущей зыби, в ночи под пятою металл хохотал, а прямо над крышей, вселенную вздыбив, неведомый кто-то – велик и бесстыден – за голое сердце молчащих хватал.
И сердце запело. И слух ужас- нулся бессилию звука пред властью немой. Не будь немо- ты, не один не проснулся б!
О клятвы железные б тотчас споткнулся блудник или пут- ник, спешащий домой.
Бьёт градом и гневом в желез- ную крышу, она так грохочет,
– я неба не слышу! Ах, кро- вельщик звёздный, сгорело жильё: жестянщики сердце одели моё.
Художник сказал: «Женонена- вистничество – это изобрете- ние женщин».
Банальность – наиболее ёмкая формула жизни: от тебя лишь зависит, насколько глубоко и сложно ты сможешь её рас- шифровать при необходимос- ти.
Когда умирают родители, дети занимают их место. Люди се- годня говорят: «Старый Бог умер!» Значит, пора стано- виться взрослыми.
Двадцатилетние сегодняшние графоманы часто описыва- ют – в мельчайших деталях!
– обстановку подвалов, грязь. Весь мусор жизни они знают на ощупь и на вкус; они ро- дились и получали свой опыт во тьме, подобно кротам, по- этому божественность при- писывается не свету, высоте и солнечной устремлённости, а «ощупи» и «вкусу»; в этом направлении совершенствует- ся чувственность жизни; крот
77
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
разве что заметит косвенную связь: чем больше светит и греет над подвалами, тем ин- тенсивнее и интереснее идёт процесс жизни в темноте. Об этом-то и речь.
Талант подобен сильной ра- диации: всё, с чем ни сопри- коснется, начинает после него
«светиться».
Кого покличем на подмогу?
– прыщи не лечит херувим… Коль не спасает имя Бога – спа-