финансовая независимость не помогает прийти к финалу жизни духовно независимым. Я так и думал, что четвероногую свою скотинку Мама назовёт Моцартом. Ха-ха-ха! Духовный «гибрид» с животным для земной жизни, в общем-то, неудобен, хоть и благороден с виду. Я это проходил. Жили когда-то и у меня разные питомцы: курцхаар, ирландские сеттеры, сначала кобель-переросток, злющий, потом сучка, добрая и бестолковая. Теперь вот птичку глажу по черепушке. Срослись — не разделишь! Сам меняешься — скотинка тоже. Знаешь, живёт себе под одной крышей родная такая премилая группа ребяток-зверяток, рядышком все, как струны, — одна к другой, — все согласны и все настроены. Гармония! А ушёл один кто-то, или расстроился до негодности — вся гармония зашаталась... Новый строй надо будет подбирать. Так что, вот тебе заповедь: береги маминого пёсика, как себя саму. Они, «меньшие наши», — такие же струнки живые, что и братья большие. Ни лучше, ни хуже. Жизнь симфонична. Инструменты меняются, музыка — остаётся. Лишь намеками говорю я свободно, потому что только образным языком лучше всего о бессловесном говорится... Эх. Уже ночь, а я сижу, верстаю, всякой чужой чепухой занимаюсь. Спеть, что ли? Чиму я нэ сокол, чиму нэ лэтаю?! Вчера рецензию накатал для барышни одной — в 3800 страниц роман свой наворотила. И написала-то очень хорошо, да спела на одной ноте, как сирена, — всем в Бога-оккупанта велено идти дружными рядами. По приказу, как в ад. Грубо! Религия — это просто мода. И с этим сегодня уже не поспоришь. Передавай привет четвероногому тёзке.
— Что ж, с нетерпением будем ждать лета. Тепло — это когда внутри тепло, между людьми тепло, и вокруг них тоже тепло. Только летом с нами такое бывает. Северные люди, как угольки, на особенный манер живут. Тепло — понятие культовое. Тепло — высшее богатство в царстве холода. Теперь о ребятках из Центра, что приезжали на днях в провинцию для «культурного обмена». Для тепла, то есть. Все пьяные были. Высокомерные, заносчивые. Я сбежал после официальной части. Хватило. Не первые парни из Главной деревни приехали в нашу деревню, чтобы побыть-таки первыми. Но даже и этого не получилось. Сбежал, сел за руль и... заблудился на обратной дороге в полях — ехал один, ночью. Странная радость охватила, когда из машины вышел оглядеться: чистая тишина, чистая тьма, чистое небо и чистый холод. Все — чистые! Тепло стало! Понял: в природе невозможно заблудиться в принципе: всегда дома! А вот «блудануть» и замёрзнуть среди людей — на каждом шагу. Я называю провинцию Столицей Жизни. Столица государства называется по-другому.
— Чтобы тебе было на что отвлечься в период каникул, высылаю кое-какие свои тексты, которые пишутся наособицу и звучат наособицу, если их произносить «через дыхание», ритмично, как стихи, — это мои «псалмы», ассоциативное уплотнение, «письмо паузами». Подборка эта была приготовлена для Польши, не помню, куда именно, в какой-то литжурнал. Я им сразу высказывал опасения, что «дыхательные» штуки непереводимы, наверное. Отсебятина абсолютна и самодостаточна. В одной толстой книжке с ошибками я так и написал: «Хорошая книга в читателях не нуждается». Понимаешь серьёзность самоиздёвки? А ведь это — недостижимая правда. Знаешь, и мне тяжеловато с суетными людьми. Многие здесь тоже научились торопиться и действовать по-американски. Мне одному хорошо. Я тишину люблю. Столько там всего, в этом состоянии! Скакунам и не снилось.
— Будет-таки тебе свобода. Она уже в пути. Лишь бы не заблудилась, или не перехватил бы кто. Всё-таки не простая это свобода — личная. Можно сказать, собственность. В силу непреодолимых обстоятельств находившаяся во временном отторжении. Я правильно формулирую? Свобода! Ты её подманивай, глупостями какими-нибудь подкармливай, сказки ей рассказывай, она это любит — совсем близко подойти может. Но пугливая, тварь! Милая дочь, разговор с другом всегда немножко неожиданный… Поскольку в абсолютном виде, во внутреннем одиночестве, то есть, «сам с собой» не очень-то наговоришься — скучно беседовать с «зеркалом смысла». Беседа в дружбе, пикировка, как в спорте, — вполне серьёзная игра, может, травматичная даже, но с одной замечательной особенностью: никто не ударит в спину ради удара. Ни взглядом. Ни словом. За это я и люблю дружбу. Спине уютно. В бизнесе меня всегда удивляло главное основание человеческих взаимоотношений — всё крепится на документальном недоверии: на условиях, мерах, регламентах. Человек изначально рассматривается как носитель стопроцентной лжи, поэтому договорные и прочие внешние обязательства призваны максимально компенсировать его внутреннюю ненадёжность. На мой идеалистический взгляд, любое честное слово — внутреннее обязательство — неизмеримо крепче формального каббалистического заклятия, — договора, присяги, обета. Получается, что бумажный договор — это прямой экспорт моих родных «честных слов» какому-то Карабасу, которого все только и делают, что нормально обманывают, а он нормально от этого защищается. Обман — смысл коллективной суеты. И он ненасытен. А запасной вариант — самообман — самодостаточен и окончателен, как яд. Что выберешь? Хотя... Жизнь — такая штука, всякое примерещиться может. Лично я прячусь в текст. В литературный «снаряд», пожалуй, можно завернуть даже больше обычного «полезных веществ»: идей, энергии, вопросов без ответа. Удачно сконструированный «троянский Пегас», если он запустится, долетит до самых низов духа в непроницаемой земной атмосфере. И ты победишь! Поможешь, так сказать, ближним, не проснувшимся ещё даосам. И будет тебе опять свобода — отбрехиваться от назойливых аборигенов. Могучую силу эпатажа выгодно использовать для того, чтобы главная героиня жизненного романа — мысль — имела изначально бешеный разгон, хищный нрав и независимость от формы бытия.
— Я был в Центре, возможно, в сентябре ещё поеду. Раза три перечитывал последнее твоё длинное письмо: думы, думы... Многое, как всегда, совпадает. Хотел разродиться чем-то в ответ. Не пишется ничего. Такое ощущение, что все мы знаем, что знаем, и говорим лишь затем, чтобы убедиться в безысходности круга: слов, мыслей, дел. Слова парят над суетой, но не преодолевают её. Суета — сфера. Многомерная точка. Или безмерная пустота. Кому как нравится. Занят очередной заказной работой. Не нравлюсь сам себе, не нравится и то, что делаю. Сфера дел ограничена ограниченностью заказа.
— Здравствуй, девочка! Прости, что пишу не сразу, — свалился по приезду с тяжёлой простудой. Лёлик лечил меня оригинально — матотерапией. Помогло, я кашлял и смеялся. Теперь я тощий и просветлённый. А в просветлении гложут меня старые сомнения: не тяжёл ли я со своими мыслями? не ханжа ли старый и бессильный? не любитель ли «говорить правду»? Ох! Поживём-увидим.
— Здравствуй! Какие замечательные письма я получаю от тебя! Нас, живущих здесь, непрерывно, вольно или невольно, сталкивают «в борьбу». Но в какую и куда? Худо-бедно, почти пережили борьбу за выживание. Слой миновали. Следующий слой «кипения» — публицистика: в архитектуре, в политике, в рекламе, в религии. А в искусстве? Печальная картина… Земное искусство не опростилось, хуже, — оно опустилось, и борется, как все: за выживание, за публицистику… Вот на какие мысли навело меня чтение твоего последнего письма. Я опять «долблю» очередной заказ — книгу для электронного завода. Хочу рассказать осторожно о том, как носители культуры передали, что могли, носителям культурности, а те, в свою очередь, передали оставшееся — нынешним «образованцам». И в духе, и в технике. Действую, как сталкер, выслеживая время и его притчи. Заказная работа — это задание сделать «рабочую лошадку» для катания местного самолюбия. А сверхзадача личная — приделать к этому сивому мерину хоть рудиментарные, но всё-таки крылышки... Сложные чувства получаешь, когда Пегас-уродец прыгать начинает. Конёк-Гробунок. Не все «цари» на это реагируют адекватно. Делаю и всегда боюсь. Опыт показывает: «цари» стали сегодня сытые, а вместе с тем — глупые и жадные. Аванс, правда, дали. Я за гараж заплатил, долги раздал.
— Образ-сравнение с «мужичонкой», который и провокатор, и мастер, — точен. Благодарю. Дочь, ты первая из тех, кто заметил, что при разной скорости чтения книги, получаются разные впечатления. И разное видение смысловой «слоёнки». В идеале, пижону-автору хотелось бы, чтоб книга читала читателя, а не он её. Какова перспектива! А?! Бесконечное прочтение одним и тем же инструментом бесконечного числа живых изменений! Жаль, Библию уже написали. Хотя, помнится, мы с Лёликом Первым успешно опровергли неопровержимое в масштабах одной, отдельно взятой кухни.
— Жаль тратить время на работу. Его можно потратить более приятным образом — на лень, например. Сегодня я малодушен. Извини.
— Литература ничего не доказывает. Литература — постулирует. Зато доказывает время: верен был постулат, или нет? Постулирую: в обществе назрел сильный «вакуум» в том измерении, что мы называем «гражданским самосознанием». Как и чем его заполнить? Никто не знает. Формальными способами неформального не решишь. Я упрямо считаю, что на людей нужно смотреть одним-единственным способом — с любовью. Эта сила легко покрывает все местные амбиции и все земные различия. Она — знаменатель. Без сверхзадачи, без голоса исповеди, без высокого искусства, откровений и открытий — подняться в своих мироощущениях «до трепета» будет т-