тре- щинах и стал петь об этом…
Люди научились говорить. Звук передал информацию. Первый телефонный аппа- рат передал её на расстояние. Первый передатчик передал её на ещё большее расстояние
– мгновенно и тайно от при- роды слуха; несущая часто- та «упаковала» сигналы. По лазерному лучу бегут сотни тысяч закодированных разго- воров… В меньшем объёме
– большая плотность. Так и в поэзии: от простого зеркаль- ного описания – к глубинной сущности и многозначности. Современное творчество дви- жется к образно-аналитичес- кой «упаковке» эмоций, мыс- лей, открытий, сведённых до афористичности, до аксиом и постулатов. Контекст насту- пает.
Коль ты не веришь мне – тебя лжецом считаю.
Браво!!! Не надо «бис». Одиночеством можно на-
слаждаться, можно тяготить-
ся. Степень этого чувства за- висит не столько от условий и местоположения, сколько от самого сознания. Одинок солдат, загнанный в подвал казармы за провинность, оди- нок прапорщик, загорающий
Не кричите идущему по канату: «Ах, какой молодец!» Вы уроните его. Лучше крикните:
«Впереди – смерть!» Это даст канатоходцу дополнительный шанс на удачу. Смерть под- бадривает.
90
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
на крыше казармы – тот, что отдал приказ о наказании… Сознание взвешивает про- шлое и будущее; если что-то
перетягивает – лучше сидеть в подвале.
Простое удовольствие – самая крупная монета жизни…
В науке, в религии и даже в самой обыденной повседнев- ной жизни человек стяжает силу, применить которую не в состоянии: он зовет её, он ис- пользует её в своём воображе- нии, а когда реально достига- ет нового её уровня – пугается чудовищности последствий, не верит в них и всё пробует вновь.
Бог меланхоличен и равноду- шен именно потому, что все- силен и не раб. А вот земная ситуация: рабовладелец де- ржит свои владения, точнее рабов, живущих во владении, в повиновении с помощью… ядерного устройства. Он гово- рит им: «Видите эту кнопку? Если я нажму её, все взлетит на воздух!» Он её не нажмет никогда. Из неверия или лю- бопытства её обязательно на- жмет раб.
Не многим дано «с корабля да на бал», судьба большинства: вместо бала – к станку.
Ветры райские пад- шим – пощёчина, поиск счастья – со смертью игра.
Смысл сбывшегося – в смер- ти. И будущих дыханий в ней итог. Открытий разум просит у безумства. Последнее от- крытие – покой… Деревья, терпеливые, как няньки, тела раздав на мебель и дрова, ещё проводят солнечную силу. Мы пьём вино. Мы жарим шашлыки.
Доразвивались. Вот они, де- нёчки! Поближе глянешь
– оторопно аж: растут сыноч- ки-одиночки у сверхкомму- никобельных мамаш.В либе- рализме нравы, как нарывы: тотальный шум в тотальной глухоте! И даже убеждения блудливы, хотящие: «Хотеть иль не хотеть?» Пообрывались нервы от щекотки, обилие за- клинило инстинкт, сыночек тянется до водки, чужой подъ-
91
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
езд используя, как ринг. На стыках эры в моде отрицанья, у отроков – пещерная мораль; весёлыми духовными скоп- цами полуприматы давят на педаль. Доразвивались… Вот они, денёчки! С пол-оборота флегмы входят в раж. Сыноч- ки-дочки-одиночки плевали на амбиции мамаш!
Я жизней прожил сотни пол- торы, а ну, спроси, хочу ль сначала? Я, кожу снявши, чищу от мездры впотьмах души упрятанное жало. Быт выплыл в оскверняющей тще- те не для игры в бирюльки – рьяно! Все изобилья прирав- нявши к нищете, я вижу день за пропастью обмана. «Да будет так, – поведал Голос мне. – Спасись, дурак, спасая веру!» Запретный пот стекает по спине, стволы зрачков, как выстрел браконьера. Я пог- ружаюсь в чьи-то тайники.
«Антихрист там!» – сусолят бабки. На промыслах не боги, мужики цедили, жалясь, вин- ные остатки. Орали на ухо мне исповеди и – из-за угла текла беседа, и в грудь стуча- ли: «Непременно погляди, мы тоже – есть!» – земные корое- ды… Я будто вакуум всасывал слова, чтобы они, боля и ноя, вросли, как в твердь врастают острова, – в меня, аж до смер- тельного покоя! Какие всходы нынче на виду? Утопий нет...
О счастье грезя, я, как десант, поджёг мосты в аду, чтобы до рая грешные долезли. Я тороплюсь, поскольку не могу не торопиться: жизней
– прорва. Как будто зеркало разбилось в мелюзгу земных попутчиков – и в фауну и фло- ру. Бегу, как пёс, от жадности дрожа; я выедаю кукиш неба! Ну, а вокруг куржавчиками ржа – и страх, и лесть опуты- вают среды. Вот ценности по- падали в цене: и долг, и честь без камня в Лету. Все мы заме- шаны на матери-войне, пусть вечность подосадует на это! Мне бы успеть (ещё бы жиз- ней сто!) приколотить мечту на гвозди, чтобы не лилось счастье в решето, наморщив- ши чувствительные ноздри! Невидим груз, но тяжестью с хребта чужих судеб бегут ла- вины; я видел, как с горящего моста ко всем чертям сигают херувимы! Разрезанные вены на руке, не я за вас и не себе налью… Я жизней тысячи носил на волоске, чтобы про- жить единственно – свою.
...Ах, полюбил напрасно я, упал, да без соломки: твоя душа вся ясная, моя душа – потёмки. Давно погасли заре- ва. Гляди: вдвоём-то парочка! Денёчки ночь состарила – ни свечки, ни огарочка. Капелью осень тенькая, напоминает разное, как будто помалень-
92
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
ку я всё похороны праздную. Кидаю, да не выкину такое
– обхохочешься! Гора моя кудыкина: пойдёшь, да не во- ротишься. Моя тихая улочка, такая бесфонарная! Душа в потёмках дурочка, и день, и ночь угарная. Глаза пусты, ка- чаются, как одиноки парочки. По ком теперь печалиться? Весь белый свет – до лампоч- ки! Была б ты несогласная… Косыночки-попонки! Твоя душа вся ясная, моя душа
– потёмки.
Вот сижу в партере, млею: два билета – пять рублей. И тихонько голубею, не быва- ет голубей! Эй, блюстителей покличь-ка! Сон ли это? Нет, не сон! Провод дёргает пе- вичка, как тесёмку от каль- сон… Светит лампа голубая, песня плавает в соплях. Про кого, ребята, баем, про кого поём «ля-ля»? Одной косме- тики на них до неприличия. Я жмурюсь из партера на огни: певцы кричат на сцене по- девичьи, должно быть, тонко чувствуют они!
Ах, старики, ходячие регалии, их будущее – с прошлым лишь в связи… Кто слишком долго восхищался далью, повержен будет восхищением вблизи. Избы подслеповатость дере- вянная, на дне колодца вре- мени пыльца… И три фрон-
товика, как изваяния, стоят за водкой у закрытого крыльца.
Что ей служебные оковы! Благоухая, как бутон, о чём-то курит безусловно – полу-де- вица, полу-слон.
– Я устала. Зачем идти даль- ше?
– Это наша дорога.
– Мы и так ушли уже слиш- ком далеко. Здесь никого нет. Давай построим дом. Подож- дём. Дети потом расскажут нам: что дальше?
– Не расскажут. Мы обогнали их…
– Я женщина! Мне нужен дом!
– Прощай.
– Господи, как я ненавижу тебя!
ТАКУЮ музыку слышал только он один. Она не давала
Редакторов, годков уплыло! Себя от зла
не берегла. Ты всех по имени любила, хоть и по отчеству звала.
93
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
ему покоя ни днём, ни ночью. Мешала охотиться. Мешала любить. Мешала заботиться о других. На себя он уже давно махнул рукой… Мешала жить по правилам – эта невероят- ная музыка! Как рассказать о ней людям, как передать гармонию звучащего мира? Инструмент… Нужен инстру- мент! И он сделал барабан. И ударил в него в сладострас- тии: слушайте!
Для неспециалистов все мла- денцы на одно лицо. В глазах молодых все старики похожи. Где-то должен быть «пик» непохожести – лучшее вре- мя личности. Но вот вопрос: если в семнадцать лет встать к станку, а в шестьдесят от него отойти, будет ли «пик»?
Принцип «от каждого по спо- собности, каждому по пот- ребности» – близок к идеалу сельскохозяйственной фермы: дать оптимум, получить мак- симум. Главное – получить. Отдельное живое существо используется для получения стандартной, стереотипной, заданной продукции. Одина- ковость, конечно, – основа мощи, порядка, стабильнос- ти системы в целом. Но пе- реносить принцип фермы на людей, да ещё выдавать его за маяк?! Сомнительно. Уж лучше быть убийцей-воен-
ным или самоубийцей-алко- голиком, это честнее. Можно бы предложить вообще иное: пусть средством к существо- ванию будет способ самовы- ражения. Лишь бы дорасти до той морали, когда самовы- ражение перестанут искать в первенстве, в унижении дру- гого, завоевании, насилии и т. д. Способна ли народиться но- вая вера, свободная от лжи?
Спросил вечно жизнерадос- тного знакомого спортсмена
«обовсёмниочём»:
– Как живешь?
– Доживаю, – ответил он серьёзно и печально. Не- сколько дней назад спортсмен неожиданно для себя занял крупный административный пост. «Счастливчику» – двад- цать восемь лет.
Русская демокра- тия: даёшь макси- мум минимума!
94
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
Мне кажется, что поэтичес- кое творчество перемещается в область логики и психоло- гизма, в область многопози- ционной философии, то есть становится прерогативой «ду- мателей» и «открывателей». Удачно найденные сюжеты, образы, свежая подача, своё видение – этим уже никого не удивишь: было! Теперь это база, основание пирамиды, на котором возводится бо- лее высокая, более сложная и, конечно, более труднодо- ступная конструкция. Недо- ступная, в первую очередь, для судей, ведь у них нет ещё новых мерок, шкал, эталонов, официально утвержденных образцов… Ах, как было бы прекрасно, если б странами правили волшебники, а насе- ляли их – Поэты.
Жить вредно! Во всяком случае, утомительно.
На нашей грядке многое не- лепо: весной полоть, по осени сажать… Того, кто прост, как пареная репа, хозяйский скот не зарится сожрать. На