всё мысль вертится: может, мало взял? Чёрт! До чего же заразна паника! Особенно в России, где почти любой слух подтверждается.
Пятнадцатилетний человек принес в редакцию свои сти- хи: в каждой строчке сквозил мотив гибели, мотив смерти.
«Дайте мне справку, что это является поэзией и возраст тут ни при чём» – заявил молодой человек. «А то родители сом- неваются!» – добавил он. Два стихотворения были по-на- стоящему сильные. Год назад этот парень, «услышавший» реквием мира, его шаманский ритм, пытался отравиться.
«Всё или ничего!» – вот ло- зунг любого подростка, всту-
пающего в реальный мир. Это самый первый лозунг. Осталь- ные лозунги, которые случа- ются потом, меньше. Поэтому первый – по максимуму. Его так и зовут: юношеский мак- симализм. Где «всё» – это сво- бода самореализации, свобода любых попыток физического тела и духа. Любая непреодо- лимая земная регламентация (закон, например) сбрасывает максималиста в «ничего». И тогда, чтобы получить всё, ос- тается… убить себя или убить весь мир. Слабое большинс- тво, кооперируясь в стаи, ут- верждает себя, «убивая мир», меньшинство – «убивая себя». И там, и тут есть победите- ли. Перешагнувшие соблазн смерти, становятся правите- лями. Перешагнувшие смерть, становятся поэтами. Вечна борьба правителей и поэтов. В пятнадцать лет юноша ис- кал своего Правителя и нашёл его. Всё или ничего! Потому что, действительно, странно кивать на возраст, когда де- кламирует вечность.
Тошно! Тошно повторенье вёсен в крике воронья; уез- жаешь – для забвенья, приез- жаешь – для вранья. Поцелуй
– твоя привычка, воронье мне
– соловьи! Глупо, странно, нелогично верю в «святос- ти» твои. Всё смешно в том разе, право, весь под тиною
221
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
молвы: кто помилует раззя- ву? Он? Она? А, может, вы?.. Уезжаешь? Провожаю. При- езжаешь? Жду. Ау? Я тебя не продолжаю: при-близительно живу! Поцелуйная отмычка, благодать со стороны! Ядо- вита моя птичка, перелётная, как сны.
Под грузом собственных примеров не просто взять чужой пример! Так исполни- тель слово «вера», услышав, верует в химер. О, безразли- чье-избавитель, как поскорей тебя привлечь? Постелью небо постелите, чтоб в небе- са однажды лечь! Далековат пример высокий, – уж больно свой пример тяжёл… «Что высоко, то одиноко!» – былое будущему лжёт. Боится всяк, живя, болезен: пример приме- ру – бесполезен!
Раболепный ужас я испытал лет в семь-восемь. Недале- ко от нашего дома находи- лась школа для глухонемых
– ребят, имевших репутацию жестоких драчунов, страш- ных и опасных в своей немой солидарности. «Немты-ы-е-е идут!» – кричал кто-то на- иболее бдительный на нашей улице, и тогда даже взрослые мужики освобождали троту- ар. «М-м-э-бг!.. М-э-э-гы!»
– ужасный парень зажал меня у кучи сваленных дров. «Чего
надо?» – насупился я, зная, что он меня всё равно не слы- шит. «Мы-э-ы-ггг! – он что- то вроде требовал от меня, но бить пока не собирался,
– М-ыыы-гг! Ы-э-э!» – «Это?
– показал я на свой значок на курточке. «Ы-ы-ы! – радостно закивал тиран. Что ж, жалко было совсем новый значок и я попробовал убежать. Но па- рень меня сцапал и, стукнув разок, оторвал значок сам. Тут же преобразился, прижал ла- дони к сердцу, закивал опять:
«Г-э-ыыг!» – «Пожалуйста!»
– хмуро сказал я, и мы разо- шлись. Ох, не зря мы боялись
«немтых». Нападая даже по- одиночке, они знали: за каж- дым из них – сила всей глу- хонемой школы. Пример этот я вспомнил для сравнения. А сравнивать пришлось вот что. Нет-нет, да и наезжали к нам в контору крупные партийные начальники. Умных среди них было мало, зато «немтых»
– каждый первый. Приедут, и начинается: «У-у-гы-гы-э- э?!» – такое ощущение, что не знают, зачем приехали и что именно хотят спросить. Ну, и спрашивают, как умеют, у нас. Мы отгадываем: вот об этом вы, уважаемый товарищ, хотели поинтересоваться?
«Гы-гы-гы!» – в ответ, потому что ответить иначе «немтой» профан не в состоянии. А вот если не угодим, не угадаем, то
222
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
надо готовиться – обязатель- но «стукнет». – «Гы-гы-э!»
– очень сердились, если не угадаем, чего хотят.
Шофёрская команда, работав- шая в нашей конторе, всегда была многопьющей и в абсо- лютном своем большинстве
– развращённой. Во время ночных дежурств шофера подсаживали в машину пья- ных девиц, шатающихся по городу без применения, и пря- миком везли в гараж. Общими усилиями развлекались. Но и это, видать, надоело. Устали от однообразия. Вот тогда и принёс кто-то человеческий орган-заменитель – здоровен- ная такая резиновая «ялда». Пьяных в «умат» девиц удов- летворяли вручную, на поте- ху всему гаражу. Инструмент из резины получил название:
«кокен-квакен». Только один
У Шута зазвонил те- лефон: «Как живешь, старик?» – «Что со мною будет? Живуч, как смерть!» – «Да
я серьезно…» – « О! Тогда смертелен, как жизнь!»
человек в гараже не одобрял этого извращения, Васька. Он всегда говорил, что всё долж- но быть по-честному, по-хоро- шему. Пить водку с ним было одно удовольствие: лёгкий был человек. Лёгкий и надёж- ный. Про кокен-квакен он так сказал: «Зачем над женщиной издеваться? Ею пользоваться надо. А издеваться – это нехо- рошо…» – в устах отца мно- гочисленного семейства эти слова звучали убедительно. Сам Васька в ночные дежурс- тва специально за девками не охотился. Подбирал, только если сами напрашивались. Но и то не всех ещё. Перед тем, как совершить мужской акт, обязательно требовал паспорт и тщательно переписывал от- туда все данные. «Мало ли что!» – говорил он рассуди- тельно. «Зачем им носить по ночам с собой паспорт?» – на- ивно удивлялся я Васькиным рассказам. А Васька, в свою очередь, тоже удивлялся:
«Дурачок, что ли? Кто же им без паспорта-то поверит?!» Если беспаспортные всё-таки встречались, этих он без раз- говоров вёз в гараж на кокен- квакен. Не жалел нисколько. Любил Васька порядок, а скрытность – терпеть не мог!
Все теперь экстрасенсы. При- шла мода на недоказуемое. Наташка сказала: «Я – ведь-
223
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
ма. Питаюсь отрицательной энергией». Женька сказал:
«Без положительной энергии помру». И Наташка, и Женька
– мои друзья. Так и кажется:
входят в меня две энергии, положительная и отрицатель- ная, взаимодействуя, они рож- дают энергию аннигиляции
– самую «экологически» чис- тую: нейтралитет. Вообще, такая организация «питания» похожа на схему мостового распределения тока: когда мост сбалансирован, то через диагональ моста ток не течёт. Удобная, чувствительная схе- ма для измерения токов жиз- ни. Главное – поместить себя в буре жизненной энергии именно в «диагональ», и при этом не потерять «баланс», т. е. не сгореть. Ни от избыт- ка «плюса», ни от избытка
«минуса». А что значит «из- быток»? Его, может, вообще нет! А есть только неумелый
«баланс». Эх! С экстрасен- сами поведешься… Ну, вот и набрался.
У соседки по кабинету, секре- таря парторганизации нашей конторы, не было штемпелё- вочной коробочки, куда надо было бы макать для ясности печати маленький штампик
– «Уплачено КПСС». Поэто- му, как ни дыши на штампик, оттиски в билетах получались слабые. А бегать за «макани-
Я заметил: хороший характер встречается только у нечётных жён.
ем» в другую комнату лень.
«Дай-ка, – говорю, – помогу». Взял штампик, высунул свой сырой беспартийный язык и прижал ненадолго. На язы- ке получилось: «Уплачено КПСС». Очень символично получилось. Ведь не где-ни- будь, а в идеологической кон- торе работаем. И секретарь радуется: оттиск пошёл что надо!
Та же соседка по кабинету, секретарь парторганизации нашей конторы: «Господи! Да когда же это всё кончится? Собрания, отчёты, звонки ка- кие-то… Что ни дурак – суётся указывать». Бывало, плакала даже от расстройства за бес- толковость существования, от осознания обманчивости уве- рованных когда-то идеалов. Осталось только партбилет разорвать да выбросить… Но
224
К н и г а с л у ч а й н о с т е й
всё не рвала, не выбрасывала. А для самой себя жить стано- вилось всё противней. Гово- рю однажды: «Глупая, чего ты маешься? Это мужики, когда Идеал рушится, пускают себе пулю в лоб – хоть себе, хоть другим. А бабе что?! Всегда есть отличный выход, «за- пасной парашют»: рожай!» Теперь сижу в кабинете один. Чувствую себя как бы винов- ником непорочного зачатия. Эх, мне бы радиостанцию, я бы и остальных, наверное, са- гитировал!
Редактора заводской мно- готиражки неожиданно для себя стал при каждой встрече одинаково испытывать: «Всё хорошо? Партийная совесть и совесть человеческая не расходятся?» – и в глаза при- стально смотрю. Он сначала отшучивался. Потом отмалчи- вался. И вдруг в столовой на всю катушку как заорёт: «Ты низкий, плохой человек! Ты самый подонок, какой есть! Ты грязь человеческая!» – и дальше вовсе матом. Ничего себе, думаю… Всего один- единственный вопрос чело- веку задавал. Неужто, ответ нашёлся?
Дочь с матерью гуляли по ба- зару, увидели: продают кро- ликов. Крошечные! Зато дё- шево. В конце лета дело было.
В общем, взяли, принесли до- мой, устроили жить питомца в детской ванночке. Кормили, разговаривали с ним, носили в фотоателье фотографиро- ваться с дочкой. Ручной был, тварь, хоть и глупый. Ближе к Новому Году оттащили ушас- того к родственнику, мужику:
«Заколи!» Ели под бой куран- тов, вспоминали. Дочь с мате- рью наперебой вспоминали: какой ласковый был! какой смешной!
Пришёл давний приятель, пути-дорожки с которым как- то сами собой разошлись. Раньше, оказывается, нас о-