вам любезно и елейно предложат, например, вывернуть кошелек или продать душу. Нравственность — это цветок, венчающий многие фазы развития семени жизни. Плоды цветка — сдержанность, мир внутренних запретов, умение назначать рамки самому себе. То есть, свобода. Духовность, ещё говорят. И кому это дано?! В мире воровства, бесчеловечности и бедности нравственность крайне невыгодна. Более того, зачастую, она просто смертельно опасна! От одного знакомства с ней можно умереть с голоду или получить нож. О, нравы! То, что ничего не запрещено, ещё не означает, что всё доступно. Настоящая бедность наступает тогда, когда отец сыну не может дать ничего, кроме денег… А если и денег нет?.. Личная нравственность между нами, конечно же, есть, но это — личное достижение. А коллективная? Её сегодня совсем нет. Коллективную нравственность не хранит уже никто. Некому и негде содержать этот анахронизм, мешающий получать пресловутую, но такую желанную прибыль. Ничто не мешает на нашей земле владеть людьми до полной бесчеловечности. И кто же нами владеет, если мы уже не владеем сами собой?! У каждого — свой ответ. Похоже, формальное совершенство материального мира достигло своего апогея. Чему я могу научить своего ребёнка? Что можно, а что нельзя в перевёрнутом мире? Внутривидовая мораль хищника абсолютно удобна и оправданна внутри стаи, но для зайчиков она не подходит. Кому подражать? Зайчикам или волкам? Жизнь — Сизифов камень — сегодня и те, и другие куда охотнее сталкивают его с горы, чем толкают вверх. Камень уже скатился. Вокруг полно осколков. Поднять его некому. Сизиф умер.
— Витиевато. Я так не умею. Ты вообще согласен с тем, что написал?
— Нет, конечно.
— Спасибо. Хотя бы это вселяет надежду. Оммм!
— Любил я ангела, чтоб к небу быть поближе. Женился на русалке. Спешу на дно.
— Оммм!
— Год уж мечтаю: бороду надо б постричь. Рука, слава Богу, ещё не дрожит. Скучное дело — мечтать о доступном.
— Оммм!
— Надвое делится всё, что живое. Целое делят на всех бедняки.
— Оммм!
— Вперёд! От высокой поэзии прошлого к высокой медицине будущего.
— Оммм!
— Как будто магнитная сила глупцов увлекает туда, где образ на образ, красиво, ложится, с безумьем в ладах…
— Оммм!
— Как отделяют небеса от тверди? В земле по пояс, и по пояс в небесах.
— Оммм!
— Передвигаю мебель. Начинаю жизнь. Обломки тараканов сметены в совок.
— Оммм!
— Жизнь слаба и случается лишь единожды. Неутомима и многократна смерть. Выбери лучшее!
— Оммм!
— Плохо сказать о плохом человеке — стать самому плохим.
— Оммм!
— Стакан перезаряжен!
— Оммм!
— Жизнь, как река! Неведомое русло ведёт к любви, как все пути — домой. Нет ничего дороже человеческого чувства, которое нас учит быть собой.
— Ну, порадовал старичка. Ом-мм-млет будешь? С портвейнчиком!
— Даже личные письма ты пишешь так, как будто обращаешься ко всем сразу.
— Наверное. Философия текстов пpоста и понятна. Есть «вечная» пpоблема: люди забывают, теpяют своё истоpическое пpошлое и чеpез это, увы, сами становятся беднее... Заполнять обpазовавшуюся «бpешь во вpемени» очень непpосто. Для того, чтобы невидимую ценность — тpадиции, культуpу, воспитанное уважение к иному укладу — пеpедавать, ничего не теpяя в новых поколениях, тpебуется особый тpуд. Талант. Личная стpасть. Огонь жизни. Потому что новый огонь заpождается лишь от огня. Жизнь от жизни. Сухих фактов мало — нужна искpа сеpдца, искpа вообpажения, полёт фантазии! Именно это создает атмосфеpу нашего общего бытия, котоpой можно дышать и котоpую можно чувствовать. Нить вpемён пеpестает напоминать пунктиp, когда погpужаешься в миp благодарной памяти — здесь вpемя непpеpывно, как пульс. И понимаешь вдруг: сегодняшнее вpемя каждого из нас — лишь волна, поднятая ветеpком жини над океаном пpошлого. По-новому ценишь ушедшее, задумываешься — словно становишься, в конце концов, частью и океана, и ветеpка...
— Идеалисты мне напоминают чем-то упрямых мостостроителей — они умеют делать особые переходы, благодаpя котоpым теppитоpия нашего вpемени становится чуть больше.
— Спасибо.
— Не за что. Я тебя жалею бесплатно.
— Ты когда-нибудь завидовал классикам?
— Разумеется. Особенно после того, как женился… Родившиеся мои дети орали так, что я завидовал не только почившему Пушкину, но также Геродоту, Платону и даже Адаму. Только состоявшимся классикам, дети уже не мешают думать. А нам, ещё не состоявшимся… М-да. У них, на земле, это самое «думать» не имеет к жизни совершенно никакого отношения.
— Откуда синячок под глазом?
— Какой-то гад милицию вызвал…
— Опять буянил?
— Скорее, наоборот. Всего-то — вышел на балкон и произнёс мирную проповедь: «Старушки! Я спасу вашу веру от многотысячелетнего ига религии!» Призывал граждан избавить их души от тяжкого ярма.
— Услышали?
— Да. После слов: «Обнимаю тебя, мытарь, и всех Единственных!» — милиция меня заломала. Но увозить, как видишь, не стали. Со страху я им справку с диагнозом преподнёс. Убогих в наших местах всё-таки принято жалеть. Это большая ошибка.
— Слова есть разные… Сколько угодно слов! Миллион языков служат им! Слова переводят в слова. Складывают их, доказывают что-то. А ничего не получается… Слов на земле много, слишком много. И они беспомощны перед жизнью. Знаешь, почему? Потому что объединяют и мирят нас не буковки — мотив! Тю-тю-тю, ля-ля-ля! Понимаешь? Мотив! Вот настоящий король мира! Но его-то как раз и нет. Одни самозванцы. Тю-тю-тю, ля-ля-ля! Шлягеры смысла для какого-нибудь «местного» века или тысячелетия.
— Соболезную, мой мальчик. Страшная однако болезнь — серьёзное лицо. Заразная. Все время приходится за «гигиеной» приглядывать. Ну, вроде как уборку делать. Улыбку-совочек применять, например. Вот и молодец. Смейся, не стесняясь. Чувствуешь, какое хорошее молчание получается? Чем тебе не мотив?! Тю-тю и никаких ля-ля.
— Урок один судьба рождает: средь сил земных и неземных весомость слова побеждает весомость доводов иных.
— Оммм!
— Самец! Самец и самодур! Стоит ли воспитывать девочку так же, как мальчика?
— Только так. Мир сегодняшних смыслов как бы однопол, гетероподобен, влюблён лишь в себя, а не в противоположность… В качестве «пестуна» мне бывать приходилось, приходится, и не зарекаюсь — придётся ещё. За решение смысловых «уравнений» между поколениями, так сказать, приходится платить своим собственным: временем, нервами, деньгами, очарованием и разочарованием. Ну, жизнью, в общем. Пестуны лучше других знают: девочка, воспитанная, как мальчик, намного успешнее мальчиков, воспитанных в девичьем духе…
— Что-то косточки ломит на смену погоды.
— Это от непомерной тяжести, друг. В твоём случае Создатель сильно промахнулся: тебя в тебе с перебором. Образно говоря, Боливар не выносит двоих. Дурака и гения. Особенно при дожде. Боливар — это не друг поэта, это — он сам. Ладно, так и быть, заходи на кухню «дураком», пивком разомнёмся, а «гения» оставь, пожалуйста, за порогом. Ему не привыкать.
— Издеваешься.
— Иронизирую. Словоблудие — это замечательное внутреннее состояние. Кокетство наизнанку, если угодно. Заходи, дружок. Пожалуемся на жизнь сообща, дуэтом. Ну, запевай!
— Да кому интересно, как пишущий живёт лично! Он и его исписанные страницы — не одно и то же. Страницы живут своей жизнью! Им «живой» автор вообще не нужен!
— Высоко себя ценишь. Высоко.
— Да я про идеал говорил, вообще-то.
— Ну. А я про что?
— Знаешь, как работает приёмник радиосигналов? Он занимает место между антенной и заземлением. Намёк понятен? Слишком уж возвышенный и неземной материал поэтических образов для удобства нормального читательского восприятия требует надёжного «заземления». Так что, стилевая основа — «дембельский альбом» — для заказной книги, в общем-то, к месту. А литературное «опускание» вечного во временное, философское пикирование с облаков можно расценить как «широту диапазона» мастера — и жизненного, и творческого. Что бы ни делалось, всё только в плюс.
— И что, эта сказка тебя, действительно, утешает?
— Нет. Я же всё время наблюдаю, как пространство перенасыщается лишь фактической, вещественной информацией. Отчего в нём становится всё меньше «нравственной информации». Равновесие опрокинулось. Оцифрованный мозг человека лежит на боку и любуется оцифрованной фантазией демонов.
— Вот!!! Лучшее заземление — мой диван. И пиво. Присоединяйся, дружок, чтобы не пасть окончательно. Настроим «приёмничек» на одну волну, примем, как водится…
— Человека встретил! Военврач, актёр, переводчик, писатель, исследователь, спортсмен международного класса, дипломированный психолог, музыкант, вокалист... Сам себя вырастил. Чудо-дерево, а не человек! Увлечённые садоводы такие деревца выращивать умеют! Возьмут какой-нибудь ствол и ну прививать к нему всякую-всячину. На одном дереве тут тебе и груши, и яблоки, и сливы... Аки змий, он сам себя соблазнял плодами с Древа познания. И не раз!
— Таким бедолагам собственная голова жить мешает! Особенно зарабатывать. Работать — это пожалуйста! А вот зара-а-абатывать...
— Да, пожалуй. Деньги, как правило, не могут догнать идущих за мечтой.
— Сегодня — мой профессиональный праздник. День Строителя!
— В смысле, «на троих»?
— Глупая шутка. Люди хотят построить то, чем дышит душа, — не камень и дороги, а общество. Я — строитель прекрасного общества в себе самом.