да и душа, наверное,
209
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
– всё высохло, окуклилось от пустоты и ненастий. Но нет, начала оттаивать, сидит на кровати, гладит кошку, пока- чивает махонькими ножками в разноцветных носках, жа- луется, что коза «закупорос- ничала»; словно и впрямь, как засушенная холодом бабочка, какие случаются в натоплен- ных избах, почуяла тепло, за- шевелилась, стала оживать...
– И помирать не помираю, и жить не живу, – говорит. – А кошку с собой спать не кладу. Храпит больно!
Всем хочется отдохнуть от жизни. Что за напасть! Горо- жане едут к подзолам и суг- линку, а землеробы – поближе к асфальту. Вечный кругово- рот в поисках места, где бы отдохнуть от всего прежне- го. Мой товарищ за большие
«тыщи» купил дом в деревне, навязал себе на шею радость собственности, скормил коло- радскому жуку гору картофе- ля, лишился покоя по выход- ным, зато – счастлив: «Себя, конечно, не переделаешь, так хоть место поменять...»
Человек – это существо, кото- рое всюду ищет храм. А что, если «искомую величину» приземлить, сделать её со- вершенно обыденной, облечь в форму избы, домотканых штанов, белёной печи? Тогда
не придётся ничего искать, поскольку храм будет под бо- ком. Чтобы прийти к такому прямому концу, придётся, ви- димо, ба-а-альшой крюк дать на дороге судьбы.
В деревнях прощаются так:
– Оставайся с Богом!
– Поезжайте с Богом.
И всё. И разъехались, будто и не было этой встречи. И не будет, наверное, другой. Но остался навек между простив- шимися единый знаменатель, равняющий всех, живущих в числителе. Может, бог. Или природа. Или любовь. Как угодно. Слабое сверху дро- бится, числится, а «нулевая» сила снизу поддерживает, бес- конечный итог знаменует.
Естественность внешней жизни, построенной людьми, целиком зависит от того, что они считают естественным в своем невидимом, внутрен- нем мире. Проверьте себя: как просто всюду научились рождаться слова о ненавис- ти, мести, жадности, упрямс- тве, недоверии, обиде... Как уверенно и естественно они звучат в человеческих устах! И только о любви – о единс- твенной основе всей жизни!
– говорить словно бы стыд- но. Когда, на каком из пово- ротов обломился путеводный лучик? Слово – стрела! Что
210
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
произнесешь ты для себя, то и сотворишь вокруг. И пору- шенную церковь, и мёртвый плакат, и свою болезнь, и своё выздоровление, и свой новый дом.
Беседую с поэтом: Помнишь:
«Первым было Слово?» А ты сам – источник или «транс- лятор»? Или «трансформа- тор»? А тебе не приходилось сталкиваться с необычными состояниями жизни? Конеч- но, приходилось. Бред, напри- мер... Как же! Чем отличается просто сочинённая строка от напечатанной? В напечатан- ной есть магия. Какая магия? Магия исповеди. Было бы что исповедовать. Есть два, как минимум, типа читателя: один ищет в книге «норму», находит и получает от этого личное удовольствие, а дру- гой для удовлетворения ищет
«сумасшедшинку» в авторе... Ты какой? Я – с сумасшед- шинкой. Стараюсь таким быть. Искусственно ненор- мальный? Отчасти. Откуда ты ведёшь отсчет мира? От себя? Приходится... Ведь «Я»
– как раз самая середина этого мира. А от середины считать удобнее всего. Творческий человек всегда эгоист в сво- ем творчестве? Да, пожалуй. А как быть тогда с пропо- ведью бескорыстия? Никак. Гений и злодейство – вещи
совместные. Поэт, как извес- тно, живёт на самой границе между разумным и безумным.
«Нарушители» на границе имеются? Ха-ха! Даже мысли и те – перебежчики!
Свобода начинается с толкот- ни и суеты общего старта. В самом начале уже есть проиг- равшие, но ещё нет обману- тых.
Меньше всего романтизма до- стаётся настоящему, реально осязаемому моменту жизни. Больше всего «розового креп- кого» (был такой дешёвенький напиток при социализме, 1 р.
07 коп. за поллитру) в планах или воспоминаниях.
Пацаны играли «в выжива- ние» на необитаемой скале в северном море. Рядом с людь- ми жила курица. Курицу зва- ли «Мими». Первое время она жила рядом с людьми, при- вязанная за лапу. Мими - не просто третий участник ис- пытания одиночеством, Мими
– «стратегический» продук- товый запас. Вскоре курицу отвязали. Она не убежала. Наоборот, вела себя хуже не- воспитанной дворняжки. На- училась воровать. Однажды Мими вырвала сухарь изо рта хозяина и молча бросилась с добычей в глубь острова. Во- ровку догнали. Сухарь почти
211
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
не пострадал. Остров превра- тил домашнюю инкубаторс- кую клушу в настоящего дру- га и хищника. Мими достойно выдержала «Робинзонаду» вместе с людьми, съели её уже на материке.
Мы – путешественники. По- тому что всех нас несёт не- ведомо куда единое течение
– река времени. Кто-то чуть- чуть отстаёт, кто-то слегка обгоняет это течение. Сорев- нуемся! На то и путешествие. Иные ныряют в глубину, а иные мечтают «приподнять- ся». Ах, как утомительно бы- вает, порой, это странствие, от которого нельзя отказаться! Усилия жизни и лицо челове- ка обращены в будущее: какие опасности, какие подводные камни, коварные мели и ко- варные повороты ещё ждут? Неутомимый взгляд бежит впереди человека и времени. И мы уверены в себе и в своем пути. «Как живешь?» – спра- шиваем друг друга. И каждый отвечает: «Нормально». Пото- му что так оно и есть.
Но люди не могут путешес- твовать, «сплавляясь» по те- чению времени, без отдыха, без привалов. И называется любой из таких привалов – юбилей. Глаза «юбилейных» участников похода жизни об- ращены не к будущему и даже не к настоящему, а исключи-
тельно к прошлому. Впро- чем, можно вывернуть на сто восемьдесят и всю голову, но лучше этого не делать, а то дальше поплывёшь задом на- перёд, вслепую.
Далёкое будущее всегда ка- жется нам сказкой, но вот оно, наконец, настаёт и, увы, разо- чаровывает. Не беда! Далёкое прошлое предстаёт не менее сказочной картиной. Про- шлое! Не надо его бояться. Оно не сбудется, потому что уже сбылось: муть жизни осе- ла – былое кристально ясно, оно не подведёт, оно надёжно, как сама материя! Прошлое
– не разочаровывает.
Да здравствуют юбилеи! Юбилеи – это оазисы, где вре- мя прекращает свою вечную работу. Юбилеи – это самое невероятное из всех достиже- ний человеческой цивилиза- ции. Ибо никому ещё не уда- валось на земле обманывать время так, как это удается юбилярам. Секрет юбиляра прост: глаза его не на месте. На затылке.
Да, конечно, любая пылинка в мире единственна и неповто- рима. Но доказательство сво- ей исключительности ведёт к трагедии. Лучше просто быть, чем доказывать. Мне непоня- тен фашизм, партии, сбори- ща. Это так банально: хочешь что-то изменить, улучшить,
212
Как я себя чувствую?
Как тот, который насту- пил сам себе на мозоль и даже не извинился.
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
спасти – начни с себя. Погля- ди для начала в зеркало. Ты себе нравишься? Что ж, тогда ты ничего не увидел.
У Иоанна Богослова в Апока- липсисе я вычитал: не ищите Бога в храме, Его там нет. Это
– о нашем времени. Бог, похо- же, переместился из «обще- жития» в менее просторную, но более удобную «квартиру»
– в личность человека. Я в это верю, я это чувствую! В наших деревнях неоднократ- но встречал: старушку-храм, девочку-церковь – сердца, не знающие выгоды, любовь, не оглядывающуюся на условия. Человек-храм тоже может быть разрушен, затоптан и ос- квернён, но Бог живёт именно там. Больше уже просто не- где.
Смех – надежда на выздоров- ление. Смех над собой – здо- ровье. Улыбка красит и чело- века, и нацию, и природу. Но не надо обольщаться. Кисло всё в мире, очень кисло. Мно- гие здоровяки перед смертью кисло улыбались.
Слово – очень опасное вещес- тво. Пожалуй, самое опасное из всех прочих человеческих
«игрушек». Ну да, чем опас- нее игрушки, тем сложнее мир. Или наоборот. Не разбе- решь. Железо, электричество,
радиация, психические фе- номены – на кой чёрт всё это было вызывать из небытия? Но лавина жизни пущена и её не остановить. Как выжить? Я знаю только один способ – это овеществлённое молчание.
В людях, на мой взгляд, есть одно самоубийственное ка- чество – ненасытность. Поче- му всякий раз, провозглашая равенство, участники не сле- дуют своим словам? Сам для себя я давно сделал печальное открытие: люди живут плохо оттого, что всё время хотят жить «ещё лучше».
Есть всего две подлости: ви- деть всё насквозь, но не гово- рить или наоборот – городить сослепу.
Возможно, люди на земле
– это ещё далеко не завершён- ная божья конструкция. Вари- ация, отклонившаяся от свое- го золотого идеала. Но идеал остался, осталась непрерыв- ная тяга к нему. Мы все хоте- ли бы жить чище, спокойнее, яснее. Каждый воюет за свой мир ужасными средствами: деньгами, пулями, ложью, лестью, назойливостью. Люди слишком тяжелы, чтобы взле- теть просто так, воспарить. Нужен солидный разбег. Если и летаем, то по принципу
«предметов тяжелее возду-
214
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
ха». Мало ведь кто желает стать просто выше, чем он есть – хотят возвыситься. Я не политик, не генерал, не са- мовлюбленный мальчик в ко- жаном пиджачке. Я – плохой. Вижу свое «плохо» и говорю об этом. Может, от страха за себя завтрашнего. Почему же соседи-то сердятся?
На кривую жизнь есть лишь одна управа – прямое зеркало сатиры. И тогда кривая жизнь возмущенно кричит: «Меня исказили!»
Мы все хотим счастья. Я ду- маю, оно не должно быть ни лёгким, ни трудным. Оно должно быть таким, чтобы не замечать его вовсе – то есть, просто удобным, как всё здо- ровое. Иначе всегда