мире козлищ — это и впрямь, дружище, большое несчастье. Лучше поспать… Гад облезлый! Ты зачем всю книгу обоссал? Как я теперь на ней еду жарить буду? Гад! Моцарт, твой же аромат ничем не выветривается!
— Мама, Рождество уже совсем близко. Я взяла лампадное масло и смазала замки на дверях подвала. Можно, я схожу за игрушками?
— Хорошо, иди.
— Псык! Псык! Большинство текстов годятся лишь для того, чтобы их «озвучивали». А некоторые можно «проживать», читая. Мамамама, окажите любезность. В своём кошачьем обличии я не понимаю знаков, но я отлично впитываю всё, что «проживается». Признаться, тёзка мне близок. Муррр!
— А я тебе что говорила! Мамамама всех помнит! Не то что некоторые... И чем гордитесь? Ну, садись, кот Моцарт, слушай дальше. Только не псыкай от волнения. Не потерплю!
«И назвалась Луна Солнцем. И потекло бытие не от истока. И проснулось зерно под Луной. И увидело свет отражённый, и поверило: это — светило. И стало расти. И назвало себя Человеком».
— Затейливо!
«Раб раба. Не хозяин себе, без хозяина свыше».
— Восстановление обездушенных мёртвых — это понятно: зомби. Но чтобы мёртвые одушевлялись!.. В таком случае сама жизнь превращается в зомби. Козлища, бандюки, почти люди... Ф-ффф!
«Душа — пчела: ужалив, погибает!»
— Это правильно. Никакая душа не может существовать по законам мести. Именно поэтому смерть плоти доставляет ей неизъяснимое удовольствие. Ну, как если бы вы, Мамамама, скатывались с детской горки. У-ууух! Душа скатывается. В небо, или... Ну, вы сами знаете, о чём это я. У-ууух! Туда-сюда, туда-сюда. Увлекательное занятие. Дух, знаете ли, захватывает, если горка большая.
«Подразумевание даёт больше, чем разум».
— Ещё бы! Намёком удаётся сказать главное и ничего при этом не испортить.
«Демократия есть безнаказанность черни. Религия черни есть безнаказанность вора. Соитие черни и вора есть мрак».
— Мурр-ра!
«В сказку верит лишь тот, кто не умеет её делать сам».
— Муррр!
«О том, что дурак, надо знать до начала жизни, а не после неё».
— Муррр!
— Моцарт! Скотинка моя, слышишь, опять она играет! Вот бы её в подвал заманить, а? Мы бы с ней так сыграли! Без бэ, Моцарт! Вон, на той куче старой одежды, в нашем логове. И будь что будет. Я знаю, что надо делать с молоденькими бабами. Их не надо ни о чём спрашивать и не надо жалеть. Они, конечно, орут и сопротивляются, но им нравится. Инстинкт! Против инстинкта не попрёшь. Ты ведь тоже, Моцарт, знаешь это? Ха-ха! А вообще-то грустно. Дурь кончилась. Глюки, значит, тоже кончились. Моцарт, без глюков жизнь такая скучная! Ненастоящая, что ли. Почему так, почему? Эй, ты слышал мой вопрос, блохоносец? Отвечай: кто рулит в этой жизни? Только тот, кто присвоил себе право задавать вопросы. Точно! Потому что всем остальным остаётся лишь одно — отвечать. То есть, оправдываться. Сообразил? Молодец! А ты, Моцарт, ни вашим, ни нашим — умеешь не отвечать. Вопросы, вроде бы, слышишь, но они тебя не волнуют. Языки у нас с тобой, братан, без глюков не совпадают. Так что, дорогой, как ни крути, а безумие объединяет живущих куда лучше, чем разум. Хорошая мысль, правда? Я её сам сочинил только что. Божественно играет девочка, божественно! Без бэ, божественно! Ни разу не ошиблась ни в ритме, ни в гармонии! Какой вкус! Какой стиль! Боже, как жрать-то хочется! Моцарт, давай я тебя съем. Не шипи. Шучу. Ничего не осталось больше. И крысы ушли. Знаешь, Моцарт, как они там, наверху едят? За красивым столом, с вилкой и ножом, медленно, степенно… Курочку в бульоне, заварной крем, старое вино в бокале. М-ммм! Сами нарядные и белая скатерть на столе. А наш стиль питания каков? Секс в подъезде! Напихать побыстрее чего-нибудь в рот и проглотить, не жуя, пока не отобрали. Культура, Моцарт, только в атмосфере возникает, там, где дышать можно. В атмосфере любви и красоты, например. Так мне родители когда-то говорили. И учительница в школе говорила так же. Вдох-выдох, вдох-выдох… Вдыхаешь, как всегда, дерьмо, а выдыхаешь — жизнь! Культура, чёрт бы её побрал! Это там, где нас с тобой нет. Такая ухоженная «грядка» на поле времени. Пей, грейся, расти! Здесь жители могут умирать и рождаться безо всяких забот и сожалений, потому что атмосфера — остаётся. Ну, и ты в атмосфере той. Навечно как бы, если уж попал туда однажды… Без бэ, Моцарт: на Луне жизни нет именно поэтому! Не надышали. Тихо… Тихо!!! Музыка кончилась... Кто-то открывает замок на дверях подвала… Уффф! Замок не открылся. Значит, откроется в следующий раз. Плохи наши дела, Моцарт. Знаешь, что такое финал? Это когда край уже виден. Без бэ!
— Здравствуй, Генерал! Вот и Рождество. Уже совсем близко. А потом вновь будет время, похожее на время предыдущее. Генерал, разве время может быть одинаковым? Наши часы почти не идут — только тикают. Милый мой, холодный мой… Раньше ты говорил со мной так, словно боялся, что я вот-вот начну у тебя что-нибудь просить. Да, я твоя жена, и у меня было много просьб, но я старалась держать их внутри, в клетке своего смирения. Ты всегда чувствовал это и говорил, говорил, говорил… Я даже сердилась на тебя за мужское притворство: знать истину. Едва закончив одну фразу, ты спешно начинал другую. За одной темой разговора немедленно находилась другая… Теперь ты молчишь. Но ты и молчишь так же! Ты, Генерал, словно боишься, что я не справлюсь со своим смирением — начну просить. О милости, о помощи, о справедливости. О, Генерал! Твои молчания бесконечны! Ты переходишь из одного молчания в другое. Мои молчаливые просьбы не успевают за тобой. Пожалуйста, приходи сегодня к нашему праздничному столу. Мы все угостим тебя самым лучшим молчанием — ни о чём. Я обещаю. Ах, Генерал…
— Эй, Косой! Знаешь ли ты, вонючий чемодан с зубами, чем расплатились с тобой люди? Псык! Псык! Они расплатились с тобой гадко — чувством патриотизма. И что, неужто доволен? Ты, облезлый, злобный старик, израсходовавший свою жизнь на собачью работу, что ты в итоге имеешь? Псык! Псык! Заткнись, патриот. Твоё, так хорошо охраняемое царство, обанкротилась на земле и на небе. Его переименовали и в очередной раз опоганили. Псык! Твои щенки, Косой, кто не подох и не потерялся, тоже служат, причём оглядываясь на твою идиотскую гордость старика. Чем ты гордишься, тявкающий болван? Самообман патриотам нужен для того, чтобы цепным порядком подменять порядочность. Псык на тебя, псык! Чужие здесь сменяют чужих. Кого ты охраняешь, цепное зло? Того, кто привязал тебя на цепь, или того, кто тебя кормит? И скажи, почему одна и та же рука владеет и цепью, и пищей? Муррр! Даже если ты порвёшь свою привязь снаружи, голод быстро преподаст тебе новый урок — ты, голубчик, получишь привязь изнутри, куда более крепкую, чем прежняя. Косой! Патриотов следует сжигать, как заразу, ещё до их зачатия. Они неизлечимы, а потому опасны для общества.
— Запомни, дочь: растёт человек постепенно, а взрослеет внезапно. Обычно мы не готовы, ни к тому, ни к другому. Да ёщё и путаемся в этой простоте. Знаешь, почему путаемся? Потому что человеческая истина обычно начинает свою речь так: «А вот я, например…» Не поняла? Ну, что ж, дочь, груз твоих ошибок ещё недостаточен для того, чтобы твёрдо стоять на земле, а не парить в облаках. Это почти правда. Почему только почти? Видишь ли, тяжёлое не всегда в цене. Ну-ка прочитай, что написано на этой тяжёлой бронзовой статуэтке. Хорошие слова, мне они очень когда-то нравились: «Богатство крыльев — высота и даль». Да, когда-то, когда-то… Нет, дело не в отпавших крыльях. Тут другое — «высота и даль» кончились. Крылья теперь без надобности.
— Пусть будет что будет! Пусть будет что будет!
— Чем ты так взволнован, Гиви? И на кой ты пробрался сюда, в этот подвал? Уходи. Лёлик вернётся и сожрёт тебя, жирного хомяка, предварительно поджарив тушку на костерке из бумаги.
— Пусть будет что будет! Пусть будет что будет!
— Что-то не так… Ложись под брюхо, успокойся, прикрою, если что. Муррр!
— Пусть будет что будет!!!
— Гиви! Так орать можно только в двух случаях. Первое, если ты сожалеешь о прекрасном прошлом. Второе, если ты видишь ужасное будущее. Так первое или второе?
— Пусть будет что будет! Пусть будет что будет!
— Значит, второе.
— Мамамама, я хочу видеть юношу, который живёт в нашем подвале. Пора наряжать ёлку. Мамамама, помоги мне открыть заржавевший замок.
— Хорошо. Замок открыт.
— Боже, почему не рождаются новые боги? Тебе самому-то не надоело так, а? Папочка, ты ведь можешь всё, что может наша выдумка. Да? Конечно! А почему твой лик сегодня почернел? Я тебя сейчас умою. Вот так, вот так. Ну, не плачь, пожалуйста, мне это не нравится. Не плачь, дорогой! Весь свой красивый оклад закапал. Фу, какой неаккуратный! А если бы у тебя были товарищи, ты бы всегда смеялся. Правда? Молодец, папочка, справился с собой. Плачут только маленькие, а ты у меня совсем не маленький. Большой-большой! Такой большой, что тебе приходится уходить очень далеко, чтобы случайно не задавить нас. Хи-хи! Я понимаю: изображение — это всего лишь условность. Это такой удобный «переводчик» между Тобой и мной. Между очень большим и очень маленьким. Ты не переживай, Боже. Нам здесь так вполне удобно. Мама говорит: «Всё, что от людей, не может быть тем, что от Бога». Грустно… Получается, что вся наша жизнь — от людей. А от Тебя — ничего. Совсем ничего! Ой, теперь и я заплакала. Хи-хи! Глупо, да? Мама говорит, что мы слепые от рождения, как