ься?
— Ничуть. Только в зеркале самозапрета ты увидишь свои духовные возможности.
— Вещь — вершина духовных творений. Овеществлённая аскеза того, кто безграничен в своих возможностях.
— Это правильно. Законченный результат всегда визуален.
— Как говорится, поживём — увидим.
— Ага. Увидел? Значит, пожил.
— Спроси, дитя, у своих предводителей, согласны ли они с сентенцией, что школа — это храм? Спроси, дитя, сколько «чудотворных икон» (пардон, личностей) живут и работают в твоём храме? И не побывал ли там искуситель (тщеславие, карьеризм, погоня за прибылью), заставив «чудотворцев» соревноваться друг с другом, чтобы остался только один — сияющий Главный?! (Единственный, присвоивший себе чудотворность остальных). Ты меня понимаешь, дитя? Странно… Впрочем, оценка перспектив легка именно в метафорах. Спроси, дитя, пополняется ли храм новыми «чудотворными» педагогами, или он жив лишь своим энергетическим прошлым — «мощами»?
— О чём кручинишься на сей раз?
— Видел, как козлища подарили роскошный фотоальбом «Природа» залётным австрийцам, двум тяжёлым мужикам-бизнесменам из Европы, занятым в деле производства стали. Знаешь, мужики прослезились, глядя на нетронутую, всё ещё дикую, «ничью» нашу природу. О! Природа здесь — и впрямь чистая невеста. Дичь не окультуренная! В этих местах она ещё не пошла «по рукам»… Я, кажется, понял причину слёз тех, кто оказался впереди нас по развитию. Они прощались с природой.
— Понимаю. Извини, опять сахасрара неплотно была прикрыта. Вот, нечаянно надуло только что: «Страх — мой отец. Боль — моя мать. Отец заставляет быть новым в кончине, а мать предлагает безбрежность иллюзий. Ни боли, ни страха не знают сироты».
— Бымц! То есть, оммм!
— Воистину бымц!
— Чем это от тебя пахнет? Серой?
— Банкетом. Два дня провёл на большом совещании, куда приглашались «рабочие лошади» отрасли. Чтобы крупно поговорить на языке новых идей. А пришли и выступали все больше «рабочие мыши» — они много и вдохновенно говорили о своих личных достижениях и трудностях. Печально, конечно. Мыши не отличают усилие «тащить воз» (концептуальный поиск) от привычной для них «возни» (работы и методик).
— На банкет, тем не менее, ты записался.
— Угу. Подвыпившие инноваторы гордо интересовались: «Ну, как тебе наш уровень конференции?» Хе-хе! В моём ответе содержалась сомнительная, пожалуй, для спрашивающих комплиментарность: «А, знаете, я понял всё, о чём вы здесь рассуждали насчёт новизны!»
— Ты им сказал, что всё то, что поддаётся объяснению, из списка живых уже вычеркнуто?
— Нет. Этот секрет людям раскрывать ещё рано.
— Цивилизация — бушующий на планете многотысячелетний полтергейст. Шумный дух. Очень шумный! Давно бы всё пошло кувырком и закончилось, но ему противостоит «тихий дух» — природа, душа. Правда, похоже на океан. Есть подвижная, бурлящая поверхность и есть глубина. Вроде бы одно и то же, а законы поведения — разные. Полтергейст, чёрт бы его побрал! Цивилизация знаков и значимостей — это шумный дух в законе и его завербованные «прихожане».
— Тихий дух мне нравится!
— Ещё бы! Поверхностные люди нуждаются только в поверхностной вере! Можно, побрюзжу чуть-чуть? Смотри сам: PR-идеология, PR-правительство, PR-культура, PR-наука, PR-образование, PR-история, PR-жизнь, PR-смерть… Я нигде не ошибся?
— Красиво. Вера — это психиатрический диагноз. Заболевание, ничем не лечится и чрезвычайно заразно! Ты, насколько я понимаю, надеешься при помощи личного «тихого духа» унять всеобщий полтергейст? Ну-ну. Ты или безумец, или выдающийся старик, ровесник Будды практически.
— Ладно, молчу.
— Молчанием пользуется подлость, но не ложь. Лживо молчать не получится.
— Деточка, передай своему психологу, что развивающийся ум личности — будущий заложник своего развития. Самостоятельная траектория восхождения сквозь «плотные слои» атмосферы существующих знаний неизбежно выбросит «космонавта» за пределы известного, где нет ничего: ни единомышленников, ни подходящих понятий, ни резонанса. Одиночество в теме — главный признак носителя, вестника новизны. А многогранный исследователь — это одиночество во многих темах: в профессиональной области, в состояниях, в чувствах, в языке…
— Психолог обещал «найти управу» на тебя.
— Когда мы провозглашаем какую-либо «вечность» или «неуничтожимость», то подписываем тем самым смертный приговор развитию, то есть жизни. А провозглашая «свободу», мы назначаем себе периметр тюрьмы и правила внутри него.
— Ты никого не боишься!
— Потому что я боюсь всего сразу. Знаешь, чем отличается «быть» от «не быть»? Жизнь не интересуется повторимостью опыта. Кто готов к этому, тот и жив, получается. А кто не готов? Ха! Тот работать любит ради самой работы.
— Мы оба подохнем от голода. От видимого и от невидимого голода.
— Высокое мировоззрение без высокого общества умирает. Так было всегда. Гениев будущее откапывает на свалке прошлого.
— Быть собой — это не цель, быть собой — это процесс!
— Ез. Всемирный потоп уже начался и идёт полным ходом. Всемирный информационный потоп. Смыслы и содержательные поля господ землян утонули, а многие «вечные» вершины скрыты под толщей бурлящей бессмыслицы… Всё со всем легко и бессовестно перемешивается. Святыни растворились или полиняли до неузнаваемости. Потоп! На поверхности беснующегося потока резвится реклама, а в его пучине барахтаются одиночки, воображающие себя «Ноевым ковчегом» — интеллектуальные живые контейнеры для спасения нравственности и человеческой морали. Зачем? Человечеству этот материал больше никогда не потребуется.
— Ты так думаешь?
— Ез.
— Зачем ты копишь в себе человеческие истории? Зачем ты выслушиваешь чужие исповеди? Терпишь дурацкие обвинения? Козлища лишь воруют твоё время! Зачем?!
— Интересуясь другими, я интересуюсь собой.
— И что, это, действительно, интересно? Ха-ха! Неужели появилось что-то новенькое?
— Нет… Пока нет. Но я так просто не сдамся. Не сдамся!
— Кому, если не секрет?
— Тем, кто интересуется только собой.
— Послушай, пожалуйста, одно постиндустриальное пророчество. Извини, что в стихах изложил. Просто врождённая лень искала для такого рода информации путь покороче. «С календарей таращатся мессии-домочадцы, и сообщить нам тщатся, тщатся, тщатся: «До славы годы тащатся, а после славы — мчатся!» Ну, как?
— Правдиво.
— Да?
— Да.
— Пожалуй, приму, как высшее оскорбление. Я-то надеялся, что сотворил философское искусство. Искусство! А ведь искусство по сути своей не может быть «правдой». Жаль…
— Утешься, я сказал «правдиво», — и это ещё далеко не правда. Ну, всё равно, что «лживо»…
— Спасибо, утешил.
— Видел трансляцию? Государь стоял перед толпой что-то шепча и держа в руках свечку.
— Человек, молящийся публично, лжец дважды. Он лжёт другим перед собой и лжёт себе перед другими.
— Оправдание. Обвинение. Отступление.
— Ну-ну. Перечисление чьих-то первых шагов в ад?
— Да. Художественно-психологический портрет некой эмансипированной дамы: одна беседа — три мазка…
— Что ты ей сказал?
— Что она создает проблемы. Что я не обязан их решать за неё. Что женские слёзы делают проблему неразрешимой в принципе.
— И что в результате?
— Проблема лишь увеличилась, а я её почему-то решаю, и мне хочется плакать!
— Здравствуй! Наш телефонный разговор склонил меня поразмышлять на тему некоторых жизненных позиций и взглядов. Как бы то ни было, внимая, мы поддерживаем другого человека в гораздо большей степени, нежели произнося в его присутствии собственные речи, основанные на так называемом собственном опыте. Только тишина, как молитва, как волшебное состояние может быть действительно общей — в той степени чистоты и безопасности, что человек не рискует в мире жизнеутверждающего безмолвия лишиться себя самого… В противоположность: коллективная речь — язык массового гипноза. Это, слава Богу, людям, ценящим чувства и разум, не подходит. Тишина внутри тебя, и тишина внутри меня — одной природы. Поэтому я испытываю желание говорить о ней, литературно-философским образом «подкрадываться» к сокровенным истинам при помощи самых осторожных и бесстрашных слов. Далеко не всё и не всегда удаётся. Но стремление, как пущенная временем стрела, остаётся неизменным вот уже много лет.
Кто знает, какими нам быть? С кем? И даже — когда?! Мне кажется, ответ неспроста спрятан в неизвестности, попросту говоря, его не существует. Неизвестность — высшее из зеркал! — позволяет знать: любой ответ — ответ. И тот, что получен в опыте, и тот, что пришёл иным путём. Но они не равны на земле. Они — одно в мире бесценном. В том, где никто не назначает «богатого» или «бедного», «бывшего» и «будущего», «верха» или «низа»… Небытие тянет нас к себе, как гравитация. А мы, тщедушные человечки, благодаря этой силе, строим, строим, строим вынужденный свой противовес — материки культуры и памяти. Да. Жизнь — уникальный шанс успеть «вложиться» в строительство бытия. Успеть дать не себя, но собою. «Самолюбийцы» не поймут этих слов. Ведь они полюбили изнанку небес: сами тянут небытие к себе… Словно они — центр гравитации. Ах, любовь и самолюбие! Кто из слепых душою сможет их отличить?!
Вот какие картины прошли перед моим духовным и мысленным взором.
Желаю и тебе, дитя, созидательной гармонии и божественной тишины во внутреннем мире. В нём