- Нет. Я - знаю. Нельзя долго быть один на один с Богом. Нельзя, потому что сгоришь, расплавишься от... правды жизни. Нужна ложь - противовес - мечта или просто обман... Это все в людском стаде есть. Но я туда не хочу, потому что знаю: меня там нет.
Эко! И я опознал в нем симптомы болезни Белокурой Козы. Она тоже говорила, что ее нет, что она не существует. Но жила, подчиняясь диктату: «Так надо».
В качестве такого диктата Батор выбрал пьянство. У меня слезы на глаза навернулись: он прощался с мгновением. Его мгновением был я, вокзал, эта ночь, этот катер, будь он неладен! Гудит, торопит.
Адресами мы обменялись загодя. Осталось лишь пожать руки.
- Пиши, сукин сын, - сказал он так, что у меня все перевернулось внутри от его грубой нежности и похмельной чувственности.
- Иди ты! - постарался я ответить в тон.
Конечно, мы больше никогда не виделись. Просто я узнавал Батора в других людях, в других лицах, в других временах. Потому что имена не имели значения. Потому что суть оставалась прежней: путешествие в «плоскости». Где возникали и исчезали, повторяясь, Белокурые Козы, Лысые, Сан-Санычи, Бароны, Дяди Бори, Баторы. Они сходились и расходились, словно искали критический порог себя и своих сочетаний. Сочетаний времен и судеб, где одной из действующих частичек была и моя собственная судьба.
- Эй! Ты куда? - спросил меня дядька на катере.
И я купил билет до Тобольска.
Было время порассуждать.
- Ты максималист. Все или ничего, - сказала как-то мать. - Ты надеешься только на себя - вариант на девяносто девять процентов проигрышный. Пан или пропал! Девяносто девять процентов - пропал. Надо потихонечку, закрепляясь на каждой достигнутой высоте...
- А вы надеетесь только на образование! - выпалил я и был, как мне казалось, прав. Родители уже в зрелом возрасте продолжали активно учиться, как в своей, голодной на учебу, послевоенной юности. Ездили на курсы повышения, писали какие-то конспекты на марксистскую тему. От их учебы веяло тоской и плесенью - политические ветры над страной крутились вовсю, и мозги предков, воспитанные на сталинизме и безоговорочном энтузиазме масс, вертелись аки флюгеры. Только треск стоял!
С матерью опять случилась истерика.
Просто мать интуитивно почуяла, что я думаю не в ту сторону. Думаю по максимуму. Как в азах по высшей математике - при исследовании пределов. Вот вам ноль, а вот вам бесконечность. Вот вам добро, а вот вам - зло.
Мать знала по опыту жизни: думать по максимуму опасно. Девяносто девять процентов - «пропал».
Видимо, есть два антагонистических пути туда, где растет древо Истины и на девственной коре еще ни один подонок не нацарапал ножиком-складенчиком: «Здесь был Вася». Ну, речь-то не о Васе. Речь о путях. Так вот. А: можно сначала ЗНАТЬ, и уж только потом предпринять попытку как-то объяснить и систематизировать свое знание. Пример - Менделеев, народные знахари. Б: можно упорно искать объяснение, чтобы в конце концов получить необходимое знание.
Оба пути - практические. То есть от выгоды. То есть от лукавого. Оба пути друг другу поперек, а в общем и целом - прогресс.
Но что-то теряется. Что-то неизбежно теряется! Может даже весь Вася по дороге растеряться, а ножичек - останется... Только нагнись, только подбери.
Доброта обладает совершенно особенной гравитацией - она притягивает и вбирает в себя людскую скверну: зло, подлость, обман... Не поэтому ли все добрые люди, как правило, глубоко несчастливы лично? Некая знакомая девушка Л. считала своим роком, счастьем и наказанием впитывать чужой недуг и гасить его. Бедняжку считали сумасшедшей. В третьем замужестве она вскрыла себе вены...
Развитие по спирали - так представляется нам история развития человеческой эволюции. Развития, разумеется, по восходящей. Но если сравнить: бесконечно долгое время тянется первобытно-общинный период, велик в своей протяженности и рабовладельческий мрак. С тележным скрипом и бряцанием металла взбирается на свою «плоскость», на свой виток феодализм, с железным грохотом машин, с бурею идей и потрясений закладывает свой короткий и крутой вираж могущественный капитализм. И чем уже витки, тем головокружительнее переход на следующий. И чем с большим могуществом мы подтягиваем себя к таинственной оси, тем безудержнее устремляемся в бесконечность. Парадокс движения или его закон? Конец цивилизации или ее цикличность? Если человечество сумеет пройти через этот невероятный «нуль», не повторится ли вся история в обратном порядке - по нисходящей? И так - до нового зарождения.
М-да. Было время порассуждать.
В чреве глиссирующего катера, в кресле рядом со мной оказался Чувак. На груди у Чувака был обширно выколот вождь мирового пролетариата - В.И.Ленин. И когда Чувак размахивал руками, вождь заметно шевелился, выглядывая наружу из расстегнутой до пупа замызганной ковбойки. Ну, о Чуваке - после... Это особый рассказ.
Откуда берется жизнь? Никто не знает! Может, мы просто снимся Природе? Спит она и видит, как мы ездим, летаем, копаем, сочиняем, воюем, используем, объясняем, каемся... Кошмар!!! Проснулась Природа, а на носу у нее шагающий экскаватор - яму копает... Зачем?! Нет ответа.
Значит, должен быть вопрос-эквивалент. Разумеется, должен быть и ответ-эквивалент. То есть вопрос и ответ должны быть сбалансированы; тогда не возникает вопроса «зачем?» Попросту вопрос и ответ должны быть соизмеримы. Обязательно иметь ограничения: рамки, формы, условия. Получается, в этом - тоже смысл.
Например, заказываешь в ресторане бифштекс, а официант приносит тебе тазик котлет... Заказ не балансируется с исполнением. Вопрос не совмещается с ответом. Объешься. Плохо будет. Помрешь. Видимо, нельзя пока знать, откуда берется жизнь - голова треснет.
БЫТЬ МОЖЕТ ВСЁ! Но - важна порционность. Общедоступна пока только первая «порция»...
Неизбежный, но идиотский, с точки зрения родителей, вопрос: «Откуда берутся дети?» - я впервые задал где-то лет в пять-шесть. Ошарашенные, отец и мать - интеллигенты послевоенного времени середины пятидесятых - ответили сыну нечто невразумительное. Собственно, ответ мало отличался от традиционного «купили», «найден в капусте» и т.д., и, естественно, никак не удовлетворил, не мог удовлетворить просыпающееся любопытство; улица уже достаточно щедро снабжала детское воображение запретной информацией. А именно: когда мы весной веселым табуном пускали кораблики по ручьям, извиваясь, тащились вслед за нашими крейсерами, ставшие ненужными, предохранители человеческой близости. «Знатоки» постарше втолковывали нам, что да как: «Гандон плывет!» От уроков, усвоенных тогда, до сих пор сохранилось чувство неестественного, воспаленного любопытства, перемешанного с чем-то нехорошим, гадким, постыдным... Гораздо интереснее было общаться с девочками-сверстницами, которые запросто показывали нечто сокровенное, зовущее, тянущее, как постоянный магнит. Родители, думающие, что их первоклашки наивны, как райские цветы, ошибаются. Дети просто вынуждены самостоятельно исследовать главнейший принцип жизни - принцип продолжения рода, его механизм, его загадку, его неосознанное пока что чудо. Убежден: нездоровое любопытство всегда имеет в своей основе - запрет. Что же тогда здоровое любопытство? Знание?
Несколькими годами позже мы, подростки, рискуя схлопотать дубинкой по спине, подглядывали, что за жизнь происходит в женской бане. Отбросьте ханжество: мы безотчетно стремились к окончательной ясности. Можно здесь, конечно, говорить и о плохом воспитании, и о ранней похоти, и просто дурости-браваде.
У современных акселератов-нигилистов тайна полов перестала быть тайной и... стала тайной еще большей. Если раньше игры в «больницу» носили познавательно-психологический характер, моделировались чисто житейские ситуации, то сейчас взаимный интерес носит чисто механический характер. О каком уважении речь?! Принцип предельно прост; посмотреть, как устроено, и взять. Эгоцентризм сейчас даже не маскируется, наоборот, многие его стороны, доведенные до блеска, почитаются за доблесть. Научно-технический прогресс, программы ускорений, вообще расчетливо-рациональный способ ведения жизни не оставляют места эмоциям - благородству, страстям, мукам и прочей «лирике». Приобретая одно, теряем другое. Сегодня любого дошкольника вполне удовлетворяет нерасшифрованный, но честный ответ, что дети родятся. Как? Зачем? Эти вопросы возникнут чуть позже, называться они будут иначе: поисками смысла жизни.
Ищем приключений, ищем себя, ищем веру - ищем черт знает что! - забывая, что смысл жизни лежит между смыслом смерти и смыслом рождения. О смерти пишут поэты и шизофреники. О рождении - специалисты по акушерству и гинекологии. Заметьте: больше всех рождением интересуются сами дети!
Значит, до тех пор, пока меня интересует: откуда взялась жизнь - я дитя Природы. То есть живу под знаком Блага. Так я думал. И это - утешало.
Я снился Природе. Мне снился Сон.
Впереди меня, растекшись телами в полунаклонных креслах, ворковали Очередная Белокурая Коза и Очередной Лысый.
Лысый говорил:
- Знаете, еще лет десять назад приходилось по два-три раза в году бывать на свадьбах; теперь я все чаще бываю на похоронах...
Лысый тоже приснился Природе. Но сам он настоящих снов не видел, потому что видел то, что привык называть реальностью. И горди-