о нельзя поделать. Время здесь не подчиняется людям. Особенно самая гадкая его разновидность — провинциальное время, в котором, что час, что год, что жизнь промелькнувшая — всё едино! …Что ж ты бродишь всю ночь одино-о-око, что ж ты девушкам спать не даёшь? Дочь, я поплакать хочу. Можно?
— Можно. Это заслуженные слёзы.
— Бабу-Ягу и Кощея на самом деле нужно пожалеть, потому что их всегда побеждают. Ты согласен?
— Согласен. Только от этого ничего не изменится. Их всегда лишают сказочного гражданства без суда и следствия.
— Кто лишает?
— Те, кто сочиняет лживые сказки. Плебеи.
— Кто такие плебеи?
— Простые существа, не способные ни к чему сложному. Зато у них чутьё развито очень хорошо, как у зверей. К тому же притворяться они умеют прекрасно. Ми-ми-кри-я: среди веточек веточкой прикинутся, среди камешков камешком. В мирное время плебеи всегда «стремятся к лучшему» — тянутся к нему, подталкивают себя в этом направлении, беззастенчиво берут всё, что могут взять безнаказанно…
— А в военное время? Они прячутся?
— Ни в коем случае! Простота рядом со смертью становится героической!
— Получается, что Баба Яга и Кощей тоже плебеи?
— Пожалуй, пожалуй… Они ведь тоже тянутся к лучшему будь здоров. Однако, даже получив желаемое, сами от этого лучше не становятся! У них нет ни единого шанса стать другими, они нравятся сами себе окончательно.
— Плебеи злые?
— Разные бывают, и злые и добрые. Особенно в толпе. Но даже один плебей может быть злым и добрым одновременно. Что ты хочешь: сказочные существа! Их никакая водка не берёт, не то что война. Погубить этих простейших можно только лестью или государственными чинами. Морем лести! В которое они с удовольствием заплывают и тонут, тонут, — на потеху остальным, плывущим следом.
— Всё равно мне их жаль.
— Вот-вот! От этого-то все наши революции и случаются. Глотнёт плебей дармовой свободушки — словно лесного воздуха, чистого, свеженького жадной грудью хватит. Словно стакан свежей крови выпьет. Пьянеет, гад! Человеком себя называть велит.
— Папа Моцарт, а чем это таким невкусным от тебя сегодня пахнет? Водкой?
— Родиной, дочь, родиной. Родиной плебеев.
— Это, дитя, Храм Спасителя. Построен в рекордно короткий срок на антинародные средства. М-да…. Очень уж торопились господа-строители, что вызывает законные подозрения. Боялись чего-то, да? Думали, наверное: не то люди от Бога сбежать успеют, не то Бог от людей улизнёт… Кто такой Спаситель? О! Ты ещё не знаешь историю его жизни, из которой плебеи сделали самую лживую свою сказку.
— А когда он к нам выйдет?
— Ах, детка! Люди ждут этого момента вот уже две тысячи лет.
— А я знаю, как надо сделать! В следующий раз мы соберёмся все вместе и хором его позовём! Просто так, без подарков пусть приходит.
— Молодец! Пороков нет в отечестве твоём!
— Я скороговорку придумала: «Снится Коле не синица, Коле снится колесница».
— С лёгким пи-аром тебя, малышка!
— С чем?
— С хорошей рекламной находкой. Ты ведь, наверное, уже догадываешься, что для мира сегодня важнее не содержать, а выглядеть…
— Выглядеть?
— Ну, это когда картинки яркие-яркие, а слова бедные-бедные. Понимаешь? О! Ты их хотела бы помирить? Чтобы и картинки яркие, и слова чтобы богатые? Нет, я такого пока не встречал… У образованных взрослых яркими-яркими могут быть только слова. Тогда самая лучшая картина нарисуется сама — у тебя в голове. Знаешь, когда начинаются взрослые книжки? Правильно. Взрослые умеют рисовать воображением.
— Моцарт, ты сейчас изливаешь свои чувства? Изливаешь, да? Тебя тошнит чувствами?
— Дочь, я напомню тебе одну банальность. Человек — это книга. Совершенно особенная, имеющая свою собственную душу! А разве душа «выглядит»? Скажи, выглядит? Нет! Она всегда только звучит. И с бумажными книжками такая же история. Книги без души не звучат. Они немые от рождения. Их только актёр прочитать может — тот, кто умеет вкладывать свою собственную душу даже в мертвяков… С чего это ты решила, что я пьян? Впрочем… Папа Моцарт молодец, снится Моцарту…
— Диван!!!
— Дочка, ты что, влюбилась в Руслана?
— Да. Я понимаю, что Руслана уже нет. Он жил только в мыслях Пушкина. Поэтому я буду жениться на другом.
— Почему же на другом, если тебе нравится Руслан?
— Ну, как ты не понимаешь! Я же не могу влезть в фантазии Пушкина! У Руслана уже есть Людмила.
— И что же ты теперь намерена делать?
— Давай играть! Я буду Жанной Д, Арк.
— Но ведь её сожгли!
— Ничего, я потерплю.
— О, пардон! Дверь была открыта и я подумал, что туалет свободен. Красиво восседаешь, мисс, как на троне! И молчишь красиво. Безмолвная значительность не всем удаётся. Это особый женский талант. Ну-ну.
— Мне собеседник не нужен!
— Не нужен? Только здесь или всегда?
— Здесь и всегда, несчастный! Ты посмел разбудить моё красноречие. Трепещи, олимпиец! Деда Мороза украли собаки из племени хэй. Я иду выручать его прах!
— Воистину! Я давно подозревал, что лучшие фантазии входят в человека именно в тот момент, когда из него выходит что-нибудь лишнее.
— У меня две подруги: Шуля и Вуля.
— А какой у них характер?
— Когда я играю с Шулей, то у Вули характер плакательный. Когда я играю с Вулей, у Шули характер ругательный и обижательный.
— Ну, а когда Шуля играет с Вулей, у тебя какой характер?
— Грустительный.
— Понятно. Тебе, наверное, иногда кажется, что ты лучше всех, а никто больше этого почему-то не замечает. Так? Глуповатые и интеллектуально ленивые люди охотно подменяют собственный разум чувством превосходства. Не замечала? Чувство превосходства — это гнилостная почва, на которой растут мысли-сорняки слабых. А чувство превосходства сильных называется иначе — воля и власть.
— Чувство превосходства ведёт к комплексам неполноценности!
— Что-то не по годам. Кто тебе такое изрёк?
— Телевизор!
— Ох-х-хо-хо! С электрическим конкурентом мне не потягаться.
— Мы живём на небе.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что мне рассказали друзья из древней Индии, что земля летает в космосе. Так?
— Так.
— А космос — это и есть небо. Значит, мы живём в небе. Но землю создали всё-таки не боги, а трава. Да, трава! Людей создала трава!
— Угу. И небо она сделала.
— Нет, небо создавали боги. Им нравилось ходить голыми.
— Полуистинная полуправда твоя!
— Любовь — это страшная сила, она даже сильнее, чем красота.
— Любовь — это защита от зависти, дочь.
— Это она только на земле защищает от зависти, а в небе всё наоборот: ненависть — вот защита от зависти. Знаешь, как боги убивать всех любят? Бах, бах молнией или мечом! Никого не остаётся. Они всех ненавидят для того, чтобы им никто не завидовал. Вот.
— Точно. Жаба жабу чует.
— Как это?
— Любовь и Ненависть — родные сёстры. А папа у них один — Человек. Мамы, правда, разные.
— Моцарт, давай поедем жить в другой город, ну, туда, где пьяные матросы убили царя.
— Почему именно туда?
— Там, ты, папа, наденешь самую большую корону, мама вернётся и наденет ту, что поменьше, а я самую маленькую.
— А бабушка?
— Бабушка будет служанкой.
— Что ты, дочь! Если мама будет королевой, то мама королевы не может быть служанкой…
— Бабушка всегда служанка!
— Дитя! Позволь вопрос. Во время занятий педагог произносит много специфических «балетных» терминов. Ты уже научилась их понимать?
—Конечно. Что тут непонятного: раз-два, три-четыре?!
— Ты всё время думаешь, думаешь, думаешь… А для чего? Для денег, что ли?
— Верно, дочь. Я — интеллектуальный магнат и духовный олигарх. Мой мозг перегружен и переполнен, а карман истощён и дыряв.
— Значит, ты рождён поэтом.
— ???
— Все поэты — плакальщики!
— Пожалуй. Людская душа — каннибал. Людоед, то есть. Она питается человечиной. Самая ненасытная и неразборчивая тварь! Любые мысли, любые чувства жрёт!
— Плакальщик, плакальщик! Папа, а когда ты «романт» для козлищ пишешь, то потеешь?
— Ха! Ха-ха! Ей-ей, у даосов и у философов такое бывает…
— Папа, а ты «уфилософ»? А тебя на иностранном языке знают?
— Мадам! Непереводимость литературного произведения свидетельствует о его абсолютной самобытности, языковой эндемичности, если не сказать — самодостаточности.
— Ничего не поняла! Когда я вырасту, то обязательно изобрету «конец колеса».
— ???
— Я не хочу быть плакальщицей!
— Алё? Мама!!! Мама, как хорошо, что меня надуло именно в твой живот! Чем занимаюсь? У меня сегодня занятия танцами.
— Привет, девочка! Твоей мамочке сегодня нужно делать финансовый отчёт.
— Что такое «отчёт»? А-аа..., поняла: это такие же танцы, только по работе.
— Моцарт, почему снег к нам приходит раньше, чем зима?
— Наверное, чтобы напоминать, что жизнь уязвима с обеих своих краёв: очень легко начать, очень легко остановить… Очень!
— Значит, посерединке нужно беречь самое главное — свои трудности.
— Какие?
— Ну, занятия всякие. Не ябедничать и не плакать зря. Кашу утром есть и умываться с мылом. Здесь я ставлю восклицательный знак! Моцарт, восклицательный знак лучше вопросительного. Да. А убедительный знак есть?
— Есть. Сколько угодно. Спроси у бабушки. Или у Генерала.
— Смотри! Дед Мороз опять мне свою внучку отдал на съедение! Шоколадная! Какая у нас всё-таки семья замечательная! Я, Лёлик, мама, ты, бабушка с Генералом, Шуля и Вуля, хороший сосед с четвёртого этажа, не знаю, как зовут… Все-все-все! А что такое семья?
— Семья, девочка моя, это особое состояние родственного общества, в атмосфере которого в