гда трезвым встречал. Надвигается много работы, но я совершенно не хочу её почему-то. Работа позволяет избавиться от времени жизни плюс даёт деньги. Не то. Мало.
— Недавно мэн один из-за бугра вернулся. Блудил по пустыне автостопом. Больше всего понравились ему бедуины и их верблюды: где остановится скотина — там и счастье. Вообще, мне всегда казалось странным, что люди сами себя рассудить не умеют. Почему так? Я не смог преодолеть ни одного такого «stop»-урока в своей жизни. Зато научился, в конце концов, хорошо предвидеть тупики, и в новых путях заранее избегать собственных поражений — путём их обхода, рассчитав «слабость вежливого» на много ходов вперед... Это — персональная математика. А алгоритм общий: функция (жизни) полностью исследуется всего по трём экстремальным точкам — при минус бесконечности, при плюс бесконечности, и в ноле. Поэтическое восприятие мира: всё или ничего. И такое же обратное взаимодействие с ним. А мягкость... Может, и не мягкость это вовсе, а, как говорят восточные мудрецы, — текучесть; исследуешь границы мира, позволяя миру играть с собой. Он тобой играет, а ты его через это откровение — знаешь. А?! Ну да, самодельные метафоры. Формулы. Но именно через эти «заклинания» удаётся шагать из одного самообмана в другой. Лучше иметь собственные ступеньки в этом походе. Игра, позволяющая стабилизироваться в реальности. Комфортное внутреннее существование в условиях внешнего хаоса. Так, наверное, и должно быть. Что-то должно смертельно жать, чтобы плод имел повод покинуть место... Идея движения — упорядочивание абсурда. Что абсурдно само по себе. Так и выглядит наша «жизнь понапрасну». Как на вокзале. Приходится выдумывать какое-нибудь занятие для себя, тетрис какой-нибудь, анабиоз — прыжок в общем времени, за который придется заплатить временем личным... На мой взгляд, то, что мы именуем «жизнью», по мере своего роста становится пропорциональным запутанности: и сложнее, и главное — иерархичнее. Может, не стоить «перемешивать» в самом себе то, что уже отстоялось и расслоилось. Не всегда, увы, получается, конечно. Я, состоящее из множественных я... Ссорятся, «хозяина» делят, наверное... Ориентиры? Они больше не нужны! Их с успехом заменила ориентация: на секс, на карьеру, на самоликвидацию, на ожидание и удачу... И, знаешь, ориентация, мне кажется, победила, потому что понятна, как деревенские грабли: бери инструмент и — тяни, что ухватишь. Так что, хаос сегодня — высшее испытание на личную собранность. Справедлив любой результат: погиб — справедливо, выжил (в себе самом) — тоже справедливо. Я это принял: сначала с ухмылкой, потом — с угрюмым одобрением на лице (однажды такое выражение видел у слесаря-орденоносца на одном из интервью). Поговорить, поговорить... Мы (и это моё выстраданное мнение) ничегошеньки не можем передать друг другу словами. А что можем?
— Внутренний нескончаемый монолог? Понимаю. Точнее, помню. Моя голова, правда, заткнулась давно. Думал — это хорошо. Оказалось — скука мутирует. Так и превратился в «позитивного паразита» — всё время ищу, кому бы жизнь свою отдать, чтобы насладиться пользой и удовлетворением от этого. Прямо духовный волонтёр какой-то одержимый. Простые позитивные тексты помогают протрезветь от хандры. А философия — это «сверлильные» тексты, как бормашина. Мыслишка какая-нибудь душу просверлит, а тебе невольно иного хочется — пломбу поскорее бы поставить. Хе-хе. Так и живём. Извращённый способ: культ боли. Способ искать единения с миром в «опущенном» состоянии — в войне, в горе, в покаянии, в революции, в саморазрушающей рефлексии. Это очень серьёзно и очень заразно. Подобную «всенародную прививку» людям ставят с детства не только в наших местах. Это — подло. Объединять должно восхождение — Путь. А не яма, о которой мы говорили уж. Не дыра. Жизнь — штука «слоистая»... У нас в школе географичка перед классом вышагивала: «Дети, в Байкале воды столько же, сколько в Каспийском море, потому что Байкал, хоть и маленький, но очень глубокий». Я запомнил.
— Кредо? Я чиновников боюсь, вампиров в конторах, крово и душесосущих тварей. Не выношу просто безделья, отдыха, любопытства ради любопытства... А что взамен? Исследования. Совместная интеллектуальная работа. Наведение долговременных творческих мостов общественного характера. Мне интересно обмениваться идеями, совместно работать в какой-либо теме, книги делать или обсуждать плоды... Было бы классно показать колдовской союз безъязыкой музыки и поющего слова…
— Когда близкие делеко, они кажутся максимально близкими. «Чем твою кислую рожу видеть, лучше съезди к ним», — говорят друзья. Денег, правда, жалко. Кругом всё те же барьеры, поборы, которые я воспринимаю, как индустрию унижений. Барьеры ведь следует просто перешагивать (в силу роста, если он есть), но мир устроен иначе — он требует «пробивать», «пробиваться»; рост тут вообще ни при чем. Скорее, «вес» нужен. Я всегда подозревал, что удовольствие от жизни на земле — это, скорее, самовнушение, чем, действительно, удовольствие. Ваш Моцарт Первый.
— Привет, милый мой друг! Рад слышать тебя, дочь! У тебя что, осень на душе? Очей очарованье? Это у жизни уловка такая, в которую мы все попадаемся. Воронка, в которую скользнуть — пара пустяков, а на дне сладкая приманка — рожа тоскливая, думы о суете сует и прочая мишура, которой мы украшаем себя в слабости. Как дорогого покойничка. Тьфу! Мы как-то бабулек в церкви снимали для фильма, а бабульки вдохновенно пели: «Радуйтесь и весели-и-и-теся!...» При этом они особым образом исходили соплями и слезами. Уметь надо! Сырость сплошная! Ну-ка: радуйтесь и веселитеся! Жизнь — лотерея беспроигрышная.
— Ищу какой-нибудь заказ, найду, наверное, сделаю, а делать — заранее скучно. Приехал из дальних мест друг, учёный-эколог. Он в восхищении от Лёлика! Все вместе решили за кухонным столом: нам жить надоело. Мотива нет. А дети? А дом? А то-сё?.. Это — тоже не мотив. То есть, на земле его вообще нет, а того, что кроме земли — и вовсе не густо. Я не жалуюсь, просто готовлюсь к прыжку, сжимаюсь в точку. Может, останусь там, может, распрямлюсь. Все зависит от мотива. Прозвучит изнутри — прозвучит и снаружи, прозвучит снаружи — аукнется и внутри... Чёрт-те что! В заколдованном круге не заказано лишь путешествие по вертикали. Сорю какими-то идеями, которые здесь растут плохо, зато гастролирующей профессурой растаскиваются просто так, на всякий случай. Перспектива открыта в бесконечность.
— Ну, ты меня трактуешь! Привет! Я же не погибать собрался, а всего лишь доложил, как коллега коллеге о состоянии жизненного своего «инструмента» в целом. Слабые стороны своей души я ведь могу показать другу специально. Коварный такой замысел. На испытание сдержанности. Когда я свою четвёртую в жены повел, то отец мой (жив ещё был в тот год) запричитал, глядя на хрупкое юное создание: «Цыплёнок! Козлёночек! Ой-ёй-ой!...» Я в ответ подыгрывал: «И я, батя, козлёночек ещё». Тут он как сощурится весь, да как зашипит: «Не-е-ет! Ты — козёл опытный!» Так и благословил.
— «У паучка в паутинке застряли ботинки...» — это, дочь, ты в свои два с половиной года сочинила. А ещё через четыре года ты, егоза, изобрела Егозавра. Так трогательно вспоминать детство! Не своё детство, ставшее вдруг продолжением своего… Я радуюсь тому, что ещё очень многие вещи в жизни меня продолжают радовать. Ты — меня, я — тебя, ты — меня, я... Продолжение следует всегда! Например, встречаются два действующих грешника, — у них получается интересный разговор. Или встречаются два бывших грешника — это уже светлый праздник. Эх, дочка! Дыши ровно, жирного не ешь, по пустякам не расстраивайся и без мыла не стирай. Я ложусь поздно. Я по утрам спать хочу. Лёлик кормит меня хорошо — тоже проблема. Имеется живот и отвисшие бока. Едим и молчим, молчим и едим… Качественная тишина не всегда рождается из болтовни! Попугай — мой лучший сотрапезник. Конечно, время от времени накатывает усталость от жизни. Штука стыдная и интимная. Нас, «привязанных» друг к другу, не так уж и много в этом мире, а ниточки между нами — дли-и-инные! Вот, дергаю за ниточку опять. Ты там привязанная или уже отвязалась?
— Светлая твоя головушка и чуткая твоя жизнь радуют всех. Пусть успех, авантюра и счастливый случай не покидают тебя нигде и никогда. Радуйся и радуй! От сердечка сердечку давай. Преображаясь — преображай! Собственно, в этом ведь и состоит то, что именуется «рождением». Теперь у тебя есть свой собственный паспорт. И двойное гражданство. С приятным мгновением тебя, милая!
— Вот какое открытие я для себя сделал, наблюдая, как светлые сказочные тексты влияют на людей — особенно на нынешних «егозавров», людей творческих, которые говорят и живут наособицу. Ведь жизнь их непременно «должна гореть»; они узнают по этому чадящему признаку друг друга и по нему же судят «негорящий» мирный быт. Этические тексты, духовные формулы, сказочность — «горящих» раздражают, как повторение банальностей. Почему? Потому что духовное — это свет. И свет — это не огонь. Свет — это энергия роста, а огонь — сила распада. Огонь никогда не признает силу света, потому что он сам, всецело порождён им. В человеческом мире сегодня противостоят не свет и тьма, как было в начале, а свет и огонь. Вот что мне показалось, когда я читал твоё письмо. Текст не делает открытий и потрясений, но содержит светоносную силу. И это в мире духовн-