Лучшая одежда та,
что переживает моду.
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Для вечного всё точное – об- ман. Считай, что слово разо- рвало цифру.
Юмор, идущий от людей к людям, людей же и смешит. Духов смешит и умиляет, ско- рее всего, сам факт нашего существования на земле. Бло- шиный цирк!
Художник сказал: «Из пошло- го. У женщин есть три «осо- бых» места: два мягких и одно слабое – голова. Всё их необъяснимое очарование – в этом».
Варианты судьбы подглядев наперёд, по свершению дел
– удивлений не знаю.
Последний шанс выжить
– Страшный Суд.
Многословный приказ не действует.
Каждый индивидуальный опыт имеет свой, присущий только ему одному, личный
«рекорд» ощущений, некий фиксированный критерий для текущих и последующих сравнений, который звучит до банального просто: «лучше всего мне было тогда-то…» Было! – в этом особенность ориентации в мире удоволь- ствий: людские удовольс- твия, как правило, живут в
прошлом, причём, они пора- зительно непритязательны. Моя подруга, например, лю- бит «запускать» при помощи ностальгии такие вот «самые лучшие» положительные впе- чатления семнадцатилетней юности: шоколад, шампанс- кое и много кавалеров.
На мой взгляд, особенно не- лепо «шоколад, шампанское и много кавалеров» выглядят именно в будущем. «Лучше всего мне было…» – это тех- нический приём для опреде- ления нелепостей.
Художник сказал: «У меня не было ни одной нелюбимой женщины. Я – непорочен!»
Секс, как лампочка: с возрас- том удобство неприхотливых параллельных «включателей» тока жизни превращается в уязвимую комбинацию после- довательного соединения.
Случайно остались открыты- ми баночки с масляной крас- кой, которую ночью поело всеядное племя жилищ – та- раканы. Хозяин расшиб на- глецов в разноцветные кляк- сы! М-да... Художники редко кончают своею кончиной.
Людская вера в Бога – это прятки наоборот: «Кто не нашел меня – я не виноват!»
– приговаривает Бог, играя.
136
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Художник сказал: «Поэты смотрят либо отсюда-туда, либо оттуда... Все остальные
– не поэты».
Одному спокойнее спится, когда он знает, что не сболт- нул ничего лишнего; другой спит спокойно лишь после того, как «выскажет всё».
Вы сможете сосредоточиться, если рядом с вами будет на- ходиться скромно молчащий, ничего вслух не требующий, тихий, но всегда голодный ребёнок? Не сможете: голод излучает флюиды. Так вот, у нас на службе есть тихая, симпатичная секретарша. Когда она подходит близко – не работается почему-то. «Не обращай внимания! – говорит она. – Мне ничего не надо, я только рядом посижу…» Не работается! Голодное естест- во парализует суету искусст- венности.
Дураки встречаются, чтобы указывать на недостатки друг друга, умные – чтобы увидеть собственные.
Интерес к жизни избавляет от внутреннего однообразия.
Отношения с Богом у людей с детства могут выстраивать- ся на принципах взаимного запугивания. Своими ушами слышал, как восьмилетний смышлёный мальчик произ- нёс молитву о… неработаю- щем телевизоре: «Если ты, Бог, не сможешь ничего по- чинить, то я буду считать тебя последним вонючкой!»
И ведь помогло, как ни стран- но! Бог не обижается, когда его называют «вонючкой».
Никакие земные события не в силах сдвинуть внутреннего однообразия, но если его всё- таки преодолеть – всё земное преобразится.
Настоящий командир лишь ставит задачу и показывает, как её можно решить – а при- каз взять крепость настоящий солдат отдаст себе сам.
Взрослого не переделаешь; с точки зрения детства, взрос- лый – безнадеёжен!
Пошлость – уже не хамство; пошлость, в отличие от хамс- тва, умеет быть талантливой.
Печаль ассистирует при родах радости.
Здесь все мечтают: о прошлом, о будущем, о достойном на- стоящем… Тихие мечтатели в России реализуют свои пла- ны при помощи разговоров и водки, буйные пользуются подлостью и убийством. Вот и весь выбор.
137
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
138
Не поспоришь – это когда со- беседник или глуп нездешне, или умён так же.
– На Бога положиться надо, на Бога! – так, в напористом диалектном варианте произ- ношения, с сильным ударе- нием на гласную в предлоге, тридцатилетняя староверка объясняла полное материнс- кое безразличие к своим обор- ванным, грязным, вечно боль- ным и голодным четырем детям. – На Бога положись, и всё тебе будет!
– Лентяйка она! – говорили о ней деревенские соседи, братья по вере. – Она из Бога няньку сделала!
Возможно, для этой несчас- тной женщины вера во Все- вышнего чересчур уж персо- нифицировалась; она поняла буквально: Бог – личность. Причём, мужчина. Этакий всемогущий волшебник-муж для полагающейся на него многодетной Золушки.
Любить себя – это значит лю- бить свою душу. Не ниже.
Я не так богат и не так ленив, чтобы милосердствовать че- рез посредника.
Думай без слов – решишь многое.
В жизни встречаются и такие
Принцессы: один принц – для
прогулок, другой – для прият- ной беседы, третий – для ком- плиментов, четвертый – для постели, пятый – для… Сказ- ка, а не жизнь!
Попытка понять судьбу – всег- да лишь попытка помешать ей; впрочем, можно судьбу видеть, чувствовать, заговари- вать, знать… Понять нельзя!
Наверное, существует в мате- риальной жизни некий «порог насыщения», до него – гребут к себе, после – раздаривают; и чем ниже «порог», тем скорее наступает инверсия.
Девушка принесла показать стихи:
– Вы их будет публиковать?
– Возможно…
– И всё?!! И никакого не будет продолжения?
– То есть?
– Но ведь я же их принесла вам! Вы их прочитали! Мне совсем не с кем общаться! Ведь если вы их опубликуете, они уже не будут принадле- жать мне, не будут моими…
– Какого вы хотите продолже- ния? – спрашиваю.
– Общаться!!!
Что ж, нельзя смеяться при встрече с непосредственнос- тью. Показать свои стихи дру- гому – акт на самом деле куда более интимный, чем теле- сное раздевание. И то: пред-
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
ставьте состояние девчонки, которая решилась... И вдруг в ответ: «Ваша интимность за- регистрирована. Ждите».
– Совсем никакого продолже- ния не будет?!! – в глазах её стояли ужас, мольба и зарож- дающееся раскаянье.
– Будет, – соврал я.
И ужас, и мольба, и зарожда- ющееся раскаянье тотчас пе- решли ко мне.
Каждому непременно хочется сделать в жизни «что-нибудь хорошее». Для себя, в первую очередь. В этом ошибочка! Очередь, в которой все хотят быть первыми, называется давка.
Слова – полигон бытия. Исчезнуть – это сделаться «не
чувствуемым».
Самая необидная очередь – по кругу.
Вечером пьяный директор школы подрался с пьяным дружком-учителем.
Наутро директор вызвал под- чинённого к себе в кабинет:
– Можешь дать мне по мор- де…
Дружок дал. С сильно рас- сечённой верхней губой ди- ректор ушёл на больничный. Сей случай произошел в не- большой сельской школе. В
городе дела с благородством обстоят значительно хуже.
Обыкновенное пьянство мо- жет оказаться увлекательней- шим видом творчества. Надо лишь, чтобы ни одна из пья- нок не была похожа на дру- гую.
По точности расчёт превосхо- дит чутье, по безошибочности
– никогда.
«Меня всю трясёт!» – охотно докладывает женщина о со- стоянии её главного жизнен- ного инструмента: разума.
Эпоха «великих открытий» закончится, возможно, эпо- хой не менее великих «закры- тий».
Роскошь всеобщей любви до- ступна лишь по краям жизни: когда ещё не знаешь, чего хо- чешь и когда знаешь точно, что не хочешь уже ничего.
Шахматы – игра для ума. Если в шахматы научатся играть чувства, ум сдастся.
Попробуйте пообедать пе- ред… зеркалом. Сытость наступит раньше обычного. Люди «едят» глазами.
Когда человек прозревает в чём-либо, у него немедленно
139
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
появляется «синдром отлич- ника» – потребность навязчи- во оповестить всех и вся о вы- ученном уроке жизни. Только вот удивления от этого ни у кого почему-то нет. Отлични- ки – не удивляют.
«Я» всегда «здесь». Если это не так, тебя не существует.
Счастлив тот, кто «видит» мысли. Ему незачем их ло- вить.
Ловкач возводит мельницы абсурда. Люблю равнину. Сил своих не знаю. Что есть, что было – спора между ними нет.
Если переполненной душе не дать выхода, она обратится к орудию мести – к перу и бу- маге.
Нет ничего более призрачно- го, чем созданные вещи. Рано или поздно всё обернется прахом. Созданное не вечно. Ищите данное!
Стать независимым от рели- гии можно просто перешаг- нув через неё на пути к Вере.
Стремиться к неконтролиру- емой свободе хорошо будучи пятнадцатилетним подрост- ком – пока кормят родители.
Мой друг пробовал читать Библию. «Мура какая-то, чушь! Борхес пишет лучше». Что ж, малыш любит только те книжки, которые ему по- нятны. Малышу – 24 годика.
Художник сказал: «Женщина, лишившаяся непобедимого умения – быть слабой, – ли- шается всего».
Представьте себе невероят- ный музыкальный инстру- мент – орган, у которого де- сятки тысяч клавиш… Вот где простор для исполните- лей! Нет такого инструмента? Есть! Это – слова. Каждое, отдельно взятое слово, имеет свой, фиксированный, лишь ему одному данный «на- строй». И каждый «органист»
– пишущий, звучащий или слушающий – способен вы- звать или услышать свою не- подражаемую «музыку слов». Человеческая речь подобна игре на клавишных.
«Я всегда такой, каким ты меня…» – освоивший это, не знает преград в совращении.
Действительный выбор есть у того, кто научился жить в покое. Для всех остальных,
«идущих по избранному пути», – выбора не сущест- вует. А если им всё-таки за- хочется его совершить – нет
140
Начать можно когда угод-
но