ках с гэ выросли! А это бесследно для героев не проходит. Передай Маме, что её речь приобрела неповторимый аромат…
— Зря ты показала нашу переписку своему бойфрэнду. Не жалко. Просто не поймёт ни черта. Мы же перво-наперво «картинами смыслов» работаем — потом лишь слова к «картинкам» подбираем. Национальная традиция. Вроде как вслух сам с собой при людях разговариваешь... Подобное стремится к подобному, чтобы сделать подобие. Расскажи бойфренду. Случай был. Помнишь, я много лет подвал с картинами местных художников сторожил? «Подвал искусств» — так называли местечко сами сотрудники. Однажды ночью канализацию прорвало. Потоки фекалий от всего микрорайона хлестали фонтаном прямо из унитаза — засорился соседний коллектор. А я на фонтан лёг, не раздумывая, до приезда «аварийки». Стоило того! Текучие «произведения» жизнедеятельности городской плоти неукротимо стремились слиться в тёплом экстазе с произведениями местных мастеров на полотне. Родня родню чуяла! А я встал, понимаешь, на пути их совместного счастья. И выстоял по колено в тёпленьком. Так что, я знаю, о чём говорю. Именно в этот момент возникло ощущение просветлённого философского полёта.... А ещё я, помнится, пирожок с мясом в одной руке держал и откусывал от него время от времени. Поймёт это твой бой? Вряд ли. Я повелевал смыслом потоков! А в тёплом течении что-то плавало и всё время презабавно щекотало ноги, тычась в них, ну совсем, как маленькие рыбки на прогретой отмели. Романтично и трогательно. Никогда не забуду! Пойду, чаю в термос на ночь залью. Пока!
— Выступал на публике. Тряхнул стариной. Аудитория была просто класс! Полсотни очень хороших людей, с каждым из которых я связан «пудами соли», съеденной вместе. Я, я их собрал! А они многие — впервые видят друг друга... Волшебная ирония какая-то. Хотелось бы и вас, дочки-матери, видеть рядом.
— Лёлик озверел, уже почти совсем голый. Какает и ругается. Летать не может, нет перьев. Ощипал себя до основания. Он мстит непонятно кому — обвиняет всех и учит жить. Я его беду знаю: великим художником хотел быть, тигром мечтал стать, орлом взлететь — ничего не получилось... Терплю, паразита. Тоже «собираю камни». Вспоминаю Мамумаму, твою бабушку: «Любовью не попрекать надо, а обнимать. Даже плохое». Знаю. Одухотворением называется. Оно очень большое, больше всех. А «большое» в небесах — это ведь не объём, не долгая-предолгая нота об одном и том же. Большое — это когда ты сам растёшь. И все это видят. В жизни, или в тексте. Вот, едва ли не приговор получился для Лёлика. Условно, конечно, условно. По дружбе.
— Я тут пальчик острым ножом порезал. Поделюсь рецептом заживления. Пока ранка чистая и свежая, берёшь луковку и капаешь-натираешь (осторожно) «мясное» место. Потом аккуратно склеиваешь его обратно. Фиксируешь, присыпав стрептоцидом. Не мочишь два-три дня. Великая сила — лук! Зарастают, даже очень глубокие порезы, за двое-трое суток. Сам изобрёл!
— Цинизм окрыляет, а злость тяжелит. С чего вдруг заявление? А вот с того. Артистка залетала к нам на кухню. Из Франции. Сказала так: «Кое-что и у вас изменилось. Раньше в арт-кабак приходили послушать песни под пиво. А сейчас — попить пива под... песни». М-да. Злобность, пессимизм — это не высшее достижение для того, кто хотел бы помочь миру стать лучше. Да, да, надо, наверное, заставлять себя смотреть на свет! Заставлять, заставлять! Чтобы не ослепнуть от темноты. Уж лучше ослепнуть от света. Знаешь, завело почему-то. Пессимизм «выкалывает» зрение до безнадёжности. Я написал за свою жизнь немало, а теперь мне больше всего хочется сжечь эту чертову «правду», чтобы... Чтобы что? А вот и не знаю... Артистка, кстати, привозила с собой скрипача. Профессионал, мастер. «Заболел» путешествием — приехал сюда, в ленивую северную страну, хоть что-нибудь поделать. Согласен был играть на ёлках для детишек. А всем наплевать: сценарии уже составлены и утверждены заранее. Не нужен... Очень расстроен. Но не в обиде на страну. Не понимает. Думает, так, мол, неудачно сошлись сегодня обстоятельства для него... Не понимает, что так здесь всегда. Я ему альбомчик с художественными фотографиями нашего ада подарил, сказал, что смог, на английском. Жалко парня. Вот где идеалисты-то! Загранптички к нам прилетают крупные, а души у них наивные. Представляешь, каково себя чувствовать причиной его разочарования, хотя бы и косвенной? Иностранцы вроде бы тоже кивают: ез, ез, мир беднеет от того, что помешался на богатстве. Ез. Для идеи спасения мало мыслить одной лишь страной. Проблема — в самой цивилизации. Её не спасти. Поэтому в «отсталых» странах, как ни парадоксально, остается самый большой шанс на спасение — спасти себя. Именно здесь живут те, кто вынужден это делать постоянно, в одиночку, и иметь для подобных упражнений соответствующие силы и желание. На отходах вырастают самые жизнеспособные растения. Сорняки, как правило. Но если «сорняки» умело пропалывать в отдельно взятой судьбе и в собственной голове, — очень даже культурные плоды образуются… Плоды! Ими здесь свиней кормить хорошо. Не хуже бисера подберут! Вот и я в циничном тоне запел.
— С чем-то таким столкнуться, тебя изрядно превосходящим, окружающие не любят — неполноценными себя чувствуют. Чужое мастерство выдавливает из раба завистника. В детстве, дочь, о тебе много и часто отзывались: талант! Надеюсь, не перехвалили. Знаешь, когда дети вынуждены взрослеть досрочно, чтобы выжить? В раненом времени. Когда война. Война против человека. Третья Мировая. Или уже четвёртая? Что-то я со счёта сбился… Досрочное духовное взросление — это ответ на воздействие. Никаких чудес. Жизнь талантом защищается. И очень торопится. Ничего хорошего, на мой взгляд, в раннем взрослении нет. Поэтому я — певец обыденности. Чудеса — очень опасное уродство. А жажда чуда — жажда уродливости. Знаешь, пресловутую ауру я спонтанно видел несколько раз. Забавно. Интересная иллюминация. Полтергейст и опиум даже для культурного народа. Не более того. Надеяться надо на тех, кто сумеет затормозить перед краем, а не на тех, кто разбежался — не догнать. Впереди — пропасть… Последние останутся последними не специально, и они станут первыми поневоле. Пора хватать блатные места для «самых последних»! Понимаешь, о чём я? На моём вагоне так и написано: «Последний му». Поэтому я спокоен за свой нравственный «люкс». Интересный разговор, да? Абракадабра, помноженная на кракозяблу равны четырем. А чей-нибудь талант меня живенько подправит: нет, мол, дорогой, четыре — это просто дважды два. Без вычислений. То ли песня под пиво, то ли пиво под песню…
— Ещё один публичный вечер прошёл. Много уроков для всех сторон. Несколько друзей превратились во врагов. Зависть и ревность. Обсуждали с французами возможность перевода господина Моцарта. Непереводим. Существует только в собственной языковой среде. Лингвистический эндемик. Заложник языка. Воистину: язык — это и есть наша Родина. Другой нет. И всегда одно и то же: странное время, приходящее после странного времени... Козлища сменяют козлищ. В их «мутной воде» когда-то можно было честно делать человеческие проекты. А после «мутной воды» — ничего человеческого сделать уже не дают... Тьма опять слишком прозрачна. Застыла и остыла: всё насквозь «схвачено», как остекленевшее.
— От тебя, малышка, по-прежнему расходятся «волны жизни». Это приятно и полезно. Мама сообщила, что ты «дура упёртая», что занимаешься образованием по шестнадцать часов в сутки. Она не понимает богатырей. Горжусь. Закалка что надо! Только «не перекали» себя. После «перекала» инструмент ни на что уже не годен. Любой из Лёликов подтвердит: отдых — это весьма необходимая и выгодная часть продуктивной работы. Ты же не в трудовом исступлении находишься, когда люди добровольно «загоняют» себя — кто до медали, кто до могилы...
— Мамины «раскрутки» и «обороты» нарастают и нарастают. Контора, судя по всему, непотопляема. Козлищам нравится, когда их целуют за деньги. Мне кажется, важно не проглядеть тот миг, когда уже не ты управляешь этими «оборотами», а они тобой. Механизм, система — часть человека, а не наоборот. Это ведь давно известная банальность. Увы, очень труднопреодолимая.
— Как за Мамой ухаживать? В стиле забега на бесконечность и высунув от сбивающегося дыхания язык. Знаешь, почему многие маниакально зовут её замуж? Они хотят Маму остановить! Им кажется, что замужество — это смирительная цепь, благодаря которой обладать и управлять строптивой будет легче. Думаю, Косого номер два у вас не случится. Мама тебя «выписала» как раз для того, чтобы ощутить семью. Семья — это счастье. В семье исключительно удобно прятаться от самой себя... Живите хорошо, весело и правильно! Обходите трамвай спереди, а честь смолоду. И берегите будильники — эти аппараты помогают нам спать...
— Слова никого и ничему не научили. Единственный вид оптимизма для меня сегодня — это поступок. Хороший и правильный. Без слов.
— Ах, девочка! Мне ли не знать, как утомительны монологи внутри черепа. В этом состоянии ты, как дыра, через которую вселенная прётся кубарем. Заткни дыру! Я — это то, около чего оно, Я, способно находиться. Около слов, например. Около, а не внутри! Не надо, дочка, в дыру прыгать. Учись, милый ты мой человек, безразличию, что ли, оно сделает тебя лёгким и тогда ты всплывёшь. Не важно где. Пристрастие делает нас дураками. Нет ничего важного, ты ведь