сть сначала моё доделает. Фамилия? Моцарт у него фамилия. Ха-ха! Старательный, как свисток! И безобидный. Даром пашет. Подружка? Подружка хороша, слов нет! Последняя моя любовь, отрываюсь по полной. Ну, целую, Гиви, целую. Да, последний год и — на пенсию, будь она неладна. Обещали, если уйду по-хорошему, генерал-майора дать. С сохранением оклада. Ну, целую, целую.
— Всякая миленькая идея со временем превращается в рогатую и когтистую идеологию. Моцарт, ты всё ещё думаешь, что в каждом из нас живёт волшебная фея? А я тебе говорю: Баба-Яга. Моцарт, ты строишь свои замки на идеях. Что ж, идеи — это твердь твоего личного неба. Идеи и идейки! Благо, их у тебя, как песка в пустыне. Моцарт, ты их выращиваешь, из себя самого. Как гора, которую разрушает ветер…
— Лёлик, я чуть было не соблазнил твою жену.
— Ей понравилось?
— Да.
— Тогда на здоровье. Не вижу причин сожалеть о том, что приятному для меня человеку было приятно не от меня. Но лучше бы ты этого не говорил.
— Почему?
— Незнание — сила!
— Я стишок написал, Лёлик.
— Валяй!
— Две неразлучные сестры в стране оков меняются одеждой: жизнь косит всех, ножи её остры, а смертным — смерть является надеждой!
— Моцарт, не комплексуй. Я и тебя простил ещё задолго до твоего рождения.
— Алё, ма! Моцарт спускался с водолазами в какую-то трясину. Он сказал: на тот свет! Да, видимость — ноль. Они там всё на ощупь делают. Моцарт говорит: точь-в-точь, как мы в жизни. Он так и сказал: вера — наш единственный «кислородный шланг». Он говорит, что у нас всё не своё. Вообще всё: не своя история, не своя земля, не своя жизнь, не своё искусство, даже дети — не свои… Что все мы тут космические варяги. Ма, я тебе сказать должна… Ма, у меня большая задержка. Наверное, я беременна. Нет, не алкогольное зачатие. Мужик в возрасте, но ещё очень крепкий. Да, сама решила. Спасибо, ма.
— Туки-туки! Кто постарался?
— Генерал.
— Оп-па! Мама, ты наставила всем нам рога. Ой, не могу! Ой, помру от смеха!
— Здорово, рогатый!
— ?..
— Мама залетела от Генерала.
— И что?
— Договорные отношения нашего предприятия постепенно перерастают в отношения личные.
— Туки-туки! Заткнитесь, кобели! Я всегда хотела родить. Просто у него получилось то, что у вас, интеллигентов чёртовых, не получалось даже теоретически.
— Мама, ты не волнуйся. Тебе вредно волноваться. Мы будем воспитывать твоего ребёночка, как собственного даоса. Слово чести!
— Правда?
— Туки-туки! Мама, не плачь. Не плачь! Тебе вредно плакать.
— Моцарт! Моцарт! Мамамама выступила утром по радио, она цитировала тебя. Ещё она сказала, что все мы сегодня живём во имя гибели. Что рабы озлобленности не могут быть рабами божьими. Что выживший раб на земле выкармливает такого же, как он, раба, и предназначает ему в своём завещании высший смысл рабской жизни — выжить самому и выкормить детей… И так далее. Хотя бы детей. Хотя бы ценой собственной гибели. Знакомо, не правда ли? Моцарт! В здоровом обществе смерть служит неплохим «будильником» для жизни — общество не спит. А вот если жизнь служит смерти — уснёшь навеки! Рабов специально опускают. Моцарт, я запомнил цитату, которую применила Мамамама в эфире: «Задача искусства — рассеивать толпу». Что ты хотел этим сказать?
— Только то, что толпа должна быть во мне, а не я в ней. Лёлик, я проверил и перепроверил: безбожники молятся толпами.
— Свистнуто!
— Моцарт, расскажи мне сказочку. Что нового? Искренне надеюсь, что новостей никаких нет. Новости в нашей стране — это очень плохо. От любого «шевеления» начинает вонять!
— Я был на заседании Комитета Обороны. У них тоже случился скоропостижный юбилей. Контору сгоношили два года назад, но они примазали себя к какому-то «оборонному» указу Царя Гороха. Теперь гуляют.
— Пустить пыль в глаза самому себе — милое дело! Авось, и остальные «запылятся» как надо. От чего обороняемся? У нас что, война?
— Война, Лёлик. Представь, сидят в актовом зале на торжественном заседании полтыщи канареек в погонах. В башке у них темно, как в аду. Зато медали сверкают, клятвы, как искры, изо-рта сыплются, и глаза светятся натурально… И старые люди трепещут, как положено: а как же! — такую жизнь такому демону скормили! Он им не один десяток лет внушал: не зря живёте! Лёлик, они — тёмные. Сердца у них чёрные, души, как жерла, голова, как погреб… Им родиться не дали, Лёлик. Так и промельтешили эти твари всю жизнь в служивой убогости, прочирикали. Одно и то же, одно и то же всегда чирикают! Они буквально размножают это своё «одно и тоже»! Видать, и впрямь новостей боятся. Им за это многолетнее послушание грамотёшки дают. Сам Генерал вручал сегодня, чирикал в микрофон, тоже как положено, чепуху свою заводную. Бессловесные все! Главное ведь не жить для них, Лёлик, — думать, что живёшь! А самого себя вроде как и нет вовсе… Не беда! Им же, таким пустым и тёмным, высокое внушили: для других, мол, стараетесь! Пустые пустое наполняют! Война, Лёлик! Война! Тьма людей пожирает. Я открытие, Лёлик, совершил: все думают, что тьма человеческая — это что-то неподвижное и неактивное. Где-то там… Дудки! Она, гадина, подниматься начала, как дрожжи! Она — побеждает! Она уже не только традиционное социальное дно захватила, нет, она поднялась куда выше! До сердца, до головы. Она захватила верхние этажи: принципы, цели, духовные порывы, мысли, чувства, чёрт бы их побрал! Тьма победила, Лёлик! Она и нас с тобой победила. Она поднялась до небес. Тьма — под-ня-лась!
— Не всех победила, Моцарт. Я, например, состою в персональном антинародном даосском ополчении. Профессиональный доброволец. Космополит и пофигист, если так понятнее. Партизаню, так сказать, прямо не сходя с диванчика. Берегу себя. Блюду чистоту своего внутреннего мира. И хорошо получается, знаешь ли! Присоединяйся, могу подвинуться. Вместе повоюем.
— Мёртвые живут схемой, Лёлик. Служебной, торговой, патриотической… Они наших детей учат поклоняться смерти.
— Как это?
— К покойникам водят. К Вечному огню какому-нибудь, к позавчерашним победам, к мертвецам на иконах…
— Да-ааа, Моцарт, сильно тебя разобрало. Волнуешься. Как настоящий начальник. Видать, за всё человечество ответственность на себя принял. Чем же я-то могу тебе помочь? Ну, разве что тем, что помогу снять с тебя, болезного, ответственность за моё нравственное и физическое падение. Снимаю. Ну, как, полегчало?
— Мама, Колумб «открыл» Америку и «закрыл» индейцев. Мама, я открыл в нашем национальном гуано неисчерпаемые залежи золота. Вот, опять намыл кое-что. Ха-ха!
— Тексты?
— Да. Второй залп. Реквием. Мама, я хочу «закрыть» Управление Силами и больше не вспоминать о нём. С Генералом встречаешься?
— Зачем? Я его отшила сразу же, как только подтвердилась беременность. Он мне больше не нужен. Да ты не волнуйся, доверстать работу я успею.
— Держи трубку. Читай сам!
— Кто на проводе?
— Мамамама. Читай. Она просит, чтобы прозвучал оригинальный голос самого автора. Старушка хочет послушать мастера. Уважь.
— Алё. Да, я Моцарт. Здравствуйте. Нет, конечно, не трудно. Спасибо. Всё подряд? Хорошо.
— Туки! Туки-туки!
— Лёлик, потерпи, а?
— Пройдут года, и, если будут деньги, куплю бутылку водки, если будет водка, и выпью с другом, если будет друг… Туки-туки!
— Всё?
— Пожалуй, да.
— Алё? Извините. Кхе-кхе…
…То умение, которое спасает одного, может спасти и целое общество. В идеале безопасность единицы равна безопасности всего множества…
…Прямое действие наглядно, как правда, поэтому так привлекательно и так понятно. А правда — молчалива. Немногословны и военные. Их правда — в готовности действовать, в решительности и умении. Практики никогда не обманываются сами, именно поэтому они не обманывают других. Вера, надежда, любовь — прекрасные имена! И они к лицу этим людям. Вера, надежда, любовь… Они хорошо знают этих мужественных людей. Взаимно и без слов.
…Доброта — это сокровище, которое принадлежит всем сразу. Сокровище доброты человеческой копится тысячелетиями и разрушиться может только в тебе самом. Береги свою доброту, человек!
— Туки-туки! Моцарт, я тоже хочу отдаться тебе. Не побрезгаешь Лёликом? Я ещё могу!
— Не паясничай, Лёлик! У него и так от этой проституции кошки на душе скребут.
— Мама, а чью фамилию ты присвоишь будущему ребёночку? Фамилию Генерала?
— Дурак. Твою, конечно. И отчество твоё будет.
— Очень трогательно. Спасибо. Не прервётся мой род никогда.
— Лёлик, людям не хватает любви.
— Сам догадался, или Генерал подсказал?
— Лёлик, любовь — это не инстинкт размножения и не страсть к обладанию. Любовь — это супероружие! Огонь духа, в котором сгорает беспощадно всё, что может гореть. Я думаю, что настоящая божья любовь смертельно опасна для нашей искусственной жизни.
— Так-так! Двенадцатиметровый огненный Кришна посетил писателя на дому.
— Лёлик!!!
— … И устали люди жить в несогласии и войнах, и устали они быть слепыми в сердце своём и хищными в разуме ловком, и земли делить, и веру; и возопили они: «Господи, почему Ты от нас отвернулся? Господи, сжалься, поворотись же к нам ликом Своим!» И услышал Он, и поворотился. И сгорели их города, и разрушилась память их, и тела их увяли в болезнях и морах, и разум погас, и кончилось всё.
— Лёлик, ты гений! Где ты это взял?
— О, Учитель, я всего лишь твой скромный ученик. Но уж доведу мысль до конца. Ты прав, Моцарт: мы существуем лишь потому, что шеф стоит к нам спиной. Это, так с-