. Он, как созревший дракон, жрёт себя самого. Восхищаюсь и злюсь.
— Я несколько дней размышлял над твоими словами, что хобби душу кормит. Ага.
— Жизнь опять идёт не по плану — заказчик попался гадский: я ему симфонию написал, а он кочевряжится. Да ещё и попрекать начали, что, мол, «не член» я писательский. Я опять сделал книгу, а предел фантазий заказчика — всё тот же «дембельский альбом». Даже и не знаю, как совместить две наших «правоты». В «зоне культуры» вкусы заказчика давно и успешно опустили. Страдаю. Их много, а я один. Зато удобно биться: хорошо организованная атака на тебя — это хорошо организованная твоя кафедра.
— Лестно читать про себя такое: «Тебе тесно в знаковых культурах. Мораль конфликтнее любого сюжета. Похоже, что тебе уже тесно в самом человеке…» Спасибо, котёнок! Знаешь, иногда мне кажется, что я досрочно разбудил в тебе мозг старика… Чур, чур! Линия жизни — это наша речь, ручеёк, текущий не из пустого в порожнее, а из полного в полное: из молчания внутри в молчание снаружи... Таков уж человек и труды его — тихие клады промеж миров. Я тебя ношу в своей памяти, никуда ты не исчезла. Можно продолжать и продолжать бесконечную нашу беседу. Что делаешь? Что творишь? Что само творится? Жаловаться нельзя. Это — непривлекательно. Сегодня какие-то чудики на собрании религиозно-литературных работников прославляли меня как «выдающегося религиозного деятеля». Я ох... обалдел! Земной балаган, видимо, ничем не лечится. Те же невыносимые активисты очередной «истины», над кем я издеваюсь в каждой своей строчке. Что происходит?!
— Затяжная «мёртвая петля» с заказчиком завершилась. Проиграл на земле и выиграл в небе. Почти сразу же ввязался в следующую тему. Подбадриваю себя: «Не скучайте по жизни! Она этого не понимает!»
— Большое спасибо за необычное и очень интересное фотописьмо. Я сидел у экрана компьютера, а Лёлик у меня на колене — мы «путешествовали» вашими жизнями и вашими впечатлениями. Отличные фото! Здорово! Энергичные люди нуждаются в энергичном окружении. Ужасы перемещений того стоят. Надеюсь, творческий потенциал будет более плодотворным в быстром времени и в окружении «быстрых» людей. Рад за ваше бесстрашие и молодую лёгкость души. Мы с Лёликом живём хорошо. Почти не шипим друг на друга. Регулярно слушаем «Голос Америки» из Вашингтона». Очень тепло вспоминаем вас. Ощущения расставания нет. Целую крепко и обнимаю друзей (круг которых становится все уже).
— Думаю о смерти. Уровень реальной жизни на земле слишком низок, а уровень смерти сказочно обманчив. «Шлюзование» между «быть» и «не быть» катастрофично, уровни не соответствуют друг другу. Наше колесо жизни со «ступенькой», — оно не только не круглое, оно вообще незамкнутое...
— Как я рад слышать в нашей суете твой спокойный голосок. Спасибо. Опять пишу. «Посадил» фантазийные и реальные вещи в реальность заказчика. Это идейный поступок. Эксперимент. Вещь получается очень поэтичная. Пишу быстро, потому что не сочиняю, а перевожу в слова, то, что разум мой отчётливо видит и знает целиком. Я не умею сочинять жизнь. Но я умею быть сочинённым жизнью. Надеюсь, что умею.
— Я экспериментирую: сделал вещицу, которую по форме назвал «авторский театр» — смесь театра, документалистики и авторского «блажения». Никаких инструментов — только голос. Свет в помещении погасили. Театр слова — это, наверное, интересная встреча для тех, кто хотел бы «увидеть» время, ярость идей, свет истории. Спектакль назвал «Внутри меня гражданская война…» Завернул включённый фонарик в газету трубочкой и этим лучом-мечом орудовал в темноте. «Свой против своего» — почему так случается в жизни огромной страны?
— Дочка, привет! Я не ошибся: глаз у тебя посажен в нужное место. Ты видишь мир поэтико-философским образом, но, думаю, с практическим уклоном: а зачем оно всё тут такое и так?! Ваш третий глаз, мисс, упорно тянется к словам, чтобы незримое сделать зримым и через это — менять образы мира в себе и вокруг себя. Такая банальная игра, коллега. Она, надеюсь, приведёт девушку-пилигрима к совершенству и одиночеству. Стихи я прочитал. Получил приятное удовольствие. Язык — один за всех! — учится выражать: и мысли, и чувства и взгляд. При этом собственная жизнь используется просто — как патефонная игла, скользящая по непредсказуемым неровностям бытия... Душа, мисс, звучит! Но это не совсем твой собственный голос. Это, скорее, звучание движущихся или движимых... Наш, оригинальный способ жизневосприятия и философствования, — небытийный, это отличительная черта ментальности: смотреть на себя как бы после себя, или не от себя. Кое-что по стихам: целься лучше, не торопясь — чувство и мысль всего лишь средства, которые выражают, на мой взгляд, «магнитную линию» неведомого смысла. Мощная, точная формулировка — наиболее энергозатратный процесс на земле. С чем сравнить? Ну, представь: можно просто погладить женскую ножку, например, и словить кайф от наступающей инстинктивной приятности. А можно, прикасаясь, знать. Что?! Не знаю. Знание, как мне кажется, — это состояние твоей внутренней пустоты, доброжелательной акушерской готовности принять в себя чужую суть. Целиком и без цензуры. У подобных сумасшедших в общении с «ножкой» первобытный кайф присутствует тоже, разумеется, но он утрачивает свою первейшую власть. Честное слово, я пробовал однажды... Хе-хе! Умными и приятными словами люди «гладят» себя и друг друга наподобие мартышек в порнофильмах. Это моё сугубое и нескромное мнение о большинстве. А если серьёзно, то магия слова, как ни странно, холодна. Холодна, как космический снайпер! Пиши. Проза, между прочим, труднее. Она, как кирпичная кладка: дырку или разрыв сразу видать — на крыльях музыки-поэтики через «провал» не покатишь. Или по-другому. Проза — скальпель поэта. Страшная сила. Можно зарезаться или зарезать. Не зря восточные духовидцы, высшие практики — монахи в миру — советовали друг другу: держи свой «скальпель» во рту. Ты растешь, дочь. Так что, осторожнее с высоковольтными проводами — безбожием или религиозностью! Прикоснешься без предохранения — ё!!! Повторю с наслаждением: человек — фабрика, вырабатывающая веру, а не репродуктор её транслирующий. Мама пусть себе молится. Это отвлечёт её от алкоголя и климакса. На всех континентах проблема узнаваема и одинакова. Помнишь, бабушка была набожна до помутнения. Всегда хотелось разбудить этих спящих! Невозможно. Зашедшие в религию, мертвы в духе. Забавно, что и они о нас так же думают... Вот ведь какая карусель. Сердце у таких людей доброе, да вместо разума — граммофон... Политики это дело, разумеется, подметили давно и куда надо воротят. Бог теперь в законе ходит: расписано наперёд, как при тоталитарной партии: что говорить, что делать и что думать. Мода на благочиние пришла! Красоты вроде бы становится больше, а ума... Религиозный беспредел вокруг, соборный общак… Лучше отвернусь! Да здравствуют стремительные события! Покой — это что-то внутри нас, а не снаружи. Так? Вокруг нас должен кипеть океан событий! Все сбудутся! И тогда — всё сбудется! Обнимаю и люблю!
— Перевыполнил очередной план. Уже килограмма три написал сверх заказанного. С ужасом жду, когда это чудище полезет рождаться — через узкие заказчиковы чресла в расчётно-производственный отдел типографии... Готовлюсь: буду синеть и орать правду. Шучу.
— Привет! Фото рассмотрел. Глазки у бойфренда светятся: наш человек! Спасибо Маме за приглашение. Но, но… Опишу кое-какие муки. Загранпаспорт пришлось добывать по блату — обойти нечеловеческой длины очередь. В городе для выезжающих созданы невыносимые искусственные препятствия. Это — полуофициальная политика Центра, чтобы всякая деревенщина из «глубинки» не мешала высокоцивилизованным «новым» господам общаться с отдалённым культурным миром. Я заплатил за страховку. Взял в банке справку о том, что у меня будто бы есть деньги на себя самого для поддержания существования вдали от родины. Скопировал массу документов. Не помню всего. Но много и унизительно. В консульстве наперёд захотели убедиться, что немытый папуас из «глубинки» не задержится-таки в субтропическом раю, а, оставив там свои «мани», благополучно и бесконфликтно вернётся в свой национальный ареал, в страну-вертеп. Главное — это доказать всеми средствами, что у тебя много-много-много чего есть терять здесь (дети, дом, счёт, движимость-недвижимость). В консульстве (куда я заранее приехал уже с авиабилетом «туда и обратно»), мне уверенно сказали: «Нельзя!» Теперь я знаю, что такое настоящая расовая ненависть.
— Справили с Лёликом праздничные помины по Генералу. Неужели он умер навсегда? Жаль, мы к нему привыкли. Сам живу, как маятник: пока сижу в городе, — меня тянет в лес, а как приеду в лес — удивляет и тяготит однообразно-приятная «натуральность». Я стараюсь весной бывать с палаткой на заливных лугах. Речки у нас очень спокойные. Как сытые старушки.
— У тебя новый бойфрэнд? Очень рад новому человеку, новому другу. Воистину, пути наши неисповедимы, как улыбка пришельца... В картинах жизни я люблю мозаику и случайность. Согласись, что именно этим способом природа нарисовала самую свою лучшую «картинку»! У меня тоже много хороших друзей. Лёлик и телевизор, например.
— О! Стишки на той стороне планеты сочиняются в мажорном ладе! Здесь такое редко делают, и я даже знаю почему: камень настроения в гору катить тяжелее, чем сталкивать его с горы