сякла. Да и детей-то, собственно, было не много. Чада или их родители просто выбирали в «офисе» набор интересных полезностей для ума и сердца и колесили по планете. Деньги, вложенные в мозг, начали, наконец-то, окупаться в России. Затраты «оправдывались», как говорили здесь многие. Лицей стал дорогим заведением, поэтому дети были свободны в своём выборе, а родители представляли из себя действующую «тяжёлую артиллерию» — родительский совет, состоящий из глав городских бизнес-центров и управы. Провинциальные родители умилялись: в открытые по-новому педагогические возможности несовершеннолетний карнавал нырял, не стесняясь!
А «средние» школы продолжали штамповать будущих продавцов, солдат, пьяниц, наркоманов и зеков. Поэтому воспитывать потенциально опасную молодёжь в средние школы устремились все, кому не лень.
Однажды в Лицей пришёл православный священник, очень уважаемый и почитаемый в среде городских старушек. Этот служитель не воровал и был презираем более успешными своими коллегами, он много молился, а также страдал от весьма ненадёжного собственного здоровья, поскольку «принимал тяготы и грехи людские» на себя лично.
Развалина в рясе явился прямо в директорский кабинет с предложением ввести бесплатно, хотя бы факультативно, в курс воспитания учеников «Закон Божий». Позже, рассказывая эту историю друзьям, директор начинал устное изложение круто и честно: «Я — охерел!» Разговор в кабинете и впрямь состоялся занимательный.
— Настоятельно рекомендую вам ввести такой факультатив.
— Зачем?
— Молодые люди должны знать христианские заветы.
— Зачем?
— Церковь научит их терпеть страдания.
— Зачем?
После полутора десятка «Зачем?» развалина, не нашедший ни одного ответа, сдался. Охраннику достался нагоняй: «Ты зачем этого мудака сюда пустил?»
Официальные власти, за неимением идеологического ритуального карнавала, охотно теперь обращались к ритуалам церковным. Духовный гегемон в России уже окреп, получив статус «государственной веры»; он кичился собой и потихоньку вступал в неизбежный размах русского разгула — начинал мстительно и плотоядно «ловить ведьм». Поп, хоть и опальный, нажаловался, куда следует. «Откуда надо» дёрнули за ниточку, следующая марионетка дёрнула свои нити — так в Лицей пришёл пожарный инспектор. С очень простой и понятной калькуляцией: приобретение в указанной фирме и установка нового пожарного оборудования — сто пятьдесят тысяч, откупная, взятка, то есть, — триста пятьдесят тысяч. Голова у директора после этого «божьего гнева» сильно зачесалась. Официальных денег на официальный ремонт и переоборудование министерство, конечно, не даст, а личные деньги предназначались для других целей. Пришла беда — отворяй ворота! Однако и несчастье в России, выставленное напоказ, может принести доход. Да-да, доход! Только мелкая сошка сидит, в ожидании копеечных подаяний, на ступенях храмов. А крупная… О, для крупных подаяний есть совсем другие ступени. С каким вожделением произносит рот русского новое слово: с-п-о-н-с-о-р!
Директор сосредоточил всё своё внимание на всемогущих родителях чад. В кабинете верховного папы-правителя сказано было: «Плавучий остров строить надо? Надо. Предвыборную кампанию проводить надо? Надо. Где я тебе лишние деньги возьму? Как отчитаюсь? Нет у меня ничего». Не получилось с наместником бога на земле — можно попытать счастья с наместником чёрта. Сынок бандюка, что считал воровской общак, тоже состоял при Лицее. Однако и папа-вор отвечал точно так же, как и муж государственный: «Посылки в тюрьмы посылать надо? Надо. Семьям пострадавших помогать надо? Надо. Где я тебе лишние деньги возьму? А отчитаюсь как?»
Пришлось директору на свои кровные «поддержать» земную фирму, торгующую злополучным пожарным оборудованием. Дешевле обошлось.
Времена песен под гитару и городских шатаний за балаганом даже и не вспоминали. История Лицея хранила прожитое как годовые кольца на дереве — в виртуальном отражении. Этого было достаточно для нынешней офис-рекламы.
Лицеисты с младших классов проводили «деловые игры», в которых учились участвовать в дальнейшем возведении башен цифрового Вавилона. В стремительных забегах жизни играть в детство было уже некогда, незачем и даже опасно — можно было навсегда опоздать на сторукий и стоокий экспресс, везущий своих пассажиров в прекрасную страну личной выгоды.
Мир родителей с изумлением видел, что не только хватательный рефлекс руки является врождённым свойством человека; разбуженные в русских душа и разум тоже имели «врождённые умения» — хватали ценности мира так, что бедняги пищали не хуже проституток!
ПРОШЛО ДЕВЯТЬ ЛЕТ
Внизу социальной лестницы послушные старались превратиться в успешных. Они не знали, что наверху этой лестницы успешные вновь превращаются в послушных.
Город заматерел.
ПРОШЛО ДЕВЯТЬ ЛЕТ
В старших классах у Ро появилась «нехорошая» подруга — Жозефина. Грэй называл её несколько иначе, Жопазина, что гораздо больше соответствовало истине. Она была фантастически красива, обаятельна и умна. Ро рядом с ней внешне казалась просто замарашкой. Но девочки дружили, дополняя практически взрослую жизнь друг друга разнохарактерностью взглядов на одни и те же предметы, взаимно подглядывая манеры, репетируя в себе понравившиеся черты другого; дружба как волшебное зеркало — многое в нём можно углядеть заранее… Друг отражает будущее. Куда смотреть? В кого? Вот вам и педагогика.
Подруга была такой же белокурой, как и сама Ро. Училась красавица плохо. Зато она, несомненно, превзошла положенный для её возраста предел развития. Жопазина была блядью. Но далеко не простой, не той, чьими номерами телефонов обклеивались столбы. Она стремилась к высшему свету, к открытому счёту в банке, к абсолютной независимости, к поклонению и восхищению. Дорога к вожделенному райскому изобилию была одна — зрелые мужчины, богатые кабаны, у которых всё желаемое уже имелось. Оставалось лишь умно и правильно заарканить дичь и собрать трофеи. Начала свою карьеру Жопазина рано, ещё в восьмом классе. От порочной связи с малолеткой кабанов сначала трясло от страсти, а чуть позже, когда она выставляла условия шантажа, трясло иначе — уже от страха. Так к пятнадцати с половиной годам у бизнес-бляди появилась и собственная квартирка, и не совсем законные права, и микролитражка. В России деньги и блядство — нежно любящие друг друга родственники. Простое раздвигание колен было занятием не для Жопазины. Она разыгрывала сложнейшие партии взаимоотношений между собой и мужчинами. Между самими мужчинами. Она была прирождённой интриганкой. Немаловажно заметить: родители секс-мастерицы, люди очень состоятельные, нисколько не осуждали «хобби» дочери. Наоборот, даже гордились её выдающейся самостоятельностью и практичностью. На нравственность и моральную оглядку бизнесменам было наплевать; они по себе знали и помнили, что именно нравственность вредна для русского бизнеса более всего. Вредна, если не смертельна: всякий свет убивает мрак. Мрак этого никогда не прощает! Колени лицейской дивы раздвигали перспективу жизни очень успешно. Сначала они сломали и раздвинули рамки приличий самого Лицея, потом поглотили Город, потом без особого труда покорили Москву и Питер.
На прудах и реках неленивые крестьяне ставят запрещённую рыболовную снасть — вентерь: пара приветливо распахнутых направляющих крыл ажурной сетчатой ловушки, заканчивающихся дыркой, из которой нет выхода… В правильно распростёртые объятия ног Жопазина ловила таких «карасей», что не всякие рядовые уста осмеливались произносить их имя вслух. Опасную репутацию дивы «дичь» знала, и всё равно попадалась.
Жопазина бывала на полигоне. Девочки иногда приезжали сюда на обед. Иногда ночевали. Однажды белокурая дива, подвыпив накануне, постучала к Грэю в вагончик, который ни в какую не хотел переселяться в комфортабельные условия. Грэй, подумав, что на стаканчик-другой заполночь притащился Дух, открыл. Жопазина развлекалась — Грэй понадобился ей просто «для прикола». Эту молодую, неотразимую сучку Грэй ненавидел всеми силами своей темпераментной души. Он понимал, что поднимать руку нехорошо, даже на блядь, но не сдержался… Удар был единственный, но удачный. Синяк на пол-лица превратил личико куколки в морду.
Знаете ли вы, что такое «смотрящий» по Городу? Это — око Божие на земле, это — глас Его и длань Его карающая. Перед Смотрящим вся жизнь, даже сильных мира сего, течёт словно мусор. Страшен суд его. Уж не ходит он сам при нагане, но по воле его остужается кровь. Уж не вор он и не грабитель, но по воле его заливаются капли грошей и зелёные реки валюты в общак воровской. И не сам он законы поганые пишет. И не сам людям ложь говорит. Он — верховный правитель теней! За поклоном поклон ему тени кладут. Кто осмелится молвить не так, или взгляд поперечный поднять? Нет таких смельчаков! Жить хотят, хоть и жить не дают. Берегут своих деток и жён, на съеденье себя выставляя. Ох, велик ли заслон от карающей длани? Не велик он, увы, не велик. Проникает повсюду Смотрящего око, пригибает к земле непокорных, и ни жён, ни детей не жалеет он в гневе. Дисциплина железная в царских палатах царя теневого! И законов здесь писаных нет, коль неписаный крепок закон!
…Не так давно дочь Смотрящего вышла замуж. Свадьбу на видео попросили снять хорошего оператора-частника.
— Нельзя ли отказаться от заказа… рублей за пятьсот? — уклончиво спросил оператор.
— Нельзя.
На «закрытой» воровской свадьбе гуляла вся официальная верхушка Города. Подносили подарки. В банкетном зале льстиво трепетали поздравления. Мэр угождал: «Мы всегда с вами выручали друг друга!» В царстве теней ложь заменяет свет.
Смотрящий — смотрел и внимал. Он, единственный, вёл себя естественно, не притворяясь. Лицо его выражало откровенную скуку — весь вечер перед главным свадебным столом выплясывали говорящие гниды: президенты, генеральные директора, председатели правительственных палат, генералы-силовики, а также смотрящие по районам…
Дух сидел в своём микроскопическом лицейском кабинетике и стучал по клавишам. Как обычно. За дверью в коридоре зацокали уверенные копытца — кованые женские каблучки. Дверь офиса открыли, не стуча и не спрашивая разрешения войти, — как дверь в уборную. Порог перешагнула… Ия.
— Вы поедете со мной. Сейчас. На вопросы я не отвечаю. Собирайтесь, это очень важно.
Даже не поздоровалась! Дух пошевелил извилинами, но не смог припомнить повода, чтоб с ним так обращались. Ию он, конечно, узнал. Но не успел проявить гостеприимство и радость — неожиданный натиск был силён и холоден. Дух, наконец, нашёлся, что сказать:
— Может, чаю? — он поднялся гостье навстречу и первым протянул ей руку.
— Собирайтесь! — она, как в прицеле, держала его на «мушке» своих немигающих глаз, украшенных накладными цветными линзами. Два зрачка-ствола жёлто-зелёного цвета не дрожали, голос был властным.
— Это в ваших интересах. Собирайтесь. Большего я сказать не могу.
— А если мне сейчас не до вас? — Дух начал было защиту своей независимости и достоинства. Голос его тоже утратил теплые интонации.
— Вы будете доставлены принудительно.
Дух понял, что владелица игрового бизнеса не шутит. Тихая сиротка, русская судьба, часто узнаёт о своей доле так же, как восточная невеста, — после всех.
— Будь по вашему, — сердце Духа защемило от нахлынувших неясных предчувствий. Почему он, ни в чём невиновный человек, должен куда-то ехать, даже не спросив куда? Но он инстинктивно подчинился. И сразу понял: в России подчинившийся — уже виноват.
В машине Ия молчала. На улице светило яркое солнце, но в машине был филиал мрака — тонированные стёкла по своей светонепроницаемости больше напоминали сажу, чем приспособление для обзора при быстрой езде. Дух тревожился. Он знал нравы русских, которые, как дети, часто копировали то, что видели на экране. А на русском
экране всегда показывали одно и то же — картины Апокалипсиса. Теням, живущим в русском аду, это нравилось. Они со знанием дела смаковали детали экранных убийств и вожделели новых. Духу стало страшно. Он даже никому не успел сообщить о подозрительном форс-мажоре. Он достал телефон, чтобы позвонить Грэю.
— Запрещено! — Ия бесцеремонно выхватила аппаратик из рук Духа и передала его шофёру-бугаю. Тот равнодушно, как зомби, припрятал данное.
Дух захлебнулся от чувства справедливого возмущения и хотел даже пригрозить адвокатом и судом, но… «русский ген» подсказывал: притворись мёртвым, молчи и не шевелись — уцелеешь. Русское «кино» обернулось неожиданной сценой, дурной выдумкой, внутри которой Дух вдруг оказался… Вдруг! Ах, уж это русское «вдруг»! Обаяние и магнетизм Ии, которые так приятно порадовали Духа тогда, на Реке, бесследно исчезли. Вместо этого он чувствовал, что его прочно держала в невидимых лапах могучая хищница, а вместо личного обаяния и магнетизма — выросла непроходимая стена отталкивающего поля. Люди и впрямь, как магнитики: слипаются, отталкиваются. А что когда — не угадаешь. Всё в мире притяжений-отталкиваний от положения зависит, от поворота и степени близости.
Ия была близко. Два напряжённых молчания, взведённые, как курки, сидели на заднем сидении рядом. Дух чувствовал тепло, идущее от упругого бедра Ии. Но это тепло живой женщины только усиливало ощущение могильного холода, которого становилось всё больше. Дух закрыл глаза, чтобы не видеть дьявольских линз на зрачках спутницы. Ия заговорила:
— Слушайте внимательно. Мы подъезжаем. Предупреждаю: активное поведение может дорого вам обойтись. Вы меня слышите? Хорошо. Двигайтесь очень плавно. Вход контролируется внешними снайперами. Внутренняя охрана тоже вопросов не задаёт. Ничего не делайте сами. Не говорите. Следуйте за мной, находясь справа в полуметре. Не обгоняйте и не отставайте. Вы поняли? Хорошо. Пошли!
Дух ожидал после такой инструкции увидеть особняк, резиденцию Папы римского, палаты белокаменные… Но жук-авто, филиал мрака, подкатил к обыкновенной панельной высотке и остановился у подъезда. Может, розыгрыш? Дух уже встречался с этой манерой русских разыгрывать — пугать человека до смерти. Очень смешно! Одного такого беднягу увезли с инфарктом, когда ему позвонили подряд три ближайших друга-соседа и все прокричали одно и то же: что загородный дом его сгорел, что от его дома загорелись и их дома, и что дома сгорели, и что они, пострадавшие, выставляют иск. Смешнее не бывает: русский человек шутку от нешутки не отличает. Шутка и проповедь
воспитанной меры к себе требуют. Так только где ж её взять, эту меру, в стране безразмерной?!
— Идите рядом. Не озирайтесь.
Бред какой-то! Виртуальная жизнь. Русское «кино». Смена плана. Жесткая склейка. Стык в стык. Высший пилотаж монтажа… Дух поднялся по выщербленным ступеням подъезда. Ия пропустила его внутрь первым, сама открыв двери. В подъезде, в свободной нише у окна, чья-то аляповатая строительная рука соорудила подобие конуры, в которой сидели вооружённые собаки — трое с автоматами. Перед лифтом Духа обыскали. Они поднялись на седьмой этаж. По выходу из лифта Духа обыскали ещё раз. Кованые копытца процокали несколько шагов к бронированной чёрной двери. Ничего не понимающий, но всегда галантный Дух протянул руку, чтобы нажать кнопку дверного звонка.
— Стоять! — Ия зашипела не хуже Гоблина. — Звонить не принято. Могут положить, — костяшками изящных пальчиков Ия фигурно постучалась в черноту.
За первой стальной дверью находилась, ещё более массивная, вторая. Дух бывал в подобных квартирах русских. Это была типичная трёхкомнатная — предел мечтаний многих семей, живущих в деревянном гетто или в коммуналках. Квартира, как квартира. Только очень грязная. Пол не мыли с момента окончания строительства дома. На этом полу Дух разглядел пару шагнувших к нему армейских ботинок и двух овчарок, серьёзных, как церковные кассирши. Духа обыскали в третий раз.
— Проходите, — Ия подтолкнула гостя в сторону кухни.
Складывалось впечатление, что Дух по какой-то дикой случайности попал в переплёт, для него совсем не предназначенный, но назад дороги уже не было. Кухня была нежилой. Ни чашек, ни шкафов. Голая раковина, голая газовая плита, голый стол, несколько голых табуреток. Что здесь? Притон? Тайная квартира для пыток? Что этим людям нужно от человека, целиком посвятившего свою жизнь философии и гуманитарным проектам?
— Садитесь. Ждите, — Ия вышла, Дух остался один. Прошло минут десять, пока Дух безуспешно тянулся нервным, обострённым слухом к источнику глухих голосов за кухонной дверью. Он ни слова не разобрал, отчего пустота в груди и тревога сковали его существо ещё больше. Мысли разбежались, кто куда. Даже чувства притворились мёртвыми… Проклятая страна! Проклятые люди!
Вошедший вместе с Ией респектабельный господин не представился. Разговор он начал в стиле неожиданного артобстрела:
— Вы вместе?
— Простите, не понимаю… — Дух поднял глаза на Ию.
— Он ещё ничего не знает, — холодно пояснила та.
— В трёх словах. Начинайте.
— Дух, ваш друг Грэй нанёс тяжкое оскорбление одной из наших… женщин, он ударил её…
— Короче! Вы эту блядь знаете, — терпение мужчины иссякло. Он говорил отрывисто и раздражённо. Дух мгновенно понял, о ком идёт речь. — Она требует, мать её, пять миллионов. Сегодня к вечеру.
— Это неудачная шутка? Я не совсем понимаю…
— Короче! Мы вас все уважаем, Дух, вы помогаете нашим детям и Городу. Но... У этой бляди есть очень высокие связи в Москве, она стуканула, так что… Короче, мне поручено сегодня же разобраться. Вы понимаете меня? Сегодня же! Вы знаете, что такое «разобраться»?
— Нет, — честно ответил Дух.
— Таких денег в свободной наличности у них нет, я проверяла, — между прочим доложила Ия.
Кабан насупился и с минуту думал. Дух начал осознавать идиотизм и серьёзность ситуации. Внутри русской страны-тюрьмы они с Грэем были абсолютно беззащитны. Абсолютно!
— Короче! Ещё раз спрашиваю, вы вместе или нет?
Дух уже обо всём догадался и был готов к ответу.
— Да, — сказал он твёрдо и тихо, взглянув на допрашивающего.
Кабан задумался ещё на минуту. Потом произнёс.
— Хорошо. Повторяю, мы вас очень уважаем. Вы на нас работаете. Претензий нет. Поэтому сделаем так. Я заплачу бляди сам. Но скажу ей, что деньги — от вас. Никто не должен знать об этом. Понимаете? Я рискую из за вас. Если об этом выкупе догадаются наверху… Всё! Свободны!
В затемнённом салоне машины Дух получил назад свой телефон. Ия расслабилась, она вновь излучала притяжение и симпатию.
— Он поступил с вами очень благородно. Вы его чем-то взяли.
— А кто это? — совсем по-детски спросил Дух, уставший и безразличный, как мальчик, которого случайный педераст изнасиловал, но не убил, а отпустил жить дальше.
— Как кто?!! Сам Смотрящий!!!
Грэй так никогда и не узнал, что жизнь его висела на волоске. Что в стране духовных рабовладельцев и феодалов даже косой взгляд в сторону касты хозяев мог быть чреват самыми крайними последствиями. Истеричным и театральным здесь было всё: и кара, и прощение. Предупреждение кабана более чем надёжно запечатало уста Духа. Но что делать? Ничего не знающий Грэй был опасен, как дурак на минном поле.
Кое-как Грэя на пару недель отправили в Калифорнию, в дом к Котёночку — отдохнуть. Дух надеялся: авось, беда утрясётся. Но была и вторая беда — Ро. Жопазина портила девчонку, как ржавчина.
Талантливых, умных и решительных блядей в России следовало опасаться особо. И не только тех, кто прослыл «мастером золотые ноги», но даже тех, кто просто распахивал объятия. Дружеские, или всенародные. Это всё равно было блядством, ложью. Тени, одевшись во фраки и мундиры, становились похожими на настоящих людей, они сами теперь были способны отбрасывать тень. Но для этого в царстве мрака им обязательно нужен был источник света — светоч. Неверный… Неверный! Внутренний враг. Отступник, победив которого, они, тени, докажут сами себе, что и не тени они вовсе. Вроде бы чепуха чепуховая. Но сколько же русских жизней скормлено этой чепухе и с той, и с другой стороны!
Чему было положено говорить, молчало во тьме. А чему положено молчать, обретало вдруг голос. И стонало, и выло, и боль свою в музыку обращало. Нищетой и убожеством здесь любоваться могли, как иск-