небытийной высоты озорник- Пушкин смеялся над детским рефлексом последних — хва- тать и глотать.
В моём бунгало снились сны.
… Будто бы вижу, что расту я цветком на поляне. А вок- руг много разных цветов. Ни один на другой ничем не по- хож. Ссорятся все. Каждый собственный цвет и свои ле- пестки лишь за «истину» де- ржит. Год за годом проходит, за веком другой уж бежит. Скучно мне стало. Уснул я во сне. Просыпаюсь – поляну узнать не могу. Все теперь на одно представленье: и рос- точком с нарядом, и статью.
«Кто такие?» – кричу. «На себя посмотри!» – отвечают. Посмотрел да и обмер: такой же! И не поляна вокруг меня
– поле. Стал я, как все.
… Будто бы плёночка я. Для старинного фото. Сижу в ко-
робульке из чёрной бумаги, волнуюсь за тайну свою: как бы дурень какой серебро моё
– плёночку, слой одноразовый
– понапрасну бы к свету не ки- нул. Жизнь на свету – только разик один. Как засветишься, так и проявишься. Страшно мне, чистому, в чёрном си- деть! Страшно мне, чуткому, чёрным вдруг стать на свету!
… Будто бы змеем я стал. Не семи – двухголовым всего. С двух сторон по сердечку голов, а в серёдочке – тело без ног. Та, что зуб ядовитый имеет, о мудрости мастерица твердить. Та, что уж, лаской всяческий яд усмиряет. Не познать в этом змее себя са- мого!
Имя Бога сегодня поми- нают едва ли не чаще, чем
«cлава КПСС». Дурно это! Что ж, Бог – имя высшего мифа землян – раздробился на множество «спектров». Каждый ранен осколочком собственным. Раненый с ра- неным бьются не насмерть. Мелкая вера на мелкое место пришла. Великодушия в жер- тве от жадного жадному – нет. Победители – судят, и любят судимыми быть. Нет, война между небом и небом, увы, не прошла; и погибших полно, и подранков, и «хор ветеранов» то в пепел уйдёт, то восстанет из пепла…
Слово Бога не выразишь зна- ком.
… Будто бы можно мне ви- деть разбитые части и, слов- но ребёнку, слагать воедино раздельность, учась. Это – ра- дуга красок, а это – созвучие ноток и слов, а это – слова и дела, и рожденье, и смерть, и созданья эфира… Всех сложу воедино! Боже, тихо-то как! Тишина – Твоё Слово, Отец.
– Эх, «взять» бы из той Тишины кое-что для себя... Да нужен тут большой супермен. Кто ж на это способен?
– Чтобы донести Слово Бога до земли, нужен лишь тот, кто способен вынести его пер- воначальное искажение и не погибнуть. Самую сильную ложь. Нарушение Тишины.
– И что? Есть на примете та- кой работничек?
– Есть. И не один. Дьявол и его воспитанник – человек. Именно он искушал челове- ка смыслом и бессмыслицей, опием слов и воспарением муз, войною и миром, само- созиданием и саморазруше- нием. Для чего? Чтобы через ЭТО смог падший человек подняться и дойти до границ Тишины. И соединить в себе самом всё и вся. И коснуться, наконец, Тишины, не владея больше ничем. И услышать в сей миг Слово Бога. Сердцем,
«моторчиком» малым своим в резонанс с Тишиною войти.
– Похоже на проповедь.
– Любая проповедь лжива. Но хорошая проповедь подвигает сделать шаг к неизвестному.
– А почему ты, не религиоз- ный человек, употребляешь религиозные термины?
– Это всего лишь «кирпичи- ки» мифа.
Слово «энергия» сегодня произносят весьма часто и в весьма различных контекстах. Вообще, разнообразие совре-
менных жизненных форм и скорость, с какой они взаимо- действуют – вовсю «показыва- ют» себя – настолько велика, что один и тот же «глубокий» текст, помещённый в пере- менную поверхностную «гус- тоту» сегодняшнего бытия, приносит феноменальную неистощимость подразумева- ний. Словно в святочный час поставлены друг перед дру- гом гадальные зеркала и коли- чество переотражений – неис- числимо в принципе. Гадай! Развлекайся! Однако феномен
«загаданной» и «сбывшейся»
подобным образом жизни
– это не совсем творчество. Это – жёсткое кодирование, менеджмент и сверхранняя профориентация будущего живого функционала. Поэты, шкурой чующие тревогу, льют
свои персональные колокола и пытаются бить в набат. А глуховатый от сверхспешки и подслеповатый читатель-пот- ребитель кивает, при случае: ах, как мило, какие славные колокольчики звучат где-то! По ком они бренчат? Все что- то проедают. Источник пони- мается как кормушка. Энер- гия распада очень удобна. Она сотворила детство и юность цивилизации. Не пора ли воз- вращать кредиты? И не только природе Земли. Но и природе Неба.
Каким образом? Очень прос- то. Энергия распада – это всего лишь «спичка», поджи- гающая главное – энергию синтеза. Любой технарь под- твердит эту наглядную анало- гию. Хотя я говорю, конечно, не о техническом синтезе, а о самом человеке. О «поджи- гании» его собственной «ге- нерации», ведущей, между прочим, к свободе. Приятно, что сегодня сам человек ста- новится универсальным и по- нимаемым центром не только известных антропопрактик, но и топологической точкой, концентрационной вершиной и универсальным точечным пересечением многих науч- ных пирамид. Вершина мала по своему координатному обозначению, зато бесконеч- на по своей вместительности. Точь-в-точь, как фокус в лин-
И
Я бы памятник
бумаге поставил! Это, действитель- но, спасатель. Если не Спаситель.
зе. Был бы свет. Да не помут- нела бы прозрачная игрушка
– бытие.
Что позволяет синтез? Дать себя. Дать собой. Не быть тол- пой в толпе. Избыточность существования неизбежно по-
рождает поиск: где твоё место в жизни? Его нужно найди и
«уложиться» туда по полно- му праву, так же, как каждый кирпич «знает» своё место в кладке. Наступают времена самосложений. Как неиспра- вимый идеалист, я предвос- хищаю это золотое время! А если всё-таки нет твоего
«места в жизни»? Так создай его! Построй из пустоты и ти- шины! Заплати собой. Застол- би новую невидимую столицу во Вселенной!
Действующее слово – пря- мая социотехнология. Причём, действующее слово – единс-
твенное слово. Имеющее в своем составе уникальный параметр – неповторимость. Только живое слово подража- ет живой жизни. И это всегда
– единственный экземпляр. Девальвация же копируемой информации налицо. Как быть? Что сегодня некопиру- емо? Собственность? Текст? Продукт технологии? Может, ты сам?! А кто в этом уверен? Спасение – в движении. Не- льзя сохраняться некопируе- мым, остановившись в поиске и развитии. Личная подвиж- ная философия и личное под- вижное мировоззрение – это
«глаза» сегодняшнего лич- ного пути в мире не личных символов. Куда глядят, туда и ноги пойдут.
Я люблю людей. Чужой жизни в любви не бывает. Меня не поймут лишь отчуж- дённые. Открытая вежливость
тестирует мои встречи. Толь- ко хаму этот способ кажется приглашением к хамству. Мои же друзья прекрасны! Мы
«читаем» друг друга, попивая утренний кофе. Мы задумчи- во «читаем с листа» поэзию раннего утра, глядя в синюю морскую даль. Другой чело- век, любимый и открытый,
– это, прежде всего, мой собс- твенный опыт. В нём есть ещё неоткрытая частичка меня са- мого. И наоборот. Мы читаем
друг друга в подлиннике! Да, так мы читаем себя. Это – прямое переливание ценнос- тей жизни. Бояться не стоит. Но важно, чтобы бесстрашие высоких не сочеталось с бес- шабашностью безумных.
Мы выражаем словами то, что больше самих слов. Мы выражаем музыкой то, что больше самой музыки.
Значит, и собранием людей должно выражаться то, что превышает меру и возмож- ности одного. Это – наши со- стояния! То самое богатство, которое невозможно засунуть в карман, или опутать конт- рактными обязательствами. Бесконечная щедрость сущес- твует лишь там, где времени, действительно, нет. Её не- возможно присвоить. Можно лишь «присвоиться» самому. Хотя бы на миг!
Процесс роста – картина радостная, но слишком уж медленная для того, чтобы по- ражать воображение того, кто
привык «поражаться» горем, печалью и страхом. Разруше- ние, как известно, обладает непреодолимым очарованием. Голодные души поэтов слета- ются к падшим. И что самое невероятное – к будущим падшим! Искусство способно прожить трагедию наперёд.
Переболеть будущим стра- хом, как прививкой от оспы. Трагедийную игру изощрён- ного ума бумага, как гово- рится, стерпит. И слава Богу. Спасибо поэтам «поющим боль» наперёд этой боли. Но бывает и совсем по-другому. Трагедия пишется не на бума- ге. Патетика гибели, патетика жертвы, – они могут захва- тить власть и пленить «царя» в голове. И тогда появятся и будут в фаворе «падальщики»
– поэты, поющие боль после боли…
Пока ты, грешный, бега- ешь по земле, хочется учить- ся. Но только едва-едва начал подпрыгивать, – уже хочется
учить. С непререкаемой вы- соты своих подпрыгиваний. Ну-ну. Впрочем, есть хорошее правило: не смотреть вниз. Чтобы голова не кружилась зря. Альпинисты подтвердят: мир восходителей – в какой- то мере мир одиночек. Мак- симальная твоя самодостаточ- ность – гарант безопасности для такой же самодостаточ- ности твоего соседа. Это-то внятно? В природе я весьма склонен наблюдать за жиз- нью каких-нибудь зёрен, на- пример. За их всхожестью. За самодостаточной обособлен- ностью каждого зерна. Что же объединяет миллиарды этих безымянных малышек? Слу-
чайность природы в природе и правила – в квазиприроде людей. К чему это я? Ах, да! К тому, что и в духовном мире все движется «путём зерна».
Каждый не раз убеждался: никакие правила и распоряд- ки не ведут человека к по- рядочности. В то время как
воспитанная порядочность позволяет устойчиво сущест- вовать нравственности и вне- шнему порядку д-