, молитвой го- нят. Страшный суд не надо ждать, он всегда с тобой – это твой выбор. Что ты выберешь в этом мире: подлость или пожертвование, тишину или шум, спешку или наоборот? Каждое мгновение твоей жиз- ни, человек, – это и есть твой самый Страшный суд, кото- рый ты вершишь сам. У Бога другие мгновения, имя им
– тысячелетия. Бог тоже со- вершает свой выбор, и жаль, если он опять ошибся...
Есть в мире места, где чувс- твуешь себя так, словно по- бывал в гостях... дома у себя самого. Будто носило путника по миру, да забросило случай- но на денёк-другой в родной
204
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
забытый дом: и лица тут все знакомые, и слова говорят как-то так, как только родня говорить умеет, и ещё что-то творится на душе – и укор, и пожелание добра, и не пой- мешь, то ли встреча это, то ли расставание... Путник снова умчится в свой мир, а родня останется ждать. И что ещё будет? Кто знает, какие ещё встречи, какие расставания уготованы? Знать человеку невозможно – можно только чувствовать.
Подражание правде – это ведь тоже путь к правде. Какая простая и прекрасная мысль, не правда ли? Прекрасная и опасная: только абсолютная правда неуязвима для лжи. Но никто из нас не может заявить о своей абсолютной правди- вости. Значит, вся наша зем- ная жизнь – это преодоление лжи.
Люди – это человекоподобные существа. Кто докажет иное? Очевидность говорит языком реальности: зависть, страх, жестокость, обжорство и го- лод, ложь во благо и ложь во зло, глупость и самодоволь- ство, безволие сломленных, тирания идиотов – вот мир го- ворящих зверей, называющих себя «люди».
Залитые мазутом реки, изуро- дованная земля, выжженная равнина обнищавшего духа, гибнущий генофонд. Напра- шивается очень простой, но ошеломляющий вывод: наша жизнь практически полно- стью лишена естественности
– люди вынуждены искусст- венно существовать в своём, искусственно созданном, мире. Уж не отсутствие ли естественности причиняет са- мые глубокие, самые непере- носимые муки?! Очень страш- но: жизнь в этом мире – не настоящая. Как же вернуться к собственной подлинности? В одиночку? С другом? С лю- бимой? Со всеми вместе? Со всеми пойдешь – сам пропа- дешь, один пойдешь – других потеряешь.
Без комментариев. Восьми- десятые. Письмо в редакцию:
«Мне всё надоело и опротиве- ло! Надоели разговоры, раз- ные встречи – всё! Никого не хочу видеть. Надоело сидеть дома, надоело читать, учить, писать – всё! Будничная и од- нообразная жизнь. Надоело ничегонеделанье. Как мне хо- чется, чтобы всех вас не было не слышно и не видно! Надо- ело реветь, надоело бояться и страдать: хочу, чтобы следу- ющее утро не наступило. Это счастье – не жить с вами! Да и вам всем глубоко пофиг, есть
205
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
я или нет. Газеты и журналы – надоели. Замуж не хочу. Гос- поди, что я не видела?! Стир- ка, уборка, ругань... Лучше одной, спокойнее. Господи, кругом обман. Кто вам сказал, что людям живётся по любви? Сказки о принцах надоели. В
20 лет всё так безразлично! Может, в другой жизни (а как хочется верить, что она будет ещё) я стану кошкой или соба- кой, или, на худой конец, ни- кем. Только бы не видеть вас всех вместе взятых: с пробле- мами и политикой, сплошным враньём и подкупленными улыбками. Ненавижу вас всех вместе взятых! Н.»
Страшно не от звериного облика, а от звериной сути. Люди становятся всё больши- ми хищниками, им требуется материал, который, хоть на время, заполнял бы пусто- ту души, ума, сердца. Ах!!! Пустоту ума заткнет болтов- ня включенного приёмника; а что делать с очерствевшими пустыми чувствами? Они уве- личивают «дозу» раздражи- телей – теперь это не вздох и взгляд любимой, а грубость, садизм и примитивный ужас; неразвитый творческий по- тенциал – тоже пустота, ко- торую удобно до краёв залить апатией, наркотиком, вином. Увы, природа, действительно, не терпит пустоты. Внутрен-
няя природа существ – тоже. Всё очень просто: если ты сам не позаботишься о качестве внутреннего своего «контен- та», то эту удобную пустоту автоматически заполнит рас- торопная гадость любого сор- та.
Встретившись, обвенчавшись однажды, души неизбежно приходили к земным объяти- ям, а теперь наоборот – бес- конечные объятия впопыхах почему-то не ведут к желан- ной встрече на божественной высоте бытия. Жизнь сейчас
– сплошной неразвязываемый узел, а после жизни – так, узелок на память для тех, кто считался «близкими». Пары даже в постели говорят об идиотах-друзьях и дороговиз- не. Значит, озверело в людях то, что казалось самым про- чным – их душа.
Неужели не ясно: жить в этом мире – нельзя! Инстинкт само- сохранения естества заявляет о себе всё громче. Слишком долго люди приспосабливали среду обитания «под себя», слишком сильно изменилась сама среда, слишком далеко она отклонилась от природ- ной гармонии – пришла не- приятная пора изменять себя
«под среду». Сознательно со- грешить и осознанно покаять- ся – удобное лицемерие. Озверение заразно. Оно мо- жет скопиться в опасных
206
Быть самим собой –
это когда ты думаешь не о себе.
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
количествах в любой части людского существа, а ско- пившись, начнёт распростра- няться дальше, завоёвывать пространство жизни; зверь, поселившийся в зависти, обя- зательно доберётся и влезет в душу, отравит чистое сер- дце. Зверь, живущий в душе, представляет мир как одно большое преступление, и себя самого в нём – царствующим преступником.
А история случилась такая. Старая тихая женщина, из- расходовавшая запасы мо- лодого когда-то здоровья, энергии и веры во имя так и не наступившего «светлого будущего», коротала послед- ние свои дни в последнем ожидании – одинокая, всеми позабытая позаброшенная. От людских глаз старушка скрывалась в однокомнатном коммунальном убежище, а от всего прочего – как скроешь- ся? Глаза у стариков смотрят в прошлое, им хорошо там; из прошлого – навстречу! – яст- ребиным ясным оком глядит на стариков их собственная юность. Соколы! Но жизнь произошла и успокоилась. Старая женщина умерла. Кто теперь скажет, что она была
«неутомимым борцом за пра- вое дело», что возглавляла когда-то что-то, руководила, призывала? Отпризывалась.
Смерть собрала на делёжку вещей объявившихся вдруг родственников. Коммуналка осиротела. Только остались в углу среди кучи мусора бро- шенные «одноразовой» род- нёй ненужные вещи – узелок да фото. Больше жизни са- мой берегла старушка эти бу- мажки, в узелке с надписью:
«Письма от Миши», от погиб- шего на фронте любимого, да ещё коллективное фото – «Са- рапульская областная школа подготовки советских кадров. Выпуск 1937 года». А в бу- мажках – вся жизнь человека, вся его запротоколированная душа. Соседка по квартире не выдержала, подобрала душу, вынула из мусора: живи! А из прошлого, с маленьких овальных фотографий смот- рят на нас зрачки, холодные и пронзительные, как наведен- ное дуло. Пока ещё рядом на снимке и палачи, и жертвы. Палачи, не ведающие, что они палачи, и жертвы, не верящие в свою роковую судьбу. Они хотели построить всеобщее счастье.
Всё в жизни имеет своё нача- ло и свой конец. Если не под- талкивать жизнь в нетерпении и не замедлять её нарочно, то путь от начала до конца будет спокойным и плавным, как ход планет или как полный век растений – от семени до семе-
208
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
ни. И если не нарушать зако- нов природы, то в конце пути ты обязательно вернёшься к его истоку. Потому что жизнь
– колесо, удобное, неуязвимое в своём бесконечном качении по тропинкам пространства и времени. Не мни его зря! Не делай из волшебного круга уг- ловатых фигур – движения не остановить всё равно, а тряс- ти будет изрядно.
Наконец-то вырвались в ко- мандировку! Едем! Смотрим, слушаем, запоминаем. Води- тель матерится: то дорога в
«гармошку», то «лысые» колё- са на обледеневших прикамс- ких горках не тянут. В рай- центре шлёпаем на бланках бесполезные для нас исполко- мовские печати. Бесполезные, потому что командировочный фонд редакции ещё летом иссяк. В исполкоме никто не спрашивает: кто мы, зачем, куда, с какой целью. Всем
– до... сами знаете до чего. В центре поселка – очередная недостроенная железобетон- ная раскоряка, призванная символизировать вечную па- мять или вечную славу чего- то... В честь кого столько бе- тону налили? Прохожие не знают.
В 1977 году в крест недейс- твующей церкви в селе Мос- товое шарахнула молния. Два
дня горело. Крест, огонь, раз- руха... – не хочется видеть во всём этом каких-то зловещих символов. Но не получается. В символах разрушения есть мистический магнетизм. А в самом разрушении? Ведь ло- мать можно, тоже радуясь. Я пробовал.
Под небом К-го района дове- лось услышать такую мысль: жизнь состоит из чередования питья (пьянства, в смысле) и работы, поэтому нет ника- кой принципиальной разни- цы между существованием в городе и существованием в деревне. А все проблемы происходят, якобы, лишь от одного – от нарушения ритма
«чередования»: нельзя пить- пить-пить-пить... или рабо- тать-работать-работать... надо всё-таки соблюдать правиль- ность: поработал-выпил, по- работал-выпил... Такая, знае- те ли, теория. Не для круглых отличников.
В деревне Шихостанка встре- тились с одинокой бабушкой, маленьким человеческим во- робушком, затерянным среди заснеженного пространства. Ночь. Тикают ходики на стене. Бабушку зовут чудно, в духе минувшей эпохи – Домна Фи- липповна. Отжила своё поч- ти, отгорбатилась. Что голос, что тело,