что жизнь более всего похожа на… обыкновенный язык.
— Такая же мягкая?
— Если бы. Такая же единственная!
— В каком смысле?
— В самом простом. В штучном. Язык — наша речь. Он выражает всё, что мы ценим и всё, что хотим. Но ты замечал, что «хозяев» у нашего языка многовато. То им пользуются мысли, то чувства, то инстинкты, то он говорит голосом обиды, то стонет от ненависти… Хорошо ещё, если это свои собственные, доморощенные питомцы внутреннего мира. Но ведь часто случается так, что нашим языком овладевают вообще посторонние «захватчики» — чужие мысли, чужие чувства… А язык — один на всех! Как репродуктор. Все хотят им покрутить на свой лад!
— Да уж, в желающих «выразиться» недостатка не бывает. Иной раз, такая сутолока вокруг языка возникает — не протолкнёшься. Как у единственного выхода во время пожара… Толпа слов! Давят друг друга насмерть! Бедный язык!
— Оттого и бедный.
— А почему ты сравниваешь язык с фактом личной жизни? В чём-то они равны?
— В беззащитности перед невоспитанностью пользователей. Проведём небольшой эксперимент. Ты можешь перечислить, всех, кто пытается «выразить себя», пользуясь тобою как средством? Причём, одновременно!
— Ну-у… Мы все «пользуемся» друг другом в той или иной мере. Так что, хороший адвокат разобьёт твою «сравнивающую» аналогию сразу же. Разумеется, меня, мою личную жизнь, к сожалению, насильно «включают» в свои жизни-тексты очень многие люди: политик — как букву, знакомые и друзья — как фразу, родные по крови и духу — как книгу. Что в этом особенного? Так было всегда.
— И будет впредь?
— Наверное. Природная и искусственная эволюция целиком состоят из «вложений» друг в друга. Развитие соревнуется: кто, что и сколько в самом себе держит? Что держит — то и выражает. Причём, попытка «выступить» с трибуны жизни даётся только одна. Я это одобряю.
— Где сильный содержит жизнь в себе, а слабый за неё — держится.
— Афористично. Однако у защиты есть вопрос. Значит ли это, что надо успеть выразить всей своей жизнью, как языком, новую, совершенно особенную «букву», «фразу», или даже целую «книгу»?! Назначить для себя уровень посмертного родства!
— Какая сообразительность!
— И это возможно?
— Вопросом на вопрос. За что ты, например, уважаешь свой собственный язык? За его знакомство с лучшими из «выразителей» твоей личности! Ты ведь до сих пор читаешь… А за какие свои собственные «изречения», дела, будет столь же приятно? Молчишь. Не мудрено! Из всех видов собственности наиболее ценным богатством являются лишь собственные ошибки!
— Похоже на проповедь. Старая мысль о том, что все слова — лживы…
— А все действия — ошибочны! Язык лишь выражает нас. А жизнь лишь выражается нами. Не более того. Чувствуешь ступеньки подчинённости? Под словом «жизнь» только дилетантизм подразумевает штампы. Речевые или поведенческие. Понимаешь, к чему я клоню?
— К чему же?
— К тому, что жизнь — занятие всё-таки профессиональное! Жив лишь тот, кто не знает, как жить. Он вырабатывает бытие самостоятельно. Точнее, не сам факт своего существования, а знаковый смысл этого факта.
— Собственный флаг и собственный гимн?
— Да, если так понятнее.
О, память, память! Слой за слоем
Ты безымянной ляжешь в холм,
Лишь будут дети над тобою
Кичиться доблестным стихом, —
Тем, что над мрачною стихией
Овеществлённою мечтой
Взлетает с именем: «Мессия!»
И обновляется — «Долой!!!»
— Козлища интересуются прошлым, потому что оно им по силам. Знаешь, в чём основная идея сегодняшнего их интереса к оглядке? В поисках утраченной свободы и воли. Ха-ха! Сотни лет люди гипнотически произносят излюбленное заклятие: «Свобода – это…» У каждого есть своя формулировка. А общим в нашей неодинаковой свободе остается и по сей день одно — лишь свалка многоточий...
— Я это уже слышал
— Послушай ещё раз.
Из точки новых интересов вырастает круг
Друзей и дел, скреплённых прочной нитью —
Забот, времён, новаций, чувством прав и риска...
Богат лишь тот, кто жажду быть в ремёсла обращает!
Надёжность — это способ быть открытым.
Подобное к подобному стремится: пустое к пустоте, а сила к силе.
Жизнь есть вопрос; решение лишь в том, кто сам — ответ.
Сложение вопросов бесполезно, сложение ответов — свет!
Не чудеса, а рост препятствия даёт перешагнуть:
Здесь мысль находит мысль, и чувству внятно чувство.
Союз единомышленников прост, когда он нужен,
И скреплены взаимностью плоды больших усилий.
Метал в металл врастает в пламени плавильни,
Так человек врастает в человека в трудный год;
Испытанная дружба — сплав.
В ряду друзей что легче и прочнее?
Собою быть, своё иметь, себя сберечь.
— Правда очень скучна, поэтому долго она не живет.
— Оммм!
Была дорога к сердцу
Сквозь бурю слов и лет.
Дошла. Открыла дверцу…
А там – поэт…
Сидит. Сосредоточен.
По клавишам: бряк-бряк.
И сердце точит, точит…
Как яблоко – червяк!
— Позвонили. Сказали, что кореша-однополчанина уже нет. Причина смерти — склеротическая аневризма брюшины. Случайно и мгновенно. Из одного РПГ-7 когда-то баловались по мишенькам. Сам он очень любил рассуждать о причинах жизни. О сексуальной неосторожности, например. В общем, получается, любая из причин — случайность…
— Переживаешь? Близкий человек?
— Я никак не могу сказать по поводу умершего «были знакомы», потому что мы встретились с ним сразу «на том свете»…
— Только практикам, работягам непосредственный опыт даёт настоящие собственные впечатления. Собственные!
— А что, есть ещё какие-то другие способы впечатлиться?
— Есть, к сожалению. В туризме, например, или в праздном любопытстве сами впечатления запросто приравниваются к опыту… Их даже специально копят.
— Это плохо. Будда предупреждал, что именно собственные впечатления нам нужны для посмертного существования. А опыт — нужен только здесь. Он ведь всегда временный, как леса при строительстве дома. Поэтому опыт на земле не бывает «собственным». А повторяемость опыта — дитя ограничений.
— Ну. Ни у кого не получается умереть правильно! И не получится. Приоритет зрелищ продолжает истощать реальность.
— Что ты ищешь?
— Выход.
— Ничего не получится. Ищи путь.
— Тьму проклинающий, свечей не зажигал. Всё чёрное: сутана, тишина, чернила, око… Тьма возмужала восхищёнными пожаром.
— Как-то это далековато от «скуден мой стул, ничего в нём хорошего нет».
— Что же тут удивительного? Все растут. Только я сначала рос под собой. А теперь — над собой.
— Что ты по поводу формы говорил? Что она теперь — главная?
— Она. Какая-нибудь «форма управления» существует себе и сто, и тысячу лет. А всё как новенькая! Ни черта с ней в нашем царстве не делается. Не люди её, а она их — изнашивает и изнашивает! Понимаешь? Наши формы могут человека «износить» до дыр, до полной непригодности — одно, два, три, сто поколений! Перед неизменной формой люди бессильны. В этом подлость. Кто-то пользуется.
— Но ведь были же революции там всякие…
— Форму перешивали. Фасончик. А она, гадина, по-прежнему нас «изнашивает».
— Не плачь. В твёрдом мире всегда побеждает грубейший.
— А в нетвёрдом?
— Ну, наверное, тот, кто просто уцелеет.
— Цель и вера несовместимы!
— Ты обращаешься ко мне, или к народу? Угу. К народу. Если произнести твой призыв с броневика, а не за столом, будет лучше. Потому что народ — это две «полумассы». Одна подчиняется притяжению цели, а другая просто верит. Соображаешь? Из-за этого курок на «гражданскую войну» взведён всегда. Ты бы как раз посерёдке между теми и этими угадал. Привёл бы массы в движение.
— Ёрничаешь? Вера в цель заставляет действовать! Но цель не является верой. Если цель и вера равны, то развитие останавливается. Это — движение без развития смысла. Погоня за резиновым зайцем. Просто бега.
— Так-так. Мысли о счастье всего человечества могут превратить в идиота кого угодно. Ну-ка, любезный, скажите доктору, что из себя представляет че-ло-ве-че-ство?
— Человечество — это всегда один человек. Один! Человечество — в нём! Сколько уместилось, столько, значит, и есть.
— Уфф! Отлегло. Ты зачем передо мной психа симулировал?
— Цель и вера несовместимы даже в одном человеке!
— Не отлегло…
— Смотри. Рисую. Это — весы. Как положено, на одной чаше у нас добро, на другой зло. Видишь, какое добро у нас большо-о-ое, а зло маленькое-маленькое. Поэтому точка равновесия, опора рычага весов находится очень близко к добру… Следи за этой точкой очень внимательно! Именно она — то, что люди называют «смертью». Видишь? В этом случае всё высокое и доброе в обществе очень близки к ней. Равновесие обязывает.
— Что на тебя накатило вдруг? Ковыряться в моделях — моя болезнь.
— Заразился. Двое суток с дивана не вставал. Медитировал. Вот, желаю результатом поделиться. Будда мне сказал, что добро — это «жизнь с плюсом», а зло — это тоже жизнь, только с «минусом». То есть, зло — это не смерть.
— И ты нашёл её сам. Точку равновесия. И стал взвешивать. И двигать туда-сюда «разновесы» наши.
— Точно! А в другом случае, когда до добра далеко и оно ма-а-аленькое, то на весах жизни злодейство и смерть оказываются совсем рядом. Опять же закон равновесия обязывает. Никакой философии. Сплошная механика!
— Получается, что «из чаши в чашу» люди могут переливать свою жизнь, как хотят, а точка равновесия — смерть — подстраивается под эту динамику автоматически.
— Получается. что так. Хулы не будет.
— Можно я дорисую? Смотри… Много-много ненастоящих точек равновесия. Обман! Добро выдума-